Текст книги "Забытые союзники во Второй мировой войне"

Из беседы с делегацией КНДР во главе с Цой Ен Геном 7 октября 1964 года:

«Мы сейчас предприняли наступление и говорим некоторые пустые слова. Говорим, что правительство царской России отрезало у нас 1 миллион 500 тысяч квадратных километров, что во время Ялтинской конференции за спиной Китая отрезали Внешнюю Монголию… А есть ведь ещё Танну-Урянхай».

На Танну-Урянхай, то есть Туву, вышел Мао и тремя днями спустя: в беседе с албанским министром обороны Балуку:

«Мы произносим некоторые пустые слова, производим некоторые холостые выстрелы. Говоря пустые слова, мы стремились к тому, чтобы на пограничных переговорах находиться в наступлении…Хрущёв такой человек, что если ты в него не произведёшь несколько холостых выстрелов, то он будет чувствовать себя нездоровым (Общий смех)…Однако на самом-то деле нам не нужны 1 миллион 540 тысяч квадратных километров, не нужны и более 100 с лишним тысяч квадратных километров в Танну-Урянхае».

Опять Тува! Хоть в беседе с албанцем Мао и отказался от территориальных претензий к СССР, он, конечно, явно проговорился – в отношении того, что у него всё-таки было на уме. Таким образом, по всему выходит, что, оставайся Тува независимой, Мао точно попробовал бы ею овладеть и вновь начать её китаизацию. Пребывание же в России сохранило Туву для самих тувинцев.

Тайна фото

Словно предчувствуя все эти выпады Мао, в октябре 1961 года в Москве решили «поднять» Тувинскую автономную область до Тувинской АССР. Это вновь превращало областной совет Тувы в Совет Верховный, а облисполком – в Совет министров.

Видимо, на фоне раскаляющегося конфликта с Китаем в 1964 году было решено пышно отметить (и не в Кызыле, а именно в Москве) 20-летие вхождения Тувы в состав России. При этом «центр» на этих торжествах представляла полномочный представитель не РСФСР, а всего Советского Союза: союзный министр культуры Екатерина Фурцева.

Вот как в интервью порталу «Тува-Онлайн» об этих торжествах вспоминал делегат от Тувы, старый пограничник Бижек Комбу:

«Торжества, посвящённые юбилеям вхождения Тувы в состав России, в советский период отмечались на уровне всей страны специальными постановлениями Совета Министров. В лучших московских залах проходили Тувинские декады… В 1964 году тувинские коллективы выступали в Кремлёвском театре, предшественнике Кремлёвского Дворца Съездов. Тогда вместе с ними на сцену вышел и начинающий Иосиф Кобзон. Певец так увлекся, что грозил превратить весь концерт в своё сольное выступление – его удалось с трудом остановить. Ему первому из российских исполнителей было присвоено звание Заслуженного артиста Тувинской АССР».

Где-то на то же время приходится история, рассказанная мне Сергеем Шойгу. Его отец вышел на пенсию, будучи первым заместителем председателя Совета министров Тувинской АССР и прекрасно знал Салчака Току. Со слов своего отца, Сергей Шойгу знает, что с приходом хрущёвской «оттепели» Салчак Тока в один прекрасный день сжёг на берегу Енисея огромный ворох документов, касавшихся репрессий.

Впрочем (по инерции что ли?), за поворотом истории оказались и многие другие страницы тувинской одиссеи. Например, только недавно удалось выяснить, что же точно за люди запечатлены на фотографии, с которой начиналась вся эта глава.

Вновь обретённые

В газете «Центр Азии» этот снимок был опубликован в рубрике «Фото памяти» с подписью «Аратка провожает сына на фронт». Но это было, скорее, предположение: фотографию обнаружили в архиве среди прочих многих и без какой-либо сопроводительной подписи.

Между тем, выяснилось, что на фото – не просто тувинец-доброволец, а один из тех, кто всё-таки не был отозван с фронта в 1944 году и вернулся с войны с двумя орденами Славы и уже из Чехословакии. Дина Оюн передала мне письмо, которое пришло в редакцию «Центра Азии» от жительницы Кызыла Раисы Суге-Маадыр:

«Я узнала их! На снимке изображён мой отец Монгуш Калзанович Докпут – тувинский доброволец и моя бабушка Дамар Дувеновна Тулуш.

