Текст книги "За стеной сна"

Галина Фёдорова-Косарева

Галина Фёдорова-Косарева – прозаик, поэт, член Союза журналистов, Союза писателей России и Интернационального Союза писателей.

Родилась в городе Челябинске. После окончания факультета журналистики Уральского государственного университета (Свердловск) работала в редакциях газет Архангельска, Свердловска (Екатеринбурга), Кондинского района ХМАО – Югры.

Автор множества журнальных публикаций, нескольких книг прозы, поэзии, публицистики, причём две из них изданы Интернациональным Союзом писателей. Имеет три литературные медали.

Произведения Галины Фёдоровой-Косаревой учат читателя добру, состраданию, вере в чудо.

На самом деле

Сегодня вечером, привычно просматривая сообщения на «Фейсбуке», я отметила пост очень успешного челябинского драматурга Константина Рубинского. По судьбе я дружу с местными авторами, именно там, в моём родном городе, меня и принимали в Союз писателей России.

На этот раз внимание привлекли не информация или фотографии, не новые стихи моих дорогих друзей, а снимочки Питера и текст, который вдруг – резко, больно – вызвал у меня приступ ностальгии.

Цитирую: «…счастье – это когда от твоего дома до Таврического сада, и до Невского, и до Фонтанного дома Анны Ахматовой – десять минут пёхом.

Когда ты проходишь не спеша эти десять минут и заходишь в Фонтанный дом, в его приснеженный сумрачный сквер, а в музее – вечер любимого с детства поэта, трогательно стоического и негромкого Александра Кушнера, с первой книжкой которого ты четверть века назад заявился гостить в Петербург…» Значит, Константин Рубинский снова гостит в Питере и ставит свои пьесы?!

Так это или не так, но строчки его путевого писательского дневника мгновенно возвращают меня в юность, на берег Невы, в дождливый Ленинград… Многоточие тут стоит на своём законном месте. И не только потому, что мои гостевания в Северной столице запали в душу навсегда… Там и сегодня живут мои подруги. Зовут: «Приезжай!» Питер любим беззаветно, он глубоко укоренён в моём сердце, так, что иногда я думаю: наверное, в предыдущих воплощениях я жила в нашей Северной столице долгие годы… Возможно, это и есть моё настоящее искреннее желание – ещё разочек побывать в Петербурге.

Но обычно я не думаю об этой своей нереализованной мечте – всегда жить в Питере, гулять по набережной Невы и иногда позволить себе дотронуться рукой до мрамора белых холодных скульптур…

Вспоминаю бессмертные строчки Осипа Мандельштама: «Я вернулся в свой город, знакомый до слёз, до прожилок, до детских припухлых желёз…» Эти слова вызывают у меня слёзы… Любопытно, что сборник стихов Мандельштама мне привезла из столицы в подарок моя дочь. А потом, когда мы с мужем оказались на отдыхе в деревеньке в 250 километрах от Екатеринбурга, в местной библиотеке я взяла почти такую же книжку. И две недели наслаждалась стихами Осипа Мандельштама. Это Питер прислал мне свой привет.

Я желаю многого. Издавать книжки, встречаться с читателями, желаю здоровья и благополучия близким… Но почти никогда никак не формулирую вот это своё сокровенное желание: «Побывать ещё разочек в Питере». Вот и сформулировала…

И всё же сегодня я пишу не о Питере. Или не только о Питере. Я о самих наших желаниях…

Иногда мы совершенно искренне думаем, что хотим того-то и того-то. И составляем программы на год или на месяц: купить, сделать, получить в подарок… Я писала такие программы несколько лет… потом забросила. И на это были свои веские основания.

Мы так рвёмся реализовать наши мечты и намерения… идём в храм и слёзно просим исполнить наши хотелки… Привозят мощи святого Николы – в очередь встаём и стоим шесть часов, чтобы поклониться святыне, и это бы хорошо. Но ведь мы стоим со своей конкретной просьбой в голове. Надеемся, что святой исполнит наши сиюминутные пожелания. Или спешим порой к святым могилам и в записочках по пунктам излагаем наши проблемы небесным покровителям. Как будто они сами не знают! Поступить в вуз. Выйти замуж. Родить дитя. Купить квартиру. Или что попроще. Обменять комнату. Приобрести колечко. Получить повышение по службе… и так далее… и тому подобное…

Вчера был особенный день. Второе февраля – 02.02.2020. Замечательная цифра. Врата судьбы. В сумме восьмерка. Знак бесконечности. Зеркало. Палиндром. «А роза упала на лапу Азора» (Афанасий Фет) или строчка Гавриила Державина «Я иду с мечом, судия». Знакомо с юности.

