Текст книги "Что там, за дверью?"

Возможно, линия развития пошла по несколько отличному пути… Что ж, тогда, значит, вынужденное начало новой эры на земле останется, тем не менее, посмертно склонённым флагом несостоявшихся разведчиков-колонистов. Возможно, они оставили памятью о себе не найденные до сих пор космические маячки – предупреждение собратьям по пославшей их цивилизации: – Не трогайте Землю! Не воздвигнутый памятник нашей гибели пусть защитит голубой шарик от космической агрессии более развитых цивилизаций!

– М-да, любопытная мысль, что-то мне такое не приходило в голову, – я почесал затылок, – надо подумать…

– И-и, наконец, жизнь могла зародиться на самой Земле. Об этом ты учил в школе, мы помним… нельзя исключить и такой вариант. Вообще-то, как ты понял, мы далеки от того, чтобы навязать тебе какое-либо мнение или знания, к границам которых не подбирался бы любознательный человеческий взгляд.

– Хоть что-то, – многозначительно хмыкнул я.

– Если подытожить, то, вкратце, мы ведём вот к чему: по какому бы пути не пошло развитие, оно, всегда, всегда(!) – самозапускающийся и самоповторяющийся круговорот разумной материи (слово материя имеет здесь условный смысл, просто чтобы придать ему как бы земную определённость). Он, круговорот, обеспечивает главное условие выживаемости и обновления в периодически повторяющемся вселенском процессе: информация – жизнь (физическое тело) – виртуальная личность или чистое сознание, – неважно, как назовёшь, можно даже назвать её постфизической сущностью – информация. Начало и вечный двигатель непрерывности мира… Кстати, последняя пара фраз тяжеловаты, и вряд ли стоит напрягаться, чтобы их запомнить. Земля и так уже выходит на уровень технологий, предваряющих высказанную мысль: искусственный интеллект, «сознание» Интернет-сетей, разумные роботы, которые пока, к счастью, не осознают ещё себя, т. е. ещё не обладают самосознанием и – главное – здравым смыслом… Полностью автоматизированные отрасли и миллионы людей, которые даже не будут знать дорогу на работу, а их перспектива будет прописана чёрными буквами на чёрном же холсте их жизни. Приоритеты отвернутся от человека, и, чтобы повернуть их снова в его сторону, перед землянами надо будет поставить сверхзадачи!

– Космическая экспансия, большое переселение, – мне показалось, что я подхватываю нить разговора.

– Да уж, – в его голосе прозвучали скепсис и сомнение.

– Земля несётся впереди паровоза… это небезопасно, если прогресс вырвется из рамок благоразумия… – Надеюсь, я ничего лишнего не наговорил? – полувопросительно, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил папа.

– Ну, ну, а дальше, куда пойдёт развитие, если ему не помешают? И чем закончится, если цивилизацию всё же подстережёт катастрофа? – вырвалось у меня.

– Что дальше? Если ты имеешь в виду конкретно земную цивилизацию (при условии, что они всё же смогут решить проблемы внутри сообщества), то, прыгая через пропасти времён, можно представить себе в весьма вольном, конечно, изложении, что дальше всё равно произойдёт приблизительно так, как написано в «Судном дне»: «Раздастся страшный звук, и всё живое погибнет, Вселенная изменится. Небеса расколются, Солнце свернётся и погаснет, Луна затмится и сольётся с Солнцем. Сверкающие звёзды погаснут и посыплются, словно град. Земля подвергнется ужасному землетрясению, моря закипят, горы оторвутся от земли и взлетят, словно пух»… Впрочем, речь может идти не только о Земле… Если серьёзно, то любая отдельно взятая Вселенная, в рамках более широкого представления мира, как мультивселенского, скорее всего в конце цикла исчезнет, пыль материи рассеется, пространство поглотит угольная пустота, которую не вынесут даже самые стойкие частицы, их разорвёт одиночество. Но ещё раньше из обречённой Вселенной убежит информация.

И где-то на стыке с другими мирами столкновения информационных полей вызовут новую вспышку и родят новые Вселенные… Вообще-то они и сейчас постоянно рождаются, убегают сами от себя и вновь вспыхивают для будущих цивилизаций…

Не принимай, однако, сказанное, как гимн беспомощности и безысходности. Собственно, ты и сам ведь всё это знаешь. Так что, с одной стороны – как говорил Экклезиаст: – Что было, то и будет…

А с другой… С другой стороны, даже нам трудно с достоверностью утверждать, так ли именно всё произойдёт. Может, да, а может, и нет. Не зря законы космических масштабов умеют скрывать своё лицо от слепой веры в существующие представления об окружающем мире, как истине в последней инстанции. Да и сама истина… Мне вспоминается прекрасное выражение, вот не припомню, кому оно принадлежит, (оп-па! – второй раз – «не помню»…): «Ничто не может быть абсолютной истиной, и даже это не может быть абсолютной истиной». Что уж говорить, если это касается бесконечного будущего.

