Текст книги "Пациент особой клиники"

Глава 75

Они вышли из кабинета руководителя психиатрического учреждения и молча следовали за ней, пока не оказались перед огромной стеклянной двустворчатой дверью, за которой просматривался вестибюль «Каменной клиники».

В зале звучала тихая фортепианная музыка, и у фрау Зенгер возникло ощущение, что печальная мелодия тронула за душу не только ее. Шедшие рядом с ней гости внезапно перешли на шепот, явно не желая мешать игре пианиста.

– Это он?

Игравший на черном пианино сидел к ним спиной, но и этого было достаточно, чтобы понять, кто перед ними. Ведь в клинике никто больше не мог исполнять Шопена так страстно, хотя два пальца у него все еще не действовали в полную силу.

Винтер исполнял Ноктюрн № 2 ми-бемоль (Опус девять), произведение, которое Зенгер так любила.

– Он играет на пианино?

– Да, если помнит, что умеет это делать. Он очень одаренный человек. Если бы это было не так, то Винтер не смог бы переноситься в параллельные миры, так сказать, и жить там.

– Что вы подразумеваете под «параллельными мирами»? – поинтересовался Тилль.

– В этом вопросе для нас тоже мало что понятно. Похоже, что его связывает с нашей действительностью несколько констант, то есть неменяющихся отправных точек. Среди них и телефонный номер его жены Линды, которой он постоянно хочет позвонить, хотя она сейчас и запретила нам позволять это делать. В последний раз он думал, что разговаривает с вами, Рикарда, и заявил своей жене, что ее сын может быть еще жив.

– Подразумевая при этом Макса? – уточнила Рикарда.

– Совершенно верно, – кивнула в ответ фрау Зенгер. – Еще одной константой является его шурин Оливер Скания, уже давно покончивший жизнь самоубийством. Тем не менее Скания каждый раз появляется в новом мире, в котором воплощается Патрик Винтер. Так же как и «Улисс».

– Кто это? – спросил Тилль.

– Не кто, а что, – с улыбкой ответила фрау Зенгер. – Это книга Джеймса Джойса. Винтер думает, что в этом романе спрятан телефон, посредством которого он поддерживает связь со своими связными, которые его якобы сюда внедряют. Самое интересное, что в этом произведении нет никакого тайника. Это обычная книга в нашей библиотеке.

Проговорив это, руководитель клиники пояснила, что в своих галлюцинациях Винтер зачастую принимает за мобильник обычные предметы, такие как шариковые ручки или ложки.

Однако, когда одиннадцать дней назад она неожиданно вошла к нему в палату в лазарете, он пытался использовать как телефон пульт дистанционного управления, который незадолго до этого всучил ему Трамниц.

Садист, должно быть, распознал безумие Винтера и решил разыграть беднягу. Более того, маньяк воспользовался его состоянием, чтобы превратить в добровольного заложника при своем бегстве, намереваясь в дальнейшем замучить мальчика до смерти на глазах Патрика в его собственном доме, который пустовал со времени произошедшей с Винтером трагедии.

– Мы можем поговорить с ним? – спросила Рикарда.

– Боюсь, что это плохая идея, – ответила фрау Зенгер.

– Но если бы не… – начала было Рикарда и замолчала, тронутая звучанием музыки.

Фрау Зенгер, судя по всему, тоже заслушалась мощными аккордами, производимыми пианистом.

– Если бы не он, то сейчас Макса не было бы в живых, – закончил начатую женой фразу Тилль. – Винтер может быть и болен, но в своем заблуждении спас нашего мальчика.

В ответ фрау Зенгер грустно вздохнула и, дождавшись, когда исполнение произведения Шопена закончится, сказала:

– Это верно. Но судите сами.

С этими словами она указала рукой на зал.

Тут из-за елки вышел Симон и осторожно дотронулся до руки Патрика, который вопросительно посмотрел на санитара.

– Патрика Винтера только-только выпустили из комнаты интенсивного кризисного вмешательства, – пояснила фрау Зенгер, пока ее пациент закрывал крышку пианино и поднимался с табурета.

