Электронная библиотека » Сергей Дышев » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Узник «Черной Луны»"


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 00:05


Автор книги: Сергей Дышев


Жанр: Боевики: Прочее, Боевики


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Ну-ну, а ты, – ткнул подполковник пальцем в грудь Корытову.

– Полтора года воевал под командованием старшего лейтенанта Раевского, – кивнул Ваня в мою сторону.

– Хорошо. Сейчас получите обмундирование, обед и к вечеру – в Дубоссары. Посмотрим вас в деле. Будешь, старлей, пока в рядовых. А там видно будет, может, и людей дадим.

– Я не настаиваю, – заметил я.

– А я и спрашивать не буду. Прикажу – и будешь командовать. Ясно?

Я неопределенно кивнул.

Вечером, экипированные в полевую, уже бывшую в употреблении форму, с непривычными для нас автоматами с деревянными прикладами (в Афгане у нас были «акаэсы» – со скидывающимися прикладами), мы на «бэтээрах» приехали в Дубоссары. Комбат остался в Бендерах. И мы с Ваней молчаливо согласились, что это к лучшему. Форменка Корытову была явно мала, пришлось ему закатать рукава, штаны – в обтяжку, того и гляди треснут. Вид он сразу приобрел бывалый и вместе с тем блатной.

Я сказал:

– Ты похож на одесского жулика, который дезертировал из армии.

– А вы, товарищ старший лейтенант, без своих звездочек напоминаете офицера из штрафного батальона.

– Спасибо, бывший подчиненный. Как только Хоменко даст мне хотя бы отделение, я заставлю тебя вычистить все сортиры в радиусе пяти километров.

Ване это не понравилось, и он дипломатично сменил тему разговора:

– Владимир Иванович, а почему вы не спросили у Хоменко про Скокова?

– Потом. Не было подходящей минуты.

Мы остановились у здания горисполкома, старший бронетранспортера, пожилой капитан, спрыгнул, скрылся в дверях. Через минут десять он появился, залез на броню, и мы двинулись вновь. Еще через некоторое время мы добрались до позиций. Они находились у Дубоссарской ГЭС. Капитан сказал, что здесь, на этом участке, линия фронта проходит всего в семидесяти метрах от позиций волонтеров.

– Давайте быстро к зданию, – приказал он.

Там, за деревьями, блеснул Днестр. Мы подошли к дому. По всему, здесь было небольшое учебное заведение. Так и оказалось: профтехучилище. На пороге сидели бойцы и смалили. В центре, напротив входа, восседал огромный рыжеусый мужик лет сорока.

– А кого это ты ведешь, Степа? – громогласно спросил он, грозно вытаращившись на нас.

– Пополнение.

– О, это гарно, сейчас идем в атаку, хлопцы. Вон там ящик в углу, берите по пятнадцать…

– По двадцать, батька, – подал голос хлипкий юнец с автоматом, небрежно развалившийся на ступеньках.

– Цыц, Юрка! По пятнадцать гранат. Будем прорывать оборону.

– А может, и в психическую придется идти, – опять вякнул юный, щипнув волосок на губе.

Меня чуть не стошнило от этой щенячьей наглости. Я подошел ближе, сказал «добрый вечер» и остановился как раз перед пацаном.

– Мальчик, скажи, пожалуйста, сколько тебе лет?

– Во-первых, что за обращение – «мальчик»? – прямо-таки суровым голосом заговорил парнишка, мол, только приехали, а такие борзые, будто навоевались тут с три короба. – А во-вторых, возраст здесь не главное, – очень доверительно продолжил он. – Кто хоть раз пороху понюхал…

– Стоп, – сказал я. – Ты случайно не командир роты?

– Нет, – гордо ответил парнишка.

– Тогда ответь на вопрос: чем отличается болван от нахала?

– А это у нас здесь, – он все напирал на это слово, – почти одно и то же.

– Так вот объясняю: болван – это ошибка природы, а нахал – ошибка воспитания.

Усатый гигант коротко хохотнул, за ним заржали другие.

– И вообще, мальчик, – продолжил я, – в то самое время, когда ты ходил в группу продленного дня, мы с Ванечкой Корытовым в разведгруппе ходили по душманским тылам.

– «Афганцы»? – спросил усатый, встал, протянул нам руку: – Вот это действительно пополнение!

