Текст книги "Жизнь языка: Памяти М. В. Панова"

Е. Л. Бархударова (Россия), Дэн Цзе (КНР). Концепция М. В. Панова о двух типах фонетических систем в контексте создания национально-ориентированных курсов русской фонетики

В статье «О двух типах фонетических систем» М. В. Панов показал, что важнейшее направление описания звукового строя языка связано с определением соотношения парадигматического и синтагматического планов в его фонетической системе. Оно может быть различным в различных языках, а также в одном и том же языке в различные периоды: «в одни эпохи изменения фонетической системы определяются синтагматическими закономерностями, в другие – верховодит парадигматика» [Панов 1977: 20].

Опираясь на это положение, М. В. Панов разделяет все языки по особенностям их звукового строя на преимущественно парадигматические и преимущественно синтагматические. Звуковая система языков первого типа характеризуется преобладанием парадигматических закономерностей, а звуковая система языков второго типа – преобладанием закономерностей синтагматических [Панов 1977].

Разумеется, преобладание той или иной закономерности не означает ее абсолютного господства. М. В. Панов указывает на наличие языков смешанного типа. Имеются в виду языки, в которых вокализму в большей степени присущи парадигматические закономерности, а консонантизму – синтагматические, или наоборот. К этому можно добавить, что на одном и том же участке фонетической системы возможно сосуществование закономерностей обоих типов. Анализ звукового строя языков с различным соотношением парадигматики и синтагматики подтверждает неправомерность абсолютизации роли парадигматических или синтагматических закономерностей в фонетической системе [Бархударова 1999].

М. В. Панов объясняет обозначенное им типологическое разграничение языков действием в языке одновременно двух тенденций: тенденции к отождествлению и тенденции к разграничению единиц. «Парадигматика определяется необходимостью отождествлять единицы, синтагматика – необходимостью их разграничивать» [Панов 1977: 23]. При этом одна из закономерностей является основной, решающей, а вторая – побочной, второстепенной [Панов 1977: 24]. Однако действуют они всегда вместе. Очевидно, что одновременное проявление двух разнонаправленных закономерностей в любой фонетической системе исключает возможность ее однозначной оценки.

Концепция М. В. Панова является иллюстрацией того, как изначально чисто теоретическое изыскание спустя определенное время находит себе практическое применение. Разделение языков по их звуковому строю на преимущественно парадигматические и преимущественно синтагматические может служить методологической основой для анализа некоторых аспектов фонетической интерференции и соответственно быть использовано в ходе создания национально ориентированных курсов русской фонетики в иноязычной аудитории.

В преимущественно парадигматических и преимущественно синтагматических языках разную роль играют два различных типа чередований, обозначенных в книге Р. И. Аванесова «Фонетика современного русского литературного языка» [Аванесов 1956]. Как известно, в этой работе выделялись, во-первых, позиционные чередования, образующие параллельные ряды, не имеющие общих членов, во-вторых, позиционные чередования, образующие ряды, частично пересекающиеся друг с другом, т. е. имеющие один или несколько общих членов. Иными словами, первый тип позиционной мены звуков не связан с нейтрализацией и определяет лишь не приводящее к нейтрализации позиционное варьирование, а второй – связан с нейтрализацией, когда две или несколько фонем совпадают в своем звучании. Примером первого типа позиционной мены звуков является происходящая под ударением под воздействием последующих мягких согласных мена гласных [у]//[у^,]: ст[у]л – на ст[y]ле. Примером второго типа – редукция гласных в безударных слогах, когда две или несколько фонем совпадают в своем звучании: ср. [о]//[а] (с[о]м – с[а]ма) и [а]//[а] (с[а]м – с[а]ма).

