Текст книги "Модные увлечения блистательного Петербурга. Кумиры. Рекорды. Курьезы"

«Манеж становился для нас кошмаром»

Непременной принадлежностью гатчинской жизни почти целый век, с 1820 по 1914 г., являлся кирасирский полк. Гатчинских кирасир звали «синими» – за их светло-синие воротники и обшлаги, в отличие от кавалергардского полка – «желтых кирасир».

«Синие кирасиры» славились как замечательные кавалеристы-спортсмены. Они часто выходили победителями на конных состязаниях не только в Петербурге, но и за границей. К примеру, на международных состязаниях в Лондоне и в Вене ежегодно выигрывали первенство кирасирские офицеры фон Эксе и Плешков, их имена были известны чуть ли не во всей Европе.

Столь выдающиеся успехи гатчинских кирасир – не случайность, они достигались путем постоянных, очень трудных и утомительных тренировок. О том, как «синие кирасиры» обучались искусству верховой езды, можно узнать из мемуаров офицера полка князя Владимира Сергеевича Трубецкого, тот служил в полку с 1911 г., причем сначала на положении вольноопределяющегося («вольнопера»). Он рассказывает о многочасовых изнурительных занятиях гимнастикой, пешим строем, вольтижировкой, фехтованием, стрельбой в тире.

«Этими занятиями в большинстве ведал молодой и акробатически ловкий чернявенький корнет Эльвенгрен, финн по происхождению, кумир всех гатчинских гимназисток, – вспоминал Трубецкой. – На всех занятиях „жучили” лихо, закаливали, муштровали, тянули, отшлифовывали, вырабатывая подлинную выправку. Вечером мы возвращались домой разбитыми и до того усталыми, что стремились скорее в постель. И так изо дня в день долгие месяцы».

Однако тяжелее всего давалось обучение верховой езде в манеже под командой поручика Палицына, он с первых же дней задавал «вольноперам» «невероятного перца» и внушал к себе панический ужас.

«Худощавый, чрезвычайно высокого роста, белокурый, бледный, с длинным горбатым носом и серыми глазами навыкате, он был образцом военной дисциплины, олицетворением строгости, требовательности и „цука”, – вспоминал Трубецкой. – Бывший юнкер знаменитого кавалерийского училища, где „цук” был доведен до степени культа, Палицын просто органически не переваривал вольноопределяющихся, усматривая в них людей изнеженных, избалованных и случайно пришедших в полк из штатского мира. И зверствовал же он с нами, несчастными семерыми „вольноперами”, во время сменной езды!.. Положительно, манеж становился для нас каким-то кошмаром, а между тем, большинство из нас выбрало родом оружия конницу только из любви к конному спорту».

Во время сменной езды много внимания уделялось рубке, поскольку полк славился на состязаниях своими лихими рубаками. Многие молодые офицеры сами увлекались этим делом, возводя его в спорт, и солдат выучивали рубить до степени виртуозности. На полном скаку без промаха они умудрялись красиво и стильно перерезать шашкой маленькую картофелину, висящую на нитке, вдевали шашку в узенькое колечко, лихо рубили на карьере глиняные головы, толстые соломенные жгуты, лозы и прочее, рубили, прыгая через препятствия.

Не менее, чем на рубку, в полку напирали на действия пикой. «Я застал еще то время, когда в кавалерии употреблялись деревянные пики – толстые, длинные и очень тяжелые, вроде средневековых рыцарских, – вспоминал Трубецкой. – Вскоре, однако, эти неуклюжие пики были заменены легкими трубчатыми из металла и были перекрашены в общий для всех полков защитный цвет. На учениях в манеже такими пиками кололи на галопе стоячие или лежачие соломенные чучела, одетые в старые кирасирские вицмундиры. Учились также на всем скаку вдевать пику в небольшие колечки, развивая этим упражнением меткость удара».

Существовало такое упражнение, как подбрасывание пики над головой. Производилось это на галопе всей сменой разом. Иногда этот трюк приводил к печальным последствиям. Трубецкой описывал жуткий случай, когда во время прохождения сменой через манеж галопом кто-то неловко подбросил пику, она упала на землю вертикально, острием вверх, и начала валиться назад. Ехавший сзади солдат не видел этого, так как сам ловил свою пику и поэтому смотрел вверх. На всем ходу он наехал грудью на падавшее острие, которое мгновенно пронзило его насквозь, выйдя из спины на целый аршин. Пику сейчас же вытащили и пострадавшего отнесли в лазарет, но помочь ему уже ничем не могли.

