Текст книги "Провозвестник Тьмы"
Автор книги: Сергей Сезин
Жанр: Боевая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5
Черные тени в Петербурге
Поезд прибыл на Московский вокзал утром. Сказать, что утро было ранним, нельзя, ибо на часах было девять с копейками, но мне отчего-то сильно хотелось спать. Наверное, организм предчувствовал предстоящую белую ночь и хотел заранее выспаться. Или дорога меня стала больше утомлять. Взял свой чемоданчик и пакет с остатками еды и двинул искать метро. Как мне пояснили, ехать было всего две остановки – до Пушкинской. Вроде не должен заплутать, хотя последний раз я ездил на метро пятнадцать лет назад.
Отвык я в провинции от шумной жизни большого города и его атрибутов. Сначала я удивлялся толпам народу везде, ибо по темноте своей думал, что вот начнется рабочий день – так народу поуменьшится. Может, и поуменьшилось, но народ везде валил валом, что заставляет задуматься: а сколько же здесь валит валом в час пик?
Так я добирался, терзая себя переживаниями, достойными колхозника в культурной столице. Хотя если бы меня так назвали в восьмидесятом или девяностом, мог бы обидеться и врезать. Сейчас я не вижу в этом ничего обидного. Живу я и правда в глубокой провинции, многими символами прогресса не пользуюсь, за пульсом жизни не слежу, в огороде иногда копаюсь – колхозник и есть. Только колхоза нету, но можно остаться колхозником и без колхоза.
А теперь мне надо пройти или проехать направо и свернуть еще раз направо. Какая же это улица… где эта бумажка… ага, вот. Точно, два квартала, потом свернуть и пройти еще два. А там будет старинное здание, в котором есть то, что нынче называется мини-гостиница. То есть владелец выкупил большую коммуналку и сделал из нее несколько гостиничных номеров. Заказ уже оплачен, так что нужно только не заблудиться.
Итак, вперед, навстречу Загородному проспекту! И Загородный проспект оказался буквально в двух шагах. Теперь поворачиваем направо и движемся туда. А кстати, где здесь площадь Пять Углов?
Ага, это дальше, спасибо. Тьфу, а зачем мне она – это мне дали ее как ориентир, если буду с другой стороны двигаться. Дошел до нужного угла, свернул, пошел дальше, по дороге высматриваю, где бы подкрепиться потом, после поселения. Дошел до нужного дома.
Старый дом, красивый. Вот не знаю, как правильно такой стиль называется – модерн или псевдоготика? Пусть будет псевдоготика, и по псевдоготической лестнице пойдем на четвертый этаж. Ибо туда направляет табличка у подъезда. В старые добрые времена некий старый петербуржец Лев Успенский писал, что в подъездах старого Петербурга пахло кофе. А каким – ну, это какой дом. Где жильцы победнее, там можно было и желудевый кофе унюхать. Где побогаче – там и получше. Другая старая жительница Петербурга Анна Ахматова на это возражала, что подъезды чаще пахли кошками. Ну что ж, в данное время на лестнице пахнет именно кошками. На третьем этаже – чаем с бергамотом.
Темпора мутантур…[5]5
Начало фразы: «Tempora mutantur et nos mutamur in illis» – «Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними» (лат.).
[Закрыть] а вот как дальше, я уже забыл.
В таких домах мне как-то не приходилось бывать. Новороссийск, конечно, был губернским городом и мог иметь пяток или десяток таких домов, но, увы, они погорели в войну. Вроде как уцелевших доходных домов таких размеров я не припомню. Может, правда, сейчас такие дома сильно перестроили, оттого они кажутся посовременнее.
Нет, припоминаю, осталось три таких дома, из них одна поликлиника, которая прежде могла и доходным домом быть. Вот она приблизительно таких размеров. А остальные два хоть и по четыре этажа, но узкие, как кирпичи, на ребре стоящие. И один в три этажа.
В Воронеже такие дома, может, и остались, но я как-то за время учебы туда зайти не сподобился. В Харькове и Москве заходил.
