Текст книги "Нат Пинкертон и преступное трио"

Глава III
Важный разговор

Дом № 456 на 76-й улице представлял собою маленькую, построенную в новейшем стиле виллу, в которой престарелый и страшно богатый мистер Артур Повелл жил совершенно одиноко.

Маленькое изящное здание производило чрезвычайно приветливое впечатление и отделялось от улицы небольшим хорошеньким садиком.

Пройдя этот садик, Пинкертон предварительно остановился и внимательно оглянулся вокруг. Он должен был считаться с тем, что этот Адаме, быть может, все-таки последовал за ним, желая убедиться, действительно ли он идет к мистеру Повеллу.

Но нигде не видно было ни души: зоркий глаз сыщика непременно заметил бы преследователя, если бы таковой находился где-нибудь поблизости.

Успокоенный, Нат Пинкертон взошел на крыльцо и позвонил. Ему открыла горничная.

– Мне необходимо видеть мистера Артура Повелла.

– Разве вам неизвестно, что мистер Повелл очень болен?

Нат Пинкертон сделал удивленное лицо. Значит, Артур Повелл был жив и слова в подписанном тремя крестами письме: «Проклятие тебе – убийце Артура Повелла!» – не соответствовали истине.

Он был действительно поражен, но сейчас же оправился и сказал с настойчивой решительностью:

– Мне необходимо видеть мистера Повелла во что бы то ни стало! Я пришел по делу, от которого, быть может, зависит его жизнь!

Доложите обо мне немедленно. Вот моя карточка.

Сыщик передал свою карточку, и девушка пошла о нем докладывать.

Через минуту она вернулась и попросила сыщика войти в гостиную. Здесь Пинкертон встретил пожилого, элегантно одетого господина, который назвал себя доктором Вестманом – это был домашний врач больного хозяина дома.

Он вежливо поклонился сыщику, радуясь, что имеет случай познакомиться с великим мастером сыскного дела.

– Странно! – заметил он. – Ваше появление в этом доме укрепляет во мне одно предположение, которое я до сих пор никогда еще не решался высказывать.

– А именно? – спросил сыщик.

– Над мистером Повеллом, изнемогающим от тяжкой болезни, совершается какое-то систематическое преступление.

– А конечная цель этого?

– Смерть Артура Повелла!

– Какого рода болезнью страдает мистер Повелл?

– С ним было два удара, оба явившиеся следствием страшного испуга. Тело его отчасти разбито параличом и требует самого заботливого ухода; организм его до крайности ослаб.

– Не хотите ли мне рассказать…

– Пожалуйста, пойдемте в комнату больного. Мне кажется, будет лучше всего, если пациент сам сообщит вам то, что вам нужно знать. Я, собственно, никого не хотел к нему допускать, но, прочтя ваше имя, мистер Пинкертон, заметил, как радостно засияло при этом лицо Повелла, и потому решил привести вас к его постели. Уже одно сознание того, что вы находитесь здесь, может ободрить больного и произведет благотворное действие. Он может говорить с вами только шепотом, но вы поймете его, и я надеюсь, что после разговора с вами у него хоть немного пропадет то удрученное состояние духа, от которого он так сильно страдает. Эта почти полная апатия особенно способствует ухудшению его здоровья.

– Ну-с, мы посмотрим, – заметил сыщик. – Я, со своей стороны, разумеется, сделаю все, что от меня зависит.

– Еще один вопрос, мистер Пинкертон. Что привело вас сюда? Подозреваете ли вы только, что здесь совершено преступление, или знаете это наверное?

– Я знаю наверное и пришел, чтобы обнаружить злодея и предать его заслуженному наказанию!

– В таком случае от души желаю вам успеха, мистер Пинкертон! Пойдемте. Мистер Повелл, вероятно, уже ждет вас с нетерпением.

Врач пошел вперед, а сыщик за ним. Спальня больного, убранная с солидной элегантностью, находилась в первом этаже.

