Текст книги "Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов"

20 октября 1941 года

Теперь отлично понимаю, что такое голод. Раньше я не представляла это ощущение. Меня немного тошнит, когда я ем мясо кошки, но так как я хочу есть, то противное кажется вкусным. Да и одна ли я так голодаю? Кто в этом виноват? Эта проклятая германская раса извергов. Я никогда не была злой, всегда старалась сделать что-нибудь хорошее. А теперь я ненавижу этих сволочей немцев за то, что они исковеркали нашу жизнь, изуродовали город. Город пустеет. Все эвакуируются, а я уговариваю маму оставаться. Она очень боится бомбежек, а я нисколько, и не потому, что такая смелая, а просто верю, что меня не могут убить.

Сегодня осколками бомбы разорвало на куски мою подругу Аню М. Жаль ее. Мы часто дежурили вдвоем ночью в школе на чердаке. Она так мечтала увидеть конец войны <…> [В. П-н].

Эти дни тихо. Идет снег. Туман. Налетов не было. Я хотел поступить в артиллерийскую школу, но так как табель остался в Колпино, то не приняли. В городе с питанием плохо. Иждивенцы получают по 200 граммов хлеба, а белого хлеба и сливочного масла не получают совсем. Особенно плохо с питанием беженцев. <…> Рабочие питаются в заводских столовых, и некоторые прикреплены к государственным столовым. Там тоже по карточкам, но все-таки лучше. Нас кормят неплохо, но официанты здорово обманывают. Командиру и старшине дадут больше – они и молчат. Только в последнее время в это дело вмешалось ротное комсомольское бюро, и предвидятся улучшения. На работу не ездим, потому что нет бензина [Б. К-в].

22 октября 1941 года

Вчера было партийное собрание, на котором стоял вопрос о сборе теплых вещей для Красной армии и дело о проступке П-на. По первому вопросу я в своем выступлении отметила, что наряду с удовлетворительным ходом сбора теплых вещей для армии надо указать, что некоторые не осуществили в этом деле авангардной роли, например Шидловский, который дал только 10 рублей, и П-н —15 руб., тогда как беспартийные сотрудники А. Б. Беркевич и Дмитриева дали по 30 руб.

П-н взял слово и завопил, что он не мог дать больше, и что в следующий раз, и что нельзя его шельмовать за это и записывать в протоколе. Его поддержала Б-ва, которая внесла предложение не упоминать фамилию П-на в постановлении, как это предлагала я. В результате голоса разделились и все же постановили о нем не записывать. Я не настаивала, так как о нем еще стоял отдельный вопрос об его участии в религиозных похоронах тещи. В «разном» поставили вопрос о причинах увольнения из института Логинова. Но так как до окончания собрания я должна была уйти в Смольный, то этот вопрос поставили вторым.

Я сообщила партийному собранию, что Логинов уволился по собственному желанию, ввиду несогласия со снижением заработной платы, которую он получал выше ставки. В Смольном потребовали, чтобы прекратили ему платить дополнительно 250 рублей, которые он получал сверх своей зарплаты – 600 руб. за якобы заведование «особым фондом», и что Логинов в связи с этим настойчиво требовал, чтобы его освободили от работы, поэтому мне пришлось поставить о нем вопрос в Смольном, и там мне предложили его освободить и рекомендовали на это место Б-ву, которая освобождалась от работы в Музее Ленина. Причем ей мы будем платить только 450 рублей, так как бюджет очень напряжен. Логинов заявил, что погорячился, и с ним не поговорили и т. п. Собрание решило принять мое сообщение к сведению. <…>

С питанием все хуже и хуже. Народ заметно худеет и слабеет. Хорошо, если не будет хуже, то пока еще все же держаться можно, но пугает перспектива долго быть в окружении [Е. С-ва].

24 октября 1941 года

Присутствовала на операции – извлечение осколков из нижних конечностей. Операцию производил профессор Самарин. Я помогала подавать инструменты. Хорошо преподает хирургию Чубарев. Понятно и доступно.

Бомбежки почти ежедневно и продолжаются по пять-семь часов подряд. Вообще хорошего мало, но ничего.

Голодно, часто, очень часто хочется есть. Кроме 250 г хлеба да водянистого супа ничего не получаем [Н. О-ва].