В этот момент Винтер обернулся и посмотрел на присутствовавших отстраненным взглядом, а затем поднял вверх руку, словно заметив посетителей возле стеклянной двери и желая подмигнуть им. Однако оказалось, что он просто хотел убрать с лица мешавшую ему прядь волос.

– Он выглядит таким потерянным, – со слезами на глазах заметила Рикарда, вспомнив свой разговор с прорицателем на автобусной остановке возле ресторана быстрого питания.

– А если я найду Макса? – спросила она тогда Гедеона. – Что произойдет потом?

– Это я вижу вполне отчетливо. Вы стоите перед закрытой дверью и плачете. В тюрьме, – ответил ей ясновидящий, садясь в автобус.

Словно почувствовав настроение Рикарды, фрау Зенгер тяжело вздохнула и сказала:

– Вы и представить себе не можете, как тяжело жить, постоянно стараясь убежать от себя самого. Причем каждый раз убеждаясь, что от собственной души улизнуть невозможно.

Руководитель клиники провела рукой по волосам и добавила:

– Его измученный разум отчаянно ищет для себя выход и, скорее всего, уже нашел.

Между тем Симон подошел к стойке выдачи лекарств и выкрикнул фамилию Винтера. Пациент еще раз посмотрел на дверь, а затем перевел взор на огромную рождественскую елку и, слегка пошатываясь, последовал на призыв санитара. Пока он шаг за шагом, чуть наклонившись вперед, удалялся от них, фрау Зенгер положила одну руку на плечо Рикарды, а другой коснулась Тилля, сказав:

– Боюсь, что Патрика Винтера, которого вы хотите поблагодарить, уже опять нет среди нас.

Глава 76

Седа

Шипение гидравлики просигнализировало ей о появлении нового посетителя. Седа поставила путеводитель по Риму на определенное для него место и подумала: «Кому в столь закрытом от внешнего мира учреждении, черт возьми, может понадобиться такой путеводитель?»

Увидев, кто поднимался по ступенькам к ней в автобус, она порадовалась тому, что ее мечты начинают сбываться. Ведь сегодня был ее последний день пребывания в клинике, и Симон сдержал обещание, доставив самых дорогих ее сердцу пациентов в библиотечный автобус.

– Рада тебя видеть! – смеясь, поприветствовала она Патрика, который медленно пробирался к ней по проходу.

Он выглядел усталым. Глаза у него опухли, а начавшие отрастать волосы на голове выглядели как щетина, отнюдь не улучшая его внешний вид. Седа сделала шаг навстречу, намереваясь обнять его, но он так резко остановился, что она решила пока воздержаться от этого.

«Боже мой! – подумала молодая женщина. – Я так нервничаю, как будто это мое первое свидание, а не последнее прощание».

При мысли об этом ее глаза наполнились слезами, но, поскольку ей не хотелось разрыдаться при Патрике, оставалось только говорить. Причем говорить не переставая, подобно водопаду. Это был единственный и лучший известный ей метод, который не позволял потерять самообладание.

– Хорошо, хорошо! – затараторила она. – Я знаю, что ты не хочешь этого слышать и, скорее всего, не понимаешь моей радости, но мне нужно выбраться отсюда. Тебе же придется пережить это. Договорились? Я очень тебе благодарна, честное слово! Спасибо тебе, что ты доверился Симону. Было проведено расследование. Уверена, что ты об этом знаешь. Ясное дело, что именно по его результатам Касову пришлось уйти в отпуск. Но тут помогли и твои показания. В его компьютере нашли какие-то материалы, и теперь, возможно, против него заведут уголовное дело. Но главное – я свободна!

Тут она засмеялась, как возбужденный подросток, в то время как Патрик застыл на месте с неподвижным лицом, словно его разбил паралич.

«Ладно, надо продолжать говорить, – решила она. – Нельзя останавливаться. Иначе он повернется и уйдет до того, как я выскажу все, что у меня накопилось».

