Текст книги "Капитанский класс. Невидимая сила, создающая известные мировые команды"

Чем глубже я изучал Расселла, тем больше его роль в команде начинала казаться мне ведущей. В 1963 году, когда Боб Коузи завершил карьеру, Расселл был назначен капитаном команды. Спустя три года после этого, когда Ауэрбах закончил с тренерской работой, «Селтикс» уже настолько стали продолжением характера и личности Расселла, что его назначили играющим тренером команды. Расселл не просто высек искру, приведшую к взрывному успеху команды и завоеванию ей массы титулов, он еще и был ее признанным лидером.

Поддавшись сиюминутному порыву, я решил составить список из имен главных лидеров других пятнадцати команд, чтобы посмотреть, являлась ли их карьера так же, как и карьера Расселла, ключевым элементом, выведшим их команды в первый эшелон. Вот эти имена:

Сид Ковентри, «Коллингвуд Мэгпайс»; Йоги Берра, «Нью-Йорк Янкиз»[4]4
  У «Янкиз» не было официального капитана в период выступлений Берры за команду.


[Закрыть]; Ференц Пушкаш, сб. Венгрии; Морис Ришар, «Монреаль Канадианс»[5]5
  Ришар стал капитаном на второй сезон из пяти чемпионских для команды.


[Закрыть]; Билл Расселл, «Бостон Селтикс»[6]6
  Расселл стал капитаном в 1963-м после того, как многолетний капитан «Селтикс» Боб Коузи завершил карьеру.


[Закрыть];Ильдеральдо Беллини, сб. Бразилии[7]7
  Бразилия сменила Беллини на Мауро Рамоса незадолго до старта чемпионата мира–1962.


[Закрыть];Джек Ламберт, «Питтсбург Стилерс»[8]8
  Ламберт стал капитаном обороны «Стилерс» в 1977-м. Сэм Дэвис был капитаном нападения.


[Закрыть];Валерий Васильев, сб. Советского Союза[9]9
  Васильев покинул советскую команду в 1983-м, уступив место капитана Вячеславу Фетисову.


[Закрыть];Уэйн Шелфорд, новозеландские «Олл Блэкс»[10]10
  Шелфорд унаследовал звание капитана от Дэвида Кирка после чемпионата мира–1987.


[Закрыть];Мирейя Луис, сб. Кубы;Решелл Хоукс, сб. Австралии[11]11
  Хоукс стала капитаном в 1993-м, вторым капитаном в 1995-м, а позже в команде происходила ротация капитанов.


[Закрыть];Карла Овербек, сб. Соединенных Штатов[12]12
  Овербек делила звание капитана с Джули Фауди в один период, захвативший победную серию сборной.


[Закрыть];Тим Данкан, «Сан-Антонио Сперс»[13]13
  Тим Данкан стал капитаном «Сперс» в 2003-м после того, как Дэвид Робинсон завершил карьеру, и делил это звание с несколькими партнерами.


[Закрыть];Карлес Пуйоль, ФК «Барселона»;Жером Фернандес, сб. Франции[14]14
  Фернандес стал капитаном сборной Франции после того, как Оливье Жиро завершил карьеру по окончании летней Олимпиады-2008.


[Закрыть];Ричи Маккоу, новозеландские «Олл Блэкс»[15]15
  Киран Рид недолгое время был капитаном, пока МакКоу был травмирован.


[Закрыть].

От результатов этих манипуляций меня бросило в пот. «Селтикс» не были единственной командой Первого эшелона, чьи выступления так или иначе коррелировали с приходом и уходом одного конкретного игрока. Более того, так было у всех этих команд. И с причудливой регулярностью этим конкретным человеком был капитан команды или тот, кто им становился со временем.

К примеру, трофейная серия «Коллингвуда» началась в тот же год, когда Сид Ковентри сменил действующего капитана команды, а славные годы советской хоккейной команды начались, когда ее признанным лидером стал Валерий Васильев. Периоды капитанства Решелл Хоукс из австралийской женской сборной по хоккею на траве и Мирейи Луис из кубинской женской волейбольной в точности совпали с победными сериями их команд первого эшелона. В случае «Монреаль Канадиенс», «Олл Блэкс» образца 1987–1990 и женской сборной США по футболу конца 1990-х их ярчайшие серии завершались, как только из команды уходили их многолетние капитаны.