Описывая два названных типа позиционных чередований, Р. И. Аванесов отмечал, что фонетическим системам некоторых языков «преимущественно свойственны чередования первого типа; в значительной же части языков в той или иной степени имеют место оба эти типа позиционных чередований, образуя более сложную фонетическую систему» [Аванесов 1956: 23]. Деление языков на преимущественно парадигматические и преимущественно синтагматические позволяет уточнить это положение: параллельный тип позиционных чередований присущ всем фонетическим системам, пересекающийся тип малозначим для фонетических систем преимущественно синтагматического характера и играет важную роль в фонетических системах преимущественно парадигматического характера.

Соответственно в языках различного звукового строя разный характер носит функционирование фонем. Термин «функционирование» по-разному трактуется в лингвистической литературе. В настоящей статье взят за основу подход, изложенный в работах К. В. Горшковой, согласно которому закономерности функционирования фонем в словоформах «проявляются в том, что в определенных позициях появляются определенные звуки» [Горшкова 1985: 56].

В соответствии с таким подходом функционирование фонем в языках преимущественно парадигматического звукового строя заключается в основном в реализации фонем в звуках и их признаков – в признаках звуков. Такая реализация может быть сопряжена с нейтрализацией звуковых единиц.

В языках преимущественно синтагматического звукового строя функционирование фонем не может быть сведено лишь к их реализации в звуках. В таких языках либо совсем нет позиционной мены звуков пересекающегося типа, либо такая мена играет незначительную роль. Естественно, реализация фонем в звуках никогда или почти никогда не связана с нейтрализацией. Отсутствие или немногочисленность звуковых чередований пересекающегося типа компенсируется в языках преимущественно синтагматического звукового строя ограниченной дистрибуцией фонем.

Так, например, в английском языке позиционно ограничено употребление фонем <h> и <r>: они не могут быть в позициях абсолютного конца слова и перед согласными. В испанском языке в абсолютном конце слова невозможен целый ряд фонем, в том числе фонемы <m> и <r>, а в абсолютном начале слова невозможна фонема <r>.

В немецком языке имеет место ограниченная дистрибуция фонемы <s>, которая не встречается в абсолютном начале слова. В японском языке в абсолютном конце слога не может быть никаких согласных, кроме сонорной <n> – только эта фонема употребляется в позициях абсолютного конца слова и перед согласными: таким образом, существует запрет почти на все консонантные сочетания. Обобщая сказанное, под функционированием фонем следует понимать закономерности реализации фонем в звуках и употребления конкретных фонем в конкретных позициях.

В существующих программах постановочных и корректировочных фонетических курсов, адресованных носителям конкретных языков, вопрос о функционировании фонем, как правило, освещается лишь частично и, главным образом, применительно к изучаемому языку. Между тем всесторонний и лингвистически грамотный анализ аспекта функционирования звуковых единиц применительно как к изучаемому, так и к родному языкам необходим в практических курсах звучащей речи.

Важно отметить, что в фонетике область «бессознательного» шире, чем в других аспектах изучения языка. При этом закономерности функционирования фонем осознаются с особенно большим трудом. Обычно они интуитивно усваиваются носителем языка в детском возрасте, то есть в самом начале изучения языка. Так, ребенок, слыша с рождения грамотную русскую речь, никогда не делает ошибок, связанных с редукцией русских гласных или с позиционной меной звонких согласных на глухие перед глухими согласными и в абсолютном конце слова.

Именно поэтому изучение закономерностей функционирования фонем – наиболее сложная задача в ходе освоения иноязычного произношения взрослыми людьми. Эти закономерности могут предопределять наиболее устойчивые черты иностранного акцента, так как воспринимаются и воспроизводятся бессознательно. А. А. Реформатский указывал, что «если трудности при обучении произношению чужого языка состоят прежде всего в отказе от своих привычных фонологических навыков, то основная их часть связана с распределением фонем по позициям» [Реформатский 1970: 512].

Закономерности функционирования фонем изучаемого языка не воспринимаются учащимися, если они не совпадают с закономерностями их родного языка. Например, при изучении русского языка иностранцы обычно не воспринимают позиционные фонетические чередования, связанные с редукцией русских гласных, меной звонких согласных на глухие в абсолютном конце слова и ряд других.

