Текст книги "Прайд Саблезуба"

– Это просто мне страшно, – сказал Семен и начал вылезать из лодки на скользкий ствол с остатками размокшей коры.

Ни отвагу, ни ловкость демонстрировать Семен не собирался: по залому он пробирался используя все четыре конечности и стараясь, чтобы в каждый момент у него было не меньше трех точек опоры или зацепа. Наверное, вид голого бородатого мужчины с лохматой седой шевелюрой, ползущего через торчащие во все стороны стволы и палки залома посреди реки, был забавен, если не смешон. Вот только оценить этот юмор было некому, кроме ворон и чаек, летающих над водой.

Зверек все еще был жив, но лапами уже не перебирал, а просто висел на корневище, высунув из воды мордочку. То ли он выбился из сил, то ли напор воды прижал его так, что он не мог пошевелиться. Ни одного бревна или коряги, застрявшей достаточно прочно, вокруг него не было – все плавало и колыхалось.

Путь сюда был так труден, что Семен давно перестал бояться, сосредоточившись на решении проблемы каждого следующего движения. Он и в конце не стал колебаться: чтобы распределить нагрузку, лег грудью на бревно, коснувшись разгоряченной кожей холодной воды (брр!), дотянулся до следующего – более толстого, оперся и, не давая лесине перевернуться вокруг своей оси, переполз грудью на нее. Первое бревно стало отодвигаться назад, но Семен удержал его загнутыми ступнями и потянулся к следующему…

Зверька за корневищем он не видел, но решил, что уже сможет его достать. Протянул руку и стал ощупью искать его голову. Кажется, нащупал мокрую шерсть и…

Резкая боль в пальце заставила его содрогнуться. Ноги соскользнули с опоры, бревно под грудью двинулось в сторону…

«Вот ты и сделал последнюю в своей жизни глупость», – успел констатировать Семен, погружаясь в воду.

Бороться в этой ситуации было совершенно бесполезно, но обида на себя, досада на потраченные впустую усилия были так велики, что Семен куда-то рванулся, задрыгал конечностями… Он стукнулся обо что-то спиной, схватился за что-то руками, подтянулся и…

И голова его оказалась над поверхностью. Он косо висел в струе холодной воды. «Зря это», – подумал Семен, двинул ногами и вдруг… коснулся стопой дна! Решил, что это ему показалось, и повторил попытку – да, это было именно дно. Причем, довольно твердое. Ну-ка, ну-ка…

С третьей или четвертой попытки он смог встать на ноги – боком к течению, обхватив руками тонкий ствол чизении, торчащий из залома. Если бы не это, ему бы на ногах, конечно, не устоять.

«Вот так, Сема, вот так, – медленно приходил он в себя. – Тут, оказывается, мелко – чуть выше пояса. Вода, на самом деле, не такая уж и мутная, дно сквозь нее ты видел, просто оно серое, неконтрастное, и понять, что это оно и есть, очень трудно. Впрочем, чтобы сбить человека с ног много и не нужно – в хорошей струе достаточно глубины по колено. Надо выбираться, пока мышцы слушаются…»

Для этого нужно было продвинуться хоть немного вперед – метра на полтора-два. Когда он одолел это расстояние, то обнаружил, что нижней половины тела почти не чувствует, а мышцы груди и рук работают на пределе – долго выдерживать такую нагрузку они не могут, а предстоит еще вытянуть тело из воды.

Семен высмотрел ствол, за который только и можно было ухватиться, чтобы вылезти из воды. Некоторое время он пытался понять, будет лесина держать груз или вывалится из общей кучи и свалится вниз. В спину уперлось что-то острое – это было совсем не кстати, поскольку все конечности оказались заняты, и отпихнуть наплывшую корягу нечем. Семен попытался как-то извернуться и отодвинуть ее корпусом, рискуя получить пробоину в собственной шкуре. Острый сук немного сместился, но тут же с новой силой уперся куда-то в область позвоночника. Ситуация становилась критической – силы уже на исходе, и нужно на что-то решаться.

Семен мысленно выругался, выдохнул воздух, стиснул зубы, отпихнул спиной корягу и, собрав остатки сил, перехватился левой рукой, потом правой, потянул себя вверх… Ноги потеряли опору, течением тело сдвинуло влево, сучок вновь впился в спину – теперь уже в область почек. Скрипнув зубами, Семен сделал еще один вдох-выдох, чуть подтянулся и смог закинуть левую ногу на бревно, за которое только что держался, – уфф!