В зависимости от команды и вида спорта, людей, носящих капитанскую повязку или форму с вышитой на ней буквой «С», иногда выбирают партнеры по команде, иногда тренеры. В редких случаях капитана назначают по принципу старшинства. Некоторые американские футбольные команды выбирают разных капитанов на каждую игру, а в некоторых их не назначают вовсе. В крикете капитан традиционно руководит всем действом на поле – выбирает боулеров, определяет последовательность бьющих и решает, как будут располагаться филдеры, помимо прочих вещей. В некоторых видах спорта статусу капитана сопутствует небольшое повышение зарплаты, но в большинстве видов это почет, идущий с нагрузкой в виде дополнительной ответственности.

Важнейший компонент этой работы – межличностный. Капитан – фигура, контролирующая ситуацию в раздевалке посредством общения с партнерами на равных, капитан дает советы на поле и вне его, мотивирует игроков, ставит им задачи, защищает, разрешает споры, поддерживает заданный уровень, провоцирует на страх, когда это необходимо, а главное, задает тон словами и поступками. Как однажды сказал о своем капитане Уэйне «Баке» Шелфорде Шон Фитцпатрик из «Олл Блэкс» образца 1988–1990 гг.: «Он – парень, ради которого ты пройдешь босиком по битому стеклу, такая вот у него харизма».

Когда у бейсбольных менеджеров спрашивают о секретах сплоченности их команд, они любят использовать словечко «glue» – дословно «клей». Для данного конкретного значения этого слова в словаре нет отдельной статьи, но подразумевается, что им можно описать некое незримое качество, которое объединяет команду, превращая в единое целое. В бейсболе, где команды соревнуются на протяжении целых восьми месяцев в году и в период между весенними тренировками и плей-офф могут провести до двухсот игр, сплоченность играет важнейшую роль. Именно glue предположительно не дает команде разбиться на клики и развалиться на части из-за самолюбия отдельных игроков. Однако мне пришло на ум другое применение термина. Когда отдельные игроки посвящают себя задаче сплочения команды, бейсбольные менеджеры именуют их «glue guys».

В своей книге 2015 года о лидерстве Алекс Фергюсон, легендарный бывший менеджер английского «Манчестер Юнайтед», повторил идею о том, что один влиятельный игрок способен объединить вокруг себя всю команду. Он писал, что с началом матча менеджер утрачивает возможность как-либо повлиять на его исход. «На поле единственной личностью, ответственной за то, чтобы одиннадцать игроков действовали как команда, является капитан клуба, – писал он. – И хотя я могу представить, что думают многие люди, должность капитана все же очень далека от церемониальной». По корпоративной аналогии, добавлял Фергюсон, капитан, выбранный для передачи чаяний менеджера команде, приравнивался к руководителю подразделения в компании. «Он – человек, ответственный за то, чтобы организация следовала установленной повестке дня».

Фергюсон не был единственным знаменитым тренером, говорившим об этом. Майк Кржижевски из Университета Дьюка, выигравший больше игр, чем любой другой баскетбольный тренер в истории Дивизиона I НСАА, однажды написал, что, несмотря на важность таланта и тренерского вклада, секрет величия заключается в другом: «Единственный и самый важный ингредиент после таланта – это лидерство внутри коллектива. Не столько тренеры, сколько один или несколько человек из команды задают более высокие стандарты, чем те, которые команда задает себе обычно».

Нет сомнений, что у Билла Расселла были очень высокие стандарты. Казалось, он никогда не расслаблялся: это проявлялось как в его неустанных и своевременных перемещениях по площадке, так и в том, что зачастую он настолько сильно нервничал перед играми, что его вырывало в раздевалке. Будет справедливым сказать, что он был одним из glue guys, о которых часто говорят бейсбольные менеджеры. Но вероятно ли также, что Расселл или какой-либо другой игрок способен распространить некий таинственный вирус, заражающий всю команду, из-за которого она начинает выходить за рамки своих природных дарований?