Монгуш Калзанович Докпут родился в 1917 году в Кок-Чыраа Улуг-Хемского кожууна. В 1939–1942 годах служил в Тувинской народно-революционной армии, был командиром военно-ополченского взвода в Шагонаре.

Он написал заявление о добровольной отправке на фронт. Добровольцев в то время готовили в Кызыле. Узнав об отправке сына на фронт мать Дамар Дувеновна Тулуш приехала из Кок-Чыраа Улуг-Хемского кожууна в Кызыл. Добровольцы в это время находились в Доме культуры, где фотографировались и проходили медосмотр. Мой отец сфотографировался вместе со своей мамой.

…После Ровно в сражениях за другие населённые пункты Украины шесть бойцов отбились от своих. Они были приняты в 203 полк 8-й дивизии. Они перешли границы Западной Украины, участвовали в освободительных сражениях за Польшу, Венгрию.

В сражениях на территории Чехословакии доброволец Докпут был тяжело ранен. Осенью 1944 года в Улуг-Хемский кожуун пришло извещение с фронта „Боец Докпут Монгуш Калзанович героически погиб на поле боя“. Родственники, близкие и знакомые провели скорбную церемонию по поводу его кончины.

А в июле 1945 года папа живым вернулся домой в Чаа-Холь! Для нашей семьи это был самый счастливый день!

Вот как это было. Стоял ряд юрт. Мой отец сначала зашёл к своей сестре Норжунме. Она в это время варила молоко – поварёшкой пенила его – и вдруг увидела брата Докпута.

Она испугалась, уронила поварёшку на землю и закричала:

– Ой, оршээ, бурган! Бог послал нам дух умершего брата!

Докпут говорит ей:

– Сестра, это не дух, это я живой вернулся с войны.

…Мне было тогда девять лет. Когда я зашла в юрту, отец обнял меня, долго-долго целовал в щеку. А потом вытащил из рюкзака подарки для детей и родных: платки, детское платье, гимнастёрку и даже кусковой сахар.

Скромные подарки по нынешним временам, но тогда это были очень ценные и редкие дары. Особенно ценные потому, что их привёз живой ачай – отец».

Чудом выжил он, и когда уже после войны, весь израненный, вновь получил ножевое ранение. Устроившись работать скотником на чаа-хольскую молочно-товарную ферму, однажды ночью он услышал, как громко залаяла собака, а выйдя наружу, увидел, что вор уводит совхозного бычка. Бросился вдогонку. Вор ударил его ножом в грудь. По распоряжению первого секретаря Улуг-Хемского райкома партии его доставили в больницу в столичный Кызыл. Опытные хирурги, русский Верещагин и тувинец, Орус-оол сделали операцию. Могуш Калзанович выкарабкался и дожил до 1982 года.

Тува сегодня

Вступление Тувы в состав СССР ознаменовалось появлением стихотворения Степана Сарыг-оола «Я – гражданин Советского Союза». Тут же Алексей Чыргал-оол написал музыку на эти слова, и вся Советская Тува запела:

 
Теперь мы стали частью той страны,
Той солнечной, незыблемой державы,
Которой вражьи козни не страшны,
Где всем дано на труд и счастье право.
 

Конечно, возможно, я слишком увлечён своей теорией о геополитическом характере многого из того, что происходило тогда вокруг Тувы. Но мне кажется, что третья строчка полностью мою теорию подтверждает: Тува воевала на стороне СССР во Второй мировой войне и с радостью вошла в Советскую Россию, прежде всего, потому, что опасалась тех самых козней – сначала монгольских, а потом и китайских.

Конечно, с одной стороны, союз с Россией обрёк тувинцев на массу коммунистических странностей. Но, с другой стороны, именно союз с такими другими русскими и позволил им в своё время не быть «переваренными» столь похожими на них, а оттого много более опасными для них китайцами или монголами. Тем более что, по крайней мере, китайский коммунистический эксперимент был похлеще.

