Текст книги "Приватизация по Чубайсу. Ваучерная афера. Расстрел парламента"

Хотели как лучше, а получилось как всегда.

(В. С. Черномырдин)

Современная юридическая база Консультант содержит всего 2 документа, которые были приняты съездом. Это «Декларация о суверенитете» и «Декрет о власти».

Декларация о суверенитете

Декларация представляет собой 2-х страничный документ, написанный с высоким пафосом с отсылками к главному носителю суверенитета – народу, и содержит в себе следующую норму: верховенство Конституции РСФСР и Законов РСФСР на всей территории РСФСР; действие актов Союза ССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливается Республикой на своей территории. Разногласия между Республикой и Союзом разрешаются в порядке, устанавливаемом Союзным договором.

Такая формулировка, предполагавшая фактически замену Союза конфедерацией, закладывала мину под существование СССР, которая в конечном итоге и взорвалась через полтора года.

Принимая данную декларацию, никто из присутствующих в зале и не думал о развале страны. В самой декларации есть подтверждение этому. В ней есть строки о том, что Россия находится в составе СССР, и поэтому многие современные интерпретаторы не правы, считая, что это решение сознательно было направлено на развал СССР.

Такое решение было вызвано перетягиванием каната полномочий между центром и РФ. Это было желание превратить существование фактически фиктивных институтов власти в Российской Федерации в реальные.

В те времена Россия была по сравнению с другими республиками, входящими в СССР, значительно ущемлена. В России не было своей Академии наук, многих министерств, многими предприятиями, находящимися на ее территории, в отличие от остальных республик, командовали напрямую союзные министерства. В этом усматривалось ущемление республики, и было вполне понятное желание это устранить.

Причем такое желание было как у консерваторов, так и у демократов – радикалов, так как и те и другие, пусть и по диаметрально разным причинам, были не довольны действиями центра во главе с Горбачевым. И поэтому голосование прошло практически единогласно. Однако объективно это дало толчок для так называемого «парада суверенитетов», приведшего в конечном итоге к развалу страны. Воистину благими намерениями выложена дорога в ад.

Декрет о власти

По существу главная задача данного документа, заключалась в том, чтобы обеспечить отстранение КПСС от власти, так как в нем, наряду с декларациями о том, что власть должна служить народу и прочими красивыми словами была заложена следующая формулировка:

В РСФСР не допускается совмещение должности руководителя государственного органа власти или управления с любой другой должностью, в том числе в политических или общественно-политических организациях.

Впоследствии эта задача отстранения коммунистов от власти была «успешно» решена, причем декрет о власти был в этом отстранении никаким боком не завязан и поэтому этот документ остался декларативной бумажкой и только.

Остальные решения съезда были связаны с выборами.

На съезде была избрана Конституционная комиссия и принято решение об изменении Конституции страны. Это было, несомненно, прогрессивным шагом, так как, конечно же, Конституция в условиях реформирования общества должна была быть изменена.

Был избран Верховный Совет. На съезде был также избран Председатель Верховного Совета Борис Николаевич Ельцин.

Об ушедших, как говориться, только хорошее или ничего. Но это касается лишь простых смертных. Судьба политиков такова, что и после их ухода всегда оцениваются их деяния по существу.

В результате выборов власть оказалась в руках человека, который был классическим представителем худшей части партийной номенклатуры. Его стремление к власти любой ценой, любовь к интригам и противостоянию, привела к тому, что здоровая энергия преобразований вместо созидания была направлена на политическую борьбу и разрушение прежней системы без адекватной замены ее элементов новыми, более совершенными конструкциями.

В силу вышеуказанных особенностей Первого Президента России вокруг него собрались в основном те, кто компенсировал свой непрофессионализм радикализмом. И это привело к тому, что вместо реформирования общественного устройства, мы получили его слом со всеми вытекающими отсюда катастрофическими последствиям для страны и народа.

Но все это стало ясно гораздо позже.

Съезд отгремел, закончились длительные и, порой, бестолковые дебаты, выходы к микрофонам, шум зала вмещающего тысячу людей. Хотелось тишины и отдыха, но надо было решать, что делать дальше. В Верховный Совет меня, как я уже говорил, не выбрали, но в регламенте работы было утверждено следующее положение. Вне зависимости от того, является ли народный депутат членом Верховного Совета или нет, он имеет право уйти работать в комитет или комиссию Верховного Совета на постоянной основе.

Все события съезда указывали на то, что сочетать работу депутата и программиста будет практически невозможно, и я подал заявление о переходе на постоянную работу в Комитет по вопросам работы Советов народных депутатов и развитию самоуправления.

