Текст книги "… всё во Всём"

Глава 18

Неожиданно, я опять услышал разговор за своей спиной. Обернувшись в сторону недавней соседней терраски, я увидел, что она радикально перестроена, и у нее появились стены. Да и само наполнение было другим. Сейчас это был небольшой зал приемов почетных гостей. Говорившие голоса показались мне знакомыми, я встал и подошел к ограде своей террасы, чтобы рассмотреть говоривших.

Одного собеседника мне было видно хорошо. Мой знакомый уже Мудрец и Мыслитель, одетый не по-здешнему, стоял ко мне боком перед высоким престолом, изукрашенным ярким богатым красно-золотым орнаментом. Его собеседник или собеседники были скрыты от меня, и я даже не мог определить по голосу, один он или нет.

– Нам расскажи теперь, что ты узнал у мудрецов Страны Большого Ха пи?

– О, это великое знание! Они открыли мне тайный смысл чисел.

– Расскажи теперь и то, в чем он заключается.

– Ряд натуральных чисел возглавляет Единица, хотя Нуль предшествует ей. Приоритет Единицы в том, что она активное начало, а Нуль – пассивное. Нуль не принимает участия в последовательном дроблении чисел по количеству единиц 1, 2, 3, 4… и все за ними, потому что число представляет собой множество, составленное из единиц. Единица – это организатор Мира Проявленного, структурированного, упорядоченного. Единица участвует в создании линейных чисел – самых простых чисел, которые делятся только на единицу и на самих себя и вследствие этого могут быть изображены в виде линии, составленной из последовательно расположенных точек. Единица – точка на прямой, начало жизни, прямая же не имеет на начала, ни конца, это одномерная бесконечность.

Единица не может быть раздроблена, она не является ни четной, ни нечетной. Это проявление мужского начала жизни.

Но стоит поставить на бесконечной, единой, целокупной прямой две точки, как появляется отрезок. Это акт разделения, рассечения, ограничения. Окончание бесконечности, смерть.

Разделение, дробление Единого Целого – это история бога Озириса, злодейски убитого и разрезанного на части коварным братом его Сетом.

Сестра-супруга Озириса богиня Изида искала по всему миру останки любимого. Найдя, составила члены в прежнем порядке и властью волшебной магии оживила Озириса, ставшего правителем Царства мертвых…

Числовое значение Сета – убийцы Озириса – Два.

Двойка задает плоские числа – числа, которые могут быть изображены и представлены в виде произведения двух сомножителей. С двойки начинается четность, с двойки числа разделяются на нечетные и четные>, божественные и земные. Это начало противоположений, дисгармонии или материи, начало зла.

Но у двойки есть и другая, хорошая сторона, это порождение полюсов, противоположных Начал, способных не только к отчуждению, но и взаимному тяготению, а, в конечном счете – к любви, производительнице универсального способа соединения, синтеза, выраженного числом Три.

Третья точка находится вне отрезка на равном расстоянии от первых двух точек. Тогда при наведении «мостов» к крайним точкам отрезка получается равносторонний треугольник, замкнутая двумерная фигура на плоскости. Тройка знаменует выход из одномерности в плоскость, двумерность.

Прямоугольный треугольник со сторонами «3, 4, 5» – это главная троица богов Египта: Изида, Озирис, Гор. Так говорят жрецы. Три – число богини Изиды, а треугольник – Ее эмблема.

А еще три дает начало телесным числам – числам, которые могут быть выражены произведением трех сомножителей.

Первые числа – Один, Два, Три – ведут дальше – к великой Четверке. Четверка знаменует выход из плоскости. Если конструировать следующую фигуру по аналогии с тройкой, все точки должны быть равноудаленными друг от друга. Для этого необходимо выйти в третье измерение, надо поднять четвертую точку над плоскостью треугольника. Объемная фигура, образуемая таким способом, – пирамида на треугольном «подножии» – Тетраэдр – правильный многогранник, принадлежит к телесному миру.

Вот доказательство трехмерной телесности Четырех!

Четыре; или Тетрада, или Тетрактис – это Дух, Психическая энергия, Мысль, Огонь, Свет – разные термины единого Божественного Начала, управляющего эволюцией материи.

