Текст книги "Что там, за дверью?"

Фантастика

(Местами, действительно – фантастика-фантастика, местами, – почти что и нет).

Сиамские близнецы

Никто не опровергал, и никто не подтверждал упорные слухи, которые давно крутились среди узкого круга специалистов и прессы. В общих чертах речь шла об уникальной операции по разделению сиамских близнецов. Вообще-то, случаев таких в мировой практике известно великое множество. Но, подчёркивалось, – не этот. Интерес ещё больше подогревался тем фактом, что и оперируемые, и особенность операции оказались недоступны средствам массовой информации.

В день операции небольшая группа исключительно непосредственных участников в последний раз собралась в кабинете заведующего хирургическим отделением. Вместе с ассистентами профессор ещё раз просмотрел снимки, прошёлся по основным этапам предстоящей операции, обсудил возможные критические ситуации и готовность персонала. Все ещё раз подтвердили своё согласие – до завершения разделения не предавать известности ни имя, ни подробности предстоящей операции. Похоже, она будет уникальна и в этой части тоже… Обсуждение закончилось, все разошлись, чтобы короткое время спустя снова встретиться, теперь уже в операционном зале.

Благоговейная тишина. Операционная залита светом, бестеневые лампы ровным безучастным солнцем висят над подготовленным пациентом. Все помыты и готовы. На галерее, полукругом окружающей зал, своя суета тоже закончилась. Приглашённые специалисты, пресса и телевидение заняли свои места и нацелили свои взгляды и объективы.

Как дирижёр перед увертюрой, главный встал с поднятыми, полусогнутыми в локтях руками – взмах дирижёрской палочки!..

– Ну, начали…

Ретрансляторы чётко доносили в галерею каждый звук: указание, вздох, шёпоты. Головы хирурга и ассистентов наклонились, закрывая собой и без того скудный обзор операционного поля. Множились пятна крови на простыне, скрывавшей тело. Блестели, меняя друг друга, инструменты. Мелькали напоённые кровью тампоны. И только напряжённые голоса – вот всё, что выдавало атмосферу и развитие операции.

– Скальпель! Зажим! Сакшн (промокайте, промокайте)! Чёрт, я ничего не вижу…

– Проверьте функции… так, хорошо. Что это? Ага, понял. Отлично. Так, ещё, …и вот здесь…

Что-то с грохотом падает с операционного стола. По галерее вихрем проносится:

– А-ах!.. Что случилось?

И на самом деле, от операционного стола что-то отделилось и откатилось в сторону, оставляя кровавый след. Одна из сестёр безразлично набросила на это «что-то» простыню и.… ногой! отбросила подальше. Суматоха на галёрке, съёмочная группа выходит из себя, буквально протыкая своими объективами стёкла ограждения в поисках кадра.

– Чёрт, ничего не видно. Что это? Почему хирург молчит… почему все молчат?..

– Ка-та-стро-фа! – носится в воздухе…

Покрывало беспомощности придавило галерею непробиваемой тишиной.

Странно на этом фоне прозвучал спокойный голос хирурга, непонятно обыденный, он рассекает густую своей непонятностью тишину:

– Так, заканчиваем.

Быстрая смена у стола. Короткие возгласы. Наконец, «главный» распрямляет спину, остальные один за другим – после него. Наклон в сторону оперированного.

Утвердительный кивок головой.

– Всё! Можно вывезти.

На галёрке тихое изумление.

* * *

Интервью пресс-секретаря клиники.

– Оперированный? Молодой человек, очень много работал. День и ночь он не вставал из-за компьютера и, благодаря многим сопутствующим обстоятельствам, практически сросся со своим рабочим местом. Я хотел сказать, – креслом. По просьбе молодого человека и будущей жены мы попытались исправить положение, которое по большинству параметров отвечало определению сиамских близнецов. Операция разделения прошла, по нашему мнению, удачно. Больной сейчас приходит в себя.

На данном этапе это всё, что я могу сказать. Спасибо!

– Да, и ещё: теперь уже не секрет, что по просьбе тех же молодых людей мы сейчас готовим следующую, аналогичную операцию будущей невесты. Вот теперь всё!