«Управление торгами по торговле продовольственными товарами г. Ленинграда[29]29
  ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 20. Ед хр. 12. Л. 16–16 об.


[Закрыть]№ У-О1—2040 25 октября 1941 г.

Народному комиссару торговли РСФСР Павлову

Комиссией управления продторгами в октябре месяце с.г. были проведены опытные проверки в хлебобулочных магазинах Ленхлебторга для установления фактической усушки по хлебу и процента потерь при его реализации.

Каждая проверяемая партия хлеба подверглась 5-кратному взвешиванию в течение 24-х часов. После каждого взвешивания хлеб изолировался и опломбировался с проверкой количества буханок. При испытании были учтены все факторы, влияющие на усушку хлеба.

Одновременно от того же хлеба из общей партии, привезенной в магазин, проводилось наблюдение за реализацией хлеба с учетом количества полученных хлебных талонов по каждой проверяемой партии и количеством полученных отходов.

По материалам испытания каждой партии установлено, что потери по усушке колеблются от 0,67 до 1,3 процента.

Причины колебания:

1. Различная температура мякиша от 14 до 19,5 градуса.

2. Различная относительная влажность помещения.

3. Различная влажность хлеба.

4. Различные условия хранения хлеба в отношении вентиляции изолированного помещения.

Надлежит отметить, что в практических условиях хранимого хлеба в магазинах не в изолированном состоянии, как проводилось при испытании, а в общих подсобных помещениях, где циркуляция воздуха свободнее, потери при хранении будут больше.

Суммируя материалы по обоим отрезкам работы по усушке при хранении и при реализации, общий процент потерь составляет 0,91 усушка + 0,62 процента реализация = 1,58 процента. Однако учитывая, что переходящие остатки хлеба составляют 89 процентов суточной реализации, общие потери составляют минимум 1,35 процента.

Сопоставляя изменения условий работы в сравнении с довоенным временем, влияющие на увеличение естественной убыли, а именно:

1. Замедленная реализация (увеличение преходящих остатков).

2. Переход исключительно на весовой товар.

3. Переход исключительно на ржаной хлеб.

4. Повышение влажности выпекаемого хлеба.

5. Добавление примесей в муке 38–40 процентов не содержащих клейковины, а потому быстро отдающих влагу при хранении.

6. Отпуск покупателю мелким развесом.

Считаю необходимым увеличить норму естественной убыли на весовой ржаной хлеб – 0,75 процента к обороту.

Начальник управления продторгами г. Ленинграда (Коновалов)».

27 октября 1941 года

… Меня соединили по телефону с Н.Д. Шумиловым, который очень просто и сердечно сообщил, что в ответ на мое письмо он договорился с Лазутиным и с горкомом ВЛКСМ, что нам будут отпускать для снабжения научных сотрудников продукты из особого фонда, и мы будем питаться по-прежнему в столовой горкома ВЛКСМ. Я очень обрадовалась этому сообщению и горячо и сердечно благодарила за чуткость и заботу. Это была радость для наших научных сотрудников <…> [Е. С-ва].

29 октября 1941 года

Раздался вой сирены. Трамвай остановился. Пассажиры дружно побежали в укрытие, и я поковыляла вслед за всеми. Самолеты с черными крестами плыли у нас над головой. Грохотали зенитки, выли двигатели, падали и взрывались бомбы, горели пожары. Наступил вечер, но от разбушевавшегося огня было светло. Стало страшно. Возникла паника. Бежать было некуда: с одной стороны горящий завод, с другой – здание Арсенала и Нева.

Люди метались в поисках спасения. Тем временем самолеты развернулись и пошли на новый заход. Отчаянно били зенитки. Нужно было бежать, но силы оставляли меня. Я начала спотыкаться, страшно болела нога. Вдруг какой-то парень, сжалившись надо мной, подхватил на руки и потащил за собой. Мы спрятались в маленьком павильончике общественной уборной. В ней было грязно и дурно пахло, но ее кирпичные стены могли уберечь от осколков. Я отчаянно перетрусила, нестерпимо болела раненая нога, но уцелела. Наконец-то немецкие летчики сбросили последние бомбы. К счастью, они попадали в Неву и не причинили вреда. Самолеты развернулись и, набрав высоту, двинулись на свою базу. Им вслед завыла сирена, извещавшая об окончании налета. Люди чуть отдышались и пошли по своим делам [Н. О-ва].