Он обвил ногами тонкий ствол и обрел, наконец, хоть какую-то устойчивость. Можно было даже рискнуть отпустить правую руку, чтобы избавиться от плавучей коряги, разодравшей, наверное, уже всю спину. Семен повернулся к ней и с досадой увидел, что это то самое разлапистое корневище, которое еще не обрело своего постоянного места в заломе. Зверек по-прежнему висел, зацепившись передними лапами. При этом он еще и смотрел на Семена большими черными круглыми глазами. Нафантазировать можно чего угодно, но на самом деле никакого выражения в них не было. Вроде бы…

– Сволочь кусачая, – прошипел Семен, – чуть не утонул из-за тебя!

Влекомая течением коряга вновь пошла на сближение. Дождавшись, когда станет совсем близко, он протянул руку, взял под водой зверя за шкирку (запас шкуры там был изрядный) и потянул вверх. Ничего не вышло – похоже, зверек держался не только передними, но и задними лапками.

– Да отцепись ты! – не выдержал Семен и рывком буквально отодрал животное от его плавсредства. Оно оказалось неожиданно тяжелым – килограмма 3–4, если не больше. На это Семен никак не рассчитывал и едва сумел сохранить равновесие. В последний момент, уже сам почти сваливаясь в воду, он успел посадить зверька на бревно и ухватиться за опору освободившейся рукой: «Если упадет – больше спасать не буду!»

Зверек не упал, а, распластавшись на брюхе, вцепился в кору всеми четырьмя лапами. Семен отпихнул подальше плавучее корневище и, пока оно не вернулось, сумел выполнить почти цирковой трюк – перебраться на следующее бревно. Теперь ни одна часть его тела воды не касалась – счастье-то какое! «А вот отдыхать и расслабляться тебе, Сема, нельзя! – заверил он сам себя. – Думаешь, от этого силы и ловкости прибавится? Ни хрена подобного – будет только хуже. Так что уж лучше ползи, только медленно».

Прежде чем двинуться в обратный путь, Семен бесцеремонно отодрал зверька от бревна и переместил его на другое – туда, куда собрался перебраться сам.

– Будешь так цепляться – брошу! – пригрозил он.

Обратный путь был просто бесконечен. Семен двигался медленно, как ленивец, стараясь выверять и просчитывать каждое следующее движение. Тем не менее несколько раз ноги в размокших мокасинах соскальзывали с опоры, и он зависал почти на одних руках. В какой-то момент острый обломанный сучок чуть не оставил его без мужских причиндалов, которые были ничем не защищены. Спасаемое животное оказалось на редкость цеплючим: каждый раз отдирать его от опоры было трудно, зато можно было не бояться, что оно свалится с очередного бревна или ветки. Семен даже подумал, что если бы на нем была меховая рубаха, то можно было бы просто прицепить зверька на плечо или на спину, и он бы, наверное, не упал. Жертвовать же собственной кожей Семен не желал – на ней и так неуклонно множилось количество царапин и ссадин, из которых кое-где даже капала кровь.

Лодка оказалась на месте – никуда не делась. Правда, на воде она держалась как-то странно, но Семен решил не думать об этом – лишь бы добраться! Кое-как он спустился с залома и короткими «перебежками» дополз до бревна, к которому было привязано его судно. Он собрался уже возликовать, но не успел, так как вспомнил, что последние 2–3 метра нужно пройти по стволу на четвереньках. Можно, конечно, и на животе, но куда девать зверя?

«Гадство, что делать?! Ведь совсем немного осталось! Попробовать просто закинуть его в лодку? Может, не убьется? Закинуть… Для этого нужно на что-то твердо встать, прицелиться, размахнуться – он же тяжелый. – Держа рукой за шкирку, Семен поднял зверька на уровень своего лица. – Ну, что с тобой делать, а?»

Животное не ответило, только слабо пошевелило свисающими толстыми лапами. «Эхма!» – вздохнул Семен и начал медленно опускаться на четвереньки – ползти по скользкому стволу, имея свободной только одну руку, нечего было и думать. Он положил зверушку поперек бревна, задние лапы и хвост оказались в воде, и она заскреблась ими, пытаясь вылезти повыше.

