Текст книги "Когда оживают Тени"

Глава 4

Старые шахты Олдуотера

За десять лет до наших дней

Тоннель, длинный и узкий, с низким потолком и кривыми стенами, поросшими водорослями и ракушками, и настолько извилистый, что наводил на неприятные ассоциации с кишкой какого-то хтонического чудовища. По дну медленно текла темная холодная вода, густая от грязи и песка, напоминающая желе. По большей части едва доставала до колен, но в местах, где ход сужался и нырял вглубь скалы, поднималась почти до потолка.

Щелкнул выключатель, и узкий луч фонарика ударил вдаль, подобно длинной игле попытался пронзить извечную тьму, живущую тут сотни лет, с того момента, как неизвестные старатели сделали ход. Но завяз, утонул, отчаянно задергался, будто попав в липкую паутину. Метнулся влево и озарил стену – блестящую от влаги, в сколах и трещинах, шершавую от отложений соли и мертвых моллюсков, но одновременно скользкую от воды и пленки бурых водорослей. Опустился ниже и угодил в мутную поверхность. Вновь безрезультатно.

Раздалось особенно громкое хлюпанье, в бледном желтоватом сиянии фонаря по стенам заметались перепуганные тени, а по поверхности воды разошлись круги.

– Твою мать! Здесь их чертовски сколько, Эб. Осторожней.

– Ага. А я тебе говорил, что надо взять на подошвы накладки с шипами.

– Да кто ж знал, что тут так дерьмово. Ладно, прорвемся. Я очень надеюсь, что не зря полезли туда, куда ни одно существо, обладающее мозгами, не сунется.

Один из черных человеческих силуэтов на фоне бликов, расплывающихся на поверхности воды, развел руками и осторожно распрямился, вытащил ногу из ямы. А второй помог, придержал за плечо и указал вперед. В темноте раздался звонкий юношеский голос:

– Согласно копии показаний того шахтера, чья бригада семьдесят лет назад нашла тут тайник, когда рубила ход для отвода воды из шахты в эту пещеру, стена обвалилась, и двое полезли смотреть, но их скрутило и вырвало кровью, потом они умерли. Но перед смертью бормотали, что видели какой-то ящик с мелочовкой, сгнившие книги. Руководство рудника запретило сюда возвращаться, поставило решетку. А отчеты спрятали, чтоб не светиться при проверках. У них ведь высокая культура производства и стандарты, да. Если же набегут священники, то работы остановят, а это многотысячные убытки ежечасно.

– И ты думаешь, никто не солгал? Мало ль что болтали обпившиеся дешевого рома работяги. Откуда тут взяться тайнику? Пещера естественная, водой промыло.

– Кто знает. Помнишь, что Старик говорил?.. В любом поиске есть шанс того, что ты ничего не найдешь. Твои источники оказались непроверенными. Твои догадки пустыми. И если нет, вода и обрушившийся свод делают усилия бессмысленными.

– Ну и какого черта мы сюда тогда поперлись?..

Первый силуэт остановился и оглянулся на второй, все в его позе выражало сомнения. Но тот, кто шел позади, уверенно сказал:

– Потому что это часть того риска, с коим мы миримся. Здесь сразу после Исхода построили одну из каторжных зон. Понимаешь, к чему клоню?

– Думаешь, кто-то из надсмотрщиков пошарил по карманам у заключенных-аристократов и спрятал добычу? Хм…

– Тогда случались волнения. После гибели последнего короля часть родов вынашивала план посадить на трон нового правителя. Вернуться к абсолютной монархии. Но как ты, наверное, знаешь, победили те, которые хотели добиться расширения прав старых семей и лордов в целом – с тех пор в Олдуотере правят гранд и Совет. Ну а часть выживших вельмож-монархистов из тех, кто поглупее, и не таких расторопных, как прочие, в последний момент переметнувшихся на сторону побеждающих, объявили виноватыми. Отобрали титулы, владения, средства, а самих отправили грызть скалы.

– И ты веришь в то, что они притащили в карманах кучу интересных побрякушек? И у них ничего не отобрали по дороге?..

– Допускаю. Не все охранники достаточно внимательны. И уж тем более честны.

