Текст книги "Тени снов"

Денис очень естественно рассмеялся.

– Я возбудился, представляешь? Боялся за себя, за Денизу переживал, а в уголке души – хотел увидеть, как это бывает. Что-случается-в-кино-после-поцелуя… ты не забывай, ведь Милость Господня тогда была очень пуританской планетой.

Мне было не по себе. Я понять не мог, зачем Огарин вдруг выворачивает передо мной душу, вместо того чтобы мирно встречать садящуюся яхту.

– Офицер вошел в ее комнату, – задумчиво сказал Денис. – То ли услышал что-то, то ли у него был детектор органики.

– Он… – не удержался я от вопроса, потому что капитан вдруг замолчал.

– Нет. Он не стал ее насиловать. Может быть, у него уже не стояло, ведь с захвата города прошло часа три. Может быть, он предпочел бы увидеть меня на месте сестренки. Может быть, не хотел рисковать, снимая броню. А может быть, офицер был моральным и честным человеком, который не собирался так гнусно поступить с маленькой девочкой.

– Скотина ты – сразу не мог сказать, – выдохнул я.

– Не мог. Так вот, офицер Денизу не изнасиловал. Просто выстрелил, очень точно и гуманно, в голову, в лоб. Я увидел вспышку, потом у нее как-то странно выгнулись ступни, короткой судорогой, и с ноги слетела туфелька. Дениза упала, ее лицо оказалось рядом с моим, глаза раскрытые и удивленные, я тогда не знал, что у мертвых они всегда удивленные, и во лбу – крошечное черное пятнышко. Лазерный луч оставляет слабый след, а что мозги вскипели – видно не всегда.

– Зачем? – закричал я.

– Что зачем?

– Зачем он это сделал?

– Да чтобы не оставалось свидетелей, – удивленно ответил Денис. – Разве непонятно? Он сразу увидел, что в особняке найдется чем поживиться. И маленькая свидетельница разбоя никак не укладывалась в его планы. У сестры на шее было ожерелье, не ее, мамино, даже не знаю, когда она его надела и зачем. Видимо, чтобы быть привлекательнее. Офицер присел, порвал застежку, снял ожерелье, а меня так и не заметил. А я не увидел его лица. Только эмблему на перчатке – улыбающаяся мальчишечья рожица в пилотке набекрень. Кадетское училище. Он еще забрал со стола шкатулку с украшениями Денизы, но они были дешевыми, обычная бижутерия, потом шкатулку нашли выброшенной в саду. И так, наверное, тяжело было все тащить. Я пролежал под кроватью до следующего вечера. Лицом к лицу с сестрой. Меня оттуда вытащили полицейские из временных сил поддержания порядка, когда десант уже покинул город. Объяснили, что родители пропали, сестру убили мародеры из числа фундаменталистов, но теперь порядок восстановлен. Психологи со мной возились полгода. Кое-что еще было на счетах, и они старались. Я сказал, что все так и было. Я тоже старался. Объяснил, что хочу пойти в десант, который так доблестно нас спасал от бандитов. Что отказываюсь от наследства, от особняка, серебряного рудника в горах, чайной плантации. Все подписал. Это очень понравилось администрации. Мне дали документы, что родители погибли в боях с мятежниками, все такое прочее, рекомендацию от имени правительства переходного периода и отправили на Терру. Через месяц я поступил в кадетское училище, и на моем рукаве появилась нашивка – детская рожица в пилотке наперекосяк.

– Ты решил отомстить? – спросил я.

– Конечно.

– Это был курсант?

– Нет, взрослый. Кто-то из офицеров-преподавателей. Училище отправили на мятеж в полном составе, ведь понятно было, что сопротивления сильного не будет, а волчатам надо острить зубы.

– Ты убил его?

Огарин посмотрел на меня – с прежней веселой и снисходительной насмешливостью.

– Лешка, в училище три тысячи человек личного состава. Большинство посетили Милость Господню. Я искал. Караулил. Подслушивал. Но таким не хвастаются – когда кончается война. Там были подлецы – но вот они как раз не попали в десант. И я решил, что взорву училище. Полностью. Захвачу арсенал, и… Маленький я был и уверенный в себе. Знаешь, у меня бы получилось. Я очень старался. Я помнил глаза сестренки, такие удивленные глаза. Вот только когда я действительно смог бы захватить арсенал, кроме одного врага, у меня был не один десяток друзей. Даже среди тех, кто топтал мой город.

