Текст книги "Эволюционные и «революционные» изменения государственно-правовой формации"

Для нас по понятным причинам важно, что идеологи «цветных» потрясений пытаются любым способ втиснуть в прокрустово ложе революционного развития и Россию; так экс-советник Президента США З. Бжезинский писал, что «у Украины есть лишь два пути: реставрация диктатуры или трансформация в демократическое общество. В случае успеха украинская революция будет иметь значение и для России, которая будет обречена или стать демократической или распасться».[288]288
  Яневский Д. Хроника оранжевой революции. Харьков: Фолио, 2005. С. 644.


[Закрыть] К сожалению, подобного рода настроения разделяют и некоторые советские авторы. Так, С. Кара-Мурза недоумевает: «народ России проявляет беспрецедентную непритязательность и терпение. Несмотря на небывалую по своей несправедливости экспроприацию общественной собственности, ее преступную приватизацию ничтожным около властным и теневым меньшинством, хищническое перераспределение доходов и массовое обеднение квалифицированного трудящегося населения, оно до сих пор не идет на открытое социальное противостояние»[289]289
  Кара-Мурза С. Революции на экспорт. М.: Алгортитм-Эксмо, 2006. 528 с. С. 411.


[Закрыть].

Впрочем, мнение о том, что «об организации бархатной революции в России мечтают многие, и немалая часть политэлиты (надо полагать, именно для людей, скучающих по бурным ельцинским временам придуман в Кремле пугающий термин «пятая колонна») не скрывает своего желания такую революцию поддержать)»[290]290
  Кахиани К., Слободянюк Д. Режим охлаждения //Политический журнал. 2005. № 13.


[Закрыть] несколько теряет свою актуальность на современном историческом этапе. Однако это не дает безусловных гарантий того, что попытка осуществления «цветной» революции не будет предпринята в нашей стране. Для аргументации этого суждения обратимся к современной юридической литературе, где имеют место публикации о надвигающейся «белой революции» в России.[291]291
  См. подробнее: Мусаелян Л.А. О цветных революциях, глобальном кризисе демократии и политической системе современной России //Вестник Пермского университета. 2012. № 3. С. 33–34.


[Закрыть] «Признаки кризиса демократии, – пишет Л. А. Мусаелян, – в разной степени дают о себе знать в большинстве современных стран. В России, где демократические институты были механически перенесены с Запада без учета особенностей существующей социальной реальности, эти черты кризиса приобрели более рельефный характер. Здесь помимо общих признаков кризиса есть и свои собственные российские недуги. Оставляя в стороне практику чрезмерного использования административного ресурса во время избирательных кампаний, фальсификации результатов выборов, свидетельствующих о кризисе системы парламентского и партийно-политического представительства, отметим еще одну наиболее значимую для граждан страны проблему – кризис российской системы правосудия (господство «басманного суда»). Если быть объективным, следует признать системный кризис институтов правоприменения и правоохранения, указывающий на отсутствие у власти вопреки требованиям времени действенных инструментов управления обществом. Кризис системы правоохранения и правоприменения является раздражающим фактором, усиливающим недоверие населения к Российскому государству. Разрыв, отчуждение между народом и властью – одна из важных причин низкой эффективности последней. Частота, с которой в современной России падают самолеты, ракеты, тонут корабли, горят предприятия, гибнут люди, напоминает ситуацию, сложившуюся в СССР в конце 80-х годов. Как и тогда, все это симптомы системного кризиса управления. К чему это может привести, напоминает опыт Советского Союза».[292]292
  Там же. С. 36


[Закрыть]

Разумеется, имеют место подобного рода рассуждения в среде западных исследователей, к которым также апеллируют авторы анализируемых публикаций. Например, Дж. Шарп утверждает, что «Основной Закон новой демократической России институционально закрепил исторические традиции моноцентрической персонифицированной политической власти».[293]293
  Шарп Дж. От диктатуры к демократии. Концептуальные основы освобождения [Электронный ресурс]. URL: http://patriotic-front.narod.ru/ Sharp.htm (дата обращения: 05.05.2012).