Артур Повелл, старик с почтенным, обрамленным совершенно белыми волосами лицом, лежал в постели и встретил вошедшего взором, полным тоскливого ожидания. На восковом осунувшемся лице его выступил чуть заметный румянец, когда сыщик, которому он протянул руку, подошел к постели.

– Мистер Пинкертон?

– Да, это я, мистер Повелл.

– Хорошо, что вы пришли. Ваше присутствие возвращает мне некоторую бодрость. Я уже совершенно отдался отчаянию и тоске.

Пинкертон взял стул и, подсаживаясь к больному, сказал:

– Быть может, мне удастся вернуть вам полное душевное спокойствие, а вместе с тем и здоровье, мистер Повелл. Будьте же настолько любезны и расскажите мне как можно подробнее, какие именно события послужили причиною вашей болезни.

Артур Повелл кивнул головой и на минуту закрыл глаза. Потом, не глядя на сыщика, он принялся рассказывать тихим, едва слышным шепотом:

– Мне теперь шестьдесят пять лет, и я холост. Но когда-то я знал одну бедную, хорошую девушку, которую полюбил всей душой… но не сделал своей супругой! Она также любила меня… и не подозревала, что я не думал жениться на ней, хотя и дал ей такого рода обещания. Наша связь не осталась без последствий – она родила мальчика. Я никогда не забуду той сцены, которая произошла, когда Мери принесла мне своего ребенка. Избавьте меня от необходимости рассказывать вам дальнейшую историю нашей любви, мистер Пинкертон. Словом, я покинул несчастную девушку и более о ней не заботился. За ребенка я ей предложил некоторую сумму, от которой она, однако, отказалась. Мери никогда не переставала умолять меня дать ребенку имя и еще десять лет назад, перед смертью, написала мне такого рода письмо. Позднее и мальчик, который теперь должен быть уже молодым человеком лет двадцати пяти, несколько раз обращался ко мне, но я оставался неумолим. Я не отдавал себе отчета в том, как страшно грешил. Я забыл упомянуть, что я англичанин и что с Мери я познакомился в Англии. Пятнадцать лет назад я переселился в Америку. Здесь я удвоил свое состояние и уже пять лет живу на проценты с капитала. И вот среди моего старческого одиночества мне вдруг камнем легла на душу мысль, что у меня нет наследников, что мои деньги достанутся племяннику, который никогда не был мне симпатичен и с родней которого, хотя отец его был моим сводным братом, я никогда не водил знакомства. К тому же племянник этот и сам по себе человек достаточно богатый. Мало-помалу мне стало ясно, как страшно я был виновен перед Мери Локвуд и ее сыном Джоном. Я начал горько раскаиваться, что не дал несчастному своего имени, и в конце концов я решил поправить сделанную ошибку. Наведя справки в Англии, я, узнав адрес Джона Локвуда, написал ему письмо, в котором сообщал, что хочу его усыновить, и просил приехать ко мне в Америку.

Однако я не получил ответа! Несколько раз писал я ему длинные письма, но Джон Локвуд по-прежнему не отзывался. Я пришел к заключению, что мое прежнее поведение настолько ожесточило его, что теперь, по гордости, он отказывался от того, что по праву должно было бы принадлежать ему двадцать пять лет назад! Я понимал это чувство; я не мог винить за него Джона и все продолжал писать. С дюжину писем, по крайней мере, я отправил в Англию, но ответа так и не получил ни на одно. Тогда, наконец, я оставил свои попытки, но раскаяние продолжало грызть мое сердце. Я становился дряхлым, отчаяние овладело моей душой, и я решил съездить в Англию сам…

– Позвольте, мистер Повелл, – прервал Нат Пинкертон старика. – Когда именно вы послали ваше первое письмо в Англию?

– Месяцев пять назад.

– А последнее?

– Три недели назад.

– Где находился мистер Джон Локвуд?