Тут появился старший лейтенант в каске, обтянутой маскировочной тканью. Все притихли. Он подошел к нам, поздоровался:

– Я – командир роты, старший лейтенант Кинах. Пойдемте со мной.

Мы вошли в здание, порядком разрушенное, с забитыми наглухо окнами; повсюду валялись отвалившаяся штукатурка, осколки стекла, какие-то тряпки. Зашли в небольшую комнатку.

– Садитесь! – сказал Кинах и тоже сел за стол, на котором, кроме полевого телефона, ничего не было.

Он стал расспрашивать нас, кто мы да откуда, уточнил возраст, образование и всякую другую анкетную чепуху. Вопросы он задавал отрывисто, будто чувствовал себя закоренелым следователем. А может, ему было просто скучно и он хотел побыстрее избавиться от нас, потому как не исключено, что ухлопать нас могли, скажем, через пару дней, и тогда все его старания были бы до одного места.

– Что умеете? – спросил потом он и пояснил: – Я понимаю, что Афган, то и се, но у меня был кадр, крутой «афганец», гранатой чуть нас не подорвал.

– Ну, как тебе сказать? – Я пожал плечами. – Стрелять можем. Можем и не стрелять. В морду можем дать, правильно, Ваня?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. – Ваня встал и вытянулся во фрунт.

– Сядь, – устало процедил Кинах, потом вдруг вспомнил, что до сих пор сидит в каске, снял ее, со стуком положил на стол. – Оружие пока заберу. Приглядимся к вам. Располагайтесь. Опанасенко покажет вам места. Учтите, коек на всех не хватает. Отдыхайте, а завтра с утра на дежурство в окопах. Вопросы есть?

– Есть. Кормить тоже будете, как приглядитесь? – спросил Ваня.

– Свободны. Все вопросы – к Опанасенко, моему заместителю.

Он порывисто вздохнул, подавил зевок, посмотрел на меня с усталой ненавистью, но ничего уже не сказал, вытащил помятую пачку, извлек из нее еще более измятую сигарету, долго шарил в карманах, отыскивая спички.

– Чего еще? – спросил он меня недовольно. Корытов уже вышел.

– Ты-то как попал сюда?

– Долгая история… Ты извини, но мне поспать надо.

Я кивнул и вышел.

Корытова я нашел во дворе. Примостившись на опрокинутой набок кабельной катушке, он уже уплетал из котелка какое-то варево. Мне стало обидно, что он меня бросил, сам же ловко сориентировался и взахлеб обжирался.

– Приятно подавиться, – пожелал я и направился к баку, где очень симпатичная, почти двухметрового роста дева кормила мужичков. Они называли ее Светочкой, просили добавки, «чтобы быть такими же красивыми, как и ты сама»; она смеялась и, по всему, чувствовала тут себя уютно. Я несмело подошел, она сразу же спросила:

– Новенький? Сейчас, погодите, котелочек помою вам…

Она направилась к крану, который истекал вечной струей, сполоснула, наполнила жареной картошкой с луком и дала еще три соленых помидора.

Я встал рядом с Ваней. Ели мы молча, сосредоточенно. Мы сознавали, что теперь, после того, как нас покормили, мы накрепко повязаны с этими вооруженными людьми, пахнущими потом и табаком, мы подписались на войну с Молдовой на стороне революционного Приднестровья – республики, не признанной ни Украиной, ни Россией, ни прочими субстанциями, вернее и по-простому, небольшой кучкой «пиджаков», которые с умным видом любят выступать перед своими народами.