– Сидеть! – рыкнул Семен и, наклонив голову, взял зверя зубами за шкирку. Мокрая шерсть немедленно заполнила весь рот, зверек слабо пискнул. «Потерпишь, – злорадно подумал Семен. – Будешь знать, как кусаться!»

Сказать, что двигаться по трясущемуся стволу с такой ношей было трудно – не сказать ничего. Удержаться на нем и без груза была целая проблема, а ту-ут!.. Перегруженные мышцы шеи немедленно начали мучительно ныть – голову приходилось держать как можно выше, иначе зверь цеплялся задними лапами за древесину и кору. На что он там опирается руками, Семену было не видно, и приходилось тщательно ощупывать опору.

Лодка приближалась. Но медленно – с каждым «шагом» сантиметров на десять. А то и на все пятнадцать…

Примерно в полутора метрах от носа лодки ствол перестал быть гладким, появлялись сучки и ветки. К тому же под нагрузкой он погрузился в воду, правда, неглубоко – всего на несколько сантиметров…

Трагедия случилась почти у борта – рука соскользнула. Тут же и левая нога потеряла опору. Семен разжал зубы и медленно завалился на бок, изо всех сил стараясь не распороть себе живот обломанной веткой. Он все-таки смог за что-то удержаться правой рукой, а правая голень не рассталась со стволом. Надрывая бицепс, Семен вытянул себя обратно, левой рукой дотянулся до борта, дернул лодку на себя и, когда она неохотно придвинулась, просто перевалился внутрь. Этот почти цирковой трюк удался, если не считать того, что тело оказалось внизу, а ноги торчали над бортом. «Да сколько же можно?! – из последних сил взбунтовался Семен и, извернувшись в узком пространстве, принял сидячее положение. – Уфф!»

Только особо радоваться было нечему – лодка оказалась на треть заполненной водой, а зверь исчез. «Все-таки пропорол днище», – застонал Семен, пытаясь развязать непослушными пальцами узел причальной веревки.

Бурун ниже залома добавил лодке десяток литров воды – борта оказались совсем низко.

Семен работал веслами, табанил изо всех сил, но лодка, казалось, этого не замечала. Голову зверька среди волн он разглядел метров через пятьсот, когда течение стало спокойным и ровным. Лодка набрала-таки скорость и двигалась теперь гораздо быстрее воды – он догнал его. Правда, промахнулся на несколько метров и проскочил вперед. Пришлось маневрировать (на притопленной-то лодке!), а потом подпихивать животину длинным веслом ближе к борту. К тому моменту, когда Семен ухватил его за шкирку, зверек уже почти перестал шевелить лапами и, кажется, окончательно собрался тонуть. Семен бросил его на свернутую комом покрышку вигвама и на некоторое время забыл о нем – других забот хватало.

Он оглядел окрестный пейзаж, длинно и громко выругался, потом поднял лицо кверху и сказал, обращаясь неизвестно к кому:

– Это несправедливо! Это не по правилам! Да, приключений должно быть много, но между ними нужны паузы, чтобы читатель не утомился! А так – нельзя!

Нет, вода в лодке не плескалась – негде ей было плескаться: туша антилопы, свернутые шкуры, одежда, арбалет, посох, запасное весло, мешок с вяленым мясом и недоеденная вчера рыбина. Где-то там, под всем этим, лежала посуда и запасные болты для арбалета, а также всякая мелочовка, без которой в дороге жить грустно. Так что вода занимала пространство между всем этим, ну, и внутри конечно.

До правого берега было близко – метров пятьсот, наверное. Правда, на всем видимом пространстве ему предшествовали затопленные заросли. Влево можно было и не смотреть – там вообще непонятно, где кончается вода, а где начинается суша. Впереди на водной глади что-то темнело – то ли острова, то ли заломы, то ли все в одном стакане.

«Итак, – приступил к констатации Семен, начиная стучать зубами от холода, – что мы имеем плохого? Ответ: все! Впрочем, вру: не хватает дождя со шквальным ветром, но, как говорится, еще не вечер. Кажется, в подобных ситуациях старинные мореходы выбрасывали груз за борт. Неплохая мысль… Ага, остаться без всего и опять начать „робинзонить“, как в первой серии?! Вот уж спасибо! Как говорится, благодарю покорно!