– Мне жаль, что я не помешала ему так поступить с тобой, Патрик. Ты должен знать, что все написанное в протоколе допроса относительно твоего намерения убить своего сына Йонаса является ложью от первого до последнего слова. Он погиб в результате несчастного случая, а о сауне Ка-сов все придумал. Просто ему хотелось настроить против тебя Армина, чтобы психопат убил тебя. Ведь ему было известно, что Вольф ненавидит людей, которые умышленно мучают детей. Помнишь, я пыталась предупредить тебя в кафетерии? – Тут она снова засмеялась, но на этот раз менее естественно, а потом продолжила: – Но сейчас это уже не важно. Важно то, что благодаря тебе Касов остался в прошлом, а меня выпускают. И за это тебе огромное спасибо!

С этими словами она подошла к нему и обняла его заметно похудевшее тело. Однако Патрик никак не отреагировал. Как и во время ее бурного монолога, он продолжал стоять неподвижно, а в объятиях молодой женщины сделался даже еще более каменным. Заметив апатию Патрика, Седа отпустила его и отступила на шаг. Только после этого Патрик Винтер произнес свои первые слова:

– Мне кажется, что вы меня с кем-то перепутали.

Седа, не в силах сдержать подступившие слезы, проглотила образовавшийся у нее комок в горле, смахнула с глаз прядь волос и удрученно произнесла:

– Да. Скорее всего, так!

А что еще оставалось ей сказать?

Глава 77

Патрик Винтер

«Удивительно, – подумал он. – Насколько приятно пахла эта юная дама с янтарной кожей и азиатскими чертами лица, настолько странно она себя вела. Ничего примечательного в том, что ей известен мой псевдоним, нет. Ведь здесь, в клинике, это ни для кого не является секретом. Но о какой истории с Касовом она упоминала? И что за несчастный случай с Йонасом?»

Думая так, Патрик медленно направился вдоль стеллажей с книгами в библиотечном автобусе, намереваясь срочно найти нужный фолиант, стоявший, как ему сказали, на полке номер три, во втором ряду.

«О небо!» – мысленно воскликнул он.

Ему требовалось срочно позвонить шурину, чтобы проверить легенду, которой его снабдил Скания. Ее, несмотря на то что времени на проработку деталей по выполнению столь ответственного задания было в обрез, тот мог бы подготовить и лучше. Конечно, дело, связанное с так называемыми «фантомными» пациентами, требовало скорейшего раскрытия, ведь в средствах массовой информации уже появились репортажи о процветании незаконной торговли наркотиками в немецких клиниках. Стоило немного помедлить, и концы могли бы от него ускользнуть. К тому же от полицейского такого ранга, как Скания, большего ожидать и не приходилось. Он и так подготовил для него – журналиста, специализирующегося на разоблачении разного рода махинаций, в целом неплохую легенду и нашел относительно подходящую личность для маскировки. Ею являлся некий Патрик Винтер.

Однако кроме того, что этот Винтер ранее работал актуарием, ему ничего известно не было. Хорошо еще, что легенда предусматривала умение играть на пианино, что являлось подвластным и ему самому. Но это было единственным, что имелось у него общего с тем математическим гением.

Размышляя подобным образом, он посмотрел на Седу, не обращавшую на него больше внимания, и порадовался возникшей хорошей возможности разыскать требуемую книгу.

«Улисс». Где же ты прячешься?

Внимательно осматривая корешки книг, он наконец отыскал толстенный фолиант Джеймса Джойса именно там, где и сказал Скания, – прямо за Библиями на полке номер три, во втором ряду.

– Надеюсь, что ты, Скания, сдержал слово, и я найду здесь то, что мне нужно, – прошептал он и раскрыл толстенный фолиант, который, кроме него, в этой психушке явно никто в руках не держал.

«Ура!» – мысленно порадовался он, найдя то, что искал.

Как и обещал Скания, в выемке, располагавшейся посередине книги, находился мобильный телефон для экстренной связи с нужными людьми!

Порадовавшись находке, он поставил книгу на место позади Библий, ведь сегодняшний его визит в библиотечный автобус носил всего лишь проверочный характер – телефонный звонок последует только тогда, когда ему удастся обнаружить что-либо существенное.

