Текст книги "Последний трюк"

– И какое ужасное преступление мы совершили, чтобы оправдать его бесконечные расправы? – спросил он. – Мы наложили на него контрсигилы. Мы стремились покончить с угрозой Чёрной Тени, которая однажды поглотит его душу. И за это он принёс бы в жертву будущее любого джен-теп.

Я взял щепотку красного и чёрного порошков, не сводя взгляда с рук отца. Стоит им хотя бы дёрнуться, и я метну заклинание.

– Келлен, не надо, – предупредила Шелла. Теперь татуировки вокруг её предплечий тоже светились.

– Ке-хелиос, – поправил отец: его явно больше разозлила реплика сестры, чем то, что я собираюсь его убить. – Я назвал его Ке-хелиос. Он – сын дома Ке, и, клянусь кровью и магией моих предков, сегодня он начнёт вести себя подобающе!

Я снова попятился, чуть не споткнувшись на пороге двери, ведущей из атенеума.

– Я ухожу, отец. Вряд ли мама хотела бы, чтобы я убил тебя в день её похорон.

Он презрительно усмехнулся.

– Ты понятия не имеешь, чего хотела твоя мать, трусливый мальчишка. Ты бы не поверил, если бы я тебе рассказал.

– Отец, остановись! – закричала Шелла. – Просто скажи ему. Ещё не поздно…

Но было уже поздно, и она это знала, потому что губы моего отца начали складываться в первый слог заклинания, которое либо искалечит меня, либо убьёт, а я не собирался позволить случиться ни тому, ни другому. Порошки уже взлетели в воздух, а мои руки создали соматические формы заклинания.

Но ничего не произошло.

Краем глаза я видел, как сестра шепчет слова, которые эхом разносятся по атенеуму – снова и снова, не становясь ни громче, ни тише, но наполняя воздух, как дыхание океана. Заклинание, материализовавшееся на кончиках пальцев отца, застыло, словно пламя свечи, заключённое в лёд.

Словно парализованный, я смотрел, как Шелла делает быстрые, едва уловимые движения пальцами, частицу за частицей исправляя эффект заклинания. Я обнаружил, что снова могу говорить, но не двигаться.

– Отпусти меня, Шелла.

– Ша-маат, – сказала она почти печально. – Сколько раз тебе повторять? Теперь меня зовут Ша-маат!

Она снова исправила заклинание, и отец освободился от чар.

– Ничего не говори, – предупредил он, прежде чем выйти из комнаты. – Мы сделаем всё по-моему.

– Сестра, – сказал я. Страх поднимался из глубины моего живота, как червяк, проползающий по лёгким, застревающий в горле.

– Просто постарайся расслабиться, брат, – ответила она. – Это… Это к лучшему, честное слово.

Такие заявления никогда не приводили ни к чему хорошему.

Отец вернулся в комнату, неся большой деревянный поднос, уставленный горящими жаровнями, на которых пузырились маленькие керамические блюда с расплавленным металлом. Рядом с блюдами были разложены иглы. Весь мой арта валар, все случаи, когда я сталкивался с наёмными магами и наёмными убийцами, вылетели у меня из головы, как только я узнал инструменты.

– Нет, – прошептал я, но сомневаюсь, что кто-нибудь меня услышал.

– Он никогда не простит меня за то, что я связал его контрмагией, – сказал отец Ша-маат, поднося поднос ближе. – Из злобы и мести он всегда будет угрожать моим планам. Я больше не могу этого допустить.

– Пожалуйста, – взмолилась Шелла, увидев ужас в моих глазах. – Просто объясни ему, чт…

– Нет!

Рёв отца эхом отдался от стен атенеума.

– Я Ке-хеопс из дома Ке, Верховный маг народа джен-теп! Я больше не буду объясняться перед детьми!

Сестра посмотрела на меня с немым извинением в глазах, ещё раз доказывая, что, хотя она любит нас обоих, она всегда будет подчиняться приказам отца.

Тогда я завопил, выкрикивая тысячу просьб, хотя и знал, что они не сдвинут отца ни на дюйм. Но они звучали достаточно громко, чтобы Шелла с огорчённым видом провела рукой по моему лицу и усыпила меня. Моей последней мыслью был вопрос, на который я никогда не смогу ответить.