На звонок вышла девушка в форменном платье и спросила, чего мне надобно. Ответил, что номер у меня тут забронирован. Меня пригласили войти и пройти в комнату налево. На двери надпись: «Ресепшен». Вроде так читается по-английски.
Постучал, зашел внутрь. Там была еще одна девушка, только уже в деловом костюме.
Это была администратор, которая довольно быстро выяснила все по моему заказу, оформила мне проживание и вручила ключ. В мини-гостинице было пять номеров. Четыре двухместных и один люкс. Еще через пару минут я уже был в своем номере. Он двухместный, но, может, сосед так и не появится, пока я тут живу.
Номер выглядит приятно – светлое дерево мебели, на стене большой календарь с питерскими видами, окно тоже есть. Да, это важно. Жил я в… ну в одном месте, в военной гостинице, которую из какого-то помещения без окон переделали. Так за неделю командировки мне эти стены обрыдли, как никогда в жизни гостиницы не надоедали.
Две кровати, столик, две тумбочки и два стула. Шкаф встроенный, небольшой телевизор тоже встроен в нишу. Мне нравится. Холодильник в коридоре, телефон на нем. Два ванные-туалета в коридоре. Время входа-выхода не ограничено, только ночная дежурная может не совсем скоро открыть. Тогда я часок полежу, отдохну, а потом пойду в нужное мне место. Заодно и поем – будет нечто вроде гибрида второго завтрака и обеда. А на вечер что-то себе куплю и поем в номере.
Прилег на клетчатое покрывало. Но захотелось спать. Тогда протянул руку к чемодану, достал из него будильник и поставил звонок на двенадцать. Это так я перестраховался на случай внезапного провала в сон. Хотя вообще-то надо не залеживаться, а идти, ибо «кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро». После обеда дела делаются куда сложнее. Так что нужно набраться сил и не заснуть, но отдохнуть.
Вообще мой приезд в Северную Пальмиру – это в некотором роде диво. Сам бы я сюда не собрался, ибо почти совсем околхозился. Мне и в КраснодЫр морально тяжело ездить. С людьми за сорок это бывает – прямо-таки приклеиваются к дивану. Так что нужно регулярно ездить, тогда нет в душе ощущения тихой паники, когда куда-то собираешься. В моем же случае, когда куда-то собираюсь, отчего-то начинают приходить на ум провалы в иные миры.
А все вышло из-за излишней славы, потому что она дошла до одного специалиста по нефтедобыче. Он между вахтами живет в Анапе с семейством. А в семье у них хранились две взаимопротиворечащих бумаги. Согласно одной из них, которая хранилась дольше всего, его дед по отцу Василий Васильевич Кузнецов пропал без вести в августе сорок второго под Зубцовом, а согласно другой – погиб в бою восемнадцатого января следующего года под городом Велижем и похоронен в братской могиле северо-западнее деревни Селище, что возле этого города. Вторая бумага появилась позже, в результате запроса через депутата Верховного Совета, уже в восьмидесятые, когда родные попросили сообщить, нет ли дополнительной информации по пропавшему без вести. Когда пришла такая бумага, родные специалиста (назовем его Валерием Валерьевичем: у них в семье все мужчины получают имена на букву «В») писали в Москву, прося прояснить такое несовпадение, но внятного ответа не дождались. Действительно, сильно похоже на двух однофамильцев. Жена Василия Васильевича в то время жила в Краснодаре в оккупации, потому писем с лета сорок второго не получала. Извещения пришли уже значительно позже. Но родные не забыли об этом, и когда доступ к архивам облегчился, знакомый Валерия Валерьевича подсказал тому адрес одного исследователя, который, работая в архивах, за толику малую не отказывает поглядеть и на другие дела, а результаты сообщить.