– Ты его не нашел?

– Нет. А ведь наверняка его видел. Отдавал ему честь. Хохотал, когда он шутил на занятиях. Прижимался к груди, когда было тоскливо, и хотелось ласки: они там все хорошие психологи и знают, что даже волчатам нужна нежность. Я видел его глаза, но не знал, кто он. Так вот все и случилось. Я покинул свой уютный тихий мирок и отправился странствовать по большому миру.

Корабль был уже совсем низко. Садился он где-то в километре от нас, садился красиво, пританцовывая в воздухе, без той неуклюжей мощи, что свойственна грузовикам и лайнерам. Яхта жила в небе, была его частью, будто одна из падающих звезд вдруг превозмогла судьбу и научилась не падать – летать.

– Зачем ты мне рассказал эту историю? – спросил я. – Пять лет не рассказывал, и вдруг…

– Чтобы ты знал, Алексей, на что похож тот большой мир, куда ты так рвешься.

– Денис, я же сказал, подарок твой – не возьму! И тот большой мир мне не светит! Только во сне. Я скоро на Ольге Ноновой женюсь и стану достойным членом общины!

– На ком? – Огарин захохотал. – А может, тебя лучше пристрелить?

– Как знаешь, – буркнул я.

– Пошли, горе ты ходячее. – Денис обнял меня за плечи и почти потащил вперед. – Подумай пока над моим рассказом, ладно? Пошли, на яхту посмотрим.

– Я не ребенок – вокруг туристов шастать.

– Идем. Мне скучно, а тебе все равно интересно.

Так вот и получилось, что, выслушав рассказ Огарина, я покорно пошел за ним – к опустившейся далеко впереди яхте. Денис шел, небрежно помахивая зажатым в руке телефоном, будто это грозное оружие, а впереди – пираты. Я почти год и принимал этот неуклюжий армейский переговорник за бластер, пока капитану, нет, тогда еще – лейтенанту, не позвонили при мне. Любил он надо мной пошутить, героический звездный воин, пришедший в армию, чтобы убить другого героя.

Яхта уже виднелась впереди. Обтекаемая, каплевидная, похожая немного на того кита из букваря, что проглотил Иова.

– Пожалуй, новая модель… – буркнул Денис. – Хорошо.

Что ему-то за дело – хоть старая, хоть новая, хоть из картона соплями склеенная.

Я даже решил съязвить, на что решался редко, что ему придется лететь не на такой красавице. Но тут телефон в руке Огарина заверещал.

– Да, – не останавливаясь ответил он. – А кто же… Ага. Ясно. Где? Сколько? Ладно, сажайте. И поднимай всех. Ничего, пинками.

Спрашивать я не решился. Но он, не поворачиваясь, объяснил сам:

– Еще три яхты на подходе. И курьерский корабль пятого флота. Знаешь, кто это сел? Лидер Большой Галактической регаты.

– Она же мимо нас не должна проходить! – только и смог я ответить.

– В том-то и дело. Да и нашим тут делать нечего. Давай побыстрее.

– С какой стати? – по инерции огрызнулся я.

– Считай, что в связи с чрезвычайной ситуацией я тебя мобилизовал, – не растерялся Денис. – Право имею.

– А совесть? Я устал, между прочим!

– Совесть, совесть. – Плечи Огарина дернулись. – Я посмотрю, положено ли мне по званию ее иметь. Раньше – не выдавалась.

Глава 2
Лидеры и аутсайдеры

Однажды я летал в космос. Нашей общине принадлежала маленькая старая яхта, переделанная из какого-то военного корабля времен Смутной войны. Говорят, на ней даже можно долететь до ближайшего обитаемого мира.

Лет десять мне тогда было, я как раз отказался от поездки на Терру. Может быть, поэтому, чтобы не грустил слишком, дядя и взял меня на борт. Полет был суборбитальный, положено раз в несколько лет проверять яхту в работе. Помню я мало что, меня очень сильно мутило, вначале от перегрузок, потом от невесомости. Но повод для гордости остался – мало кто из моих ровесников мог похвастаться хоть таким полетом.