Почему я продолжаю доверять своей сестре?

Глава 24. Связывание

Мне снилась комната, полная людей. Дюжина из них выжидательно смотрела на меня сверху вниз, словно я был актёром, вышедшим на сцену и забывшим свои реплики перед целым залом.

Что-то давило мне на грудь. Тёплый, странно пушистый груз, который оказался Рейчисом. Он протяжно, медленно рычал на всех стоящих вокруг меня. Фериус тоже была здесь, у моего левого плеча. У другого плеча Шелла впивалась взглядом в мою наставницу-аргоси. Королева Джиневра тревожно наблюдала за мной; её окружала многочисленная свита гвардейцев и маршалов, в том числе Ториан Либри, у которой был такой вид, словно она пришла сюда в надежде убить нескольких человек и до сих пор кипела от ярости. Завораживающая синева её глаз дала мне знать, что я не сплю.

Я лежал на спине на твёрдой поверхности стола в центре атенеума. У конца стола, прислонившись к одной из колонн в паре футов от меня, стоял отец. Обычно у него не бывало такого бледного лица, а морщины на лбу заставляли его казаться старше, чем он когда-либо выглядел.

– С тобой всё в порядке, Келлен, – произнесла королева, переводя взгляд с моего отца на меня. – Мы пришли за тобой.

– Брат ещё некоторое время будет сбит с толку, – сказала Шелла, пытаясь взять ситуацию под контроль. – Стоя здесь и пялясь на него, вы ничего не добьётесь.

Ну во всяком случае, тут она не солгала. У меня в голове было столько тумана, что мне пришлось сосредоточиться изо всех сил, чтобы разобраться в странных зрелищах и звуках, окружающих меня, как канюки умирающего оленя.

– Помолчи секунду, ладно, партнёр? – попросил я Рейчиса.

– Ладно, – проворчал он, устраиваясь у меня на груди. – Но если я не убью кого-нибудь, прежде чем всё закончится, я по-настоящему разозлюсь.

– Отдохни, брат, – сказала Шелла. – Ты не сможешь ясно мыслить ещё несколько часов.

Знакомое хихиканье за моим левым плечом, похожее на первые ноты весёлой мелодии (или, возможно, на раздражающее утреннее кукареканье петуха), заставило меня переключить внимание на Фериус.

– Покажи им, кто мы такие, малыш, – сказала она. – Покажи им, какие мы прекрасные.

Иногда мне нравится звук этого голоса. Но то, как она произнесла слово, почти как «пре-екрасные», заставило что-то шевельнуться в моём мозгу.

«Похоже на «превис», – подумал я. – Арта превис».

Восприятие.

Я приподнялся на локтях и подождал, пока голова перестанет кружиться.

– Фериус и Рейчис пришли спасти меня, – начал я. – Только…

– Спасти тебя? – вопросила сестра. – От твоей семьи?

Хотя сестра во многих отношениях гораздо умнее меня, ирония часто от неё ускользает, особенно если она связывает брата с помощью шёлковой магии, а потом возмущается обвинениями в неправильном поступке.

– Когда Фериус и Рейчис не смогли разрушить чары вокруг дома, они пошли к королеве… Нет, подождите.

Я кивнул на Ториан.

– Она пошла к королеве, не так ли? Потому что Фериус не смогла бы войти к королеве посреди ночи в одиночку.

– Думаю, смогла бы, если бы захотела, – немного обиженно заявила Фериус.

– Да, но на это ушло бы слишком много времени. Ториан тебя не любит, но ты знала: она, скорее всего, чувствует себя виноватой, что из-за неё Шептуны чуть не казнили меня в Дароме.

– Кто? – спросила Шелла.

– И он удивляется, почему мы держим государственные дела в тайне от болтливых карточных шулеров, – бросила Ториан, но по выражению её лица я понял, что прав.

«Приятно знать, что в глубине души у тебя есть совесть, лейтенант».

– Ты привела с собой отряд маршалов, – сказал я, кивнув на окружавших её мужчин и женщин. – Но ты достаточно разбираешься в магии, чтобы я предположил: по крайней мере один из них – иностранный маг, переодетый в охранника.