Более того, впереди в феврале нас ждут ещё две красивые даты: 20.02.2020 и 22.02.2020. Получается как бы зеркальный коридор, по которому надо пройти аккуратно, собранно, совершая добрые поступки. Двойка – знак партнёрства, неспешного движения, умения ценить простые радости…

В Интернете множество советов, как в эти дни надо загадывать желания, чтобы они точно исполнились… Нумерологи предлагают тысячи способов пустить эту красоту себе любимому на благо.

Желать в этот день – собственно, как и в любой другой день года – мира на Земле, победы Света и Добра, как и здоровья близких, благополучия рода, гармоничного развития страны и планеты – тут у меня нет вопросов. Такие размышления – как и ежедневные молитвы – всегда на благо планеты и человека. Но если вы верите в магию цифр, то ваше пожелание в этот день будет нести большую эмоциональную силу – и в информационном поле, возможно, будет услышано… Вот что – наши пожелания могут вписаться в программу работы земного компьютера… Или Бога. И приняты к исполнению… Коллективные пожелания – особенно общие молитвы – тем более могут быть восприняты информационным полем ноосферы.

И тут самое главное, чтобы ваши мечты, об исполнении которых вы просите, совпали с тем планом, который разработан для вас высшими силами. План есть, существует, это своего рода договор, который вы заключаете, отправляясь в прекрасное путешествие на Землю. Вы отправляетесь не просто в воплощение, вы идёте в школу. Это учёба. А уроки, которые преподносит нам жизнь и которые нам так часто не нравятся, кажутся слишком жестокими, были в основном указаны в договоре. Вы сами его подписали! Вы сами в своё время согласились с данным сценарием своей жизни – а теперь хотите изменить свою программу и обращаетесь к святым… идёте в храм… просите…

Святые порой пожалеют, больно слёзно просите, да и выполнят вашу просьбу. Сами потом долго расхлёбывать будете… Ибо за всё надо платить.

Попросите денег, например. И вдруг умирает ваш родственник – и вам остаётся наследство. Как вам такой вариант?

Попросите здоровья болящему. Он выйдет из комы и ещё несколько дней поживёт, помучается… Продлятся его страдания…

Те же самые кирпичи упадут на вашу голову, если вы, прислушавшись к советам интернетовских магов и ведуний, будете колдовать, загадывая желания и отправляя их Вселенной в виде пепла от сожжённых записочек, например… Возможно, вы получите желаемое… Но… Счёт обязательно вам будет предъявлен – и вам придётся его оплачивать – а то, возможно, и вашим детям. Потому как вы своевольно выходите за границы выданного вам на всю вашу жизнь бюджета! Да, возможно, вам дадут новый кредит. Только повторяю – платить придется за всё!

Сто раз надо подумать, прежде чем закидывать в тонкий план мячики со своими хотелками!

На самом деле, если ваши желания совпадают с намерением Вселенной, с пунктами вашего договора, то они исполнятся. А если не совпадают – то уж не обессудьте!

Ну и что, что я люблю Питер. Мало ли кто его любит! Такой город, что не любить его невозможно… Если хоть раз в нём побывал… Невозможно забыть…

Но если бы мне по судьбе он был предназначен, наверное, я бы просто поехала по распределению не в Архангельск, а, скажем, в Ленинград. Или вышла бы там замуж, например. Кавалер из Ленинграда у меня, кстати, был. И он даже познакомил меня со своей семьёй. Но… не сложилось.

И всё же иногда я думаю, что судьба предоставляла мне некий шанс, но я не сумела им воспользоваться. И в одной из многовариантных вселенных, возможно, я живу в Питере… Но в нашем мире я упустила свой шанс, точка бифуркации была пройдена – и моя лодка поплыла дальше по другому руслу. Вариантов в договоре предполагается несколько… Так я полагаю…

И даже во сне мне не показывают Питера. Вот и угадывай свои глубинные желания… Стоит ли?