Но сейчас, когда мы с Огариным остановились перед яхтой – матово-синей, лоснящейся, будто и не прорывавшейся только что сквозь атмосферу, – я еще раз понял, какой смешной повод имел для гордости…

Шлюзовой люк был открыт, на плиты космодрома спускалась аккуратная ажурная лесенка. На последней ступеньке, держа в руке пистолет, стояла девочка лет десяти.

Самая обычная девочка. Миленькое лицо, светлые кудряшки. Одета она была не в полетный скафандр, а в джинсовый комбинезончик с лямками на груди и какой-то смешной переливающейся аппликацией на кармашке. На нее как-то так странно падал свет, что она казалась окруженной мерцающим облаком. Если пистолет убрать и дорисовать крылышки, то получился бы ангелок для рождественской открытки.

– Стоять, – сказала девочка. – Документы.

Голос у нее оказался неожиданно хрипловатый, а тон – более чем убедительный.

– Капитан Денис Огарин, Имперские военные силы. – Мой товарищ не казался удивленным. – Я исполняю обязанности коменданта порта.

– Документы.

Денис неторопливо достал удостоверение, раскрыл, показал, не трогаясь с места. Да что она сможет увидеть – мы стоим в полутьме, до нас десять метров!

– Звание капитана получили вчера? – глянув на удостоверение, спросила девочка.

– Да.

– Почему именно вчера?

– Знаешь, детка, я уже пять лет задавался вопросом – почему я лейтенант? – ответил Огарин. Очень дружелюбно, но такая сталь в голосе прорезалась. – И вот вчера наконец получил капитана. Формальности закончены?

Девочка молчала.

– Вначале сними щит, – сказал Денис. – Потом я хотел бы выслушать рапорт. Кто командует кораблем?

– Я. – Девочка хлопнула себя по кармашку. Рисованная мордочка лисенка перестала светиться. Погасло и мерцание вокруг девочки. – Эн Эйко, второй пилот крейсерской яхты «Палладии» класса «Рикша». Выполняю обязанности командира корабля.

– Что произошло с Анастасисом Эйко? – Огарин явно знал о яхте и ее экипаже больше, чем сказал мне.

– Несчастный случай. – Девочка мимолетно покосилась на светящееся отверстие люка. – Во время сборки и разборки табельного бластера он не проверил остаточный заряд аккумулятора.

– Ясно. Как я понимаю, все доказательства несчастного случая собраны?

– Да. – В голосе девочки мелькнула насмешка. – При желании можете проводить расследование.

Огарин подошел к ней, взял за подбородок, заглянул в глаза. Мне показалось, что девочка напряглась.

– Ты очень хорошо держишься. Можно неофициально полюбопытствовать, откуда такая подготовка?

– Школа «Дочери Кали», – поколебавшись ответила девочка.

Я не понял. А вот капитан, кажется, да.

– Так. И ты можешь так спокойно говорить о гибели отца?

– У него аТан, – презрительно бросила девочка.

А вот тут и меня проняло! У нас в общине многие считают, что аТан – сплошная выдумка и надувательство. Правда, Огарин мне говорил, что бессмертие реально существует. Вот только стоит огромных денег. Так что можно смело не брать его в расчет. Не для нашего нищего, окраинного мира эта роскошь – аТан.

– А у тебя? – поинтересовался Огарин.

– Может быть, вы захотите узнать и подробности моей интимной жизни? – поинтересовалась девочка. Личико при этом осталось столь серьезным, что я вдруг поверил – у малявки и впрямь могут быть «подробности».

– Прошу прощения. – Огарин сменил тон. – Сейчас прибудет карантинная команда, сдадите официальный рапорт старшему.

– А вы?

– Не люблю читать хорошо подготовленных бумаг. – Огарин вынул изо рта погасшую трубку, досадливо посмотрел на нее. – Вам требуется заправка?

– Нет. У «Палладина» технология Алкарисов, мы можем закончить регату на одной заправке реактора.