Да, в «лихие девяностые» и в Туве был отмечен всплеск сепаратизма и антирусских настроений. Собственно, многие русские тогда республику покинули. Но, по моим наблюдениям, сейчас ситуация стабилизировалась. А в 2009 году, к 65-летаю вхождения ТНР в состав СССР, духовой оркестр правительства Тувы включил в своё выступление произведения из репертуара первого духового оркестра кавалерийского полка Тувинской народно-революционной армии. Те самые марши, под которые наши забытые союзники, тувинские добровольцы, отправлялись на фронт воевать против общего врага.

Конец войне?

Так остается ли Тува в состоянии войны с Германией?

Став частью РСФСР и СССР, тувинцы по праву считаются народом-победителем во Второй мировой. В этой связи, надеюсь, что, когда к очередному юбилею Победы на Поклонной горе вновь будут поднимать флаги всех стран-участниц антигитлеровских Объединённых наций, то поднимут и флаг ТНР. Тува того заслужила.

Правда и то, что при вступлении в СССР состояние войны с Германией Тува не отменила. В принципе, это – конечно, казус. Но он доказывает, что эхо Второй мировой звучит до сих пор. В том числе и для наших забытых союзников.¹⁹¹

Послесловие
Так за что воевали?

Эту книгу ещё много чем можно дополнить.

Например, как-нибудь я ещё попробую разузнать детали того, как на самой заре войны жители островов Самоа в Тихом океане в одиночку отогнали от своих берегов японскую подлодку (и таким образом гарантировали себе неприкосновенность до Победы).

Согласен я и с тем, что только по касательной отозвался о наших союзниках-арабах. А ведь помимо арабов-палестинцев, воевавших в составе британских сил в Италии, на самом Ближнем Востоке служили, например, кавалеристы из британского тогда Бахрейна. Если же продолжать арабскую тему, то стоит сказать, что под флагом Франции, в свою очередь, воевали марокканцы и алжирцы[249]249
  Это действительно требует отдельного исследования, благо симпатии арабской улицы в той войне были на стороне «Оси». Гитлер, как злейший враг Британии и Франции (которые контролировали тогда арабский мир) представлялся многим арабам, минимум, как «враг моего врага». О стремлении немцев закрепиться на Ближнем Востоке молодые читатели могут судить хотя бы по первому фильму из серии «Индиана Джонс», где герой Харрисона Форда бьётся с нацистами в Египте. Немцы там изображены карикатурно. Но факт есть факт: они действительно активно пытались проникнуть в арабский мир, и их там было кому ждать.


[Закрыть].

Есть и оставленный мной «на потом» сюжет, который много ближе российскому читателю. В составе советских Вооружённых сил под Москвой были воины-добровольцы из числа… вьетнамских пионеров. Это и им посвящена мемориальная доска, установленная на фасаде стадиона «Динамо» в Москве, где формировалось такое удивительное интернациональное соединение, как Дивизия особого назначения НКВД СССР. И т. п. и т. д.

И всё-таки пока я ограничусь тем, что уже написано, и перейду к кое-каким выводам. Определю точно обстоятельства, в которых я принимаю это решение.

Что касается обстоятельств места, то было это во время летнего отпуска 2011 года. Проводил я его в Турции (кстати, на том самом берегу Эгейского моря, вдоль которого в 1941 году крался советский ледокол «Микоян»). В принципе, насытившись атмосферой этих мест, можно ещё писать и писать. И, тем не менее, там и тогда, в Турции образца августа 2011 года я решил, что пора сделать паузу. Так почему?

…Оторвавшись от рукописи, листаю купленные в гостиничном киоске лондонские газеты «Дэйли Мэйл» и «Таймс» и – не верю своим глазам. С одной стороны, газеты – очень разные. Первая – таблоид с претензией на то, чтобы считаться глашатаем консервативного среднего класса. Вторая – столп истеблишмента. Но обе эти очень разные газеты, издающиеся в столице почившей как раз после войны Британской империи, совершенно одинаково оценили то, что происходило летом 2011 года в США[250]250
  Напомню, что на стыке июля-августа 2011 года американские парламентарии довели экономику своей страны практически до паралича: демократы и республиканцы никак не могли договориться друг с другом и внутри себя по вопросу о том, чтобы поднять планку американского государственного долга. Это ставило на грань дефолта уже никакую не Грецию, а сами США. В самый последний момент компромисс в Конгрессе всё-таки был найден. Но именно летом 2011 года стало окончательно ясно: тот мировой порядок, который сложился по итогам Второй мировой войны, изменился теперь уже бесповоротно.