Все это наталкивало меня на мысль, которую я никогда по-настоящему серьезно не воспринимал: возможно ли такое, что единственным фактором, который возносит команду в верхнюю тысячную лучших команд в истории, является лидер среди игроков этой команды?

Эта идея свалилась на меня в самом начале процесса изысканий и оказалась настолько волнительной, что мне стало не по себе. Я только начал свое исследование и не мог поверить, что секретный ингредиент успеха величайших спортивных команд мира можно так легко вычислить. Помимо этого, я не мог понять, как один член команды может поднять ее так высоко и удерживать ее на вершине так долго. В голове у меня крутилась мысль, однажды высказанная Г. Л. Менкеном: «У любой человеческой проблемы всегда есть хорошо известное решение – изящное, вполне правдоподобное, но неверное».

Я знал, что никакого эмпирического способа измерить влияние капитана на команду не существует. Я знал, что для того, чтобы подвести успех этих команд первого эшелона к «теории о капитанах», мне придется вывести ряд характерных черт, объединявших этих мужчин и женщин, независимо от того, в каком виде спорта они выступали. Теория прошла бы проверку только в том случае, если бы их темпераменты, черты характера и образы действий соответствовали бы некоему узнаваемому шаблону.

Однако, прежде чем пуститься в приключение, я столкнулся с другим, более актуальным препятствием для теории о капитанах. Чем больше я узнавал о личности Уильяма Фелтона Расселла, тем меньше я находил у него черт, соответствующих моим представлениям о великих лидерах.

Говоря откровенно, он совсем не казался мне человеком капитанского склада.

Беды с Расселлом начались уже на площадке, где он набирал не слишком много очков – несмотря на то что выиграл больше чемпионств НБА, чем кто-либо другой, – был неприступен в обороне, сокрушил тогдашний рекорд, сделав 21 620 подборов за карьеру, и попал в Зал славы баскетбола в первый же год, как только подошел необходимый по условиям попадания срок. Имея средний (за карьеру) результат в 15,1 очка за игру, он ни разу не был лучшим по набранным очкам даже в «Селтикс». В эпоху, когда большинство команд конструировало нападение через позицию центрового, столь низкая результативность делала Расселла крайне нетипичной фигурой. Вместо того чтобы брать на себя большую ответственность за набранные очки, он уступил эту ключевую роль своим партнерам.

Несмотря на редкую скорость, выносливость и прыгучесть, в юности Расселл не был лакомым кусочком для скаутов. В старшей школе он был настолько раскоординированным и имел настолько скверно поставленные базовые навыки игры, что единственным колледжем, захотевшим видеть его у себя, оказался Университет Сан-Франциско, у которого даже не было собственного спортзала. Даже после того, как Расселл привел команду к 55 победам подряд и двум невероятным межуниверситетским титулам, некоторые скауты НБА по-прежнему сомневались в необходимости драфта центрового, не относившегося к числу одаренных снайперов и к тому же имевшего явные проблемы с дриблингом.

Что отличало Расселла на площадке, так это его нацеленность на работу без мяча. В 1950-е годы баскетбольных защитников учили никогда не отрывать ноги от пола. Расселл же не только выпрыгивал в воздух, чтобы блокировать броски, он рисковал блокировать такие броски, которые большинство считало неотразимыми. Свои усилия он концентрировал на предугадывании подборов, «закупорке» трапеции и подступов к ней, перехвате передач и заслонах (как своих, так и соперников). Согласно современным критериям оборонительной активности, карьерный результат Расселла в том, что именуется сейчас «вкладом игрока в оборону», является лучшим в истории НБА, с отрывом в 23 % от ближайшего конкурента.