– Это хорошо. Наши запасы ограничены, а следом за вами идут другие яхты. Вряд ли все пользуются столь совершенной технологией.

Он очень серьезно говорил с девочкой. Кажется, этот тон у Огарина появился, едва она упомянула о школе «Дочери Кали». Надо не забыть спросить, что же это значит.

– Все наши просьбы я изложила в просьбе о посадке. – Девочка откинула со лба светлую прядку. Вздохнула. – Что-нибудь получится?

– Возможно.

– Я буду очень благодарна, капитан.

– Это мои обязанности по отношению к любому гражданину Империи. – Легкая сухая нотка будто давала понять – «не вздумай предложить взятку».

Девочка кивнула.

– Что вы собираетесь делать с телом? – спросил Огарин.

– Выгрузим. Холодильник у нас небольшой. Вы можете похоронить Анастасиса на местном кладбище?

– Вероятно. Здесь православная община, но они довольно терпимы к иноверцам. Тебя не смущает, что тело будет покоиться вдали от Терры?

– Это только прах, – презрительно бросила девочка. – Что еще с ним делать? Минутку.

Она легко взбежала по лесенке, исчезла в корабле – и вход сразу заволокло туманной дымкой.

– Хорошая яхта, – сказал Огарин. – Если проживу лет пятьсот без особых расходов, так обязательно такую куплю.

– Через пятьсот лет – это будет дешевое старье, – встрял я.

– Ага, – согласился капитан, раскуривая трубку. – Как раз подешевеет настолько, что у меня хватит сбережений.

– Регата – дорогая забава, – рискнул заметить я.

– Мудро ты сказал, Лешка, мудро.

Я понял, что он снова насмехается, и замолчал.

– Не дуйся, – бросил Огарин. – Знаешь, что такое школа «Дочерей Кали»?

– Нет.

– Элитный колледж для девочек. Расположен на Терре, где-то в Гималаях, ну, есть такие горы, высокие. Туда отдают девочек в возрасте около полугода. И забирают в десять лет.

– А зачем так рано отдают? – удивился я. Обида вылетела из головы.

– С ними проводят серию возвышающих операций, процесс довольно долгий… Это не вмешательство в генотип, как у суперов, по наследству не передается, поэтому и не запрещено. Плюс своеобразное воспитание, очень разностороннее. В итоге…

Огарин помолчал.

– В итоге получаются такие вот милые девчушки. Их возвращают родителям – и те могут не заботиться о телохранителях.

– Их учат защищать?

– Убивать их учат. Эта девочка способна положить весь наш гарнизон при некоторой толике удачи. Никакой эмоциональной слабости, никаких колебаний – она не воспринимает чужую боль. При этом привязанность к родителям и членам семьи – чудовищная, закрепленная на рефлекторном уровне. Мир четко разделен на своих и чужих. Реакции превосходят человеческие, боевая подготовка превосходит ту, что дают любые военные колледжи. В основном – рукопашный бой, террор, подавление психики. Такие девочки дорого стоят, Лешка. Это вложение капитала, и очень прибыльное.

– Ей же в куклы играть! – запротестовал я. Конечно, у нас, например, приняты ранние браки, лет в тринадцать-четырнадцать, но девочке же всего десять!

– Она может имитировать игру в куклы, – спокойно ответил Огарин. – Очень правдоподобно, ты никогда не поймешь подвоха, пока оторванная рука куклы не окажется просунутой в твое дыхательное горло. Это очень любопытный колледж. Нас туда возили, на бал. Нам… нам не понравилось то, что мы увидели. Даже нам.

– Врешь ты все, – не выдержал я. – Не верю.

– Я над тобой частенько подсмеивался, – сказал Огарин. – Но не так. Император одно время хотел прикрыть «Дочерей Кали», но на него надавили. Кончилось тем, что в программу обучения ввели верность Императору и человеческой расе.

Я смотрел на яхту, пытаясь соотнести услышанное и кудрявую девочку в комбинезончике.

– А если она слышит то, что ты говорил?

– Ну и что? Они прекрасно знают, что из них сделали. Другой вопрос, как к этому относятся.

– Не верю, – упрямо повторил я.

– Как угодно.