Но иногда точно стоит. В жизни человека есть вехи, которые разделяют отдельные временные периоды. Например, когда юноша или девушка выбирают будущую профессию. Здесь и надо поймать своё главное желание. Хочу делать то-то и то-то. Поймать и не отпускать. И тогда тебе не придётся потом работать всю жизнь. Потому что это будет не работа, а удовольствие и наслаждение…

Некоторые психологи советуют: делай что хочешь; не делай, чего не хочешь. И будешь счастлив. Если это относится к выбору профессии, то это так.

Но для повседневной жизни не подходит. Надо и полы мыть, и унитазы чистить… Просто надо! Не подходит и для форс-мажорных обстоятельств. Хочешь не хочешь, а пожар тушить в своём доме бегом побежишь…

Широко известны слова, которые часто употреблял в своих сочинениях Лев Толстой: «Делай что должно, и пусть будет что будет». На самом деле это перевод французской поговорки: «Fais се que tu dois, et advienne qui рошта». Однако впервые похожую фразу сказал древнеримский император Марк Аврелий. Его вариант звучал так: «Делай что должен, и свершится то, чему суждено».

Тут проявлено полное доверие ситуации, которой управляют высшие силы. Ну а человек должен исполнять свой долг – родительский или сыновий, воинский, долг гражданина… То, что он обязан делать согласно приказу командира, клятве врача или по внутреннему убеждению…

В вечерний цикл ежедневных молитв включена молитва вторая святого Антиоха, в которой есть обращение к Иисусу Христу с просьбой никуда от молящегося не отлучаться и всегда в нём почивать. Так вот, в том случае, если Христос всегда почивает в сердце человека, каждый его поступок, совершённый по внутреннему убеждению, и будет исполнением Божественной воли.

Если воля ваша и воля Вселенной совпадают на все сто – тогда человек становится свободным. Но к этой свободе надо идти всю жизнь. Иногда – несколько жизней… А пока идёшь, ненароком чёрненькие хвостатые под ногами мешаться будут… Желания всякие подкидывать… Соблазнами с толку сбивать… Пройти надо будет через воду, огонь и медные трубы…

И потому, свободный человек, пожалуйста, забудь о гордости. Глаза в пол. Скромность. И вечная пахота. И никаких записочек Небу. Оно и само все твои нужды знает. Будешь честно своё дело на Земле делать, служить силам Света, глядишь, и получишь подарок от госпожи Судьбы. Окошко приоткроется. Тогда не теряйся – бери скорее дар Неба. Иначе окошко захлопнется – и поплывёшь дальше на своей лодочке по реке жизни…

Любовь Филимонова

Любовь Александровна Филимонова родилась в Минске. В 1971 году окончила Литературный институт им. Горького. Стихи и рассказы публиковала в газетах и журналах: «Маладосцъ», «Полымя», «Неман», «Беларусь», «Сельская молодёжь» и др.

Выпустила сборники стихов «Стазвоны» (1974), «Гучныя фарбы» (1978), «Iмправiзацыя» (1988), сборник рассказов «Пад шолах ветразяу» (1981), роман «Око дракона» (2017), «Шестое чувство» (псевд. Александра Касс, 2014) и др.

В её активе переводы книг: «Победа», Петер Швейцер (1995), «Люди чёрного круга», Р. Говард (в сб. Р. Говарда «Конан», 1997), переводы польской фантастики (в сб. «Воля Дракона», 2020) и др.

Член Союза белорусских писателей.

Скит не спит
Из цикла «Мозаики Тоннеля Перехода»

От автора (предисловие)

Да, то, о чём трубили столько лет предсказатели, экстрасенсы, ясновидящие, а также Великие Книги, действительно произошло. (Невзирая на то, что большинство так и не увидело, не поняло, что это уже произошло.) В то время, как часть людей продолжала жить на Земле в обычном, привычном своём мире, наполненном страхами, угрозами, борьбой за власть, неопределённостью будущего и всякими прочими сволочизмами, – другая часть отправилась в открывшиеся перед ними входы в Тоннель. Тот самый, Тоннель Перехода, который вёл их в другую жизнь, в мир новых энергий. Туда же, куда ушли в своё время майя и многие другие «исчезнувшие» (как долгое время считали учёные) народы.