[Закрыть].

Больше всего меня в этих публикациях удивило то, насколько критично по отношению к США были настроены теперь даже те, кто обычно больше других ратует за «особые отношения» Лондона и Вашингтона.

Для начала процитирую «Таймс». Поразивший меня комментарий написал бывший главный редактор, а теперь колумнист этой газеты барон Уильям Рис-Могг. Статья называлась «Быстрое возвышение и ещё более быстрое падение американской империи»¹⁹².

Появившийся на свет в английском Бристоле в 1928 году Уильям Рис-Могг написал, что на своём веку был свидетелем уже нескольких радикальных смен мироустройства. В том числе он вспомнил, как, будучи мальчиком, наблюдал за торжественным смотром флота Его Британского Величества. И тогда ничто не предвещало, что уже буквально через несколько лет от всей этой мощи, от Империи мало что останется. По мнению Риса-Могга, сегодня перемены стали происходить ещё быстрее. И если синусоида британского доминирования поднималась и опускалась в течение столетий, то на «американский век» пришлось всего-то несколько десятилетий: в том смысле, что кризис в Конгрессе – явное свидетельство того, что американский век заканчивается.

А теперь почитаем, что в те же дни и на ту же тему писал обозреватель таблоида «Дэйли Мэйл» Доминик Сэндбрук. Его статья называлась «Может ли это быть концом американского превосходства?»¹⁹³ Эту статью процитирую много обильнее.

«Многим из нас здесь, в Британии, этот спор [в США] показался странной эквилибристикой политиков-позёров, которые чуть не привели самую большую экономику мира на грань дефолта…

Но правда состоит в том, что хотя катастрофа пока предотвращена, долговой кризис в США стал тревожным симптомом сейсмических перемен…

Семьдесят лет назад издатель Генри Люс утверждал, что XX столетие войдет в историю, как „век Америки^. В целом, он оказался прав.

Догнав Британию на излёте викторианской эпохи[251]251
  Британская королева-рекордсмен Виктория правила в 1837–1901 гг.


[Закрыть], США рванули вперед в первые десятилетия нового века…

Когда Пёрл-Харбор вовлёк Америку во Вторую мировую войну, ее индустриальная мощь изменила баланс сил в пользу союзников. ВВП США был больше, чем у Германии, Италии и Японии вместе взятых. Америка завалила мир своими танками, самолётами и амуницией.

Добавленные к британскому духу и русской крови, американские экономические мускулы сделали сопротивление союзникам невозможным».

Как бы мне ни хотелось продолжить сейчас цитировать Сэндбрука, сделаю здесь короткую паузу. Уверен, что многим в России такая формула Победы во Второй мировой войне («британский дух – русская кровь – американские деньги») показалась поверхностной, несправедливой и даже уничижительной.

Как мне представляется, многое в таком подходе объясняется тем, с какой разной степенью физической угрозы со стороны стран «Оси» столкнулись страны «Большой тройки». Советский Союз подвергся оккупации – сам. Немецкие, финские, итальянские, венгерские, румынские части стояли на советской земле. При этом на лучших землях. Что же касается Америки и Британии, то собственно на их земли враг, по сути, так и не ступил.

Таким образом, получается, что принципиальной разницей в подходах СССР, США и Британии было то, что для жителей Советского Союза (и, как мы выяснили, Тувы) большая часть Второй мировой была войной за национальное освобождение и даже выживание (по причине чего мы со всеми на то основаниями и говорим о «Великой Отечественной»). А для Америки и Британии, при всех оговорках, то была война на чужой территории за некие высокие идеи. Именно это мой коллега Сэндбрук и вкладывает в понятие «британский дух».

Как мы теперь знаем, на самом-то деле, внутренние порядки в странах англо-саксонского мира были тогда весьма далеки от нынешнего либерального стандарта. Впрочем, про это я уже написал достаточно. Вернёмся теперь к статье Сэндбрука, где он рассуждал не только о Второй мировой войне, но и о последующем периоде и сегодняшних реалиях.

«Победа в войне далась дорого. Американский долг достиг 120 % ВВП. Тем не менее, Америка стала единственной из воюющих стран, кто вышел из войны как никогда богатой и процветающей.