Остальные повернулись к маршалам, без сомнения, пытаясь угадать, который из них – переодетый маг.

– Кто-нибудь, пожалуйста, заткните ему пасть, – выругалась Ториан.

Фериус усмехнулась.

– Зачем ты затеяла эту игру, аргоси? – спросила Шелла.

Справедливый вопрос, но Фериус проигнорировала его.

– Продолжай, малыш, – подбодрила она меня. – У тебя прекрасно получается.

– Ты решила, что должна пойти к королеве Джиневре, – сказал я. – Зная, что даже мой отец не посмеет отказать иностранной правительнице в поисках одного из её королевских наставников. Это стало бы дипломатическим кошмаром.

Я посмотрел на Ториан, и та отвернулась.

– Лейтенант сначала отказалась. Она никогда не позволила бы королеве попасть в такую опасную ситуацию. Думаю, она заставила маршалов тебя окружить.

Я впервые как следует разглядел маршалов и заметил не только пару синяков на их лицах, но и порезы на руках, очень похожие на те, какие появляются, когда в тебя попадает острая как бритва стальная карта.

Низкое рычание у меня на груди оповестило меня о том, что Рейчис злится.

– Итак, ты отвлекла маршалов, а Рейчис проскользнул мимо них, чтобы добраться до королевы.

– Наконец-то, – просвистел белкокот. – Знаешь, я ведь вправду спас тебе жизнь.

– Всё это чепуха, – заявила сестра. Она не сводила глаз с отца.

«Шелла не хочет, чтобы его вот так унижали на людях, – подумал я. – Не повезло тебе, сестра».

– Ке-хеопс, конечно, разрешил королеве войти… Но, думаю, потому, что уже сделал всё, что собирался сделать.

– Какой во всём этом смысл? – спросила Шелла. – Если он хочет знать, что…

– Это не ему надо знать, девочка, – сказала Фериус. – А тебе. Всем вам надо знать.

Королева Джиневра выступила вперёд.

– Простите меня, Путь Дикой Маргаритки, но я тоже несколько сбита с толку данной… демонстрацией.

Фериус машинально полезла в карман жилета за курительной соломинкой, но тут же разочарованно отдёрнула руку.

– Всё равно что застрять в пустыне без капли воды.

Она снова обвела взглядом остальных.

– Все вы подталкиваете малыша сделать грязную работу там, в землях Берабеска, где ваши худшие страхи становятся явью. Но ведёте себя так, как будто он – стрела, которую можно просто нацелить, выстрелить и увидеть, как она поразит ваших врагов. Это не путь аргоси. Это не путь Келлена.

– Отлично, – пробормотала Ториан. – Ещё одна речь об аргоси.

Рейчис хихикнул в ответ.

Фериус не обратила на них обоих внимания.

– Мальчик не такой, как вы. И не такой, как я. Но нам всем придётся довериться ему, когда настанет время. Я просто подумала: это поможет вам увидеть, что он и вполовину не так глуп, как кажется, что делает его вдвое умнее множества из вас.

Я всё ещё пытался понять – оскорбила она меня, сделала комплимент, оскорбила остальных в комнате или вообще ничего не сказала. Некоторые головоломки даже арта превис не в состоянии разрешить.

Я принялся чесать правую руку, поняв, что она горит, как семь адов. Когда родители наложили на меня контрсигилы, Рейчис спас меня прежде, чем они смогли уничтожить мою татуировку дыхания. Она была моей последней связью с магией моего народа, а теперь…

Фериус положила руку мне на плечо, не давая поднять предплечье, чтобы посмотреть, что с ним сделали.

– Мы не в силах определять наши судьбы, – тихо сказала она. – Только то, какое значение мы им придаём.

Это было своего рода предупреждение. Но я уже знал ответ. Несмотря на все невероятные вещи, которым научила меня Фериус, магия всё ещё имела для меня большое значение. Я поднял правую руку и повернул туда-сюда, чтобы отыскать источник жжения.

Моя татуировка дыхания была цела. На ней не начертили контрсигилов, чтобы закрыть мне доступ к магии воздуха, к связи с её силами и управлению ими. Джен-теп считают дыхание самой слабой и наименее полезной формой магии, но я начал её обожать, то, как она работает. Хотя само по себе дыхание мало что может сделать, но в сочетании с другими вещами оно может стать полезным. Удивительным. Магией обманщика.