И хотя «перешедшие» люди уже давно освоились в «своих» мирах, жизнь в самом Тоннеле продолжалась.

В потоке событий

Недавнее событие всколыхнуло всё Междумирье. В Главный отрог Тоннеля неожиданно влетел метеорит. Точнее, осколок от метеорита. Пробив дыру в стене Тоннеля, намертво застрял в ней. Стена в этом месте сразу затвердела, превратившись из вращающейся как смерч, вибрирующей энергетической среды – в твердокаменную.

Это прямое попадание метеорита стало настоящим событием для всех Миров, изрядно встряхнув их в самом прямом смысле. Это почувствовали буквально везде: где-то больше на физическом, где – на эмоциональном либо на частотном уровне.

…Застрявший в стене магистрального Тоннеля кусок небесного камня был похож на самый обычный камешек. Если бы не одно «но». В полной темноте он начинал светиться неярким желтовато-белым светом, похожим на лунный. Но и это ещё не всё. Все, кто находился поблизости, ощущали исходившее от камня тепло. Было в нём и ещё что-то, не очень-то объяснимое словами. Поговаривали, если потереть камень, то исполнятся три твоих заветных желания.

Правда, об этом исполнении метеоритом желаний статистика пока ничего не говорила, но людям в это почему-то верилось. По крайней мере, поток странников в этой части лабиринта значительно увеличился.

Конечно, Вику Путешественнику проще было бы расположиться на длительную медитацию в одном из Миров, – там были специально отведённые для медитаций и для частотной настройки места. Но Путешественники – дети Вселенной. Дорога – их дом.

Его, Вика, Вселенской дорогой и был Тоннель. Здесь ты принадлежишь сам себе, а не сообществу в каждом конкретном из Миров с их чёткими табу, законами и правилами.

Путешественник выбрал место для своего скита именно здесь, в Тоннеле, рядом с метеоритом – космическим странником. И вовсе не для исполнения своих желаний, – привлекало само соседство с незваным гостем.

Вик, как и положено, подал в Бюро Времени заявку на месяц медитаций (официально это формулировалось: «взять каникулы на месяц»).

Эта заявка позволяла каждому, кто намеревался провести это время «на каникулах» (в нирване, в самадхи, в глубокой медитации – называйте как хотите), впоследствии получить продление своей жизни на большой отрезок времени (время медитации, умноженное на соответствующий коэффициент). Правда, при одном условии: медитирующие не должны прерывать заявленный срок медитации или вступать в это время в контакт с другими людьми.

В Конструкторском Бюро утверждали, что эти медитации помогают созданию энергозащиты вокруг Миров. Поэтому «бдения в скиту» приветствовались и ценились, равно как и способность человека владеть медитативным состоянием.

Вик решил уйти в медитацию не столько ради продления жизни. Просто ощущал, что самое интересное его ждёт не «там, за ближайшим поворотом», а где-то внутри него самого. И настоящее чувство свободы – это не ускользающая тень того, за чем он гонялся раньше, а чувство, затаившееся где-то в глубине его сознания.

А осколок метеорита, который в народе назывался Волшебный Камень, – похоже, и есть талисман, охраняющий от всего внешнего, теперь уже казавшегося ненужным.

Вик плотнее завернулся в плед, от этого его движения его «ласточкино гнездо» качнулось.

Место чуть повыше осколка метеорита, где и прикрепил он свой гамак, казалось ему идеальным для того, чтобы оказаться вне времени и пространства. Без еды, без движения, в узком гамаке, с небольшим запасом воды он рассчитывал выдержать этот месяц довольно легко.

…Первое время Путешественник невольно вздрагивал, когда его плотный гамачок, который он назвал ласточкиным гнездом, покачивался от малейшего движения. Но постепенно привык.