После этого он двинулся в сторону выхода.

– Ты все нашел, что хотел? – спросила Седа, сидевшая с журналом на коленях на сиденье водителя автобуса.

– Да, спасибо.

Патрик остановился, и вдруг у него возникло довольно странное ощущение, что он уже где-то видел эту молодую женщину с темными волосами и еще более темными глазами. Это было даже не дежавю, а скорее мимолетная тень воспоминаний, представлявшая собой некое чувство особой связи между ними, хотя на самом деле они были друг другу абсолютно чужими людьми.

Хотя, возможно, он всего лишь принимал желаемое за действительность, потому что в нормальной жизни вряд ли осмелился бы даже заговорить с такой красивой женщиной.

Но здесь ему все равно нечего было терять, и поэтому он с улыбкой сказал:

– Вас скоро выписывают?

В ответ Седа застенчиво улыбнулась, что придало ему некоторой смелости.

– Если вы не возражаете, то оставьте мне номер своего телефона. Вы можете оставить его для меня в любой книге по вашему выбору.

– И ты будешь искать его во всех книгах подряд, пока не найдешь? – захихикала она.

– Возможно, – с улыбкой ответил он ей. – Но, скорее всего, на это у меня времени совсем не будет.

– Так уж и не будет?! – воскликнула Седа, и только по дрожанию ее нижней губы можно было догадаться, что она едва сдерживает слезы.

– Нет, – продолжая улыбаться, сказал он.

При этом Патрика сильно удивил появившийся на ее лице оттенок глубокой печали. Такое было весьма странным, как и то, что молодая женщина совсем недавно готова была расплакаться, пока внезапно не обняла его. Обняла так, как будто они были любовниками и прощались друг с другом по независящим от них причинам навсегда.

Ее нижняя губа снова дрожала, и ему вдруг захотелось обнять ее и раскрыть карты. Сказать, что никакой он не Патрик Винтер и даже не актуарий, что он вовсе не пациент, а работающий здесь под прикрытием журналист, специализирующийся на разоблачениях разного рода махинаций, который тоже скоро выйдет отсюда после завершения своего задания. Но такое вряд ли бы уложилось в хорошенькой головке этой красивой женщины. К тому же у него не было права ставить под угрозу свою секретную миссию.

Поэтому он только скромно протянул ей руку и этим ограничился.

Затем он вышел из библиотечного автобуса, дверь которого она открыла для него, и удалился, так и не обернувшись, чтобы еще раз посмотреть на эту необычайной красоты женщину.

На женщину, которая казалась ему удивительным образом знакомой.

Знакомой, как бывает знакомой книга, которую ты уже когда-то прочитал.

Причем прочитал давным-давно!

И совсем в другой жизни!

А теперь, вместо обычных в таких случаях слов благодарности, предлагаю еще один короткий триллер с оригинальным названием «Благодарение».

Благодарение

В помещении, стены которого были обиты мягкой тканью, как диван «Честерфилд», преобладал белый цвет. Поскольку в Германии подобные комнаты для отдыха, называемые в народе «резиновыми клетками», встречались довольно редко, к моей панике примешалось еще и чувство удивления.

И все же стены в комнате были не абсолютно белыми, а скорее бледно-голубыми. Потолок также не был настолько интенсивно-белым, чтобы неотрывное его созерцание могло привести к «снежной слепоте». На что-то большее я, Себастьян Фитцек, в тот момент оказался просто не способен, поскольку ощущал себя привязанным к чему-то очень твердому, напоминавшему холодный операционный стол. Причем голова моя была зафиксирована так же жестко, как руки и ноги.

«Может быть, я нахожусь уже вовсе и не в Германии, и похититель, следивший за мной при помощи скрытой камеры, переправил меня за границу?» – пронеслось у меня в голове.

