Текст книги "Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга II, том 3"

Таким образом, 26-го, Сипягин, вместе с Милорадовичем, достиг снова столицы Саксонии, или, лучше сказать, Нейштадта, ибо едва успели наши сжечь мосты в Мейсене и Старом Дрездене, как французы ворвались в них, и половина столицы, в одно мгновение, наполнилась неприятелем. В это время одна только Эльба разделяла враждовавшие войска. Перестрелка гремела с обеих берегов реки. На нашей стороне пули жужжали, как пчелы; везде носилась смерть; можно было быть убитым у окна, переходя из улицы в улицу, сидя в кругу мирного семейства. Сипягин подвергался очевидной опасности, ибо дом, в котором стоял Милорадович, находился на самом берегу.

27-го наш герой был в жарком сражении арриергарда, которое началось тем, что французы, под прикрытием сильного картечного огня с бастиона, на их стороне находившагося, нося фашины и доски к пролому большого моста, показывали вид, будто хотят переправляться в город, и до тех пор толпились на мосту, пока несколько удачных наших выстрелов не смели их дочиста. Но это была ложная переправа. В самом же деле Наполеон, подвинув армию свою за 4 версты влево, приказал ей переправляться в глазах своих, под покровительством великого множества пушек, которым унизан был высокий в том месте берег. Часть нашего небольшого арриергарда оставлена была в городе, а другая, – вместе с Сипягиным, – сопротивлялась многочисленным войскам Наполеона. Неприятель засыпал наших бомбами, гранатами и картечью. Наша артиллерия, с своей стороны, действовала искусно и удачно, а войска дрались с неимоверною храбростию. Оторванные руки и ноги во множестве валялись на берегу, и многие офицеры и нижние чины, лишась рук и ног, не хотели выходить из сражения, поощряя других своим примером. Целый день, – с первых лучей зари до позднего вечера, – кипел кровопролитный бой, и Сипягин был постоянно в самом жестоком огне. Но Наполеон не переправлялся. Наутро 28-го наш арриергард, покрывший себя славою в глазах почти всех французских войск, бывших на берегах Эльбы, оставил их с тем, чтобы следовать за большею своею армиею, которая была уже на пути в Лузацию.

29-го французы, с великими силами, начали снова теснить отовсюду наших, и Сипягин опять дрался целый день, имея под командою особый отряд в 3000 человек. Вопреки всем своим усилиям, неприятель продвигался вперед только на такое пространство, какое Милорадович, по довольном защищении, за благо рассуждал ему уступать: стрелки французские в великом множестве, как ртуть, растекаясь в густоте леса, обходили наши фланги и нередко заставляли даже резервы вступать в дело. Но они останавливались при первой полянке: русский штык в поле тогда был страшен этим храбрым стрелкам из-за кустов.

При отступлении от Бишефс-Верды, неустрашимый Сипягин, – как его называл участник дела[26]26
  Глинка, Письма Русского офицера, III, 71.


[Закрыть],– несколько замедлил в этом городке, и в то время, когда уже все войска наши из него выступили, был отрезан толпою ворвавшихся французов. Две колонны пустили батальный огонь: он был в дожде пуль – и остался невредим[27]27
  Ф. Глинка на этот случай написал следующее стихотворение, помещенное в Славянине, 1828 года (II, 74):
  Подвиг Сипягина.
Кто сей и в правилах и в праве твердый.Холодный за пером, запальчивый в войне,Летит в огонь и дым горящей БишефсвердыПод буркой, на Донском коне?..Узка дорога, две колонны Французския стоят,И смельчака, без обороны,Схватить живьем хотят…Но, он, перекрестясь, с огнем отваги,Сквозь град картечь, сквозь пулей дождьМахнул – и невредим!..Кто ж он, сей вождь?..Он, по пословице, своей храбрее шпаги.Я узнаю тебя – Сипягин.

[Закрыть].

Арриергард остановился за 4 версты от Бишефс-Верды, где провел 1-е и 2-е мая. Таким образом, со времени выступления из Дрездена, в целые пять дней, неприятель, несмотря на огромное превосходство в силах, едва мог отодвинуть нас, и то постепенно, только на 28 верст; следовательно наши уступали ему не более пяти верст в сутки… Притом арриергард продолжал иметь самый малый урон в людях и во множестве тесных проходов, по самым трудным дорогам, с 21-го апреля не потерял ни одной повозки из своих обозов. По этому можно судить, сколь искусно наши пользовались местоположением, сколь храбро сражались и с каким мужеством отражали все усилия неприятеля. Такой арриергард, доставляя всевозможные выгоды, время и спокойствие армии, которую он отстаивает грудью, приобретает полную ее благодарность и, обращая на себя все внимание неприятеля, по всей справедливости, заслуживает почетное место в воинских летописях. Сипягину, как начальнику штаба таких войск, принадлежит значительная часть славы этих дней. В то же время, от утра до вечера, находясь в пылу битв, он проводил ночи за письменным столом

3-го мая происходило сильное дело при деревне Рот-Наус-тиц, вблизи Бауцена. Уступая превосходному числу неприятеля, арриергард, сражаясь за каждый шаг земли, медленно отступал к городу, пред которым и расположился на биваках. Сипягин в этот день командовал двумя егерскими полками и отрядом казаков.