– В Лондоне. Впрочем, как я узнал по наведенным мною справкам, он, оказывается, совсем не беден и в качестве инженера уже успел скопить себе маленькое состояние – обстоятельство, тоже, конечно, способствовавшее тому, что он не отвечал на мои письма. Так вот, несмотря на свой возраст, три недели назад я хотел пуститься в путешествие в Англию, как вдруг произошло нечто неожиданное, ужасное. Однажды ночью, за несколько дней до моего предполагаемого отъезда, меня поразило ужасное видение. Около полуночи – луна ярко светила в окно – у моей кровати вдруг, точно из-под земли, выросла страшная черная фигура с лицом, белым как снег, и со страшно сверкающими глазами. Я окаменел от ужаса; привидение же подняло руку и заговорило грозным голосом, упрекая меня в грехе перед Мери Локвуд. Оно стало грозить мне смертью. В ужасных словах возвещало оно мне мою близкую кончину, говоря, что оно – дух несчастного Джона Локвуда, погибшего в Англии в нужде и горе. В то же время страшный дух заявлял, что с этих пор уже не оставит в покое меня, безбожного отца, пока я не буду в могиле, чтобы и там не находить себе покоя! Ужасное привидение, стоявшее в бледных лучах луны, его еще более ужасные слова… Со мной сделался удар: правая сторона у меня совершенно отнялась. Доктор Вестман приехал еще ночью и оказал мне первую помощь, а когда я рассказал ему о видении, он сказал, что это была игра воображения, кошмар, напрасно внушивший мне такой беспредельный ужас. Но явление повторилось; до сих пор оно возвращалось три раза, и в третий раз – неделю назад – со мною снова сделался удар. Приближается мой конец! Если дух явится еще хоть один раз, я не выдержу, я чувствую, что умру, мистер Пинкертон!

Сыщик улыбнулся:

– Помилуйте, мистер Повелл, будьте же мужчиной! Не станете же вы бояться какого-то негодяя, который одевается в черный плащ и покрывает лицо белилами, чтобы напугать вас!

– А вы думаете, что это преступник? – задыхаясь, спросил Повелл.

– Для меня это не подлежит никакому сомнению. Я приведу вам явное доказательство, что это так, и в самом ближайшем будущем торжественно представлю негодяя, который играл эту недостойную роль привидения!

Больной взглянул на сыщика глазами, полными удивления и благодарности:

– Вы говорите с такой решительностью, мистер Пинкертон, что я принужден вам верить. Я уже не могу сомневаться, и душа моя наполняется новою надеждой.

– Эта надежда осуществится. А теперь скажите, видели ли вы когда-нибудь вашего незаконного сына?

– У меня есть одна фотографическая карточка, сделанная лет восемь назад, которую он мне тогда же и прислал.

– Нельзя ли мне ее посмотреть?

– Конечно. Будьте любезны, позвоните.

Сыщик позвонил, и Артур Повелл приказал вошедшему слуге принести карточку, лежавшую в письменном столе. Через некоторое время слуга вернулся и подал сыщику карточку. Пинкертон, внимательно разглядев благородные симпатичные черты юношеского лица, тихо кивнул головой и спросил:

– Вы говорили, что наследником вашего состояния будет один ваш племянник, с умершей родней которого вы жили не в ладах?

– Севершенно верно.

– А как имя этого племянника?

– Мак Керринг.

«М. К.!» – мелькнуло в голове сыщика. Это был адрес того письма, за которым актер Адамс заходил в почтовую контору.

– Видали ли вы вашего племянника за последнее время?

– Как же. Последние две недели, приехав из Англии, он даже жил у меня.

– Будьте любезны, опишите мне наружность вашего племянника.

Повелл сделал описание наружности Мака Керринга, совершенно подходившее к Адамсу.

– Скажите, пожалуйста, разве в появлявшемся у вашей постели духе вы никогда не замечали знакомых черт лица?

– Нет, лицо привидения всегда было закрыто воротником плаща.

– А разве у вас никогда не являлось подозрения насчет того, кто мог изображать этого страшного духа?

Повелл помолчал несколько секунд, а потом сказал несмелым шепотом:

– Мне бы не хотелось об этом говорить…

– Что можно сказать о материальном положении Мака Керринга?