В тот миг я исходил из того, что меня похитили, хотя саму операцию по моему похищению просто-напросто проспал. Последнее, о чем мне удалось вспомнить, был мой поход на почту с целью отправить рукопись «Пациент особой клиники» в издательство «Дрёмер Кнаур», чтобы оно могло приступить к ее выпуску. Предположение, что я, находясь под наркозом, отправился во сне из почтового отделения, располагающегося на улице Гогенцоллерндамм, прямиком в эту «резиновую комнату», чтобы здесь самому себя приковать, казалось мне, по меньшей мере, нелепым. Это был полный абсурд даже по меркам моих собственных триллеров. Поэтому я решил, что оказался подвергнутым несколько необычному способу обхождения с автором.

И причина здесь заключалась не в том, что я слишком многое возомнил о своем профессиональном статусе. Ведь первый вопрос, который мне обычно задавали люди, занятые на приличной работе и услышавшие о моей деятельности, был таков:

– Ах, неужели на это можно жить?

Но вопрос, который задал мне мой похититель вскоре после того, как я очнулся, был совсем иным.

Он звучал незамысловато и просто:

– Кого?

До этого времени, по крайней мере с тех пор, как я был причислен к разряду авторов, он уже задавал мне такой вопрос. Тогда мой сегодняшний похититель беседовал со мной, используя невидимую аудиосистему, которая была такого исключительного качества, что его бас буквально заставлял вибрировать кости моего черепа.

– Никого! – сухо ответил я, поскольку был уверен, что никого не забыл поблагодарить.

Обычно я воздаю хвалу людям, которых это касается, в конце своих книг. Конечно, это относится к моим уважаемым читательницам и читателям. Другими словами, к вам! Мой же похититель считал, что мне обязательно необходимо перечислять всех поименно, в результате чего поставил меня в еще худшее положение, чем я опасался.

– И все же, Себастьян, ты забыл одно имя, – заявил он. – Ты никогда его не упоминал. Ни в одной из семнадцати книг, написанных тобою до настоящего момента, нет слов благодарности в адрес этого человека. Ты просто утаил его. И это притом, что без его помощи тебе не удалось бы написать ни одного бестселлера.

Я наморщил лоб. Это являлось единственным, что было мне доступно, поскольку при всех остальных движениях охватывавшие меня оковы больно врезались в кожу.

«Кого же он имел в виду?» – задумался я.

От ответа на этот вопрос зависело кое-что очень важное, и мой похититель ясно дал мне это понять. От ответа, среди всего прочего, зависела и моя собственная жизнь!

Он не угрожал мне словами и не перечислял те страшные последствия, которые меня ожидали, но в этом и так не было необходимости. Как только я очнулся, сразу заметил, что большой дискомфорт мне доставляли не только шум в голове и сухость во рту, что, вероятно, было побочным эффектом от перенесенной анестезии. Кроме отсутствия возможности свободного передвижения, мне не хватало еще одной очень важной вещи, без которой жизнь вообще невозможна, а именно воздуха.

В этой «резиновой клетке» не хватало кислорода, и у меня возникло ощущение, какое я обычно испытывал только на беговой дорожке в тренажерном зале. И чем дольше продолжалось это ужасное дознание, тем больше мне не хватало воздуха. Видимо, обитое мягкой тканью помещение было герметичным, и мне, если я не вспомню имя, которое желал услышать мой похититель, обязательно предстояло задохнуться. Это являлось лишь вопросом времени.

– Гм.

Если бы этот вопрос не затрагивал моей безопасности, то за столь великолепный сюжет для будущей книги мне стоило даже поблагодарить похитителя.

– Кого ты забыл, Себастьян? – вновь послышался его голос.

Этот голос показался мне странно знакомым, но я никак не мог вспомнить, кому он принадлежал. Людям, знающим меня поближе, я не открою секрета в том, что плохо запоминаю имена и обладаю отвратительной памятью на лица. К тому же я часто путаюсь.

На днях, стоя на детской площадке, я почему-то начал громко выкрикивать имя своей бывшей жены (Герлинды), просто желая, чтобы моя дочь Шарлотта наконец перестала раскачиваться на качелях. Объяснить мотив своего поведения присутствовавшей при этом новой жене я не смог.