Из всех направлений деятельности меня больше всего интересовали проблемы местного самоуправления, и я занимался ими еще до съезда, в Сормовском райсовете, поэтому особых колебаний не было. Изначально я, правда, подумывал идти в Комиссию по экономической реформе, но ограничился тем, что вошел в ее состав не на постоянной основе (Депутат в соответствии все с тем же регламентом мог состоять в 2-х комитетах или комиссиях Верховного Совета).

Вернувшись в Горький, я взял отпуск на своей старой работе и отправился с семьей на турбазу в глухие места нашей области на речке Ветлуге.

Оттуда меня вызвали в Москву на заседания Комитета, и где-то в середине августа я окончательно перевелся на работу в Верховный Совет.

Председателем Комитета был избран Н. И. Травкин и, когда я приехал, то застал его в крайне удрученном состоянии. И ему было от чего мрачнеть. Депутаты, много говорившие ранее от микрофонов хороших слов и идей, не спешили, да и не умели перенести их на бумагу.

Планов было громадье, по Белому Дому бродили десятки полусумасшедших граждан с безумными идеями или, как тогда было модно говорить, с «концепциями».

Травкин, когда я зашел к нему в кабинет, чтобы сообщить о своем прибытии, раздраженно заметил мне, что работы полно, а работать некому:

– Вы же только на митингах привыкли выступать, – бросил он мне незаслуженный упрек.

– Я приехал работать, – отвечал я ему.

– Работать, а что ты под этим понимаешь? Нам ведь нужно законы писать.

– Значит, будем писать.

Через несколько минут к нему пришли посетители с очередной концепцией, человек пять или шесть, типичной внешности: очкарики, длинноволосые, в джинсах и без галстуков.

Уважаемый Николай Ильич, – начал главный, поправляя очки, – суть нашей концепции заключается в следующем…

И тут в ответ прораб перестройки выдал, на мой взгляд, бессмертный афоризм, перефразировав Геринга: «Когда я слышу слово концепция, – раздраженно ответил он, – я хватаюсь за пистолет!»

Ничего не скажешь, умел Николай Ильич выдать афоризм. Был он, что называется самородком от сохи и иногда очень точно мог сформулировать то, что уже носилось в воздухе, и так, что потом это становилось крылатой фразой.

То он ввернет в своей речи фразу про плохого танцора, которому яй… мешают, то на суде над КПСС, несмотря на свою демократичность, заявит одному из осуждающих, партийный стаж которого навскидку был не меньше 20 лет:

«Я гляжу те, кто сейчас больше всех партию кусает, раньше больше всех ей ж… вылизывали. Вы не торопитесь кусать-то, вдруг вернется, что делать-то будете?»

Пожалуй, эта оригинальность, в целом, сыграла ему плохую службу, так как афоризмы афоризмами, но надо понимать, что не все проблемы решаются также как на стройке, с матерком и мастерком. Некоторые вещи гораздо сложнее.

Кем он потом только не был. После нашего Комитета он создавал Демократическую партию, (потом она прошла в Государственную Думу первого созыва и после этого практически развалилась), затем руководил районом в Подмосковье, пытаясь на практике проводить рыночные реформы (помнится гусей разводил), потом был министром без портфеля, выбирался в депутаты от Яблока, и, в конце концов, вернулся в строители, возглавив какую-то крупную строительную фирму.

Афоризм Николая Ильича мне понравился, но его презрительное отношение к концепциям я воспринял как нелюбовь самоучки к теориям и поначалу не одобрил. Но уже буквально через несколько дней понял, насколько он прав.

Ну, представьте себе каждый день к тебе приходят активные граждане (помните АЖПистов?), чаще всего депутаты райсоветов Москвы (в Москве было более 30 районов, помножьте на 100 и наберется целый пехотный полк), с различными инициативами. То это какая-нибудь особая лотерея, то разграничение границ районов, то нужен закон о регистрации недвижимости, то давайте развивать кооперативное движение в микрорайонах и т. д. и т. п. При этом они излагаю свои концепции, свое виденье, и все это на уровне трепа на кухне, без проработки, без реальных предложений.

Ясное дело, что после таких атак можно было озвереть. За пистолет, за не имением оного я, конечно, хвататься не стал, но способ отвадить настырных посетителей придумал. «Хорошо, не вдаваясь в дискуссии, – говорил я, – изложите свои предложения на бумаге, а там посмотрим». Эффект был ошеломляющим: девяносто процентов посетителей второй раз не приходили!