С 8-го по 12-е число, – целые четыре дня, – наш герой снова был в самых жарких сражениях; ад, совсеми своими огненными бурями, свирепствовал около его; голод, бессонье, усталость – были уделом в эти дни войск арриергарда. 8-го и 9-го происходило генеральное сражение под Бауценом. В первый день, когда Сипягин, вместе с Милорадовичем, находился еще в городе, французы двинулись штурмовать и обходить его и вскоре открылся сильный перекрестный огонь. Ядра и гранаты посыпались, как самый сильный град, и не было места, где бы не падали первые, не разрывало последних. Не смотря на это, арриергард отступал медленно и в обыкновенном порядке. Около половины дня ядра начали доставать до того места, где стоял сам Государь. «Вперед!» – закричал Милорадович, узнав об этом, и во всю прыть своего коня поскакал к самым передним колоннам, миновал картечные выстрелы и очутился в пулях стрелков. Присутствие любимого генерала имело магическое действие. Войска арриергарда, у которых пыль и порох запеклась па лицах, которые едва стояли на ногах от усталости, вдруг оживились как бы новою силою. Раненые возвращались и становились в ряды; цепи стрелков, перегоняя одна другую, с криком «ура!» бежали вперед; артиллерия подкрепляла их. Бауцен можно б было взять штурмом; но это не входило в предначертания и граф велел остановиться. С длинным султаном на шляпе, окруженный штабом и конвоем, долго разъезжал Милорадович под страшным свинцовым и чугунным дождем и сражение кипело в одном месте. «Стойте крепко! – кричал граф солдатам, – Государь на вас смотрит!» Наши стояли и неприятель не мог выиграть ни аршина земли. Около трех часов сражение начало угасать. Но в вечеру большие колонны французов засинели на левом нашем фланге. Там, в горах, стоял корпус принца Виртембергскаго; Милорадович послал к нему несколько полков в подкрепление и, между тем, растянул по всем противолежащим холмам свои войска. Произошло самое жаркое дело, прекратившееся только ночью. Сражавшиеся с обеих сторон от усталости попадали на землю, так близко, что одна только темнота разделяла их. Кусок хлеба был тогда великою драгоценностию, даже для офицеров штаба Милорадовича.

Сипягин возвратился к посту графа почти в полночь, – «пробыв все время в обыкновенном своем месте – у стрелков на левом фланге и в горах[28]28
  Глинка, Письма Русского офицера, III, 95.


[Закрыть]». Он в этот день уцелел только чудесным образом: шапка, обе полы и грудь его сюртука были прострелены; сверток бумаги, бывшей у него в боковом кармане, сберег ему жизнь – он получил только контузию.

На другой день Сипягин снова со славою участвовал в блистательных подвигах левого фланга нашей армии, командуемого Милорадовичем, – действия которого могут и счесться отрывком Бородинской битвы.

В начавшемся вслед за Бауценским сражением новом отступлении, Милорадовичу поручен был опять арриергард. 10-го мая – Сипягин находился в кровопролитном сражении под Рейхенбахом, в котором, – почти в течение 16-ти часов сряду, – три сильные корпуса, при личном присутствии Наполеона, дрались против нас; но арриергард, не смотря на стремительное наступление свежих войск, на жестокий огонь многочисленной артиллерии, на быстрое движение колонн, беспрестанно обходивших фланги, выдерживал успешно нападения и остановил французов в 6-ти верстах от Герлица, вопреки всем их усилиям занять этот город.

В эти три дня Сипягин, – как и сам Милорадович и все чины штаба его, – не сходили с лошадей каждый день слишком по 12-ти часов, находясь в постоянном огне.

11-го наш герой был в упорном деле между Герлицом и Лаубаном, а 12-го при самом Лаубане. Отсюда Милорадович, у которого глаза совсем опухли от трудов и бессонницы, поехал в главную квартиру, где Государь милостиво приглашал его провести несколько дней в покое. С графом был и Сипягин. Таким образом, после 20-ти дневного пребывания под ядрами, очутился он при Императорской квартире, где все было спокойно и где бури авангарда слышались только издали.

«Немудрено было заболеть и графу! – пишет офицер его штаба[29]29
  Глинка, Письма Русского офицера, III, 115–116.


[Закрыть].– Он каждые сутки переменял по 6-ти лошадей и каждая доходила под ним до крайней усталости. Один он казалось не уставал. Случалось, что, разослав всех нас, он сам исправлял должность адъютанта, отдавая изустно приказания полкам. Он был везде сам.

Туда только разве не ездил, куда отправлял за себя полковника Сипягина; ибо там шло все хорошо!»

20-го мая Николай Мартьянович назначен начальником Штаба резервных войск; а 25-го мая заключено было Пошвицкое перемирие и наш герой, чувствуя ослабление своего здоровья, отправился на Теплицкие воды, где оставался до возобновления военных действий. Они начались в первых днях августа. Сипягин явился к Милорадовичу. По-прежнему исполняя при нем должность начальника штаба, он участвовал в сражениях 14-го и 15-го августа под Дрезденом, и 17-го и 18-го под Кульмом, – окончившихся совершенным истреблением корпуса Вандама, – в ряду битв, ознаменованных со стороны Русских доблестными подвигами, которых не исказят ни зависть, ни злоба. В эти памятные дни Сипягин подтвердил свою славу в армии и бриллиантовые знаки к ордену Св. Анны 2-го класса и чин генерал-майора, в который Николай Мартьянович пожалован 15-го сентября[30]30
  «Воспоминания» (стр. 94) несправедливо говорят, что Сипягин произведен в генерал-майоры в Париже.