В течение следующих нескольких десятилетий… в Америке был бум. При президентах Гарри Трумэне, Дуайте Эйзенхауэре, Джеке Кеннеди и Линдоне Джонсоне… инфляция и банковские ставки были низкими, а безработица – номинальной.

Сменявшие друг друга администрации потихоньку расплачивались с долгами военного времени. К концу 1970-х долг США составлял менее 40 % их ВВП.

Во всём мире США признавали, как доминирующую экономическую силу. На пике, в 50-х годах, на Америку приходились четверть мирового экспорта, половина мирового производства стали, каждый второй в мире автомобиль…

Обеспеченный золотом американский доллар был фундаментом мировой экономической системы, а его покупательная способность – в десять раз выше, чем сегодня…

Однако к концу 1970-х в этой гегемонии появились первые трещины.

Набравшие жирку американцы перестали думать о том, как удержать своё лидерство посредством принятия непростых решений.

В 1980 году Рональд Рейган пришёл к власти под лозунгом снижения налогов и увеличения расходов на военные нужды. Такая комбинация означала, что придётся залезать в долги на многие миллиарды. К концу президентства Рейгана США превратились из ведущего кредитора в главного на планете заёмщика. Долг Америки поднялся с 997 миллиардов долларов до 2 триллионов 850 миллиардов… Американцы попробовали долг на вкус, и им показалось, что это – вкусно.

Джордж Буш-младший решил показать, что возможно – вообще всё. Несмотря на начатые им войны в Афганистане и Ираке, он сократил налоговые сборы почти на 2 триллиона, сделав ставку на то, что рост оплатит себя сам.

Он разбрасывал деньги, как конфетти на свадьбе…

Изучение статистика приводит в ужас: за восемь дет Буш удвоил государственный долг, доведя его до 11 триллионов долларов[252]252
  При Обаме долг продолжал расти. В 2010 году он составил уже 13,5 триллионов долларов, которые Америка, впрочем, сама и печатает.


[Закрыть].

За этими цифрами – болезнь, которая сгубила так много других держав: самодовольство…

Некоторые штаты – особенно Калифорния – обошлись со своим бюджетом настолько плохо, что даже Греция предстаёт примером самодисциплины…»

Ко всему этому Сэндбрук добавляет объективно самый важный сейчас международный аспект. А именно: самый большой держатель государственных долговых обязательств США – это всё более состоятельный (и вообще состоявшийся) народный Китай. У Пекина – 26 % долговых расписок американского казначейства. На основе этого обозреватель «Дэйли Мэйл» приходит к самому важному выводу:

«Тем самым американцы вручили удавку на самих себя своим главным соперникам…

Не приходится удивляться тому, что, по мнению многих наблюдателей, этот век будет веком Китая и Индии. Конечно, всё ещё может казаться, что командные высоты в экономике остаются за США. Но мы-то в Британии как никто знаем, как быстро такие преимущества исчезают».

Почему меня так поразили эти две публикации?

С одной стороны, и пост-имперской Британии, и постимперской России все еще свойственна привычка глядеть на остальной мир свысока[253]253
  Например, любопытным свидетельством этому является и то, что только в России и Британии, когда говорят «Европа», имеют в виду кого угодно, но не самих себя. Для британцев Европа – это где-то за Ла-Маншем, для россиян – где-то за Балтикой и Украиной. То есть мы, конечно, европейцы. Но мы – сами по себе.


[Закрыть]. В России таких публикаций об Америке – так вообще пруд пруди.

Но тот факт, что теперь об Америке так рассуждают и консервативные лондонские издания, означает, что события лета 2011 года окончательно переворачивают то мироустройство, которое сложилось по итогам Второй мировой.

Что же сегодня осталось от тогдашней «Большой тройки»?

Британская империя скукожилась до собственно Соединённого Королевства. После возвращения в 1997 году Гонконга от Британии к КНР под управлением Лондона не осталось ни одной по-настоящему экономически значимой заморской территории. За исключением континентального Гибралтара все остальные британские колонии – острова. Власть же британской королевы в бывших доминионах – сугубо номинальна.