Специалист оправдал ожидания и накопал довольно много информации, но вот прояснить тождество или различие обоих сообщений никак не мог. Не настолько просто отыскать данные о службе младшего сержанта с очень распространенной фамилией. Тогда решили пойти другим путем. По информации исследователя, в Питере имелся Военно-медицинский архив, где сохранялись документы госпиталей и иные бумаги о раненых. Письма с фронта сгорели при пожаре в феврале сорок третьего, но баба Груня помнила их наизусть. Муж ее был призван из Ростова, проходил обучение в запасной части где-то на побережье Черного моря, потом с маршевой ротой попал под Одессу, провоевал там почти месяц и попал в госпиталь. Ранение было в колено, сустав долго не работал нормально, потом после второй операции восстановился, и Василий Васильевич опять попал на фронт. Последнее письмо было из запасной части из-под Тамбова. Потому исследователь посоветовал обратиться в этот архив – под Одессой воевало не так много дивизий, госпиталей тоже было не так много, потому шанс обнаружить след деда был. А оттуда цепочка может потянуться и дальше – в какой госпиталь его передали, чтобы потом второй раз оперировать и восстанавливать ногу, куда он отправлен оттуда… И вероятность, что под Одессой воевал второй В. В. Кузнецов, несколько снижается.
Кстати, и на него можно поискать документы – вдруг тот Кузнецов, пропавший без вести под Зубцовом, тоже побывал в госпиталях. Но вряд ли в одних и тех же и вряд ли по такому же ранению в колено. Исследователь честно добавил, что это возможно, но не гарантируется, ибо госпиталя Приморской армии погибли под Севастополем. Но он надеется, что документы о раненых они пересылали дальше, а не держали при себе с сентября сорок первого по июнь сорок второго…
И вот тут всплыла моя кандидатура, поскольку я одному их знакомому сообщил, что у него цирроз печени, и если он не хочет вскорости помереть от желудочного кровотечения, то должен идти на операцию. И они поехали ко мне. Пока собирались поехать, вообразили, что я, только глянув на бумаги, всепроникающим взором проникну в эту тайну и разъясню загадку двух Кузнецовых. Я же в этом архиве все тем же взором еще что-то выявлю, а вот если поехать в эту деревню Селище, то и могилу найду, и покойного среди других похороненных.
Я отказал. Одно дело сказать их знакомому то, что ему сказали бы и в поликлинике, если бы он не забывал туда ходить. А он, кстати, проникся, поехал в краевую столицу, где ему то же самое сказали, и даже решился на серьезную операцию. Ему не то большую часть печени удалили, не то со всей печени срезали поверхностный слой, отчего печень сейчас восстанавливается и кровотечения из желудка прекратились. Приезжал, благодарил, что наставил его, неразумного, и спас от безвременной кончины. А то этому неразумному никто до того не говорил, что хватит так бухать – печень сдохнет!
А совсем другое делать то, на что дара нет ни у тебя, ни у кого другого! Потому и отказал – не увижу я ничего ни в строчках извещений, ни архивных карточек. А тем более в братской могиле. Это не «голова Медузы» на животе их знакомца.
Но они приехали опять, и я не выдержал слез бабы Груни, которая хотела хоть что-то узнать об ушедшем полвека назад муже. Согласился и сказал, что за это денег не возьму. Но гарантировать ничего не могу: архивы – это такой темный лес. И к могиле не поеду – нет у меня дара опознавать мертвых. Потому Валерий Валерьевич оплатит мою поездку в Питер с жизнью там, и все.
Полежал – теперь надо вставать и идти. Только звонок будильника сброшу. Нет в этом уже нужды.
Идти недалеко – обратно к Витебскому вокзалу. А через дорогу и скверик от него находится Военно-медицинский музей.
В скверике как раз располагалась кафешка, которую я решил исследовать на предмет чего бы поесть. Не понравятся цены и ассортимент – я уже знаю еще два места.
Завернул за угол и стал искать вход в архив. Естественно, нужную дверь проскочил. Вернулся и зашел в вестибюль. Вообще ощущение, как будто я в обком партии попал, в те далекие годы. Все какое-то старое, пыльное, словно это музей быта тех времен. И темно. Вроде как окна присутствуют и сзади и впереди, а ощущение того же музея или даже запасника его. На входе турникет, хромированное покрытие которого диссонирует со всем остальным – настолько оно яркое и новое. Возле него стеклянная будочка, где восседает бабушка в синем халате. Я поздоровался и сообщил, кто я и для чего пришел. Бабушка сказала, чтобы я подождал, а она позвонит научному сотруднику, и он придет.