Аплодисменты, улыбки… Все встают со своих мест.

Один из корреспондентов – другому:

– Ты обратил внимание?

– Что пресс-секретарь не отрывал зад от кресла?.. – Да!

2007 г.

В других измерениях

Было уже достаточно поздно, когда я возвращался домой. В отличие от обычных посиделок с друзьями в конце недели, мы на этот раз встретились в середине, потому что в выходные всех нас одновременно прохватил непонятный грипп, и все по отдельности отсиживались каждый в своей норке, не желая заражать других. Да и погода, вдобавок к болезненному нашему состоянию, не подходила для обычно жизнерадостных наших встреч. Правда, и сейчас погода неважнецкая какая-то. Когда я шел к друзьям с серого неба сеял серенький дождичек, так что пришлось быстро пробежать под зонтиком метров триста. А когда собрался назад дождичка уже не было, но небо всё ещё было в тучах, хотя где-то уже проглядывала луна.

Один из приятелей настоял на том, что он меня подбросит до дома. В машине он сразу включил подогрев и музыку. В чём ему не откажешь, так это в том, что он любил понежить себя, а уж музыка была его страстью. Классическая музыка. Напротив моего дома, по другую сторону улицы, он остановил машину, но выйти мне не дал:

– Посиди, давай дослушаем!

Звук был чистый и сильный – в машине установлена очень приличная стереосистема. Заканчивалась первая часть седьмой симфонии Бетховена…

– Подожди, сейчас начнется вторая часть, давай послушаем её тоже.

Посидели минут двадцать, если не больше, расслабленные теплом и музыкой…

– Ладно, – открыл я дверцу – пойду. Спасибо, что подбросил.

Газ… – он укатил. Мне лишь оставалось перейти дорогу, мой дом – вот он, напротив. Бросил на него взгляд: что-то он сегодня такой и не такой. Настороженный, он смотрит на меня, как будто хочет предупредить о чём-то. Тряхнул головой – глупости. Ночь, глубокая, редкая для наших мест тишина, даже ни звука в оставшейся за моей спиной забегаловке. Тревожные низкие тучи над домом, впечатление, что разодранные их клочки закручены непонятной силой и воронкой нацелены прямо на него. Мистика…

Быстро перехожу, решительно открываю подъезд: вот опять, – никто не удосужился включить свет. Щелкаю выключателем и поднимаюсь к себе. Последние шаги даются с трудом, все медленнее. Не могу объяснить, но подходя к двери, чувствую, что задержал дыхание. Перед самой дверью остановился. Прислушался. Внутри какой-то холодок. Вспомнилось – тишина, тучи, воронка. Сердце поднялось под самое горло, глухо стучит, как будто просится выйти…. Руки вспотели. Тихо…

– Там, внутри, кто-то есть, – подумал я. И с этой мыслью шагнул вперед.

Салон был слабо освещён небольшим ночником, поэтому сильный коридорный света конусом свободно ворвался внутрь, неся впереди мою тень. Чуть влево от двери у противоположной стены располагался сервант. Напротив, у другой стены – большой диван. Между стен, ближе к окну – другой, поменьше. Первое, что увидел – их отражения в стеклах серванта. И больше ничего. Да и кто бы мог быть… – с облегчением выдохнул я и шагнул. Уже поворачиваясь, чтобы закрыть за собой дверь, краем глаза, нет – не глаза даже, – сознания, ощутил: я в салоне не один. Крепко зажмурился, и пока вспышка ещё испаряла мой мозг я, не дыша, медленно стал поворачивать голову. В голове, груди, в крови стучало:

– Нет, нет! Это невозможно! Много лет как их уже нет! Не-е-ет!..

Да! На диване сидели мои родители: мама и папа. Мама и папа, как привычно и на всю жизнь неискоренимо вошли в меня их образы и эти понятия. И никогда: словарные и пустые – отец и мать.

Они сидели и с тревогой смотрели на оторопевшего, теряющего сознание, меня.

– В-вы от-ку-да? – тупо спросил я.

Родители удивлённо подняли брови.