«Предки, спасибо вам».

Только я начал вздыхать с облегчением, как заметил что-то странное на тыльной стороне предплечья ниже татуировки дыхания. Маленькое, сложное сочетание вытатуированных медных линий вилось внутри одного из уродливых контрсигилов, уничтоживших мою татуировку огня. В том, как эти новые медные линии взаимодействовали с контрсигилами и первоначальными символами под ними, была какая-то странная, закрученная геометрия. Я продолжал попытки найти начало и конец линий, но чем дольше смотрел, тем больше запутывался.

– Не смотри на неё слишком долго, – предупредил Ке-хеопс. – Это может быть опасно для разума.

Но зачем ему понадобилось чертить новые знаки, чтобы усилить контрсигилы? Если только не…

– Ты… Ты привёл меня сюда не для того, чтобы начертить контрсигилы?

Отец не ответил, и я подавил в себе надежду. Надежда, как и отчаяние, только ослабляет волю, а сейчас мне требовалось много воли.

Я послал первые, робкие призывы в свою татуировку огня. В прошлом, когда я пробовал это делать, на меня накатывала ужасная тошнота. Чем сильнее я пытался, тем хуже мне становилось, пока наконец из носа не начинала течь кровь и я не терял сознание от боли.

Но теперь что-то изменилось. Меня всё ещё тошнило, но уже слабее… Тошнота не поглощала меня целиком. Я посылал всё больше и больше силы в татуировку огня, желая, чтобы она вспыхнула.

– Не перенапрягайся, – предупредила Шелла. – Твоя воля ещё никогда не была в…

– Умолкни, дочь, – сказал Ке-хеопс, внимательно наблюдая за мной из-за дальнего конца стола.

Пот капал мне в глаза и ослеплял. Я не обращал на это внимания, не обращал внимания на толпу следивших за мной людей, не обращал внимания ни на что, кроме знаков цвета меди на своей татуировке огня.

Медленно, ох, как медленно, я почувствовал покалывание, как будто металлические чернила в татуировках становились то холодными, как лёд, то обжигающе горячими, снова и снова. Мельчайшая, еле заметная вспышка оранжево-красного света замерцала на единственном знаке, который отец начертил над полосой контрсигилов.

Я сделал правой рукой соматическую форму простейшего заклинания огня – я изучил его, будучи посвящённым… даже не заклинания, а примитивных чар. Если повезёт, они зажгут огонёк на кончике моего пальца.

– Уре-ферес, – произнёс я нараспев.

Новый сигил моей татуировки огня на мгновение вспыхнул, затем снова поблёк, став тусклого, безжизненного медного цвета.

– Я исправил только первый сигил, – сказал отец, шагнув ближе. – На то, чтобы исправить остальные, уйдёт много времени, но это начало.

Он посмотрел на меня сверху вниз с усталой улыбкой: в ней читалась своеобразная гордость, которой я раньше в нём не замечал.

– Хорошее начало.

А потом отец рухнул на меня.

Глава 25. Цена

Как бы странно это ни прозвучало, первым делом я подумал: с тех пор, как я покинул дом, мы с отцом никогда не бывали так близки. Я говорю не о тех моментах, когда он тыкал в меня иголками, с которых капали раскалённые металлические чернила, и не о тех, когда он накладывал на меня заклинания, а о простом тепле прикосновения одного человека к другому. Я подумал, что, возможно, он мёртв.

– Всем выйти! – закричала Ша-маат.

– Мы могли бы вызвать придворных врачей… – начал один из слуг королевы.

Магия бушевала вокруг моей сестры с яростью, которая испугала даже меня. Королева Джиневра, всегда готовая защитить своих подданных, но не совсем здравомыслящая, встала перед остальными.

– Довольно, Ша-маат из дома Ке.

В глазах моей сестры вспыхнуло нечто большее, чем просто раздражение оттого, что двенадцатилетняя девочка – королева или нет – бросает ей вызов. Отчасти Шелла понимала, что может убить всех в комнате одной силой мысли. Я почти уверен, что в глубине души ей этого хотелось.