[Закрыть], были наградами ему за новые отличия.

Потом наш герой, опять вместе с Милорадовичем, деетельно участвовал в знаменитой трехдневной «битве народов» под Лейпцигом, 4-го, 6-го и 7-го октября. Наконец, когда в 1814 году победныя знамена Александра развеелись за Рейном, Сипягин сражался: 2-го марта– при Арсисе, – где была последняя встреча Благословенного с Наполеоном, и в знаменитый день 18-го марта – под стенами Парижа, – командуя особым отрядом.

Свидетель распорядительности Николая Мартьяновича, Император Александр назначил его, 2-го апреля, своим генерал-адъютантом и пожаловал ему орден Св. Георгия 3-го класса. Почти все союзные монархи украсили Сипягина орденами: император Австрийский наградил его орденом Марии Терезии меньшего креста и Св. Леопольда 2-го класса; король прусский – «Красного орла» 2-го класса, «за заслуги», и «Железнаго креста»; король баварский – военным Св. Максимилиана; король французский – Св. Лудовика и король Шведский – «Меча» 1-го класса.

По возвращении гвардии в Россию, Сипягин был назначен, 1-го сентября[31]31
  «Воспоминания» (стр. 94) опять несправедливо относят это назначение ко времени пребывания наших войск в Париже.


[Закрыть], начальником Штаба Гвардейскаго Корпуса и пять лет неусыпно заботился о приведении его в отличное устройство. Между первыми мерами, принятыми Николаем Мартьяновичем, было составление «Общества Любителей Военных Наук» или «Общества Военных Людей», заведение при Штабе отборной Военной Библиотеки[32]32
  При нынешнем направлении занятий офицеров и при вновь возникшей прекрасной деетельности Гвардейского Штаба, будет нелишним привести здесь несколько строк из «Отчета Военной Библиотеки» за первый год ее существования, написанного г. Грибовским и помещеннаго в Военном Журнале 1817 г. № IX. Этот отчет был представлен первому ежегодному собранию Общества Военных Людей, происходившему 23-го ноября 1817 года. Смеем думать, что мысли, высказанные в отчете, представляют взгляд Сипягина:
  «После шума военного, после трудов и подвигов бранных, – говорит этот отчет, – предлежит воинам нашим другое поле занятий. Дальнейшие концы Вселенной наполнились уже славою имени Русского; пали под грозным мечом могущественных сынов Севера многочисленные враги; и Славянин, бесстрашный на поле ратном, кроткий в мире и тишине, возвратясь в землю родную, в дом отчий, в круг ближних, вложил в ножны меч свой, повесил его вместе со шлемом, обвитым лаврами и с непроницаемою бронею. Но не с тем отложил он доспехи ратные, чтобы предаться праздности; нет, среди настоящего спокойствия, среди благословенной тишины, он мыслит о пользе отечества. Из повествований знает он, что один меч, одна храбрость недостаточны для обороны государства; он видел в описаниях, что падали сильные от противников слабейших, но обративших на пользу себе искусство; и вследствие того решился достигнуть большаго совершенства, решился соединить храбрость с искусством. Но дабы успеть в сем, необходимо учение, необходимы книги. Не каждый может иметь их, и для того учреждено сие книгохранилище. Оно отверсто каждому воину Русскому, дабы он, читая деения лет протекших, поучался из подвигов отцов своих, из наставлений мудрых вождей, быть истинным воином Русским, истинным воином Александра.
  Угодно было Монарху обратить внимание на сие заведение и удостоить, как сказали мы, 23-го ноября протекшего года высоким Своим посещением. Прияв вместе с тем жизнь, привлекло оно на себя внимание общее. Их Императорские Высочества Государи Великие Князья, Его Королевское Высочество принц прусский Вильгельм, некоторые иностранные министры и знатнейшие особы, военные и гражданские, удостоили Библиотеку посещением; а Русские воины, в часы свободы, приходили искать здесь пищи своему стремлению достигнуть совершенства в Искусстве Военном».
  В этом же годовом собрании было читано «Рассуждение о необходимости деетельной жизни, ученых упражнений и чтения книг; а равно и о пользе и настоящем положении учрежденного при Гвардейском Штабе, для военных читателей, Книгохранилища», написанное Ф. Н. Глинкою и изданное отдельною книжкою (СПб. 1818). Место, к сожалению, не дозволяет вам сделать из него несколько извлечений, которые могли бы быть, как любопытны, так и поучительны.
  Но, мы приведем здесь «Стихи на 23-е ноября», сочиненныя Ф.Н. Глинкою и петые пред посетителями в этот торжественный день (Военный Журнал 1817 г., № IX, стр. 62–63), как выражения тогдашных чувств общества гвардейских офицеров, одним из достойнейших руководителей, которых был Сипягин. Вот они:
«Примите, гости знамениты!Усердных воинов привет!Здесь встретят вас сердца открыты;Одна здесь искренность живет!Служа в полях, под знамем чести,Не знает Русской воин лестиЖелезный свод, доспехи ратны,Лучи на шлемах и мечах*Да мысли вам дадут приятныО тех грозою полных днях,Когда врагов несметны силыПришли искать у нас – могилы.Ковали цепи вам народы;Но цепи в прах, и нет врагов!И Росс, Московским шлемом, водыИз Сенских черпал берегов!И сон лишь было – горе ваше;Встает Москва из пепла краше.  *Это относится к украшенному доспехами и оружием арсеналу – который посетители с особенным удовольствием обозревали.
Велик ваш Бог!.. велик избранныйК бессмертным подвигам Монарх!Он рек – и гром умолкнул бранный,И мир на суше и морях!  Император Александр Павлович удостоил Библиотеку Своим посещением 23-го ноября 1816 года и объявил Обществу Военных Людей Свое Высочайшее покровительство.
  Члены Общества Военных Людей, под руководством Сипягина, занимались сочинениями и переводами замечательных книг и статей*. Последние преимущественно помещались в
О Царь! наш вождь, надежда наша!Тебе сия заздравна чаша!Мы выпьем так, как пили деды,За край родимый, за Цари,Как пили сами – в дни победы,Когда кровавая заряНад полем битвы в тучах рделаИ смерть на всех равно глядела!..Для всех равно гремели громы,И сам наш Царь на брань летел;Но Вышним к славе Он ведомыйНа жатве смерти – уцелел!..Его стрегла небесна силаИ смерть – с почтеньем обходила!Вам кубок, гости дорогие!Да будут (мы желаем вам):Дни вашей жизни, дни златые!..Поверьте искренним сердцам:«Служа в полях, под знамем чести,Не знает Русской воин лести.  * В течение первого года существования общества были отдельно изданы книги: а) «Краткое начертание Военного Журнала» и
  б) «Общие правила Военного Искуства». Последняя есть переводс французского сочинения Жомини.
  Кроме того были переведены:
  1) «Правила Стратегии и употребления оных на избранном месте» – сочинение эрцгерцога Карла.
  2) «Описание похода в Португалию».
  3) «История похода соединенной армии англичан, ганноверцев, голландцев и брауншвейцев, под предводительством герцога Веллингтона, и прусской армии, под начальством князя Блюхера, в 1815 году» – сочинение Мюфлинга;
  и 4) «Описание похода Буонапарте, оконченного сражением при Мон-Сен-Жане». Сверх того члены занимались переводами:
  1) Творений Жомини.
  2) Сочинения Матье-Дюма: «Обозрение военных действий с 1799 по 1814 год».
  3) «Исторической картины войн Французской революции».
  и 4) Сочинения барона Ройнья; «Рассмотрение Военного Искусства». Наконец, составлялись:
  1) «Словарь знаменитых сражений и осад, отечественных и иностранных».
  и 2) «Словарь технических слов, употребительных в Военном Искусстве».
  Военный Журнал 1817 г., № IX, стр. 59–60. Стр. 30–31.
  ^* Вот это разделение:
  1) От занятия, в декабре 1812 года Вильны до перехода войск наших за границу.
  2) От перехода войск наших за границу до занятия г. Варшавы.
  3) От занятия г. Варшавы до вступления войск наших в Силезию и союза с Пруссиею.
  4) От вступления войск в Силезию, переправы чрез Эльбу и сражение при Люцене.
  5) Арриергардные дела от Люцена до Бауцена.
  6) Бауценское сражение, последовавшие за оным дела, перемирие и союз с Австриею.
  7) От перемирия до Дрезденского сражения.
  8) Сражение при Кульме.
  9) От Кульмского сражения до сражения при Лейпциге.
  и 10) Сражение при Лейпциге и приближение войск к Рейну.