Огарин выпустил облачко ароматного дыма. Вздохнул:

– Вселенная огромна, Лешка. Чудовищно огромна, человеческого разума не хватит, чтобы представить все разнообразие заселенных миров. Есть планеты, где само понятие войны и насилия практически забыто. Они поступились значительной частью своего суверенитета ради благоденствия под крылом имперских сил. Есть маленькие колонии вроде вашей, где удаленность от цивилизации и малочисленность населения приводят к пасторали бытия. Но большинство миров пропитано агрессией – в той или иной мере.

– Ты все о том, стоит ли мне уезжать? – сообразил я.

– Конечно. Я понимаю, ты киснешь здесь, но, Лешка, лучше быть кислым, но живым.

– Да нет у меня никакого шанса отсюда убраться! – выкрикнул я.

– Есть, – отрезал Огарин. – Теперь есть.

В этот миг в люке яхты показались два маленьких силуэта, тащивших что-то длинное, затянутое в блестящую синтетическую ткань. Первой шла девочка, пятилась, без особого напряжения тащила свой груз… нетрудно было догадаться какой.

Вторым шел мальчишка, немного постарше ее. Темноволосый, худощавый, глаза большие, настороженные. В отличие от девочки он был в пилотажном костюме, причем сшитом аккуратно, по размеру. В полной тишине дети спустились по лесенке, опустили зашитое в ткань тело на плиты.

– Артем Эйко? – спросил Огарин.

Мальчик кивнул.

– Что в мешке?

– Анастасис Эйко, бывший капитан корабля. – Мальчик ответил почти так же спокойно, как и его сестра. Очень-очень тихо, глядя себе под ноги. То ли застенчивый, то ли переживает сильнее сестры.

– Причина его смерти?

– Неосторожное обращение с оружием. – Мальчишка поднял голову, чуть прищурил глаза. Девочка усмехнулась.

– Эн, прошу прощения, но я обязан выполнять предписанные формальности, – сухо сказал Огарин. – Я думаю, вам стоит порадоваться, что я свел их к минимуму?

Девочка сразу посерьезнела.

– Да, господин комендант. Конечно. Когда мы можем продолжить путь?

– Как только найдете желающего принять участие в регате. – Огарин усмехнулся. – Если я правильно понял, правила требуют, чтобы экипаж состоял из трех человек?

Он улыбался все шире и шире, ситуация явно доставляла ему удовольствие.

– Да. – Девочка нахмурилась.

– Вся беда в том, что это маленький и патриархальный мир. – Денис развел руками. – Найти здесь человека, который решит отправиться в путешествие через полгалактики, достаточно сложно. А чтобы он еще согласился лететь под командованием десятилетней девочки-убийцы…

Эн вздрогнула.

– Капитан, вы забываетесь!

– Ничуть. В мои обязанности входит безопасность колонии и ее граждан. Поэтому я считаю нужным предупредить всех колонистов о том, что представляет собой ваш экипаж.

– Я вовсе не настаиваю на командовании кораблем! – выпалила девочка. Скорость, с которой она принимала решения, и впрямь была поразительной для ребенка. – Пусть командует кто-то другой! А мы с Артемом готовы лететь пассажирами. Правда?

Артем послушно кивнул. В этой паре он играл не первую роль, хоть был и старше, и мальчишкой.

– Малышка, повторяю, это тихий патриархальный мир. – Денис покосился на меня. – Здесь никто не умеет управлять подобными кораблями. И мало кто отсюда рвется. Вот разве что Лешка хотел.

Я наконец-то был удостоен внимания. Да еще какого!

Через мгновение Эн Эйко почти висела на мне, обняв и заглядывая в глаза. На ее ресницах дрожали слезы.

– Помогите нам! Пожалуйста! Папа все деньги вбухал в этот корабль, он так хотел выиграть регату! И мы выиграем, у нас лучший корабль, нас никто не догонит, честное слово! Мы с Артемом все сделаем сами, мы умеем пилотировать. А вы просто с нами летите, ладно? И четверть приза – ваши!

– Это большие деньги, – согласился Денис. – Очень-очень. Хватит на такую же яхту, аТан, да еще и останется.

– Пожалуйста! – взмолилась девочка. – Ну пожалуйста, пожалуйста!