[Закрыть] Российский исследователь, развивает это суждение следующим образом: «полномочия Президента России контрастируют с куцыми правами федеральных представительных органов власти, которые фактически не имеют возможности влиять на состав, идеологию, политику Правительства. К тому же большинство мест в них уже много лет принадлежит партии власти, что позволяет последней, минуя сложные процедуры обсуждений, переговоров, согласований с политическими оппонентами, без существенных изменений штамповать законопроекты, подготовленные их единомышленниками в Администрации Президента и Аппарате Правительства. В этом контексте мысль экс-спикера Государственной Думы Б. Грызлова о том, что Дума не место для политических дискуссий, не так уж и далека от истины. Это скандальное заявление российского политика лишь подтверждает известный факт – имитационный характер демократических институтов в России».[294]294
  Мусаелян Л.А. О цветных революциях, глобальном кризисе демократии и политической системе современной России //Вестник Пермского университета. 2012. № 3. С. 37.


[Закрыть] По его же мнению, «понимание отмеченных особенностей российской политической системы активизирует желание глобальных неформальных структур осуществить «белую революцию» в России [выд. авт.]. В этой связи не случайно то, что критика нынешней российской власти, как из-за рубежа, так и внутри страны, направлена против нынешнего Президента России, т. е. вершины пирамиды, на которой зиждется вся политическая конструкция так называемого путинского режима. Осознает ли власть уязвимость созданной политической системы и угрозу цветной революции? Реакция властей на массовые протестные выступления 2011–2012 гг. указывает на то, что такое понимание есть. Предвыборные статьи В.В. Путина и первые шаги по реформе «Единой России», предпринятые ее новым лидером Д.А. Медведевым, свидетельствуют о серьезности их намерений реформировать политическую систему страны. Без этого невозможно создание конкурентоспособного политического пространства, невозможна реальная демократия, невозможна модернизация страны»[295]295
  Там же.


[Закрыть].

На наш взгляд, подобного рода позиции не могут не вызвать настороженности. Никто, включая руководство страны, не считает ситуацию в России идеальной с точки зрения развития институтов демократии, реформирование политической системы продолжается. Однако нам фактически предлагается альтернатива – «белая революция», потенциальные негативные последствия которой легко предсказуемы.

Юрист не может не отметить, что все эти «цветные» действия (подстрекательства к революциям, попытки их осуществления и, тем более, непосредственная реализация) противоречат нормам международного права и, в частности, Декларации о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств 1981 г.[296]296
  Декларация о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств. Резолюция 36/103 Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1981 г. //СПС КонсультантПлюс.


[Закрыть] Там определены случаи так называемого косвенного вмешательства, т. е. вмешательства посредством подстрекательства, организации или финансирования органами власти одного государства насильственных действий граждан другого государства против конституционного порядка в этом государстве. Конституция Российской Федерации также устанавливает, что «никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуются по федеральному закону» (ч. 4 ст. 3).

Мы убеждены, что уважение к праву и закону никогда не бывает лишним, а современные правовые государства, в том числе, к «незыблемому авторитету» которых обращаются подстрекатели «цветных» революций, давно уже избрали для себя не революционный, но эволюционный путь трансформации государственно – правовой информации.

История «цветных «революций насчитывает уже не один десяток лет, особенно если принять во внимание спорное мнение о том, что ним можно отнести события 1989 г. в Чехии («бархатная» революция, начало которой положило подавление студенческой демонстрации в Праге в ноябре 1989 г.). Это уже не «новинка», когда в 2005 г. политологи отмечали, что «последним писком моды в области экспорта демократии стали сейчас «революции цветов» – то, что успехи оппозиционера Джорджа Сороса на постсоветском пространстве оказались куда более впечатляющими, чем успехи администрации Джорджа Буша на Ближнем Востоке».