– От-ту-да? – зачем-то мотнул я головой вверх, одновременно ткнув несколько раз в потолок указательным пальцем…

Парализованный священным ужасом, я никак не мог успокоить вихрь вопросов и эмоций, грозивших взорвать голову. Из всех – доминантная и тупая, но единственно оформившаяся мысль, которая крутилась на языке: – Как вы? – так и не была произнесена. Не задумываясь, я бросился к ним: коснуться, обнять, прижаться. Без слов и вопросов.

Мама стремительно поднялась с дивана: теперь только обратил внимание на предупреждающий жест – вытянутую вперед руку с поднятой вверх ладонью: в смысле – не приближайся. Но, оказалось, я и так не в состоянии был это сделать. Не только потому, что на глазах – галлюцинация какая-то – между нами лежал как бы провал, без четких границ, формы и цвета, но с определённостью – без дна! И как бы не хотелось, оказалось, что я просто-напросто физически не могу занести над ним ногу, а руки, которые хотел протянуть к ним, так и остались согнутыми в локтях, не в силах преодолеть невидимую преграду.

– Всё нормально, сынок, успокойся, – с нежностью глядя на меня, сказала мама. – Только не волнуйся, и мы всё тебе объясним. В пределах имеющегося у нас времени, – она с сожалением вздохнула и взглянула на папу, как бы ища у него поддержки. Мы понимаем, что ты так растерялся, да кто бы нет, – улыбнулась она. Но нашим появлением мы не нарушили ни одного из законов Природы. (Вот это – как раз меньше всего беспокоило меня на тот момент). При слове «природа» до сих пор молчавший папа описал руками круг, долженствующий означать – всё! – весь мир! Но ни жест, ни заявление никак не укладывались в моей нарушенной голове в принятый порядок вещей, и не вернули на место мои вытаращенные глаза. В отчаянии непонимания они перебегали с одного на другого, я посмотрел вокруг и даже один раз оглянулся: где я нахожусь? Потом зачем-то посмотрел на свои руки-ноги, потеребил пуговицу на рубашке и снова, диким, наверное, взглядом, вернулся к ним.

Мама неотрывно продолжала смотреть на меня:

– Всё не так сложно, а потом, – ты же всегда у нас был любителем всяких загадок и обожал все, что находится, как бы точнее выразиться, не совсем в русле официальной науки.

– И, наверное, остался, – подхватил папа. – А здесь никаких загадок, вообще-то нет. Ну, если тебе поможет, считай случившееся воронкой времени, флуктуацией пространства, что там ещё… Принимаешь?

Заворожённый я смотрел и слушал, кажется, всем своим существом.

Разум указывает на чудовищный парадокс встречи, правда, почему-то отстраненно и расфокусировано. Но мысль раз за разом возвращается: не может быть! Сменяя друг друга, в голове вспыхивали вопросы, много вопросов. Они сталкивались, наползали один на другой и мешали сосредоточиться. Каждая мысль казалась главной, но она не успевала ещё оформиться должным образом, как затаптывалась другими набегавшими в попытке быть высказанными первыми. Одна с завидным упрямством всё пробивалась чаще других, но даже в том состоянии, в котором находился, я не набрался мужества озвучить:

– Как вы? – всё-таки выдавил я из себя. Понимаю, как глупо в сложившихся обстоятельствах мог прозвучать вопрос, пусть и движимый – нет, не любопытством – совершенно естественным движением души.

– Успокойся, сын, – мама назвала меня моим детским, ушедшему в даль, именем. – Это действительно мы с папой. Тебе трудно представить, потому что, видишь ли, смысл, который вы вкладываете в понятие «жизнь» несколько ограничен, и пределы её значительно шире, чем у вас принято считать. «У вас» – это, наверное, здесь, на земле, – автоматически подумал и сделал шаг вперед, к ним.

– Садись, мягко сказала мама, плавным жестом показав на свободный диван.

