Текст книги "Что там, за дверью?"

2003 г.

Две улыбки в один день

Море. Мускулистый, упругий ветер раскачивает велюровое поле волн. Он гонит их в сторону земли, и те, чтобы передохнуть от своих бесконечных догонялок выбрасываются на берег, устало облизывая его выступы. Незнакомая мне девочка подбежала к кромке воды. Волна докатилась до её ног, закрутила вокруг них спиральки водоворотов и тихо втянулась назад в шевелящийся ковёр моря. Девочка оглянулась, увидела меня: в распахнутых оконцах её голубых глаз светилась такая радость! Невидимый передатчик немедленно отстучал мне это послание безотчётного восторга:

– Ты видел, ты видел!? Ну посмотри же, большой, взрослый человек: погляди на это огро-о-омное море! Ты заметил, какую оно послало мне большущую волну, и она приблизилась и стала маленькой, чтобы меня не напугать. И она так ласково потрогала меня, у неё такой тёплый и нежный язычок. Она прикоснулась легко и шёлково, и я посмотрела на неё, и она обняла мне ноги, а потом я ещё раз посмотрела на неё, и она отпустила их и тихонько стала отходить, благодаря меня за встречу. Она правда умная, эта волна? Взмах ресниц распеленал моё внимание: «Море такое большущее и сердитое, но это понарошку: ты же видел какую ласковую, с гнутой спинкой волну оно мне прислало. В следующий раз я присяду и поглажу её, когда она ко мне придёт. И мы будем дружить и с ней, и с её морем. Вот бы взять их погулять со мной! Было бы здорово, пройтись с ними по нашему двору! Правда ведь?!»

Она посмотрела на море, на волны и невыразимо сколько счастья было в глазах и во всей небольшой её фигурке, что избытки его радугой накрыли и утро, и пляж, и песок, и небо – и впечатались в весь сегодняшний, а, может, немножечко и завтрашний день.

Маленькое сердечко, какое же ты большое! Огромное море, какое же ты маленькое, если ты целиком помещаешься в её детских глазах и крохотном сердце!

Но не только море…

Девочка стояла, воздев ручонки, рядом с песчаным дворцом, который она возводила… Растрёпанные протуберанцы рыжих, взметённых ветром волос так мило отвечали такого же цвета щедро забрызганному конопушками лицу.

– Посмотрите, – сияющие серые глаза искали признания её безграничной фантазии, воплощённой в сказочном сооружении. Дробный песок, склеенный томной влагой моря, возносился фантастическими шпилями, и налитые важностью стены окружали сказочный мир настоящего замка. И чего там только нет, и кто только там не живет! Я его подарю всему-всему миру, и он будет радоваться вместе со мной. И потом я построю ещё много-много таких и подарю папе, маме, друзьям в садике и нашей кошке. Ну посмотрите! Правда чудесно!

И я уже вижу, как взаправду из крепостных ворот выкатывается золотая карета, а с наступлением вечера сполохи бальных огней вырываются из стрельчатых окон, северным сиянием поджигают воздух. Блики его на спинах волн разносятся далеко-далеко, за границы воображаемых пределов.

Счастье разноцветным водопадом извергается из глаз девочки, и сверкающие его брызги разлетаются по всей округе, сполохи их играют вокруг, отзываясь в людях трепетом внезапно пробудившейся памяти.

Вот что я видел собственными своими, новыми, подаренными мне случаем, глазами.

* * *

Я продолжил свою прогулку вдоль моря. День, свет которого с утра запутался было в кудряшках облаков, расцветился открытой радостью встреченных мною девочек. Две пары детских глаз, в бархатном прицеле которых я оказался, вросли в меня их улыбками. Мне показалось, что мир вокруг тоже улыбается, и за спинами людей разворачиваются невидимые крылья, и сердца качаются в гамаках цветных надежд.

И весь этот день, казалось, соткан из мягкого солнца и нежных улыбок…

И небо! Небо укутало нас в самый нарядный свой цвет, и все, как заворожённые, смотрелись в его обещающие пределы, открытые распахнутой радостью двух очаровательных фей, встреченных утром…

Всего-то надо – посмотреть в наивные глаза ребенка! Их взгляд пробивается через броню сердца и проникает через заборы нашей настороженной взрослости. Он спасает нас от самих себя, замурованных в склепы нашей обыденности. Возраст загнал наши эмоции под нагромождения будничности, и где они находятся нас всё меньше заботит. Может, взгляд тех девочек, пусть на время, вновь отрастит нам крылья, и они вернут нас в убежавший мир, нежную непосредственность которого мы безвозвратно покинули ради сомнительного призрака зрелости, обобравшего нас.