У меня это не получалось точно так же, как сейчас не удавалось рассказать похитителю о том, кого я забыл упомянуть в своих словах благодарности за оказанную помощь. (Во всяком случае, это не была моя бывшая. Герлинде в знак благодарности за то, что она сподвигла меня к написанию многочисленных психологических триллеров, я посвятил книгу «Раздирающий души».)

Помнится, что тогда в приподнятом состоянии духа мне удалось пройти через испытания, уготовленные для меня издательской командой под началом Дорис Янхсен, о которой я до этого времени действительно нигде не упоминал. Но только потому, что моя способность заглядывать в будущее выражена лишь условно. Как я мог предполагать, что она в качестве руководителя издательства перехватит эстафету у Ганса-Петера Юбляйса, чтобы привести издательство к новым высотам?

– Не Дорис, – ответил голос на мой обеспокоенный вопрос.

Тем самым он исключил остальных членов команды издательства «Дрёмер Кнаур», в частности, Йозефа Рекла, Бернхарда Феча, Екатерину Ильген, Монику Нейдек, Беттину Хальстрик, Беату Ридель, Ханну Пфаффенвиммер, Антье Бул, Екатерину Шольц, Сибиллу Дитцель, Эллен Хайденрайх и Даниэлу Мейер. Их я поблагодарил всех. Причем многих даже несколько раз, что было справедливо. Пожалуй, только кроме…

– Может быть, Штеффена Хазельбаха? – принялся размышлять я.

Но нет, вспомнилось мне, Штеффен был мною упомянут, как минимум, в книге «Аэрофобия 7А».

– Тогда, может быть, Гельмут все еще зол на меня? – спросил я у безликого голоса.

– Ты имеешь в виду Хенкензифкена? – заметил он.

– Да, – ответил я.

Гельмуту действительно было за что на меня злиться, ведь я много лет подряд забывал упомянуть о нем и о его агентстве «ZERO», хотя именно он разработал все замечательные обложки к моим книгам, в том числе и к роману «Пациент особой клиники».

– Нет, это не Гельмут, – раздался голос.

– Вряд ли я забыл о своих редакторах, – заметил я.

Каролину Грааль и Регину Вайсброд я всегда благодарил в первую очередь, хотя мне и хотелось увидеть этих двух самых лучших в мире редакторов в такой же комнате. Особенно после того, как они приложили свои руки к моим литературным ранам и к рукописи, которую я считал великолепной на все сто пятьдесят процентов, но где они обнаружили сто пятьдесят логических несостыковок.

Злиться могла Андреа Мюллер, которая откопала меня в 2004 году, но затем передала в руки более успешного издательства. Однако в своих благодарениях ее я тоже несколько раз упоминал.

– Воды, – сказал я, совсем не подразумевая при этом чью-либо фамилию.

Просто меня мучила жажда, и мне срочно требовался стакан воды, причем лучше всего размером с федеральную землю Северный Рейн-Вестфалия. Однако моя просьба была отклонена, так же как и высказанное мною предположение о том, что за моим похищением может стоять Регина Зиглер.

Я вовсе не хотел сказать, что таким пыткам меня подверг самый успешный кинопродюсер Германии, можно даже сказать, самый признанный кинопроизводитель, но Регина на самом деле была среди тех, кого я раньше ни разу не упоминал. И это при моей величайшей ей благодарности, которую она действительно заслужила. Ведь она целых десять лет верила в меня, в мои книги и выпустила на большой экран триллер «Отрезанный» (в соавторстве с Михаэлем Тсокосом).

Тогда я начал проговаривать свои мысли вслух:

– Кристиан Майер, мой менеджер, отвечающий за мои разъезды, скорее привязал бы меня во время очередной длинной поездки на автомобиле по всей Германии на том месте, где бы мы остановились на отдых, а не здесь, в этой комнате. Другой менеджер – моя лучшая подруга и даже больше – Мануэла Рашке могла бы пожаловаться, что я на фирме ни разу не сполоснул за собой чашку из-под кофе, но я уже посвятил ей две свои книги (что совершенно справедливо, поскольку она самая лучшая!) с одобрения всей команды сумасшедших, которые меня выдерживают. Среди них ее мать Барбара, Ахим, Салли, Карл-Хайнц (при этом мой помешанный на спорте приятель притащил бы меня не сюда, а в свою камеру пыток в фитнес-клубе, где беговая дорожка лопается, как только я на шаге двенадцать снижаю темп ниже шестнадцати), Столли, а с недавних пор и Анджелина Шмидт.