Смятение не могло не отразиться на моём лице, и мать решила, видимо, прийти мне на помощь:

– Успокойся, повторила она. И вопросы, которые толпятся в твоей голове, (какие? – как вы знаете, что именно я хочу спросить?!) давай оставим их на потом. И ещё – очень важно – постарайся отнестись, к тому, что происходит с возможным спокойствием. Мы здесь – слово прозвучало отчетливо подчеркнуто – совсем ненадолго и.… э-э-э, как бы частично, т. к. мы вообще-то в обычном состоянии находимся везде одновременно. Если затрудняешься представить такую возможность, то хотя бы просто доверься моменту и дай объяснить. – надеюсь ты поймешь – мы здесь в одной из наших, как бы астральных, проекций… Или, по другому, уж не знаю насколько доступно для тебя это прозвучит: ты нас видишь здесь и сейчас в мгновенном отображение, вроде как часть рассеянной в пространстве голограммы… Если получится, я потом остановлюсь на этом подробнее. Короче, всё к тому, что нам не хотелось, чтобы ты испугался, попытавшись нас обнять.

– Кстати, дорогой мой, перестань поглядывать в сторону кухни. Думаю, ты уже сообразил, что в нашем новом качестве еда и питье нам не требуется. – У нас совсем другой источник энергии, – вставил папа, и улыбнулся.

– Попробую-ка упростить объяснение: ты нас видишь и слышишь так, как мы представляем себя тебе непосредственно в твоём сознании. Всё равно, как во сне ты переживаешь различные состояния и чувства, слышишь различные голоса или видишь различные образы. Ну, так понятнее?

Шок мой, видимо, ещё не прошел, я нелепо крутил головой, переводя взгляд с одного на другого и не совсем вникая в то, что мне говорят, и руки сами собой время от времени тянулись к ним. Этот жест их смущал, я понимал это по тому, как они опускали или отводили глаза, чтобы не замечать мои порывы.

– И вот что я предлагаю: не будем тратить время на все твои, семейные и другие земные новости, они нам более-менее известны, пока же поговорим о другом, а по ходу попробуем удовлетворить нескончаемое твоё любопытство и вкратце ответить на вопросы, – продолжила мама, – вон они, все написаны на твоем лице. Хотя нет, – спохватилась. – На все просто не хватит времени. Ну, хотя бы на часть из них… Приблизительно в той последовательности, в какой они сформировались у тебя.

– Последовательности? – то ли с грустью, нет(!), скорей – с сомнением, выдохнул отец.

Я готов был броситься к нему: – О, пап! Как я узнаю тебя! Память мгновенно перебросила меня во времена, когда, обсуждая какую-нибудь проблему, я с пылом бросался в словесные баталии, мало беспокоясь о необходимой связности изложения. Ещё тогда, он, порядок, точнее беспорядок, обычно вызывал скептическую улыбку папы:

– Порядок у него в голове, как же, как же…

Смотрю и не могу поверить: сон или реальность. Да нет же, готов незаметно ущипнуть себя, всё происходит здесь и сейчас. За окном иногда раздается шум машин, которые проезжают мимо дома. Изредка визг колес, – напротив, через дорогу 24-часовой пивбар, и пацаны развлекаются, резко стартуя или тормозя около него.

Родители сидят прямо, мне кажется, чуть напряжённо, не касаясь спинки дивана. Вид абсолютно спокойный. Даже чересчур. После первых судорожных (с моей стороны) секунд встречи, текущий момент, казалось бы, совершенно их не удивляет, как будто встреча наша из ряда обычных ежедневных событий.

Временами ловлю на себе взгляд отца. Он, мне кажется, несколько больше, чем просто внимательный, – острый до невидимости луч, пронзительно-проникающий в самую глубину колодца, где вдали от света прячутся самые личные, неприкосновенные мысли, – до дна души. И даже когда он прикрывает глаза, словно сравнивает видимое с одним ему известным образом, продолжаю чувствовать, как упрямый скальпель его сканера препарирует и рассортировывает меня в ячейки непонятного классификатора. И снова сравнивает.

– Так вот, – не обращая внимания на мой, не совсем покинувший меня столбняк, продолжила мама.

– Мы в курсе всех ваших семейных дел. И житейских. Твоих, брата с сестрой (она, конечно, назвала их по имени). Внуков и правнуков (тоже поимённо).

