Электронная библиотека » Сергей Баранов » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 28 февраля 2017, 15:13


Автор книги: Сергей Баранов


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Как стирали личности и опустошали кошельки

В Калифорнийском центре моему приезду никто не обрадовался. Встретили меня без особых почестей, более того, сказали, что рано, мол, приехал, нужно было бы больше времени на прежнем месте побыть, но раз приехал, то вот тебе лопата – будешь ямы копать. Учитель наш, мол, эстет, любит в саду погулять, вот ты и такие, как ты, ему красоту создавайте. Идея рыть ямы меня огорчила, но вспомнилось прочитанное некогда в литературе Востока о необходимости дисциплины и подчинения своей воли учителю на духовном пути: избегая их, человек обнажает свою слабость и демонстрирует неготовность быть учеником. Я успокоил себя мыслью, что это проверка, и решил, что мое ученичество началось.

Вскоре после приезда у меня начались конфликты с коллегами, а затем и с самой администрацией. Я увидел здесь то же самое, с чем уже сталкивался в Израиле на разной работе, на которой долго не задерживался: уходил сам или меня выгоняли. Но в школе, кроме скотского отношения к людям, я наблюдал некую «пустоту» в самих студентах, которую они пытались заполнить «формой школьной жизни», состоявшей из постоянных «событий» – встреч и обедов. Причем за участие во всем этом студенты должны были вносить отдельную плату, помимо ежемесячной за обучение, составлявшей десять процентов от зарплаты или минимум четыреста долларов для тех, кто работал в жизни, то есть за пределами Аполо.

«События» вел учитель, и состояли они из встреч, завтраков, обедов и ужинов, за которые студенты платили отдельно: пятьдесят долларов за стоячие и сто пятьдесят за сидячие места. Желающие могли пригласить учителя домой. Это считалось самым престижным событием. Дом студентов буквально «вылизывали», накрывали богатый стол. Приезжал учитель и также заводил свою шарманку на час, только в этот раз за восемь тысяч долларов. Хозяин пира (студент, в чьем доме это происходило) очень важно потом себя чувствовал, хотя, вероятно, в душе сожалел о потраченных деньгах.

Тем, у кого денег не было, предлагались учительские ваучеры, которые студент мог заработать за день физической работы: рытьем траншей, канав и ям, посадкой пальм разных размеров, обработкой камня в «каменоломне». Так мы называли место, где изготавливался белый камень для строительства несанкционированного местными властями амфитеатра, на представления в котором еще в недостроенном состоянии уже приглашались танцоры из Большого театра. Билеты на их выступление продавались по разным ценам. Танцоры были единственными «людьми из жизни» (так презрительно в школе называли не студентов), которые не только имели право появиться на территории Аполо, но и лично пообщаться с учителем, разделив с ним трапезу. Такую расстановку событий объясняли любовью учителя к балету.

Когда в процессе работы студенты получали травмы, вместо медицинской помощи им говорили, что их тела – это всего лишь машины, заботиться они должны о душе.

Однажды нам объявили о назначенной проверке в Аполо инспекторов из местного графства. В срочном порядке все силы были брошены на заставку амфитеатра горшками с пальмами. После двух дней безостановочной работы, начинавшейся с раннего утра и продолжавшейся до поздней ночи, весь амфитеатр был полностью заставлен растительностью. Когда на следующий день в Аполо приехала государственная проверка, единственную дорогу, ведшую к амфитеатру, перекрыли, обозначив дорожно-ремонтными знаками. Инспекторов же проводили вокруг по холмам, откуда здание выглядело, как скопление небольших деревьев. Поездив вокруг, инспектора уехали ни с чем. После мы привели здание в прежний вид и продолжили строительство. Когда я поделился с одним из студентов своим мнением по поводу произошедшего, он пренебрежительно сказал, что обмануть «спящих» людей негрешно, ведь они все равно спят и жизнь их им только снится, в подтверждение процитировав высказывание учителя о высшей правде, под которой всегда подразумевалось предпочтение школе, учителю и высшим силам. К сожалению, сказанные слова не являлись только его мнением – такими были общие навязанные взгляды сектантов на жизнь.