30 октября 1941 года

Сегодня меня вызвали в Смольный к Лазутину. Я никак не могла догадаться, по какому вопросу он меня вызывает. <.. > Он долго меня расспрашивал о моей биографии и о том, много ли у меня родственников и т. д. Многие ли меня знают в Ленинграде вообще. Не боязлива ли я. Какого состояние моего здоровья и т. д. Судя по вопросам, можно понять, что идет подготовка к переводу на подпольную работу в Ленинграде, на случай захвата города немцами.

Лазутин ограничился вопросами и ничего не сказал мне определенного. Я ушла от него, расстроенная за судьбу города, так как поняла, что партия допускает возможность захвата города врагом. <…>

Все говорят, что немцы бьют нас техникой и организованностью. Российская расхлябанность и отсталость, конечно, не могли быть полностью уничтожены за годы революции, но все же за это время выросло новое поколение, которое никогда не видело и не знало рабства ни в какой форме и никогда не подчинится заклятому врагу, лучше смерть, чем позор подчинения ненавистному завоевателю! Е. С-ва].

31 октября 1941 года

… Пошла по магазинам искать растительное масло по карточкам, но, увы, оказалось, что сегодня последний день выдачи продуктов за октябрь, и масла нигде, ни в одном магазине нет. Хотя я обошла большой район ул. Чайковского, пр. Володарского, ул. Пестеля, Желябова, Халтурина и др., так и пропало мое масло за целый месяц, хоть его полагалось всего-то только 300 граммов на месяц…

Сегодня все наши научные сотрудники после долгого перерыва обедали в столовой горкома ВЛКСМ и пообедали как следует. Все были очень довольны. Но опять вышло большое осложнение с прикреплением к столовой. Управделами горкома ВЛКСМ т. Буровой через дежурного милиционера пригласил меня к себе и предупредил, что сегодня нам разрешили пообедать, но только по карточкам, а на следующий период они не могут нам отпускать, пока на нас не спустят фонды…

Мне снова пришлось возобновить борьбу за прикрепление к столовой. Звонила всем военным чинам, ведающим питанием: секретарю горкома Лазутину, директору Главресторана Фельдману, директору Ленгортреста ресторанов и кафе Николаеву.

Лазутин сказал, что, мол, «хорошо, приму меры». Фельдман объяснил, что никаких специальных фондов они на нас и не должны выделять, так как они даже трестам не определяют норм, дают, сколько требуется, а тут дело в том, что комсомольцы никого не хотят к себе прикрепить. Об этом говорили Шумилов и Лазутин. Последний посоветовал позвонить Шумилову и объяснить в чем дело: «Из-за двенадцати человек поднимать такой шум и в такой столовой – просто нелепо». Николаев сообщил, что горкому ВЛКСМ нет дела до снабжения, что снабжает трест, и он обеспечит. Тогда я позвонила главному виновнику секретарю горкома ВЛКСМ Иванову. Я ему напомнила, что Шумилов мне передал, что они договорились прикрепить наших сотрудников к столовой, но вот теперь дело затормозилось, так как их управделами предъявляет невыполнимые требования о спускании особого фонда для сотрудников нашего института. В конце концов Иванов заявил, что раз уж он обещал Шумилову, то позвоните Бурову, и дал мне номер смольнинской вертушки. Позвонила Бурову и пересказала строгим голосом все переговоры и достигнутые результаты. Он же мне любезно ответил, что он очень рад, что мы прикрепляемся к их столовой, и раз обещают так отпускать продукты, то вопрос исчерпан.

«Вот дипломаты! – чтобы не сказать хуже», – подумала я. Ну и волнение с прикреплением к столовой! До девяти вечера я вынуждена была звонить по телефонам, чтобы добиться реализации решения вышестоящих партийных органов. Много требуется нервов, чтобы преодолеть различные бюрократические лазейки [Е. С-ва].