Мы знаем, мы видим (даже не присутствуя), но не вмешиваемся. Вообще-то это как бы закон, не уверены есть ли из него исключения. Думаю, по многим соображениям, скажем – рационального свойства, – такое было бы нежелательно. И чтобы закончить наше новое знакомство и ввести тебя в другие, что ли, реалии, добавлю: объективно существуя, мы понимаем и воспринимаем окружающий мир, но не переживаем и не чувствуем, как вы. Во всяком случае, то, что можно определить словом «ощущения» не совсем соответствует земным определениям… Уровень информированности, которым мы сейчас располагаем, обеспечивает нам более, что ли, рациональное восприятие, т. е. позволяет как бы чувствовать, отбрасывая субъективизм, который у вас накладывается на все виды ощущений, эмоций, личностных и обшественных отношений. Они только мешают независимому восприятию происходящего. Другой мир, другие законы, которые сильно отличаются от привычной вам картины физического (в смысле – вещественного – мира). Бестелесность дает неограниченные возможности в скоростях перемещения, хотя термин скорость не совсем к месту. Мы, например, можем мгновенно, э-э-э, как это – телепортироваться, но это по-вашему и не совсем правильно, одним словом – переноситься в любую точку пространства. Являясь как бы информационным сгустком, мы в постоянной связи с мировым информационным слоем (в вашей технологии сегодня присутствует отдалённо похожее понятие – «облачное хранилище» или просто «Облако»). Поэтому, если попытаться выразиться в земной терминологии, нам, практически, известно всё обо всем, что было и происходит… О будущем мы не говорим…

Я попытался вставить слово, как вдруг, потрясённый, замолчал. Как это раньше не обратил внимание?! Со мной говорят… без звука! Но не меньше меня поразило другое: темы нашей странной беседы. Нет, даже не собственно они, а необыкновенная легкость, с которой мне их раскрывают. И кто? Мои родители, которые были так далеки от всех этих понятий и представлений. Мама, милая мама, она вообще хорошо говорила разве только на идиш, остальные, известные языки ей было трудно освоить, и речь её чаще всего представляла хоть и понятный, но милый и забавный микс. А здесь…

Дальше, по ходу, я не раз ещё с удивлением и восторгом смотрел и слушал моих так неожиданно «новых» родителей. Хотя «слушал» не такой уж точный термин применительно к нашей беседе. Кстати, и «говорил» было бы не совсем точно, поскольку не один раз ловил моменты, когда родители отвечали на вопросы, когда они ещё только формировались у меня в голове. До того, как я их озвучивал… С ума сойти!

Мама повернулась к папе, как бы ища одобрения:

– В отличие от земного опыта то, что ты нас видишь сейчас непосредственно в визуальном т.с. общении, не более чем голографическое изображение. Помнишь: я раньше упоминал об этом. Но в отличие от привычной вам техники, трансформирующей плоскую голограмму в объемное изображение, мы являемся объемной голограммой, трансформируемой в изображение более высокого порядка или, по-вашему, в дополнительное измерение. Сейчас, когда мы рядом, изображение просто адаптировано под тебя. Думаю, я понятно изложила? А-а?

Голова моя в сомнении качнулась, а глаза поднялись к потолку, как будто я вот-вот увижу там правильный ответ. И ещё: «Елки-палки, – подумал про себя, – как оно, это „А-а?“ прозвучало, чисто по-еврейски?!»

Папа легонько улыбнулся – прочитал мою мысль!

Неожиданно в тишину разговора ворвался скрип тормозов – какая-то машина, видимо, разворачивалась на перекрестке прямо перед домом. Кинжальчики света, пробившись через прикрытые решетчатые ставни, двинулись от предмета к предмету, перемещая ломанные тени против часовой стрелки на противоположную стену, на диван… Я вздрогнул, ледяной холодок прокатился вниз, заполнил грудь и сжал сердце. В тот же миг замерзли руки, ноги, да и весь я, наверное, оцепенел: совершенно отчетливо, как в мгновенном фото, мозг отметил – родители не отбрасывали тени! Не было тени!!! Не было тени и от слабого ночника, который освещал их сбоку. Как же случилось, что я только сейчас обратил внимание?..