Тем не менее, несмотря на подобные эксцессы, полк был буквально заражен спортивным духом. «Замечательные мировые спортсмены штаб-ротмистр фон Эксе и поручик Плешков сумели сгруппировать вокруг себя офицерскую молодежь и увлечь ее спортом, – вспоминал Трубецкой. – Многие пажи и юнкера хотели поступить в наш полк офицерами именно благодаря той спортивной репутации, которая укоренилась за полком в последние годы».

«Concours hippique» – барьерные скачки

Одной из петербургских весенних традиций являлось проведение традиционных офицерских барьерных скачек в Михайловском манеже, называвшихся «Concours hippique». Они проводились ежегодно c 1889 г. в конце первой недели Великого поста. Инициатором этих состязаний был «августейший президент» Общества поощрения всех видов охоты великий князь Николай Николаевич, предложивший устроить скачки по образцу французских. С тех пор это зрелище стало модным и привлекало в манеж столичный высший свет.

«Начало конских состязаний в Михайловском манеже предвещает приближение весны, и дамы по традиции всегда являются в манеж с последними новинками моды, – писали «Биржевые ведомости». – Манеж имеет нарядный вид. В нем масса света. Трибуны и ложи заняты сплошь. В проходах масса военной молодежи. Наигрывает военный оркестр».

В дни конкурса площадь у манежа заполнялась экипажами и роскошными автомобилями. На посещение скачек продавались абонементы на все шесть-семь состязаний. Цена их доходила до ста рублей, ложи на один день стоили около пятнадцати рублей, трибуны – два рубля.

Офицерские скачки в манеже пользовались такой популярностью в столице, что их посещали даже члены императорской фамилии. Как замечали современники, это было любимое рандеву светского общества во время Великого поста. «Среди присутствующих – представители знатнейших дворянских фамилий – Орловы, Пален, Шереметева, Олсуфьев и т. д., – рассказывал корреспондент «Петербургского листка» в 1909 г. – Звучит французская речь, звенят шпоры, в воздухе чувствуется аромат тонких духов и особенно флирта в самом выдержанном, корректном стиле, все разговоры касаются последних светских новостей спорта, помолвок, предстоящих вечеров…» А в буфете хлопали пробки шампанского и наездники перекидывались менее чопорными словечками.

Цель скачек – приобщение офицеров к прибретению хороших лошадей. Обычно разыгрывалось десять призов, самыми престижными из них были императорский и великокняжеский. Состязания проводились самые разнообразные: скачка лошадей без всадников (шпрингартен), когда лошадям надо преодолеть три препятствия – каменную стену, соломенный барьер и деревянную стену высотой в полтора аршина, конкурс ездоков-охотников на лошадях и другие. Особенно публику привлекала джигитовка казаков – «ввиду той удали, лихости и ловкости, которую обнаруживают на всем скаку казаки».

Однако конкурс являлся состязанием не только и не столько лихих ездоков, сколько и дамских шляпок, весенних нарядов и женской красоты. «А это в свою очередь, – замечали репортеры, – привлекает толпу, которая состязаниям придает оживленную физиономию». Поэтому была своя правда в колких словах литератора Николая Брешко-Брешковского, сказанных им в 1914 г. по поводу «Concours hippique»: «Публика, посещающая кавалерийские состязания в Михайловском манеже, мало спортивна и ходит туда, чтобы посмотреть на „блестящий Петербург”. Что же до самих состязаний, то на них лежит печать какой-то казенщины…»

Среди постоянных участников офицерских скачек в Михайловском манеже в 1890-х гг. был барон К.Г. Маннергейм – впоследствии «великий лидер маленького народа». «Будучи большим поклонником конного спорта, я всегда с воодушевлением принимал участие в скачках с препятствиями, которые устраивались в огромном, вмещавшем весь полк, Михайловском манеже», – вспоминал впоследствии Маннергейм. Он не только сам участвовал в них, но и сажал на своих лошадей других наездников. Барон одержал здесь десять личных побед, получив в качестве призов 3 тысячи 800 рублей. Три его лошади – победители скачек Лилли, Трик и Фреско – стали знаменитыми именно в Михайловском манеже. Приходилось участвовать Маннергейму и в красносельских скачках.

В то время он служил в кавалергардском полку Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны, а в 1897 г. поступил в управление придворных конюшен. Отвечая за закупку, уход и обучение лошадей, Маннергейм досконально изучил иностранные конные заводы, породы лошадей, работы по их улучшению, родословные самые выдающихся животных. Он был одновременно и торговцем лошадьми, и конюхом, и наездником-дрессировщиком, и учителем верховой езды, участвовал в скачках с препятствиями и в соревнованиях по терренкуру.