Тетрактис дает начало мистической декаде 1+2+3+4=10. Это формула обозначает, что Единица – это безличный принцип Бога; Двойка – это материя; Тройка объединяет монаду и дуаду и принимает участие в природе обеих, образуя феноменальный мир; Тетрада, как форма совершенства, отражает пустоту всего; и, наконец, Декада есть сумма всего и включает в себя Космос.

– Это знание предков. Расскажи, чего достиг ты сам.

– Я всматривался в числа, пытался постичь их скрытую суть, и нашел много чудесных закономерностей. Я обнаружил, что есть числа, которые отличаются равенством суммы делителей их с самими числами.

Вот так 6=1+2+3 или 28=1+2+4+7+14

Сумма всех чисел, на которое делится изначальное число без остатка, равна самому числу.

Я назвал эти числа совершенными. Это чрезвычайно редкие числа: среди первых десяти тысяч чисел натурального ряда – всего четыре совершенных числа. Кроме указанных – 496 и 8128.

Вот какую закономерность чисел от единицы до девяти я обнаружил.

Все это говорит о том, что числа обладают глубокой внутренней гармонией. Если упорно трудиться, можно узнать эту гармонию, выразить ее словами или символами. Но в чем ее скрытый смысл?

– И это привело тебя сюда?

– Да. Скажи, могу ли я узнать этот смысл? Что я должен для этого сделать?

– Можешь. Ты многого достиг и достоин знания. Но прежде чем ты пройдешь процедуру посвящения, ответь: как ты намерен употребить знание?

– Я вернусь в Грецию, создам школу, чтобы делиться знаниями с людьми.

– Школа необходима. Настоящая наука не существует без школы. Без того, чтобы искать адептов, делиться с ним своим сокровищем, развивать и преумножать его. Но ты сказал, что собираешься делиться знаниями с людьми. Кто те люди?

– Мои соотечественники, греки. Мой народ велик и прекрасен. Наши суда быстроходны, наши храмы величественны, наши воины могучи. Я прославлю свой народ великим знанием.

– Эти слова делают тебе честь. Но ты еще очень молод. Уходи, и возвращайся, когда лучше узнаешь людей.

– Не прогоняй меня! Я проделал долгий путь. Я готов распорядиться знанием, как ты прикажешь!

– Твое рвение к знанию похвально. Ты дашь клятву – и ты будешь требовать клятву с каждого, кто захочет приблизиться к знанию. Твои адепты будут давать обет молчания. Им и только им будет разрешено постигать знание. Я прозреваю все. Я прозреваю и твою судьбу. Жизнь покажет тебе истинные лица людей. Мы не имеем права на оплошности – для их же блага. Я прозреваю многие беды, которые принесет знание, попавшее к тем, кто не готов к его принятию, для кого оно не предназначено.

Впрочем, у тебя еще есть выбор. Ты можешь уйти и получать знания теми путями, что даны человечеству в твое время. Ты сможешь постичь многое – но это многое будет песчинкой на дне океана, мгновением в движении колеса жизни. И ты можешь узнать всё – но это знание будет заключено только в тебе. Выбор за тобой.

– Я уже сделал выбор. Но… могу ли я спросить?

– Ты здесь чтобы спрашивать.

– Знание людей – оно всегда будет песчинкой?

– Ты уже знаешь ответ. Песчинка вырастет, превратится в камень, скалу. Но ее будет окружать по-прежнему безбрежное пространство. Бесконечность. Ноу людей будет утешение.

– Утешение?

– Чем больше люди будут знать, тем лучше будут понимать, как мало они знают, как много им еще предстоит узнать. Что может быть большим утешением для пытливого ума? Но ты будешь лишен его. Ты готов?

Запомни – знание меняет всё. Ты переродишься. В минуты отчаяния ты будешь хотеть вернуться обратно в неведение и ты будешь знать, что, вернувшись, ты будешь страдать еще больше. Так готов ли ты?

– Я готов…

Резкий звонок телефона выдернул меня из сна. Опять сон… Я осмотрелся и понял, что лежу в своем номере в «Рамаде».

Я дотянулся до трубки. Вежливый голос напоминал мне, что я просил разбудить в 10:00.