– Тоже верно. Ладно, тогда доверимся твоему чутью, Эб. Но если ничего не найдем, ты драишь гальюн на Стариковом «Молот-рыбе». Трижды подряд и вне очереди.

Вновь раздались хлюпающие звуки, и тот, что стоял впереди, принялся осторожно пробираться дальше – ощупывая ногами дно, хватаясь за выступы и наплывы на стенах. Луч фонарика вновь беспокойно заметался по тоннелю, а блики и тени смешались в затейливом танце.

Второй задержался, будто заколебавшись, но пошел вслед за спутником. Нагнал и спросил с едкой иронией:

– Тебе не кажется, Ли, что условия пари несколько однобоки?

– Хорошо, – ответил первый, не останавливаясь. – Тогда если нам повезет, я отведу тебя в лучший бордель Бонна. Как только мы заглянем в город рома и шлюх. Подарю тебе двух спелых девочек, знаю я там таких.

– Э-э-э…

– Что?!

– Я, пожалуй, пас.

– Боже, Эб! Неужто ты из тех, кому надо с плетьми, унижениями и прочими прелестями?.. Нет, дело твое, я сам задумывался о том, чтобы расширить круг удовольствий, попробовать что-нибудь новенькое, нервы пощекотать. Так и быть, пойдем вместе. Кажется, есть там и заведение для гурманов.

– Меня сейчас стошнит прямо в маску. Прекрати, Ли.

– Ох ты ж скромняжка! Покраснел, поди?.. Решил вернуться к монастырским устоям? Целибат? Самобичевание? Аскеза?..

– И снова нет. Просто неприятно.

– Плохой первый раз? Странно. Мы ведь тогда ходили не в лучший, но достаточно приличный клуб. Я искренне считал, что тебе должно понравиться.

– Не в том дело. Побочный эффект дара. Я их слышу.

– Ты меня окончательно запутал. Осторожно, тут опять провал…

– Спасибо… Что непонятного? Я слышу, что чувствуют, Ли. Внешнее с внутренним не вяжется. Изображают, причем практически все. Вот представь, шепчет тебе, улыбается. Ну или изображает страсть, да. А самой тоскливо, скучно, ты ей отвратителен.

– Ф-р-р… и что? Ты прям божественную истину открыл. Конечно, так делают!

– Но ты ведь не ощущаешь? Нет. А я да. И это… демотивирует.

– Все у тебя как-то сложно, Эб. С вывертом-подвыпертом.

– Еще жалеешь, что не обладаешь способностями?

– Пожалуй, нет. Я сладких бабцов ни на что не променяю. Слуша-ай…

– Иди-ка ты знаешь куда, Ли! Что пристал? Других тем нет?..

– Да мне скучно. Ползем тут как два глиста в заднице, и света в конце тоннеля пока не видно.

– Ну так шевели культяпками резче! Тогда, может, и доберемся быстрей.

– О-хо-хо! Да у нашего малыша командирский голос прорезался! Тебе восемнадцать-то есть, пацан? Взрослеешь и матереешь прямо на глазах.

Так они и шли – оскальзываясь, порой падая и поднимая брызги, беззлобно переругиваясь и перешучиваясь. В полной темноте, от которой у иного слабонервного остановилось бы сердце. Под влажный плеск воды, перестук капель и сиплое хрюканье, издаваемое клапанами противогазов.

Беззлобная ругань и болтовня, взаимные шпильки на самом деле играли важную роль. Помогали не концентрироваться на окружающем, хоть ненадолго отрешиться от мысли, что над головой огромные массы камня и воды. И что никто не знает, куда на самом деле направились двое молодых ребят, представившихся начальнику смены рудника горными инспекторами. Никто не будет их искать и горевать, кроме, пожалуй, одного-двух близких знакомых.

Но затем тьма и тишина сгустились так, что и неловкая грызня, которую пытались изображать, заглохла. Лишь плеск воды да сиплое дыхание остались в целом мире.

– Слушай, Эб, – сказал старший из путников, не выдержав звенящей пустоты норы.

– Что, Ли?.. – отозвался второй, явно озадаченный интонациями, прозвучавшими в голосе напарника.

– Тебе вообще это нравится?

– Что именно?..

– Ну… быть искателем.

– Наверное. А почему спрашиваешь?

– Не знаю. Просто правда скучно.