«Когда мой друг князь Белосельский-Белозерский, после посещения Франции, где он познакомился с конным поло, организовал на Крестовском острове в устье Невы клуб поло, я много часов посвятил этому увлекательному виду спорта», – вспоминал Маннергейм. А на первом матче в честь открытия стадиона для игры в поло летом 1895 г. он был в команде победителей. Кстати, Маннергейм много писал о лошадях, их природе и физиологии, характере и повадках. Он действительно очень любил лошадей, воспевал их героизм и оплакивал их смерть.

В феврале 1914 г. «Concours hippique» в Михайловском манеже отмечали свой 25-летний юбилей. «Говоря по правде, за четверть века характер этих состязаний почти не изменился, – признавался репортер «Петербургской газеты». – Некоторой новизной следует считать лишь допущение к состязаниям лиц женского пола. Это произошло два года назад – в 1912 г. Правда, за эти два года решилась показать свое искусство в скачке через препятствия только одна г-жа Н.Н. фон Зон. Несмотря на все свое искусство в верховой езде, она ни разу не получила ни одного приза. В нынешнем, 1914 году к ней присоединились четыре дамы-наездницы, из них г-жа Н.М. Ферро удостоилась даже получить четвертый приз».

«И ездить не скучно, и смотреть хорошо»

«Верховая езда в Петербурге и вообще в России далеко не так развита, как во всех других столицах и главных городах нашего континента, – писал в начале XX в. журнал «Спортивная жизнь». – В сущности, это очень жалко, так как верховая езда – одно из самых здоровых развлечений и весьма полезное средство для укрепления нервов и мускулов. Многие петербуржцы предпочитают проводить свое свободное время в ресторане, а не в манеже, и совсем напрасно. Впрочем, конечно, сидеть за столом в каком-нибудь кафе-шантане гораздо приятнее, чем на спине игривой верховой лошади, которая менее спокойна стула или мягкого кресла».

В Берлине в начале XX в. существовало около тридцати манежей для верховой езды, а в Петербурге в ту пору действовало только два манежа. Один – манеж «Спорт» на Галерной улице, второй – манеж Боссе на Малой Монетной улице Петербургской стороны. В последнем предлагались обучение верховой езде дам и мужчин, прием лошадей на корм, прием молодых лошадей на дрессировку и на комиссионную продажу, а также продажа хороших верховых лошадей.

Оба манежа довольно усердно посещались небольшим кружком лиц, что особенно отмечалось в «карусельные» дни, когда под звуки военного оркестра дамы и господа верхом, по команде, исполняли всевозможные красивые фигуры. Причем дамы не меньше мужчин стали интересоваться верховой ездой и прилежно брали уроки. «Как гласит старая истина, – замечал современник, – „где дамы, там и мужчины”, то недалеко то время, когда ряды любителей этого здорового спорта значительно пополнятся». И это было действительно так.

«Для общего оживления играет недурной военный оркестр, так что и ездить не скучно, и смотреть хорошо, – описывал репортер карусельные дни. – Манеж Боссе имеет то преимущество, что в нем катается лучшая публика Петербурга. Нежелательные элементы чувствуют себя здесь нехорошо, а потому избегают этот манеж».

В манеже Боссе регулярно устраивались костюмированные вечера, на которых обычно бывало очень весело, а желающих посмотреть являлось такое громадное число, что приходилось раздавать специальные пригласительные билеты. В феврале 1907 г. в большом зале манежа кружок постоянных посетителей и ездоков-охотников устроил чрезвычайно удачный праздник под названием «корсо цветов». Все места заняли представители столичного бомонда, явившиеся полюбоваться искусной и красивой ездой всех участвовавших дам и мужчин.

«Карусель под гирляндами и карусель парами представляли весьма оживленную и живописную картину, – писал репортер. – Все дамы и мужчины держались на своих разукрашенных цветами лошадях безукоризненно и по команде г-на Боссе исполняли всевозможные туры и вольты. Самым красивым зрелищем вечера была хорошо придуманная и прекрасно исполненная кадриль в десять пар». А вот конское состязание с препятствиями в тот вечер не удалась – грунт оказался слишком легким, и для некоторых ездоков испытание закончилось падением с лошади. К счастью, все упавшие отделались только, как говорится, легким испугом.