Тут мои политразмышлизмы прервал дождь. Закапало сначала едва заметно, потом – уже ощутимой моросью, водичка попадала в картошку, и от этого мне она казалась еще вкуснее. Корытов поплелся за добавкой к красавице-гигантше, а я вышел наружу и решил прогуляться. Воздух посерел, откуда-то незаметно наполз мокрый туман, дождик по-прежнему сыпал, мельчайший, словно просеянный через сито, и оставлял на лице холодную испарину. И вместе с тем было душно, от прошлогодней листвы шел прелый, землистый дух, а молодые упругие листочки едва слышно шуршали под прикосновениями ветра. Как-то сразу потемнело и стихло, пропали куда-то голоса гвардейцев, и все мои похождения показались ненастоящими, пригрезившимися и смешными. Украденная шашка, Леночка, драка, ночь в кутузке, рекрутство, жареная картошка – и подспудное ощущение, что оказался в ловушке… Здесь, у берега Днестра, сохранились остатки леса или парка. Я пошел по мокрой траве, прислушиваясь, как глухо потрескивают сучья у меня под ногами. За большими стволами, размышлял я, меня вряд ли заметят. Да и сумерки: воздух стал совсем серо-лиловым. Я вышел к Дубоссарской ГЭС, она тихо заглатывала воды; подобно киту, процеживала их, испуская из своего тела энергию. Как ни странно, станция до сих пор обеспечивала электричеством обе стороны. Правда, один блок, как говорят, уже разбит… Я почувствовал, что моя куртка основательно отсырела и парко прилипала к телу. Ощущения были странные и непривычные. В какие-то мгновения мне казалось, что обе стороны вдруг покинули позиции и тихо уползли на многие километры – к своим отчаявшимся женам, матерям, отцам. Хотя я все прекрасно понимал, знал, что и почем и как надрывно обрывается тишина, когда кто-то невидимый, но густо закачанный злобой, нажимает спусковой крючок и испытывает от этого жестокий конвульсивный оргазм… Я повернулся спиной к притворно тихо шумящему Днестру, побрел обратно. Неожиданно, как мне показалось, из-под земли, раздалось:

– Рискуешь, браток!

Я посмотрел вниз и увидел окоп, в который чуть не свалился.

– А что, – вопросил я, – с той стороны могут достать?

– С какой той? – усмехнулся мой собеседник, пожилой мужик лет сорока пяти. – С этой стороны, парень. В ста метрах у них передовые окопы.

– Да? – задал я дурацкий вопрос и, чтоб не выглядеть совершенным идиотом, не стал сразу прыгать в окоп, а выдержал храбрую паузу. Мне почему-то подумалось, что в такой ситуации лучше сыграть роль несколько флегматичного и задумчивого героя. После чего я с удовольствием спрыгнул в окоп, а приземлившись, озарился очередной мыслью: «Удел рядового – не знать ни черта, что вокруг происходит. Был бы хоть завалящим командиром, сразу бы поинтересовался, где противник, где наши, где ваши и т. д.».

– Новенький, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес мужик. – Автомат-то приходилось держать в руках?

– А как же…

Вопрос несколько покоробил меня. Неужели еще не знают, что прибыли, черт побери, два крутых «афганца», стреляющие навскидку, вдвоем способные навести шороху по всему этому берегу и разобраться с бурундуками, опоновцами, волонтерами и прочей шоблой?

– Сколько времени-то? – спросил он.

– Начало десятого.

– Скоро сменят. – Он потянулся, вздохнул. – Уже месяц, как безвылазно кантуемся здесь. По бабе соскучился, как последний гад… А представляешь, у меня отсюда двести шагов до дома. А не уйдешь… Ты откуда родом-то?

– С Дальнего Востока.

– Ого, далековато… хотя кого у нас сейчас здесь нет. Вовчик! – вдруг позвал он. – А ну, принеси лягушачью кожу!

– Чо, промок?

Мне снова показалось, что голос прозвучал из-под земли. Оказалось, так оно и было: в нескольких шагах от нас отдернулся полог, и из какой-то черной ямы показалось светлое пятно лица. Вовчик выполз, так и не разгибаясь, протянул что-то свернутое вроде плаща.

– Общевойсковой защитный комплект… – узнал я. – Лучшее средство от ядерного взрыва. Долго не мучаешься.

– Ну, до ядерного взрыва еще далеко, – пробормотал мой собеседник, кутаясь в ядовито-зеленый плащ. – А вот от гнусного дождя – то самое… А ты, браток, чего зазря мокнешь? Иди в дом, там подвал у нас есть, переночуешь. Только не поверху иди, а прямо по окопу, так и выйдешь.