– Это приблизительно того же плана – я встрял, решив щегольнуть своими познаниями – что и поиски абсолютной формулы или, другими словами, «теории всего», которая, в последней инстанции, навела бы математически строгий порядок в отношении сущностей материального мира…

– Своего рода научный экстремизм, – перебила мама…

– Не совсем, но пусть так. Он, заметь, – папа повернулся ко мне, давая понять, что отвечает на мою вставку, – лишь подтверждает невозможность абсолютов в бесконечном многообразии связей. В академическом изложении это звучало бы приблизительно так: сложные математические системы сами ограничивают себя в том, что они способны доказать… – Папа произнёс эту фразу таким назидательным тоном, что я прямо-таки представил его где-нибудь в крупной аудитории, где он испачканными мелом руками выводит на доске загадочные формулы границ познаваемого.

Взглянув на испарину, покрывшую мой лоб, мама предупредительно подняла руку:

– Однако мы увлеклись… Может, хватит, а то, похоже, у ребёнка перегревается мозг.

Естественно, я не согласился и попросил вернуться к тому, что больше всего меня интересует: где они и как, и возможен ли с ними контакт в дальнейшем…

Прежде чем ответить, мне показалось, что родители чуть замялись, зачем-то взглянули вверх, как бы пронзая взглядом потолок, крышу и дальше… И одновременно вздохнули. Я уж было подумал: «Ну, всё, сейчас подымутся со своих мест и покинут меня»…

Но нет. Помнится, ответ прозвучал так, что в рамках земных законов сегодня трудно представить себе такую возможность, а мы (т. е. родители мои) считаем себя сами только наблюдателями без права вмешиваться в земную жизнь, по крайней мере, без самой неотложной необходимости. Если таковые случаи и имели или имеют место, то и тому, как правило, находятся как бы естественные объяснения. Но(!), ещё раз, происходит это совсем не часто, если и случается вообще.

– Мы слегка уже касались этой темы, – продолжила мама. – Отличие нашего существования от привычных вам физических форм именно в их отсутствии у нас, во-первых, и, во-вторых, наше присутствие отмечается в непривычных для вас состояниях. Кто-то на земле склонен называть наше состояние информационным полем или облаком, но на самом деле нет достаточно точного, параллельного земному, определения нашего состояния. Возьми даже, к примеру, индивидуальность. Так вот, она здесь имеет несколько иную природу. Физическую обособленность мы в состоянии выделить, как местное уплотнение, завихрение в общем поле, – думаю, так бы оно звучало в земных терминах – но границы сильно размыты. Поэтому здесь нет границ, обочин, т. к. поле заполняет всё мыслимое пространство, поэтому, будучи его частью, мы в то же время можем быть в каком угодно месте, и каждый из нас в любой момент находится одновременно как бы и в центре событий.

Всю информацию, которой мы оперируем, мы получаем (и передаём) общей картиной взаимосвязей одновременно в их прошлом, настоящем и частично в будущих временах. Хочу уточнить: когда мы говорим о будущем, мы не столько утверждаем, сколько говорим о наших прогнозах, какими мы их видим. Т. е. в каждый текущий отрезок времени в нашем распоряжении полная панорама мира во всех его состояниях. Мы обладаем значительными знаниями, мы окружаем землю, но не можем в полной мере взять на себя ответственность и быть гарантами её будущего. Да, мы поддерживаем потенциал цивилизации, в какой-то степени приподнимаем потолок вашей ноосферы, но будущее принадлежит самим землянам.

Так что, извини, природа вряд ли предоставит нам в ближайшее время ещё один такой случай, – вздохнула мама… – Ни нам, ни, конечно, брату и сестре…

Мама быстро провела рукой по глазам, как будто смахнула что-то невидимое моему глазу, грустно улыбнулась папе и, глядя в пол, добавила: – То же можно сказать о вероятности такой встречи в будущем, т. е. мы имеем в виду, пока вы на Земле.

Хотя будущее… оно и нам не представляется абсолютно чётким. Видим ли мы его? – здесь они немного заспорили.