Я отошел и сел на стул с откидным сиденьем. Такие были в кинотеатрах в шестидесятых годах, цельнодеревянные. Потом их сменили такие же строенные стулья, но обшитые дерматином.
Сидел я до легкого заскучания, то есть минут пятнадцать, и ощущал себя опять в Углегорске. Пришел еще один посетитель, ему сказали тоже подождать.
Затем появился пожилой дядечка в сером костюме. Выглядел он как какой-нибудь инспектор из отставников – был раньше такой тип людей. Я встал и подошел, а подойдя, изложил, что желаю найти следы человека, а возможно и двух, на что уполномочен родственниками его. Далее с меня истребовали паспорт, записали в книгу и выписали пропуск.
Идти пришлось буквально несколько метров. Чуть глубже, за дверьми, проход к которым прикрывали турникет и бабушка, находился стол со стульями, куда меня и провели. Дальше я по приглашению сел и изложил встретившему меня инспектору свое дело с возможной полнотой. И извлек из картонной папки необходимые бумаги – доверенность на ведение мною дел от родственников погибшего и разные документы на него же, что уцелели до сих пор. Даже фотокарточка была – на тот случай, если в каких-то документах будет его фотография, чтобы сравнить. Потом я заполнял какие-то бланки поиска на темной плохой бумаге. Впечатления повторения Углегорска дублировались. Для полного счастья не хватало только чернильной ручки с пером. Но тут я сам виноват – принес гелевую с собой. А то бы не взял – и дали мне чернильницу, перьевую ручку и такое вот пресс-папье для промокания, которое помню с детства по почте…
Бланки я заполнял с полчаса. Дальше сотрудник сказал мне, что мои документы приняты, я могу ждать ответа из архива. Я попросил уточнить, сколько это времени займет. Он не знал. Или сделал вид, что не знает. Но лично он заниматься не будет этим делом, он только собирает нужные сведения.
Тут я спросил – а нельзя ли мне помочь им. Я бы поработал, разбирая документы им в помощь. Этого было нельзя. Ну, я так и предполагал, но меня просили задать этот вопрос, я его и задал.
– А можно ли мне будет встретиться с каким-нибудь начальником и поговорить по поводу этого поиска?
– Да, завтра будет начальник нужного отдела Михаил Михайлович, с ним можно будет поговорить. Подходите завтра часам к одиннадцати.
Тут все. Больше ничего сейчас не сделаешь. Я попрощался, поблагодарил за помощь и вышел. Выходя, кинул взгляд влево и вправо – в стороны уходил коридор, наполненный старыми шкафами – наверное, еще довоенными. Я резко ускорил шаги. Что-то мне неприятно думать про возвращение в Углегорск.
Нежелание видеть нечто похожее на Углегорск привело к тому, что мимо кафешки я проскочил и вспомнил о ней не сразу. Поел в кафешке чуть подальше. Там кормили бизнес-ланчем. Это современная версия комплексного обеда, но с претензией на псевдоздоровый образ жизни. Вам предлагают супчик, салатик и чай. Первое, второе и третье раньше было куда сытнее. Я, правда, взял дополнительно булочку, ибо даже в изрядно похудевшем виде крупнее, чем девушки из офисов, которые за соседними столиками поглощали такой же бизнес-ланч. Бедняжки жевали свой салат, чтобы растянуть удовольствие. Ничего, девушки, придет вечер, и вы не выдержите и нажретесь. И ляжете спать сытыми, но морально подавленными.
Окончив обед и издевательство над окружающими, я вышел на улицу. Дел на сегодня вроде как не оставалось, кроме как купить еды на ужин. Так что пока прогуляюсь, гляну на эту самую площадь Пяти Углов и еще дальше пройдусь.