Я поблагодарил и пошел по грязному склизкому дну, представляя, в каком болоте придется здесь жить во время проливных дождей. Чем хорош был Афган – там не было окопного противостояния, хотя вместо слякоти вдосталь хватало пыли. Но об этом отдельный разговор, ибо пыль там – не просто некая покрывающая часть поверхности, а составная образа жизни, стихия, не менее страшная и коварная, чем морская, сила урагана или извержение вулкана…


Меня искали. Сытый, но бледный Корытов сказал, что так не поступают настоящие друзья. Я строго ответил, что ходил на рекогносцировку. Впрочем, остальным я был до фени. Правда, капитан Опанасенко, он же заместитель командира роты, сурово упрекнул, хмуро подкрутив свой ус:

– Ты вроде офицер, а ни хрена не сечешь в дисциплине. Еще раз повторится, будешь у меня сортиры чистить.

Но это, конечно, он погорячился, поэтому даже не возразил, когда я кратко выразил свое мнение:

– Вот уж хер вам!

– Ладно, – сказал Опанасенко, помолчав, – ты, я вижу, бедовый парень, но смотри, я предупредил… Здесь военное положение, чикаться не будем.

Я кивнул, не желая больше продолжать этот разговор.

– Пошли покажу, где переночуешь, и товарища своего позови.

Втроем мы спустились в довольно просторное подвальное помещение. Здесь было около тридцати коек с матрасами и подушками. Простыней и наволочек, конечно, не наблюдалось.

– Здесь мы и живем. Коек на всех не хватает, да это и не надо: треть личного состава – в окопах, на боевом дежурстве. Вон там в углу две свободные, туда и ложитесь.

Только сейчас я почувствовал отупляющую усталость. Я повалился на кровать, Ваня последовал моему примеру. Лампа светила резко, и все же по углам стоял полумрак. Отовсюду: от стен, матраса, от покореженной тумбочки – шел затхлый дух; сколько ни обживай этот сырой каземат, все равно останется тухлой дырой. Я лениво осмотрелся. В углу рядом со мной валялись обломки коммунистической пропаганды: всяческие плакаты наглядной агитации, обрывки красной материи с фрагментами цитат классиков, жестоко изувеченный портрет, точнее, его остатки – хорошо известная лысина с подрисованным, как у оригинала, пятном, а также рогами. На стене еще висели странные здесь плакаты типа «Не стой под стрелой» и «Не пей кислоту». Но особенно меня тронул плакат о вреде алкоголя. На передовой такая забота очень умиляет. От вида останков былой жизни я стал зевать и уже собирался смежить веки, но не тут-то было. Меня и Ваню стали донимать вопросами. Впрочем, этих ребят можно было понять: появились свеженькие люди, захотелось пообщаться, а мы, как бирюки, завалились в угол, будто неделю не спали. В общем, пришлось нам рассказывать в очередной раз свои биографии и заодно знакомиться с ребятами. Здесь, впрочем, были и известные нам лица: юный Юрчик – крутой парень, мужик, с которым я общался в окопе, – назвался он Гришей. Еще здесь скучал чернобородый цыган по имени Марек, он тренькал на своей гитаре совсем не цыганское – что-то неуловимо советско-эстрадное. Потом он резко встал, и тут я заметил, что у него нет двух пальцев на правой руке. «А еще и играет», – подумал я. Марек стал ходить взад-вперед, его явно точила какая-то мысль. Я тоже встал, подошел к Грише. Он лениво ковырял присохшую к сковородке картошку.

– Чай есть? – спросил он у Юрчика.

Тот взял со стола чайник, я принял его, взял две кружки, налил Грише и себе.

– Вчера ночью как шарахнули из гранатомета по крыше, а потом из крупнокалиберного пулемета на довесок, – прожевав корку, стал рассказывать он. – Ну, думали, завалится крыша, потом хрен откопаешь. Но ничего, научно сегодня посмотрели, еще подержатся эти стены. А вот здание метеоцентра, ты же проходил там, – показал он рукой неопределенно, – еще неделю назад стояло, а сейчас один фундамент остался. Танки подогнали и стали лупить прямой наводкой. Пока не сыграли начисто.

– Ну-ну, – сказал Ваня, показав на потолок, – в следующий раз наше здание сроют.

– Не сроют, – сказал Юрчик со своей койки, – перемирие объявили.

– Какое, в задницу, перемирие, – раздраженно заговорил Григорий. – На моей памяти уже десять таких перемирий было. Сейчас нажрутся вина и начнут пулять.