Поблагодарив, я повернулся на спину и стал вспоминать вчерашний день. Яркие воспоминания о поездке в Гокарну, закате, о словах, сказанных мне из этого нереального заката, о старике с хитрой мазью, бешеная гонка по пути назад, разговор с совладельцем об индийской математике… А дальше? Сон это всё-таки, или не сон? Математика. Математика! Я резко сел в кровати. Даже если вчера я был под воздействием неких психотропных препаратов, от них не осталось ни следа. Голова была ясной. Мысли не путались. С телом тоже было всё нормально. Видимо, хозяин отеля не раз встречал таких поздних гостей и точно знал, как сохранить их здоровье и достоинство.

Итак, математика. Нет, не так. Теперь только с большой буквы – Математика. Я складывал все видения и понимал, что теперь просто обязан разобраться с Математикой во всех ее проявлениях. От древних знаний и мистических составляющих до современных технологий. Тема казалась бесконечной и непреодолимой. Тем сильнее мне хотелось расставить всё по своим местам.

Числа древней Индии, знания Египетских жрецов, пифагорейское наследие, поиски Хокинга, – всё стало выстраиваться по местам. Даже немецкая философия Канта, и та вписывалась в картину Математического строения всего. Всё оказалось так взаимопроникновенно, что даже не верилось. Весь симбиоз знаний действительно открывался передо мной. Да и в Европе, первым, кто занимался изучением и формированием чисел для изучения и описания мира, был Леонардо Фибоначчи. Это я помнил еще с технического университета. Теперь я понял, что и кого видел внутри католической церкви в Италии. Царедворец… Леонардо… Фибоначчи… Мне было необходимо вернуться туда.

Я собрал свои вещи, плотно позавтракал, подошел на ресепшен, где рассчитался, и заказал билет из Индии до Италии. Единственной компанией, которая летела в Рим из Индии, оказалась Катар Эйрвейз, что меня устроило. Я попросил вызвать такси и стал ждать. Минут через пять появился мой вездесущий строитель-гуру.

– Как жаль, сэр, что уже покидаете нас, – на его лице опять появилось ожидание трагической потери. – Надеюсь, что мы увидим вас еще неоднократно?

– Благодарю еще раз. Как и обещал, я теперь ваш.

– Похоже, что рикша ждет, – еще раз поклонился совладелец, который, так ни разу не сказал своего имени.

У крыльца стоял такой же «Амбассадор», какой возил меня в Гокарну, только стандартного желтого цвета.

Я сел на заднее сиденье и махнул ладонью приветливому хозяину. Он в ответ еще раз слегка наклонил голову. Через сорок минут передо мной распахнул двери бывший португальский, а теперь принадлежащий Индии аэропорт Гоа.

Часть вторая

 
«…Веры слепой не питай', но не оставляй без вниманья,
Не раздражайся, узнав, что обман принимают за правду…
…Ты же будь твердым:
божественный род присутствует в смертных,
Им, возвещая, священная все открывает природа.
Если не чуждо это тебе, ты наказы исполнишь,
Душу свою исцелишь и от множества бедствий избавишь…»
 

(«Золотые стихи» пифагорейцев Время Римской империию

Издавались с комментариями Гиерокла[10]10
  Издание М.:Тнозис", серия «Пирамида» 1996


[Закрыть]]

Гибель Декарта

Еле переставляя ноги в этот ранний час, пересекая тронный зал по диагонали, по нему шел ссутулившийся мужчина. Звук шагов гулко отражался от высоченных коричневых стен. Свет от сотен свечей был скудным. Несколько каминов не давали достаточного тепла и воздух был тяжелым, прохладным и влажным. Мужчина приблизился к сидящей молодой даме.

– Доброе утро, моя королева[11]11
  Христина Августа – королева Швеции, дочь Густава II Адольфа и Марии Элеоноры Бранденбургской.


[Закрыть], я еще не приобрел стойкой привычки просыпаться так рано, но могу точно сказать, что это мне дается не очень легко, – сутулый мужчина с болезненно уставшим и невыспавшимся лицом стоял в глубоком поклоне перед молодой, одетой в мужское платье девушкой, которая сидела на стуле посреди мрачного зала.