– Я что-то не совсем вошёл в тему, – промямлил (не мой лексикон, – откуда выскочил?) я, воспользовавшись возникшим молчанием.

– «Хорошо, вернёмся чуть назад – ваш материальный и чувственный миры отличаются от нашего. Одно из них – количество измерений. Несовпадение хотя бы в одном делает наш мир невидимым, непонятным и на данном этапе непознаваемым для вас.

Наш, более высокий уровень, включает в себя все предыдущие, тогда как для вашего уровня познаний мы непостижимы. Ну, какой пример из вашего мира привести: вот, приблизительно, как все последующие версии Windows включают предыдущие, тогда как предыдущие не понимают последующие без специального программного мостика.

В более общем плане любые миры – ваш (ну, он просто не достиг необходимого уровня), наш и другие, если расходятся хотя бы в одном из определяющих параметров, – они невидимы друг для друга, даже если они пересекаются и, более того, присутствуют один в другом. В некоторых случаях граница между мирами выглядит, нет – это не совсем верный термин, правильнее было бы сказать – ощущается, а ещё точнее – представляется в сознании как невидимая черта, полоса, провал, который наша природа не позволяет преодолеть. Буквально, – как ты минуту назад не смог преодолеть разделяющее нас пространство. В итоге, всё, о чём мы сейчас говорили, – лишь небольшой элемент в рамках объединяющего, пронизывающего и, можно сказать, организующего всю Вселенную информационного поля»…

Неожиданно ловлю себя на новом открытии: в течение нашей непродолжительной встречи образы, лица, даже одежда и поведение несколько раз уже менялись. И снова – как я не заметил этого раньше? В голову пришла даже мысль: «Не от моего ли психического состояния это зависит?» Помню, когда я зашёл, они выглядели точно, как на одной из последних фотографий, где они были запечатлены: оба в годах, седые уже, – папа в костюме, с галстуком, мама в тёмно-синем платье с крупными бледно-сиреневыми цветами по полю. Но был момент, могу поклясться – и почему раньше не обратил внимания, а только теперь, ретроактивно – сижу я, сам в годах, с сединой и брюшком, и веду разговор с совершенно молодой парой лет двадцати пяти-двадцати шести. Он – худой, стройный шатен в коричневом костюме в мелкую полоску, светлая рубашка и цветастый галстук с широким узлом, она – подтянутая молодая дама, симпатичная, с вьющимися темными волосами, уложенными в скромную интеллигентную прическу, в тёмно-бежевом платье с полугалстучком в горошек. Они, конечно – они!

Воспоминание услужливо вытаскивает из закоулков памяти фото родителей, где они склонились надо мной, тогда ещё мальцом меньше года от роду… Время решило подшутить надо мной и в открытую тасовало годы и образы. Один раз показалось даже, – да, точно – так они выглядели, когда мы выбрались на пару дней в Виженку, прекрасное зелёное место на реке Прут. Был жаркий день, мы в тени какого-то строения, в легкой одежде. Отец в белой рубашке с короткими рукавами, вытирает взмокший лоб, а мама сидит и поправляет повязанную по-цыгански косынку… Просто наваждение… От него почти невозможно было отгородиться, оно постоянно отвлекало моё внимание от беседы, тема которой довольно часто меняла русло. Как я понял значительно позже, даже – совсем поздно, все они были не больше и не меньше, чем ответы на мои невысказанные вопросы. Чуть ли не в том порядке – или беспорядке – в котором они вспыхивали в моём сознании. Как я кляну себя теперь за то, что не подумал о других, более важных делах, других вопросах. Возможно таких, которые они от меня ждали?.. Но что делать, такой уж я, видимо, уродился…

Когда в первый раз речь зашла о серьёзных проблемах, и, как мне показалось, мама была уже готова начать рассказывать, папа покачал головой:

– Хочу предупредить: не жди драматических откровений, нам важно твоё земное здоровье и благополучие. Излишек сведений так же, как их высокий для вас, неземной на сегодняшний день уровень, могут сильно подорвать доверие к твоему здравомыслию, если начнёшь ими делиться… Понял, надеюсь. Если и будут какие новшества, то только доступные вашей системе взглядов…

– Нет, – продолжил он, – конечно, мы не сможем поделиться с тобой нашими знаниями и представлениями. Скажем так, – не всегда и не во всём можно перешагнуть границы дозволенного. Многие явления и.… решения, – подумав, добавил он, – пока ещё лежат далеко за пределами человеческого понимания.