Всё ещё занимая одну седьмую часть суши, и Российская Федерация (при всей нашей тяге ко псевдоимперскому во внутренней жизни) – далеко не то, чем был Советский Союз во внешнем мире.

А что Америка? Я не случайно решил перейти в этой книге к выводам, когда мне попался такой критический взгляд на её дальнейшую судьбу, именно через британский объектив.

Дело в том, что, по моему мнению, ещё тогда, когда Черчилль отдавал британские колонии в аренду американцам в годы Второй мировой, британцы (пусть и исподволь, пусть и не предполагая, что дни Империи сочтены) словно передавали эстафету. На мой взгляд, можно говорить о том, что речь идёт именно об этом: о том, что Британия передала Америке эстафету в деле мирового лидерства именно англосаксонской цивилизации.

Поэтому-то вердикт британцев о закате американской гегемонии – ещё более примечателен. Уж если даже и в Лондоне об этом пишут, то ситуация действительно становится принципиально другой.

Итак, Британской империи – нет. СССР – нет. Влияние США не растаяло, но – тает. То есть другими стали все три главных победителя во Второй мировой, по итогам которой был сформирован, например, Совет безопасности ООН.

Кто же тогда удержит стратегическую стабильность на планете, которую вновь раздирают по-настоящему глобальные противоречия?

Как мы помним, Доминик Сэндбрук из «Дэйли Мэйл» пишет о новом «веке Китая и Индии».

Спору нет: обе эти страны совершили невероятный экономический рывок. Но взять на себя особую политическую (а тем более военно-политическую) ответственность за судьбы мира они явно пока не готовы. Конечно, та же Индия регулярно призывает к реформе Совета безопасности ООН (с тем, чтобы постоянное место и право «вето» досталось там и ей). Но в Совете безопасности – уже давно Китай. И что?! А ничего! За исключением единичных случаев в Пекине предпочитают не применять право вето и даже не голосовать «за», а – воздерживаться. Вспомните: Китай чаще всего поступает именно так. А если и занимает активную позицию, то роль «запевалы» предпочитает отдавать России.

Значит, особая роль в деле поддержания мировой стабильности всё ещё принадлежит Москве, Лондону и Вашингтону. Но как в таком случае выглядят взаимоотношения внутри былой «Большой тройки»?

Лондон и Вашингтон часто действуют сообща. Правда, при этом сообща и ссорятся с половиной мира. И хотя бы поэтому одному только англо-американскому альянсу удерживать мир уже не по силам. Значит, без Москвы им не справиться. Но, к сожалению, в отношениях Москвы и Вашингтона (и особенно Москвы и Лондона) согласие – вещь вообще редкая. Конечно, бывают исключения. Но, как показало время, прошедшее после 11 сентября (а тогда, напомню, первым иностранным лидером, позвонившим Бушу, был Путин), сегодня альянсы ведущих держав – ещё менее долговечны.

Если рассуждать теоретически, то всё это – странно. Ведь Россия, Британия и Америка перестали быть странами с разными идеологиями. Честно говоря, в 1990-е я, было, и сам проникся идеями американского политолога Фрэнсиса Фукуямы. Он, напомню, писал о «конце истории»: мол, коммунизм пал, а универсальным ответом на все вопросы является сочетание рыночной экономики и либеральной демократии.

Но ведь предполагалось, что с победой в отдельно взятых странах капитализма и демократии возникнет и эдакое общепланетарное буржуазно-демократическое согласие. К моему личному огромному сожалению – не сработало. Похоже, так кажется и самому Фукуяме, который как-то приехал в Москву и выступал в резиденции посла США на Спасопесковской площадке. Был там и я. И не узнал в выступавшем человека, написавшего знаменитую статью.

Но дело, конечно, не только в идеологии, а ещё в двух вещах. Во-первых, в национальных интересах. Эту мысль я здесь развивать подробно не буду, так как об этом и без меня написано достаточно, а примеры – очевидны. Но вот, во-вторых, есть и такая тонкая вещь, как разница культур. В этом смысле приведу любопытный, на мой взгляд, случай из моей профессиональной практики.