– Скучно???

– Знаю, звучит нелепо, особенно в данной ситуации. Но подумай. Что мы делаем обычно? Таскаемся по аванпостам и этим паршивым рабочим поселкам, прикидываемся то механиками, то рудокопами, то археологами. В книжках в основном роемся, басни всяких пьянчуг выслушиваем и снова куда-то двигаемся. Раз в полгода залезем в какой-то грот или заброшенные катакомбы, но и там тухляк. Прокопаться сутки в грязи, чтобы достать пару камней и, если повезет, пару-тройку годных, не вышедших из строя артефактов. И те Старик не тащит перекупам сразу же, а складывает в кубышку.

– Изучает. И если становятся неинтересны, тогда продает.

– Знаю.

– Так чего возмущаешься? Деньги у нас есть. И раздавать артефакты кому попало опасно. Сделки надо проворачивать крайне аккуратно, чтобы ни Церковь, ни Лига не заподозрили.

– Вот. Ты говоришь, как Старик.

– И что плохого? Он прав.

– Снова соглашусь. Но я хочу большего. С нашими знаниями и навыками мы бы могли подняться выше. К тому же и ты, и Старик обладаете даром, а я бесталанный, чувствую себя балластом.

– Чем круче ставки, тем больше риск того, что останешься без штанов. В лучшем случае. В худшем тебя найдут мертвым. И ты не прав, хороший искатель не обязательно гностик. Есть инструменты, есть техники. Но ты ведь не хочешь учить. Да, будет сложнее. Но если вникнешь, сможешь отпирать мудреные замки и разбираться с мощными артефактами без каких-либо способностей.

В темноте раздался тяжелый вздох.

– Наверное, не мое. Неинтересно изучать символы, потоки, копаться в цифрах. Знаешь, Эб, я тогда чувствую себя по-настоящему живым, когда прохожу по лезвию ножа. Вот тогда приходит то чувство, что сделано не зря, что ты на волосок… и победил судьбу.

– Ты снова общался с Хоббом.

– Да при чем… Да, ладно, признаюсь, я поболтал немного… о всяком. И тот предложил кое-какое дельце.

– Хобб – убийца и психопат, Ли. Для него человеческая жизнь ничего не стоит. И льет в уши красивые сказки, чтобы использовать тебя как инструмент. А потом выкинет. Или подставит.

– Знаю. Но я придумал, как его обмануть. И если ты поможешь, мы сможем оттяпать приличный кусочек.

– Нет.

– Ты не выслушал, что я придумал.

– И не хочу.

– Боишься, что Старик узнает и накажет? Да плюнь, ничего не сделает! А мы сможем наконец стать независимыми. Докажем, что стоим большего… Эб!

– Нет.

– Дьявол, а я думал…

– Не надо сейчас давить на дружбу и выставлять меня козлом. Мол, предал твои чувства и оставил в беде. Хлебали из одной тарелки, делили радости и беды, а тут я, как последняя тварь, не хочу тебя прикрыть. А ведь могут убить или ранить, и никто не дотащит до безопасного места.

– Черт! Я настолько предсказуем?..

– Так ведь мы истинно хлебаем из одной миски, Ли. Я тебя знаю как облупленного. Что скажешь, как себя поведешь.

Тот, кто шел первым, не выдержал, остановился и обернулся на младшего спутника. Лишь секунду всматривался в черный силуэт на фоне воды, а потом расхохотался.

– Господи, прости, Эб! Я забыл, насколько мы хорошо знаем друг друга. И насколько тебе нравится то, что ты делаешь. Копаться в книгах, изучать историю, гнозис. Просить такое у тебя глупо. Нет, верх подлости… Но я не знаю, к кому обратиться за помощью. К кому, как не к тебе, книжному червю и самому хитрозадому умнику?.. Что молчишь? Или я поразил тебя своим красноречием?..

– Нет, сделай шаг.

– Что?

– Влево шагни, говорю! Иначе душещипательное откровение станет последним, что я запомню о тебе. Буду вспоминать, грустить и пускать слезу… Сейчас же!..

В голосе второго из путников зазвенела сталь, и первый послушался, резко отпрыгнул, плюхнулся в воду. А затем развернулся, посветил фонариком на черный пролом в стене пещеры и присвистнул.