Только что она была холодной, сдержанной, уверенной в себе. А сейчас – обычный ребенок, подпрыгивающий на месте от нетерпения, с мокрыми от слез щеками.

– Вы полетите с нами? – спросила девочка.

Я глянул на Огарина.

Вечно у меня что-то не так с удачей. Вроде бы и поймал ее за хвост, да еще там, где ждать ничего не приходилось. Но тут же – облом.

– Я еще с ума не сошел, – сказал я, осторожно отлепляя от себя руки девочки. Ощущение было странное – словно она позволила мне отцепить себя, а вовсе не уступила силе. – Извини, детка, но я с вами не полечу.

И тогда капитан Денис Огарин расхохотался:

– Лешка, малыш, а ты все-таки делаешь успехи! Я боялся, что ты согласишься.

Когда подъехала карантинная команда, Огарин отдал несколько коротких распоряжений, и мы ушли. Мальчик снова скрылся в корабле, девочка стала договариваться о похоронах отца.

– Будем встречать другие корабли? – спросил я.

Денис пожал плечами:

– Не знаю. Вряд ли это окажется столь занятно. «Палладии» был лидером гонки, когда он изменил курс и пошел к вашей планете, за ним ринулись остальные. Они воспользуются случаем, чтобы заправиться и передохнуть: регата длится уже месяц. Кто-то, наверное, наплевал на отдых и продолжил гонку.

– А их теперь снимут с трассы?

– Этих милых деток? Да, вероятно. Законы Империи позволяют детям управлять космическими кораблями. Но присутствие взрослого на борту все же обязательно. По совести говоря, я даже не имею права их отпускать, если они вздумают улететь вдвоем.

– Надо было сказать.

– Надо было. Но я боюсь неприятностей в последние дни службы.

– Каких неприятностей?

Денис покосился на меня:

– Лешка, я не шутил, когда говорил о боевых возможностях девочки. Что, если у нее приказ продолжить гонку любой ценой? Она ведь не будет колебаться ни перед чем. Мы для нее – не люди. Знаешь, я предпочту немного поступиться принципами, но сохранить своих ребят и вас тоже. Пусть улетают. И если найдут добровольца, что полетит с ними, – противиться не буду.

От остановился, раскуривая гаснущую трубку. Тоже мне космический волк.

– А вот что ты не согласился лететь с ними – меня радует.

– Спасибо, Денис. – Мне вдруг стало тепло от его похвалы. – Ну я же не совсем дурак. Лететь в команде аутичного мальчика и психованной девочки… Далеко не улететь.

– Я не сомневаюсь в ее способностях управлять яхтой, – ответил Денис. – Я сомневаюсь в ее возможности существовать в замкнутом пространстве с чужими людьми. Брат, конечно, входит в ее понятие «своих». А вот любой чужой человек… Лешка, если бы ты полетел с ними и за обедом слишком резко потянулся за ножом для масла – умер бы с вилкой в глазу. – Он хмыкнул. – А на следующей планете тебя сгрузили бы в нейлоновом мешке как жертву неосторожного обращения со столовыми приборами.

Я даже остановился – от страшной догадки перехватило дыхание.

– Ты что, хочешь сказать, их отец?..

– Нет, – отрезал Денис. – Не хочу. «Дочери Кали» из повиновения не выходят. Своих она убивать не способна. Разве что конфликт приоритетов.

Он постучал трубкой о телефон, вытрясая пепел. Буркнул:

– Что-то ты меня заморочил, Лешка, в любом случае по факту смерти будет проведено дознание. Да и нет ведь тут никакой смерти! У Анастасиса – аТан! И не порти мне последние дни на вашей планете. Свалились тут эти яхты на голову, сейчас еще штабную крысу черт принесет.

– Слушаюсь, не портить настроения.

– Ты чего? А, да брось. Считай, что я тебя демобилизовал. Я ведь к яхте тебя тащил, чтобы ты выбор свой сделал. Честно говоря, и не подозревал, что все так серьезно, думал, что тебе выпал шанс убраться с планеты.

– Спасибо, Денис.

– Было бы за что. Домой пойдешь? Или со мной пошатаешься? Мне надо еще курьера встречать.