В феврале 1907 г., спустя неделю после «корсо цветов» в манеже Боссе, столичный бомонд снова имел удовольствие созерцать верховую езду. На сей раз она состоялась в манеже Офицерской кавалерийской школы. Участниками состязания стали воспитанники училища правоведения, а в жюри входили офицеры – учителя кавалерийской школы.

«У нас в Петербурге очень мало развит конный спорт, и число частных манежей прямо смехотворно по сравнению с числом обитателей столицы, – писал обозреватель. – Тем приятнее отметить, что среди воспитанников училища правоведения так много ревностных любителей этого спорта». Число воспитанников-правоведов, которые брали уроки верховой езды в кавалерийской школе, действительно было значительно, однако в состязании приняли участие только 19 человек.

«До сих пор конный спорт считался у нас как бы привилегией высших классов общества, вероятно, благодаря своей дороговизне, – подытоживал журнал «Спортивная жизнь». – Неужели у нас не найдется нескольких частных лиц, у которых бы хватило инициативы и энергии, чтобы общими усилиями организовать это дело так, чтобы и менее зажиточные классы могли бы заниматься этим спортом? Мы более чем уверены, что они бы нашли горячий отклик в обществе и что конский спорт у нас быстро привился бы».

Кстати, как известно, последний русский император Николай II кроме охоты, лаун-тенниса, велосипедных поездок и морских походов очень любил верховую езду, и в его дневнике можно найти немало упоминаний о поездках верхом.

«В 3 часа поехал верхом на новой лошади Сорванец, – записал царь 10 мая 1895 г. – Жара была колоссальная». Спустя два дня: «Пробовал еще новую лошадь – темно-гнедую кобылу Бэлла». «Сделал мою любимую прогулку верхом через Настолово и Бабигон», – сообщал Николай II 13 июля 1905 г. Через несколько недель: «Сделал хорошую прогулку верхом».

Любопытно, что в Царском Селе впервые в мире, еще в правление Николая I, создали государственное пенсионное обеспечение для состарившихся коней, принадлежащих императорской фамилии. Лошади, отслужившие свой срок при императорском дворе, получали отдельные «пенсионные» конюшни и место для погребения. Первым жильцом элитных «спецконюшен» стал жеребец Амик – «друг» Александра I, на котором император-победитель торжественно въезжал в побежденный Париж.

До сих пор в Александровском парке Царского Села сохранились остатки кладбища царских лошадей, варварски разрушенного и разграбленного после революции. К тому времени здесь уже существовало около 120 белоснежных надгробий с именами любимых царских лошадей, только без крестов. С начала 1990-х гг. предпринимаются шаги по восстановлению этого уникального «лошадиного некрополя», причем инициатором стал французский писатель Жан-Луи Гуро, собиравший средства на реставрацию кладбища путем проведения благотворительных мероприятий. К сожалению, работа идет очень медленно, и о восстановлении «конского некрополя» пока остается только мечтать.

«Мастер искусства верховой езды»

Век назад любители конного спорта хорошо знали признанного мастера искусства верховой езды Джемса Филлиса, а его книга «Основа выездки и езды» служила настоящим настольным пособием. В Петербурге ее издал в 1901 г. подполковник князь Д. Багратион, а перевод с французского выполнил его двоюродный брат есаул Войска Донского А.А. Войцехович – знаток лошадей и верховой езды. Книга издавалась под эгидой Офицерской кавалерийской школы, в которой Филлис занимал должность старшего учителя верховой езды.

«Как друг и почитатель таланта моего учителя, Джемса Филлиса, и желая ознакомить с его взглядами возможно большее число сотоварищей по любви к лошади и верховой езде, я решился редактировать и издать настоящую книгу, полагая принести этим посильную лепту на пользу славной российской конницы», – отмечал князь Багратион в предисловии к «Основам выездки и езды».

Джемс Филлис – англичанин. Он родился в декабре 1834 г. в семье известного богатого адвоката Томаса Филлиса, чья контора пользовалась большой популярностью в Англии. Как и многие англичане, Томас очень любил скачки, и когда он скончался в 1841 г., оставив вдову с семью малолетними детьми, оказалось, что почти все состояние он проиграл на тотализаторе.

Впрочем, именно это обстоятельство определило дальнейшую судьбу Джемса Филлиса. Потом он не раз говорил, что не случись краха, то не пришлось бы ему ездить верхом, поскольку нотариальная контора фирмы Филлиса много поколений переходила по наследству к старшему сыну. Семилетний Джемс попал к другу своего отца, богатому владельцу лошадей, имевшему скаковую конюшню, где и провел два года. Там он впервые познакомился с уходом за лошадью и, находясь ежедневно среди жокеев и «конюшенных мальчиков», приучился сидеть в седле.