– Твою мать, а я и не заметил, сливалось с темнотой. Получается, не врал шахтер.

– У тебя дурацкая привычка озвучивать очевидные вещи. Будь добр, не лезь, там ловушка, и похоже, действующая. Нужно больше света.

В темноте послышалась возня, свет на мгновение притух, а тьма поглотила стены и воду, потолок и размытые фигуры людей. Но через секунду раздался щелчок, и мощный широкий луч большой лампы заставил мрак поспешно отступить прочь, спрятаться в щелях, за каменными наплывами, пучками водорослей. Во всей красе показались стены и потолок норы, мутная поверхность густого желеобразного потока. И темная дыра в стене, высыпавшаяся кладка и следы раствора.

Свет озарил и путников. Из черных силуэтов они превратились в двух молодых и крепких парней, высоких и широкоплечих, в прорезиненных комбинезонах с капюшонами, в дыхательных масках и с объемными рюкзаками за плечами. Тот, что повыше, обернулся ко второму. Сквозь стекло противогаза стало видно, как вопросительно изогнулась его бровь.

– Ты уверен?

– Более чем. Смотри.

Второй из парней отломил от стены кусок слипшихся ракушек, переплетенных с водорослями, и бросил в пролом. Раздался стук, бульканье, и через миг во мраке возникла череда тусклых голубоватых вспышек.

– Нечто вроде электрического капкана? – предположил высокий парень постарше.

– О, а говорил, что лень изучать. Помнишь уроки Старика, – хмыкнул второй. Осторожно приблизился к пролому, оскальзываясь и пошатываясь на слизистом дне, достал свой фонарик и посветил внутрь. – Но не обязательно. Оптические эффекты бывают у разных печатей. Особенно у старых, когда контур ломается или деформируется, потоки начинает коротить… Потребуется время. Наверняка какой-то защитный артефакт.

– Да сколько угодно, – с ленцой потомственного аристократа разрешил старший. Впрочем, по голосу стало понятно, что он улыбается. – Я никуда не тороплюсь.

– Хорошо. Тогда помоги, подержи рюкзак.

Второй парень стянул лямки и передал поклажу первому. Затем расстегнул ремни и достал из мешка объемный футляр, из коего, в свою очередь, извлек конструкцию, больше напоминающую тяжелые очки с множеством выдвижных линз разного размера и цвета. Порылся и вооружился парой тонких прутов из серого сплава с затейливыми насечками.

– Зачем ты таскаешь тяжести? Ведь можешь сделать инъекцию и работать напрямую. Разве не удобнее?

– Могу. И сподручнее. Но ты упускаешь две вещи.

– Какие?

– Часовню помнишь в поселении?

– Кажется, да, проходили мимо.

– Вот. Там находится следящий артефакт. Любого, кто источает дыхание Изнанки выше определенного уровня, засекут и потащат на серьезный разговор. Я же не смогу восстановить татуировки самостоятельно, обойти зону действия машины тоже нереально.

– М-да, проблема. С инквизицией общаться не хочется. А вторая причина?

– Чисто теоретически здесь может быть Тьма. Мелкие эманации, частички, прилипшие к артефактам. Недостаточно, чтобы начать заражать рудник. Но хватит, чтобы почуять меня без оков и попытаться захватить. Правда хочешь, чтобы я превратился в чудовище и сожрал твой мозг?

– Пожалуй, пас. Понял-понял, инструменты надежнее.

– Вот и замечательно. А теперь не мешай.

Младший отстегнул и снял верхнюю часть маски, сверкнув на свету белокурой, почти желтой шевелюрой, надел очки и опять всмотрелся в проем. Через секунду поменял линзу на одном глазу, потом на другом. То приседал, то поднимался, ходил вокруг провала и порой делал странные жесты стилусами, будто ловил невидимую паутину или волоски.

– Эб, ну что там?

– Не мешай, просил же. Работаю.

– Держи меня в курсе.

– Э-э, ладно. Как и думал, не электрический капкан, а кое-что серьезней. И коварней… Кровная кислота.

– Что за дрянь?

– Сложная печать, на грани малефицизма и лекарства. Ты ведь помнишь, из чего состоит кровь?..