– Бумс! – Голос изобразил звук, каким обычно обозначают ошибку в телевикторинах, и начал имитировать тиканье часов.

При этом давление на мою грудную клетку стало заметно усиливаться.

– Сабрина Рабов является не только лучшим пиар-агентом, но и настолько добра и чувствительна, что сама мысль о возможности моего здесь нахождения в оковах показалась бы ей настоящим кошмаром. Или я ошибаюсь?

– Не Сабрина, – решил сократить ход моих рассуждений похититель. – И не твоя теща Петра, как и не твой веб-дизайнер Маркус Майер, а также Томас Зорбах. О них ты подумал. Ты забыл только про меня.

«Про меня?» – мысленно повторил я последние слова голоса.

Пришлось признать, что у голоса могли быть личные причины для его поступка. Однако у любого, кто бы, как я, проснулся в оковах в «резиновой клетке» с чумной головой, словно после десяти дней непрерывного дерганья на Ваккене[11]11
  Имеется в виду крупнейший в мире фестиваль рок-музыки в жанре «метал», проводимый ежегодно в небольшом городке Ваккен (нем. Wacken) на севере Германии.


[Закрыть], способности к логическому мышлению были бы ограничены. В этом я могу заверить каждого.

«Ну хорошо, – принялся я рассуждать дальше. – Ясно, что это мужчина. По крайней мере, мне так слышалось. При этом Симон Егер и Дэвид Натан, эти боги аудиокниг, явно отпадали. Ведь голос звучал слишком непрофессионально. В нем, хотя и приятном на слух, чувствовалось отсутствие профессиональной подготовки».

Дальнейший ход моих рассуждений свелся к следующему.

Для Романа Хокка, даже если он и попытался его изменить, голос был слишком низким. (Мой литературный агент, конечно, не разговаривал фальцетом, если у кого-то возникло такое мнение, но его голос и не заставлял вибрировать кости моего черепа, о чем уже упоминалось.) Кроме того, Роман наверняка давно бы приступил к обсуждению условий моего освобождения, поскольку привычка торговаться основывалась у него не только на фамилии[12]12
  Автор намекает на то, что фамилия его литературного агента Хокке (нем. Hocke) созвучна со словом hökern, что означает «торговать мелочным товаром».


[Закрыть], но и вообще была в его крови.

Нет, Роман, как гений переговоров, давно вызволил бы меня из этой неловкой ситуации, не забыв, конечно, и о своей доле в пятнадцать процентов от выкупа. А Маркуса Михалека я и без того часто упоминал в своих словах благодарности, на что у меня были весьма веские причины.

Поскольку голос был мужским, то из числа подозреваемых я смело исключил соратниц Романа по авторскому и издательскому агентству «AVA» Клаудию фон Хорнштайн, Антонию Шультес, Корнелию Петерсен-Лаукс и Лизу Бленнингер.

Горячо любимый мною и проживающий в Берлине баварец Франц Ксавер Рибель, мой тестовый читатель и автор бесчисленных полезных замечаний, хотя и говорил мужским голосом, но пожаловаться на недостаточную благодарность с моей стороны не мог. Поэтому из списка подозреваемых его тоже можно было смело вычеркивать. Так же как и мою семью, которую я люблю больше всего в жизни.

«Гм… Ах да… Сандру. – Тут я почувствовал, что мне не хватает кислорода. – Еще Сабину и Клеменса. Спасибо им за медицинскую консультацию, включая эскиз проведения операции. Хотя сейчас инструкция о том, каким образом мне можно было бы перерезать свои оковы, чтобы избежать удушья, оказалась бы куда более кстати, чем представленный ими план расположения общей сонной артерии».

Во мне начала закипать злость.