Соответственно, можно подвести определенные итоги «революций цветов», которые вряд ли подтверждают их целесообразность. Так, «революция роз» в Грузии 2003 г. обусловила ухудшение российско-грузинских отношений, но явно не достигла желаемого результата, ибо на рубеже 2013–2014 гг. Грузия стала осуществлять значительно менее прозападную позицию и даже инициировала уголовное преследование в отношении ее основного идеолога – бывшего Президента страны М. Саакашвили.

Однако еще более наглядный пример опасности любых «ускорений» эволюционного развития общественных отношений представляет пример «оранжевой» революции на Украине. Она была осуществлена по «классической рецептуре» государственного переворота, в которой «технология построения хорошо организованной толпы – ключевой элемент…толпа – инструмент одноразового использования, поэтому требует больших, но одноразовых затрат. Большинству из «протестующих» против антинародного режима не надо даже платить – они делают это вполне добровольно. Им необходимо, прежде всего, выплеснуть свой гнев против окружающей скверной действительности. И они получают такую возможность. Недовольные жизнью граждане составляют весьма значительную часть населения любой страны. Поэтому «армию протеста» всегда можно навербовать, если имеются необходимые на то средства».[297]297
  Головков А. На пороге заказных переворотов //Политический журнал. 2004.№ 7.


[Закрыть] Подобного рода действия были псевдолегализованы по весьма примитивным технологиям (вспомним, переворот Колчака!), в том числе на основе так называемого электорального противостояния. «Бархатные и оранжевые» революции, – пишут исследователи, – показали эффективность современных методов канализирования массового недовольства, то есть внушения людям различных, в том числе взаимоисключающих представлений о способах разрешения противоречий. благодаря этому и удается во время выборов так расколоть общество, что два кандидата с альтернативными программами получают почти одинаковые количества голосов»[298]298
  Кара-Мурза С. Революции на экспорт. М.: Алгортитм-Эксмо, 2006. 528 с. С. 389.


[Закрыть].

Однако без насилия не обходится не одна революция и события на Украине не являются исключением. Можно, в целом, разделить мнение Р. Шайхутдинова о том, что «сознательное использование принципов ненасилия, начиная от названия (бархатная, каштановая революция, революция роз) и заканчивая символикой, имиджем и т. д. И тот, кто первым применит насилие, окажется по определению тотально не прав. Но кто сказал, что в этой схеме на самом деле нет насилия? Напротив, оно есть! Это скрытое насилие! Просто смещенное с физического в иной план….». [299]299
  Шайхутдинов Р. Демократия в условиях «спецоперации»: как убить государство //Сообщение. 2005. № 1.


[Закрыть] Таким образом, «ненасильственные» силовые действия являются важным актом в спектакле «оранжевой» революции. Все эти действия совершаются при минимальном уровне «насилия», то есть драк, стрельбы и т. д. Напротив, постоянно говорится о необходимости «не поддаваться на провокации». По сути, это типичное насилие, только вместо огнестрельного оружия используется толпа – масса невооружённых людей – которая, если против нее не применяется насилие, сама обладает большой пробивной силой».[300]300
  Кара-Мурза С. Указ. Соч. С.393.


[Закрыть]

Итак, «цена» революции всегда одна, это всегда насилие и жертвы. Итоги этой революции также очевидны. В 2004 году имело место наивное ожидание «западных» благ у части населения и нескрываемая жажда наживы у прозападных дельцов: «оранжевую» революцию можно назвать еще и буржуазной. В том смысле, что уличные акции протеста были активно поддержаны, и не только в части финансирования, представителями среднего и малого бизнеса. Сейчас [авт. – 2004 год] предприниматели, которые разрешили своим работникам бастовать на Майдане, подсчитывают убытки и надеются, что они не будут напрасными».

Масштаб «убытков» от этой революции нам трудно оценить и сейчас; во время написания этих строк поток беженцев в Россию не прекращается, число людских жертв неуклонно возрастает… «Игра в революцию» неминуемо обернется горем и страданием для населения; «соблазн» быстрых перемен к лучшему в очередной раз показал свою несостоятельность.[301]301
  Яневский Д. Хроника оранжевой революции. Харьков: Фолио, 2005. С. 660..