– Точно, – сказал цыган Марек и замер, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. – Точно! Сейчас вина «буль-буль», потом – огонь.

– Эх, блин, когда же все это кончится! – неожиданным баском заговорил Юрчик. – Неужели там, «наверху», не могут договориться? Всю жизнь, что ли, в этих окопах сидеть будем?

– К молодой жене потянуло? – усмехнулся Гриша.

– А то… У меня, между прочим, дядя Гриша, еще медовый месяц идет. В окопах.

– Нечего было жениться. Тебе сколько лет – шестнадцать?

– Восемнадцать.

– Все равно рано, верно, Марек?

– Не знаю, – ответил цыган, очнувшись от своих цыганьих дум. – У нас еще раньше женятся. Волосы между ног выросли, значит, можно!

– Здорово у вас, – оценил Гриша. – Оттого, наверное, все вы такие ушлые.

– Мы не ушлые, мы – сообразительные, – ответил Марек.

Восстановилась тишина. Цыган встал, подошел к заколоченному оконцу и оцепенело остановился перед ним.

– Ну не мучься, сходи! – лениво проговорил Гриша. – Деньги дать?

– Сходить? – оживился Марек.

– Сходи. А то вот пополнение и угостить нечем, – Гриша кивнул в мою сторону.

Цыган снял куртку со спинки кровати, пощупал ее, пробормотал «мокрая», быстро надел ее и, схватив сумку, исчез.

– Время пошло, – с оттенком торжественности сказал Гриша, – через полчаса будет.

Но прошло полчаса – Марек не вернулся. Появился он только через час – мокрый, с блестящим лицом и горящими лихорадочно глазами. С жалкой бороденки капала вода, он шмыгал носом и был весьма удручен.

– Нету нигде, – наконец сказал он.

– Ну и дела… – оценил ситуацию Гриша. – Сказать кому, что в Приднестровье нет молдавского вина, заплюют заживо.

Наверное, от этого все окончательно скисли. И разговоры пошли совсем похоронные. Вспомнили про какую-то семью, которую на машине задержали на той стороне. Жену изнасиловали, привязав гранату к спине, а измордованный труп мужа нашли только вчера.

– Хочешь, завтра посмотришь, здесь недалеко, – предложил Гриша.

Но я отказался. Ничего хорошего в зрелище изувеченной и полуразложившейся человеческой клетчатки. А насчет того, что это прибавляет злости, так мне ее и так некуда девать. Мне надо найти следы Валеры Скокова – это святое, то немногое, что остается после долготерпения войны. Все остальное – развалины, обломки на месте того, чем было государство, наша былая жизнь; все слова, заклинания, поучения, заявления, протесты, речи, благословения и прочая обращенная к народу болтовня есть бредятина, блевотина и мерзость…

А ребята – как сговорились. Просто тоска. Я даже подумал, может, попугать решили нас с Ванюшей. Но потом понял, что у них такое хреновое настроение: идет дождь. Вина нет. Перемирие, которое хуже, чем перестрелка, потому что ждешь, что вот-вот начнется, а ждать ты должен каждую минуту. Вот и разговоры такие. Например, что делает с пленными гвардейцами полиция особого назначения Молдовы. Самое простое – это граната на пузо для раненого: чтоб с ним не возиться. А вот с более или менее целыми существует уже «этикет» обращения; вырезают звезды, жгут паяльной лампой, отрезают всякие конечности, ослепляют. Хотя «работает» таким образом не только полиция; есть у них еще какие-то волонтеры, «барсуки» – те вообще законченные бандиты, на которых даже в Кишиневе не могут найти управы.

Ребята продолжали вспоминать всякие подобные истории, называли погибших друзей, а меня и Ванюшу это не трогало. У меня все слипалось, даже уши, но очень правильную фразу моего товарища Корытова я таки расслышал. Последовала она после глубинного вздоха:

– Ребята, все это мы уже проходили. Тут что, ерунда. Вот в Азии наши друзья душманы такими выдумщиками были…

И Корытов как мог живописал про особо изысканную штучку: кожа сдирается и завязывается над головой – так, что жертва задыхается в этом ужасном мешке. Называется это «розочка».

Я не выдержал, расплющил слипшиеся губы и заорал:

– Корытов, заткнись, мне надоела эта идиотская тема!