– Вы позавтракали, Рене? – спросила она высоким красивым голосом. – Просыпаться на заре – узнать больше за день, а, значит, принести больше пользы. За месяцы, проведенные здесь, вам следовало выучить мои привычки.

– Простите, моя королева, но в пять утра…

– Закончим на этом. Я же уже здесь. Итак, мой дорогой Рене, сегодня я хочу услышать ваши главы из «Трактата о свете», есть еще несколько подданных короны, которым будет полезно знать ваши выводы о реальном устройстве мира. Ведь вы назвали весь труд «Мир», не так ли?

– Хорошо, я буду читать вам, но давайте без подданных. Зачем нам лишние глаза и уши при королевском обучении?

– Может, вы и правы. Я часто вспоминаю, как восхвалял ваши труды мой опекун и канцлер короны Аксель Оксеншерна[12]12
  Граф Аксель Густавссон Оксеншерна – шведский государственный деятель, риксканцлер (1612–1654) при Густаве II Адольфе и его дочери Христине. Его стараниями Швеция вышла победительницей из Тридцатилетней войны и достигла зенита своего могущества.


[Закрыть]. Он называл вас ярким представителем светлейших умов человечества, а вы боитесь даже глаз и ушей. Что случилось с вами, Рене? Фамилия Декарт сейчас популярна у тех, кому не безразлично развитие наук и прогресса. Не стали ли вы отрекаться? Что скажет мне мой учитель?

Мужчина стоял перед молодой королевой, Христиной Августой Шведской из дома Ваза, низко склонив голову. По всему было видно, что немощность и страх его давят сильнее, чем он может вынести. Он попытался выпрямиться, вскинул голову, и его длинные темные волосы на миг взлетели вверх. Тонкие усики, крупный прямой нос с горбинкой и очень проникновенный взгляд карих умных глаз делали его похожим на одного из французских мушкетеров, безудержных бретеров и забияк. Но это было лишь мгновение. Его взгляд вновь потух, плечи опустились…

– Да простит меня моя королева, но я слышал вчера, как некоторые ваши сановники говорили о приезде в Стокгольм послов из испанской и французской инквизиции…

– Сановники? Кого вы слушаете? Вы, Рене Декарт, просвещенный человек, видящий действительность и описывающий ее для потомков. Как философу могут быть опасны темные мракобесные последователи Хименеса[13]13
  Кардинал Франсиско Хименес де Сиснерос – глава испанской церкви, великий инквизитор.


[Закрыть]? Сюда им входа нет, и не будет! – молодая королева в ярости ударила рукой по подлокотнику стула. – Я, Христина Августа, дочь Густава второго Адольфа, гарантировала вам защиту от гонений! Кто рассказывал вам о приезде подобных гостей? Сановники хотят моего замужества больше, чем собственных жен.

В глубине зала негромко, но отчетливо хлопнула дверь. Мужчина заметно и сильно вздрогнул, а королева лишь повернула голову в сторону звука.

– Что вы, Рене, это сквозняк.

– Именно такие сквозняки и заставили Галилея отречься от учений Коперника, моя Королева. Мне действительно страшно и я не тороплюсь умирать. Они внесли меня в «Индекс». Святые сыщики – не более, чем следствие моих же юношеских ошибок. Инквизиция мне не страшна, но дела их ужасны…

– Хорошо, господин Декарт, я приставлю к вам человека, который будет следить за тем, чтобы люди, приближающиеся к вашим покоям, были проверенными и безопасными для вас.

– Спасибо, моя Королева. Вы хотели показать мне какой-то новый офорт, который прислали из Пруссии.

– Да, вот он, на столе. Откройте короб. Мне кажется, что автор вам неплохо знаком. Во всяком случае, вы неоднократно о нем вспоминали в наших занятиях.

Мужчина медленно подошел к столу, приоткрыл небольшую деревянную коробку и вынул из нее длинный свиток. Он вопросительно посмотрел на королеву и она кивнула ему в согласии. Он развернул свиток и его брови поднялись.