– Нет, и точно предсказать его нельзя, – минуту назад мы говорили о нём. Видишь ли, направление развития событий позволяет предсказать вероятную его возможность, но не конкретный результат. Здесь, сын, нет никакого подвоха: конкретное будущее нельзя увидеть в силу существующих неопределённостей… Мы ранее немного коснулись и этой темы тоже. Точность прогноза часто интерпретируется неправильно, и эта путаница пусть остаётся на совести авторов таких предположений. Правда, в некотором смысле, они по-своему правы: они полагают, что поскольку мы всё черпаем из неограниченного информационного поля, то, в вашем представлении, это ассоциирует нас, можно сказать, со сверхразумом, а, значит, мы можем заглянуть за пределы ограничений, наложенных природой.

– Будущее, другие измерения, сверхразум… – протянул я. – Похоже, на обычные человеческие чувства уже не остаётся места.

– Ну-у, в каком-то смысле, так оно и есть, – вмешался папа.

– Коллективному разуму или информационному полю по их природе действительно не должны быть присущи такие понятия, как чувства и эмоции. Их действия управляются силой чистого рационализма. Это не единственные сферы его господства. На самой Земле их полно: например, все основные принципы познания и мировоззренческие установки, не говоря уже о конкретных науках и технологиях.

– Это так, – подтвердила мама. – Он, рационализм, категория универсальная, присущая что древней философии, что современной науке и практике, и, я бы сказала, даже мистическим экспериментам.

– Да, кстати, – папа чуть замялся, – возьми вот, к примеру, буддизм, одну из древнейших религий, уж как он, казалось бы, далёк от рационализма своим универсальным альтруизмом и бесконечным состраданием, практически лишённым примеси других чувств, но даже…

– А любовь? – перебила его мама и лукаво взглянула в мою сторону.

– Любовь тоже не входит в приоритеты буддизма, – слегка поддел её папа, – она не конструктивна. Так вот буддизм, продолжу, даже он, по природе своей на самом деле ве-е-сьма рационален… Это не я сказал, а Его Святейшество Далай-лама. Впрочем, это из другой совершенно оперы, пример с буддизмом, может, здесь не совсем удачный, но даже он показывает, как глубоко проникает рационализм в поисках «правильного познания». В этом смысле я лично, кстати, никогда не относил буддизм к религии, основанной на беспрекословной вере.

– После этого отступления я хотел бы вернуться к предыдущей мысли: – У нас, – с нажимом, – у нас привычные вам чувства давно перестали быть движущей силой. В наших надчувственных или, по-другому, сверхчувственных измерениях они не встроились в определение целесообразности, стали нефункциональными и… исчезли.

Последняя тема как-то не очень вписывалась в моё миропонимание, да и мама весьма вяло отреагировала на последнее утверждение, так что я позволил себе прервать папу, пытаясь переменить направление разговора:

– Были до вас попытки установить контакты?

Папа ничем не выказал удивления такой неожиданной сменой моего интереса, но вопрос, видимо, ни ему, ни маме не понравился. И несмотря на то, что ранее мы уже касались этой мысли, он, тем не менее, спокойно ответил:

– Нам неизвестно, но даже если таковые и случались, если случались вообще, то совершенно не в вашем, земном, смысле. Теоретически возможность – да – существует. Практически – если и происходит, то, скорее всего, на внечувственном уровне. Как события и образы, которые приходят, например, во сне…

Мне показалось, что полуответ как бы повис в воздухе, и причиной тому могла стать некая не совсем приятная для родителей провокативность вопроса, тем более что несколько минут тому мы уже обсуждали возможность нашей встречи в будущем, и тогда он тоже вызвал заметную напряжённость. Поэтому, преодолев неловкость, я сделал очередной поворот:

– Мне надо будет передать что-то брату? Сестре?..

– Ничего. Иначе ты поставишь себя в неловкое, мягко говоря, положение. Представь сам… Мы найдём время и способ передать им сообщение. Правда, не так, как тебе. Что случилось, то случилось. Но, повторяю, – это редкий случай. – Они посмотрели друг на друга. Папа согласно кивнул: – Хорошо, если ты забудешь нашу встречу. Хотя бы в некоторых частностях. Но заставить мы тебя не можем. – И с неожиданной теплотой, – Не думаю, чтобы мне показалось: ты уже большой мальчик…

Мама как-то грустно покачала головой и чуть ли не моими словами произнесла:

– Послушайте, вот может кто-нибудь из вас сказать, о чём это мы говорим последние полчаса или сколько там? Что мы обсуждаем, и так ли это важно в эти минуты? – в голосе послышалась некоторая обида.