[Закрыть]

Заключение

В настоящем исследовании мы предприняли попытку в очередной раз обосновать тезис, который, на наш взгляд, кажется аксиоматичным: эволюционный путь развития государственно-правовой формации предпочтителен «революционному», который практически всегда сопровождается насилием и жертвами. Парадоксально, но попытки втянуть стабильно-развивающееся государство в хаос новых революционных потрясений (так называемую «белую» революцию) не прекращаются. Основной аргумент против таких призывов мы связываем с анализом исторического опыта. В этом контексте уместно привести слова В.Н Татищева, который справедливо утверждал: «не может никакой юрист мудрым назван быть, если не знает прежних толкований и прений о законах естественных и гражданских. И как может судья право дела судить, если древних и новых законов и причин применениям не знает? Для такого ему нужно историю законов знать».[302]302
  Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. М – Л. 1963. C.67.


[Закрыть]

Именно в истории государства и права мы можем найти примеры разумного и объективного подхода к реалиям нашего мира. «…Надо раз и навсегда признать, что путь «завоеваний» революции пройден до конца, – отмечал П. И. Новгородцев, – и что теперь предстоит другой путь – «собирания русской земли и восстановления русского государства». Когда русские демократические партии писали в старое время свои программы, они имели своей целью сделать Россию из несвободной страны свободной. Теперь пред всеми русскими людьми стоит задача неизмеримо более тяжкая и настоятельная – сделать родину нашу из умирающей – живою. И для этой новой задачи нужен и совершенно новый дух, нужен коренной поворот политического сознания, нужно решительное изменение нашего отношения к нашей роди-не-матери. Идти на ее восстановление под знаменем «завоеваний революции», радеть о ее спасении и собирании с духом революционных и классовых вожделений – это значит не понимать, не чувствовать, в какое страшное время мы живем, какая великая ответственность на нас лежит»[303]303
  Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М.: ПРЕССА, 1991. С. 560.


[Закрыть].

К сожалению, многие революционеры, в том числе правители, фактически совершившие революционные перевороты только перед своей кончиной осознавали все трагические последствия их попыток «ускорения истории»; В.И. Ленин констатировал свою вину перед рабочим классом, Б.Н. Ельцин писал, что «….не выдержит Россия больше никаких драк и слез»[304]304
  Ельцин Б.Н. Записки Президента. М.: ИД «Огонек», 1994. с.324.С. 410.


[Закрыть].

И, тем не менее, события новейшей истории, в том числе так называемые «цветные» революции вновь обусловливают актуальность вопроса о том, может ли народ свергнуть такой режим власти, насильственным путем изменить государственно – правовые институты? Как уже отмечалось, вопрос этот носит риторический характер, ибо под словом «народ» может маскировать свои антипатриотичные и антинародные настроения небольшая группа лиц, которая под маской красивых глаголов «свергнуть», «освободиться» ввергает население в хаос насилия и войны. В 2004 г. под лозунгами «закон для народа», а не «народ для закона» развертывалась «оранжевая» революция на Украине. В 2014 году эти лозунги привели уже к значительно большему количеству жертв; очередная «революция» на Украине обусловила уже не просто негативные, но катастрофические последствия.

Из изложенного не следует вывод о недопустимости борьбы со злоупотреблениями со стороны представителей государственной власти; напротив, противодействие необходимо, но власть может быть охарактеризована как тираническая, авторитарная только на основе правовых средств и только такими средствами возможно противодействие ей. При этом Власть не должна противодействовать ее критике.

Как произошедшие, так и еще подготавливаемые «цветные» и иные революции – реалии современного мира; соответственно, не теряет своей актуальности проблема допустимости «революционных» изменений государства и права. Автор не считает целесообразным изменение государственно-правовых институтов нелегитимным способом, причем, ни при каких обстоятельствах. Соблюдение Конституции и разрешение негативных ситуаций путем проведения референдума – признак современного правового государства. Однако это всего лишь личная позиция, а жизнь неумолимо свидетельствует: перевороты, революции, заговоры были, есть и будут. Даже юристу-профессионалу не так просто уяснить юридическую правомерность «ускорения» трансформации государства и права. Классическим примером являются события осени 1993 г. – противоборство Президента и Парламента России, когда обе стороны активно формировали новые правовые акты, формально – легитимными, но противоположные по содержанию.