– Конечно, я узнаю его. Это один из моих вдохновителей – Альбрехт Дюрер, а работа, безусловно – «Меланхолия I». Но я впервые вижу такую точную копию. Здесь отражены абсолютно все нюансы и даже исправления, сделанные Альбрехтом. Мне удалось изучить оригинал когда-то. Прекрасно. Это очень тонкий выбор, моя Королева.

– Это ведь совсем необычная работа Дюрера, здесь больше скрыто, чем показано, так?

– Истинно так, это мАстерская работа и она займет достойное место в истории, а благодаря Вам, моя Королева, удастся ее сохранить.

– Буду изучать ее тщательно. Меня заверили, что и чернила, использованные мастером копий, сохранены и сделаны по рецепту Дюрера. Она будет скрашивать мои вечера между чтением и учением. Так кто из сановников двора имел смелость говорить про инквизицию? Вы так и не ответили, Рене.

– Я не видел лиц, да и говорили они шепотом. Они говорили и про вас, что пора уже найти достойного католика, кто поведет королевство в лоно католической церкви. К Папе. Протестанты там не нужны…

– Бросьте распространять сплетни, господин Декарт, вам не к лицу, но вы же знаете мое ко всему этому отношение. Для замужества нужны серьезные причины, а я не наблюдаю ни одной поблизости. Может, вы их видите?

– Я не вижу, но династические браки…

Он не успел договорить. Открылись большие двери тронного зала, и к центру направилась процессия из шести человек. В середине шли двое, покрытые капюшонами и подвязанные веревками с крестами в простых черных балахонах. Впереди шел новый канцлер короны, заменивший упокоившегося Акселя, друга и соратника отца королевы. Мужчина от этого шествия ссутулился еще больше и стал еще мельче ростом, руки его затряслись.

Христина Августа, увидев это, отправила его плотно позавтракать и выпить крепкого вина, несмотря на утренний час. Он быстро удалился.

О чем разговаривали с королевой послы Розыскной Службы Святого Престола – Инквизиции, неизвестно, но после плотного завтрака и вина Рене Декарт почувствовал себя плохо настолько, что слег. Его девять дней мучила лихорадка и бред. 1 февраля 1650 года он умер. От отравления мышьяком, но официальная версия звучала просто – пневмония.

На кладбище некрещеных детей в момент захоронения присутствовала сама королева, католиков в протестантской Швеции на святой земле хоронить запрещалось.

Гордая Христина Августа внимательно смотрела, как выдалбливают мерзлую землю, и гроб опускают в грязевую жижу, которую четыре могильщика так и не смогли вычерпать из-за мерзкого дождя, размывающего края могилы.

«Он заплатил за атаки соперников невиновностью своей жизни», – такая надпись по требованию посла Франции появится на камне над его могилой.

Глава 19

Очередной Аэробус 340 взлетел в сторону Вечного города. Рим – следующая точка моих поисков. Я знал, что долго там не задержусь, а отправлюсь в Пизу, туда, где так долго жил и трудился человек, переработавший древнеиндийские и замысловатые арабские знания о счете в аналог современной математики – Леонардо Пизанский, Фибоначчи. Только он сейчас мог дать направление дальнейшим моим действиям.

Маленькие, одетые в яркую пеструю форму, стюардессы Катарских авиалиний, казалось, успевали уделять постоянное внимание каждому пассажиру. А может, их было просто в два раза больше? Не знаю, в любом случае, сервис был на высоте. Но, может, они так старались, потому, что промежуточная посадка была в Дохе, столице Катара, чье название носила авиакомпания?

При объявлении посадки для дозаправки и обработки самолета ко мне подбежала очень миловидная стюардесса в красном одеянии. Она покорно стояла и ждала, когда я сам к ней обращусь с вопросом. Вот это обучение сотрудников! Я вопросительно посмотрел на нее.

– Сэр, для вас есть входящий звонок. Вы сможете поговорить?

Я сразу же догадался, что разыскать меня в самолете мог только один человек.

– Конечно, переключите на мою трубку.

Открыв специальный отсек в спинке впереди стоящего сидения, я вытащил оттуда изогнутую, удобно лежащую в руке и довольно крупную трубку телефона.

– Здесь Дэн!