[Закрыть] и учреждение типографии, литографии и арсенала.

Военном Журнале, – издававшемся при Гвардейском Штабе, – под непосредственным участием Николая Мартьяновича, – в 1817, 1818 и в начале 1819 годов. Вообще этот журнал богат важными и любопытными статьями, между которыми есть многие, относящияся к теории военного дела и к истории войны с Наполеоном – принадлежащие перу самого начальника Штаба.

В первой книжке журнала, Николай Мартьянович писал: «Зная, сколь занимательно должно быть для соотечественников наших верное описание военных действий 1812 и 1813 годов, я обязанностию считаю сообщить им все те по сему предмету сведения, которые по званию моему в декабре 1812 года начальника Штаба авангардных, а в 1813 году арриергардных войск, собрать я мог. Описание сие, составленное из подлинных сведений, полученных мною от разных корпусов наших и союзных армий, заключает в себе достопамятный и полный славы для Россиян период времени от декабря 1812 и 1813 год. Предваряю читателей, что единственное достоинство предпринятаго мною труда есть точность и верность описуемых происшествий и желание представить соотечественникам моим военные действия в настоящем их виде, а не так, как иностранные журналы их описывали, где к удивлению встречал я не только большие недостатки, но даже непростительные в движениях и действиях войск ошибки. Для большей ясности читателям, разделив описываемые мною военные действия на 10 записок*, я намерен помещать ежемесячно по одной из них с картами движений и планами сражении в Журнале, издаваемом при Главном Штабе Гвардейскаго Корпуса. Много сочту себя награжденным, если записки сии будут способствовать хотя несколько тому, кто возьмет на себя историческое описание всей прошедшей войны».

В то же время Николай Мартьянович объявил, что «имея немало сведений, касающихся до военных действий 1814 года», он готов и их сообщить соотечественникам, коль скоро удастся ему пополнить их недостающими еще сведениями, для составления полного описания блистательнаго похода в 1814 году.

Мысль составить историю достопамятной войны много занимала нашего героя в это время и после. Тщательно сообщал он материалы, но не успел привести их в порядок, когда смерть его застигла.