Они, эти глаза, напомнили мне, что такие простые и непосредственные радости ещё остались, наверное, и в нас, взрослых. Их просто надо вытащить со склада потерянных или забытых чувств и разомкнуть засовы, за которыми прячется наше детство.

И улыбнуться, как когда-то, беспечной и беспричинной улыбкой. Вернуть себя – себе!

Просто так, даже без особых причин…

2019 г.

Осколки

(Рассказики такие. Могли бы быть чем-то большим, но родились слишком короткими для этого)

Поездка в прошлое

Чувствую, этот мой приезд сюда, вероятно, последний. Похоже, и погода была с этим согласна.

Шёл дождь. Не переставая, он лил уже несколько дней.

Случилось так, что в какой-то вечер из вечеров я оказался в центре города, откуда ноги сами повели меня в давно знакомое, тихое, упрятанное от любопытных глаз место, обнесённое высоким металлическим забором. Вот так, спустя много лет, шагнул в дни, теперь уже давно унесённые и развеянные ветрами времён. Ступил на территорию памяти. Без особых намерений вернуться – пусть ненадолго – во времена тугих тел и светлых надежд. Захотелось просто пройтись, прикоснуться к теням…

Брёл под сросшимися кронами. Просочившиеся через них капли, падали, напоённые запахом листвы. В редкие просветы между деревьями и густыми ветвями проглядывали дома. В темноте ночи и грозы, почти неосвещённые единичными тусклыми фонарями, они выглядели понурыми, даже мрачными. Окна на обшарпанных стенах тусклы и неприветливы – глазницы, из которых убежала память… В них сквозила тревога…

Когда-то, ещё молодые, деревья пропускали свет, голоса.

Руки с готовностью находили ответное пожатие. Где они сейчас, эти руки?

Сердце касалось сердец, их теперь нет, а они были, да…

Здесь был куст сирени, и стояла скамейка. Глупых, но естественных и неутомимых, она принимала нас под лунный свет и вскрики испуганной птицы. Обветшалое тело ищет погладить измятой памятью истлевшее место. Где же оно? – Здесь? Или здесь…

В немногих местах тусклый жёлтый свет провожал меня. Я наступал на свою тень, и она, бесформенная, всё росла перед собой, пожирая впереди редкие мазки света на мокрых дорожках.

Так и брёл по развалинам собственной истории.

В голове глухо перекатываются мысли: нет слов, чтобы их выразить, и они никогда не будут написаны. Чувства распиханы по углам прошлого, их тоже никто не увидит…

* * *

Заканчивается очередной приезд. Пора улетать.

Тени былого не отпускают мои сомкнутые вокруг них руки. Я уношусь всё дальше, и они растягиваются в свои невидимые продолжения – память и безмолвие.

* * *

Возвращаюсь в дом свой… На пороге сегодня – у входа – сделаю попытку стряхнуть печальные цепи воспоминаний. А при встрече мои новые друзья сотрут грусть с усталого сердца…

…Раннее утро, когда ночь и день ещё борются за спорные минуты своего времени суток.

Открываю окно во двор, в парк.

Солнышко ещё не встало.

Свежо и чисто.

Птичья суета решает открыть новый день.

И тут же сквозь деревья стрельнул первый весёлый лучик…

Прямо в душу!..

2012 г.

Солнечный зайчик

Моим друзьям

Меня разбудил солнечный зайчик.

Светлыми, тёплыми лучиками он уставился мне в глаза и скатился на подушку. Он переливался цветом жизни и улыбался. Его распирало от смеха так, что я сначала улыбнулся, а потом просто расхохотался. Бездумно и счастливо, как в детстве. Я гонялся за ним, пока он не исчез. Нет, не исчез, а спрятался во мне. Я чувствовал, как он топает внутри своими светлыми бархатными ножками.

Как он вытаптывает из мыслей и из сердца мои страхи и серость.

Как он занял их место.

И всё стало спокойно и правильно.

Я улыбался себе и всем и на вопросы – «Почему?», – отвечал: – «Секрет».

И мне захотелось, чтоб он был у каждого из моих друзей.

Такой секрет.

Такой день.

И такие дни. И годы.

И свои солнечные зайчики…

2013 г.