– Привет, Путник! – раздался прекрасно слышимый голос Джессики, качество связи было безукоризненным. – И как тебя в Индию занесло?

– Джесс, привет, рассказывать долго, да ты итак, наверняка, всё знаешь.

– Ничего я не знаю, я тебе оставляла письма. Ты их получил?

– Получил. И одно даже вскрыл.

– То есть как – «одно»?

– Ну, так я второе потерял.

В трубке раздавались отзвуки различных ругательств и громкое сопение. Потом наступила пауза.

– Джесс, ты еще здесь? Ты доделала все свои дела?

– Да. Ты удивил меня своим отношением к такой важной информации. Ты был в Греции? – она явно была сильно раздражена. Такой я слышал ее впервые. А, учитывая последние события, некоторая моя часть и вправду узнала о ней в первый раз.

– Был. Тилманидис закрыл мой контракт.

В трубке опять повисла тишина.

– Значит, ты не прочел ничего из того, что предназначалось только для тебя. Теперь понятны твои действия. Я сейчас во Флоренции. Из Рима сразу на поезде приедешь ко мне. Уж больно много, о чем нам стоит поговорить. Смотри на экран телефона, сейчас придет номер брони на поезд. Я остановилась в «Гранд Отеле Каву». Ты должен его знать.

Я знал это место, где ресторан на крыше позволял видеть весь город. Особенно хорош был вид на Кафедральный Собор Флоренции. Я же любил другой собор в этом городе.

– А ты снова исчезнешь по делам?

– Не думаю. Завтра жду тебя. Звони.

Трубка замолчала, а на экране загорелась информация: «FrecciaRossa Executive #9504, s/25, bk#8128496/14», время в пути 91 минута». Я машинально перевел номер места: «25=16+9», то есть «5 × 5 = 4 × 4 + 3 × 3». Меня обрадовало то, что постоянно слышимые числа 3,4, 5 были и здесь со мной. Я переписал данные в блокнот. Номер брони тоже что-то напоминал, но я сейчас не мог вспомнить, что[14]14
  Числа из последовательности «совершенных чисел».


[Закрыть]. В голову снова пришел вопрос – что же было во втором конверте?

Приземлившись в аэропорту имени Леонардо Да Винчи в Риме, я стоял, чтобы получить очередной штамп. Тоже Леонардо. Тоже итальянец. Молодцы, что назвали именем такого выдающегося человека. Я попытался вспомнить его изобретения, так широко известные по оставленным чертежам: парашют, танк, многоствольное оружие, мосты. И сами его рисунки, чертежи, картины… Интересно, а есть наследие Да Винчи в математике? Я силился и не мог вспомнить. Странно. Помнил только, что он работал с пропорциями, но конкретно – ничего. Прямо передо мной висел огромный портрет этого неординарного человека.

Пройдя все досмотры, я доехал до нужного вокзала на поезде прямо из аэропорта, разглядывая красоты этого города. Сейчас решения архитекторов для меня выглядели еще интереснее. Многие элементы, такие, как портики на крышах, количество колонн, выступающие верхние этажи, были не просто капризами заказчика или архитектора, а детально продуманными решениями для разгрузки перекрытий или стен. А учитывая еще и красивую тонкую отделку этих завитков, розеток, кариатид и атлантов, масок, гербов, щитов и прочего, – всё пело гимн точным наукам, которые позволили это нам показать.

Я забрал свой билет и сел в ярко-красный скоростной поезд Рим-Фло-ренция. Место 25 оказалось люксовым двухкомнатным купе, оснащенным всем, что можно придумать. С момента моего краткого разговора с Джессикой прошло более десяти часов.

Мимо пролетали пространства, маленькие поселения и поля – поезд мчался на скорости не меньше 250 километров в час. Быстрее я ездил только в Германии и Китае, там поезда разгонялись до 350. Технологии перемещения людей достигли каких-то фантастических параметров. Впереди действительно была только мгновенная телепортация. Я же преодолевал свои триста километров за полтора часа и считал это очень быстрым путешествием.