– И твоего, – вставила мама…

– Преждевременные знания, пусть и не все, могут оказаться попросту опасными. Вот почему мировой разум пока не видит в вас взвешенных партнеров. Ну и…поведение ваше на текущем этапе всё ещё иррационально и не поддается строгому объяснению. По этому поводу у вас, на Земле (у вас – с очередной обидой и даже недовольством я скорчил мину) существует даже что-то вроде анекдота. – Есть ли разумная жизнь в Космосе? – спрашивает один человек у другого. – Конечно, – отвечает второй, – иначе, чем объяснить, что никто из инопланетян всё ещё не вышел с нами на связь[2]2
  Полное выражение принадлежит Биллу Уоттерсону: «Иногда я думаю, что самый верный признак существования где-то во Вселенной разумной жизни – это тот факт, что никто из них не пытается связаться с нами».


[Закрыть].

– Так вот, продолжаю: у вас противоречия возникли вместе с вами, вместо решения вы их копили на протяжении своей истории, и сейчас они приобрели форму опасного противостояния, которое может для человечества плохо закончиться.

Жаль тратить на это время, есть, наверное, более важные для тебя вопросы, но, раз уж затронули, то вкратце: имеются в виду ваши несовершенные системы управления информацией, воспитанием, системой ценностей, организации и использования человеческого потенциала и бесконечных возможностей, которые дарит природа, вместо того, чтобы постоянно вступать с ней в конфликт… И, сверх всего, странно, что даже сегодня, на продвинутом этапе развития, религиозный фанатизм на планете (фундаментализм) в крайней степени непримирим со светскими взглядами…

Достойно сожаления, – ведь достаточно было объединить термины «Б-г» и «природа», чтобы человечество ещё в своё время избавилось от пока ещё непреходящей опасности. Кстати, об этом объединении говорил в свое время ещё Спиноза. Да, да, – поддакнула мама: – он ввёл простое представление о единстве Творца и творения. Или, другими словами, если перевести на современный язык, изначальное и конечное, что было, есть и будет, стоит выше всех возможностей человеческого представления. В человеческом сознании отсутствует строгое определение сущности понятий природы и бесконечности, суть – пространства и времени. Сколько ненужного напряжения могло бы снять даже формальное признание на первом этапе такого единства, будь оно принято в своё время всеми сторонами! Сколько границ и заборов исчезло бы из историй людей и народов!

Посмотри на Землю из космоса. Никаких этих разделяющих препятствий ведь не увидишь. Единственно – прекрасный голубой шарик, подвешенный в пустоте. Один на всех.

Но пока обстоятельства складываются не лучшим образом, и потому уже сегодня технологически продвинутая часть человечества готова отстаивать свои достижения, боюсь, даже ценой того, что их представители во имя спасения генетического наследства вынуждены будут покинуть Землю… Если до того не разразится какая-нибудь космическая катастрофа: комета, вспышка сверхновой… Или чисто земная, вышедшая из-под контроля, техногенная авария планетарного масштаба…

Что касается последнего, хотелось бы надеяться, что человеческий разум не даст совершиться непоправимому!

– Вот, вот, – разум, – вырвалось у меня…

Родители с готовностью перехватили эстафету:

– В смысле, с чем земляне выйдут в открытый Большой Мир? Ох, не сегодня и не завтра это произойдет, но…знаем, знаем, как тебя интересует этот вопрос. И не столько в земном, но, скорее, в более широком плане, – прервал мой возглас отец.

– Ты, наверное, имеешь в виду многонаселённость мира разумными цивилизациями? – И он понимающе улыбнулся.