Сверх того, в 1817 году, Сипягин для сохранения в памяти великих боев, ознаменовавших незабвенные 1812, 1813 и 1814 годы, поручил одному излучших портретных живописцев написать, под руководством своим, 8 картин. Внимание знатоков к этим произведениям отечественного художника и желание многих особ иметь копии с них, побудили Николая Мартьяновича, – тогда же, – позволить налитографировать их, с тем, чтобы вырученные от продажи деньги поступили в пользу Военной Библиотеки Гвардейского Штаба.

Наконец, Николай Мартьянович, – «подобно Вобану, неутомимому в усердии к пользе общей» – как выразился один из его биографов[33]33
  Московский Альманах на 1829 год, стр. 96.


[Закрыть] – занимался и сочинениями, касательно различных отраслей управления государственного. Некоторые из этих бумаг представляемы были Александру I, и собственноручные отметки Его Величества свидетельствуют, с каким вниманием Государь читал их.

В начале 1819 года завел он при Штабе школу для обучения нижних чинов корпуса чтению, письму и арифметике, по методе взаимного обучения. Блистательные успехи этого училища[34]34
  Училище открыто 7-го января 1819 года. В него поступило до 300 унтер-офицеров и рядовых, присланных из всех полков корпуса. Успехи их, – говорит современное известие (Сын Отечества, 1819, № 3, стр. 140–141), – в самое короткое время, превзошли всякое ожидание: в пять дней сто человек, не знавших ни одной буквы, выучились читать и писать всю Русскую азбуку во всех ее начертаниях (т.с. буквы прописные и строчные, уставные и скорописные) и на шестой день были переведены в следующий класс, где занимались чтением п письмом слогов в две буквы, а места их в первом классе заняты другими, вновь прибывшими в училище. При этом не было употреблено ни букваря, ни пера, ни карандаша, ни лоскутка бумаги: учение производилось по таблицам и на столах, усыпанных песком. Должность учителей отправляли грамотные унтер-офицеры и рядовые. Училище помещалось в казармах лейб-гвардии Павловского полка. Устройством и красотою наружности, конечно, превосходило оно все прочие заведения этого рода в Европе. Залы его украшались изображениями Императора и знаменитейших наших Государей и полководцев. Училище состояло в непосредственном ведении Н. М. Сипягина и управлялось гвардейского штаба штабс-капитаном И. Г. Бурцовым. Издатель Сына Отечества, участвовавший в учреждении училища и в управлении им, и, – как сам говорил, – почитавший особеннымдля себя счастием, что мог споспешествовать трудам почтенных патриотов в деле столь общеполезном, обещал сообщать читателям своим известия об этом заведении, о правилах его и об успехах учащихся; но, к сожалению, мы не встречали этих известий, а в настоящую минуту, – когда, по воле возлюбленного Монарха, доблестные его телохранители горячо принялись за грамоту, – такие данные были бы в высшей степени поучительны. В начале этого же года Высочайше было утверждено «С.-Петербургское Общество учреждения училищ по методе взаимного обучения», – в первое заседание которого, 10-го февраля 1819 года, Сипягин избран почетным членом.


[Закрыть] удостоились внимания Благословенного Государя, и были поводом к учреждению таких же школ при всех гвардейских полках. Сверх того, им были заведены при Штабе училища фехтовальное и берейторское. Государь наградил такую прекрасную деетельность Сипягина: Высочайшим благоволением, объявленным 7-го декабря 1816 года, «за приведение в порядок и устройство Гвардейского Штаба», и орденом Св. Анны 1-й степени.

Сверх исполнения прямых обязанностей своей должности, Николай Мартьянович был также деетельным членом Комитета 18-го августа 1814 года, – что ныне Комитет о раненых, – которым назначен в самый день учреждения этого прекрасного установления.

По возвращении гвардии в Россию, после первого Парижского мира, командиром корпуса был назначен Милорадович, который начальствовал им до половины 1818 года, – когда был сделан С.-Петербургским военным генерал-губернатором. Расставаясь с избранными войсками, воспитанник Суворова, любимец солдат, писал своему начальнику штаба, от 20-го августа 1818 года, следующее[35]35
  Военн. Журн., 1818, книжка IX, стр. 50–51.


[Закрыть]:

«Милостивый Государь

Николай Мартьянович!

Приступая по Высочайшей воле к новому назначению, а посему оставляя командование Гвардейским Корпусом, я вменяю себе в приятнейшую обязанность засвидетельствовать искреннюю благодарность всем сослуживцам и сотрудникам моим. В сем случае по всей справедливости полная признательность моя должна относиться, прежде всех, к Вашему Превосходительству. В походах, прославленных знаменитыми успехами в течение 1812, 1813 и 1814 годов, и в особенности в делах арриергардных, равно как и в мирное время, вы были моим лучшим помощником и ревностнейшим сотрудником, которому я не мог отказать в полной доверенности моей.

Да послужат немногие строки сии изъяснением должной благодарности Вам, и удостоверением в искренней приязни и в том почтении, с которым имею честь быть и пр.».