Ну, ладно, а делать-то что? Управлять лодкой в таком состоянии невозможно – слишком тяжелая. Первый же бурун или хорошая волна вообще отправят меня на дно, захлестнет через борт – и привет. Течь, вроде бы, небольшая, но до берега, наверное, не дотянуть, да и высаживаться поблизости негде. Вычерпывать воду? А кто грести будет? Эх, было бы четыре руки… И сил никаких уже не осталось – сейчас бы лечь полежать… Попытаться продвинуться ближе к берегу, где слабее течение, и встать на якорь? Но там больше встречается препятствий – топляков, отмелей и заломов. Центр – самое безопасное место, но здесь скорость…»

Заниматься теоретическим решением проблемы Семен мог бы еще долго, но холод не дал такой возможности – зубы стучали все сильнее, а сидеть голым задом в грязной холодной воде было, мягко выражаясь, неприятно. Он снова выругался, погрозил кулаком полуживому зверенышу, распластавшемуся на шкуре: «Все из-за тебя, гад!» – и начал действовать.

Мокрый груз он кое-как перекантовал таким образом, чтобы в центре получилось свободное пространство. Туда немедленно натекла вода, и Семен занялся ее вычерпыванием, оставив пока весла в покое. Путь оставался свободным довольно долго, и уровень воды в лодке удалось снизить почти до поверхности балласта. Впрочем, щебенку со дна Семен тоже выгреб глиняной миской и выбросил за борт. Лодка, полная мокрого барахла, все равно оставалась очень тяжелой, но теперь она хоть как-то реагировала на работу весел. Вода на дне, конечно, вскоре опять начала прибывать, но теперь этот процесс можно было контролировать, и Семен решил пробиваться к берегу: «В крайнем случае выкину за борт антилопу – всю спину копытами оттоптала. И что я их сразу не отрезал?»

Примерно через час-полтора выяснилось, что в этот день, очевидно, поблажек от судьбы не будет. Во-первых, высаживаться было решительно некуда, а во-вторых, стал накрапывать дождь и усиливаться ветер. Голому Семену это ужасно понравилось: что может быть приятнее, чем когда одни части тела перегреваются от работы, а другие леденеют? Вот если бы можно было грести и ногами! Когда дождь усилился, Семен решился применить радикальное средство – надеть на себя рубаху.

Кто-нибудь может сказать, что никакого геройства в этом нет, и будет прав: конечно, нет… снаружи. А вот изнутри… Изнутри волчья шкура давно покрыта слоем засохшего пота и кожных выделений. По идее, все это надо время от времени удалять каменным или костяным скребком, только без Ветки ухаживать за своей одеждой Семену было «в лом». Теперь забитая грязью бахтарма размокла, стала холодной и осклизлой. И вот эта слизь сейчас коснется кожи, уже покрытой пупырышками от холода, – брр! И еще раз – брр!

В общем, эту тяжелую, мокрую, вонючую шкуру Семен на себя напялил. И начал ежиться, содрогаться и подвывать от безысходности. Потом, постепенно и медленно, отогрелся и даже начал ощущать некоторый комфорт. И как только он его ощутил, дождь прекратился, а в прибрежных зарослях справа по борту стали появляться просветы. «Помогло!» – усмехнулся Семен и вовсю заработал веслами.

Разгружать лодку пришлось метрах в трех от берега, а груз перетаскивать – увязая чуть ли не по колено в раскисшем грунте дна. Потом он долго рыскал по берегу в поисках чего-нибудь сухого и мелкого, что сгодилось бы в качестве растопки. Судьбу Семен решил больше не искушать и, прежде чем заняться костром, выломал пять длинных палок, связал их концами и воздвиг свой походный вигвам, придавив низ покрышки камнями. Этот прием тоже проходил по разряду «полевой магии» – для сохранения хорошей погоды.