– Ах, сынок, сынок! Опять ты ухитрился затащить нас в какие-то дебри и чуть ли не загнал нас с папой в угол, – с хитрой улыбкой, но почти серьёзно вопросила мама.

– Прав был папа, ты никак не становишься взрослым и до сих пор не можешь совладать со своими фантазиями, мысли так же скачут, не разделяя главное и второстепенное.

Эти слова и тон без всякого намёка на упрёк – просто констатация факта – с такой совершенной ясностью перебросили меня в ту милую и счастливую юность: мы сидим, говорим… И они такие земные-земные, как будто и не появились из какой-то «флуктуации», не прошло столько лет, и нас не разделяют какие-то невидимые и неведомые мне силы… рамки времени сместились в бывшую реальность настолько настоящую, что я, забыв всё, чуть было не бросился снова их обнимать. У меня просто зашлась душа, так меня потряс этот прыжок в прошлое, находясь одновременно в совершенно фантастическом настоящем.

С минуту, наверное, мы сидели, как показалось, – каждый в своём воспоминании, когда я с трудом вырвался из поглотивших меня чувств и чуть не со слезами скорей прошептал, чем сказал:

– Могу задать ещё один вопрос? – и, не ожидая согласия, спросил, и получилось, что не один, как обычно:

– А мы ТАМ увидимся? – и, вообще, есть ли у нас возможность увидеться ещё, до того, как окажемся ТАМ? Да, да, помню, вы мне раньше толком на этот вопрос так и не ответили, – и что для этого необходимо менять в нашей земной жизни и, вообще, как её правильно построить и так далее? – и новые, и другие новые вопросы подступали, толкались и давили друг друга в очереди… Но при всём том ощущалось уже, что ручеёк их исчерпывает себя и гаснет мой энтузиазм, подвигая нас к новой черте, похоже, к финалу нашей встречи.

Мне показалось, что значимость момента почти в такой же степени захватила и их и что они также – не меньше меня – были потрясены случившимся, но мама раньше всех нас, как бы приходя в себя, смахнула накрывшее нас облако, и, наклонив голову, долго пристально посмотрела на меня:

– Вот, только говорили, а ты опять, перепрыгивая ступени, летишь впереди времени. Нет, дорогой, сейчас ты не получишь ответ. Оставь будущему принять решение, а себе хоть каких-то приятных неожиданностей. – И она тихо засмеялась… И тут же, чувствуя, что я ещё не совсем выдохся и сдался, меня мягко перебили:

– Боюсь, у нас не будет времени ответить тебе на все вопросы, но в своё время ты получишь на них ответы. Только не забывай постоянно задавать их себе…

Действительно, сколько мы проговорили… начинали и заканчивали тему, и я кругами возвращался за какими-то уточнениями, и бедные мои родители терпеливо сносили моё неисправимое и беспорядочное любопытство.

Спокойно и неторопливо, и течение времени как бы исключило нас из своих водоворотов, чтобы где-то на его задворках, в нише, неподвластной ему и никому другому, мы сидели, смотрели друг на друга и говорили, говорили… Кажется, нет темы, которую бы не затронули. Сколько было вопросов и сколько из них до сих пор остались открытыми… О Б-ге, о сознательной Вселенной, о судьбах человеческой и других цивилизаций и их возможной встрече.

Искусственный интеллект и ужасы, которые он принесёт, если выйдет из-под человеческого контроля. Попытки оторвать сознание от его носителя (вот, как в создавшейся, например, обстановке, или что-то похожее). Как будет выглядеть обыкновенное человеческое счастье в изменившихся условиях? …Съедят ли нас роботы? Что, наконец, ждёт нашу Вселенную? Есть ли смысл во всём круговороте материи и жизни? И, самое главное – ЧТО (?!) САМОЕ ГЛАВНОЕ в той мимолетной искре нашего существования, ограниченной рамками «до нас» и «после нас»? Какой смысл заложен в этот промежуток? Какой с – м – ы – ы – с – л?!

Родители одновременно и резко повернулись ко мне, и по их лицам как бы мелькнуло тёмное облачко. Никакой другой реакции…

Все знаки указывали, что странная наша, безмолвная беседа, теперь действительно подошла к концу. Она длилась, как мне показалось, весьма приличное время. Но когда посмотрел на часы, затруднился бы сказать с определённостью, что прошло больше минуты-двух. Если они вообще успели пройти.