В монографии также ставился вопрос о том, не является ли более позитивным и безопасным путь более «мягкой» реформации государства и права и, в частности, путь реформ? На практике разграничить эти институты не так просто и иная «реформа» по своим последствиям (фактическая смена государственно-правовой формации) сопоставима с «революцией». В целом, имеет место проблема разграничения сущности таких категорий как «государственный переворот», «революция», «заговор». Так, например, в июле 2014 г. Президент Российской Федерации в своих официальных заявлениях неоднократно отожествлял цветные революции с государственным переворотом, отмечая, что российский народ никогда не пойдет по революционному пути. Думается, что этот прогноз должен сбыться, ибо современный социум осознает, чем чреваты революции, а ученый, практик, юрист уже никогда не станет обосновывать человеческие потери демагогическими рассуждениями о «благе народном».

В работе мы неоднократно обращали внимание на достаточную условность терминов «государственный переворот», «заговор», «восстание», «революция». К сожалению, многое здесь зависит не только от объективных факторов (развитие производительных сил, мнение большинства населения и т. п.), но от факторов субъективных, в том числе, от «удачливости» борющейся за власть группировки. Так, например, в случае если эта группа лиц получает власть, то предшествующие события провозглашаются «революцией», совершенной «во имя народа»; если ее действия пресекаются, то все ее лидеры привлекаются к юридической ответственности, а их действия получают, как правило, такую правовую оценку как попытка государственного переворота (государственный переворот). Так, например, события новейшей российской истории конца прошлого века также характеризуются разнопланово: «реформы», «заговор против СССР», «переворот», либо, напротив, как «Великая либерально-демократическая революция конца 80-х начала 90-х годов».

В целом, можно разделить мнение о том, что государственный может быть охарактеризован как показатель существующей политической, экономической и социальной нестабильности, слабости демократических институтов и неразвитости гражданского общества, неотлаженности механизмов передачи власти законным путем». Исследователи, определяя государственный переворот как насильственную (неконституционную) смену (захват) власти в государстве, устранение от власти власть держащих, путем физического устранения или изоляции их от рычагов власти, с заменой на представителей угодных, или представляющих интересы сил, проводящих государственный переворот, используют и иные термины для характеристики фактически аналогичных явлений. Так «политический переворот» понимается как насильственный или ненасильственный захват власти лицами или лицом, которым ранее эта власть не принадлежала; такой переворот означает смену политического курса, что способно отразиться практически на всех сферах жизни общества. Аналогичным образом и термины «заговор», «восстание» также могут использоваться для характеристики явлений, которые мы определяем как «государственный переворот». В энциклопедической литературе «заговор» определяется как «решимость двух или более лиц действовать с целью ниспровергнуть или изменить существующий государственный строй, или возбудить граждан к вооружению против государственной власти». К числу событий, которые с известной долей условности можно объединить в группу «государственных переворотов» в новой и новейшей истории исследователи, как правило, относят: Февральскую революцию 1917 года, попытку государственного переворота в августе 1991 г. В последнем случае Верховный Совет РСФСР квалифицировал основания введения чрезвычайного положения 19 августа 1991 г. именно «государственным переворот».

Однако наибольшее количество споров возникает при характеристике так называемых «цветных» революций как «классических», «народных» революций или «государственных переворотов» (попыток их осуществления). Эти современные революции представляют собой феномен, который многие политики, юристы характеризуют, в том числе как государственные перевороты и как народные революции. Во многом это объяснимо и тем, что сколь-нибудь единообразная дефиниция этого понятия еще не выработана; более того, нам представляется, что эта задача не разрешима и в будущем. Как уже отмечалось юридическая характеристика деяния как криминального переворота или «освободительной» революции зависит во многом от субъективных факторов и, принципиально, от успеха этого мероприятия.