Когда я приступил к работе в Лондоне, то на определенном этапе мои московские начальники, естественно, заказали мне фильм о королевской семье. Собирая материалы для этого фильма, мы с оператором Дмитрием Бритиковым стали уделять повышенное внимание любым съёмкам, связанным с королевскими Величествами и Высочествами. Ну, например, договорились о съёмках в замке Гламс в Шотландии, где провела детство и отрочество королева-мать, и сторожили принцессу Диану на следующий день после развода, пытаясь высмотреть, носит ли она всё ещё обручальное кольцо. И т. д. и т. п. Но, конечно, требовались нам не только жанровые съёмки, но и интервью с экспертами. Так я и вышел на своего коллегу, именитого королевского корреспондента телеканала «Скай Ньюз» Саймона Маккоя. Я нашёл его координаты, записал с ним интервью и, в свою очередь, оказался в поле его зрения – а Саймон к тому времени стал ведущим новостей.

Как-то раз Саймон позвал меня к себе в студию комментировать очередной поворот в вечно шероховатых российско-британских отношениях. Но выступить в эфире мне в тот день так и не пришлось: я с добрый час просидел рядом с Саймоном в его студии, но на нас шеф-редактор так и не вышел. Дело в том, что в тот день в Лондоне был любимец английской публики, победитель апартеида, первый чёрный президент Южной Африки, нобелевский лауреат Нельсон Мандела, и «Скай Ньюз» в прямом эфире отслеживал каждый шаг этого по-настоящему великого человека, не отвлекаясь уже ни на какие другие темы.

Я ни в коей мере не был обижен. Мандела – действительно личность выдающаяся. Многолетняя кампания за его освобождение (которую на Западе активнее всего вели именно британские либералы) глубоко симпатична и мне. Его избрание в президенты – пример того, что права человека могут пробивать себе дорогу. Другое дело, что, отпраздновав победу чёрного большинства над белыми поработителями, британцы потом очень оперативно ввели для граждан Южно-Африканской Республики визовый режим. То есть Мандела – знамя и герой. А вот его избиратели – непонятны[254]254
  Решение принималось, естественно, не из-за другого цвета кожи большинства граждан ЮАР. С точки зрения расовой толерантности и наличия для небелых социальных лифтов, Британия – много впереди большинства других стран. Но речь шла о том, что, когда из ЮАР во внешний мир стали ездить не только потомки близких по культуре британцам (с любым цветом кожи) колонистов-англичан и буров, но и представители победившего большинства, то их культура поведения и ведения дел оказалась – другой.


[Закрыть].

Вот и о полноценном возрождении «Большой тройки» говорить, конечно же, не приходится – даже на фоне того, что все мы вновь сталкиваемся с похожими внешними угрозами. Слишком разные у наших стран представления о прекрасном.

К сожалению, очередное тому подтверждение я получил осенью 2011 года, когда записывал интервью с британским премьер-министром Дэвидом Кэмероном: в его приезд в Москву на переговоры с Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным.

Например, Кэмерон сказал, что правительство Его Величества не собирается восстанавливать связи британских и российских спецслужб даже после того, как жертвой теракта в московском «Домодедово» стал и британский гражданин: настолько серьёзен для Лондона шлейф жуткого убийства Александра Литвиненко.

Кто же тогда сохранит стабильность мира, если поодиночке мы уже на это не способны, а друг с другом договариваемся через пень колоду?

Вот этот вопрос, на мой взгляд, и делает тем более поучительной историю с нашими забытыми союзниками времён Второй мировой. Не будучи способны договариваться друг с другом, но, конечно же, желая сохранить своё влияние (особенно на фоне возвышения новых «полюсов»), все три участника былой «Большой тройки» заняты поиском союзников на стороне. А список этих союзников часто совпадает с тем, что был в годы Второй мировой. Но какими нас там воспринимают?

Собственно, именно сейчас обращу внимание читателя на то, что в названии этой книги отсутствуют знаки препинания. Я сознательно сформулировал это, как «Забытые союзники во Второй мировой», а не, например, «Забытые союзники. Во Второй мировой». И только правила составления заголовков не позволили мне сформулировать это так, как я построю эту фразу сейчас: «Союзники, забытые во Второй мировой». Потому что там, во Второй мировой, мы кое-что забыли. Ещё точнее: мы склонны не думать о том, как потом обошлись с правителями и народами стран, привлечённых нами на нашу сторону по конъюнктурным соображениям, а не на основе истинной дружбы и совпадения базовых ценностей.