Джемс Филлис. 1899 г.

Однако благодетель тоже разорился на страсти к лошадям, и после его смерти Джемс Филлис в 1843 г. поступил к богатому конеторговцу Гринессу, работавшему на всех конских рынках Европы. За семь лет пребывания у Гринесса Джемс перебывал на коне практически во всех главных городах Европы. Чаще всего ему приходилось бывать в Вене, где в конце 1840-х гг. он познакомился со знаменитым наездником Боше – кумиром скачек того времени.

Как говорилось в биографическом очерке, посвященном Филлису, «пылкий по природе, ловкий, сухощавый юноша, Джемс с особым удовольствием садился на упрямого скакуна, от которого другие, что называется, открещивались. Подчинить своей воле необузданный нрав животного доставляло смелому юноше высшее наслаждение».

Из книги Джемса Филлиса «Основа выездки и езды», служившей в начале XX в. настольным пособием для любителей конного спорта

В 16 лет Филлис поступил к известному тогда в Англии тренеру Асфорду, конюшня которого находилась в окрестностях Нью-Маркета – центре скакового мира. Здесь на ипподроме он впервые принял участие в скачках. А когда Филлису было 24 года, то в Берне секретарь французского посольства граф де Симеон, страстный спортсмен, предоставил ему свою лошадь в полное распоряжение для выездки в высшую школу. Это стало первым опытом Филлиса в выездке лошадей. Переехав в Гавр, он арендовал манеж, однако, не будучи коммерсантом по своей натуре, не справился с финансовыми делами, после чего уехал в Париж, там поступил в цирк и стал выезжать лошадей для высшей школы. За время пребывания в цирке Филлис окончательно разработал систему выездки лошади, чем вызвал восторг и признание серьезных любителей верховой езды.

В России Джемс Филлис впервые появился осенью 1897 г. на арене петербургского цирка Чинизелли. Здесь он произвел фурор, демонстрируя чудеса выездки на своих любимых лошадях: Жерминале, Маркире, Повэро и Маэстозо. Джемса Филлиса сразу заметили и по достоинству оценили в «высших сферах», поручив для испытания его системы работу одной смены лошадей Императорской придворной конюшни. Результат оказался блестящим, и Джемса Филлиса наградили орденом Св. Станислава 3-й степени.

По-видимому, Филлису понравилось в России, и он решил связать с ней свою дальнейшую жизнь. В 1898 г. Филлис поступил в Офицерскую кавалерийскую школу, где занял должность старшего учителя верховой езды. «Несмотря на свои 66 лет, Филлис ежедневно работает высшею школою собственную молодую лошадь и ездит лошадей Его Императорского Высочества Августейшего генерал-инспектора кавалерии, – отмечал князь Багратион. – Сколько энергии и какое искусство проявляет он в минуты сопротивления коня воле всадника, какой решимостью горят его глаза, когда конь выказывает протест, и как расточительно ласков он с тем же конем каждый раз после хорошо исполненного им требования».

Характерный случай произошел во время урока верховой езды в Красном Селе, когда гнедая кобыла опрокинулась под наездником и вышла из подчинения. Филлис с легкостью юноши в один миг вскочил в седло взбунтовавшейся лошади и смог тотчас же привести кобылу в повиновение и полное послушание.

«Не сходя с пути, начертанного великими мастерами искусства верховой езды, я, мало-помалу, выработал свою собственную методу, – объяснял Джемс Филлис. – Метода моя есть плод глубокого изучения основ, оставленных нам в наследство творцами французской школы. Она представляет собой развитие, упрощение и усовершенствование применения приемов великих учителей этой школы. Всем, чего я достиг, я обязан им».

Джемс Филлис преподавал в кавалерийской школе до 1909 г. Потом он покинул Россию, но через некоторое время снова вернулся в надежде иметь собственную антрепризу в цирке Чинизелли. Однако, будучи слабым коммерсантом, наладить дела не сумел. Он снова уехал из России. Скончался в Париже в 1912 г. Российский военный атташе во Франции А.А. Игнатьев возложил на его гроб венок «От русской кавалерии». Кстати, уроки Филлиса не оказались забыты в России: многие элементы его верховой езды вошли в Устав русской кавалерии, а позднее – в Наставление коннице РККА и сохранились в практике конных номеров цирков.