Закономерности функционирования фонем родного языка при наличии соответствующих позиционных условий переносятся иностранцами на изучаемый язык. Бессознательный характер этого переноса сильно затрудняет его устранение в ходе обучения иноязычному произношению.

В качестве примера акцентной черты в русской речи, обусловленной наличием позиционных фонетических чередований в родном языке, может быть приведена имеющая место во многих акцентах (например, в испанском) мена глухих щелевых согласных на звонкие в позициях перед сонорными, что приводит к одинаковому произношению изучающими русский язык словоформ смей и змей, слой и злой, слова и злого и других.

Описание функционирования фонем в русском языке как языке преимущественно парадигматического звукового строя сводится в основном к описанию их реализации в звуках. Проявляющиеся в иностранном акценте закономерности функционирования звуковых единиц родного языка учащихся могут быть связаны как с позиционной меной звуков, так и с ограниченной дистрибуцией фонем в соответствующей иноязычной системе.

Например, произношение губных носовых вместо переднеязычных перед последующими губными в испанском акценте объясняется наличием позиционной мены [n]//[m] в испанском языке: u[n]arbol ‘дерево’ – u[m]baso ‘стакан’, u[m]fardo ‘тюк’, u[m]mozo ‘юноша’; e[n] habitacion ‘в комнате’ – e[m] vano ‘напрасно’. В соответствии с этой фонетической закономерностью испанского языка в русской речи испаноговорящих встречаются такие ошибки, как *и[m]формация, *ко[m]веер, *зако[m] бы.

Замена губных носовых переднеязычными в абсолютном конце слова в испанском акценте имеет иную причину: она связана с ограниченной дистрибуцией испанской фонемы <m>. На месте конечных русских [м] и [н] носители испанского языка ошибочно произносят испанский носовой альвеолярный [n], что обусловливает одинаковое звучание словоформ слом и слон, сам и сан, том и тон и других.

Говоря об отражении функционирования фонем родного языка учащихся в фонетической интерференции, важно отметить разную степень устойчивости в иностранном акценте явлений, связанных с ограниченной дистрибуцией фонем и с позиционной меной звуков. Характеристики, определяемые синтагматической обусловленностью употребления фонем, довольно часто быстрее «уходят» из акцента, чем черты, связанные с реализацией фонем в звуках, то есть с позиционной меной в родном языке.

Обычно ошибочный перенос позиционной мены звуков может сохраняться в иностранном акценте вплоть до завершающего этапа обучения. Столь же трудным является усвоение фонетических позиционных чередований в иностранном языке, если они не совпадают с чередованиями в родном.

Так, мену глухих на звонкие перед последующими сонорными, как и отсутствие мены звонких на глухие в абсолютном конце слова, изжить в русской речи носителей испанского языка крайне трудно. Между тем обусловленное ограниченной дистрибуцией испанской фонемы <m> смешение [м] и [н] и другие сходные по происхождению смешения в испанском акценте сравнительно легко устраняются.

В акценте китайцев, в том числе почти свободно владеющих русским языком, в конце слова на месте сочетаний гласных с носовыми согласными встречаются носовые гласные: покл[ö]* (поклон), зак[ö]* (закон). Данная черта объясняется тем, что в китайском языке в быстром темпе речи конечные сонанты могут редуцироваться, подвергая назализации предшествующие гласные [Фролова 1978: 105]. Иными словами, имеет место позиционная мена сочетаний гласных с сонорными согласными на носовые гласные.

В акценте китайцев, в том числе почти свободно владеющих русским языком, в конце слова на месте сочетаний гласных с носовыми согласными встречаются носовые гласные: покл[ö]* (поклон), зак[ö]* (закон). Данная черта объясняется тем, что в китайском языке в быстром темпе речи конечные сонанты могут редуцироваться, подвергая назализации предшествующие гласные [Фролова 1978: 105]. Иными словами, имеет место позиционная мена сочетаний гласных с сонорными согласными на носовые гласные.