Кроме того, постоянно на что-то собирали деньги: на новый фонтан, на картины, которые потом продавались на аукционах, на дороги. Я помню, как еще в Израиле пожертвовал практически последние деньги на новую дорогу, которую учитель пожелал построить в Аполо. Со всех центров вышло сто сорок тысяч долларов. Когда я приехал в Аполо, строительство дороги уже подходило к концу, но потом учителю не понравился угол, который она приняла. Дорогу разрушили, и денежные сборы начались заново. Людей тут же успокоили, объяснив произошедшее тем, что учитель учит не «отождествляться» с вещами, т. е. не привязываться к ним. Кому-то этих объяснений хватило, кому-то нет. Кроме этого, постоянно проводились розыгрыши лотереи: учитель «жертвовал» что-то из своей коллекции, например, дорогое кольцо или часы, и это становилось главным призом. Студентов подталкивали купить лотерейные билеты. Собранные средства, как нам говорили, шли на нужды школы. Однако, как ни странно, главные призы частенько выигрывали приближенные.

На встречах люди внимали учителю, будто перед ними свершалось чудо, после чего выходили из зала со скорбным видом, как с похорон. Я смотрел на них и думал о том, как далеки их серьезные лица от той легкости и радости, возникающих в человеке в высших состояниях сознания, о которых они столько говорят, но никогда не испытывают. Ведь если знание не освобождает человека, если оно не наполняет его радостью и не умиротворяет душу, то чему тогда оно служит? Разве возможно продвигаться к духовной свободе, будучи скованным кандалами слепой веры и страхом?

Все эти монологи учителя записывались на видео и демонстрировались потом за меньшую плату тем, кто был победнее. Внимание и присутствие учителя считались благословением, и люди залезали в долги, чтобы с ним позавтракать, пообедать, поужинать или помолчать на встречах, где он повторял, как правило, одно и то же. На мой вопрос, почему учитель говорит каждый раз, как заезженная пластинка, один старый студент мне однажды ответил, что это наш «непробудный сон» вынуждает его повторяться, ибо не способны мы понимать «пробужденного» иначе.

О методах обучения учителя можно сказать следующее. Он верил, что только от шока и его трансформаций человек пробуждался. На практике это выглядело так: на формальных встречах, например, в гробовой тишине, в процессе своего монолога он снимал одну туфлю и бросал ее в толпу внимавших каждому слову студентов, или же за ужином брал салфетку и клал себе на голову, продолжая говорить с серьезным лицом. Еще учитель любил опрокидывать стакан с водой на белую скатерть. Таким образом, как он говорил, создавал «маленькие шоки» студентам, давая возможность их трансформировать и, так сказать, пробуждаться.

Однако его методы были невинными только на первый взгляд. Кроме швыряний туфель и подобных глупостей он любил «давать советы» личного характера. Как результат – напряжение в отношениях у одних или же конец отношений у других. Все это делалось ради создания трения и шоков для горячо любимых студентов.

Но и это не все. Когда он гулял однажды в сопровождении своей свиты по окрестностям Санкт-Петербурга, кто-то, возможно, садовник упал с дерева. Реакция учителя была следующей: «Это Влияния С (боги) устроили шок для студентов». А когда на их глазах человека сбила машина, его реакция была такой же. Другими словами, живые люди, у которых наверняка были семьи, оставшиеся без отца или мужа, учителя не интересовали. Для него они были просто объектами воздействия «высших влияний», которые боги использовали в качестве тренинга для его студентов.

О денежных сборах и отдельной плате практически за все «события» в школе на вступительных лекциях не говорили, как, впрочем, и о том, что, придя в школу, человек должен был отказаться от своего прошлого. Это включало и отношения с родными и близкими. «Теперь у тебя есть новая семья и новые друзья», – внушали нам. Жизнь до школы рассматривалась как бессмысленное механическое существование во «сне», ведущее к погибели, а, следовательно, все, что в этом «сне» было пройдено, найдено и понято, значения не имело, так как в этом состоянии невозможно понять что-либо вообще. «Никакая работа не может быть сделана во сне», – неверно трактовали П. Успенскoгo.

Кроме того, ту же концепцию человек должен был применить и к себе. На его личности ставилось клеймо «ложная». Эту «ложную» личность стирали, а вместе с ней и моральные ценности, усыпляя при этом совесть человека. Многие получали другое имя, а с новым именем в них формировали новые мысли и личность.