– Ну, э-э… из эритроцитов, тромбоцитов, лейкоцитов.

– Верно. Вот на последние печать и воздействует. Заставляет не защищать организм от заразы, а воспринимать само тело как врага. Ну и влияет на скорость деления этих клеток, многократно ускоряет.

– То есть тело сжирает само себя?..

– А ты не безнадежен. Да, примерно так и происходит. Первыми, как правило, выходят из строя легкие, и человек погибает от удушья. Но иногда везет, и лопаются сосуды в мозгу. Тогда умрешь быстро, от инсульта. Хотя процесс редко останавливается, и через неделю твой труп превращается в рыхлую биомассу.

– Мерзость.

– Ага. И ты почти вступил. Еще б шаг, и печать активировалась бы.

– Спасибо, что предупредил. Справишься?..

– Я пытаюсь. За прошедшие столетия контур свернулся, и найти узловые точки крайне трудно. Нужно выдернуть основу, тогда схема распадется сама. И дело б пошло быстрее, если б ты не вякал под руку.

– Ладно-ладно, затыкаюсь.

И вновь установилась тишина, прерываемая лишь влажным плеском, сопением и звуком падающих камней. Светловолосый парень какое-то время бродил вокруг проема, а затем уселся прямо в воду и начал водить стилусом в воздухе, будто дирижировал или рисовал. И старший товарищ иногда краем глаза улавливал росчерки, больше похожие на обман зрения, эфемерные, гаснущие. Порой раздавался опасный треск, и в проеме возникали миниатюрные вспышки – прямо в воздухе, без видимых на то причин.

– Уф, вроде готово, – наконец сказал младший, с трудом разгибаясь. Спрятал стержни в карман комбинезона, посмотрел через очки и пару раз сменил линзы, кивнул увереннее. – Да, получилось.

– Не прошло и получаса, – съязвил старший. – Я успел отморозить зад.

– Умный? Так показал бы, как надо! – возмутился светловолосый. – Вообще-то я, почитай, сдал экзамен на старшего подмастерья в Лиге. А то и на мастера. Очень уж мудреная штука, с защитой и дополнительными контурами стабилизации. Любое неверное движение, и…

– Рвануло бы?

– Не исключено.

– Значит, нам несказанно повезло, что у нас есть ты. Полезли? Или нельзя?

– Полезли, – кивнул младший, потратив какое-то время на осмотр проема через свое монструозное приспособление. – Вроде бы чисто. Дай фонарь.

Пучок света скользнул по обломкам и проник внутрь рукотворной камеры, озарил каменный мешок длиной в пять шагов, шириной в четыре, высотой с человеческий рост. Стены в трещинах и следах кирки, на полу та же черная вода и жидкая грязь. Единственное, что представляло интерес, – ящик из-под инструментов, стоящий на валуне у дальней стены. По-видимому, из бронзы или меди – за долгие годы успел покрыться патиной. И водорослями оброс знатно. Крышка откинута, кусок ржавчины, бывший когда-то навесным замком, валялся рядом.

Парни вскарабкались на баррикаду из камней и какое-то время смотрели на контейнер. А потом, будто сговорившись, переглянулись и кивнули друг другу, забрались внутрь и осторожно прошли к сундуку.

– На вид какой-то хлам, – пробормотал старший, рассматривая несколько колец, какие-то медальоны на цепочках и парочку массивных кастетов из потемневшего от времени металла, валяющихся в воде на дне сундука. Руки тянуть не стал, оглянулся на младшего. – Что мы можем взять?

– Сейчас выясним, – ответил тот, вновь возясь с окулярами. Достал стилус и нарисовал в воздухе замысловатую фигуру. Жестом попросил рюкзак и принялся извлекать оттуда металлические трубки и пластины, посредством винтов собрал портативный штатив. Затем вытащил устройство с кучей линз и отражателей, переключателей, шкал и циферблатов. Закрепил на станине, повозился с настройками и щелкнул тумблером на корпусе.

Тончайший красный луч вонзился в воду на дне ящика, подкрасил багровым. Младший подкрутил винты, переместив пучок на один из кастетов. И тот покрылся разноцветной пленкой, в воздухе возникло свечение, замелькали какие-то фигуры, символы.