Пройдёмся ещё раз по тому же треугольнику Вашингтон-Лондон-Москва. Но теперь обратим внимание на перемены не у нас самих, а в судьбе наших «малых союзников».

Ну, например, основная масса приведённых мной здесь примеров о позиции уже тогда независимых стран из числа наших «малых союзников» приходится на Латинскую Америку. И что же с ними произошло после Второй мировой?

Взглянем хотя бы на Кубу, которая через считанные годы после Победы оказалась классическим местом противостояния бывших союзников по «Большой тройке». На Кубе американцы думали, что у них «всё схвачено», и всячески потакали Батисте. Но через какие-то четырнадцать лет после окончания Второй мировой войны режим Батисты был сметен восставшим народом. Американцы потеряли на Кубе всё. А приобрели у себя под боком – «непотопляемый авианосец» Советского Союза. А всё потому, что, решая стратегическую задачу победы над «Осью», США отнеслись к своим тактическим союзникам-кубинцам именно тактически, конъюнктурно. В итоге, кубинский народ пережил настоящую трагедию: нация разделена, островная её часть бедствует, а эмигрантская долька проникнута такой ненавистью, что нация ещё на многие десятилетия обречена. Между тем, географию никто не отменял. И даже перестав быть «непотопляемым авианосцем» СССР и, наверное, когда-нибудь отойдя от жестких коммунистических порядков, Куба останется для Америки огромной головной болью.

Что касается «британского мира», то, как я уже не раз замечал, Вторая мировая война не сблизила, а, напротив, отодвинула друг от друга метрополию и колонии с протекторатами. Не будет преувеличением сказать, что следствием, прежде всего, Второй мировой войны стала независимость Багамских островов и Свазиленда, которым я уделил в этой книге больше всего внимания.

Конечно, на это можно возразить, что в британской орбите как была, так и осталась Новая Зеландия. С одной стороны, так оно и есть. Например, стоило по окончании войны пройти новой разделительной линии между Западом и Востоком, как Новая Зеландия повела себя даже радикальнее, чем сама Британия: не просто заморозила отношения с Москвой, а даже закрыла свою московскую дипломатическую миссию. С другой стороны, несмотря на всю свою лояльность Британской империи, дипломатам Новой Зеландии пришлось приложить всё своё умение, чтобы выторговать у Лондона хоть какие-то компенсации в условиях, когда Соединённое Королевство вступало в европейский «общий рынок»[255]255
  В тогдашнее ЕЭС вступала не Британская империя, а отдельно взятая Британия. Это означало, что, открывая свой рынок для остальной Европы, Британия вводила принципиально новые импортные тарифы для товаров из Канады и Австралии, Новой Зеландии и ЮАР и т. д. Впрочем, «первым звоночком» стало то, с какой лёгкостью, решая свои собственные проблемы, Британия ещё до этого пошла на разрушение «зоны фунта стерлинга».


[Закрыть].

Как мы знаем, никак не менее печально сложились отношения со многими своими «малыми союзниками» времён Второй мировой войны и у Москвы. И все эти советизированные народы постарались при первой возможности выпорхнуть из братского «лагеря».

На первый взгляд, в нынешнюю «пост-модернистскую» эпоху «общечеловеческих ценностей» и мгновенной цифровой связи всё должно быть по-другому. Но циничная логика реальной политики, к сожалению, и в XXI веке возвращает нас в систему координат, когда никакими цифровыми технологиями ещё и не пахло, а нравы были – вечные. Более того, все эти мобильные телефоны с электронной почтой разносят сегодня понятия, которые раньше не всегда решались артикулировать даже через треск аналоговых помех. В решении глобальных проблем большие страны беззастенчиво возвращаются к формуле Рузвельта о Сомосе: «Сукин сын, но наш сукин сын». И с ещё большей лёгкостью, чем тогда, мы отворачиваемся от вчерашних друзей: напомню хотя бы о Каддафи, с которым ещё в 2010 году дружили все без исключения.

Но и до этого, по итогам Второй мировой, вряд ли можно говорить о том, что наши «малые союзники» вышли из неё сильно нами осчастливленными. Мы-то своих целей, как нам тогда казалось, достигли. А они?