Но тут почему-то младожен Юрчик сказал:

– Вам неинтересно – не слушайте!

– Ничего тут интересного нет, глупый ты мальчик, – сказал я в сердцах. – Все это очень гнусно.

И все со мной тут же согласились. А Гриша предложил поспать.

Значит, действительно все это было гнусно.


Я заснул и сквозь неполноценный подвальный сон слышал, как кто-то матерился вполголоса, может, оттого, что мы с Корытовым заняли места, а прибывшим из окопов негде было притулиться. Но никакая сила уже не смогла меня поднять, я вновь проваливался в душное и тяжкое забытье… Потом мой слух привычно уловил автоматные очереди, и, еще не проснувшись, я уже знал, что привычно схвачу свой автомат, влезу в бронежилет, «лифчик», забью его свежими магазинами, новенькими блестящими гранатами да сыпану еще в рюкзак запасных сотню-другую патронов, пяток сигнальных ракет… А потом мы ринемся к вертолетам, вознесемся под грохот двигателей в пыльное небо и сядем у какого-то чертового кишлака, у какой-то богом забытой тропы с окаменевшим овечьим дерьмом и почерневшими гильзами на обочине… И мы раскурочим, раздолбаем, изувечим, сметем с лица земли караван с оружием или без оружия, накроем «нурсами» с полета бродячую банду душманов, потом стремительно сядем ей на голову, чтобы добить, дострелять оставшихся в живых. А потом мы вернемся, пропыленные, провонявшие потом, в чуждой и своей крови, вытащим раненых, если кого-то ранят, или убитых, если случится и такое… А потом мы долго будем молчать и, если будет что выпить, приговорим это быстро, без лишних слов.

…Я вскочил и так и сделал: стал искать свой автомат. И, конечно же, не нашел – потому что нам оружие не доверили. Я выдохнул озлобленно, стряхивая такое реальное, в доли секунды промчавшееся в моем сознании наваждение.

Снова послышались очереди: явственно, четко, видно, совсем рядом. Все повскакивали.

– Давай, ребята, наверх! – командовал Опанасенко. – А вы можете остаться, – кивнул он нам с Ваней.

Я пропустил его слова мимо ушей, вышел вместе со всеми.

Наверху выстрелы звучали особенно гулко и хлестко. Дождь продолжал накрапывать, и, когда после очередей наступала тишина, слышно было, как шуршат капли по листве. И я снова вспомнил Афган, где дождей почти не было, звуки выстрелов тоже были другими – может, из-за высокогорья, может, оттого, что в жару все воспринимается по-другому… Тут ярко-оранжевый трассер прошел буквально у нас над головами. На фоне черного неба он выглядел подобно осколку от большого фейерверка. Не знаю, почему так показалось, наверное, оттого, что я до сих пор не мог всерьез принять эту войну; как это так: бывшая Советская Молдавия вдруг передралась сама с собой, и что самое непостижимое – на той и другой стороне воюют и молдаване, и русские, и украинцы.

– Ты бы в сторонку, за дом отошел: опасно, – предупредил меня Гриша. Он тревожно вглядывался в темноту.

– Да ничего. Тебя убьют – я сразу твой автомат возьму.

Гриша хмыкнул.

– Уже надрались? – спросил Корытов, который вышел вслед за мной.

– Да. Но в атаку вряд ли пойдут. А стреляют от избытка чувств, – пояснил Гриша и, зарядив автомат, побежал в окопы.

Мы пошли вслед за ним, но возле здания, где был штаб, я передумал. Идти в окопы, да еще без оружия, – извините, эта романтика была совершенно не для меня. Я вошел в здание, часовой покосился на меня и на Корытова, но ничего не сказал. Старший лейтенант Кинах сидел за столом и накручивал ручку полевого телефона. На нем была все та же каска, блестевшая от дождя, мокрый автомат лежал на столе. Ровным желтым светом горела керосиновая лампа: ток в очередной раз отключился. Командир покосился на нас, но ничего не сказал. Потом он дозвонился до своего начальства и стал докладывать напрямую, без всякого цифрового засекречивания:

– Докладывает старший лейтенант Кинах. На нашем участке противник нарушил объявленное с восемнадцати часов перемирие. Обстреляли из двух или трех автоматов и пулемета… Нет, мы не отвечали… Есть, понял, – закончил он хмуро и положил трубку, потом поднял глаза на нас. Взгляд у него был стылый и болезненный.