Я подумал.

– А помощь тебе нужна?

– Нет.

– Тогда – домой. Спать хочу.

– Удачи тебе, – помолчав, сказал Денис.

– Угу. Завтра можно подойти? Расскажешь, что и как?

– Если это не будет государственной тайной первой степени, – ухмыльнулся Денис. – Давай, счастливо.

Легко сказать – пойду спать. Куда труднее прийти и уснуть – если до рассвета всего ничего, день вместил больше событий, чем иной год, а в пустом доме – тихо, мертвенно тихо.

Дом у меня самый обычный, деревянный, двухэтажный, в таком хорошо жить большой семье, а вот одному – тяжко. Весь верхний этаж пустует, а я живу на первом, в своей старой детской. Только кровать сюда перетащил нормальную, вот и все изменения.

Когда я понял, что зря глазами хлопаю, уже рассвело настолько, что стало все видно. Подвешенная к лампе – давным-давно перегоревшей, кстати, не люблю верхний свет – модель имперского эсминца. Я ее сам склеил, когда мне было лет десять, по чертежам из детского журнала «Имперский соколенок». А вот картинка на стене – это рисовала мама. Рисовать она не умела совершенно, если у меня и были художественные способности, то никак не от нее. Все картины где-то наверху, на чердаке. Только эту я не стал снимать, хотя однажды из любопытства насчитал на ней семь только фактических неточностей. Ну не мог Император Грей в разгар Смутной войны носить боевой костюм модели «Викинг», его еще не придумали, и на фоне пылающего гнездовья Алкари его изображать смешно, он там не был, и уж никак не мог Император трогательно прижимать к груди свежевылупившегося птенца Алкари, спасенного из огня. Алкари – не цыплята, у них генетическая память, и даже самый мелкий птенец понимает, кто друг, а кто враг. Хватанул бы Императора клювом в открытый гермошлем, и все, нет у человечества вождя. Ну и еще, по мелочи, всякие неточности.

Все здесь было знакомо, все привычно, я с закрытыми глазами могу каждую мелочь найти, а в туалет ночью сходить не просыпаясь вообще, и книжку на стол швыряю не глядя, зная, что упадет точнехонько на единственное свободное место. У нас в общине считают, что так вот и надо жить – храня преемственность поколений, дух, народность и моральные ценности. Когда-то эту комнату занимал отец. Вон в шкафу на полочке стоит пластиковая модель боевого робота. Это он собрал. А перед ним здесь жил дед. Подоконник сделан из доски, которую дедушка сам украсил выжиганием: там изображен огромный город, который будет стоять на месте нашего поселка в будущем.

Цепочка. Преемственность. Помни дела своих предков, передай их своим потомкам. Главный наш завет.

Я тоже так думаю, конечно. Только не применительно к себе. Не хочу! Не хочу, и все! Вот только представлю: появятся у меня дети, старший сын будет жить в этой комнате, зная, что выжигание – от прадедушки, робот – от деда, модель эсминца – от папы. И когда он соорудит что-нибудь достойное духа семьи, так сразу этому найдется свое место – на полочке или на гвоздике.

Когда я понял, что точно не усну, то свесил ноги с кровати, рукой, не глядя, щелкнул по клавише кофеварки и посидел немного с закрытыми глазами, слушая тихое бульканье кофе. Интересно, улетело уже с планеты семейство Эйко?

Конечно, хочется. Очень хочется такой шанс за хвост схватить. Выиграют они регату или не выиграют, все равно можно будет домой не возвращаться. Устроиться где-то работать, ведь обязательный имперский образовательный курс я окончил на отлично, может быть, в армию пойти – рядовым, или техником в космопорт. Все равно – здорово. Но не зря же Денис, который меня вечно ругает за нерешительность, этот отказ одобрил? Как вспомню глаза девочки – страшные у нее глаза. И не потому, что в них злость или жажда убивать. Просто слишком легко они меняются – то внимательные, серьезные, а то наивные и просительные. Не верь людям, у которых глаза так быстро меняются. Никогда не верь.