Чрез полгода после этого письма, и Сипягин оставил гвардейский корпус, будучи назначен начальником 6-й пехотной дивизии, стоявшей сначала в Ярославле, а потом в Моршанске, и принадлежавшей ко 2-му пехотному корпусу. В этой новой должности Николай Мартьянович продолжал отличаться усердием по службе, неутомимою деетельностию, беспрерывным стремлением к усовершенствованию всех частей вверенных ему войск, которые довел до самаго блестящего состояния. Полки 6-й пехотной дивизии отличались совершенством на всех смотрах и маневрах. В мирное время опытный генерал, он умел соединять в себе дарования искусного военного человека с доблестями гражданина. Войска, вверенные его командованию, по единогласному свидетельству, как местных начальств, так и обывателей, отличались примерною дисциплиною и служили последним пособием в их сельских занятиях. Готовя солдат своих к успехам на войне, он устремлял всю деетельность свою на улучшение их состояния, не щадя своего имущества. В Ярославле устроены им казармы и госпиталь с великолепною церковью на собственное иждивение. Для вступающих в военную службу небогатых дворян Николай Мартьянович завел род школы юнкеров и подпрапорщиков, собирая, по зимам, в свою дивизионную квартиру, этих молодых людей для учебных занятий. Знакомясь с ними, Сипягин поощрял их к наукам, приглашал к своему столу и во всем отечески заботился об них. Много хороших офицеров, при этом образовавшихся, благословляют его память.

Для успешного обучения нижних чинов, Сипягин в это время издал особую книгу: «Наставление егерю, выбранное из правил обучения цельной стрельбе и правил рассыпного строя; с некоторыми прибавлениями, составленными генерал-адъютантом Сипягиным» (Спб.,1820, в 12)[36]36
  Это «Наставление», написанное в вопросах и ответах, заключает в себе четыре главы: 1) «О егере или застрельщике», 2) «О ружье», 3) «О цельной стрельбе» и 4) «О действии застрельщика вообще».
  Ныне, когда все внимание устремлено на меткую стрельбу, любопытны следующие вопросы и ответы:
  Вопр. Нужен ли он (егерь или застрельщик) для Армии?
  Отв. Для Армии он необходимо нужен, потому что цельными выстрелами, нанося вред неприятелю, дает возможность успешно оной действовать.
  Вопр. Что нужно знать егерю или застрельщику?
  Отв. Если он хорошо стреляет, то имеят большое превосходство пред неприятелем; а сия самая уверенность доставляет нам победу.
  Вопр. Как он должен поступать в действии против неприятеля?
  Отв. При всех действиях он должен быть хладнокровен, оставить дурную пословицу и думать, что пуля виноватого найдет, и помнить, что в бегстве несравненно более гибнет людей, чем в самой отважной атаке.
  Вопр. Должен ли застрельщик при стрелянии торопиться?
  Отв. Нет; а напротив того огонь, в котором выстрелы почти считать можно, есть самый смертоносный для неприятеля, и показывает храбрость и хладнокровие застрельщиков и егерей. Великий Суворов сказал, что «надо стрелять редко, да метко».
  Вопр. Нужно ли беречь патроны?
  Отв. Необходимо, и отнюдь при вынимании оных не выбрасывать, за чем иметь строгое наблюдение гг. офицерам, находящимся в цепи. Выбрасывать патроны означает трусость в застрельщиках, а в Русской Армии трусов нет.


[Закрыть].

Монаршие благоволения сопровождали эти новые труды Николая Мартьяновича. Они были объявлены: а) 5-го сентября 1819 года «за доведение и исправное состояние полков 6-й пехотной дивизии»; б) 3-го февраля 1820 года «за исправность, в коей найдены, при осмотре, в 1819 году, полки и артиллерии роты 6-й пехотной дивизии»; в) 16-го августа «за отличное стреляние в цель, произведенное полками той же дивизии», и г) 7-го апреля 1822 года «за исправность и устройство, найденные при осмотре, в 1821 году, 6-й пехотной дивизии».

В последних днях августа и в первых сентября 1824 года Благословенный Государь удостоил своим смотром и маневрами 2-й пехотный корпус, собранный под Пензою. 6-я дивизия, вместе с прочими войсками, удостоилась Всемилостивейшего одобрения, и Сипягину объявлены Высочайшие благоволения в Высочайших приказах 1-го, 2-го и 3-го сентября: а) «за отличный порядок и устройство полков 6-й пехотной дивизии, чистоту и правильность во всех движениях и точное исполнение данных приказаний, найденное при Высочайших Его Императорского Величества смотру 31-го августа и маневре 1-го сентября»; б) «за отличную чистоту и опрятность, найденную при Высочайшем присутствии в разводе 2-го сентября баталиона Невского пехотного полка и приметный успех при стрелянии в цель стрелками» и в) «за найденный на маневре, произведенном 3-го сентября, по данной Его Величеством на месте диспозиции, превосходнейший порядок по всем частям, правильность в движениях, точность и сообразное предположенной цели исполнение приказаний». Вообще за эти дни Николаю Мартьяновичу, вместе с другими генералами и полковыми командирами, Государь лично «в самых лестных и милостивых выражениях» изъявил Монаршее благоволение и благодарность за отличныя исправность и устройство войск, – даже более Его Величество всем виденным был столь доволен, что, став посреди войск, изволил сказать, что Он желал бы благодарить каждого лично[37]37
  Вот несколько официальных подробностей об этом замечательном Высочайшем смотре, заимствованных нами из С.-Петербургских Ведомостей, 1824 г., № 79.