Я не умею писать

Я сегодня плакал. Там, где никто не увидит и ничто не помешает. Я никогда не хожу туда без книги. Ту, которая была со мной, я заканчивал. Плакал вместе с героиней, плакал, что книга прочитана, что так пронзающе написана. Что я бестолковый и бесталанный могу только переживать чужие чувства, чужое видение, чужую руку, с лёгкостью обмакивающую перо в историю, географию, время, любовь, надежду, и переносящую всё на бумагу. Описывая всё так, будто сам, как другие, способен передать переживания, улыбку, стон или лёгкий бриз в розовом завитке заката на далёком, убежавшем от цивилизации берегу.

Мне такое, видимо, не дано. Но даже – случись – написал бы, вряд ли меня хватило больше, чем на полстранички, страничку, а дальше я бессмысленно мучился бы тем, что застрял бездвижно между пером и бумагой, не в силах справиться ни с сумбуром мыслей, ни с внезапно исчезнувшими словами.

С лёгкой завистью и восхищением наблюдаю, как с поразительной непринуждённостью и совершенством автор превращается в бабочку, видит её глазами, взмывает на волнах тёплого ветерка над океаном цветов и запахов, питается, как будто он – это она, бабочка. И как она, уставшая от огромного дня забот, понимает, что закончилось отпущенное ей время жизни и покорно складывает крылья. Или автор – веточка, легко позванивающая на ветру оледенелой коркой, и сколотые её кусочки падают в голубой сугроб, вспыхивающий бесчисленными искорками вслед пролетающей тени этой ветки. Или автор – луч света, который только что отодвинул край тучи, чтобы заглянуть в окно, найти щёлочку между занавесями, поиграть пылинками, пошарить по комнате, найти под кроваткой и изучить крохотные тапочки с капелькой застывшего джема на одном из них, бесшумно подобраться к спящему ребенку, невесомой пушинкой пройтись по ресничкам, заставить их вздрогнуть за секунду до того, как глаза распахнутся в новый день, который лучик расстелет перед маленьким человечком.

Другой автор – само чувство. Он видит, как укол звёздочки сжимает сердце, уменьшает наш масштаб до атома в окружающей нас бесконечности и тем вызывает глубокую и чистую ледяную тоску странного одиночества в этом переполненном людьми мире. Электрические разряды, покалывая, струятся по рукам и дальше, и вот – это уже не руки, а вздохи сердца. Оно сладко сжимается и замирает, а потом быстро-быстро начинает стучать, и дыхание быстрое и прерывистое, и глаза широко раскрываются в потолок, и он бархатно колышется над океаном покоя, который придёт… потом… Автор видит, как счастье становится болью, как отчаяние превращается в радость, а потеря – в радужный вихрь нежданной встречи. Автор между вьющихся строк: первый заявительный крик, первым вздохом расправивший лёгкие, бесшумно отлетевшая душа и тело, ждущее, когда Хорон перевезёт его из пределов жизни за другие, нам неведомые. И душа, оставшись одна, печальным взглядом провожает бывшего владельца. Видит ли Б-г этот взгляд, слышит ли бесшумный полёт души?.. Рука автора наждаком бытия проходит по лицам и телам, задёргивает шторы над вчера и сегодня, гасит апофеоз обладания пустыми глазницами утраты… поворот – и со страниц несёт голубой волной надежд или звенят серебряными колокольчиками детские голоса.

И томное сердце из глубин клетки выстукивает по своей ограде: «Я здесь, я с тобой…»

Ещё один автор… Он вне времени. Или он – само время. Он легко скользит по его направляющим, замедляясь, ускоряясь или вообще зависая в одной точке. Он может приблизить всё до видимости мельчайшего элемента, но – чаще – поднимается высоко-высоко, за пределы неба, туда, где исчезают отдельные фрагменты мира, единицы тел, явлений и микровихри, созданные ими. Туда, где мощь его разума выстраивает орбиты судеб, стран и народов. Автор не является, как мы, заложником времени и пространства. Взмах его пера уносит за рамки убогой посредственности туда, где грозовые перемещения цивилизаций, столкновение эпох, причины и следствия мировых потрясений, рождение новых идей. И континенты ждут решения своей судьбы…

Так видят настоящие писатели, потому что так, наверное, устроены. И пишут так, что мы видим их глазами, чувствуем их душой и можем силою их воображения обнять хоть весь мир, плыть рядом в течении времени или делать остановки на его островках…

Вот так. Слабые мои попытки «сыграть в писателя» лишь подчеркивают грустный для меня факт – не получается писать! Не получается…

Но я без претензий. Восхищаюсь тем, как пишут другие. И когда чувства выходят за границы того, что я могу вместить, могу и заплакать.