…Его внимание привлёк знакомый звук. Подвывание моторчика капсулы, едва слышное… Но уж ему-то, старому Путешественнику, были знакомы все оттенки этих звуков – от урчания сварливой голодной лисы – старых самодельных моторчиков, – до лёгкого, еле слышного посвистывания современных скоростных малогабаритных моторов капсул.

Капсула остановилась возле метеорита. Что, впрочем, его не удивило.

Из неё вышли двое…

Нет повести печальнее?

Вик пошевелился в своём «ласточкином гнезде», заворачиваясь в плед, как бабочка в кокон. От неподвижной позы кровь бежала медленнее и становилось немного зябко. Пока это было всё, чего он достиг за два дня бдения в «гнезде». Выходит, что он ещё не полностью закрылся в своём личном пространстве от внешнего мира. Как говорится, ещё не «окуклился».

Он уже привык к гостям у подножия. Порой это были сталкеры с большими клетчатыми баулами. Судя по всему, в них они перевозили добро, раздобытое в аномальных зонах Тоннеля. Дважды пролетели мимо стайки привидений, оглашая пространство тихими завываниями. (Кстати, почему они всегда летают стаями?)

Было и несколько капсул с переселенцами.

У Волшебного Камня часто останавливались и капсулы с экскурсантами. От этих шума было больше всего. Они, громко переговариваясь, подпрыгивали, пытаясь дотянуться до метеорита, чтобы загадать свои желания.

Раз в день появлялись клинеры с оранжевыми прицепами, чтобы убрать мусор после посетителей: как-никак, место вокруг метеорита – местная достопримечательность.

По вечерам лишь одинокие путешественники с неизменным упорством бороздили темноту лабиринтов Тоннеля.

На Вика никто не обращал внимания. Он был вне зоны обозрения. До него не доставал свет светильников, равно как и свет фонариков. Его конусообразное убежище издали было похоже на большое осиное гнездо и почти сливалось с серой стеной. Если кто и примечал его «гнездо», то наверняка принимал за домик какого-нибудь «летучего мыша» из Тоннеля.

Вик, чтобы лучше сконцентрироваться на внутреннем покое, пытался преобразовать всё это в считалку, типа: «одна капсула, две капсулы, три капсулы, четыре…».

– Подсади, я не достаю… – сказал один из парней, копошившихся у подножия Волшебного Камня.

– Да нужно тебе это… – ответил второй. – Я, если честно, не очень-то в это верю.

Эта вновь прибывшая парочка, не замечая Путешественника в его «гнезде», весело переговариваясь, чем-то скоблила по стене. Вик накрылся с головой, чтоб не слышать этот скрежет. Звуки стали потише.

И если б не резкий запах, то, может, Вику удалось бы погрузиться в нирвану. Похоже, парни зажгли какие-то ароматические свечки в плоских стаканчиках. И резкие запахи свежей краски говорили о том, что ребята ещё и что-то начали рисовать красками на стене, весело перекрикиваясь. Тоннель их забери, не хватало ещё этих граффитистов! Муралисты хреновы! И как Вик ни заворачивался в плед, запах краски доставал его всё больше.

Интересно, что люди сохранили всё те же привычки, старые как мир. Что бы вокруг них ни менялось, а они всё по-прежнему норовят привязать к шаманскому дереву свою ленточку; кто-то трёт рукой камень, загадывая желания, кто-то клеит к стене записки с пожеланиями, – как на Стену Плача. А кто-то вот рисует граффити.

Вик вздохнул, постаравшись зарыться поглубже в свою нору, чтоб его не доставали эти резкие запахи.

– Что вы делаете? Отойти от стены! – услышал он чей-то окрик.

Похоже, сюда подтянулся ещё кто-то.

Шум внизу усилился. Вик недовольно приоткрыл глаза и осторожно выглянул из кельи.

В слабо освещённом пространстве площадки перед молодыми ребятами стояли двое вновь прибывших. Блестящие пуговицы и кожаные кокарды говорили о том, что это сотрудники Контроля за порядком. В такие службы чаще всего набирали ребят из этнодеревень, вроде Деревни Майя. Майанцы выделялись среди остальных смуглыми широкими лицами и массивными носами.

Похоже, назревал конфликт.