[Закрыть]. 12-го декабря этого года Николай Мартьянович

В Пензу Государь прибыл в день своего тезоименитства, 30-го августа, в 8 часов вечера. Из собора, куда Он поехал прямо от заставы, Его Величество отправился в приготовленную Ему квартиру, и вышел из коляски к стоявшему у ворот дома караулу, на фланге которого находились: главнокомандующий 1-ю армиею, корпусный командир, генерал от артиллерии князь Яшвиль, все генералы и штаб-офицеры. Вслед за тем, в тот же вечер, имели аудиенцию главнокомандовавший и некоторые из генералов, и представлялись все генералы и командиры полков и артиллерийских бригад.

На другой день, 31-го, отслушав, в 6 часов утра, литургию в приходской церкви Св. Петра и Павла, Государь присутствовал на специальном смотре корпуса. Повторенное полками «ура!», гром музыки, труб и барабанов были только слабыми изъявлениями восторга, написанного на лицах воинов, удостоившихся Монаршего воззрения. По объезде всех войск, Его Величество объявил Высочайшее благоволение «за чистоту и опрятность одежды и за отличное равнение в рядах, как пехоты, так и кавалерии».

Потом Сам лично удостоил командовать. Войска, в наилучшем устройстве и порядке, церемониальным маршем, проходили мимо Его Величества дивизионами, а после сомкнутыми взводными колоннами. На лице Его Величества ясно было видно особенное удовольствие, изъявленное тут же Высочайшим благоволением корпусному командиру, генералам и командирам полков и артиллерийских рот.

1-го сентября Государь Император, также в шесть часов утра, изволил отправиться на маневры, произведенные по диспозиции корпусного командира. С одной стороны войска, превосходно одетые и образованные, с другой стороны сонмы зрителей и множество экипажей составляли картину прелестную. Маневры продолжались шесть часов. За точность и стройность в движениях, все войска удостоились особеннаго Высочайшего благоволения; нижним же чинам, за оба дня, пожаловано по два рубля, по два фунта говядины и по две чарки вина на человека.

В этот же день приглашены были к обеденному столу Его Величества все генералы, командиры полков и артиллерийских бригад.

2-го сентября, равным образом в 6 часов утра, Его Императорское Величество присутствовал у развода Невского пехотного полка; после изволил смотреть манежную езду унтер-офицеров полков 2-й Гусарской дивизии и, наконец, цельную стрельбу пехоты и артиллерии. Все эти части удостоились Высочайшего одобрения. Нижние чины получили по рублю на человека, а пехотным стрелкам назначено особенное денежное награждение.

3-го сентября, также в 6 часов утра, Его Величество во второй раз присутствовал на маневре. Никакой предварительной диспозиции маневру этому не было объявлено, и никто из генералов не был предупрежден о распоряжениях, какие Государю Императору угодно было сделать. Его Величество Сам изволил командовать. Все движения войск, до самой минуты начатия их, никому не известные, по единому слову совершались с величайшею быстротою и точностию. Самые трудные движения происходили с наибольшею стройностию и тишиною. Маневр этот, без всякого приготовления, по личному распоряжению Его Величества, с полным успехом произведенный, заслужил особенную Высочайшую признательность и благоволение за превосходнейший порядок в войсках по всем частям, за точность и правильность движений, за обучение, образование и доведение войск до желаемой степени. Нижним чинам пожаловано по рублю, по фунту говядины и по чарке вина на человека.

После маневра, более шести часов продолжавшегося, Государь Император изволил принять обед, данный 2-м пехотным корпусом, в устроенной для того, на горе, в виду города, палатке. Все войска, по скату горы, по обеим сторонам от палатки, стояли в полковых колоннах в две линии. Радостные восклицания воинов огласили воздух по прибытии Его Величества на место. Государь Император, Сам удостоив командовать, повелел войскам идти к столам, где ожидал их обед, пензенским дворянством всему 2-му корпусу данный; потом, сошедши с лошади, призвал всех генералов и полковых командиров, и в самых лестных и милостивейших выражениях изъявил им Монаршее благоволение и благодарность за отличные исправность и устройство войск. При входе Его Величества в палатку загремела музыка. При питии за здравие Его Императорскаго Величества радостное восклицание «ура!» сперва в палатке раздавшееся, повторено было войсками всего корпуса, в то же время пившими за здравие Государя, и бесчисленными сонмами народа, вокруг палатки стоявшего. Совокупные всех мольбы и желания сливались воедино. Гром пушек и хор певчих, воспевавших: «Боже Царя храни!» не могли заглушить взываний восхищаемых сердец. Потом Его Величество изволил пить за здоровье главнокомандующего, корпусного командира, всех генералов, штаб– и обер-офицеров; наконец удостоил пить за здоровье пензенского дворянства. По окончании обеда войска выстроились по-прежнему, и коль скоро Его Величество вышел из палатки: то вновь повторились радостные восклицания Став среди войск, Государь изволил сказать, что он желал бы благодарить каждого лично; подъезжал к каждой дивизии особо и громогласно изъявлял полное Свое благоволение. После этого Его Величество отправился в артиллерийский лагерь, где изволил осматривать внутреннее устройство артиллерии и всем был совершенно доволен.

Ввечеру поздно, накануне отъезда Его Величества (3-го сентября), имели счастие получить: командир 2-го пехотнаго корпуса, генерал от инфантерии князь Горчаков Высочайший рескрипт и при нем осыпанную бриллиантами богатую табакерку с портретом Его Императорскаго Величества, а начальник штаба 1-й армии генерал-лейтенант барон Толь орден Св. Александра Невского».