Многое из того, о чём мы беззвучно беседовали, повергло меня в раздумья. А темы до сих пор не выходят из головы. Не уверен, что всё в точности запомнил, были места не совсем мне понятные и были места, призванные как бы удовлетворить моё сиюминутное любопытство, но по разным причинам – и не важно, кто был их инициатором – они сразу были стёрты, оставив, может, только лёгкий след удовлетворения. Но не больше…

Я неотрывно смотрел на них. Вот они, мои родители! Рядом, но я не могу дотронуться до них! Я даже понимаю, что, чтобы не смущать и не пугать меня, они прибегают к маленьким хитростям, чтобы приблизить меня к другому уровню понимания предмета беседы, что, возможно, даже для их мира состояние, в котором мы оказались, более чем двусмысленное. Возможно, сейчас они даже перешагнули пределы допустимого для них, и наша встреча в таком ключе уже не может дольше продолжаться.

И ещё: их взгляд, – в нём было много весьма далёкого от той бесплотной отрешённости, абсолютного рационализма, очищенного от влияния чувств, о чём они неоднократно упоминали. В нём, мне казалось, светились чувства так похожие на земные, особенно одно – лучшее, наверное, и самое чистое. Не была ли это любовь, или в том внечувственном мире есть другая более тонкая материя, которая не зависит от времени и расстояний. Но она связывает клубочки информации как бы в скрытой обезличенности и принадлежности на сцене в гигантском спектакле, задником которому служит безграничный и совсем непустой, оказывается, мир. Мне хотелось закричать – таким сокровенно важным показалось мне моё открытие. Повторюсь, может мне так только показалось, так я это видел и чувствовал? Не знаю. И не знаю, возможно ли было – и как долго – продолжение нашей неисчерпаемой беседы, когда туман невесомой грусти опустился на нас, пробрался в сердце, заглушил все звуки. И тогда в тревожной тишине над головами раздался лёгкий звук. Как будто лопнула тоненькая струна. Тут же мне показалось, что образ отца как бы вспыхнул и стал медленно терять границы.

Мама поспешно повернула в его сторону голову, давая понять, как им следует поступить.

Они встали: – Не иди за нами, сын!

Я остался сидеть на диване, увидел, как они подошли к дверям. Она открылась. Могу поклясться, я не видел, чтобы они вышли, только было впечатление, как будто движение воздуха вытянуло за дверь струйку дыма.

Ушли, чтобы остаться?

Чтобы передать, что связь памяти больше, чем просто связь времён, и она остаётся, даже когда не остаётся нас. Что земная жизнь не ограничена временем пребывания на земле, но в других пределах человеку даётся ещё лестница и ещё лестница, чтобы на разных этапах подниматься выше и выше, и двери в мир без границ всегда продолжают быть для него открытыми.

И пусть там, где условия определяются только физикой и математикой, где материя распылилась во времени до уровня самостоятельно существующей информации, да, даже там, Я – Человек, принадлежащий пока ещё Земле, а потом и всей бесконечности, я смею считать, что даже там, под мерцающей кисеёй надежд, мы найдём остатки трогательных серебрянных нитей притяжения, пусть неуловимых, но главное, – неподвластных даже высшим сферам, в каких бы мирах и измерениях они не находились.

Радары человека обшаривают горизонты, унося его мысли далеко за пределы границы разума, очерченной грубостью бытия, что за порогом дня. Они уже сегодня в поисках того, что привяжет их к вечности.

Может, они думают, что любовь – тот самый ключ (якорь), который сцепляет разбегающиеся вселенные разума и заставляет вращаться вокруг одной, понятной всем, точки взаимной устойчивости и доверия, что в затерянных просторах найдутся ещё спасительные островки привязанностей для блуждающих среди звёзд душ?

И если это не любовь, – то что?! Даже когда весь мир превратится в дотлевающий прах материи в пустом уже доме мироздания, что, кроме неё, засветит фонариком последней надежды?!

– Вот он, может, вот он – выход! Сущность, объединяющая всё!

Лишь теперь я понял, и мне стало стыдно за свой последний, пусть безмолвный выкрик: – В чём с – м – ы – с – л жизни?..

Думаю, я получил ответ…

* * *

Если кто посмотрел бы на меня спящего со стороны, наверняка бы подумал:

– Улыбается, как будто он где-то далеко-далеко. Может, вообще вне Земли. Или что ему открылось что-то такое, чего никто кроме него не знает…

– Ладно, пусть себе думает…

2013 г.