Здесь, находясь в абсолютной тишине и в полном одиночестве, я снова стал раскладывать свои воспоминания по порядку. Так с чего всё началось? С Сиднея? Со странного сна про покалеченного болезнью современного физика? Я, кстати, так и таскал его книгу с собой. Ее черная обложка уже не грела мне руки, как в аэропорту, но глубокий черный цвет точно перекликался с квадратным фолиантом, только белая полоса обложки мешала полному соответствию. Я задумчиво пролистал ее снова и убрал обратно. Потом странный выпивоха в Мюнхене. «О чем он тогда мне пытался сообщить?» – «Да ни о чем, Дэн, он просто помог тебе вспомнить Канта, которого ты читал в Тампе, учась в Университете Южной Флориды». – «Да, похоже, его начитавшись, я и сбежал из тех райски красивых мест». – «Конечно. А из-за чего ты сбежал из Австралии? Там уж точно тебя ждала хорошая счастливая жизнь и семья. Иванка и родители ее были бы не против, но ты даже не спросил». – «А это-то тут причем?» – «Да притом! Давно уже пора понять, тебе все вокруг кричат уже – всё не случайно! Всё есть Всё!»

Когда я понял, что снова активно веду беседу сам с собой, то невольно оглянулся. Я был один. В закрытое купе войти никто не мог. Так, что там было дальше? А дальше у нас было странное время в Греции, странные люди вокруг и странные последствия. Теперь они стали не менее странными, так как я так и не осознал пока, откуда и что именно знают обо мне Панкратайос, Кина, Чанакья. Опять-таки, неприглядная роль Алекса во всей истории помогла мне выжить и принять Цель. И Цель была ясна. Все последние события меня к ней вели. И я принял решение идти ей навстречу. Но как ее мне сформулировать? – Математика? – Числа? – Цифры? – Ничего не подходило, чтобы описать точно мою Цель. Точнее всего подходит Математика.

Под рубашкой я почувствовал тепло. Достав медальон и внимательно посмотрев на него, я улыбнулся и крепко сжал его в руке – я понял…

Точнее, вспомнил. Такое же древо, как на медальоне, было на стенах древнего шумерского храма, который мы раскапывали в 1999 году на юге Ирака, я тогда еще увлекся книгой Косидовского[15]15
  Зенон Косидовский – автор научно-популярных книг по истории древних цивилизаций и культур. Считал, что Гильгамеш – прообраз библейского Ноя и во многом опровергал историческую истинность Библии.


[Закрыть] о Гильгамеше и его пересечениями с Библией. Было загадочно и интересно. Так и «Древо Знаний», когда проявилось при очистке восточной стены, нас привело в такой восторг, что я, похоже, именно тогда определился с выбором профессии в жизни. Да. Именно глядя на этот барельеф, которому было более 6000 лет.

Услышанные речи и вихри событий вокруг – были всего лишь несколькими лепестками. Надо было идти дальше.

Из динамика прозвучало предложение собираться. Мы подъезжали. Сделав по пути всего две остановки, мы въехали во Флоренцию. Город-музей.

Я не знал, что именно меня ждет в разговоре с Джессикой. Ее вчерашний настрой мне категорически не нравился. Поэтому я решил сделать по-своему. Оставил вещи в камере хранения вокзала, взяв с собой небольшую наплечную сумку, переписал расписание поездов в Пизу и вышел из здания вокзала. Сел на трамвай и через историческую часть доехал до площади Святого Креста. Именно на ней возвышалось гигантское строение – крупнейший в мире францисканский собор – Базилика Санта-Кроче. Туда я и стремился попасть. Пройдя под внимательно рассматривающим меня памятником Данте Алигьери, я зашел внутрь этого колоссального здания. Только не через обычный вход, а специальный, для исследователей. Под номером «16», справа от основного фасада, есть небольшая дверца, открытая для историков, археологов и духовенства. Грех было не воспользоваться своим положением, тем более, что пропуск у меня был. Как обычно, внутри кипела научная жизнь. Стояла абсолютная тишина, нарушаемая только звуками переворачиваемых страниц. На большинстве рабочих столов высились стопки книг и документов разных эпох и сохранности. В зале дежурил карабинер. Он внимательно изучил мою карточку и, кивнув, отошел к своему посту. Я сразу пошел туда, где было мое любимое место в этом храме, а может и во всей Европе. В пантеон. Пройдя несколько дверей и выйдя в основной зал с молельными скамьями и нефом, я попал туда, куда и хотел. Именно здесь моя душа трепетала по-настоящему. Пантеон, окружавший зал, состоял сплошь из захоронений великих итальянцев. Строгие могильные плиты с лежащими на них статуями усопших, прекрасные в своей скорби памятники и скульптурные группы, простые плиты с табличками, здесь было много, чему поклониться. Весь пол также был покрыт могильными плитами, и под ними действительно были захоронения. Когда-то взялся сам посчитать количество надгробий, но на числе 300 остановился.