Вик давно не встречал здесь конфликтных ситуаций. Но Тоннель есть Тоннель. В этом пространстве, где встречались потоки несгармонизированной энергии, всё было возможно.

Путешественник волей-неволей слушал то, что происходило внизу.

– Ты почему рисуешь здесь наш символ? – грозно вопрошал охранник, судя по всему, у одного из художников. – Ведь это наше солнце, как ты смеешь?

– Но я не символ рисовал, а человека, – парень старался говорить примиряюще, словно оправдываясь. – Я девушку здесь рисовал, любимую… свою, кстати.

– Так, значит, эта девушка – из наших, коль символ солнца ты на ней рисуешь?

Грубоватый мужчина изъяснялся довольно странно, ритмичными фразами, на трэшке – смеси языков, среди которых преобладал староиспанский. А парень, отвечая, скорее всего, машинально подражал его высокопарному стилю, а может, и рассчитывал тем самым как-то умиротворить мужчину.

– Из ваших?.. Из каких? Из майя?

– Да что ты знаешь о своей девчонке?

Вмешался второй голос, судя по всему, это был друг парня:

– С охраной бесполезно спорить, Рома.

– А, так ты – Рома, автор той мазни? – ответил мужчина грубым хрипловатым голосом.

Путешественник знал, что «ромами» в народе неформально называют обитателей Первоначального Мира. Очевидно, намекая на их цыганскую судьбу. Ведь этот Мир заполнен переселенцами с Земли, которые всё «сидят на чемоданах», ещё не решив, куда податься. И Земля перестала быть им домом, и новый мир этим домом пока не стал. Переселенцы нуждались в помощи психологов, и, потом, их ещё ждала перенастройка.

– Но это не мазня – портрет любимой…

Второй парнишка тихо сказал Роме:

– А если это кто-то из её родни?

– Я попрошу, не трогай надпись, – Рома обратился к мужчинам.

– Не положено, – ответил второй охранник. Но первый, с хриплым голосом, был настроен к парню более враждебно.

– Так как её зовут, ты имя знаешь?

– А имя её Джули, и она…

– Ах, Джули? Как ты смеешь здесь имя дочери моей произносить?

– Но, может, то совсем другая Джули? – вмешался второй парень.

– Какая разница? Все наши женщины – для наших. Чужих к себе не примем, не надейся.

– Но ведь её я встретил в Мире Сказок…

– Да, моя дочь там учится рисунку… Так это, судя по всему, она… – грубо оборвал его более пожилой мужчина. – Забудь её! И больше чтоб я тебя не видел и не слышал.

Голоса внизу стали тише. Вик спохватился, поймав себя на том, что напрягает слух, словно ему было какое-то дело до того, что будет дальше. Но, по большому счёту, какое ему дело до чьих-то проблем, до чужих страстей, конфликтов и разборок? Разве он здесь ради этого?

Путешественник постарался расслабиться, дыша полным дыханием йоги, начиная с живота, как учил его учитель. Кажется, помогло. Показалось, что тело окутывается лёгким теплом. Он начал считать про себя: «Раз слон… – ох, Тоннель его побери, -.. раз капсула, два капсула, три капсула…»

Шум разговора внизу, показалось, совсем затих.

«.. двести тридцать одна капсула…»

Скрежет по стене снова привлёк его внимание. Вик приоткрыл глаза и снова с неудовольствием выглянул из «гнезда»: «Когда они там, наконец, успокоятся?»

Двух парней уже здесь не было. Один из контролёров расставлял под торчащим в стене осколком метеорита какие-то свечки, скатанные в шарики, – очевидно, самодельные. Второй мужчина, отец Джули, – старательно соскребал со стены изображение девушки.

– Достань воск священных пчёл, – попросил спутника отец Джули, закончив отчищать стену от краски. – Самый раз почистить пространство и нашу судьбу от чужих воздействий.

– Да, мы дали молодёжи слишком много воли. В наше время всё было по-другому.

– Не для того мы открывались миру, чтоб наших женщин кто-то уводил, – по-прежнему ритмичным слогом отвечал отец Джули.

– Вихо, сейчас мы проведём священный обряд очищения – и всё будет по-нашему, – ответил второй майанец.

Порылся в своём бауле, достал какие-то снадобья.