Прошло четверть часа, прежде чем светловолосый порылся в объемном справочнике, кивнул сам себе и сдвинул пучок света на второй кастет, и столько же – пока дошла очередь до медальона. Старший терпеливо молчал, ожидая окончания работы. Пару раз отодвигал противогаз, чтоб попить из фляги, зябко ежился, фыркал, переминался с ноги на ногу. А младший сосредоточенно работал: светил прибором, смотрел через очки и иногда рисовал прямо в свечении какие-то символы, отчего возникали блеклые вспышки.

– Вот эта штука вроде стабильна. И эта тоже, – пробормотал младший. – Контуры относительно простые, потому сохранились. Боевые, но без сюрпризов, руку не оттяпает. А вот в кольце пошел процесс распада. Изначально эта штука предназначалась для создания иллюзии молодости и красоты владельца, но сейчас будет обгрызать кожу и превращать кости в песок. Медальон тоже мертвый, схема в дисбалансе.

– Так, может, заберем то, что проверил? – спросил старший и протяжно зевнул.

– Пожалуй, ты прав, – поколебавшись, согласился второй искатель. – Меньше будет помех… Дай-ка мешок.

Вытащив из рюкзака футляр из темного металла с красноватым отливом, щипцы и набор пинцетов, светловолосый осторожно поддел инструментами один из кастетов. Стараясь не задевать соседние предметы, медленно поднял и переложил в подготовленную коробку. Выдохнул и потянулся за вторым.

– Долго тебе?

– Похоже, мы тут на весь день. Игрушки очень сложные. Даже с оптоскопом крайне трудно искать характерные узловые точки.

– О господи…

– Ну-ну, не ной. Зато мы нашли кое-что стоящее. Не зря в грязи купались.

– Сейчас заверещу от счастья.

– Ого, неужто в дело пошел сарказм?

– Учти, Эб, я не использовал все свои запасы яда. Так, пробный залп.

– Учел, Ли. И готов к твоей атаке… А-а-а-а… Дьявол!!!

Светловолосый парень отчаянно ругнулся, когда прямо под пальцами в сундуке возник яркий разряд и с громким хлопком прошил воздух. Едва успел выдернуть второй кастет, отпрыгнул, поскользнулся и чуть не упал, подняв тучу брызг. Но каким-то образом умудрился удержать добытый предмет и сунул в футляр.

– Что стряслось? – напряженно спросил старший. Тоже отпрыгнул, поднял рюкзак перед собой, будто тот мог защитить.

В ответ в камере возник неприятный звук – гул, смешанный с шипением и треском. Нарастающий, меняющий тон ближе к инфразвуку. Над ящиком вспухло марево из частичек воды, испаренных со дна. Совершенно ясно стали видны мелкие злые искры, прошившие мглу. И буквально через секунду с потолка обильно полилась вода, посыпалась грязь и мелкие камешки. Раздался отчетливый треск, и на лике скалы возникла глубокая трещина, медленно поползла наискосок по стене.

– Твою мать! – с чувством воскликнул младший.

Торопливо прыгнув к штативу, сорвал прибор. Мельком заглянув в ящик, убедился: там будто возникло землетрясение в миниатюре. Кольца и медальоны танцуют и дрожат, между ними часто сыплют искры, металл плывет и плавится, а драгоценные камни трескаются. Светловолосый отпрыгнул прочь, вырвал свой мешок из рук напарника и запихал туда прибор, очки и футляр. Посмотрел на приятеля и уже спокойно, рассудительно сказал:

– Похоже, стабильность одного из артефактов нарушилась после того, как мы вытянули кастеты, возникла цепная реакция.

– И что теперь? – выдохнул старший.

– А теперь мы уходим. И быстро… Бегом, я сказал!

Последний возглас совпал со вторым хлопком и яркой вспышкой разряда, ударившей в потолок и породившей обугленную воронку, множество трещин. Пол под ногами ощутимо подпрыгнул, скалы вокруг угрожающе загудели и застонали, а вода тревожно взволновалась.

Обоих парней вышибло из камеры как пробки из бутылок. Перемахнули через завал, плюхнулись в воду. Младший ушел чуть ли не с головой под тяжестью рюкзака, а старшего бросило на стену. Последний клацнул зубами, взвыл от боли в боку и спине – туда угодило несколько увесистых булыжников. Сумел выровняться, вытащил захлебывающегося светловолосого.