Миг блаженства все-таки настал: Семен сидел у костра, щурился от дыма, глотал мягкие кусочки чуть подваренного мяса и запивал их бульоном из миски. С краю на углях булькал горшок, в котором дозревала вторая порция. «Надо будет и рыбу сегодня доесть, – лениво думал Семен, – а то стухнет до завтра. Впрочем, ладно, буду тогда на нее раков ловить, если они здесь водятся. До чего же вкусно… Вот люди будущего привыкли во все сыпать соль – им кажется, что так вкуснее. А на самом деле они ею забивают все тонкие вкусовые оттенки продукта. Даже простое мясо имеет этих оттенков десятки. Или, скажем, приправы разные… Вот Юрка, помнится, обожал кетчуп. Вещь, конечно, хорошая: что ею ни залей – мясо, гречку, рис, макароны, резаную туалетную бумагу, – все будет съедобным. И все одного вкуса – вкуса этого самого кетчупа. Вообще, складывается впечатление, что чем меньше народ ест мяса, чем больше употребляет растительной пищи, тем охотнее и обильнее он использует соль и специи. Вот наши северные народы, да и многие скотоводческие, как-то раньше без всего этого обходились, часто и соль не использовали. Правда, несоленую икру есть обидно, но это сугубо психологический эффект.

Эх, полежать бы после сытного обеда, восстановить, так сказать, силы, да не на чем: земля сырая, а шкура еще не просохла. Придется у костра сушить, иначе спать не на чем будет. Кроме того, надо вытащить лодку и найти пробоину, обжарить оставшееся мясо и подвесить его в вигваме, чтобы непогрызли. Нужно проверить крепеж у арбалетных болтов, да и сам арбалет подсушить – не полезно ему быть мокрым. А еще… В общем, дел по горло, а сил нет. Но надо…»

Начать Семен решил с оленьей (или антилопьей?) туши – пока мухи не засидели. Он поднялся, подошел к грузу, сваленному у самой воды, вновь опустился на корточки и озадаченно почесал затылок:

– Это что же должно значить, животное?

Спасенный им зверь старательно вылизывал оленье мясо там, где оно было освобождено от шкуры. Пара кусочков мякоти, которые Семен ему отрезал, были обмусолены, изжеваны, но не съедены. Чесание затылка озарения не принесло, и Семен стал разглядывать свой укушенный во время спасательных работ палец. Следовало признать, что, несмотря на сильные ощущения, целостность кожного покрова не нарушена. «Та-ак, – соображал Семен, – это явный хищник: зубов полно, но мясо не глотает, только кровь слизывает, и палец прокусить не смог. Двигается как-то странно, и морда… Лапы толстые… Гос-споди!»

– Так ты что?! – возопил в голос Семен. – Ты детеныш, что ли?! Сосунок?! Этого мне только не хватало…

Да, было от чего вопить и хвататься за голову. Столько сил потрачено, и все зря. Память хранит, конечно, массу историй из жизни другого мира о том, как лишившегося матери звереныша выкармливали из бутылочки с соской. Да и среди людей одно время была мода на искусственное вскармливание – чтобы, значит, сохранить женщине красоту бюста. Ну люди, они извращенцы известные, а вот животные… Ведь в природе все гармонично и просто – жестокость тут ни при чем. Размножаются все – и слоны, и мыши. Одни, кажется, раз в три года, другие чуть ли не раз в месяц. Но чтобы на данной территории количество слонов и мышей было постоянным, из всего потомства в итоге должны уцелеть лишь две особи – те, которые заменят маму с папой. Остальные обречены – по статистике. Идет отбор на живучесть и везучесть. Вот этому зверьку не повезло, и лучшее, что для него можно сделать, – это добить, чтобы не мучился.

«Ну да, добить… Как же… Помнится, один знакомый лоурин из рода Волка тоже все просил его добить, а в итоге вождем племени сделался. Но то был человек – ему хоть жвачку в рот можно было запихивать. А с этим что делать? Ни бутылки, ни соски у меня нет, как впрочем, и молока».

– Ты что за зверь-то? – спросил Семен, не надеясь на ответ. Взял зверька за шкирку, поднял и начал рассматривать. Тот не сопротивлялся. – Та-ак: шерсть короткая, желтовато-серая или какая-то бежевая, что ли… Ни полос, ни пятен не наблюдается, разве что спина потемнее. Туловище довольно длинное, но не чрезмерно, лапы толстые и когтистые, причем передние, кажется, развиты сильнее, чем задние. Морда удлиненная, но не заостренная к носу, лоб высокий, уши маленькие и приостренные. Глаза большие с круглыми зрачками. Хвост совсем короткий и какой-то нефункциональный. Самец.