Дней десять была передышка от налетов, но так числа с 29 опять начались бомбежки. На пожар не выезжали. 29 числа в восьмом или девятом часу вечера произошел нехороший случай. Он нас очень ошеломил и [вызвал] какое-то подавленное настроение. Я позвал К-на сыграть партию в биллиард. В самый разгар игры раздался сильный взрыв. Зазвенели разбитые стекла, и на улице на миг все осветилось. Я подумал, что перед домом бросили фугасную бомбу. Выбежав в коридор, увидел, как из соседней комнаты, из той, в которой мы спали, шел дым. Оттуда пробежал О-в… За ним выбежал К-в, с обгоревшим черным лицом, зажав глаза руками. Затем Ш-ко, у которого отекла левая сторона лица, и Л-в с зажатыми глазами – у него осколками ранены глаза. К-в тащил политрука роты с обгорелым лицом, и на нем тлела одежда.

В комнате был едкий дым. Горели подушки, матрас, одеяло, ватники. Все тащили ведра с водой. Девочки плакали, потому что пострадавшие были все свои люди. Политрук получил тяжелые ожоги, и его лицо кое-как обмыли в коридоре и разрезали одежду, так как она тлела. Пострадавшим оказали помощь. Б-р вызвал «Скорую». К-ва, Л-ва, Ш-ко увели в комнату девочек, а политрука туда перенесли. Орлов как только выбежал вниз, встретил санитарку-дружинницу, которая отвела его в глазной госпиталь на Моховую. Приехала «Скорая помощь» и, наскоро перевязав пострадавших, увезла в больницу во Дворец пионеров. Прибежало много милиции, бригадмилов, и дело начало разъясняться. Командир роты и Ч-в, находившиеся в момент взрыва в этой же комнате, дали показания в отделении.

Оказалось, что бойцы задумали истопить печку зажигательной бомбой, которую принес командир роты. Политрук принес от него бомбу и передал ребятам. О-в положил ее в печку и обложил дровами. Политрук сел против дверки. Корнилов был около. Ш-ко и П-в в стороне. Они шутили, что бомба не взрывается долго, и только О-в наклонился, чтобы пошевелить дрова, как раздался взрыв и термит вылетел из печки. Вероятно, в ней был аммонал. Всех контузило. Политрук поднялся и опять упал. К-в не пострадал и сразу же бросился тушить политрука и его выносить. Ш-ко и Л-в отделались легко и уже вернулись. О-в, К-в и П-ва в больнице. У них дело очень скверно, особенно с политруком. Мы перебрались в дежурное помещение и спим пока там [Б. К-в].

Из документов Городского штаба МПВО: В октябре общее число налетов выросло, а их интенсивность снизилась. При общем числе налетов 38 над городом совершили полеты 377 самолетов противника. На город было сброшено 43290 зажигательных бомб. Немецкое командование намеревалось вызвать в городе массовые пожары. Произошло 258 пожаров. 1280 очагов огня было ликвидировано бойцами команд МПВО и жителями.

К борьбе с артиллерией противника активно подключился Балтийский флот. Целью более трети стрельб дальнобойных орудий флота стали осадные батареи врага.

2 ноября 1941 года

Сегодня мы пошли учиться. Как я рада. Наконец-то! В школе обещали кормить обедом и давать 50 г хлеба без карточек. Учителя все новые. По русскому языку, очевидно, хорошая и добрая. По алгебре – строгая, но хорошо объясняет. По физике тоже. У нее такие странные пухлые губы. Учительница истории дергается, как кукла на ниточках. Я все перезабыла. Надо взять себя в руки и учиться…

Бедную мою Сильву опять хотят усыпить. Жалко. <… > Я поймала двух кошек, а Кондратыч ругается и за нее и за кошек. Гадят! Я не знаю, что делать, и молчу, а есть хочется [В. П-н].

… Сегодня обедали в столовой горкома ВЛКСМ. Ели все по три блюда: суп, мясо с макаронами или кашей. Я взяла рассольник, на второе – свинину с макаронами и омлет. Какао нам уже не досталось. К.Г. Ш-в предпринял атаку на меня, чтобы я договорилась также об ужинах, но эти разговоры конечно бесцельны и ужина нам не дадут. Хорошо бы хоть каждый день так обедать, но мясо удастся получать только через день, так как не хватает талонов [Е. С-ва].