Разве я всегда не старался никого не забыть? Разве я всегда не благодарил всех книготорговцев и библиотечных работников? А ведь многие ограничиваются лишь приветствием на последней странице своего сокровища или просто перечисляют фамилии людей, о которых никто ничего не знает. И тем не менее они не оказываются прикованными к операционному столу в «резиновой клетке», а спокойненько себе лежат на пляже Лазурного Берега французского побережья Средиземного моря и считают, что так и надо.

– Сдаюсь, – наконец не выдержал я, а голос в ответ злорадно засмеялся.

– Ладно, – заявил он. – У тебя все равно осталось лишь несколько секунд до того времени, когда твои глаза настолько вылезут из орбит, что ты сможешь увидеть, как по твоим щекам бегут капельки крови.

«Хорошая фраза», – подумал я и решил ее запомнить, но потом до меня дошло, что шансов использовать ее в своих дальнейших трудах не так уж и много.

– Постараюсь с пользой провести то немногое время, что у нас еще осталось, – заявил голос. – Я подскажу тебе.

От таких слов мне стало еще хуже.

– Кто ты? – спросил я, а про себя подумал, надо ли мне действительно знать это?

Кого я забыл?

Ответ голоса был столь же неожиданным, как и очевидным.

– Ты забыл о своем подсознании!

– Ты имеешь в виду неосознанное, – попытался было возразить я.

Но затем мне, к счастью, пришло в голову, что ситуация, конечно, являлась не самой лучшей для того, чтобы указывать невидимому и на все готовому похитителю на его речевые неточности.

Затем я понял, почему голос являлся таким вездесущим и как ему удавалось усиливать давление под моей черепной коробкой. Мне стало понятно, почему он казался столь знакомым.

– Почему ты решился отобразить в книге «Терапия» события, связанные с твоим лучшим другом и наставником? – между тем спросил голос.

– Потому, что это были мои собственные переживания! – ответил я.

– Кто следит за тем, чтобы смерть твоей матери вновь и вновь подсознательно находила отражение в твоих романах?

Во всех этих инсультах и синдромах «запертого внутри»? Тебе это ничего не напоминает?

В ответ я кивнул, а в глазах моих потемнело.

– А кто несет ответственность за то, что в триллере «Коллекционер глаз» показываются последствия недостаточного влияния отца на воспитание детей, который слишком часто оставляет их в одиночестве? Кто сподвиг тебя говорить о сверхчувствительности в романе «Осколок» или об эффекте выдавливания в книге «Посылка»? И вообще рассуждать о страхах перед возможной потерей отца семейства? Кто? Ну?

Голос становился все громче, пока не перешел на крик, что вызвало во мне огромное желание найти выключатель, с помощью которого можно было бы покончить со всем здесь происходящим, даже если бы он поворачивался только в одну сторону, и после моего переключения здесь никогда бы больше не стало светло и тепло.

– Ты хоть раз поблагодарил меня? Хотя бы только ОДИН РАЗ?

Голос в моей голове, МОЙ СОБСТВЕННЫЙ ГОЛОС начал срываться.

– ТВОЕГО СОАВТОРА?! – с упреком воскликнуло мое бессознательное «Я».

– Нет, – озвучил я свои собственные мысли. – Мне очень жаль.

Однако он или оно, не знаю даже, как охарактеризовать его, казалось, не услышал моих извинений или не придал им значения.

– С этого момента я все беру на себя. На себя одного! Без тебя! – заявил голос.

Что?

– Берешь на себя? – с трудом выдавил я.

– Да. С этого момента все истории будут исходить исключительно от меня одного. А тебе придется заткнуться.

Едва голос произнес это, как все исчезло – и комната, и белый цвет, и свет. Я с трудом собрал остатки воздуха в своих легких, которого и так не хватало, чтобы задать последний вопрос.

– Эй, а как же насчет хеппи-энда? – пролепетал я.

Нельзя было допустить, чтобы эта короткая история закончилась плохо!

– Ты придаешь слишком большое значение «счастливому концу». Это надо переосмыслить, – прозвучал в ответ его рев, проникший в самые далекие уголки моего сознания.