– Нам не хватает крыла летучей мыши, – заметил он.

– А что это там? – отозвался старший, подняв голову и вглядываясь в «ласточкино гнездо».

Он даже подошёл поближе к висевшему рядом с Волшебным Камнем гамаку Вика.

Вик невольно съёжился, заметив это повышенное внимание к своему убежищу. Ну не прерывать же ему сейчас медитацию из-за них! Тем более, по условиям Бюро Времени это запрещено. Никакого общения с внешним миром!

– Ведь это вроде как гнездо мыша Тоннеля?

Второй майанец немного помедлил с ответом, затем недоверчиво спросил:

– А где же здесь гуано?

Вихо задумался, вглядываясь в пространство вокруг «гнезда» и что-то соображая.

– Да, пожалуй, это не оно, – в конце концов решил он.

Вик облегчённо перевёл дух. Не хватало ещё ему начать выяснять отношения с этими суровыми ребятами из этнодеревни майя. Попробуй объясни им, что он делает тут, у них над головами! Наверняка нашли бы повод прицепиться и к нему.

– Ну ничего, – примиряюще заметил второй майанец, – мы заменим крыло травой маури. Думаю, подействует.

– Да, но если это не подействует, у нас есть кое-что ещё в запасе, – ворчливо ответил старший. – Но это мы оставим на потом. Да, Тээджин, вернёмся к нашему разговору. Так ты согласен взять мою дочь в жёны?

– А что ты дашь в придачу к ней? – с хитрой усмешкой спросил Тээджин. – Эти современные девушки – они такие непослушные, сам видишь!

Вик, слегка расслабившись, краем глаза незаметно наблюдал, как они поджигают в маленькой тарелочке сухие травы из мешочков, прикреплённых к поясу, какие-то сухие снадобья и прочие предметы для своего, судя по всему, шаманского обряда.

«Да, им палец в рот не клади, – подумал он. – Надеюсь, маленько пошаманив, они отправятся дальше по своим делам?»

Закрыв глаза, путешественник отдался незнакомому ритму песни, которую майанцы начали напевать вполголоса, кстати, довольно мелодично.

Запах сжигаемых ими зелий был вполне приятен и слегка дурманил ему голову.

Вообще-то всё происходящее сейчас напоминало ему спектакль, и даже показалось, что он сейчас находится не в «ласточкином гнезде», а вполне удобно расположился в ложе бенуар в просторном зале театра, оформленного в стиле ампир. Сцена ярко освещена, декорации показывают стену замка, сад рядом перед замком.

На балкон выходит Джульетта.

(Внизу появляется Ромео):

Ромео

 
– Но тише, что за свет блеснул в окне?
О, там восток! Джульетта – это солнце!
Встань, солнце ясное, убей луну…
 

…Вик и сейчас помнил тот день, когда они всем классом пошли в театр на премьеру «Ромео и Джульетты». Рядом, в соседнем кресле, оказалась девочка, в которую он был тогда влюблён. Но девочка интересовалась вовсе не Виком, её внимание привлекал другой.

А Вик, сидя рядом, слушал её взволнованное дыхание и воображал, что они оба сейчас находятся не здесь, в зале, а там, в прекрасном замке на сцене. Девушка стоит на балконе. И он знает, что она любит именно его, Витю… И ради неё готов был на любые подвиги…

Джульетта

 
Ромео, о, зачем же ты Ромео!
Покинь отца и отрекись навеки
От имени родного, а не хочешь —
Так поклянись, что любишь ты меня, —
И больше я не буду Капулетти…
 

Ромео

 
Ловлю тебя на слове: назови
Меня любовью – вновь меня окрестишь,
И с той поры не буду я Ромео.
 

Джульетта

 
…Смерть ждёт тебя, когда хоть кто-нибудь
Тебя здесь встретит из моих родных.
 

Ромео

 
Меня укроет ночь своим плащом
Но коль не любишь – пусть меня увидят!..
 