Однако оборонительный образ мышления Расселла распространялся далеко за пределы площадки. Он буквально пронизывал все его общение с публикой. Из раза в раз Расселл вызывал ответный огонь общественности своими бесцеремонными, а порой и откровенно дерзкими высказываниями, которые он позволял себе в интервью. «Я ничего им не должен», – однажды сказал он о болельщиках. Расселл пребывал в таком ужасе от расизма, с которым сталкивался у себя же дома, что однажды произнес: «Я играю за «Селтикс», а не за Бостон». После завершения им карьеры, когда «Селтикс» запланировали изъять его номер из обращения, он отказался участвовать в церемонии, сказав, что согласится на нее только в том случае, если она пройдет в уединенной обстановке, с участием только его бывших партнеров по команде. «Я никогда не играл для болельщиков, – объяснял он. – Я играл для себя и своей команды».

Во времена, когда публике нравилось видеть своих спортсменов коротко стриженными, гладко выбритыми и аполитичными, Расселл был единственным игроком лиги, носившим козлиную бородку, в явное нарушение запрета НБА на растительность на лице, запрета, введенного в 1959 году из-за него. Позже он дорос до ношения плащей, пиджаков а-ля Джавахарлал Неру, хиппарских бус, кафтанов и сандалий и регулярно появлялся в кофейнях Гринвич-Вилледж, где слушал протестную музыку. Он стал неутомимым и искренним поборником прав человека.

Самый яркий пример проявления оппозиционной натуры Расселла относится к 1975 году, когда его номинировали в Зал славы баскетбола. В кратком заявлении Расселл сообщил, что не явится на церемонию и не будет считать себя членом Зала славы. «По личным причинам, которые я не хочу обсуждать, я не хочу быть его частью», – сказал он.

Никто не мог найти какой-либо стоящий повод отказываться от приема в Зал славы. Многие люди подозревали, что отказ Расселла был актом протеста в поддержку всех талантливых чернокожих игроков, не попавших в ряды членов Зала, хотя сам он ничего такого не говорил. Спортивным журналистам Бостона, впрочем, было все равно. Хотя они признавали, что он был совершенно исключительным баскетболистом, они считали его эгоистичным, заносчивым, неблагодарным и неприятным человеком.

Подытоживая то, что я узнал о Расселле: его навыки контроля мяча и броска были ниже среднего; он набирал мало очков; с болельщиками был угрюм и неприветлив, игнорировал принятые в НБА нормы и правила и плевать хотел на взаимодействие с общественностью. «Он и правда был не слишком дружелюбен, – говорил Элвин Хэйс, его бывший соперник. – Если ты не был с ним знаком, ты наверняка подумал бы: «Мужик, да он самый мерзкий тип на свете».

Ничто из перечисленного не указывало на то, что Расселл – лидер, и уж тем более, что он самый успешный капитан в истории профессионального баскетбола, если не всех видов спорта вообще. Но факты остаются фактами: заслуги Расселла сделали его лучшим, он и атакующий защитник Сэм Джонс были единственными двумя членами этой команды-аномалии, которым удалось захватить весь ее долгий чемпионский путь от начала до конца.

Я понятия не имел, как все это можно увязать воедино.

Когда я впервые столкнулся с загадкой Билла Расселла, мне было уже немало лет – каким-то образом я прожил на этой планете больше сорока лет, ни разу не задаваясь вопросом, который кажется краеугольным вопросом человеческих отношений: если бы вы знали, что вам предстоит тяжелейшая битва всей жизни, кого бы вы избрали своим лидером?

В головах у большинства из нас сидит некий старый выцветший образ великого капитана, то, каким он должен быть. Обычно это привлекательная внешне личность, с избытком наделенная такими качествами, как сила, мастерство, мудрость, харизма, дипломатичность и невозмутимое спокойствие. Таких людей должно быть не трудно заметить. В нашем воображении они предстают общительными и красноречивыми, харизматичными, твердыми, агрессивными, но милосердными и уважающими власть. Мы ждем от лидеров, особенно спортивных, что они будут преследовать свои цели с азартом и интересом, но что при этом никогда не будут отступать от принципов спортивного благородства и честной игры. Мы полагаем, говоря словами социального психолога из Стэнфорда Деборы Грюнфелд, что власть предназначается абстрактному человеку, «наделенному неким сочетанием исключительного обаяния и безжалостных амбиций, коего нет ни у кого другого из нас».