Русские сочетания некоторых согласных с [и] ([фи], [ви], [си], [зи] и др.) меняются в акценте северных китайцев на сочетания сходных согласных с дифтонгом [eiª]. Данная черта объясняется ограниченным количеством силлабем в китайском языке [Румянцев 1978: 36], что сопряжено с отсутствием целого ряда сочетаний согласных и гласных – таких как lo, so, fe, fi и многих других. Как и большинство ошибок, связанных с синтагматическими свойствами фонем, эта ошибка быстро устраняется и практически не фиксируется уже на среднем этапе обучения.

Таким образом, позиционная мена звуков как параллельного, так и пересекающегося типов создает намного больше проблем при обучении, чем явления, связанные со «скрытой», или «мнимой», нейтрализацией. Исключения из указанного правила достаточно редки. К ним относится, например, запрет на сочетание фонемы <s> с любым согласным в абсолютном начале слова в испанском языке. Вследствие этого запрета перед сочетанием «[с] + согласный» в абсолютном начале русского слова испаноговорящие последовательно произносят призвук [e]: *[e]спасибо, *[e]сказать, *[e]снова.

Рассмотренная ошибка связана с тем, что в китайском языке [j] не сочетается с [и] (лабиализованным гласным верхнего подъема), но сочетается с другими гласными – в частности, с дифтонгом вторая часть которого в восприятии китайца похожа на русский [у] (в силу богатства китайского вокализма слух китайца на участке гласных развит лучше, чем слух русского). Соответственно китайцы произносят такие слова, как пьют, побьют, статью, с дифтонгом тогда как в словах пьёт, побьёт, бельё и подобных им произносится монофтонг

Незначительная разница между китайскими дифтонгом и монофтонгом обычно не воспринимается русскими.

Естественно, работу над произношением русских сочетаний типа тъя в китайской аудитории предпочтительно начинать с сочетаний, более простых для учащихся, – тъя, тъё, тъе. После этого можно перейти к отработке сочетаний типа тъю, причем особое внимание следует уделить противопоставлению тъё – тъю. Кроме того, некоторое «утрирование» произношения [j], которое обычно применяется в методических целях при обучении иностранцев русскому произношению, вряд ли целесообразно в китайской аудитории.

Роль позиционной мены звуков пересекающегося типа в языках преимущественно парадигматического звукового строя обусловливает наличие в них большого количества омофонов (ср. в русском языке: Я сама поймала сома; Весел он был в тот вечер необыкновенно и Весил он в то время целых сто килограммов; Он будет по утрам приходить и Он будит по утрам всех соседей). В ситуациях омофонии значение звуковой формы слова определяется лишь из контекста. Можно при этом указать на ситуации, когда даже из контекста нельзя установить, в каком порядке следуют словоформы-омофоны: ср. Я сама поймала сома и Я сома поймала сама.

В русском языке омофония связана с такими фонетическими закономерностями, как редукция русских гласных (сама и сома, леса и лиса), мена согласных по глухости-звонкости (грипп и гриб, столп и столб, плот и плод, порок и порог), нулевая реализация взрывных согласных (костный и косный). Следует отметить, что имеющие место в русской фонетической системе нейтрализации согласных по месту и способу образования (we[c])i – нё[ш: ]ий, ве[з]ла, вё[с] – вё[ш: ]ий, зано[с']итъся – зано[ш':]ивый, ни[т]ка – ни[ч':]атый, брат [брат] – братский [брáцк'иi]]) не сопряжены с омофонией. Факт этот, безусловно, нуждается в осмыслении: скорее всего, можно говорить о разном системном статусе разных нейтрализации.