«Отупел парень от бессонницы», – подумал я. В Афганистане переутомление часто оборачивалось тяжелыми депрессиями и нервными срывами. Тут хоть вином можно подлечиться, а там…

– Ну, что скажете? В Афганистане не так было? – угадал он мои мысли. – А здесь вот по нас стреляют, а мы делаем вид, что стоит нерушимый вечный мир… Эх, сюда бы батарею «Град», мы бы это Коржево с лица земли снесли… Неткачев половину оружия упустил, теперь оно против нас воюет, – стал он рассказывать про бывшего командующего 14-й армией. – К нему женщины приходили, на колени становились, дай, генерал, оружие, танки, мы за неделю с гвардейцами наведем здесь порядок, да и твоих офицеров никто не тронет. А он: нейтралитет, мы Российская Армия… Но наши бабы так быстро не слезут. Галя Андреева, слышали о такой, взяла своих боевичек, и они ринулись на танки, прорвались в полк, оттеснили солдат – и увели. Так и воюем.

Кинах вытащил папиросу, неторопливо прикурил от керосинки, выпустил желтоватый клуб дыма.

– Ну что там про нас в России пишут? Мы тут газет не получаем… Коммунистический режим взял власть в руки?

– Да это скорей кишиневская лапша, у нас считают по-другому, – ответил я, потому как Ваня газет не читал.

– Как?

– А так – что готовятся нас разодрать со всех сторон. С вашей стороны отрывает Румыния. Флаг ее уже висит на той стороне?

– Висит, мать их, христопродавцев… Но здесь не повесят. Только когда всех перебьют. А на это у них мочи не хватит, – Кинах сделал изысканное ударение на последнем слоге.

Тут снова затарахтело – и совсем рядом.

– Ах, ё… – Ругательство застряло у Кинаха в горле.

«Воздерживается товарищ от мата», – уважительно подумал я.

– Ну что тут поделаешь! – Кинах с наигранной обескураженностью развел руками.

Послышался грохот сапог – вошел Опанасенко.

– Ну, что – они будут нас убивать под наши миролюбивые выкрики или мы их будем кончать с мирным выражением на лице?

– Долго сочинял эту дурацкую фразу? – спросил Кинах.

– Времени в окопе достаточно было!

Опанасенко тут же начал возводить многоэтажную матерную фразу, но Кинах неожиданно резко оборвал:

– Кончай ругаться!

Опанасенко состроил недоуменную физиономию:

– Ну, тогда я пошел.

– Иди.

Кинах стал снова крутить ручку телефона. На том конце провода помалкивали, и даже я начал нервничать: странная здесь была бухгалтерия – по тебе шмаляют, а ты сиди, соблюдай нейтралитет.

Только я успел об этом поразмышлять, как совсем рядом, буквально в нескольких шагах, начал долбить длинными очередями пулемет.

– Во, – без выражения отреагировал Кинах, – не выдержали.

Тут, будто проснувшись, задребезжал телефон. Командир снял трубку и, обрисовав положение, по-военному четко и лаконично сделал заявление:

– Терпеть больше не могу, разрешите ответить.

На том конце провода, кажется, просили держаться и не отвечать, но Кинах настоял. Положив трубку, он, явно рисуясь, флегматично заметил:

– Вот попросил – и начальник разрешил. Можно, говорит, немножко пострелять. Тут не просто: пукнуть или не пукнуть в ответ – это вопрос политический.

– Архиважный, архисерьезнейший вопрос, – уточнил я.

Кинах посмотрел на часы:

– Сейчас они слегка протрезвеют и пойдут отсыпаться. А очередная миролюбивая инициатива будет сорвана.

– А чья инициатива была?

– Какая разница… Один черт, без толку.

Снова рядом застрочил пулемет, к нему присоединились короткие автоматные очереди с нашей стороны.

Ваня шумно зевнул, получилось: «У-ау!»

Я спросил:

– Ты оружие нам дашь?

– Да на кой черт, вы и так слишком здоровые…

Тут меня почему-то потянуло рассказывать, как мы уперли шашку героя Гражданской войны Г.И. Котовского.