– Не надо, – тихо сказала Фериус, положив руку мне на плечо, когда мои руки скользнули в футляры с порошками. – Однажды тебе придётся довериться ей, малыш.

Странные слова. Конечно, я доверял сестре… Моё доверие простиралось примерно на столько, на сколько я мог её швырнуть.

Бушующие огни магии Ша-маат успокоились, сначала перейдя в пульсирующее сияние меняющихся цветов, а под конец снова втянувшись в шесть искрящихся полос вокруг её предплечий, мерцание которых обещало насилие, если они снова пробудятся.

– Теперь мы оставим вас, – произнесла королева, давая знак очистить атенеум. – Если понадобится помощь…

– Не понадобится, – ответила Ша-маат.

– Как скажете. – Королева кивнула и вышла.

Фериус в последний раз сжала мою руку, подняла Рейчиса и посадила его себе на плечо. Мене вроде как удивляло молчание белкокота, пока Шелла билась в магической истерике. Теперь я увидел, что его шерсть стоит дыбом, как будто его шарахнуло статическими грозовыми разрядами.

– Сумасшедшая голокожая джен-теп, – пробормотал он и добавил: – Из всех случаев, когда она не усыпляла меня…

Переполненная библиотека опустела, остались только я, отец и Ша-маат.

– Помоги отнести его в комнату, – приказала она.

Я всё ещё был слаб после связывания, поэтому мне потребовались все силы, чтобы скатить отца с моих ног. Мне пришлось посидеть некоторое время, прежде чем мы с Шеллой смогли, поддерживая отца с двух сторон, перетащить его в одну из ближайших гостевых комнат. Он был высоким и широкоплечим, мускулистым, как солдат, и тащить его было всё равно, что тащить каменную плиту.

– Почему бы просто не воспользоваться магией железа, чтобы заставить его парить? – спросил я.

– Ты не поймёшь.

Это становилось жизненным кредом сестры. Морщинки в уголках глаз, лёгкая дрожь подбородка, когда она ответила резкостью, – вот что дало мне ответ.

«Она не может сосредоточиться настолько, чтобы правильно произнести заклинание», – понял я. Магическое представление, которое она дала перед остальными, было позой, рычанием загнанного в угол животного. Она могла призвать какую угодно магию, но в нынешнем паническом состоянии создала бы правильно разве что примитивные чары посвящённого.

Полезная информация на будущее.

Мелочная мысль? Возможно, но в последнее время люди пытаются убить меня и по более мелочным причинам.

– Положи его на кровать, – велела она.

Мы уложили отца на матрас и выпрямили. Ша-маат начала бормотать заклинания, более длинные и сложные, чем все, которые я выучил за годы своего ученичества. Татуировки крови и шёлка на её предплечьях спорадически вспыхивали, брызгая красными и фиолетовыми искрами.

– Что ты делаешь? – спросил я.

Она не ответила, просто ровным голосом продолжала выговаривать необычайно длинное заклинание, пальцами правой руки перебирая десятки неизвестных мне соматических форм. В лицо отца начал возвращаться румянец, его суровые черты приобрели умиротворённое выражение.

– Мы должны дать ему время оправиться, – сказала Шелла и поманила меня из комнаты.

– Что с ним случилось? – спросил я, когда мы вернулись в центральный холл её покоев. – Это… Проклятие, как у матери?

Шелла коротко, резко и очень горько рассмеялась.

– Что-то вроде Проклятия, полагаю.

Она уставилась на меня убийственным взглядом.

– Ты хоть имеешь представление о магической силе, необходимой для того, чтобы вплести новые направления в контрсигил? О невообразимой, сводящей с ума сложности эзотерической геометрии, линии, которые нужно предвидеть?

Я не имел об этом никакого представления. Насколько мне было известно, никто другой тоже его не имел.

Каждому посвящённому джен-теп известно, что нельзя отменить связывание контрмагией. Ни один мастер заклинаний никогда не писал об открытиях, сделавших бы такое возможным, поверьте мне, я искал. Почти три года после того, как я покинул дом, в промежутках между поисками лекарств от Чёрной Тени, я искал любой намёк на способ восстановить свою связь с магическими силами железа, огня, шёлка, песка и крови.