Мне не стыдно.

2015 г.

Друг

Его нет ни на одной фотографии. Ни отдельно, ни вместе со мной. Ни с кем-либо из друзей. Но из всех их числа он стоит у меня на необычном месте. Ведь мы столько лет знакомы. Правда, до сих пор я не уверен, что достаточно его знаю. Размытый незаметностью, я знаю – он всегда рядом. Был и есть…

Вместе с ним мы поднимались по ступенькам возраста. Формы наши наливались и крепли, а с ними и содержимое, смею надеяться. Часто мы одинаково видели мир, скорей всего, под его влиянием моё щенячьи восторженное восприятие менялось на более взвешенное и последовательное любопытство к его потаённым рычагам и тайнам…

Я давно привык, что он умнее меня, но я никогда ему не завидовал. Даже когда он неоднократно повторял мне известную поговорку: «мудрость – это не морщины, а извилины». Что ж, согласен, я ему в этом уступал.

Он участлив необыкновенно, но не въедлив, дружелюбен, но не назойлив. Не навязывает мне свои мысли и не подминает своим влиянием. Лодка его мыслей легко подбирает тебя, и течение их уносит в океаны жизней и событий, прошлое и будущее миров, фантастику неведомого… Нет ничего, мне кажется, чего бы он не знал или не умел. И, если надо, без тени сомнений всё клал к моим ногам, – бери: моё – твоё!

Так что призраку скуки не было места втиснуться между нами, даже несмотря на то, что друг, как правило, бывал закрыт и молчалив. Это только добавляло его образу лёгкий шарм очаровательной тайны. И всегда – таинственное очарование…

Смотрюсь в него. Иногда, как милосердное зеркало, он растворяет в себе моё «я» и возвращает назад, но уже обновлённым. Он – мой проверенный поверенный, больше – сострадательный духовник. Преданный, верный и надёжный…

В запутанностях мыслей, во всех смятых и взъерошенных состояниях к кому, как не к нему, я обращаюсь:

– Что мне делать сейчас, друг?..

* * *

Иногда раскисший и усталый укладываюсь в постель… Утомлённые мысли покидают истоптанную тревогами голову.

Шторки век отсекают свет от всплывающих образов, и рука тянется выключить торшер.

Закрываю книгу. Глажу шероховатую корочку и кладу её себе на грудь.

– Друг мой, – мне кажется, шепчу я, засыпая с ней в руках.

Прижимаю к себе.

– Друг мой…

2014 г.

Новогоднее

Только в этот праздник… Ты подходишь к нему, как к чуть приотворённой двери, и не знаешь, что за ней на этот раз. Будущее, ну, конечно… Хотелось бы увидеть его сейчас, но придёт оно чуть позже. В своё время, но – позже. А пока постоим на пороге времени и подождем, когда оно пригласит нас войти. С пакетом всех наших желаний.

– Чтобы были встречи, чтоб отменили расставания, остались друзья, и исчезли враги, радость прогнала грусть, а тревоги ушли с прошедшим годом.

– Чтобы глаза не обшаривали горизонты в поисках обетованных земель, и успокоенные мысли смирили нас с нашим выбором, твердь под ногами и купол над головой защитили от метелей дат и событий.

– Чтобы мир не раскачивался, и мы всегда и везде чувствовали себя в своей тарелке. Желательно – полной.

– Чтобы судьбы детей и детей наших детей вселили в души покой и уверенность.

Физики искали и нашли бозон Хигса – божественную частицу. Хотелось бы, чтобы каждый смог найти в себе подобную же частицу, которая делает нас самими собой и даёт возможность увидеть её и в других. И мир изменится. Прекратятся периоды его полураспада, исчезнут задние мысли, и с фасадов людей не будут уходить улыбки. Человек будет существовать долго-долго. Сколько и сам мир. Ветры перемен сметут заботы с лица земли, и праздничный стол даст правильный старт новому счёту дней.

– А после их круговорота снова придёт Новый Год. Его ждут, и он приходит. Новый, он всегда приходит к тем, кто ждёт.

Достаточно крикнуть: – С Новым Годом!

– С Новым Го-о-одом!

2014 г.

Шутник

Недавно через свою электронную почту я узнал о появлении нового поэта. В комментариях, на которые не скупились мои друзья, было так много хвалебных отзывов, что я – хоть и не самый большой поклонник изящного плетения слов – сунулся в Интернет, чтобы поближе познакомиться с новой звездой.