Так, 1 сентября 1993 г. Б.Н. Ельцин издал Указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» и «Обращение к гражданам России»; Указом прекращалась деятельность Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации, что мотивировалось необходимостью защиты высших конституционных ценностей. Верховный Совет СССР характеризовал 29 августа 1991 г. ситуацию в стране как попытку государственного переворота, констатирует нанесение стране большого политического и экономического ущерба, практический срыв подписания Союзного договора. Социологические данные свидетельствуют о том, что как государственный переворот события 1991 г. часть россиян (по разным источникам от 17 до 38 процентов) оценивают и в настоящее время. Соответственно, другая часть населения фактически придерживается противоположной позиции.

Исследователи не без оснований выделяют такие основные характеристики государственных переворотов как: отстранение от власти неугодных лиц или захват власти, как правило, с заменой на нужных представителей власти; насильственная и нелегитимная форма действий по захвату (смене власти), в подавляющем числе случаев с использованием армии (воинских формирований как национальных, так и наемнических); действия по смене государственной власти являются, как правило, неожиданными, внезапными, непредсказуемыми как для представителей власти, так и для основной части общества; они совершаются небольшой хорошо организованной группой, оппозиционно настроенной по отношению к действующим властным структурам, во многих случаях с принадлежностью к военным.

Такой подход позволяет им классифицировать государственные перевороты в зависимости от присущих им характерных особенностей; при этом они выделяют: революции – перевороты с участием довольно многочисленных народных масс, как правило, со сменой общественнополитического строя; дворцовые перевороты – перевороты с участием небольшого числа участников из приближенных к главе государства, как правило, в государствах с монархическим устройством; путчи – государственный переворот или его попытка, совершаемая небольшой группой заговорщиков, зачастую военных с привлечением ограниченного контингента войск (военный государственный переворот), которая в случае победы приходит к власти на короткий либо более или менее длительный период; узурпацию одной ветвью власти (обычно исполнительной) всех властных полномочий в стране, что подразумевает прекращение деятельности органа представительной власти, если оно принимает формы, не прописанные в конституции государства (события осени 1993 г. в России, которые завершили политический кризис в стране 1992–1993 гг.); перевороты с участием небольшой группы участников из числа лиц, не входящих в близкий круг предержащих власть и недовольных проводимой государственной политикой (например, убийство русского царя Александра II народовольцами в марте 1881 г.); перевороты в результате агрессии внешних сил (например, устранение Саддама Хусейна в результате оккупации американо-английскими войсками Ирака); и, наконец, «бархатные революции» – «бескровные» революции, приводящие к изменению общественно-политического строя или смене властных структур.

Как думается, данная классификация отличается полнотой и охватывает широкий спектр вариантов трансформаций государства и права. Однако нетрудно заметить, что неизбежный субъективизм фактически отожествляет два принципиально различных процесса; в выше приведенной классификации – это революция и собственно государственный переворот. Революция, как правило, представляет собой комплекс мер по смене государственно– правовой формации «изнури», т. е. с опорой на широкие слои населения. Государственный переворот, как правило, инициируется группой лиц, не находит «классовой поддержки» и достаточно часто «пресекается» действующей властью. Однако в монографии, как хочется надеяться, мы были самокритичны, выделив элементы субъективизма и в наших рассуждениях. Во-первых, подлинно народная революция может в дальнейшем выхолащиваться в процесс узурпации власти одним лицом или группой лиц, терять поддержку народа и, в конечном счете, с «высот» исторического процесса характеризоваться как государственный переворот. Нередко именно так оцениваются события октября (ноября) 1917 года.

И, напротив, явно незаконный (как принято сейчас выражаться неконституционный) переворот может в дальнейшем обусловить формирование демократического правового государства. Тем не менее, научное исследование не может осуществляться без установления классификационных факторов и в нашей работе мы предприняли попытку охарактеризовать три основные группы деяний: государственные перевороты (условно выделяя заговор как, чаще всего, неудавшийся государственный переворот), революции и реформы. Критериями их разграничения выступают: легитимность мероприятий, как правило, предварительное обнародование предполагаемых мероприятий (реформы), соответствие или несоответствие трансформации государства интересам широких слоев населения (переворот или революция, соответственно). Мы осознаем условность и этой классификации. Так, события девяностых годов прошлого века подавляющим большинством исследователей характеризуются как реформы, но по своим последствиям, «скорости» реализации они явно носят «революционный» характер, а социологические опросы населения, нередко, наводят на мысли о государственном перевороте.