А ведь не зря в старину искусство называли красной магией. Да, была белая магия, чёрная магия и – красная… Магия ритмов, магия искусства, дарующая нам всесильную власть над одним моментом жизни. Превращающая нас хотя бы на мгновение во всесильных богов, царей, всемогущих и непокорённых. И невозможно забыть эти мгновения чуда, когда ты становишься всесильным, любимым, желанным и всемогущим. И это вовсе не актёр, и даже не Ромео стоял тогда под балконом любимой, обменивался с ней клятвами вечной любви, – а он, Виктор, робкий тощий мальчишка, ставший на пару часов всемогущим.

Джульетта

 
Три слова, мой Ромео. И тогда уж
Простимся. Если искренне ты любишь
И думаешь о браке – завтра утром
Ты с посланной моею дай мне знать,
Где и когда обряд свершить ты хочешь, —
Ия сложу всю жизнь к твоим ногам
И за тобой пойду на край Вселенной.
 

Почему вечно какая-то тёмная сила встаёт на пути красоты и любви! То ли это твоя прыщавая кожа, то ли мускулы, которые почему-то не хотят никак расти, то ли маленький рост и друзья, которые уводят на твоих глазах твою девушку, и…

…И, кстати, зачем такие великие красные маги, как сэр Вильям, убивают своих героев? Неужели не нашлось другого варианта? Или же они сознательно приносят жертву этой жадной до кровавых зрелищ публике? Нет, если бы он, Вик, был великим писателем, то ни за что бы так не поступил…

Внимание его снова привлекает сцена в замке.

В комнате Джульетты. Появляется её отец, Капулетти.

Капулетти

 
Ты, неженка, будь к четвергу готова
Отправиться с Парисом в храм Петра —
Иль на вожжах тебя поволоку.
 

Джульетта

 
Отец мой, умоляю на коленях.
Одно лишь слово дайте мне сказать!
 

Вихо

 
Не возражать! Вам только дайте волю.
Традиции разрушить вы готовы
И предков наших древние законы…
Такому не бывать! Я не позволю…
Жених тебе – конечно, Тээджин!
 

Путешественник замер. Откуда тут, в веронском замке, взялись эти смуглые ребята с крупными носами. Они и туда добрались?!

Вику казалось, сознание его раздваивается. Одно его «я» поглощено основной задачей – старается погрузиться в ничем не замутнённую нирвану, а его второе «я» наблюдает за происходящим вокруг со стороны и исследует, что же происходит с тем, первым «я». И, оказывается, в том же его сознании таится ещё кто-то третий, кто наблюдает за первыми двумя? Это третье «я» – словно вмонтированная в осколок метеорита кинокамера, фиксирует всё, что происходит «на сцене», в том числе и его собственные разборки со своими двумя «я».

И это размножение личностей занимало сейчас Вика гораздо больше, чем его первоначальная задача – просто уйти в молчащую, наполненную безмолвной пустотой нирвану.

Между тем декорации на сцене изменились.

Сад у дворца. В саду Джульетта и человек в накинутом на голову капюшоне.

Джульетта

 
Влюблённым нужен для обрядов тайных
Лишь свет и красота; к тому ж любовь
Слепа и ночи мрак подходит к ней.
Ночь, добрая и строгая матрона…
Что скажешь?
 

Человек в капюшоне

 
В этом есть благая мысль:
Обряд союза провести с любимым.
И после этого родители замолкнут…
 

Сцена меняется снова. Покои дворца. Входят двое: Вихо, отец девушки, и человек в капюшоне, натянутом на самые глаза.

Вихо

 
Ты кто? (Срывает с него капюшон.) Тээджин? Ну ты и нарядился!
Что это значит?
 

Тээджин

 
Значит – я решился!
Жениться. И к тому же знаю я,
Как нам соперника навеки устранить.
Узнал я, что чужак и наша Джули Решили втайне провести обряд
И сочетаться браком по-майански…
Чтоб мы потом признали этот брак!
 

Вихо (выхватывая из-за пояса нож)

 
Мне остаётся только месть!
 

Тээджин

 
Ты не спеши. Есть план надёжный у меня!
 

Вихо

 
Ну, говори…
 

Тээджин что-то тихо шепчет Вихо, красноречиво жестикулируя, словно танцуя выразительный танец. Из его танца видно, как он подливает в бокал яд, а жених, выпивая этот священный обрядовый бокал, затем падает замертво.