Мужчины и женщины, игравшие роль капитанов в командах первого эшелона, на первый взгляд не соответствовали этому стандарту. У них были кардинально разные уровни таланта и известности. Некоторые фамилии стали именами нарицательными; другие были очень далеки от этого. Они играли в разных командных видах спорта, каждый из которых акцентировал внимание на разных лидерских качествах. Однако, изучив черты характеров других капитанов команд первого эшелона и сравнив их с чертами Расселла, я заметил, что некоторые из них весьма отличались от того, что я рассчитывал увидеть.

Нант, Франция, 1986 год.

Ясным и прохладным ноябрьским днем новозеландские «Олл Блэкс» прибыли в Нант, чтобы сыграть там с французской национальной сборной по регби на стадионе, носившем парадоксальное название Stade de la Beaujoire – «Стадион красивой игры». Под косыми лучами осеннего солнца его белые бетонные опоры выглядели как отбеленные кости остова какого-нибудь животного.

Публика, прибывшая на стадион задолго до начала матча, была разгорячена ненавистью к гостям, люди потрясали баннерами и выкрикивали слова из «Марсельезы». Неделей ранее в Тулузе эти команды провели первую игру двухматчевой серии, предшествовавшей чемпионату мира по регби 1987 года, фаворитами которого они считались. В Тулузе «киви» устроили французам настоящую порку, они играли на кураже и доминировали в схватках, одержав в итоге победу 19:7. В ответ на это французские болельщики проводили свою команду с поля гулом негодования.

Поочередно выходя в подтрибунный туннель перед выходом на поле стадиона, французы даже не пытались скрывать свою жажду мести. Двое игроков начали обмениваться ударами головой, а другой француз стучал своим лбом по бетонной стене до тех пор, пока на лбу не проступила кровь. Их глаза были обезумевшими – по рассказам некоторых очевидцев, размером с мячик для пинг-понга. «Я уверен, они чего-то хлебнули перед матчем, – говорил новозеландец Бак Шелфорд, – и явно не апельсиновый, мать его, сок».

Несмотря на то что на момент матча Шелфорду было 28 лет и он уже имел крепкую репутацию в новозеландской регбийной лиге, остальному миру регби он был неизвестен. Уроженец сельской провинции Роторуа, знаменитой своими гейзерами и термальными источниками, Шелфорд был выходцем из племени маори, коренных обитателей Новой Зеландии. Темноволосый, с узкими глазами, выдающимися скулами и мощной челюстью, он определенно походил на регбийного капитана внешностью. Даже в спокойном состоянии его лицо излучало силу, целеустремленность и властность – или mana, как говорят на языке маори.

И хотя многие журналисты, писавшие о регби, не относились к числу поклонников Шелфорда – они считали его низкорослым и слишком медленным для игры на позиции «восьмерки», – ему все же удалось пробить себе дорогу в национальную команду примерно за год до событий в Нанте. В Тулузе состоялся его дебют в составе «Олл Блэкс», и он по максимуму использовал эту возможность: самозабвенно атаковал противников, оттирал французских игроков во время своих бесстрашных забегов и даже занес мяч за линию во второй половине встречи, чем принес своей команде решающие в матче очки.

Шелфорд и все остальные, кто присутствовал на стадионе в тот день, знали, что у французов на него зуб. На тот момент эволюции регби правила и обычаи этой игры еще не причесали под вкусы благовоспитанной публики. В результате матчи по регби были полны откровенного насилия, равного которому в прямом эфире телевидения не было. А в том, что касалось криминальных талантов – как сломать сопернику пальцы, выдавить ему глазные яблоки и зажать мошонку, – равных не было французам. «Самая паскудная в мире страна», – говорил Шелфорд.

Спустя примерно пятнадцать минут после начала игры, лежа на земле после попытки отбора со стороны соперника, Шелфорд впервые прочувствовал на себе замысел французов – в форме пинка ногой в лицо. Шелфорд почувствовал, как теплая кровь наполняет его рот, и провел языком по зубам, чтобы оценить понесенный ущерб. Он потерял большую часть трех зубов. Выплюнув на газон осколки зубов, он потряс головой. Хорошая попытка, подумал он. Но уходить с поля он не собирался.