Всю эту гнусную концепцию поддерживали дзеновской притчей о полной чаше чая, в которой рассказывалось, как один профессор пришел к дзен-мастеру поговорить о дзен-буддизме. Пока они делились своими знаниями, тот наливал ему чай. Когда чай стал переливаться через края чаши, профессор спросил мастера, разве не видит он, что делает? На что мастер ответил, что он (профессор) и является этой чашей, не опустошив которую, мастер не сможет показать ему дзен.

Смысл притчи мне был понятен, и логика ясна. Однако если перевести ее на «школьный» язык, то она означала, что любые знания человека, полученные до его вступления в школу, недействительны и он не способен понять истинное учение, не опустошив «свою чашу», т. е. выплеснув оттуда все, включая себя. Такой подход имел бы смысл в самом начале, при ознакомлении человека с новыми взглядами, но превращать его в постоянный образ мышления я считал ошибочным. Подобный подход атрофировал в человеке способность критически мыслить, не позволяя ему сопоставлять новое знание со знанием и опытом прожитых лет, а так как «чаша человека уже была пуста», то сопоставлять было не с чем и ученику оставалось только верить, что то, чему его учат, верно. И если эта притча в рамках разумного могла быть полезной, то в данном случае она становилась оружием против самого человека, постепенно погружая его в психологическое рабство, которое также являлось физическим.

Я стал замечать, что невероятное приветливое отношение ко мне, как к новому человеку, начало угасать, а вместе с ним и то мое ощущение, когда казалось, что чудесное рядом и к нему можно прикоснуться.

Взаимная антипатия

Через три месяца по приезде я получил официальное письмо от Питера Бишопа, тогдашнего президента Аполо, второго человека после учителя. Меня деликатно просили покинуть Аполо. Прочитав послание, я мысленно отправил написавшего его подальше, разорвал бумагу в клочья и выбросил в мусор. «Не для того я пересек Атлантический океан, чтобы возвращаться назад», – подумал я. После этого события мои отношения с администрацией стали еще более напряженными, и я понимал, что дни мои здесь сочтены.

Мысленно я готов был ко всему, хотя перспектива уехать назад меня не радовала. Тогда вера в учителя во мне еще жила, невзирая на противоречия, фальшивую улыбку, шелковые костюмы, рубашки и галстуки из Беверли-Хиллз, золотые перстни и медальоны, заграничные путешествия по несколько раз в год в сопровождении свиты своих секретарей, еженедельные поездки в Лос-Анджелес с понедельника по четверг в собственном «мерседесе» на закупку нового барахла и все остальное, что мало напоминало мне о том, для чего я присоединился к школе.

В таком состоянии сама по себе нелегкая работа становилась невыносимой. Чего-то хорошего ожидать, казалось, было неоткуда, и порадовать душу было тоже нечем. Но у судьбы были свои планы, о которых мне предстояло узнать.

На одном из школьных событий я обратил внимание на одну женщину, которая появлялась там редко, так как работала за пределами Аполо. Обменявшись приветствиями, мы завязали разговор. Мне понравились ее зрелость, дружелюбие и внешний вид. Разыскав ее телефон, я позвонил и на ломаном английском предложил встретиться. Она согласилась, и мы увиделись через несколько дней у фонтана в розовом саду, где я трудился с утра до ночи, практикуя «свой дзен». Наши встречи были легкими. Ее не только не смущало мое плохое знание языка и русско-английский словарь на свиданиях, но даже веселило. Я рассказывал ей о своей жизни, о том, как нашел школу, о своей тяге к знаниям, и всем, что мог выразить. Через какое-то время она предложила переехать к ней в дом, а спустя несколько месяцев я сделал ей предложение. Она была в шоке, но согласилась подумать.

Прошло еще какое-то время, и мы поженились. Она нравилась мне как женщина и как человек. Началась новая жизнь, на сей раз уже по-американски. Я учил язык, подрабатывал, где мог, не выезжая в город. Моя жена к моменту нашей встречи провела в школе гораздо больше времени, чем я, поэтому я надеялся, что смогу лучше и глубже понять учение. Но по мере того, как мой английский совершенствовался, я больше узнавал не только об учении, но и обо всем остальном, что происходит в организации, умело завуалированной под школу Четвертого Пути.