Я поднял предплечье и уставился на единственный восстановленный сигил на своей татуировке огня.

– Как он это сделал?

– Это мама, – ответила Ша-маат, едва сдерживая слёзы.

– Мама?

Она кивнула.

– С того самого дня, как ты ушёл от нас, она искала, как отменить связывание контрамагией, чтобы у тебя повилась причина вернуться домой. И отец тоже. Даже когда он сражался против тех, кто пытался помешать ему стать Верховным магом, он неустанно работал вместе с матерью: они искали способы восстановить твои татуировки.

Я с трудом представлял себе отца и мать, сидящих в её кабинете, обменивающихся теориями, лихорадочно строчащих формулы и рисунки новых сигилов, всё время напоминая друг другу, как ужасно важно вернуть слабого, неверного Келлена в их любящие объятия.

– Они сражались, Келлен, – сказала сестра, увидев сомнение на моём лице. – Не только с нашими врагами, не только с проблемами, но и друг с другом. Ночью и днём, иногда неделями. Между ними разрасталась бездна недопонимания, они обвиняли друг друга в том, что не смогли придумать, как сделать тебя целым.

«Сделать целым».

Я ощутил укол негодования. Мне хотелось сказать, что я и так в порядке. Я – Келлен Аргос, Путь Бесконечных Звёзд. Изгой, переживший десятки дуэлей. Я – меткий маг королевы. Я больше не нуждаюсь в том, чтобы быть джен-теп, и не хочу им быть.

Вот только… Я этого хотел.

Я невольно взглянул на татуировки на своих предплечьях, такие уродливые и искажённые из-за контрсигилов – кроме татуировки дыхания и прекрасного медного сигила на татуировке огня. Даже после стольких лет некая часть меня жаждала стать настоящим магом. Как моя мать. Как мой отец.

– И что теперь будет? – спросил я.

Сестра кивнула, как будто мы заключили сделку.

– Процесс будет долгим и трудным. На уничтожение каждого контрсигила нужно много времени и сил.

Она взяла меня за запястье и приподняла моё предплечье.

– Потребовалось почти два года, чтобы решить, как нанести один только этот сигил.

Два года. На татуировке огня было девять сигилов. Шестнадцать на татуировке шёлка. Татуировка магии крови имела двадцать семь отдельных сигилов. Я стану дряхлым стариком задолго до того, как сделаюсь настоящим магом.

– Первый был самым трудным, – сказала Шелла, увидев моё разочарование. – Мы даже сомневались, что такое возможно.

Она отпустила мою руку и обняла меня.

– Но теперь, когда мы знаем, что метод работает, брат, и будем трудиться все вместе, как только ты справишься с угрозой Бога берабесков и вернёшься домой…

Опять это слово. «Домой».

Должно быть, она заметила что-то на моём лице. Шелла всегда знала меня лучше, чем кто бы то ни было. Только она никогда не понимала меня до конца. Она открыла рот – без сомнения, чтобы попрекнуть меня, как всегда, семьёй и долгом, – но промолчала. Казалось, ею овладела усталость, и она потрясла головой, как параличная старуха.

– Я просто не знаю, Келлен, – сказала она наконец.

– Чего не знаешь?

Она снова заколебалась.

– Я… Я не знаю, что с тобой делать. Я всё думаю, что могу сказать тебе что-то, подарить тебе что-то или сделать то, что тебя вернёт. То, что заставит тебя перестать нас ненавидеть.

Почему-то эти слова ранили меня глубже, чем любой упрёк.

– Я не ненавижу тебя, сестра, – сказал я, беря её за руку. – Я тебя люблю.

Её глаза встретились с моими, уголки губ приподнялись в печальной улыбке.

– Ты любишь меня. И ненавидишь меня. Иногда я – твоя любимая сестра, иногда – твой заклятый враг. Ты меняешься так часто и так быстро, что иногда я гадаю – знаешь ли ты сам, что чувствуешь.

Мановением руки она открыла дверь атенеума, давая понять, что меня отпускают.

Повернувшись, чтобы уйти, я услышал всхлип и слова Ша-маат:

– Не уверена, сколько ещё я смогу это выдерживать, брат.