Они побежали со всех ног, без памяти. Оскальзываясь и падая, спотыкаясь, ныряя в ямы и увязая в грязи, завывая от боли и испуга. А за спинами будто ворочалось древнее чудовище, хрипело и рычало, потягивалось, раздвигая и ломая скалы. Сверкали разряды, что-то шипело и хлопало.

Взрыв раздался в тот момент, когда они почти вырвались из норы, вбежали в место расширения тоннеля и увидели впереди гнилую решетку с выгнутыми и сломанными прутьями. Позади глухо жахнуло, густую черноту развеяло багровое сияние.

Старший оглянулся и увидел клубы чадного пламени, перевитого электрическими дугами и искрами, стремительно настигающего беглецов, мчащихся подобно селевому потоку. Младший тоже заметил опасность, оба искателя заорали от отчаяния и длинными прыжками, которые ни за что не смогли бы совершить в момент душевного покоя, помчались к спасительному залу впереди, к площадке подъемника, подземному озеру.

Лавина огня настигла за решеткой, ударила твердокаменным кулаком сжатого воздуха, обняла и швырнула вперед, поглотила. А затем пламя бессильно опало и потухло – кислорода для горения и так немного, – и в гроте вновь воцарилась кромешная темнота. Лишь где-то вдалеке ворчало чудовище, ломая скалы, с потолка падали камни и стекали ручьи воды.

Мгновение тишины нарушил громкий плеск – будто взыграла крупная рыба. Раздался кашель, хрипение и стон. И тотчас эхом повторилось то же самое. Сверкнул луч фонарика, изрядно потускневший, и стало видно, как оба искателя тяжело гребут к берегу подземного озера, тащат за собой вещевые мешки.

Первым вскарабкался на каменный уступ старший, протянул руку младшему и помог взобраться. Оба упали – обессиленные, обожженные и задыхающиеся, – но сумели дотянуться до спаскомплектов. Достали кислородные баллоны и припали к резиновым раструбам, сделали первые сиплые вдохи. Затем принялись менять фильтра на противогазах, вновь рухнули на камни и долго лежали – живые, но уставшие и избитые настолько, что не могли говорить.

– Тебе еще скучно, Ли? – с трудом спросил светловолосый.

Пару секунд длилось задумчивое молчание, а затем старший нервно хихикнул. Смешок переродился в заливистый безумный хохот, а младший поддержал.

Парни валялись на берегу подземного озера и смеялись. Радуясь тому, что живы. Что целы. Что избежали бесславной гибели, пригнулись за секунду до удара ангела смерти.

– Беру свои слова обратно, Эб! Как минимум сейчас мне безумно весело! – искренне воскликнул старший. – Жаль, что это происходит нечасто…

Время суток понятие довольно зыбкое, ведь солнца и звезд никто не видел многие поколения. И деление на ночь и день сохранилось не везде. В поселениях того же Ньювотера освещение не отключают вовсе. Зачем морочится, если соларитовые реакторы дают достаточно энергии?..

В поселениях Шельфа двинулись дальше и переняли систему дальних, ввели термин «цикл». Часть людей, предположим, бодрствует в первом периоде, спит и отдыхает во втором, другая наоборот. Весьма эффективно, города не впадают в окоченение, заводы, лечебницы, магазины и банки работают бесперебойно. И размышляя логически, какая разница, когда спать, если привязки к движению солнца нет?

Но эпоха относительного изобилия наступила не сразу.

После Исхода люди обитали в полумраке, чтобы не тратить дефицитные нефть и кислород, на ночь лампы гасили полностью. Да что там, тогда остатки человечества существовали практически в полной темноте, мерзли, голодали и задыхались из-за нехватки ресурсов. Сейчас избыток энергии позволяет обогревать жилища, получать кислород электролизом воды, в целом терпимо с едой, хватает и иных благ. Не для всех, но лучше, чем в те времена.