Но и со своими концепциями было нелегко. Реформы у нас шли своеобразно. Сначала избрали депутатов, а потом нужно было решать, как им действовать, какие у них права. Группа членов Комитета уехала в Архангельское на правительственные дачи, чтобы разработать там законы о статусе депутатов всех уровней, а я занимался в Москве законом «О местном самоуправлении». Союзный закон, представлял собой набор благих пожеланий, Травкин, в силу качеств описанных выше, недолго думая, скопировал то, что было написано там.

А на самом деле перед властями в новых условиях стояли сложнейшие задачи: как распределить полномочия между исполнительной и представительной властями, какой должна быть исполнительная власть: мэр нужен или как и раньше, исполком? Если мэр, то избирать его Советом или всенародно?

Как делить полномочия между уровнями власти? В Москве райсоветы неистовствовали, беря на себя управление всем, что находилось на их территории. Особенно отличался Октябрьский райсовет, возглавляемый союзным депутатом демократом Заславским, который, как шутили остряки: «Объявил своей собственностью все, что находится на территории района, включая пролетающих над ним в данный момент перелетных уток!»

Николай Ильич, к сожалению, не очень понимал серьезность проблем, считая, что раз у нас демократия, то на местах все должны сами решить какие организационные структуры надо выбирать. По его инициативе было созвано совещание представителей всех уровней местных советов – от районных до областных.

Комитетом на это совещание впопыхах были подготовлены рекомендации по организации власти на местах, предполагающие несколько вариантов, что только запутало дело.

Травкин кричал на заседаниях, что он обещал Борису Николаевичу закон в сентябре, и он обещание выполнит. Здесь сказывалась бригадирская хватка и важность сдачи объекта в срок. Но строительные объекты возводились по уже готовым проектам, а с законом все было не так.

В результате мной была создана группа из представителей местных советов, в нее, в частности, входил Председатель городского Троицкого Совета некто Гена Лебедев, также как и я из научных работников-человек железной воли, но с несколько авантюрным складом характера. Авантюрным потому, что, как я позднее узнал, он пытался заманить в город частные фирмы, введя решением городского Совета налоговые льготы по налогам, которые не шли в бюджет города. (Он пытался использовать небрежность в тексте союзного закона, в котором напрямую это было не запрещено, так как подразумевалось по здравому смыслу).

Обсуждения шли иногда до 2-3-х часов ночи. Далеко не все выдерживали такой темп или просто не желали этим заниматься.

Тем более, что законодательная деятельность, на самом деле наиболее трудная в депутатской работе, поощрялась вниманием избирателей меньше всего, так как им была практически не видна.

По телевизору, а тогда трансляции с сессии Верховного Совета часто шли напрямую, легче запоминались те, кто обращался к Президиуму по какому-нибудь жареному факту. Таких деятелей я называл «вертолетчиками». Потому что выскочит такой народный избранник к микрофону и заявит: «Вчера на таджикско-афганской границе был обстрелян вертолет наших пограничных войск, куда смотрит министерство обороны?»

Много усилий для такого заявления не надо, а эффект намного больше, чем если ты занудным голосом предлагаешь внести поправку в п.5 ст. 37 какого-нибудь закона.

Но я за эффектами не гнался, а честно делал то, что считал наиболее важным.

В конечном итоге вариант закона, разработанный нашей группой, на Комитете был провален, а «травкинский» завалили на сессии Верховного Совета.

Для этого, в частности, постарался и я и Игорь Муравьев, причем мне повезло и удалось выступить с критикой этого абсолютно неконкретного закона одному из первых.

Но, в немалой степени причиной непринятия закона была нелюбовь к Травкину достаточно консервативного, на тот момент, состава Верховного Совета.

Одной из причин неприязни, кстати, стал тот факт, что Николай Ильич активно занимался созданием Демократической партии и, согласно декрету о власти, должен был покинуть свой пост, но не делал этого. И, опять же, надо отдать ему должное, он, в конечном итоге, выполнил требование декрета, уйдя после провала закона с поста Председателя Комитета.

Новым Председателем комитета был избран Георгий Семенович Жуков, депутат от Томской области, прошедший большую школу управленческой работы от начальника геолого-разведочной партии, до первого секретаря горкома города Колпашево.