Пять минут спустя другой французский игрок, Эрик Шамп, исподтишка ударил Шелфорда в висок и попытался спровоцировать его на драку. «Каждый раз, когда происходила схватка за мяч, они били и пинали нас», – вспоминал Шелфорд. Близился перерыв, счет был 3:3, но несколько игроков «Олл Блэкс» получили травмы – самая серьезная из них приключилась с Шоном Фитцпатриком, который огреб по голове так, что над глазом у него появилось трехдюймовое рассечение. Французы, говорил мне Фитцпатрик, «заставили меня прочувствовать, куда я приехал».

Незадолго до перерыва, защищаясь во время схватки на земле, Шелфорд вырвал мяч у французского игрока и запустил его в свободную зону. Только тогда он увидел французского столба по имени Жан-Пьер Гаруэ-Лемпиру, летевшего на него головой вперед, в горизонтальном полете. Француз прошиб Шелфорду лоб точно посередине. «Он вырубил меня, – вспоминал Шелфорд. – Мне понадобилось две минуты, чтобы прийти в себя». Когда Шелфорд вернулся в сознание, его партнер по команде Джок Хоббс сказал ему, что уходить с поля нельзя, так как на скамейке не осталось никого, кто мог бы заменить Шелфорда. Все были травмированы.

Но Шелфорд и не собирался сдаваться.

Французы, увидев после перерыва, что Шелфорд возвращается на поле, пришли в ярость и решили, что настало время поиграть еще грязнее. Спустя примерно десять минут после возобновления игры капитан французов Даниэль Дуброка упал на газон с мячом в руках. Шелфорд нагнулся к нему, схватил мяч и вырвал его из рук. Дуброка, пожалуй, самый жесткий и неуступчивый игрок французов, увидел в этом эпизоде возможность прикончить Шелфорда.

«Он пнул меня по самым яйцам», – говорил Шелфорд.

После нескольких мгновений, проведенных на газоне в муках, Шелфорд уселся на поле в попытке взять себя в руки. Затем он взял бутылку с водой и, как он сам выразился, «слегка смочил свои шары», чтобы приглушить боль. «Мужик, это было чертовски больно», – сказал он.

И вновь вернулся в матч.

К тому моменту Шелфорд успел потерять три зуба, получить подлый удар по голове, потерять сознание и вытерпеть пинок бутсой в яйца. Французы же успели забить два штрафных, а несколько минут спустя вырвались вперед, реализовав две подряд попытки и увеличив счет до 16:3 в свою пользу. «Олл Блэкс» хромали на обе ноги, толпа неистовствовала, а рефери, казалось, был совершенно не в состоянии остановить насилие, градус которого возрастал каждую минуту. Однако чем тяжелее становилась ситуация, тем яростней сражался Шелфорд – бегал, пасовал, атаковал и вступал в схватки так, словно верил, что способен в одиночку выиграть этот матч. Кровопролитие стимулировало его играть еще интенсивнее.

В заключительные минуты игры Шелфорд получил еще один удар по голове, на этот раз от предплечья кого-то из французских игроков. До этого ему удавалось встряхнуться и справиться с болью, но не в этот раз. Партнер Шелфорда по команде подал арбитру знак рукой, чтобы Бак смог уйти с поля. «Я не соображал, где нахожусь», – говорил Шелфорд. «Я знал, что у меня сотрясение. Я толком не понимал, куда бегу».

Этот кровавый, брутальный матч, выигранный Францией со счетом 16:3, вошел в историю под названием Битва у Нанта и заслужил себе дурную репутацию в регбийном фольклоре. Подводя итоги игры на следующий день, газета Sunday Times окрестила игру словом «мясорубка». После игры в раздевалке Новой Зеландии царила удручающая тишина. «Олл Блэкс» редко проигрывали, и никто из находившихся в помещении никогда не видел, чтобы команду так сминали физически. Шелфорд, все еще одуревший из-за сотрясения, поднялся со стула, чтобы снять форму и переодеться. Когда он снял с себя трусы, или «плавки», гробовую тишину прервал возглас кого-то из партнеров Шелфорда, указавшего пальцем на его пах. «Вот дерьмо, вы только гляньте!»