– Ещё один вопрос, который ты не успел высказать: посещали ли разумные цивилизации вашу Землю. Для этого инопланетянам было бы, по крайней мере, целесообразно задаться предварительным вопросом, можно ли рассматривать Землю как полноправного партнёра для предполагаемого общения? Мне тут вспомнилась ещё одна ваша земная шутка: «У землян нет денег, чтобы доставить воду в засушливые районы, но они есть, чтобы искать воду на Марсе. Стоит после этого задаться вопросом: есть ли на Земле разум?». Это с другой, так сказать, стороны подтверждает высказанную ранее мысль – помнишь, я один раз уже цитировал ваш каламбур, что ли: «Разумная жизнь во Вселенной есть, иначе как объяснить отсутствие их контакта с вами, землянами…» Вспомнил, да?

Вспомнил, конечно, вспомнил. Одно всё ещё не укладывается в голове: откуда у них, у родителей, столько земных словесных разносолов. А что вот так, пришлось принять на себя очередной камушек в наш земной огород, ну, к этому я вроде как даже стал привыкать… Хотя слух, конечно, режет: не наша Земля, а «ваша»…

И вообще (я уже как бы успокоился), – ничего себе мы выглядим со стороны…

– И здесь, – продолжил кто-то из родителей, – как говорится, имеются варианты, часть которых вы на Земле рассматривали, а часть, возможно, ускользнула от пытливого взгляда. К примеру, жизнь в примитивной форме могла быть занесена на вашу планету. Если речь идет о панспермии, то вы попадаете в категорию, которая отпочковалась от единой ДНК – цивилизации – как бы отдельный файл в мировой структуре хранения информации, да и сама структура выглядит, как двойная спираль, а не древовидная, как принято пока в ваших информационных системах.

– Мне кажется, это ему немного лишнее, – как бы про себя обронила мама.

– Окей, (окей, – именно так) – продолжил папа. – В будущем встреча с их представителями, я имею в виду – внеземного разума, состоится непременно. Она может состояться здесь или в любом месте Космоса, в зависимости от того, какой стадии развития вы достигнете. Однако, хотя и будете принадлежать к части единого разума, но в рамках общей Вселенной вовсе не следует, что вы будете похожи – разная технологическая история, сила тяжести, временные циклы и т. д…. Более развитые цивилизации, возможно, к тому времени уже будут избавляться от бремени физического тела (от меня не скрылось, что здесь они посмотрели друг на друга, согласованно и согласно улыбнулись и с полным вниманием повернулись ко мне). Наверное, человеку в нынешней ипостаси нелегко дастся общение в таком формате…

– Да знаю я всё это, – мало того, что скоропалительно встреваю в разговор, так ещё и с глупой такой, самодовольной улыбкой. Правда, тут же в неловкости засуетился и в складках стыда примолк.

– Ничего, ничего, – родители одновременно кивнули головами.

– Можно представить и такой вариант, на земле, кстати, он как будто пока ещё не привлекал особого внимания, – подстрекательская улыбка слегка насторожила меня: не решили ли родители сыграть за меня мою партию.

– Заметь, мы не утверждаем и не намекаем: в недалекие исторические времена (– Эпохи – поправил папа. – Нет, – времена, без задержки отпарировала мама) Земля посещалась космическими кочевниками, и один или больше десантов потерпели крушение. Без технических средств – авария всё-таки – и связи со своей звёздной системой они быстро (опять же – в исторических масштабах) одичали. Но выжили, и далее, возможно, – не обязательно, конечно, но возможно – подняли генетический уровень потомства зародившейся линии приматов на ступень, достаточно высокую, чтобы тем самым заложить старт новой, «человеческой» цивилизации… Далее, благодаря практическим качествам, они смогли с технологического нуля поднять земную цивилизацию до вполне обнаруживаемого из внешнего космоса состояния. В этом плане не вызывает разве интереса, почему в системе ценностей или приоритетов древнего человека мы находим его необыкновенную пытливость к математике, астрономии, звёздным размахам. В те давние времена не было у человека крайней необходимости в таких далёких от почти животной жизни предметах. Если эта версия верна, то, тем более, в дальних или ближних пространствах обитают ваши прямые родственники.