На переходный период мы разработали под его руководством закон «О дополнительных полномочиях местных советов народных депутатов в условиях перехода к рыночным отношениям», а основной закон стали прорабатывать гораздо более тщательно и приняли его лишь в июне 1991 года. При этом закон «О местном самоуправлении в РСФСР» был законом прямого действия, четко прописывающий вопросы компетенции представительных и исполнительных ветвей местных органов власти. Во всяком случае, через много лет в разных местах нашей страны я слышал неплохие отзывы об этом законе. А Г. С. Жукова мэр Томска за этот закон при мне назвал «отцом местного самоуправления в России».

Может быть такая оценка была и завышенной, но над содержанием этого закона мы, я имею в виду в первую очередь моих коллег по комитету и фракции «Смена – Новая политика» Игоря Муравьева, Виктора Балалу, Андрея Головина и, конечно же вышеупомянутого Г. С. Жукова, работали сверхтщательно с максимальным напряжением сил.

Эта работа была наиболее плодотворной и интересной, но события в стране не давали, к сожалению, спокойно этим заниматься.

В конце 1990 года Ельцин вел нескончаемую борьбу за перетягивание каната у союзного руководства. При этом, насколько сейчас это видится, такое перетягивание было не намного умнее того, что вытворял упомянутый ранее Октябрьский район. Шли попытки переподчинения союзных предприятий России, хотя никакого аппарата в виде министерств, в отличие от союзного, у Российского Правительства практически не было. Однако предприятиям хотелось свободы от диктата ведомств, и эти усилия ельцинской команды позволяли им не подчиняться никому. Хаос нарастал, и все надеялись, что с выполнением программы перехода к рыночной экономике все проблемы будут решены.

И все споры шли вокруг этих самых программ. Явлинский внес свою программу под названием «500 дней» на всеобщее обсуждение.

Что можно про нее сказать? Тогда-то я с превеликим усердием штудировал толстую книжицу, включающую не только концепцию, но и приложенные к ней макеты законов. Но депутаты постарше смотрели на эти документы с большим скепсисом.

Помню, как то раз в обед мы с Сашей Уткиным, горячо споря по поводу какого то из пунктов этой программы оказались за одним столом с Зоей Афанасьевной Корниловой, депутатом от Якутии, бывшей до этого (как мы тогда говорили в «миру») заведующей сектором института экономики комплексного освоения природных ресурсов Севера Сибирского отделения АН СССР и являющейся Председателем Комиссии Совета Национальностей по вопросам социального и экономического развития автономных республик, областей и округов малочисленных народов. Она, послушав нас, с печальной улыбкой сказала: «Ребята! Да разве можно переделать страну, за какие-то 500 дней? Нужны десятилетия!»

По большому счету она была права. Но это по большому счету. На практике же фактически через год Гайдар без всяких программ, отпустив в 1992 году цены и объявив свободную конвертацию рубля к доллару, изменил страну в течение нескольких дней. Правда, изменение получилось так себе. Как говорится, быстро хорошо не бывает!

В сфере идеологии также наблюдались вполне определенные сдвиги. Ельцин, став Председателем Верховного Совета, вышел из КПСС и его примеру последовали все демократы, состоявшие в партии.

Сразу же, как бы невзначай, в речах депутатов и руководителей страны все меньше и меньше стало упоминаний о социализме. Перестройка от идей обновления социализма плавно переходила к построению дикого капитализма.

Сейчас многие интерпретируют такой переход как предательство, но если уж говорить о предательстве, то оно произошло намного раньше.

Пожалуй, уже с конца 70-х практически никто в высшей элите советского общества в коммунизм не верил. Если бы это было не так, то идеологии уделялось бы гораздо больше внимания, и агитация и пропаганда были бы поставлены на должный уровень. Однако все оставалось на уровне 30-х годов, когда население страны было гораздо менее грамотным и, если тогда такая лобовая пропаганда действовала, то в 80-е годы она вызывала скептические улыбки.

Идеологические клише к тому времени использовались политическими лидерами лишь как дополнительные аргументы в борьбе за власть.

Например, Горбачев, критикуя демократов, обвинял их в отступлении от социализма. А в разговорах с М. Тэтчер говорил об общечеловеческих ценностях.

А сейчас откровенно рассказывает о том, как сознательно разрушал коммунистическую идеологию.

Так, когда же он врал, тогда или сейчас? А никогда. Потому что никаких особых взглядов на коммунизм, демократию, права человека – для таких людей как Горбачев и Ельцин не существует, они лишь разменная карта в политической борьбе за власть и не более. Что выгоднее, то и проповедуют.

В тот период выгодно было отрекаться, поэтому осенью 1990 года началась кампания по отмене празднования 7 ноября. Не помню, кто был инициатором, но было написано соответствующее обращение и среди нас депутатов стали собирать подписи.