В языках преимущественно синтагматического звукового строя омофоны очень редки или вообще отсутствуют. В таких языках либо совсем нет позиционной мены звуков пересекающегося типа, либо она не обусловливает появление омофонов. Омофония чужда носителям этих языков, что обусловливает их стремление различать омофоны в произношении при порождении русской звучащей речи.

Сказанное характерно даже для тех учащихся, которые хорошо знакомы с соответствующим фонетическим материалом. Например, в целом владеющие нормами произношения русских безударных гласных англо– и франко-говорящие, встречая в тексте омофоны, забывали о редукции и читали их, опираясь на графические символы. Практика преподавания показывает, что осознание сущности явления омофонии, характерного для русского языка, значительно облегчает усвоение русской фонетики в иноязычной аудитории [Щукина 2005].

Следует остановиться на еще одном аспекте практического значения концепции М. В. Панова о двух типах фонетических систем. Предложенное М. В. Пановым разделение языков на преимущественно парадигматические и преимущественно синтагматические позволило по-новому осветить проблему «взаимоотношений между закономерностями существования и развития фонетической системы и движением орфоэпических норм» [Горшкова 1980: 83]. Степень орфоэпической вариативности в том или ином языке может определяться помимо иных причин внутрилингвистическими факторами.

В работах Р. И. Аванесова, М. В. Панова, К. В. Горшковой и других исследователей было показано, что в языках, звуковой строй которых зиждется на двух типах позиционной мены звуков, параллельном и пересекающемся, фонема как член языковой системы имеет парадигматическое устройство [Аванесов 1956; Панов 1979; Горшкова 1980].

В работах К. В. Горшковой было сформулировано важное для описания языковых систем преимущественно парадигматического характера понятие парадигмы фонемы: «Парадигма фонемы – это иерархически организованная система единиц, связанных отношением позиционной мены в пределах морфемы, заменяющих друг друга в различных позициях и не способных противопоставляться друг другу в тождественных позициях» [Горшкова 1980: 80].

Парадигма фонемы не сводится к совокупности всех ее аллофонов. Аллофоны фонемы – это все типы реализации данной фонемы (основной представитель и различные модификации). Членами же парадигмы данной фонемы являются единицы, которые, находясь в отношениях позиционного чередования, обладают разной степенью различительной способности и разной сочетаемостью.

Например, парадигму фонемы <б> образуют сильный член парадигмы >>б>>, который связан с появлением фонемы в абсолютно сильных позициях (зубы [зyбы]), и слабые члены парадигмы <<б1>>, <<б2>>, <<б3>>, которые соответственно выступают в позициях: 1) сильных по глухости-звонкости, но слабых по твердости-мягкости (зубник [зубн’ик]); 2) сильных по твердости-мягкости, но слабых по глухости-звонкости (зуб [зуп]); 3) слабых как по твердости-мягкости, так и по глухости-звонкости (зубчатый [зyпч’ьтъiª]).

При этом чем больше членов у парадигмы, чем сложнее ее устройство, тем больше разброс варьирования данной фонемы в речи [Горшкова 1980: 82]. Широкое варьирование, допускаемое системой, не может не быть сопряжено с орфоэпическими ограничениями. В подобной ситуации орфоэпическая норма закрепляет ограниченное число вариантов произношения или орфоэпическая вариативность вообще отсутствует. Напротив, при минимальном варьировании норма как бы оформляет ту, порой единственную, возможность системы, которая определяется законами ее функционирования [Горшкова 1985: 72].

Речь идет о внутриязыковых причинах – механизме непосредственного влияния звукового строя языка на особенности орфоэпической нормы независимо от факторов социального порядка. В фонетических системах преимущественно синтагматического характера звуковой облик морфа характеризуется единообразием и проблема орфоэпической нормы не имеет большой остроты: норма может быть «не строгой», такая норма социально не выразительна.