Я направился сразу к гробнице Галилео Галилея. Он так же сидел, рассматривая небеса, держа правой рукой подзорную трубу и глобус под левой рукой. Напротив него был трагичный ксенотаф Данте Алигьери. Он смотрел вниз, в отличие от Галилея, в тоске по Беатриче размышляя о рождении жизни и ее конце. Правее был небольшой склеп Микеланджело Буанаротти, а вот между ними – волшебный барельеф «Молочная Мадонна». Но я во все глаза смотрел на Данте. И мне вспоминались все слова о числах и их трактовка в моих видениях. У него же всё было посвящено цифре «три», особенно в «Божественной комедии». По 33 песни на каждый слой; трехстрочная строфа стихов; число три описывает тройной путь через Ад, Чистилище и Рай; три основных цвета потустороннего мира; девять кругов Ада; девять сфер небесных; и только семь уступов Чистилища. Я был восхищен и удивлен. Ведь случайностей не бывает. Мое подсознание счастливо пело что-то очень хорошее. Медленно, в радостных раздумьях пошел вдоль гробниц до той самой двери, в которую вошел сюда.

Вернувшись обратно в библиотеку Базилики, я хотел уже выйти на площадь, но меня привлек очень колоритный хасид, работавший в глубине зала, у него единственного стояли дополнительные софиты, и стол с одной стороны был завален свитками, а с другой – толстыми, увесистыми томами. Сам хасид был высок, стар, да еще в очень высокой шляпе, его аккуратные завитые пейсы свисали до груди. Надо ли говорить, что его брови, пейсы, бородка и часть видимых волос давно уже были благородно-седыми, но даже сквозь седину проявлялись пятна повядшей рыжины. Не яркого оттенка, но всё же красно-рыжего. Я улыбнулся, это был точно не Алексей, и решил подойти к нему, тем более, что сверху стопки лежала очень похожая на утерянную мной в Италии книга, только меньшего размера.

– Добрый день, – поприветствовал я его. – Я только приехал, разрешите задать один вопрос?

– Да хоть два, молодой человек, – он был явно в напряжении, постоянно перекладывал свитки с места на место, руки постоянно были в движении. Через некоторое время он замер и уставился на мой бейдж. – Здравствуйте тогда. Вы можете здесь постоять, пока старый еврей не сбегает наверх? Я забыл седьмую и восьмую часть.

Части чего именно он забыл, сообщать мне не стоило и, не дождавшись моего ответа, он быстро пошел к лестнице у правой стены. Лестница была довольно высокой, она вела не на второй, а сразу на третий этаж хранилища. Посмотрев, как он быстро и аккуратно поднимается вверх, я повернулся к столу. Черная книга с овальной желтоватой вставкой на обложке лежала передо мной. Сердце застучало в моей голове, и я вспомнил нахлынувшее на меня безумие. Повторять не хотелось. Я помедлил, всё-таки снял ее сверху и положил на стол.

Книга была без замков и значительно меньше по размеру и весу. Да и обложка была кожаной, а не из непонятного, поглощающего свет материала. Шильда обложки вся исцарапана и видны какие-то знаки. «Тебе теперь везде будет видеться потерянное, живи с этим, болван» – пробормотал я себе. Я приоткрыл книгу на середине, ничего не произошло. Книга была заполнена словами на древнем варианте иврита, прочитать ее я бы не смог.

– Молодость любит древние еврейские сказки? – прозвучал голос мне в ухо. – Тогда переверните книгу, молодой человек, так вы точно читать не будете, вас стошнит от слов наизнанку.