Я подписывать это обращение категорически отказался. Многие из демократов тогда очень удивились. Аргументы у них были по тем временам вполне понятные: «Да ты что, разве не понимаешь, что революция увела Россию от столбовой дороги цивилизации на 70 лет? Как же это событие отмечать?»

«Но это же, история, – отвечал я, – Сами же обвиняли большевиков в том, что они рушили памятники, а сами хотите делать то же самое?»

К тому же коммунизм великая утопия, которая не осуществилась во многом из-за того, что люди гораздо более эгоистичны, чем это представлялась его основоположникам. Зачем же из-за несовершенства людей затаптывать воспоминания о великом эксперименте?

А больше всего меня раздражала та поспешность, с которой люди меняли свои взгляды, причем без какой-либо рефлексии. Нет не все, конечно, я, например, знаю, что Сергей Юшенков – безусловно политический противник и виновник многих бед, обрушившихся на Россию, тем не менее был искренен в своих заблуждениях. Он рассказывал, (не мне, а одному из моих знакомых) о том, что когда разочаровался в коммунистических убеждениях, а он был замполитом, подполковником, кончал военно-политическое училище и идеология была его профессией, у него был нервный срыв. Он даже лежал в больнице и это нормально! Мировоззрение не одежда, его нельзя менять в зависимости от моды!

Впрочем, далеко не все меняют свои убеждения исключительно из-за циничного желания подстроиться под складывающуюся конъюнктуру.

У хорошего и несправедливо мало известного поэта Давида Самойлова есть отличное высказывание. «Новое лучше всего воспринимает дурак! Потому что у него за душой ничего нет». Поэтому среди сторонников демократии оказалось много людей, мягко говоря, не очень высокого интеллектуального уровня.

И именно этой своей легковесностью, «Демократическая Россия» все больше и больше начинала меня раздражать.

Я еще по инерции пошел на ее съезд, который проходил в сентябре 90-го года. Формально я в этой организации никогда не состоял и присутствовал на нем в качестве гостя, как депутат Российской Федерации. Съезд проходил в кинотеатре «Россия».

Я протиснулся к нижегородской делегации, там был Олег Маслов, мы поздоровались. Кто-то назвал мою фамилию, выдав какую-то шуточку по поводу меня и Ивана Кузьмича. В ответ на это, какой-то безумный делегат с соседних рядов начал кричать: «Полозков. Где Полозков? Задушу своими руками!» Вот тебе и демократия, подумалось мне.

Впрочем, мало ли сумасшедших бывает на таких сходках, в семье не без урода.

Беда была в том, что и Президиум вел себя не лучше. Последней каплей для меня стало заявление союзного депутата Белозерцева[33]33
  Этот длинный как жердь неуклюжий человек вероятнее всего реально был больным человеком. Во всех своих вступлениях он с маниакальным упорством говорил о происках КГБ. В более позднее время на свою беду взялся бороться с коррупцией, затронул, чьи то шкурные интересы и был найден мертвым на каких-то железнодорожных путях с признаками насильственной смерти.


[Закрыть], который неожиданно крикнул в микрофон: «Лев Пономарев агент КГБ!»

И, что самое интересное, зал начал бешено рукоплескать ему за такое высказывание! После этого Елена Боннэр – вдова академика Сахарова, начала защищать бедного Леву, – и я понял, что здесь мне делать нечего.

На вторую часть заседания этого сборища я не пошел, и решил лучше поработать над законами. В результате родилась моя первая индивидуальная поправка в закон. Это был закон «О крестьянском (фермерском) хозяйстве». В нем, при определении прав выхода колхозников из колхоза с земельным паем, забыли про пенсионеров. Согласно проекту закона таким правом наделяли только работающих в колхозе граждан. Я внес поправку, предполагающую право давать землю пенсионерам, проработавшим не менее 20 лет в этом колхозе. Потом, лет через 15 после этих событий в далеком Приаргунском районе Читинской области в селе «Молодежное» я видел стариков, которые этим правом воспользовались. Согласитесь, хороший пример того, насколько занятие законодательством полезнее политических посиделок.

Но, к сожалению, законотворчество в то бурное время, как впрочем, и сейчас, никак не могло быть оторвано от политики.

И в связи с этим хочу рассказать поподробнее о деятельности нашей фракции «Смена – Новая политика», потому что политическая позиция вырабатывалась у нас в яростных спорах именно на ее заседаниях.