Французский капитан не просто пнул Шелфорда по яйцам. Он ударил его шипами. У ног Шелфорда была небольшая лужица крови. Его бедра была покрыты пятнами крови и заляпаны кусочками жировой ткани. Хуже всего было то, что его мошонка была разорвана, а одно из яичек выпало и болталось у него между колен.

Тут же прибежал врач команды. Он приказал Шелфорду натянуть трусы и отправляться наверх в хирургический кабинет. Чтобы зашить рану Шелфорда, доктору пришлось наложить на нее шестнадцать швов. «Они все аккуратненько сложили, и все до сих пор работает, как надо, – говорил позже Шелфорд. – Я и не представлял, что яйца – такие здоровенные».

Эта история за одну ночь превратила Шелфорда в народного героя. С того момента любой приличный список самых крепких и суровых регбистов мира непременно содержал его имя. Несмотря на то что Шелфорд не был превосходным атлетом, его бескомпромиссный стиль игры сделал его настолько незаменимым для команды (и настолько вдохновлял партнеров), что в следующем же году его назначили капитаном команды.

Выдающийся перфоманс Шелфорда в Нанте казался крайней формой проявления тех усилий, что Расселл приложил в эпизоде с Коулмэном. Получив травму, после которой 99,9 % мужского населения планеты уползло бы в реанимацию, тихо поскуливая, Шелфорд остался настолько сосредоточенным на игре, что даже не заметил, что его буквально порвали. Очевидно, что и у Расселла, и у Шелфорда была необоримая воля к победе.

И все же действия Шелфорда в тот день, какими бы смелыми они ни были, не казались так уж необходимыми. «Олл Блэкс» уже сделали то, что должны были сделать во Франции. Они приехали сыграть со второй лучшей командой мира у нее дома и пришибли ее в Тулузе. Учитывая накал враждебности в этом противостоянии, обмен поражениями в этой серии был равнозначен победе. Не было никаких веских причин продолжать играть столь интенсивно, особенно когда стало ясно, что победа маловероятна. Шелфорду было бы разумнее приберечь силы для грядущего чемпионата мира. С точки зрения глобальных перспектив, то, что сделал Шелфорд, было не лучшим тактическим ходом.

История о порванной мошонке Шелфорда – лишь один пример тревожно безрассудного поведения со стороны капитанов команд первого эшелона. Сид Ковентри из «Коллингвуда» однажды вернулся к играм спустя всего две недели после пролома черепа, а капитан новозеландцев Ричи Маккоу играл на чемпионате мира 2011 года со сломанной, распухшей и раздутой ногой, каждый шаг которой ощущался им так, словно он вышел босым на раскаленные угли. Мирейя Луис, будущий капитан кубинской волейбольной сборной, как-то раз пришла на тренировку спустя четыре дня после того, как родила дочь, а спустя две недели после родов сыграла матч на чемпионате мира. Билл Расселл, согласно одному из свидетельств, сыграл (и выиграл) в седьмом матче финала НБА против «Лейкерс» на следующий день после того, как его ударили ножом в левую руку в баре, где он пытался разнять дерущихся. В лучшем случае такая готовность играть через боль свидетельствовала о том, что у капитанов первого эшелона были сильно искаженные жизненные приоритеты. В худшем она указывала, что у них не все дома.

Беглый обзор биографий шестнадцати капитанов первого эшелона еще сильнее спутал картину. Пролистывая свои записи, я составил список всех причин, по которым эти мужчины и женщины не соответствовали профилю образцовых лидеров, причин, из-за которых казалось, что капитаны едва ли были главным секретным ингредиентом успеха этих великих команд. Вот восемь из них:

1. Они не были наделены суперзвездным талантом.

Большинство капитанов команд первого эшелона не были лучшими игроками своих команд или даже крупными их звездами. Они часто не имели каких-то важных навыков, а тренеры считали их средними игроками. Некоторые были вынуждены биться до последнего, чтобы только прорваться на высший уровень своего вида спорта, и на некоторых этапах карьеры их не замечали, сажали на скамейку или отказывались от их услуг. Оказываясь рядом с гламурными, харизматичными и исключительно одаренными иконами спорта вроде Майкла Джордана, они выглядели так же грозно, как ансамбль мариачи.