Вот, помнится, на двери нашей лаборатории изнутри был привешен календарь. И на нем большая цветная фотография щенков какой-то смешной породы – женщины на них смотрели и умилялись. Так вот: по экстерьеру данное животное именно тех щенков и напоминает – очаровательное создание. Беда в том, что я в зоологии дуб дубом – можно и память не напрягать, поскольку в ней почти ничего нет. Существо явно из хищных, а не травоядных – это несомненно. Оно имеет отношение к… Впрочем, лучше по методу исключения: может, это медвежонок? Вряд ли – бурых медвежат я видел, они не такие, а «пещерные» вряд ли от них сильно отличаются. Тогда волчонок? Н-ну, в принципе… Здешние волки отличаются от более поздних только размерами – это один и тот же вид. Волчат крупных полярных волков я никогда не видел, так что… Собственно говоря, возражений тут два: все-таки он крупноват для волчьего сосунка, и хвост… И у волков, и у собак хвосты длинные. Бывают, конечно, бесхвостые породы друзей человека, но, кажется, это потому, что друг-человек им хвосты в детстве отрезает. Может, этому хвост отгрызли браться и сестры? Вряд ли… Да и вообще, это существо почему-то навевает мысль не о псовых, а о кошачьих. Впрочем, в составе мамонтовой фауны были звери, которых я и самих-то не могу представить, не только их детенышей. Ну, например, гигантская гиена: название у нее некрасивое, а детеныши вполне могут быть очаровательными. У нее обязательно должны быть нехилые зубы и мощные челюсти – у этого существа они, наверное, с возрастом именно такими и станут. Еще был совсем непонятный зверь – «гигантский ленивец», но он, кажется, водился только в Америке и был травоядным. А что мы имеет по кошачьим? Тигр, лев, пантера, гепард, леопард, барс, вымершие саблезубые кошки… В общем-то, наверное, детеныш вполне может оказаться тигренком или львенком, но опять-таки смущает хвост – и у львов, и у тигров хвосты длинные. Из бесхвостых кошек вспоминается только рысь. Вообще-то, я ее лишь на картинках видел да чучело в музее. Меня туда мама водила, и я, помнится, все удивлялся, что рысь оказалась маленькой и с виду нестрашной. Вообще-то, пожалуй, это ближе всего, но размеры?! Может быть, в каменном веке водились гигантские рыси? Что-то не припомню… Ну, ладно, все равно умнее ничего не придумается – пусть будет рысенок. Что с ним делать-то?»

В итоге Семен, матеря себя за слабохарактерность и сентиментальность, бросил все дела и занялся ерундой. Отыскал обломок толстой палки, слегка обстругал с одной стороны, чтобы получилась небольшая плоская поверхность. Отрезал кусок мякоти и на этой «разделочной доске» принялся мелко шинковать мясо поперек волокон. Полученный крупнозернистый фарш он сложил в миску, плеснул туда теплой воды и размесил в кашу. Поставил на землю и стал тыкать рысенка мордочкой. Вначале тот фыркал и упирался, но потом, кажется, распробовал и принялся лакать. Семен собрался уже обрадоваться, но вскоре выяснилось, что «бульон» зверь выхлебал, а мясо оставил.

– Так дело не пойдет, – сказал Семен и взял зверька на руки. Он обернул его подолом своей рубахи (чтоб не царапался) и попытался пальцами раскрыть ему пасть. Зверек сопротивлялся, но быстро выбился из сил, и Семен кое-как приспособился пихать внутрь щепотки резаного мяса. Детеныш крутил головой, давился, но все же время от времени что-то глотал. Неизвестно, кто кого сильнее измучил, но постепенно почти все мясо оказалось в раздувшемся животике существа. С чувством глубокого удовлетворения Семен отпустил его на землю, стал разглядывать свои искусанные пальцы и ждать, что будет дальше.

Ничего хорошего дальше не произошло: минут через пятнадцать зверька стошнило. Кажется, он отрыгнул все, что сумел проглотить. Потом лег и стал жалобно и затравленно смотреть на Семена.