Кофеварка проиграла побудку, я протянул руку и взял чашку кофе. Втянул аромат. Не очень, конечно, есть где-то мешочек настоящего, терранского кофе, не нашему чета. Тетя Лиза и дядя Павел хоть и стараются, селекцией занимаются, специальные удобрения выписывают, а все равно кофе не такой.

И откуда я знаю, что именно наш – не такой? Если разобраться, так наоборот, терранский должен неправильным казаться, его я пил раз десять в жизни, а наш – постоянно. Вот только все равно – чувствую. Будто где-то в глубине, в клеточках, как у Алкари, сидит память и нашептывает: «не так», «неправильно», «подделка». Отец Виталий говорит, что это пережитки, что хоть Терра и родной мир человечества, но в колыбели вечно жить нельзя. Значит, и небо должно быть нам родным, и земля, и безмозглые абори, и джунгли, и этот кофе.

Выхлебал я две чашки, забрался в душ, переоделся в чистое. Потом вдруг принялся за уборку, хоть обычно по пятницам наводил порядок, а сегодня только четверг. Наверное, хотелось что-то делать. Пол пропылесосил и протер старый робот-черепашка, он барахлит, но если его запускать два раза подряд в режиме генеральной уборки, то становится вполне прилично. А я вытер пыль, особое внимание уделив дедушкиному подоконнику – в выжженные линии вечно набивался мусор, и город становился пыльным и ненастоящим, как макеты в нашем музее, потом протер стекла – для окон тоже есть маленький робот, но его замаешься пересаживать со стекла на стекло, проще походить с тряпкой и аэрозолем.

Хорошо бы, если гонщики уже заправились, отдохнули и улетели.

А еще лучше, если военный курьер попутно забрал Огарина. Не хочу я с ним прощаться. Лучше прийти в бункер и забрать у ребят конверт с какой-нибудь запиской, что он обязательно оставит. Прочитаю и пойду к священнику просить благословения на брак с Ноновой.

Весь первый этаж я отдраил и отчистил до полудня. Сделал все, что только можно, даже ковер в гостиной почистил пеной, а фамильный хрусталь в буфете сполоснул от пыли и высушил. И только тогда понял, что специально себе занятия придумывал – чтобы не выходить из дома.

Это что же, я боюсь, что передумаю и в экипаж к сумасшедшей девочке попрошусь?

Нет уж!

На улицах было очень тихо, и у меня зародилось подозрение, что и впрямь все закончилось – гонщики разлетелись, никто и не узнал про неожиданный визит, кроме меня.

Но подойдя к трактиру, я понял, что все еще далеко не закончилось.

У входа стояли два незнакомца, высокие, стройные, излишне хрупкие, наверное, с планеты низкой гравитации. Лица у обоих тонкие, прозрачные, нечеловеческие, на эльфов из детских сказок похожи. Когда я подошел поближе, то понял, что один из них – женского пола, едва-едва были заметны под комбинезоном груди, да и бедра пошире.

– Доброго дня вам, – слаженно приветствовала меня парочка. Улыбнулись. Но больше никаких попыток к общению не предприняли – то ли ждали они кого-то еще, то ли собирались со всем поселком перездороваться.

– День добрый, – прошептал я, проскальзывая мимо.

Ой, что внутри творилось!

Здесь было еще шесть иномирцев. Разделить их на две тройки труда не составляло – один экипаж выглядел совсем как наши люди, только одеты во все темное, со странными прическами, длинными прядями волос над ушами и с маленькими круглыми шапочками, будто приклеенными к головам. Сидела эта троица на высоких стульях у бара и пила вино, причем почему-то из своей бутылки, я такой раньше не видел. То ли метаболизм у них иной, то ли обычаи не позволяют чужого пить?

Вторая тройка была куда забавнее. Вначале мне показалось, что это тоже экипаж из детей, потом я понял, что люди-то взрослые, только очень низкорослые и хрупкие, с кожей голубоватого оттенка и светлыми, почти белыми волосами. Я попытался понять, что их такими сформировало, но ничего умного не придумалось. Планета с высокой гравитацией – так были бы кряжистыми. Планета с низкой гравитацией – были бы длинными и тощими. А так – словно подростки, только глаза недетские, настороженно-серьезные, и хлещут водку безостановочно.