– Я уже говорил вам, что он унаследовал от отца большой капитал, который дает ему возможность безбедного существования на проценты.

– Симпатичен ли вам этот молодой человек?

– Откровенно говоря, совсем не симпатичен. Хотя, нужно отдать ему справедливость, со мной он чрезвычайно предупредителен и любезен и никогда не провинился передо мной ни в одной хотя бы незначительной бестактности.

– Куда же он уехал, когда оставил ваш дом две недели назад?

– Вернулся в Англию.

Пинкертон чуть-чуть улыбнулся:

– Так он уверял?

– Да! Он уехал с пароходом «Австрия», принадлежащим обществу «Кунард».

– Вы ошибаетесь, он не уехал. Мак Керринг здесь, в Нью-Йорке, – спокойно заявил Нат Пинкертон.

Артур Повелл даже вскрикнул от испуга:

– Это немыслимо!

– Мало этого, мистер Повелл, я совершенно убежден, что в одну из предстоящих ночей, быть может, даже нынче, он снова сделает вам визит в образе привидения, чтобы окончить свое дело и в качестве наследника вступить во владение вашим состоянием!

Повелл не верил своим ушам, да и доктор Вестман глядел на сыщика, делавшего такие смелые заявления, с видом безграничного удивления.

– Да, джентльмены, все это так, как я говорю! А теперь еще один вопрос: чувствуете ли вы себя достаточно сильным, чтобы еще раз без страха взглянуть на привидение, которое я имею намерение арестовать именно здесь, у вашей постели?

Повелл кивнул:

– Конечно, конечно! Теперь, когда я все знаю, я уже не стану бояться.

– В таком случае я должен буду продежурить у вас ночь, так как уверен, что негодяй придет сегодня.

Больной старик с мольбою посмотрел на сыщика:

– Не правда ли, мистер Пинкертон, вы не посадите моего племянника в тюрьму? Пусть он оставит Америку и возвратится в Англию.

– Нет! – мрачно сказал Пинкертон. – Ваш племянник умрет на электрическом стуле!

Повелл вскрикнул:

– На электрическом стуле?! Боже праведный! Но ведь его преступное намерение погубить меня еще не осуществилось!

– Он виновен в других! В каких именно, вы узнаете, только когда уже окончательно оправитесь от своей болезни.

Но больной не давал сыщику покоя и во что бы то ни стало требовал сказать, в каком преступлении замешан его племянник. Пинкертон вопросительно посмотрел на врача. Доктор Вестман пощупал пульс пациента.

– Говорите, мистер Пинкертон, – сказал врач. – Мистер Повелл имеет достаточно силы, чтобы спокойно выслушать известие, которое вы имеете ему сообщить.

– Да, я буду спокоен, даю вам слово, – заявил Повелл, – иначе погибну от страха и тревоги, если вы умолчите о том, что я все равно узнаю позже.

– В таком случае, мистер Повелл, не стану от вас более скрывать – Мак Керринг убил вашего незаконного сына Джона Локвуда, который жил на Сорок второй улице под именем Джона Фельдора!

Из груди Повелла вырвался глухой стон. Он закрыл лицо руками, туловище его бессильно откинулось на подушки; между худыми пальцами, закрывавшими лицо, медленно текли крупные горячие слезы.

– Да, мистер Пинкертон, – сказал он наконец, немного успокоившись, – вы правы! Этому негодяю место на электрическом стуле. Если бы он опять появился у моей кровати – делайте, что вам предписывает долг!

– Я найду средство немедленно вызвать его на полное признание, – решительно заявил сыщик.

После этого он вышел из дома мистера Повелла, чтобы, прежде всего, отправиться к себе в контору. Оттуда он пошел на Катарина-стрит, где у № 85 стоял на посту Боб в костюме простого матроса. Сыщик узнал от него, что мнимый Адамс, на самом деле носящий имя Мака Керринга, за все это время не выходил из дому.