В языках же с преимущественно парадигматическим звуковым строем морф обычно представлен целым рядом алломорфов. Например, в различных формах слова вода могут быть представлены алломорфы – [вод]– (воды), – [вад]– (вода), – [въд]– (водовоз), – [вот]– (вод) и др. В этом случае при большом диапазоне орфоэпической вариативности выполнение языковыми единицами отождествительной функции было бы сильно затруднено. Соответственно норма должна быть «строгой». «Отклонения от нормы подобного рода, – указывает К. В. Горшкова, – всегда оказываются социально значимыми и могут манифестировать принадлежность говорящего к возрастной группе общества, свидетельствовать о его образовании, уровне общей культуры и т. п.» [Горшкова 1985: 72].

Иными словами, большая фонетическая вариативность ограничивает диапазон орфоэпической. Упомянутое выше явление омофонии, имеющее место в основном в языках преимущественно парадигматического звукового строя, является частным случаем этой проблемы. Подобно тому как в языке существует компенсаторная взаимозависимость между планом содержания и планом выражения, семантическими и формальными различиями, парадигматикой и синтагматикой [Зубкова 1999: 186–195, 220], возможны взаимокомпенсаторные отношения между фонетической и орфоэпической вариативностью.

Степень жесткости орфоэпической нормы родного языка учащихся является фактором, оказывающим влияние на успешность процесса овладения русским произношением. Для многих учащихся – носителей языков с преимущественно синтагматическим звуковым строем – относительная свобода орфоэпической вариативности родного языка может быть противопоставлена орфоэпической ситуации в русском языке.

Сопоставляя звуковой строй немецкого языка с русским, Л. В. Щерба указывал, что «в немецком языке колебания в произношении гораздо более значительны» [Щерба 2002: 146]. Британскими фонетистами признается сосуществование минимум трех вариантов произношения в рамках господствующего RP (Received pronunciation) и при этом отмечается, что молодое поколение отвергает RP в силу того, что оно ассоциируется с чем-то неестественным, специально утвержденным [Gimson 1980: 87–92].

В испанском языке в ряде случаев возведена в норму зависимость вариантов, в которых происходит нейтрализация фонем, от индивидуальных особенностей речи говорящего. Так, в позиции конца слога нейтрализуются испанские напряженные и ненапряженные взрывные. При этом, как указывает испанский фонолог Аларкос Льорач Эмилио, выбор соответствующей языковой единицы определяется особенностями произношения того или иного носителя языка.

Сам исследователь отдает предпочтение щелевому ненапряженному варианту, однако считает вполне приемлемым и смычный напряженный вариант: capsula [cabsúla] и [capsúla] 'капсула' [Alarcos 1975: 184–185]. Таким образом, допускаемые орфоэпической нормой варианты произношения взрывных в позиции нейтрализации совпадают по звучанию с единицами, противопоставленными друг другу в качестве смыслоразличительных в сильных позициях: например, перед гласными.

Степень жесткости орфоэпической нормы в родном языке учащихся является фактором, оказывающим влияние на успешность процесса овладения русским произношением. Естественно, что человека, который не привык к соблюдению строгой орфоэпической нормы в родном языке, раздражает требование соблюдения такой нормы в изучаемом.

Вместе с тем отсутствие строгой нормы в родном языке приводит ко множеству индивидуальных особенностей в речи каждого из его носителей. Эти индивидуальные особенности проявляются и на русской «почве». Поэтому в формально однородной в языковом отношении аудитории преподаватель фактически встречается не только с общими, но и с разными фонетическими навыками.

Например, упомянутая вариативность в реализации испанских взрывных в абсолютном конце слога делает возможным наличие как глухих взрывных, так и звонких щелевых в позиции перед последующими глухими в русской речи испаноговорящих учащихся. Первый вариант соответствует произносительным нормам русского языка, второй – обусловливает акцентные черты в речи носителей испанского языка.