– Отодрал ее Ваня от стены, притащили в свой номер… Утром продираем глаза: мать честная, что с ней делать! Нацепил ее на брюхо – и пошли в музей… А там уже траур объявлен…

В это самое мгновение тихо, по-мышиному, скрипнула дверь, не та, через которую мы вошли, а неприметная боковая. Язык мой парализовало, челюсть отвисла… В комнату вошла Леночка.

Она скользнула по мне пустынным взглядом и обиженно произнесла, обращаясь к Кинаху:

– Ну сколько можно стрелять. Тоже мне мужчины, не можете разобраться между собой по-тихому…

Она повернулась к нам спиной, я покосился на Корытова, он печально покачал головой, мол, что уж тут поделаешь, девушка все слышала.

Надо было как-то выходить из положения. Как она здесь оказалась, кто она ему: жена, невеста, дочь, подружка?

Сделать вид, что не знакомы? Но ведь только что сам рассказывал про музей…

Лена повернулась к нам.

– Здравствуйте, Леночка! – твердо сказал я. – Ваше появление здесь просто не укладывается у меня в голове.

– Я тоже не ожидала вас здесь увидеть.

– Но наше появление здесь более… – От волнения я не смог подобрать нужное слово.

– …уместно? – подсказала она.

– Объяснимо, сказал бы я.

– То есть вы ждете от меня объяснений?

Я заметил, что Кинах нахмурился.

– Лена, я не смею… Своей логикой вы просто загоняете меня в угол. – Конечно, если бы я не ляпнул про шашку, я бы соображал более хладнокровно и привел какую-нибудь цитатку из классиков. Пусть даже, черт побери, они вчера и расписались с Кинахом. Но я опешил, и даже чувство ревности в первые минуты меня не посетило.

– Не волнуйся, Лена, сейчас все закончится, и ты снова спокойно можешь спать, – наконец заговорил Кинах.

– А я и не волнуюсь. Ты ведь у меня защитник, правда? А спать мне уже совершенно не хочется.

Кинах посмотрел на меня и усмехнулся.

– Ну, мы пойдем, – сказал я и потянул за собой Ванечку. Он и не упирался.

– Не надо было про саблю рассказывать, – за дверями сообщил он мне.

– Да-а, – сказал я. – Не надо было тебе отдирать ее от стены. И вообще, пошли они все к черту.

– Кто? – уточнил Корытов.

– Все.

Нам ничего не оставалось делать, как идти в этот крысиный подвал. От бессонной ночи мозги у меня несколько повернулись, и все происходящее я стал воспринимать как некую затянувшуюся и нелепую шутку. Надо мной. В подвале я лег на очередную освободившуюся кровать, спать я не мог, хотя, как и предсказывал Кинах, стрельба прекратилась, пьяные волонтеры храпели на своих матрасах, видя во сне завоеванное Приднестровье и голых дубоссарских девушек, перепоясанных пулеметными лентами. Насчет лент – это уже пригрезилось мне.

Вообще подвальная жизнь вряд ли может сделать человека лучше, скотские условия не способствуют улучшению человеческой породы, характера, воли. Это заблуждение, вернее, очень умело навязываемый стереотип о пользе и чуть ли не духовной святости аскетизма, пропагандистские жрецы недаром кушали свой хлеб – нашим правителям проще было вешать лапшу, чем делать народу сносную жизнь. Вот за это я их не очень-то и люблю. Хотя, конечно, боевое оружие товарища Котовского тут ни при чем.

Я лежал в подвале на грязном матрасе, храп новых боевых друзей тревожил мой слух, и неотвязная мысль – «все вокруг гнусно» – буквально ковыряла мои извилины. Конечно, я буду, я готов, я выполню, я брошусь. Рядом заскрипела койка. Это вернулся мокрый Опанасенко. Увидев, что я наблюдаю за ним из-под ресниц, он спросил:

– Чего тоскуешь?

– А я думал, что ты спросишь «Чего не спишь?».

– Ничего, брат, не хандри. Ребята здесь отличные, в обиду не дадут.

– Ты Валеру Скокова не знал? – спросил я.

– Знал.

– Где он?

– Не могу сказать. Пропал.

– А Петра Свиридова знал? – снова спросил я.

– И Петра знал…

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации