Текст книги "Охота на человека"

7.

– Выпустите меня!!! – надрывая горло, кричала несчастная Екатерина Савченко. – Немедленно выпустите меня отсюда!!! Я больше не могу! Здесь ужасно холодно, здесь страшно! Здесь бегают крысы!

Никто не реагировал на ее истошные вопли и просьбы о помощи. Она находилась тут уже несколько часов. Когда ее выманили из поезда в Уршанске, ее провели с платформы, сунули ей в нос тряпку, пропитанную какой-то вонючей жидкостью, и она потеряла сознание… А очнулась уже в этом бетонированном глубоком подвале. Подвал был метра четыре в высоту и столько же в длину и ширину. Самое удивительное заключалось в том, что лестницы, ведущей наверх, вовсе не было. На потолке подвала была едва заметная дверца, а сбоку тускло постоянно горела лампочка. И все. Больше ничего – ни стульев, ни ящиков, ничего вообще. Совершенно пустой подвал… И тишина, гробовая тишина…

Она кричала, ответом было лишь глухое эхо. Она сходила с ума, не понимая, что происходит. Кто эти люди, похитившие ее? Зачем они это сделали? Выкуп? Что ее муж Олег может заплатить за нее? Это же бред, абсурд… Олег работал в фирме самым скромным служащим, получал немногим более ста долларов в месяц, что по огарковским понятиям было очень даже неплохо. Найти работу даже на шестьсот рублей в Огаркове было весьма проблематично. Сама она работала в другой фирме бухгалтером и получала даже чуть больше мужа. У них было двое детей – сын и дочь. Жили в трехкомнатной неплохой квартире. Не было ни дачи, ни машины… Врагов тоже не было… Поэтому, все произошедшее казалось фантасмагорией, страшным ночным кошмаром…

Она присела на пол и тут же вскочила. Пол был холодный, бетонный, сырой. Температура в подвале была не выше ноля, а скорее всего – еще ниже. На стенах выступали от сырости капли, ползали мокрицы… Из угла выскочила здоровенная крыса, пискнула, нагло пробежала по полу, выискивая, что бы ей сожрать, ничего не обнаружила и юркнула в свою дыру. От ужаса Катя чуть снова не потеряла сознание и истошным голосом закричала…Никто не откликнулся…

Она стояла у стены, прислонившись к ней и рыдала. А через некоторое время даже задремала. Тогда бесшумно открылась дверца в потолке и какой-то сверток упал вниз. Она вздрогнула и очнулась. Бросилась к свертку, развернула его… Там был кусок заплесневелого черного хлеба, гнилая луковица, сморщенный огромный соленый огурец и селедочный хвост. К обеду прилагалась полуторалитровая бутылка из-под «Пепси-колы». Она открыла бутылку и стала жадно пить, этого ей хотелось больше всего…. Это была, разумеется, не «Пепси-кола», хотя жидкость по цвету и напоминала ее. Это была какая-то ржавая коричневого цвета вода… И тем не менее, она напилась… С ужасом взглянула на причитавшейся ей как узнице обед. Отшвырнула угощение в угол. И тут же дала о себе знать крыса. Она высунула мордочку из дыры и навострилась на пакет. Катя вздрогнула и закричала на крысу. Та недовольно зашевелила мордой и исчезла. Катя подняла пакет и стала держать его в руках, по-прежнему стоя у стены.

Сколько она так простояла, она и сама не знала. Постепенно захотелось есть, и она вгрызлась зубами в соленый огурец. Оттуда брызнул омерзительного цвета сок. Катя закусила огурец плесневелым хлебом… Аппетит быстро успокоился, до того все это было противно, но ей просто было совершенно нечего делать. И она машинально продолжала поглощать угощение…Грызла луковицу, хлюпала размякшим огурцом, жевала хлеб, сосала селедочный хвост…В процессе поглощения пищи меньше думалось…

Но скоро она уничтожила все, что ей было предложено на обед. Оставлять она ничего не хотела, боясь очередного появления крысы… Поела и снова стояла, прислонившись к стене…

Она ужасно устала, гудели опухшие от долгого стояния ноги, она совершенно одеревенела от холода. Она все же присела на корточки, но и в таком положении долго находиться не могла. Делать было нечего – она села на холодный бетонный пол, обхватили голову руками и отчаянно зарыдала.

– Помогите! Выпустите меня!!! – кричала она. – Что я вам сделала плохого?! Мы отдадим все, что у нас есть!!! Только выпустите!!!

Ответом была гробовая тишина, нарушаемая лишь шуршанием недовольной и возбужденной запахом съестного крысы…

Она делала резкие движения руками и ногами, чтобы отпугнуть мерзкую тварь. И пока это помогало. Крыса так или иначе опасалась ее, высовывалась из дыры и тут же снова пропадала… «Только бы не заснуть», – с ужасом думала Катя. – «Крыса может быть не одна, они могут сожрать ее в этом жутком подвале… Хорошо еще, что горит свет…»

И тут же, словно желая опровергнуть ее мысли, свет неожиданно погас. Она оказалась в кромешной темноте, и поняла, что самое страшное еще впереди…

То, что ужаснуло ее, понравилось другим обитателям подвала. Послышался шорох и писк, а затем топотанье по полу…

– Помогите!!! – закричала она. – Помогите!!! Я больше не могу!!! Выпустите меня отсюда!!!

…И через несколько минут она услышала шум сверху, скрип двери, а затем увидела узенькую полоску света…

… Дверца наверху открылась, и Катя увидела спускающуюся оттуда веревочную лестницу.

– Поднимайся! – раздался властный голос сверху. – Поаккуратней только…

Как утопающий за спасательный круг Катя ухватилась пальцами за лестницу и стала карабкаться вверх. Лестница качалась, а снизу шуршали лапками недовольные крысы.

– Поаккуратней, не упади, – равнодушно говорил голос сверху.

Только когда Катя вылезла наверх, до нее дошло, как ей было холодно в подвале. Она была в куртке и в джинсах, в том самом, в чем вышла на перрон в городке Уршанске, когда ее поманила пальцем та проклятая толстуха с таким открытым приветливым лицом…

…Ей подали руку, она схватилась за мощную мозолистую ладонь… Зажмурилась от яркого света…

… Захлопнулась дверца в полу… Катя открыла глаза…Она находилась в небольшой комнате с выбеленными стенами. В комнате стоял маленький квадратный столик и два венских стула около него. Маленькое окно с решетками, замазанное белой краской…

Напротив нее стоял высокий человек с наголо бритым черепом, какой-то совершенно безбровый, со страшным, злым и в то же время равнодушным лицом. Он был одет в полувоенный китель защитного цвета и такого же цвета широкие брюки. Круглые бесцветные глаза холодно глядели на нее.

– Садись, – приказал он, указывая длинным пальцем на стул.

Она покорно села и как кролик на удава глядела на бритого человека. Тот сел напротив и буравил ее глазами, не говоря ни слова.

– Фамилия, имя, отчество? – ледяным тоном спросил человек.

– Что? – подавилась слюной Катя.

– Фамилия, имя, отчество, спрашиваю? От русского языка отучилась, что ли?

– Савченко Екатерина Ивановна, – жалобно пролепетала она.

– Год рождения? – мрачно продолжал допрашивать бритый.

– Тысяча девятьсот шестьдесят пятый.

– Число и месяц рождения?

– Двадцать третьего марта.

– Надо же, – подивился бритый. – Сегодня у тебя день рождения. Сегодня же как раз двадцать третье марта… Какое совпадение… Не знаю уж, поздравлять тебя или нет…

Екатерина Ивановна выехала из Москвы двадцатого марта. А двадцать третьего ей должно было исполниться тридцать пять лет… Обычно этот день был самым веселым днем в году, звонки, поздравления, подарки мужа и детей… И тут…

Она вдруг заплакала от щемящей жалости к себе.

– Не надо, – сморщился бритый. – Вот этого как раз не надо… Не люблю… И меня этим не проймешь…Совершенно бесполезно…

– А что же мне делать? – продолжала рыдать несчастная женщина. – Зачем вы меня здесь держите?

– Держим мы тебя здесь за дело, без дела никто никого нигде не держит, – проворчал бритый.

– И сколько же я тут еще пробуду?

– От мужа твоего зависит, – произнес бритый, вытащил из кармана железную красивую коробочку, открыл ее, достал оттуда маленькую сигарку и закурил. Комнатушка наполнилась приятным сладковатым дымом. – Может быть, завтра выйдешь, а может быть, не выйдешь и вообще.

– Как это так, вообще? – окаменела от ужаса Катя. – Вы что, убьете меня?

– Зачем нам тебя убивать? – пожал плечами бритый. – Мы не убийцы, никого мы не убиваем и убивать не собираемся. Будешь сидеть там, где сидела, и все…

– С и д е т ь т а м? В с ю ж и з н ь?!!! – пролепетала Катя.

– Ну и что в этом такого? – равнодушно произнес бритый, пуская кольца дыма. – Жрать будем спускать, с голоду не помрешь… Долго-то, разумеется, не протянешь, но женщина ты вполне здоровая, глядишь, лет десять и продержишься…

– Что вы говорите? – одними губами прошептала Катя.

– Твоему мужу была передана записка, в которой ему было предписано передать нам энную сумму денег. Кстати, он мог бы давно это сделать, ему говорили по-хорошему… Он отказался, проигнорировал, так сказать… Вот и результат. Вообще, твой муж наглый, жадный и бесчувственный господин, должен тебе заметить. И судьбу твою ни в грош не ставит… – С этими словами бритый раздраженно бросил недокуренную сигарку на пол и стал яростно давить ее своим остроносым черным ковбойским сапожком.

– И сколько же вы хотите с него получить за меня? – пролепетала Катя.

– За тебя ни копейки. А вообще, он должен заплатить двести пятьдесят штук баксов… Это его должок…

– Двести пятьдесят тысяч долларов? – не верила своим ушам Катя. – Да откуда они у него?

– У него есть, есть, есть, – вскочил с места бритый и стал быстро ходить по комнате туда-сюда. – Не было бы, не спрашивали. Он ведь отсутствовал недавно с месяца полтора, не так ли?

– Да, он ездил в командировку в Сибирь.

– Он провернул там хорошую аферу с цветными металлами и заработал не менее пол-лимона баксов, если не больше… А делиться не хочет, Екатерина Ивановна… Ему бы и половины на долгие годы красивой и, главное, спокойной жизни хватило… Вот и плачевный результат… Наглый, жадный и бесчувственный человек твой муж… Двое детей, мальчик и девочка, тринадцати и десяти лет…Александр и Антонина… Как он их один будет воспитывать, без тебя? Впрочем, за такие бабки он кого хочешь себе взял бы… Если бы ему, разумеется, дали жить… Не хочет платить за тебя, заплатит за детей… Жены приходят и уходят, а дети-то свои, кровные…. – ощерился бритый.

– Вы что, собираетесь похитить моих детей? – привстала с места Савченко.

– Собираемся, собираемся, равнодушным голосом проворчал бритый. – Не заплатит, похитим и детей, не постесняемся… Ты меня на испуг и на жалость не бери, все это пустое, дамочка…

– И что я должна сделать, чтобы этого не произошло?

– Что сделать? Раздевайся, – спокойно произнес бритый.

– Ч т о?

– Глухая ты, что ли, все время переспрашиваешь, – проворчал бритый. – Раздевайся догола, тебе говорю… А сама не разденешься, поможем… Народ есть… Эй!!! – крикнул он, приоткрыв дверь. – Идите сюда! Хватит жрать, ненасытные… Жрут и жрут целыми днями, сволочи, – пожаловался он Кате, как своей хорошей знакомой. – Как это только все в них влезает?

… В комнату вошли два здоровенных мужика явно кавказской национальности. Один весил не менее килограммов ста тридцати… Загорелое лицо, по которому обильно тек пот, ежик черных волос, на голове повязка… Одет он был в черную рубашку и черный кожаный жилет. В руках держал автомат… Второй был еще выше ростом, но строен и подтянут. Черные, с проседью кудри, усы, густая борода. Одет в камуфляжную военную форму, за поясом тесак, на ногах мягкие сапожки…

– Что жрали-то? – недовольно спросил бритый.

– Шашлык пожарили, – с акцентом ответил толстяк.

– Из собачьего мяса, что ли? То-то Полкан перестал лаять…

– Обижаешь, Кандыба, – скривился толстяк. – Вчера барашка зарезали…

– Зарезали, и ладно…Мне все равно нельзя, у меня язва, – бритый снова апеллировал к Кате, словно призывая ее посочувствовать его состоянию здоровья. – Жрите, пока не треснете, оглоеды… Только, чтобы в форме были. А сейчас помогите даме раздеться…

– Это мигом, – произнес бородатый и сделал шаг к Кате.

– Не надо!!! – закричала она. – Я сама…

Как будто бы это что-то меняло…

Дрожащими пальцами она стала снимать с себя одежду… Куртку, джемпер, джинсы… Когда стала стягивать колготки, черные как маслины глазки кавказцев заблестели. Бритый же смотрел на все происходящее в комнате совершенно равнодушным взглядом, как на нечто, не заслуживающее его внимания.

– Все снимать? – пролепетала Катя.

– Говорил же, догола, бестолковая какая, – скривился бритый Кандыба. – Да поживее, поживее… Экая неповоротливая ты женщина…

Катя, покраснев до корней волос, сняла с себя лифчик и трусики.

– Ничего, – причмокнул губами толстяк. – Сойдет…

– Не в этом дело, – махнул рукой Кандыба. – Все к удовольствиям сводите… Жрать, пить, да трахаться – больше вам ничего не надо… Но сейчас все нужно для дела… Давайте, трахните ее по очереди. Скидывайте свои грязные штаны, и за работу! Живее, живее, неповоротливые вы какие, – продолжал кривиться он.

Сладострастно улыбаясь, кавказцы стали разоблачаться. И вот, голые до пояса, они стояли перед окаменевшей от ужаса и омерзения Катей, демонстрируя свои мощные прелести.

– Минутку, минутку, я сейчас, без меня не начинайте, – произнес Кандыба и вышел из комнаты.

– Развлечемся, дамочка, – улыбался толстяк, наступая на нее. – Получишь кайф. Пока никто не жаловался…

Катя отступала к стене, медленно, как кролик под взглядом удава. А они так же медленно шли на нее.

Тут вошел Кандыба с фотоаппаратом в руке. Щелкнул раз, потом подошел к Кате поближе.

– Раком становись! – приказал он. – Так будет нагляднее…

– Не надо!!! – истошно закричала она, но мощные руки кавказцев поставили ее в нужную позу. Толстяк пристроился сзади, приготовился начать, демонстрировал перед объективом гигантский орган. Кандыба щелкнул еще раз, еще…

– Хватай ее!!! – приказал он, и толстяк мгновенно выполнил столь приятный приказ. Кандыба щелкнул еще раз. Катя закричала так, что казалось, у нее от этого крика вот-вот разорвется горло…

Тут послышались шаги, и дверь приоткрылась.

– Что за шум? – раздался негромкий голос. – Что такое? А ну прекратить безобразие… Покоя от вас нет… Приведите себя в порядок! Все время хотите совместить полезное с приятным…

Толстяк поднялся и как ни в чем не бывало, стал натягивать свои широченные штаны прямо на голую волосатую задницу. Трусов у него не было вовсе. У длинного же, наоборот, были и трусы, и в дополнение к ним голубые грязные кальсоны. Он натянул их, и уже после засаленные шаровары и мягкие сапожки.

Катя с ужасом подняла глаза, продолжая стоять на коленях. В двери стоял невысокий человек с азиатским типом лица, смуглый, с жиденькими усиками, одетый в белый модный свитер и бордовые брюки. Шею обматывал пестрый шейный платок. Глаза волчьи, желтого цвета. На вид ему было лет сорок.

– Одевайтесь, – приказал он Кате. Но та от ужаса не могла и шевельнуться.

– Помогите ей, – произнес властным тоном вошедший. Кандыба молча, с равнодушным видом приподнял ее с пола и сунул ей в руки трусы, лифчик, колготки.

– Одевайся, – проворчал он. – А то простудишься…

Одевалась Катя долго, пальцы не слушались, дрожали от страха.

– Красивые у вас пальчики, – заметил вошедший. – Жаль, что один из них сейчас придется отрубить… Эй, Абибон! – крикнул он бородатому. – Принеси топорик, только тот, что поострее, незачем женщину мучить… Это не в моих правилах.

Катя в этот момент как раз натягивала джинсы. Услышав страшные слова вошедшего, она в ужасе присела на пол…

– Да не беспокойтесь вы, будет не очень больно, – произнес вошедший. – Но посудите сами, должны же мы вместе с фотографиями послать Олегу Николаевичу от вас сувенир… А потом мы обработаем рану, перевяжем вас, аптечка у нас имеется…

Катя нашла в себе силы застегнуть пуговицу на джинсах и встать с пола.

– Садитесь, – он указал ей на стул. – Поговорим…

Она присела.

– Как вам у нас? – улыбнулся вошедший.

Катя, как затравленный мышонок взглянула на него.

– Понял. Кандыба, принеси бумагу и ручку.

В двери появилась бородатая физиономия Абибона. В руках он держал топорик.

– Этот? – спросил он.

– Нет, не этот!!! – рассердился хозяин. – Не этот, понял ты?! Этот тупой, тупой, такой же как и ты сам… Мы не собираемся мучить женщину, мы должны сделать ей ампутацию, как можно менее болезненную… Помоги ему найти острый топор, Абди…

Бритый Кандыба принес несколько листов бумаги и шариковую ручку.

– Пишите, – приказал хозяин. – Под мою диктовку.

Катя взяла дрожащими пальцами ручку и умоляюще поглядела на хозяина.

– Дорогой Олег, – стал диктовать хозяин, заложив ногу на ногу. Катя послушно стала писать. – Я нахожусь в ужасных условиях, сижу в холодном подвале, где кишат голодные крысы. Кормят меня ужасно…Они меня изнасиловали… – При этих словах Катя вопросительно поглядела на него. – Вы что, плохо слышите? – холодно спросил он. – Меня изнасиловали… Сейчас мне отрубят палец на правой руке и пошлют тебе…

Ручка выпала из ее рук на стол, она обхватила лицо руками и зарыдала. Хозяин помолчал.

– Ладно, – произнес он. – Пишите так – если ты немедленно не передашь требуемую сумму, они отрежут мне не только один палец, но и все пальцы на руках, а что будет дальше, ты можешь себе представить…Пожалей меня, Олег… Разве деньги – это самое главное в жизни? Пожалей хотя бы детей. С ними тоже может случиться самое страшное… Сделай, как тебе говорят, умоляю тебя. Твоя жена Катя. Все…

– Этот? – в комнату вошел толстый Абди и показал топор хозяину.

– Этот, этот, но ты унеси его, припрячь пока. Кандыба, отправь письмо и фотографии Савченко. А вам придется пока отправиться обратно в подвал, Вы там будете находиться пока ваш муж не заплатит деньги, которые он нам должен. Все, – встал хозяин. – Разговор окончен. Абди, Абибон!!! – крикнул он. – В подвал ее!!! А я пошел обедать!

Приоткрылась дверца. Там продолжала висеть веревочная лестница.

– Вниз!!! – скомандовал Кате Кандыба. Та встала и побрела к дыре в полу.

– Сильно не расстраивайтесь, – обнадежил ее хозяин. – Скоро вам будет не так скучно. Скоро вы будете находиться в приятной компании!!! Это будет мой подарок к вашему дню рождения…

Катя полезла вниз. Там уже горел свет.

– Свет пока не тушить! – скомандовал хозяин. – И дайте ей покушать что-нибудь приличное! Поделитесь, наконец, вашим хваленым шашлыком, если вы еще не все сожрали. А ты, Кандыба, не теряй времени! Оно в наше время очень дорого!

8.

– Так что, он точно там? – спросил у Юрасика Алик Ярыгин, крепко сжимая от возникшего волнения телефонную трубку.

– Там, там, Александр Иванович… Ой, Александр Иванович, знали бы вы, какие дела в нашем городе творятся… И, самое главное, все шишки на наши головы… Как будто мы одни в состоянии бороться с этой стихией преступности…Честное слово, я в отчаянии, – стараясь придать своему голосу как можно больше жалкий тон, говорил Юрасик.

– Да что вы там причитаете, как баба? – властно спросил Алик. Юрасик самодовольно подмигнул сам себе.

– Я не могу!!! – крикнул Юрасик, но тут же остановил сам себя, боясь переиграть. Должен же быть предел у глупости этого наглого самонадеянного щенка… – Я разглашаю служебную тайну, но я вынужден взывать о помощи… Вы понимаете, Александр Иванович, в городе снова похищение. На сей раз похищена жена банкира Шубникова.

– Юлька, что ли? – вздрогнул Алик. Двадцатишестилетняя Юлька Шубникова была его любовницей, и об этом прекрасно знал Юрасик.

– Да, Юлия Даниловна Шубникова, – подтвердил Юрасик.

– Когда?!!!

– Этой ночью. Примерно в то же время, когда мы с вами разговаривали по телефону…

– И вы полагаете…

– Я полагаю, что это дело рук того вора, который напал на вас в ресторане. – Юрасик умел использовать в своих целях даже ошибки и промахи. Раз вор сбежал, он и мог совершить новое похищение… А, между прочим, не пришло ли это в голову хозяину, раз его люди дали уйти Дьяконову и его товарищу из гостиницы? Ну, хитер…

– Так…. – побледнел напуганный и взволнованный Алик. – Чувствую, дело серьезное. И мы обязаны помочь вам поймать этих мерзавцев. Я уже предпринял кое-какие шаги, – произнес он деловым тоном. – Я звонил Евгению Семиглазову и многим своим друзьям. Через полчаса все собираются на машинах у Плешки. Подъезжайте туда и вы со своими людьми. Будем брать приступом домик этого Алешкина. Никуда он от нас не денется. А что Шубников? Они что, с него требуют денег?

– Разумеется. Ему уже звонили.

– И сколько же с него требуют, интересно было бы узнать?

– Полтора миллиона долларов.

– Не слабо… Откуда же он возьмет столько наличных денег?

– Это, как говорится, его проблемы. Но он на все готов. Сами знаете, как Павел Петрович любит свою красавицу-жену.

– А кто же ее не любит? – усмехнулся Алик. – Фотомодель… Такую красоту и слепой оценит, – причмокнул он губами, вспоминая сладкие минуты.

– Самое интересное заключается в том, что передать определенную часть денег он должен неподалеку от того места, где находится домик этого самого Алешкина. Так что, имеем основания полагать, что женщин прячут где-то там…

– Что, в домике Алешкина? Так что же вы сидите без дела? Ехали бы туда и брали его…

– Неужели вы полагаете, что они так глупы и наивны. Алешкин простая шестерка, он только и сделал, что передал записку мужу Савченко. Разумеется, такой человек не может быть в курсе того, где бандиты прячут несчастных женщин. За его домиком постоянное наблюдение, и я, просил бы вас не устраивать никакой осады, чтобы не спугнуть организаторов похищения… Ведь женщин могут убить…

– Ну и пусть убивают, – сорвалось было с губ Алика, но он остановил себя. Юрасик, тем не менее, расслышал и оценил сказанное. – Да вы, пожалуй, правы, – деловито произнес Алик. – Но ни в коем случае нельзя идти на поводу у бандитов. Этак они весь город к рукам приберут и станут в нем хозяйничать…

«Наконец-то ты сказал довольно неглупую вещь», – усмехнулся Юрасик. В принципе, именно этого и хочет тот, кто все это затеял…

– Да, станут хозяйничать, – повторил юнец. – Я разговаривал с Савченко. Ему доставили записку от жены и жуткие фотографии. На них она голая, и с ней какие-то головорезы кавказской национальности. Нигде без них не обходится… Они пишет, что ее изнасиловали, держат в подвале с крысами и собираются отрубить пальцы. Савченко готов заплатить. С него требуют двести пятьдесят штук зеленых. А денежки у него есть, я знаю точно… Он считает себя самым умным, а многие тут уже наслышаны о его командировочке в бескрайние сибирские просторы и афере с цветными металлами… Секрет полишинеля… Вот время, а, Славик? Вагонами воруют…. – фамильярно и доверительно произнес Алик.

«Воруют целыми городами», – мысленно возразил ему Юрасик. – «Твой папаша украл город Огарков, а теперь и у него собираются это украсть, а вернее – отобрать силой…»

… Выходец из глухой белорусской деревни, сын абсолютно неграмотных родителей, Славка Юрасик почувствовал себя человеком только после армии, а точнее – на втором году армии, когда мужественно и покорно прошедший сквозь все положенные мучения дедовщины, сам стал дедом. Он выполнял роль деда также по всем предписанным «неуставными отношениями» правилам. А после службы, которую проходил тут неподалеку, прочитал объявление и пошел служить в органы. Затем окончил школу милиции и снова вернулся в полюбившиеся ему края средней России. В родную деревню Бульбу, где ему до гробовой доски суждено было заниматься этой самой бульбой, свекольной ботвой и другими дарами природы, где как вековые пни сидели в полуразвалившемся доме неграмотные родители и впридачу к ним девяностолетний дед, восьмидесяпятилетняя бабка и трое младших сопливцев, ему никак не хотелось. Там пределом мечтаний была работа комбайнера, за которую велась ожесточенная битва. Он благодарил судьбу, что Союз развалился уже после того, как он попал в Россию… Он буквально впрыгнул в последний вагон. Юрасик очутился в Склянске в должности оперуполномоченного угрозыска и поначалу работой своей был премного доволен, он любил власть над задержанными, любил интересные приключения, не боялся рисковать жизнью. Самым страшным воспоминанием была родная нищая деревня Бульба, где неделями не было электричества, а единственным развлечением было жрать самогон и махаться на окраине Бульбы неподалеку от вонючей помойки стенка на стенку с представителями соседней деревни Ботвиньи, или наносить в Ботвинью ответный визит вежливости, чтобы дробить там чьи-то зубы. В кулачных драках он, кстати, весьма преуспел, и это впоследствии ему пригодилось. От остальных же примет прошлого он хотел откреститься полностью. Юрасик старался говорить правильным литературным языком, не материться, быть всегда чистым и опрятным – в их деревенском хозяйстве не было даже сортира на улице – нужду справляли в специально выделенном углу хлева, в котором оголтело кудахтали куры и недовольно мычала тощая корова Грибуля.

Здесь же были перспективы… А на совсем уже правильный путь направил его старший товарищ выходец из Литвы капитан Стрейкус. Именно он подсказал ему, что не одними властью и гонором сыт человек, что главное в жизни – это деньги, большие деньги… Стрейкус сорвался, слишком уж круто начал… А он, Славка, выплыл…

После суда, вынесшего ему оправдательный приговор, он вышел на улицу, потянулся, с удовольствием закурил. И тут же к нему подошел высокий, безбровый, наголо бритый человек в длинном черном пальто и теплом белом шарфе.

– Кандыба, – произнес он непонятное слово, пристально глядя на Юрасика.

– Что? – не понял Юрасик.

– Фамилия моя Кандыба, – злобно уточнил бритый. – Зовут Яков Михайлович. Но я не еврей. Я хохол, понятно вам, Вячеслав Иванович?!

– А мне-то что с того, как вас зовут и какой вы национальности? – насторожился Юрасик.

– Мы все интернационалисты, я просто уточнил…А вот, как меня зовут, придется запомнить. Вы полагаете, что оправдательный приговор к вам свалился на голову просто так, или от того, что вы такой умный? – проворчал Кандыба. – До чего же не люблю я в молодых людях этакую самонадеянность… Ладно, – хлопнул он его по плечу. – Пройдет с годами. Садитесь в машину, вон мой УАЗик стоит. Не «Мерседес», конечно, но до Огаркова надеюсь, не развалится…Всего-то сто двадцать верст…

– А почему я вам должен верить?

– Пораскиньте мозгами и поверите. А не поверите, будет пересмотр вашего дела. И поедете вслед за бедным Альбертом Генриховичем в места не столь отдаленные лет эдак на пять – семь… Мало не покажется… Вам там дадут прикурить… Идите в машину, черт вас побери, – нахмурил он надбровные дуги, ибо самих бровей не было и в помине. Отсутствие всякого вида растительности на голове и лице и глубоко посаженные бесцветные глаза делали внешность Кандыбы весьма зловещей. И разговаривать с ним было очень неприятно. Все время хотелось отвернуться, отвести взгляд.

Юрасик пораскинул мозгами и полез в облезлый УАЗик Якова Михайловича Кандыбы. По дороге Кандыба угрюмо молчал и лишь чертыхался по поводу плохих дорог и тупых водителей. Впрочем, он и сам водил машину как-то неуверенно, и пару раз они лишь чудом избежали аварии.

– Любите жизнь? – позволил себе усмехнуться Кандыба, увидев испуг Юрасика.

– А что мне ее не любить? Мне еще тридцати нет…

– Оно и верно, – согласился Кандыба. – Вся жизнь впереди, надейся да жди… Только сейчас не то время, эпоха не та, Юрасик. Ни на что надеяться не надо, кроме как на свою голову… Или на сильные руки, ноги, если ума не дано… На себя, короче говоря, надо надеяться. И не совершать ошибок…

Это было все, что он произнес за более, чем двухчасовую дорогу…

…В малогабаритной огарковской квартире состоялось знакомство Юрасика с хозяином.

– Люди нужны, люди, – вместо приветствия произнес невысокий желтолицый человек лет сорока. Черные густые, без малейших признаков седины волосы, желтые злые хитрые глаза, жидкие усики… Одет красиво – приталенная рыжая куртка из мягчайшей кожи, твидовые серые брюки, ботинки из крокодиловой кожи. Вошел в комнату и сел на кривой стул, даже не протягивая руки Юрасику. Подбородком указал ему на еще более кривой стул.

– Принеси нам кофейку, Яков! – попросил он Кандыбу.

– А может лучше чаю? – недовольно переспросил Кандыба.

– Можно и чаю. Мне зеленого чаю, а Юрасику крепкого кофе. Надо, чтобы голова у него хорошо работала. Предстоит важный разговор.

Кандыба вышел, а хозяин внимательно, изучающе глядел на Юрасика.

– Знаете меня? – спросил он.

– Нет, – робко ответил Юрасик. От его собеседника исходила какая-то жуткая опасность.

– Знаете, знаете, вы же мент, опер… Должны знать. Я Тагай, слышали? – предвкушая впечатление, произнес он.

Юрасик вздрогнул. Разумеется, он слышал эту кличку. Личность легендарная. Крупный уголовный авторитет, славившийся совершенно лютой жестокостью, и в то же время необычайной изворотливостью, умением сваливать на других свои преступления.

Про Тагая ему рассказывал Алик Стрейкус. Тагай в семнадцатилетнем возрасте участвовал в зверском убийстве целой семьи. Двое его подельников получили высшую меру. Он не дотянул по возрасту, хотя было доказано, что именно он, своими молодыми крепкими руками перерезал горло мужу и жене, которых они пришли грабить. Тагай получил восемь лет, как несовершеннолетний. В зоне он совершил еще одно убийство, участвуя в потасовке. Ему добавили всего два года, он сумел доказать, что оборонялся. Ответил лишь за то, что в его руках оказался острый как бритва нож. Не досидев срока, он совершил побег вместе с одним авторитетным вором. Они бежали по бескрайней тайге, и обоим грозила голодная смерть. Тогда Тагай зарезал товарища и сожрал его мясо. А потом вышел к геологам, которые накормили и обогрели его. Им крупно повезло, благодарный Тагай не стал их убивать. А, скорее всего, ему это просто не было нужно. Они вывезли его из тайги, и он растворился в бескрайних просторах бывшего Союза. Никто толком не знал его местонахождение, не знали даже, жив ли он или нет. А вот оно как, мало того, что он жив, так он еще тут, поблизости…

– Вижу по глазам, вы слышали обо мне… А ваш товарищ Стрейкус даже работал на меня, при этом сам того не зная. Ведь Стрейкус был нашим человеком в органах. Он прикрывал наших на Чертовом поле. Тогда там погибла женщина, вы слышали, наверное, что с ней сделали?

Юрасик вздрогнул. О том, что с ней сделали, ему тоже рассказывал Стрейкус. Только он не говорил, что прикрывал в этом деле бандитов.

– А вы знаете, к т о это сделал? – усмехнулся Тагай.

Юрасик промолчал и побледнел.

– Вижу по глазам, что вы догадались, – улыбнулся Тагай. – Тогда наших взяли, мой кореш Марс получил пожизненное и зарезался в камере. Щур на острове Огненный, еще двое в лагерях… А я здесь, в этом славном городишке. Стрейкус и понятия не имел, кто руководит делом. Дело тогда провалилось, – с досадой произнес он. – Одно было удовольствие разобраться с этой дамочкой, сорвать, так сказать на ней зло, – широко улыбнулся он. – А вот Яков принес нам чаю и кофе. Мне нельзя кофе, у меня больное сердце… Да, да, – покачал головой он, заметив какое-то недоумение на лице собеседника. – Как ни странно, но сердце у меня есть, как и у остальных людей, причем не вполне здоровое… Тоже ведь, не на курортах валялся свои сорок лет… Пейте кофе, Юрасик…И напрягайте ваши мозги. Я предлагаю вам работать на меня. Впрочем, выбора у вас нет. Работать вы все равно будете, или вы труп, причем, сильно обезображенный, – спокойно произнес он, отхлебывая из пиалки жиденький зеленый чай. – На меня многие тут работают, даже сами не зная того. У меня много людей, техника, оружие, боеприпасы. У меня есть подземный бункер, есть вертолет…Связи, короче говоря, налажены… Все нормально, Юрасик. А люди нужны, я с этого начал наш разговор, если вы помните. Ваш новый начальник милиции Гамаюн мне очень не нравится. Он глуп и уперт как осел, типичный представитель застоя… И его отставка – вопрос времени. А начальник угрозыска Кремнев ни на что не годен, он просто тряпка. И жаден до предела, как выяснилось. И именно вы должны со временем возглавить милицию Огаркова. Мы возлагали большие надежды на Стрейкуса, но он решил затеять свое дело. И сразу же погорел, поспешил очень… Мы тогда не препятствовали их деятельности, только наблюдали. С ними здорово разобрался сыскарь из Москвы. А если бы у них что-то получилось, мы бы их навестили, и им бы все равно пришлось работать на нас… Но… сорвалось, как срывается у всех дилетантов. И ничуть их не жалко…Мы, разумеется, помогли Стрейкусу получить по возможности поменьше, работал все же на нас человек, сам того не подозревая… Получил, как вы знаете, он двенадцать лет, а там видно будет, посидит, подумает на досуге, что почем на этой земле и с кем ему следует в будущем работать, если ему суждено выйти на волю… Теперь надежда на вас, Юрасик. Вы именно то, что нужно. И ваше деревенское происхождение, и жадность к деньгам, и определенные решительность и отвага – все это именно то, что нам нужно. Так что, работать на нас вы все равно будете, но вот кем, зависит от вас, от ваших талантов. Вы будете переведены сюда, в Огарков, работать будете в угрозыске. Получите служебную квартиру. Делайте то, что вам приказывает начальство. А мы к вам обратимся, когда придет время. Все. Допивайте кофе, и Кандыба отвезет вас в отдел кадров местного управления Внутренних дел. Будете оформляться.