– М-да, парень, – расстроился Семен, – хорошо, что ты еще не умеешь формулировать и «передавать» мысли, а то бы я… Ну, что, что тебе дать? И как?! Слушай, ты же вроде как кошка, а кошки всегда любят рыбу. Попробуем?

Всю вышеописанную операцию Семен повторил с остатками лосося. Результат оказался тем же… Тогда Семен попытался кормить рысенка вареным мясом, потом вареной рыбой. Он вскрыл череп антилопы, извлек мозг, размял кусочки в миске… Все время одно и то же: проглоченную пищу зверек со временем отрыгивал обратно.

Запланированные мероприятия были сорваны, вечерний отдых безнадежно испорчен. Единственное, на что сподобился Семен до темноты, это подсушить свою подстилку, вытащить на берег и перевернуть вверх дном лодку.

Ночью он проснулся оттого, что кто-то сосал и покусывал его палец. Он пошарил свободной рукой в темноте и нащупал теплое шерстистое тельце.

Весь следующий день он изгалялся как мог: предлагал зверьку в разных видах мышей, лягушек, улиток – бесполезно. Семен даже попытался изобразить нечто вроде соски из свернутого мехом внутрь кусочка шкуры… Создавалось впечатление, что желудок детеныша просто не способен переваривать относительно твердую пищу, мясной и рыбный отвар вызывает у него отвращение, а бульона, который удается приготовить «холодным» способом, ему безнадежно мало. Пережеванное человеком мясо вперемешку со слюной он тоже не ест…

К вечеру второго дня детеныш почти перестал издавать звуки и с большим трудом мог сделать несколько шагов самостоятельно. Утром он был еще жив, но мог только ползать, шерсть его была перепачкана мочой и экскрементами…

Примерно к середине дня Семен вспомнил старый роман Фарли Моуэта и решился на крайнее средство – он же все-таки волк по «родовой» принадлежности. «Если и это не получится, – подумал он, – то котенка придется утопить – нельзя так долго мучить животное».

На указательном и среднем пальцах правой руки он аккуратно срезал ножом ногти, подскреб их лезвием, чтобы были ровными. Потом взял миску, подошел к воде, долго и тщательно мыл руки. Встал на четвереньки, поставил перед собой миску, засунул пальцы в рот и сильно надавил на основание языка.

Спазмы были мучительны: съеденное за завтраком мясо никак не хотело покидать желудок. Насиловать себя пришлось долго…

Полученную субстанцию детеныш лакал со звериной жадностью – фыркая и захлебываясь. Семен даже испугался за него и через некоторое время отобрал миску – как бы не объелся.

Детеныш обиделся – он скулил по-щенячьи и просил еще. Семен подождал минут тридцать и отдал остатки. «А я-то, дурак, думал, что труднее, чем тогда с раненым Бизоном, быть не может, – вздохнул юный животновод. – Оказывается, может – еще как! Бедная моя кишка…»

Дело в том, что Семен не знал, как все это происходит у других хищников, а вот про волков когда-то читал, что мясо своим детенышам они таскают не в зубах, а в желудках. То есть папа-волк уходит на охоту, задирает, скажем, оленя или еще кого-нибудь, набивает брюхо до отказа и, спотыкаясь о кочки, бредет домой – в логово. Там он все это отрыгивает на радость семейству. Очень удобно: груз переносится немалый, а лапы и зубы свободны. С другой стороны, пока щенки еще совсем маленькие им сырое мясо не усвоить, а вот полупереваренное (или почти переваренное?) они, вроде как, есть могут.

Что ж, опыт получился, и… жизнь Семена превратилась в кошмар. Как только звереныш окреп настолько, что смог свободно передвигаться (а произошло это очень быстро), он не отходил от Семена ни на шаг: терся о его исцарапанные волосатые ноги, покусывал мокасины, скулил-мяукал и заглядывал в глаза, пытаясь телепатировать «папе» все время одну и ту же мысль: «Жрать, жрать, жрать…» Собственно говоря, есть он не просил, только когда спал или сидел, свесив набок раздувшееся брюшко, и вылизывал шерсть.

– Да я в жизни столько не блевал! – ругался Семен, заглатывая очередную порцию сырого мяса. – Когда ты наешься?!

Остатки антилопы таяли на глазах…