Вскоре у нас начались проблемы, причиной которых была ее фанатичная вера в учителя, которую я невольно подрывал своими сомнениями и вопросами. Это создавало непреодолимый барьер между нами. Учитель считался фигурой неприкосновенной, и любые вопросы, касавшиеся школы или его самого, были запрещены. Любые негативные разговоры об учителе рассматривались как сплетни – здесь существовали свои строгие негласные правила поведения. Информация, указывавшая на степень злоупотребления им властью, редко достигала студентов. Она строго контролировалась, a любая критика учителя быстро и эффективно подавлялась. Запрещены были контакты и с бывшими членами школы. Проступки учителя всегда интерпретировались в наиболее выгодном для него свете под лозунгом «все, что он делает, это на благо нашего духовного развития».

Сектантская идея «они против нас» была главной составляющей школьной доктрины. Тех, кто не был членом группы, уничижительно называли «люди из жизни» – они считались «спящими машинами» и «пищей для Луны». Идею об органической жизни на земле как о пище для Луны высказал некогда Г. Гурджиев, проверить которую возможным не представлялось, оставалось только верить в нее.

В учении о Четвертом Пути существует постулат о том, что, выражая негативные эмоции, мы якобы теряем энергию, которая необходима для работы над собой. В школе этой идеей злоупотребляли: любая критика учителя рассматривалась как выражение негативных эмоций, а статус «хорошего студента», приобрести который стремился каждый, был несовместим с какой-либо критикой учителя и его учения. «Хорошие» студенты были той группой, которая выражала «правильные» мысли и поддерживала установленный порядок вещей, удобный учителю. Несмотря на то что пробуждение совести человека в школе было неким идеалом, к которому должен стремиться каждый, ведь, согласно теории Гурджиева, совесть – некая движущая сила, которая ведет человека к осознанности и самосовершенствованию, – на самом же деле здесь ее подавляли, потому что это препятствовало продолжительному «промыванию» мозгов.

В школе же та личность, с которой человек приходил, считалась ложной, а личность студента – истинной. Так было во всем. Умным в пример ставили дураков, назначали их на руководящие должности. Сошедших с ума возводили в ранг «людей в сущности», при этом напоминая слова Христа: «ЕСЛИ НЕ БУДЕТЕ, КАК ДЕТИ, НЕ ВОЙДЕТЕ В ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ». Буквальные интерпретации слов Христа приводили к тому, что пятидесяти– и шестидесятилетние женщины заплетали косички, одевались в нелепые платьица и бегали вокруг, всем улыбаясь. Они становились «детьми», так и не поняв эзотерический смысл.

Сначала я смотрел на все это с удивлением, потом с отвращением, а затем и с состраданием. Но сочувствовал я несчастным, наивным, обманутым людям, при этом все больше и больше ненавидя мракобесие, которое называлось «учением». Таким образом, Содружество по сути своей являлось сказочным королевством кривых зеркал, в котором «просветленный» богач и продажные прислуги разделяли и властвовали.

О подавлении негативных эмоций скажу только, что именно с этим я связывал психические заболевания, нервные срывы, депрессии и самоубийства в Аполо. Здоровая психика человека подвергалась насилию, при этом нарушая естественный баланс и гармонию человеческого существа, основанного на здравом смысле, морали и совести. Это приводило его к психическим расстройствам, смятению, страху и чувству вины. Человек начинал бояться проявлений в себе критической мысли, а, следовательно, и самой правды. Вместо того чтобы адекватно и естественно реагировать на ситуации, он пытался всегда оставаться позитивным, чем наносил своей психике еще больший вред.

Развитие сущности человека, или же его индивидуальности, на мой взгляд, – это совокупность мышления, чувств и действий. Ее формирование происходит в процессе духовного созревания человека, опирающегося на моральный кодекс, состоящий из нравственных принципов, постоянное соблюдение которых укрепляет его характер. Следовательно, развить в себе индивидуальность означает просто быть собой и следовать своей совести и пониманию.

О самом учении учителя, которого в случае профессиональной диагностики без труда определили бы и непременно увезли в «палату номер шесть», говорить можно долго, но в целях экономии внимания и времени читателя приведу только один пример «непревзойденного сознательного существа». Он скажет о многом.