Сыщик оставил Боба на посту, а сам отправился в магазин кинематографов и волшебных фонарей, где имел с хозяином длинный разговор. Через несколько часов уже была готова стеклянная пластинка, на которой в точности были воспроизведены последние слова обугленного письма вместе с помещенными под ними тремя крестами.

С этой-то пластинкой и хорошим волшебным фонарем Нат Пинкертон отправился на виллу мистера Артура Повелла, которой достиг уже с наступлением сумерек.

Глава IV
На месте преступления

В комнате больного царила тишина. Артур Повелл лежал в постели, охваченный лихорадочным ожиданием. С той минуты, как в доме его появился Нат Пинкертон, состояние старика значительно улучшилось. К нему отчасти вернулась даже способность движения, что в значительной мере обусловливалось его внутренним волнением, уже не имевшим ничего общего с бессильной апатией и отчаянием.

В углу, за платяным шкафом, сидел Нат Пинкертон, перед которым на стуле стоял волшебный фонарь.

Внутри фонаря горела свеча, но все щели и отверстия его были так тщательно закупорены, что наружу не проникало ни малейшего луча. За постелью больного, на стене, повесили белую простыню и таким образом сделали все необходимые приготовления, чтобы достойным образом встретить «привидение».

Доктор Вестман, который тоже сильнейшим образом заинтересовался этим делом, засел в маленьком кабинете около спальни, дверь которой осталась полуоткрытой, так что сквозь нее он мог наблюдать за всем, что происходило в комнате больного. Часов около одиннадцати Пинкертон потушил ночник. Луна озаряла комнату слабым голубоватым светом. Сыщик заранее поставил непременным условием, чтобы никто не говорил ни одного слова, и в комнате слышалось только дыхание больного.

Где-то на башне пробило полночь.

Старик чуть-чуть приподнялся с постели и хотел что-то сказать, но Пинкертон сделал ему знак молчать. Его тонкий слух еле различил тихий шорох в передней, которого не услышали ни Артур Повелл, ни притаившийся за дверью доктор Вестман. Прошла еще томительная минута. Повелл откинулся на подушки и закрыл глаза. Он притворялся спящим, все время поглядывая на дверь.

Вот она чуть-чуть открылась, затем на пороге показалась длинная черная фигура. С плеч ее спадал широкий темный плащ, лицо, белое как снег, искаженное в ужасную гримасу, выглядывало из-под надвинутого на него темного капюшона.

Все явление производило впечатление чего-то подавляющего, страшного, впечатление, еще более усиливающееся вследствие неясного освещения комнаты. Пинкертон отлично понимал, что старик при виде этого мнимого духа должен был перепугаться до смерти.

Несколько секунд фигура недвижно простояла на месте, потом вдруг подняла обе руки и сказала глухим, замогильным голосом:

– Артур Повелл!.. Проснись!

Старик сейчас же открыл глаза, приподнялся и, громко вскрикнув, протянул обе руки, точно защищаясь от страшного гостя.

А фигура подходила все ближе и ближе, пока не подошла к самой спинке кровати.

Нат Пинкертон взглянул на Повелла и остался доволен. Действительно, старик, уже не чувствуя страха, притворялся исполненным безграничного ужаса.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил он дрожащим голосом.

– Твоей жизни! Ты подлый злодей, обманувший и соблазнивший несчастную девушку! Дух ее требует отмщения! Негодяй, тебя постигнет достойная кара!

Мнимое привидение говорило голосом, который действительно должен произвести на слушателя впечатление страшное и жуткое.

В эту минуту Пинкертон неслышно поднес руку к стоявшему перед ним на стуле аппарату, и на стене, за постелью больного, вдруг появился светлый блестящий круг, а на нем ясно и отчетливо вырисовывались многозначительные слова:

«будь проклят убийца Артура Повелла.

+ + +»

Черная фигура испустила громкий крик ужаса. Капюшон откинулся назад, «дух» в ужасе поднял обе руки.

– Боже мой! – проговорил он. – Почерк Джона Локвуда!.. Его письмо мне! Убитый – он воскрес!