2. Внимание публики им было не по душе.

Мужчины и женщины из первого эшелона не жаловали внешние атрибуты славы и известности и редко искали внимания публики. Когда же оно само их находило, им, как казалось, становилось от этого некомфортно. За пределами поля они часто вели тихую, даже уединенную жизнь – а в паре случаев были знамениты своей неразговорчивостью. В целом же они ненавидели давать интервью, говорили скучно и монотонно, а к репортерам относились безразлично. Они предпочитали пропускать церемонии награждения, медийные мероприятия и часто отказывались от рекламных контрактов.

3. Они не были «лидерами» в традиционном смысле слова.

Я всегда полагал, что лидер в команде проявляется в критические моменты матчей, заявляя о себе своей способностью взять игру под контроль. Но большинство капитанов команд первого эшелона выполняли второстепенные роли в своих командах, уступая место под софитами звездным игрокам, и во многом полагались на окружавшие их таланты, перекладывая на их плечи груз ответственности за набранные очки и забитые голы. Если эти капитаны не были теми, кто наносит решающие удары, то как же они тогда могли быть лидерами, не понимал я, как их вообще можно было отнести к категории элитных лидеров?

4. Они не были ангелами.

Вновь повторюсь, эти капитаны играли на грани фола, совершали неспортивные поступки и в целом вели себя так, что казалось, будто они ставят под угрозу шансы своих команд на успех своим поведением. К таким поступкам можно отнести беспричинные выпады в сторону игроков соперника и брань (а в двух случаях даже нападения) в адрес арбитров, тренеров или руководителей команд. К соперникам они тоже были суровы – ставили им подножки, валили наземь, прижимали к газону, колотили и оскорбляли непечатными словами.

5. Они совершали поступки, которые потенциально могли посеять раздор.

Если вы попытаетесь представить себе то, что мог бы сделать лидер команды, чтобы саботировать ее, то с высокой долей вероятности окажется, что капитаны команд первого эшелона это уже проделывали. В разных ситуациях они отказывались следовать указаниям тренеров, восставали против правил, принятых в команде, и выбранной ею стратегии и давали откровенные интервью, в которых открыто высказывались против всех, начиная от болельщиков, партнеров по команде и тренеров и заканчивая властителями мира спорта.

6. Они не были обычными подозреваемыми.

Самым поразительным в моем списке капитанов первого эшелона было не то, кто в него вошел, а то, кто в него не попал. В числе самых вопиюще громких исключений оказались Джордан, один из капитанов «Чикаго Буллз», угодивших во второй эшелон, и по совместительству игрок, считающийся многими величайшим баскетболистом в истории; Рой Кин, капитан «Манчестер Юнайтед», также оказавшийся во втором эшелоне, – в период с 1998-го по 2001 гг. он был лидером команды, выдавшей самый впечатляющий трехсезонный отрезок в английской футбольной истории; и Дерек Джитер, чрезвычайно популярный игрок «Нью-Йорк Янкиз», бывший капитаном этой команды на протяжении 12 лет – с ним «Янкиз» девять раз пробивались в плей-офф и неоднократно выигрывали Мировую серию в период с 2003-го по 2014 гг.

7. Никто ранее не выдвигал такой теории.

За время своих путешествий в качестве спортивного журналиста я подверг допросу с пристрастием массу знаменитых спортсменов, тренеров и руководителей мира спорта в попытках понять, что же сделало их команды успешными. Неважно, с кем я говорил – с Айзеей Томасом из «Детройт Пистонс», Реджи Джексоном из «Нью-Йорк Янкиз», генеральным менеджером «Грин Бэй Пэкерс» Роном Вульфом, студенческим тренером по футболу Бобби Боуденом или легендой бразильского футбола Артуром Антунешем Коимброй, более известным под прозвищем Зико, – никто из них ни разу не упомянул капитана команды в качестве ее главной движущей силы.