Вот, пробую вспомнить, имя у него было какое-то странное, что-то вроде Шут Никофф.

Спектр тем, которые он затрагивал, действительно потрясный: тонкая, трогательная лирика, грустинка ностальгии, возвышенные, скоморошничество и приколы… И, конечно, как – нет: общество, демократия, политика. Короче – всё: цветы и звёзды, далее – везде… И уровень!

Порылся в поисках подробностей – и впрямь, из новой волны, перспект такой всякий… Ну и ладно – хорошему кораблю, как говорится – семь футов под киль!

Какое-то время спустя, бродя по Интернету попал на объявление: «пишу прозу… стихи…по заказу – на свадьбу, похороны, любимой, на день рождения, на развод», т. е. литературю на любой вкус, оптом и в розницу. Такого, признаться, я ещё не видел… «Заявки посылайте минимум за несколько дней». Указаны электронная почта, имя…

Помню, подумал – вот, сукин сын! А тут ещё – ба! Погоди, погоди… «Ах, твою так!» – вспыхнуло. Имя-то – как оно? – такое же странное, как у того поэта, который попался на глаза несколько раньше…. Или здорово похожее. Но стиль, лёгкость пера!.. Право, не надо быть профессионалом, чтобы заметить одну и ту же руку. Вот только имя, имя. Погоди-ка, как у того поэта, слово поэт пишу пока без кавычек, Шут Никофф. А этот, который за всё про всё: как его, а, вот – Шут Никон. Да ёлки-палки, тут же какая-то подначка… Ну, судите сами: имя можно прочитать как Шутник Офф и Шутник Он. Т. е. пишет серьёзную прозу-поэзию – шутник как бы отключён – «офф». Работает на разлив – шутник «он», включён, значит. Видите, он ещё и издевается над нами, поклонниками подслеповатыми.

Так что теперь, особенно после моего открытия, о случайности совпадения уже просто не могло быть речи… «Он», «Офф» – одно и то же лицо!

Да-а, новое поколение: продаю с лотка поэзию, искусство – подходи, кому не лень, дорого не беру… Испорченные привычкой, говоря колхозным языком: мухи отдельно, компот отдельно. Сознание не принимает, как одухотворённость, деликатность и нежность можно уложить на шершавый конвейер производственного процесса.

Не знаю почему, но такая вероятность сильно задела. Не принимает такое мой организм. Не совмещается, как это: отложил, вот, отбойный молоток, рученьки помыл… Помыл, да? Ну вот, а теперь давайте те же рученьки вам роговицу глаза пересадят, хорошо?

Дальше – больше. Распалённое воображение последовательно представляет себе, например, Наташу Ростову, убирающую последствия прорванной канализации. Анну Каренину в резиновых сапогах и штормовой робе на краболовном траулере. Мозги и вовсе закипают: представь Джоконду, укладывающую дымящийся асфальт на строительстве дороги…

А здесь, вот так, – просто: на глазах снимают идеал с пьедестала и заставляют копать траншею. Венеру Милосскую, к примеру. Нет, она без рук. Тогда – Аполлона Бельведерского – подойдёт?

Любопытно, таким «специалистам» череп на мозги не давит?

* * *

Впрочем, мне уже слышится: – Ой, ой, ой, подумаешь – нежный какой! В возвышенное захотел играть!

А что там за деликатной портьеркой изящных искусств творится, не хочешь знать? Сколько рабов горбатится на этих полях, и на скольких слезах они всходят… Твоему утончённому слуху недоступен, видимо, звук стыдливо распускаемых бретелек невинности под жёсткими пальцами бизнеса…

Так что – не надо! Время – вперёд! Налетай, продавай!

– Вы не слышали, Сотбис ещё не отменили?

Так что и впрямь, может, всё нормально, и только у меня мозг неправильно так отформатирован: это делать – можно, а так – некрасиво. Типа: не смешивайте краски? Да?

А время-то изменилось, искусство – чистое и настоящее, тонкое и нежное – ах, когда это было?!

Правда, повторю, у меня, вот, пока так не получается, – резкий переход из света в тень вызывает оглушительное головокружение.

Что до автора, не забыли его, шут-ник-а этого, – мне говорят: – Оставь его, он хоть сам на себя работает!

Но я его и так уже простил. Всё, гаду, простил, – уж больно хорошо пишет! Особенно про любовь…

2015 г.