– Да, Мак Керринг! – загремел тут могучий голос сыщика, и в ту же секунду комната осветилась ярким электрическим светом.

Пораженный преступник увидел перед собою не только Ната Пинкертона, стоявшего с направленным на него револьвером, но и изумленного доктора Вестмана, который вышел из кабинета.

– Дух несчастного Джона Локвуда, убитого тобою, вопиет о мщении! Подлый негодяй! Ты хотел убить и дядю! Твоя игра сыграна! Ты арестован!

Из-под мантии преступника со звоном упал на землю острый, как бритва, кинжал. Пинкертон подошел к негодяю и сорвал с него плащ.

В бледном лице, покрытом толстым слоем белил, Артур Повелл узнал черты своего племянника.

Преступник до такой степени потерял всякое присутствие духа, что, не сопротивляясь, дал надеть на себя оковы. Он стоял, точно пораженный громом.

– Мак Керринг! – сказал тогда больной. – Как велика твоя подлость! Ты кончишь жизнь на электрическом стуле, а какая блестящая будущность могла бы тебя ожидать!

Керринг ничего не отвечал.

– Полноте, – заявил Нат Пинкертон, – негодяй не достоин, чтобы вы с ним говорили, мистер Повелл.

Но тут арестант вдруг точно пришел в себя. Он громко вскрикнул и впал в состояние такой ярости, такого дикого бешенства, что Пинкертон только с трудом укротил его.

Он свел его вниз, подозвал нескольких полисменов и передал им арестанта. Через полчаса последний сидел уже под замком. Ввиду очевидности и тяжести приведенных против него улик, ему оставалось только признать себя виновным. Его признание пролило свет на многие еще не выясненные пункты этой трагической истории.

Когда Керринг приехал из Англии погостить у дяди, Артура Повелла, последний как раз начал писать письма своему незаконному сыну Джону Локвуду. Он не скрывал этого от Керринга, и негодяй, мечтавший о состоянии старика, решил помешать его намерению.

Он перехватывал все его письма, тогда как бедный старик думал, что Джон Локвуд не хочет отвечать ему. С другой стороны, Керринг перехватывал и все письма, приходившие из Англии. Он пришел в ярость, когда однажды получил письмо Джона Локвуда, в котором тот сообщал отцу, что в самом ближайшем будущем приедет в Соединенные Штаты.

Он во что бы то ни стало решил помешать встрече между Повеллом и Локвудом, чувствуя, что такая встреча, безусловно, грозит ему потерей наследства. Он встретил Локвуда в гавани Нью-Йорка и предупредил, чтобы он не шел в дом Артура Повелла, так как последний будто бы грозился прогнать его.

И вот Джон Локвуд поселился на 42-й улице, жил скромно, хотя и предавался иногда развлечениям, так как обладал довольно большим состоянием. Единственным и самым горячим его желанием было добиться примирения с человеком, в котором он все-таки видел своего отца.

Он писал Повеллу письмо за письмом, но ни на одно не получал ответа, так как Керринг перехватывал все.

Это страшно огорчало Локвуда, который поселился у вдовы Клеменс под именем Фельдора. Он часто приходил к дому Повелла, точно его влекла туда какая-то неудержимая сила. И вот однажды он увидел, как из подвального окна виллы выбралась темная фигура с белым как снег лицом. В фигуре этой он узнал Мака Керринга, племянника своего отца. На следующее утро он совершенно случайно услышал, что с Повеллом ночью был удар и что он слег тяжело больной. В душе его поднялось довольно определенное подозрение. Еще при первой встрече с Маком Керрингом он условился с ним, что будет писать ему до востребования под шифром «М. К. 713». И вот Локвуд написал Маку Керрингу письмо с тремя крестами, в ответ на которое был им убит, так как преступник сейчас же догадался, что письмо не могло быть ни от кого другого.

Мака Керринга приговорили к смерти, и он умер на электрическом стуле. Артур Повелл же вскоре скончался, оставив все свое состояние благотворительным учреждениям.