Впрочем, в Таре все обстоит иначе, ночь здесь почти настоящая. Город старый, один из первых. Тут чтят архаичные законы и правила, гордясь тем, что сохраняют частичку памяти о древних эпохах, о том, откуда пришли. Отношение к прошлому сквозит в архитектуре, в обычаях, в каждой мелочи. Там и лампы тушат, создавая искусственный полумрак. И тот каждый вечер медленно расползается по тоннелям, пещерам, коридорам и гротам. Улицы и площади пустеют, трамваи и лифты курсируют гораздо реже.

Я считал эту традицию устаревшей. Но не отрицал, что ночи Тары мне нравятся. Звуками, цветами и ощущениями, совершенно особым настроением. Иногда, шагая по центральному уровню, представлял, что над головой нет сводов, потолка, что вверху мифическая пустота, зовущаяся небом. Столица Олдуотера преображается, становится чужой, незнакомой. Прохожих мало, гулкое эхо гуляет по бесконечной паутине тоннелей и шепчет, смеется, вздыхает, кричит. Шелестит вентиляция, звучат чьи-то шаги вдалеке, голоса. Тусклые блики редких зеленых «ночных» фонарей отражаются в лужах, на мокрых стенах. Тени сгущаются у люков гротов, в переходах, лестницах, а над головой бездонный мрак.

Сегодня ночь радовала меня по иным причинам. Темнота позволяла двигаться относительно быстро и скрытно. Слежки не чувствовал, но старался держаться подальше от освещенных участков, шел по второстепенным, почти пустым тоннелям. Тут и грязная одежда, и побитое исцарапанное лицо не привлекали лишнего внимания. Загулял аристократ, бывает.

Только у шлюза в верхний город возникла заминка. Дежурные гварды слишком уж долго и внимательно изучали документы. Я сильнее закутался в пиджак, показал медальон дома и, сохраняя на лице невозмутимо-высокомерную мину, пояснил:

– Тяжелый день.

Парочка гвардов помоложе красноречиво переглянулась и позволила себе кривые ухмылки. Командир, кряжистый усатый мужик в годах, затянутый в броню боевого скафа с откинутым на затылок шлемом, задумчиво погладил рукоять пистолета, но документы вернул.

– Легких и не бывает. Будьте осторожны, лорд.

– Непременно.

Оказавшись в главном коридоре верхнего города, я неторопливо прошел до первого перекрестка, затем свернул и преодолел мосток над неглубоким бассейном со светящимися рыбами. В темной арке с полукруглым сводом и колоннами в виде плачущих ангелов остановился, чтобы передохнуть.

Широкий тоннель, наполненный зеленоватым сумраком, остался позади. Там мерцали огни магазинов и лавок, молчаливо наблюдали за дорогой изваяния героев и святых, смутными тенями мелькали поздние прохожие. Вдалеке звучала музыка – кто-то вполне неплохо играл на флейте, вытягивал печальную мелодию. А чуть левее слышались смех и разговоры, из-за угла падали разноцветные блики – какой-то праздник.

Из соседней арки вышли двое – молодая девушка в длинном белом платье и паренек в строгом костюме, остановились у бассейна, взялись за руки, прижались лоб ко лбу, начали горячо шептаться. Меня не заметили, целиком поглощенные друг другом. А я перевел дыхание и стер испарину со лба.

Если кто-то и преследовал, пройти мимо охранного поста на границе между уровнями ему будет проблематично. Сюда пропускают лишь по специальным удостоверениям. Есть и обходные пути через вентиляционные коллекторы, сервисные ходы и шахты, но займет время. Ну или можно банально дать взятку. Однако, насколько слышал, за подобное стражей верхнего города безжалостно карают. Потому сумма будет такой, что эары придется волочь в мешке.

По-видимому, я находился в относительной безопасности. Изрядно помят, вымотан болью и усталостью. Голова раскалывалась, левую руку жгло, ребра саднило. Обычные синяки и царапины в расчет не брал, радуясь тому, что вообще жив. Страшно гудели ноги, так как побродить пришлось прилично.

Несколько часов ушло на блуждания по техническим тоннелям библиотеки. И лишь почти случайно нашел резервный шлюз, ведущий за пределы университета и на пяток этажей ниже. Там я отыскал темный переход, коими так богата Тара, затаился и переждал суматоху – вокруг рыскали гварды с фонарями, о чем-то возбужденно переговаривались. Останавливали случайных прохожих, опрашивали, ходили вдоль люков, то и дело сверяясь с картами.