Вариативность произношения в родном языке определяет разные возможности для использования положительного переноса в работе с иностранными учащимися. Стремясь учесть индивидуальное произношение в процессе обучения русской фонетике, Д. Джонс и Д. Уорд в книге The Phonetics of Russian упоминают о непридыхательном произношении английских глухих согласных некоторыми носителями английского языка в некоторых позициях и рекомендуют именно так произносить глухие согласные в русском языке. Русские [с] и [з] в книге предлагается произносить так, как произносят некоторые англичане звуки [s] и [z] в таких словах, как assume и presume [Jones, Ward 1969: 84, 130] (курсив наш. – Е. Л. Б., Д. Ц.).

В указанном отношении перспективным представляется учет территориальных вариантов литературного языка. В частности, при обучении русской фонетике англоязычных учащихся необходимо помнить о различных особенностях произношения говорящих на лондонском, бруклинском, шотландском и других вариантах английского языка.

В качестве иллюстрации можно указать на некоторые черты произношения шотландцев, которые должны быть приняты во внимание в ходе обучения этого контингента артикуляции русских гласных. Звук [i: ], имеющий в английском языке дифтонгоидный характер, шотландцы произносят как однородный, отличающийся от [i: ] в RP. Это облегчает постановку русского [и]. В то же время звук [ә] в их произношении отсутствует, что может вызвать у шотланцев большие трудности при усвоении русского безударного вокализма, чем у придерживающихся RP.

В настоящей статье затронуты лишь некоторые аспекты возможности использования концепции М. В. Панова о двух типах фонетических систем для решения задач практической фонетики. Сопоставительный анализ звукового строя «контактирующих» языков и объяснение явлений фонетической интерференции с опорой на данную концепцию открывает широкие перспективы для совершенствования национально ориентированных курсов русской звучащей речи в иноязычной аудитории.

Литература

Аванесов 1956 – Аванесов Р. И. Фонетика современного русского литературного языка. М., 1956.

Бархударова 1999 – Бархударова Е. Л. Русский консонантизм: типологический и структурный анализ. М., 1999.

Горшкова 1980 – Горшкова К. В. О фонеме в языке и речи // Slavia orientalis. DXXIX. № 1/2. Warszawa, 1980.

Горшкова 1985 – Горшкова К. В. Фонетика // Горшкова К. В., Мустейкис К. В., Тихонов А. П. Современный русский язык. Ч. I. Вильнюс, 1985.

Зубкова 1999 – ЗубковаЛ. Г. Язык как форма. Теория и история языкознания: Учеб. пособие. М., 1999.

Панов 1977 – Панов М. В. О двух типах фонетических систем // Проблемы лингвистической типологии и структуры языка. Л., 1977.

Панов 1979 – Панов М. В. Современный русский язык. Фонетика. М., 1979.

Реформатский 1970 – Реформатский А. А. Фонология на службе обучения произношению неродного языка // Реформатский А. А. Из истории отечественной фонологии: Очерк. Хрестоматия. М., 1970.

Румянцев 1978 – Румянцев М. К. К проблеме слогофонемы // Вестник МГУ. Сер. 13. Востоковедение. 1978. № 2.

Фролова 1978 – Фролова М. Г. Теоретическая фонетика китайского языка: Курс лекций. М., 1978.

Щерба 2002 – Щерба Л. В. Преподавание языков в школе: Общие вопросы методики: Учеб. пособие для студ. филол. фак. 3-е изд., испр. и доп. М., 2002.

Щукина 2005 – Щукина О. В. К вопросу об изучении редукции русских гласных в иноязычной аудитории // Слово. Грамматика. Речь. Вып. VII: Сб. научно-методических ст. по преподаванию РКИ. М., 2005.

Alarcos 1975 – Alarms L. E. Fonologia espanola. La Habana, 1975.

Gimson 1980 – Gimson A. Ch. An Introduction to the Pronunciation of English. London, 1980.

Jones, Ward 1969 – Jones D., Ward D. The Phonetics of Russian. CaМВridge, 1969.