4 ноября 1941 года

Началось предпраздничное оживление. Налеты авиации противника усилились. Артобстрелы тоже. Сегодня было пять налетов. А в 21 час 50 мин наш истребитель таранил Юнкерса. Вражеский самолет упал в районе Таврического сада. С каким восторгом встретили это наблюдавшие за боем наши работники [А. К-й].

3 ноября со мной и с еще одним бойцом т. Б-м произошел нехороший случай. Нам дали шоколад, пирожные и потом вечером конфеты. Во время обеда, когда я получил шоколад, Кузнецов предложил продать все в три раза дороже. Я отказался. Тогда он опять стал просить, говоря, что это нужно матери. Я одно пирожное продал, а второе съел. Когда уже после я съел немного шоколада и у меня осталось полплитки, Кузнецов попросил продать ее за 15 рублей, когда плитка стоила 5 рублей 2 копейки. Я сначала думал, что он смеется, и не продал, но потом все-таки согласился продать, руководствуясь той целью, что мне нужны были деньги.

Когда я выкупал шоколад, то этого у меня и в уме не было, чтобы перепродавать, Не то чтобы я соблазнился деньгами, а я просто ни о чем не думал и не понимал, что совершаю нехороший поступок по отношению к товарищу, с которым жил вместе уже почти два месяца и спал на соседней койке. Когда я уже перепродал [шоколад], то пошел в 22-ю комнату играть в бильярд и там сообщил о сделке. Ребята стали смеяться, что они один другому тоже продадут, и в конечном счете получился аналогичный случай, Б-в продал Е-ву полплитки или меньше за такую же цену.

Вечером под руководством Ш-ко мне ребята стали объяснять, что я совершил и к чему это влечет. Что, может быть, завтра я продам ватник, пойду продавать хлеб и т. д. Что это мародерство, спекуляция, и если дать огласку и передать в ревтрибунал, можно получить восемь лет. Решили по предложению Айзиковича и Ш-ко устроить товарищеский суд, не вынося это из стен взвода. Позвали политрука. Суд [проходил] под председательством А-ча, так как он учился в Юридической школе и кое-что понимает, и при посредстве секретаря т. П-де вынес общественное порицание перед строем.

Пошло дальше, так как, по словам Ш-ко, политрука и П-де комсомол это оставить не может. Собрали тотчас [собрание] комсо [мольских] групп и вынесли мне строгий выговор с предупреждением и с занесением в личное дело. Некоторые говорили, что это слишком, но тут опять же Ш-ко и А-ч подняли шум и развели такую философию, что припомнили были и небылицы и еще кое-что приплели. В общем, из мухи сделали слона. Решили, что если это повторится, то дело пойдет дальше.

Этот случай, конечно, я запомню надолго и думаю, что больше не повторится. На ошибках мы учимся. Потом это дело разбирали на бюро в присутствии командира роты, политрука взвода, политрука 3-го взвода, комсоргов 1-го и 2-го взводов и старшины роты. Оставили так же и передадут в райком.

Встретил в магазине Д. Р-ву, учившуюся вместе со мной, и узнал, что Владимир О-в погиб от руки фашистского снайпера. Возвратившись из разведки, он понес обед красноармейцу и в это время его настигла разрывная пуля, убившая на месте. Он умер 22 октября. Погиб также Ю. Никитин. Оба были хорошими товарищами, прекрасными комсоргами.

Сейчас уже пятая тревога в течение дня. За окнами бьют зенитки. Дрожит земля. Раздаются глухие взрывы, и дом вздрагивает. Часть ребят в очагах поражения. Я здесь, так как свободный караул. Вызывали второй взвод, но тревога была ложной. Во время третьей тревоги были пожары. Горело около Литейного моста на [улице] Каляева и еще где-то. На райком упала одна зажигательная бомба. Фугасных [бомб противник] бросил много. Когда я был на крыше, то слышал свист и целый ряд взрывов. То же самое повторилось спустя некоторое время.

Тревога продолжается, а времени 9 часов вечера. Вот уже более трех часов длится тревога. Сбили один самолет. Как только он попал в лучи прожекторов, по нему сразу открыли огонь. Целились все в одну серебристую точку. Когда зенитчики видят, то бьют метко.