Невероятные интерпретации учителя одних людей поражали, других очаровывали своей абсурдностью. Одной из таких было объяснение рисунка на стене древней пещеры во Франции. Бык с шестью кусочками фекалий, в которых учитель каким-то образом увидел неоспоримое подтверждение своего псевдоэзотерического, бредового учения. Принять его на веру мог только сумасшедший, ведь единственное, что можно сказать о подобном «художестве», – «бычье дерьмо» в прямом и переносном смысле. Конечно, «пиджачники» в древних пещерах никогда сами не были, видимо, боялись запачкаться, но, тем не менее, не побрезговали использовать иллюстрации, сделанные другими людьми, на поборах (так я называл школьные встречи). От человека, который называет себя «самым ярким светом после Христа за последние две тысячи лет», я ожидал большего.

Помимо суррогатного учения, предложенного учителем, где не было ни логики, ни мысли, он также предсказывал будущее.

Например, предчувствие землетрясения, которое, по его мнению, неминуемо должно было произойти в Калифорнии в 1998 году и привести к затоплению штата. Вооружившись таким пророчеством, студенты понакупали новых машин, понабирали займов, позалезали в долги – ведь отдавать все равно будет некому. Когда «боги помиловали Калифорнию», волна банкротства захлестнула «сознательное» сообщество.

Второе пророчество было о грядущем ядерном Армагеддоне, который учитель запланировал на 2006-й год. После этого кошмара только члены школы должны были выжить и положить начало новой цивилизации. Остальное человечество, согласно пророчествам лжепророка, ждала печальная участь.

Людей, публично задававших вопросы по поводу высказываний учителя и пытавшихся искренне разобраться в его учении, исключали из школы немедленно. Такова была участь моего друга из Санкт-Петербурга. На формальной встрече во время очередного визита учителя в Россию он спросил: «Учитель, вы часто говорите о вещах, которые невозможно проверить, например, о влиянии С (высших сил). Я не являюсь человеком религиозным и не могу просто верить и верить годами. Эти непроверяемые идеи, которые вы нам даете, становятся дополнительным препятствием для меня, не позволяющим мне оставаться в школе и доверять вам как учителю. Мой вопрос: что мне делать?». Ответ учителя был следующим: «Вопрос неверный».

После окончания мероприятия видеозапись изъяли, а моего друга «отлучили» от школы на год, после чего он туда не вернулся. Вот так «великий учитель» отвечал на неудобные ему вопросы.

Вернувшись в Аполо, он объявил ученикам о том, что в Санкт-Петербурге на встрече произошел «процесс преступления», и навсегда запретил задавать ему вопросы. На каждой последующей встрече часами нес околесицу студентам, которые слушали его с сонным видом.

Отказавшемуся от своего прошлого, отдававшему практически все свое время и деньги школе, возложившему на нее все надежды и поверившему учителю человеку было очень трудно покинуть это место: ему было просто некуда идти. Его социальная жизнь ограничивалась рамками школы. И терять ее люди боялись. Понимая это, учитель держал людей в страхе, заставлял их молчать, закрывать глаза на многие вещи. Индоктринированные студенты боялись также потерять свои шансы на духовное развитие и обретение бессмертия, ведь, согласно словам учителя, оно останавливалось, так как не могло протекать вне школы. Те, кто покидал организацию, утрачивали единственную возможность духовной эволюции. Он утверждал: «Когда студенты покидают школу, свет, который был доступен для них, навсегда исчезает в черной дыре. Только пребывание в школе и связь с богами через нее гарантировали вечную жизнь».

Потеря школы и утрата связи с учителем приравнивались к духовной смерти, и люди готовы были идти против своей совести, лишь бы в ней оставаться. Учитель говорил так: «Совесть – это группа "я", т. е. чувства и мысли, накопление которых уводит человека из школы». В этом он был прав, сам того не сознавая. Совесть действительно уводила человека из школы, поэтому основной целью и было ее подавление путем стирания личности человека и ее истории.

Существовало строгое правило: в случае если человек покидал школу, с ним должны были прервать отношения все, включая жену, мужа, детей, братьев, сестер и друзей. Он оставался один. Семейные узы держали многих внутри. Когда я получил бумаги на легальное проживание и работу в Америке и мог оставить все позади, чувства к жене удерживали меня в школе. И так продолжалось еще четыре года.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации