Текст книги "«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 1. От корчмы до винных акцизов Александра II"

Конец Наливок описал английский поэт и дипломат Джильс Флетчер побывавший в России в 1588 г. во времена правления сына Ивана Грозного – Федора Ивановича (1584–1598 гг.): «Число домов, как сказывали мне, во всей Москве по исчислению, сделанному по царскому повелению (незадолго до сожжения его крымцами), простиралось до 41 500. Со времени осады города татарами и произведенного ими пожара (что случилось в 1571 г.) земля во многих местах остается пустой, тогда как прежде она была заселена и застроена, в особенности же на южной стороне города, где незадолго до того царь Василий построил дома для солдат своих, позволив им пить мед и пиво в постные и заветные дни, когда другие русские должны пить одну воду, и по этой причине назвал новый город: Налейка, т. е. наливайка. Таким образом, теперь Москва не много более Лондона»9696
  Флетчер Д. О государстве русском. М., 2002. С. 30.


[Закрыть].

После смерти Василия III эти ограничения были сняты. Корчмы на короткий срок стали возрождаться. Так, 21 ноября 1543 г. в Новгород прибыл И.Д. Кривой и поставил по приказу бояр, от имени Ивана IV 8 корчемных дворов, в которых стало собираться для беспробудного пьянства местное население. Это длилось в течение трех лет, пока Новгородский владыка Феодосий, болея душой за спивающихся земляков, решил бить челом Ивану IV: «Бога ради государь поспеши и помысли о своей Отчизне, о Великом Новгороде, о том, что там происходит. В корчмах беспрестанно души погибают без покаяния и причастия, в домах и на путях и торжищах убийства и ограбления в городах и погостах (административно-территориальные единицы, состоящие из нескольких населенных пунктов, а также и населенные пункты, являющиеся центрами таких административно-территориальных единиц) великие учинилися, прохода и проезда нет». Ходатайство молодым царем было принято. Летопись 1547 г. свидетельствует: «Пожаловал царь и государь великий князь Иван Васильевич в своей отчине, отставил корчмы и питье кабацкое, вместо этого давали по улицам старостам на тридцать человек две бочки пива да шесть ведер меду, да вина горького полтора ведра на разруб»9797
  Цит. по: Смиренный И., Горбунов И., Зайцев С. Пиво Российской империи… С. 13.


[Закрыть].

В самой Москве последовало запрещение держать вольные корчмы. В Судебнике 1550 г. говорилось «Корчмы, бочки и всяких лихих людей не держать». Держать корчмы теперь разрешалось, в основном, недельщикам (так назывался судебный пристав, исполнявший свои обязанности по неделям («быть в неделях»); состояли надельщики при дьяках, которые вносили их имена в особые книги при вступлении в должность; обязанности их заключались в оповещении сторон о вызове в суд и доставлении их к суду, а также в поимке татей и разбойников), и десятникам (низший начальный человек у приборных служилых людей Московского государства, имевших сотенную организацию, т. е. у городовых казаков и у стрельцов). Таким образом, питейное дело находилось у людей, имевших какое-либо отношение к государству.

При этом уточнялось, что корчма предназначалась только для выпивки, а не для других дел. Так, по Судебнику 1550 г. в поручных записях о недельщике говорилось, что ему «в корчме, блядей и всяких лихих людей не держать». По Домострою корчемный прикуп (прибыль) стоял рядом «с татьбою и кривым судом». Собираясь в корчмы, народ пил, не снимая шапок. «В церквах, – говорит Стоглав, – стоят в шапках, словно на торжищи или яко в корчемници». Пить и играть зернью в корчмах собирались бояре, монахи, попы и толпы холопов. Стоглав приказывал, чтоб «дети боярские и люди боярские, и всякие бражники зернью не играли (зернь – старинная азартная игра, в которой использовались небольшие косточки с белой и черной сторонами, носящие то же название. В России первые законодательные запреты азартных игр связаны именно с зернью – прим. автора) и по корчмам не пили». В выписи 1552 г., данной по приказу Ивана IV Андрею Берсеневу и Хованскому, велено им было беречи накрепко во всей Москве, чтоб «священический и иноческий чины в корчмы не входили, в пьянстве не упивались, не празднословили и не лаяли»9898
  Прыжов И. Корчма. Исторический очерк… Стб. 1053–1064.


[Закрыть].

По городам корчмы стали раздавать боярам. В 1548 г. по жалованной грамоте царя город Шуя был отдан в кормление боярину Голохвастову «с правдою, с пятномъ и корчмою». Важская уставная грамота 21 марта 1552 г. запрещала посадским людям и становым, и волостным крестьянам, живущим поблизости посадов, держать питья на продажу, под опасением выемки оных и взыскания двух рублей пени на государя, а с питухов по полтине с человека. В Уставной грамоте двинянам 1557 г. сказано было, чтоб у них на Холмогорах на посаде и в станах, и в волостях татей, и корчемников, и ябедников, и подписчиков, и всяких людей не было, – а коли у кого корчмы будут, они, того человека поймав, отдадут выборным своим судьям. Таким образом, корчмы закрывались везде, куда только хватала московская власть, и если оставались где еще, так это по дальним окраинам. В последние годы своего существования корчмы облагались «лавочным сбором», вначале одинаковым для всех. Затем он собирался в зависимости от реальной выручки.

1.4. Иван Грозный – от корчмы до кабака

В 1552 г. Казань была взята войском Ивана Грозного. С великим торжеством вернулся Иван Грозный в Москву. Здесь по поводу взятия Казани были устроены ему торжественные встречи. Многие казанские князья крестились и вошли в число московских бояр; казанский правитель Едигер тоже принял крещение и был наречен Симеоном Касаевичем. Своему следующему этапу развития продажи алкоголя, по утверждению ряда исследователей, Москва была обязана одновременно военным успехам и жадности Ивана Грозного. Взяв Казань, он был весьма впечатлен здешними кабаками (В.Н. Татищев в своем «Лексиконе российском историческом, географическом, политическом и гражданском» слово кабак производил от татарского «кабал», что означает «двор для постоя»). Особенно царя, его воинов и телохранителей поразил ханский кабак в Казани. Первоначально этим татарским словом назывались придорожные села, где можно было купить еду и разнообразные напитки. После принятия татарами ислама разнообразие напитков поредело, а кабаками стали называть постоялые дворы, которые приносили ханам внушительный доход.

Иван Грозный, едва успев вернуться из казанского похода, выстроил на Балчуге в 1552 г. первый и до поры единственный царев кабак (Во времена монголо-татарского ига в Москве появились бесермены – татары и некоторые другие народы Востока. Отсюда и русское слово «бусурмане», «басурмане». Ордынцы, а также крымские и ногайские татары оставили о себе на карте Москвы немало топонимических свидетельств. Улица Балчуг – классический пример. Происхождение названия имеет несколько версий: 1) от слова «балчук», означающего «рыбный торг, привоз, базар»; 2) от «Балчех» означает по-татарски «грязь», «болото», которое на его месте действительно существовало. Улица Балчуг находится в районе древнего московского урочища Болото. Эта часть поймы, низкого берега реки Москвы в старину представляла собой сырое, мокрое место – настоящее болото, что было связано и с низким уровнем берега, и с частыми наводнениями после сильных дождей и весенних паводков).

Улица Балчуг в Москве ведет свою историю еще с XIV в., со времен правления Дмитрия Донского, когда Москва начала изменять свой облик. Белокаменный Кремль Дмитрия Донского оттеснил посад на современную Красную площадь и дальше к востоку, а движение с него на Ордынку заменилось движением на Пятницкую улицу. От Балчуга в XIV–XVI вв. расходились сразу три дороги, современные Ордынка, Пятницкая и Татарская. На Балчуге изначально велась торговля солодом, хлебом, мясом, лубою (подкорье, исподняя кора дерева, обычно липовый луб шел на кровли (под тес), мочала, а луб с молодых лип – на лыко), что сохранилось в названии примыкающего к Балчугу Лубочного переулка.

Кабак находился в отдаленном Замоскворечье (напротив Кремля, на правом берегу Москва-реки). Царев кабак представлял собой обыкновенный сруб, на крышу которого ставили березы, а чаще всего елку, которые служили опознавательными знаками заведения. Его стены оказались вблизи церкви Святого Георгия в Ендове (В этом названии хранится память о первом московском питейном заведении. По словам выдающегося знатока Москвы М.И. Александровского: «Яндова, ендова – низкая, большая, медная, луженая братина с рыльцем для пива, браги, меду; в ендове подают питья на пирах, она же есть в распивочных и кабаках». Из братины, большого сосуда шаровидной формы, зелье разливали по малым чашам или пили вкруговую на пирах). Выпивку царевым слугам подавали без всякой еды, и даже не было столов, дабы никто не засиживался – осушил чарку и уходи.

Кабак был всегда полон. Видя это, Иван Грозный решил, что из такого заведения, если его сделать доступным для всех, можно извлечь немалые доходы. Около 1555 г. царскими указами была повсеместно запрещена торговля винами в российских корчмах. Вместо них везде вводились царевы кабаки. Вот как описывала Новгородская вторая летопись борьбу с корчемством: «В лето 7079 (1571 г. от Рождества Христова) месяца февраля 23 в пятоке (пятницу) на Масленой недели приехали в Новгород дьяки опришные, Семен Федоров сын Мишин, да Алексей Михайлов Старой да заповедали винщиком не торговати, да и сторожню уставили, на Великом мосту решотки; а поимають винщика с вином или пьяного человека, а ни (и они) велят бити кнутом, да и в воду мечют с Великаго мосту»9999
  Полное Собрание русских летописей. СПб., 1841. Т. 3. С. 121–174.


[Закрыть].

Немец-опричник царя Ивана Грозного Генрих фон Штаден оставил свидетельство о борьбе с корчемством: «В общей судной избе или на дворе "Земский двор" сидел Иван Долгоруков и Иван Мятлев. Сюда приводились на суд все те, кого пьяными находили и хватали ночью по улицам. Штраф был в 10 алтын (30 коп.), что составляет 30 мариенгрошей или 15 польских грошей. Если где-нибудь в тайных корчмах находили пиво, мед или вино, – все это отбиралось и доставлялось на этот двор. Виновный должен был выплатить тогда установленный штраф в 2 рубля, что составляет 6 талеров, и к тому же бывал бит публично на торгу батогами. Было много приказчиков или чиновников, которые за этим надзирали. И прежде, чем приведут они кого-нибудь на Земский двор, еще на улице, могут они дело неправое сделать правым, а правое, наооборот, неправым. К кому из купцов или торговых людей эти приказные не были расположены, к тем в дом подсылали они бродягу, который как бы по дружбе приносил стопочку вина. За ним тотчас же являлись приказные с целовальниками и в присутствии целовальников хватали парня вместе с хозяином, хозяйкой и всей челядью. Хозяину приходилось тогда растрясать свою мошну, коли он хотел сохранить свою шкуру»100100
  Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника (Записи прошлого. Воспоминания и письма). Л.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1925. С. 81, 83.


[Закрыть]. Иностранные посольства получали спиртное бесплатно: «На дворе, где все иноземцы получают изо дня в день свои кормовые деньги, сидел Иван Тарасович Соймонов и один дьяк. Ежели кто из иноземцев не брал своего меда и кормовых денег за 10, 20 или 30 дней, с того постоянно удерживали 1/10 часть, когда потом он хотел их получить. Каждый иноземец имел на руках память: она была так искусно изготовлена, что никто не мог, подделав почерк, незаметно что-либо в ней приписать. Из погребов мед приносился теми, кто был к тому приставлен. Они отмеривали мед в погребе по своему желанию и потом уже выносили его наружу и наливали иноземцу в его бочку. Соглашался тот его принять – хорошо, а коли нет, то не получал ничего. Варился хороший и плохой мед, и на этом сберегалась третья часть меда-сырца. А если иноземец одаривал этих ребят, то сам мог идти в погреб и цедить мед на пробу изо всех бочек. Какой мед более других приходился ему по вкусу, того он и приказывал тогда нацедить и получал конечно свою полную меру. Если иноземец умирал или его убивали, то эти куманьки целый год все продолжали заносить в отчет полностью все „выдачи“!»101101
  Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника (Записи прошлого. Воспоминания и письма)… С. 81, 83.


[Закрыть].

В кабаках имели право пить только посадские и крестьяне, люди других сословий пили вина, водки, меды, кислые щи, квасы и многие другие напитки дома. Спиртное по-прежнему подавалось без закуски, а тех, кто приносил закуску с собой, выгоняли в шею. Вскоре разрешили расплачиваться вещами под залог, и клиенты пропивались вплоть до нательных крестов, теряя человеческий облик и получая от кабатчиков презрительное прозвище «питухов». Деньги поступали в казну. В результате возникли чудовищные по своей сути питейные дома, где можно только пить, а есть – нельзя. Если в древнеславянской корчме, как и в татарском кабаке или немецком постоялом дворе, можно было есть и пить, то в московском кабаке велено только пить и пить, и, что самое главное, одному лишь простому народу, т. е. крестьянам и посадским, поскольку им одним было запрещено приготовлять домашние питья. Чтобы увеличить прибыль, кабатчики завлекали публику выступлениями скоморохов и гусляров, торговали водкой навынос, ездили со своим товаром по домам и местам массового скопления людей, отпускали в долг, затем взыскивая деньги «с правежом великим» (правеж – взыскание долга истязаниями и битьем).

При многих кабаках были так называемые «записные пьяницы». Они стояли у входа в заведение и всячески старались заманить побольше клиентов: расхваливали вино, кричали о невиданной его дешевизне, хулили конкурентов, а то и просто тащили за рукав случайных прохожих. Добившись своего, они тут же принимались стравливать «питухов» между собой, и как только те брались за грудки, целовальник громким голосом призывал стражу. «Записной пьяница» вступался за драчунов и брался их помирить. Пили «мировую», за ней следовали бесчисленные добавки – и так до тех пор, пока все не лягут под стол. Следом начиналась работа целовальника: он обсчитывал гуляк безо всякой опаски. У «записного пьяницы» была важная привилегия: ему принадлежала десятая чарка любой выпивающей компании. Если бражники забывали поднести «налог» сами, тот с бранью требовал отдать заработанное.

Иногда пропившему последние деньги посетителю бесплатно наливали похмельную чарку. Тоже с умыслом: похмельная чарка давала толчок к последующему пьяному застолью. Только теперь уже «похмелившийся бесплатно» рассчитывался за водку одеждой, а порой и домашним скарбом. Такой расчет назывался закладом. И крестьяне пропивали в кабаках последнее имущество. Однажды уфимский воевода заковал в цепи выпивоху-подъячего «за его дуровство и за поругание православныя християнския веры, понеже в кабаке снял с себя крест и закладывал на пропой, на вино».

Много бед населению причиняли постоянные кабаки. Но особенно горькие жалобы вызывали подвижные отделения постоянного кабака, так называемые «гуляй-кабаки». При помощи этих «гуляй-кабаков» главный кабак втягивал окрестное общество в распространяемую им атмосферу пьяного разгула и высасывал из него накопленные средства. Таким образом, не только население тянулось в кабак, но и кабак предупредительно двигался к населению; его отделения расходились как бы лучами от центра к окраинам. Это была торговля не только на вынос, но и в развоз. Зоркий глаз уездного питейного управления или кабацкого откупщика не оставлял без внимания даже и далеких от постоянного кабака волостей, обслуживать которые и посылались гуляй-кабаки, в особенности во время храмового праздника, ярмарки или других подобных случаев, за которыми кабатчики заботливо следили102102
  Шайжин Н. Заонежские гуляй-кабаки XVII в. // Олонецкая неделя. 1911. № 6. С. 4–5.


[Закрыть].

Приезжая в дальнюю от постоянного кабака волость, гуляй-кабак оставался в ней иногда недели по две и по три, кабатчики варили пиво тут же на месте и силой захватывали у крестьян помещение во дворах и подводы из волости в волость. Если же кто из крестьян отказывал в постое, к тому «приметывались», обвиняя его в безъявочном питье, в держании у себя питья, изготовленного дома без требуемого заявления властям. На крестьян «наметывали напойные деньги», т. е. взыскивали деньги якобы за выпитое вино, вдвое или втрое действительной суммы. В случае отказа их уплачивать с крестьян взыскивали «напойные» деньги правежом, не уведомляя о том даже местного воеводу. При этом самое наказание производилось сопровождавшими «гуляй-кабак» работниками откупщика – «чумаками».

Кабаки считались местом прибежища уголовной категории людей. Отмечали удачное дельце воры и грабители, бродяги стекались к кабакам в надежде согреться дармовой чаркой. Захаживали затравленные беглые крестьяне, угорал в пьяном застолье служивый люд. Коломенский кабацкий голова доносил: «Солдаты по все дни собираются на коломенском государевом дворе, играют зернью и в карты, и как он, голова, начинает их с государева двора разбивать, они де его со товарищи бранят и хотят бить, со двора не идут, чинятся сильны». Однажды, в Николин день, солдаты «до того учинились сильны, что собралися человек по двести и больши, учали ломать подставы и питье кабацкое пить, и целовальников, волоча из избы, быть кольями и дубинами до смерти». Двое были убиты – им «пробили головы до мозгу и руки и ноги переломали». Голова ударил в набат, и прибывшая подмога государево добро отстояла с превеликим трудом.

О безобразиях, творимых в царевых кабаках, свидетельствует один удивительный сюжет, о котором поведал немец-опричник Генрих фон Штаден: «Великому князю был подарен слон вместе с арабом, который за этим слоном ухаживал. Араб получал в Москве большое жалованье. Это подметили русские бражники, т. е. беспутные люди, пропойцы, которые в корчмах пьют и зернью играют. Из-за денег они тайно убили жену араба. Вот этот-то араб был оклеветан и оговорен русскими вместе со своим слоном, что будто бы чума, о которой в Москве и не думали, произошла от него и его слона. Тогда араба и его слона сослали в опале в посад Городецкий. Араб умер там, и великий князь послал дворянина с наказом умертвить слона при помощи крестьян окрестных сел и посадских. Слон стоял обычно в сарае, а кругом сарая был тын. Неподалеку от него схоронили араба. Тогда слон проломил тын и улегся на могиле. Там его и добили; выбили у него клыки и доставили великому князю в доказательство того, что слон действительно околел»103103
  Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника (Записи прошлого. Воспоминания и письма)… С. 93.


[Закрыть].

В ответ на просьбы отдельных воевод «людей от кабацкого питья унимать» Иван Грозный отвечал им на это: «Пишете, не радея о нашем деле, что кабак хотите отставить, а вы, делая леность и нехотя нам служить, пишете не делом», и приказывал, «чтобы питейный сбор был больше прежних лет». Открытие кабаков знаменовало собой установление государственной монополии на торговлю спиртным и фактическую его легализацию. Правда, Иван Грозный периодически нарушал винную монополию, разрешая гнать водку и торговать ею отличившимся опричникам, а также иностранцам из Немецкой слободы, но подавляющая часть питейных заведений оставались государственными, они так и назывались – «царевы кабаки».

Джильс Флетчер так отзывался о кабаках: «В каждом большом городе устроен кабак или питейный дом, где продается водка (называемая здесь русским вином), мед, пиво и проч. С них царь получает оброк, простирающийся на значительную сумму: одни платят 800, другие 900, третьи 1 000, а некоторые 2 000 или 3 000 рублей в год. Там, кроме низких и бесчестных средств к увеличению казны, совершаются многие самые низкие преступления. Бедный работник и мастеровой часто проматывают все имущество жены и детей своих. Некоторые оставляют в кабаке двадцать, тридцать, сорок рублей или более, пьянствуя до тех пор, пока всего не истратят. И это делают они (по словам их) в честь господаря или царя. Вы нередко увидите людей, которые пропили с себя все и ходят голые (их называют нагими). Пока они сидят в кабаке, никто и ни под каким предлогом не смеет вызвать их оттуда, потому что этим можно помешать приращению царского дохода»104104
  Флетчер Д. О государстве русском… С. 62.


[Закрыть].

Поначалу кабаки строились только в больших городах – там действовали главный, красный кабак и несколько заведений меньшего размера. Но постепенно кабаки «пошли в народ» – они ставились на людных местах: пристанях, ярмарках, у бань, торговых рядов, таможен. При освоении новых территорий кабаки заводились в основанных городах вместе с московским воеводой, острогом и приказной избой. Кабак часто представлял собой целый хозяйственный комплекс, объединявший пивоваренное и винокуренное производство и торговлю; в больших городах кабаки и производственные помещения могли находиться даже в разных частях посада. На огороженном кабацком дворе стояли винные и пивные «поварни», где «курилось» вино, варилось пиво и «ставился» мед – в общем помещении или нескольких отдельных. Здесь готовили солод (пророщенные при особом содержании хлебные зерна) для варки пива и сусло (сладковатый навар на ржаной муке и солоде) – для перегонки вина. В «поварнях» стояли браговаренный, заторный и винные котлы и главные орудия производства – медные кубы и трубы для перегонки, а также «мерные» емкости – ведра и ушаты. Здесь работали опытные мастера (винокуры, «подкурки», браговары, «жеганы») и подсобные рабочие. Винокурни или пивоварни могли содержаться частными лицами, но вся их продукция должна была обязательно поступать в казенные кабаки, где продавалась «в распой» кружками и чарками. Для усиления крепости напиток нагревался и перегонялся дважды, поэтому использовались обозначения: «простое вино» (крепостью 19–23 градуса) и «двойное вино» (37–45 градусов)105105
  Курукин И.В., Никулина Е.А. Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина. М.: Молодая гвардия, 2007. С. 41.


[Закрыть].

Рядом находились погреба и ледники, где хранились готовые напитки (хранилось хлебное вино в специальных бочонках: тридцатил. ый бочонок назывался «беременным», а пятнадцатил.ый – «полубеременым»); овины, где сушились зерно, солод, хмель; амбары для хранения инвентаря – порожних и ветхих бочек, чанов, бадей, ведер. Тут же могли размещаться другие приписанные к питейному двору заведения: мельницы, бани (общественные – «торговые» или только для персонала кабаков), дома для приезжих голов и целовальников. Иногда неподалеку стояли и таможни, если кабаки и таможенная служба находились в ведении одних лиц. «Поварни» и прочие постройки были огорожены, чтобы посетители не забредали в производственные помещения.

Продажа готовой продукции шла в «питущей» или «питейной» избе, которую специально строили на кабацком дворе или арендовали у кого-либо из горожан, если на посаде требовалось открыть новое заведение. В больших кабаках питейная изба разделялась на «чарочную», где отпускали вино в разлив, и «четвертную», где продавали вино и пиво четвертями и осьмушками ведра. Изба представляла собой довольно мрачное помещение с лавками и столами, перегороженное «брусом»-стойкой, за которой стоял продавец – «кабацкий целовальник». В его распоряжении находились запасы разных сортов вина и пива и немудреный инвентарь: «Вина в государево мерное заорленое ведро (с клеймом в виде государственного герба, т. е. освидетельствованное государственной властью) – 51 ведро да два ушата пива – 50 мер, да сосудов: чарка копеечная винная медная двоерублевые продажи, да деревянная чарка грошевая, да горка алтынная, да ковш двухалтынный. Да пивных судов три да ковшик копеешной, а другой денежной. Посуды: печатных заорленных две бочки винные дубовые, большие да полубезмяжная бочка пивная, да четвертная бочка винная, да замок висячий»106106
  Цит. по: Копанев А. И. О кабаках на Севере в XVII в. // Народная борьба за трезвость в русской истории. Л., 1989. С. 9–10.


[Закрыть].

Производство и продажа водки сосредоточивалась в руках кабацких голов; водка производилась в самих «царевых кабаках». Кабацкий голова избирался всем посадским населением города и их старостами из числа посадских лучших людей. В дворцовых селах, выделенных из уезда в особую административную единицу и подчинявшихся в управлении исключительно царю, кабацкий голова выбирался крестьянами данного села из собственной среды. На должность кабацкого головы рекомендовалось избирать людей «добрых и прожиточных», т. е. состоятельных, имеющих опыт и не злоупотребляющих спиртными напитками. Кабацкий голова, как правило, подчинялся местному воеводе или губному старосте. Посадские люди должны были гарантировать свой выбор выборной записью со своими подписями, что до некоторой степени гарантировало благонадежность выборных лиц. Выбранный кабацкий голова приводился к крестному целованию107107
  Смирнов П.П. Экономическая политика Московского государства в XVI–XVII вв. // Русская история в очерках и статьях / под ред. М.В. Довнар-Запольского. Киев: Тип. т-ва И.Н. Кушнерев и Ко, 1912. Т. 3. С. 369–390.


[Закрыть].

Выборы кабацкого головы проводились ежегодно по двум причинам: не дать недобросовестным людям нажиться на доходах с питейных заведений, а людям честным разориться в период безвозмездной службы. Первоначально кабацкий голова выполнял свою должность там же, где избирался. Однако уже в царских грамотах начала XVII в. он голова выбирался посадским населением другого города. Так, например, в Архангельск кабацкий голова избирался московским посадским населением. В его функции входил не только сбор доходов, но и ведение всего питейного дела: производство хмельных питей, их продажа в кабаках, постройка винокурен, медоварен, пивоварен и кабаков, а также преследование корчемства – тайной продажи пития. Кабацкий голова при каждом кабаке либо сам курил вино, заготовлял пиво, мед, либо сдавал их производство особым подрядчикам.

При вступлении в должность новый кабацкий голова принимал весь кабацкий инвентарь: питие, всякого рода запасы, здания, чаны, кубы, кади. Прием инвентаря осуществлялся по записи и по оценке посадских незазорных людей, подтверждающих свою правоту крестным целованием. За оставшиеся припасы новый кабацкий голова должен был выплатить прежнему их стоимость из прибыли за ближайший месяц. Он должен был вести определенную документацию по доходам и расходам своих учреждений. С этой целью при нем существовал целый штат дьячков и подьячих, которых выбирали из мирских людей. Контроль за деятельностью кабацкого головы осуществлял, как правило, воевода. С этой целью 4 раза в год проводилась проверка отчетных книг в съезжей избе, иногда требовалось представить непосредственно осуществленные денежные сборы. В случае злоупотребления должностью воевода имел право прогнать кабацкую голову и потребовать новых выборов. Кроме того, воевода должен был предоставлять в его ведение стрельцов и приставов для взыскания «напойных» денег – долгов. Кабацкий голова отчитывался непосредственно перед Москвой, куда должен был приезжать вместе с кабацким целовальником и дьячками, предоставляя отчетные книги, денежные сборы и сборные записные тетради.

Кабацким головам подчинялись целовальники – продавцы, они приносили присягу целованием креста, обещаясь «не чинить воровства и лихоимства» ни государю, ни народу и тем «питухов от царевых кабаков отнюдь не отгонять». Должность целовальника также была выборной. Кабацкий целовальник совместно с кабацкими головами вели учетные книги по доходам и расходам питейных заведений, для чего часто нанимали дьячков и подьячих, поскольку сами часто были неграмотными. В функции целовальника входил непосредственный сбор денег за «питие», которые он опускал в специальный ящик, запечатанный печатью кабацкого головы. Эти деньги изымались еженедельно или ежемесячно, что объяснялось правилом платить за «питие» мелкими монетами без сдачи108108
  Дитятин И.И. Царский кабак Московского государства // Статьи по истории русского права. СПб.: Тип. О.Н. Попова, 1895. С. 468–496.


[Закрыть].

Также на целовальника возлагалась обязанность преследовать тайное корчемство. Для этого дела целовальнику полагалось иметь особых шпионов, называвшихся «корчемными сыщиками». Сыщики эти не мешали заниматься корчемством воеводам, приказным и вообще чиновному и сановному люду. «Власть имущих» целовальники благоразумно не трогали по пословице: «С сильным не борись, с богатым не судись». Но беднякам было плохо. Целовальник и его сыщики имели право во всякое время придти в любой дом, произвести обыск, поломать печь (под тем предлогом того, что там водка замурована), исковеркать полы, потолки и даже стены, раздевать донага женщин. Из Москвы от царя не раз бывали приказы «корчемного питья не подметывать» (не подкидывать). Но это мало кого из целовальников останавливало. Кто не соглашался откупиться от обыска, тому сыщики тайком приносили на двор водку, ставили ее в сенях, в сарае или еще где-либо, а затем целовальник являлся с обыском и, конечно, находил подброшенное… И подставленному человеку оставалось или дать крупную взятку, или его уличали в «корчемстве». А за это полагалось отрубить руку и сослать в Сибирь. Точно так же из Москвы иногда присылались приказы, чтобы целовальники «никого клепать не учили». Однако «без поклепа кабак не живет». Любой сыщик в том же кабаке мог нанять пропойцу, который готов был клясться и божиться, что такой-то или такой-то человек (на кого целовальник укажет) тайно торгует водкой. Оклеветанному оставалось лишь откупиться, ибо в противном случае у него отрубали руку.

У целовальника была своя норма сдачи денег, и если он ее не выполнял, его били палками по пяткам. Часто целовальник нанимал стрельцов сгонять народ в кабак и заставлять пить. Если у кого не было денег, заставляли пить в долг. Не выплатил в срок – продавай дом, скотину, а сам садись в долговую яму. Кабацкие головы (управляющие) были обязаны сдавать годовые доходы непременно с «прибылью против прошлых лет»109109
  Смирнов П.П. Экономическая политика Московского государства в XVIXVII вв… Т. 3. С. 369–390.


[Закрыть]. Правительство, жестко преследуя недобор, в то же время старалось поощрять тех кабацких голов, которые ухитрялись увеличивать норму питейный доходов. Бывали даже случаи, что наиболее старательных из них награждали поощрительными позолоченными кубками, украшенными гербами и соответствующими надписями. Понятно, что каждый из голов старался вытянуть из народа все, что только возможно, не брезгуя никакими мерами. Кому охота подставлять свои спины под «правеж».

Изощряясь в средствах вытягивания денег и спаивания народа, кабацкие головы пришли к убеждению, что без кредита ничего поделать нельзя, особенно тогда, когда в силу неурожая или иных каких-либо причин действительно у «питухов» не было грошей. И вот в кабацком деле открылась новая эра – появился кредит. Народ сначала долго не мог освоиться с этим новшеством, не мог допустить мысли, что, не имея за душой монеты, можно, в счет будущих благ, «преисправно» напиться и даже не один раз, а несколько. Вся голытьба повалила в кабак и воспользовалась новым благодеянием в самых широких размерах. Торговля пошла вдвое успешнее, и ожидаемая прибыль вполне обеспечивала от жестоко правежа изобретательных кабацких голов. Хорошо было пользоваться народу кредитом, но зато тяжко пришлось ему, когда наступило время расплаты. Неумолимые кабацкие головы потребовали уплаты долга, выжимали его, не стесняясь никакими средствами. Неисправных плательщиков обирали до чиста, снимали последнюю рубаху, а если и этого не хватало, то забивали на правеже до смерти. Народ сразу же понял, какою ценою достался ему кредит, но ни жестокость кабацких голов, ни ужасы, пережитые ими при расплатах, не остановили его от дальнейшей задолженности. Слишком велик был соблазн!

Тайная корчма, дотоле успешно боровшаяся с кабаком, понесла с открытием казенного кредита большие убытки и принуждена была ради конкуренции сбавить цены на напитки. Да оно и понятно! Кабаки имели за собой законное право требовать долг, корчма же могла рассчитывать только на добросовестность кредитора, так как при первой же угрозе об уплате долга, рисковали подвергнуться доносу и розыску. Сбавка цены на «зелено» вино многим корчмарям пришлась не по вкусу и сильно ударила по их карману. Пришлось придумывать что-нибудь такое, что могло бы восполнить этот вынужденный пробел. Изобретательней ум корчмаря решил прибегнуть к фальсификации. Дело пошло на лад, и тайное кормчемство, временно затихшее, снова ожило и могло теперь смело конкурировать с казенным кабаком. На это продолжалось недолго. Зоркое око кабацких голов и целовальников быстро усмотрело «нововведение» своих конкурентов, поспешило донести, и тогда снова начался жестокий и повальный обыск, снова тайная корчма стала предметом жесточайшего преследования. Тут же пострадали не только корчемники, но и те наивные люди, которые позволяли себе иногда сварить небольшое количеств питья и исключительно для собственного домашнего обихода. Пощады никому не было! Пришлось платить всем: и правому, и виноватому. В этом случае кабацкие головы не только приумножили казну, но сумели не забыть и собственного кармана110110
  Ресторанное дело. 1911. 15 августа.


[Закрыть].