Снаряд попал в самолет. Красивое и радостное зрелище. Моторы подбитого самолета взревели с бешеной силой. Потом стало тихо, а спустя мгновение вновь как будто в смертельной агонии взревели моторы. Светящийся комок падал вниз – и наконец глухой удар. Дом вздрогнул. Одним стервятником стало меньше. Лыжи от него упали рядом с нашим домом, во двор казармы. Думаю, что летчик выбросился с парашютом. Тревога продолжается. Бьют зенитки, свистят бомбы [Б. К-в].

6 ноября 1941 года

Вчера многим бойцам, родившимся в 1923 году, пришли повестки в армию добровольцам. Попытаюсь второй раз. Хотя здесь [в пожарном полку] одевают и хорошо кормят, но какая-то сила зовет меня на фронт. Переговорю с К-ом, и если он согласится, то вместе будет веселей. Здесь невыносимая скука. Немцы бросали листовки со словами:

«6-го доедайте соевые бобы, а 7-го приготовляйте гробы». Какая-нибудь шальная бомба залетит – и умрешь, не принеся пользы, а на фронте мог бы принести какую-нибудь пользу. Хочу отомстить за товарищей и за родину [Б. К-в].

Из документов Городского штаба МПВО: В 19 часов фугасной авиабомбой разрушен жилой флигель на Нижегородской ул., 12. Ранено 39, убито 30 человек.

5 ноября 1941 года. Разрушена часть здания больницы им. Куйбышева. Одна из наружных стен деформировалась и грозит обвалом. Пожар возник на всех трех этажах. Раненых удалось эвакуировать в самом начале воздушной тревоги. Огонь потушен усилиями 12 пожарных команд. Пожарным вместе с персоналом больницы удалось спасти часть ценного медицинского оборудования и приборов. Фугасной бомбой разрушен четырехэтажный дом по Большому проспекту, 33/38а. Ранено 38 человек, убито 4 человека.

«Сов. Секретно

Управление НКВД СССР по Ленинградской области и городу Ленинграду

6 ноября 1941 г. № 9746

Спецсообщение

За последнее время в Ленинграде среди рабочих, служащих, инженерно-технической и научной интеллигенции возросли пораженческие настроения…

Последние дни перед празднованием XXIV годовщины Октябрьской Революции распространяется мнение, что к 7 ноября война будет закончена взятием немцами Москвы и Ленинграда…

По вскрытым за последнее время контрреволюционным формированиям также получены сигналы о готовящемся перевороте и стремлении враждебных элементов оказывать практическую помощь войскам.

1. Контрреволюционная группа из бывших людей, возглавляемая б. бароном Штакельбергом, готовится к приходу немцев и в этом направлении проводит антисоветскую работу…

2. Родственники белоэмигрантов Зайцевых – Бочагова и ее муж Соколов (сын б. директора царскосельской гимназии, в данное время командир взвода 26 полка связи) группируют вокруг себя б. офицеров царской армии и командиров Красной Армии…

3. Контрреволюционная группа, возглавляемая художником Быковым, ставила перед собой задачу создания повстанческой фашистской организации «Нацист».

Организация должна была оказывать вооруженную помощь немецко-фашистским войскам для захвата Ленинграда.

4. Контрреволюционная группа из бывших людей в составе:

Жукова С. В, – нач. мастерской I Райжилуправления Дзержинского района;

Жукова А, К, – сына полковника царской армии, б. служащего германской концессии «Мологолес» и др. – ставила своей задачей оказание помощи немецкому командованию путем деморализации тыла, распространения провокационных слухов…

5. Ликвидируемая контрреволюционная организация «Русская партия», которая ставила своей задачей оказание помощи немцам в захвате Ленинграда и активное участие в органах фашистского городского управления…

Начальник управления НКВД ЛО Комиссар Госуд. Безопасности 3-го ранга (Кубаткин)».

«Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики. Не так страшен черт, как его малюют. Кто может отрицать, что наша Красная Армия не раз обращала в паническое бегство хваленые немецкие войска? Если судить не по хвастливым заявлениям немецких пропагандистов, а по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой. В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона солдат, Германия истекает кровью, ее людские резервы иссякают, дух возмущения овладевает не только народами Европы, подпавшими под иго немецких захватчиков, но и самим германским народом, который не видит конца войны. Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений».

Из речи Сталина на Красной площади 7 ноября 1941 года,

«Правда». 8 ноября 1941 года