Объективная характеристика государственного переворота предполагает его понимание как явления, не исключающего в отдельных случаях возможности позитивных последствий. Так, например, в результате государственного переворота 1640 года Португалия вышла из-под власти испанских королей, стала суверенным государством. В этом контексте принципиально (по крайней мере, до 2014 г.) многие авторы не исключали и возможность позитивных изменений после осуществления и «цветных революций», которые, тем не менее, методам их реализации трудно отграничить от государственного переворота. Так, например, многие политики утверждали (и утверждают сейчас), что на Украине осуществляется тщательно подготовленный конституционный переворот по наиболее современным технологиям, цель которого – возвести на трон самозванного президента.

Безусловно, тонкая грань отделяет эти «революции» от государственного переворота. С одной стороны, народ и его граждане обладают правом на сопротивление, о чем иногда говорится в конституциях и некоторых конституционных документах (например, Декларация независимости США провозглашает: «в случае если какая-либо форма правления становится губительной… народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье»). С другой стороны, в большинстве «цветных» революций присутствуют признаки государственного переворота (прежде всего, это насильственная и нелегитимная форма действий по захвату власти, осуществления этих действий без использования форм выявления мнения населения – референдум, выборы, либо с фальсификацией этих форм).

На основании изложенного мы вынуждены констатировать основной вывод, не претендующий на научную новизну: оценка исторического события как «переворота» или «революции», «реформы» всегда будет носить субъективный характер и может измениться с течением времени. Однако мы рискнем утверждать, что конституции и законодательство практически всех правовых и демократических государств «сосредотачивают» свое внимание на принципах незыблемости власти и умалчивают о ситуациях, когда эта власть подлежит замене. Соответственно, мы полагаем, что в нормативных правовых актах современных стран целесообразно как можно более подробно закреплять порядок действий и процедур, которые необходимо в этих целях реализовать.

Итак, в монографии неоднократно отмечена условность использования термина «государственный переворот»; в числе его разновидностей (возможно, что только синонимических) – путчи, восстания, «дворцовые перевороты», заговоры и т. п. Так, например, термин «заговор» достаточно часто используется законодателем. Так, согласно ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала, преступления против мира включали: планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений и заверений либо участие лица в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий. В

уголовном праве Франции существует институт, сходный с институтом сговора в англо-американском праве. Во Франции он получил название «организация злоумышленников», которая представляет собой группу или сговор, созданные для подготовки одного или нескольких преступлений либо проступков, влекущих по Уголовному Кодексу пять лет тюремного заключения (ст. 450-1 УК Франции). При этом подготовка должна найти выражение в одном или в нескольких «объективных действиях», Во Франции существует также понятие заговора как разновидности указанной «организации злоумышленников», который направлен на совершение какого-либо государственного преступления (ст. 412-2 УК Франции). Как за самостоятельное преступление здесь установлена ответственность и за неудавшееся подстрекательство к совершению некоторых государственных преступлений: измены, шпионажа, саботажа и др.

Использует термин «заговор» и российский законодатель, но не в сфере уголовно-правовых отношений; к примеру, согласно «Методических материалы по страхованию строительных рисков» (п.3.4.) «не подлежит возмещению ущерб, возникший вследствие: любого рода военных действий и их последствий, террористических актов, гражданских волнений, забастовок, мятежа, локаутов, конфискации, реквизиции, прерывания работы, ареста, уничтожения или повреждения имущества по распоряжению гражданских или военных властей, принудительной национализации, введения чрезвычайного или особого положения, мятежа, бунта, путча, государственного переворота, заговора, восстания, революции»,