Всемилостивейше пожаловав алмазными знаками ордена Св. Анны 1-й степени, в ознаменование, – как выражено в Высочайшей грамоте, – Монаршего внимания, которое обратил он на себя усердною своею службою и особыми трудами в доведении вверенной ему дивизии до того отличного состояния, в коем она найдена при осмотре Его Величеством.

Это была последняя награда Сипягину от его Государя Благодетеля.

Император Николай, подобно Благословенному Брату Своему, высоко ценил Сипягина, и щедро излил на него милости. 22-го августа 1826 года, в день священного коронования, Сипягин был произведен, за отличие, в генерал-лейтенанты, с назначением начальником сводной дивизии 5-го пехотного корпуса.

Прощаясь с прежними своими сослуживцами, Николай Мартьянович между прочим писал к ним: «Разлучаясь с вами по обстоятельствам службы, никогда не разлучусь с вами сердцем моим. Где бы я ни был, везде буду воспоминать о благородном вашем рвении к чести и славе. Я горжусь тем, что был вашим начальником».

Но в резервной дивизии он был недолго.

28-го марта 1827 года в один день с назначением Паскевича командиром Отдельного Кавказского Корпуса, Сипягин назначен Тифлисским военным губернатором. На новом посту Николай Мартьянович умел, в самое короткое время, вполне оправдать выбор прозорливаго Государя, ревностным и примерным исполнением обязанностей, важных особенно в тогдашних обстоятельствах, и оставил в Грузии нетленные памятники своих трудов. Стараясь привлечь в отдаленный край людей образованных и ученых, он обратил внимание ва все, что могло способствовать к просвещению и благосостоянию страны.

Тифлис. Худ. Князь Г. Гагарин.

Немедленно по прибытии Николай Мартьянович принялся за украшение Тифлиса, так что возвратившиеся из похода не узнавали города и окрестностей. Площади в нем приняли вид правильный и украсились именами тогдашних побед; тропинки, едва проходимые, обратились в пространные улицы; а крутые каменные горы, опасные для проезжающих, были разработаны; сакли прикрылись красивыми заборами; на протяжении двух станций от города, вдоль неровного берега Куры, – где с трудом проходили повозки, – явилось превосходное шоссе, прочно и красиво устроенное. В Коджорах, – небольшой долине на высокой горе, – верстах в осьми от Тифлиса, – где находятся развалины дворца, служившего летним жилищем Грузинских царей, и в которой наши главнокомандовавшие проводили знойные дни, живя в палатках, Сипягин в самое короткое время устроил прекрасный каменный дом, в зале котораго соорудил весьма хороший фонтан, столь важный для прохлады в жарком климате. Все это было сделано руками пленных персиян и турок.

В то же время Николай Мартьянович заботился об учреждении богоугодных заведений и института для образования девиц, напечатал в ведомостях[38]38
  Тифл. Вед., 1828, № 12.


[Закрыть], что «начальство с величайшим удовольствием согласилось бы оказать пособие той особе, которая бы решилась учредить в Тифлисе училище для благородных девиц» представлял об учреждении Кадетского Корпуса, и был один из виновников преобразовании губернской гимназии и вообще устройства учебной части в Закавказском крае. Между прочим, он, по некоторым городам, завел школы для обучения детей тамошних уроженцев и аманатов горских народов, – с целию распространения среди их образованности и людности. Положено было: заложников повиновения азиатских народов впредь выбирать из младенческаго возраста. Возвращаясь в свои семейства, они должны приносить с собою пример кроткого образования и способствовать просвещению своих соотечественников, на коих имеют большое влияние, потому что обыкновенно суть дети владельцев или людей, пользующихся уважением своего народа. Настоящее поколение уже чувствует плоды благотворных попечений Сипягина. Училище для аманатов в Тифлисе было открыто во всерадостный день 25-го июня 1828 года и поручено особенному надзору Муштаида-Ага-Мир-Фета, верховного начальника Алиевой секты, – тогда Высочайше назначенного главою магометанского в России исповедания, – который, при открытии заведения, представлял своего сына в товарищи новым питомцам[39]39
  Тифл. Вед., 1828, № I; переп. в Северной Пчеле,1828, № 92.


[Закрыть]. Чрез два месяца, т. е. незадолго до кончины Сипягина, в этом училище было уже 32 ученика магометанского исповедания, обучавшихся закону магометанскому, арифметике, языкам русскому и татарскому, и старания нашего героя в это короткое время оправдывались приятным образом: ученики знали уже различать русские буквы, а некоторые читали даже склады[40]40
  Тифл Вед., 1828, № 12, переп. в Северной Пчеле,1828, № 123.


[Закрыть].

Аул на Кавказе. XIX век. Худ. Т. Горшельт.

Народная промышленность также обращала на себя полное внимание Сипягина. Для улучшения виноделия, столь важного в том крае, Николай Мартьянович решился выписать из Франции искусных виноделов, и учредить в Тифлисе Ферму садоводства, а для преобразования земледелия, находившагося здесь в младенческом состоянии, он предположил отправить 12 мальчиков из туземных жителей бедного состояния, для обучения сельскому хозяйству, в Земледельческую Школу Московского Общества Сельского Хозяйства[41]41
  Тифл. Вед., 1828, № 12.


[Закрыть]. Для споспешествования торговли им учреждена в Тифлисе ярмарка, торжественно открытая в 1828 году в день Покрова Пресвятой Богородицы, только с небольшим за неделю до его кончины.