Прошел к этой площади и посмотрел на нее. Углов действительно много. Я еще слегка поудивлялся некоторым из них. Собственно, в старой застройке я и раньше видел такие угловые дома, напоминавшие ломтик торта. Но это невысокие провинциальные двухэтажки. А тут пятиэтажное здание (а современных в нем и семь будет). Да еще и башенка сверху – хороший ломтик получается! Так, поудивлявшись на провинциальный манер чудесами бывшей столицы, свернул я налево и пошел дальше, где виделась мне не то речка, не то канал. Я отчего-то думал, что это Обводный канал, но ошибся – Обводный канал был в противоположную сторону. А здесь – Фонтанка! Перешел реку по мосту и дальше пошел, слегка попетляв, и вышел к Гостиному двору. А там еще чуть-чуть – и Казанский собор, а за ним Невский проспект. Вот так идешь, и все вокруг знакомые названия – Александринский театр, Фонтанка, канал Грибоедова, Невский… А был бы я не один, а в компании здешнего уроженца – так сколько вокруг увидел бы знакомого и незнакомого одновременно с его подачи! И еще одно впечатление – на фото Казанский собор сильно отличается цветом от реального. А вот почему? Может, так городской воздух влияет? Да, слышал я, что во Львове есть исторический дом под названием «Черная каменица». И правда черный он. А строили его из белого камня.
А вот это здание мне знакомо. Дом книги! Кажется, там был магазин Зингера, и произошла какая-то история с тем, как вот этот гигантский глобус на крыше нарушил закон о высоте зданий в Питере.
А дальше я увидел впереди Спаса на Крови и ощутил внутреннюю дихотомию – пойти книги посмотреть или Спаса на Крови? Решил, что лучше храм. В первый свой приезд тогда еще в Ленинград собор был весь в лесах, и экскурсовод говорила, что конца и краю ремонту нет. Потом Розенбаум пел, что хочет увидеть его без лесов… Это сколько же лет прошло, и наконец увидел я его без лесов. Надо посмотреть! А книги – ну и потом будут они.
И отправился к собору. Откровенно говоря, я был поражен. Вот такое название – «на крови», и читал я, что собор реально не был обычным храмом, в нем только отдельные службы производились из-за тех же причин. Ну, и он должен выглядеть символом скорби и как-то строго… Вот цвет крови стенам не помешал бы. А может, и черный. А тут – собор буквально облеплен яркими разноцветными изображениями гербов российских городов (может, и губерний) и выглядит как-то ярко, словно это не собор на крови отца, а собор – памятник тысячелетию Руси! Нет, не понимаю я Александра, который Третий. Как-то он выражал скорбь по отцу весьма нетрадиционно. Разве что тем, что собор большую часть времени запертым стоял.
А вот идею устроить рядом музей я еще больше не понимаю. С учетом недалеко расположенного Михайловского замка, где тоже безвременно помер Павел Первый, образовывался такой вот столичный уголок цареубийств. Глянешь налево – смерть на земле, глянешь направо – смерть на полу. И музей посредине. Внутрь собора я заходить не стал, а обнаружил другое интересное – неподалеку на водах канала Грибоедова качался катер, откуда в мегафон приглашали прокатиться на экскурсию по рекам и каналам Петербурга. Билет был недешевым, но когда и где я это увижу… Экскурсия меня несколько примирила с династией Романовых. По крайней мере, с Петром Первым и Екатериной Второй.
Прогулочный катер (впрочем, может, он обзывается и теплоходом) загрузился желающими и медленно тронулся вперед. Впереди были мосты (не запомнил, чем они знамениты, ибо девушка-экскурсовод больно активно трещала в хрипящий микрофон, так что не все было понятно). А за мостами река Мойка. В голове вертелось: «Прямо в Мойку, прямо в Мойку с головою окунут!»
Девушка чуть-чуть стала справляться с микрофоном, и стало понятно, что слева по борту последняя квартира Пушкина, откуда он был унесен в последний путь. Да, и меня возили мимо этого дома на автобусе в экскурсии по пушкинским местам. Как давно это было – в семьдесят восьмом году. Но, грешен, сам мог и не вспомнить. А вот вновь показали, и припомнилось.
«Зимняя канавка!» – зазвучало в ушах. И мы нырнули сначала в узкий канал, потом прошли под арочным дворцовым переходом и вышли на Неву. Суденышко поворачивало влево, и при повороте ему в нос ударил довольно свежий ветер и волна от него. Брызги взлетали и доставали довольно далеко от носа. Я у собора удачно пристроился под навесом, потому брызги меня не задевали, а вот качка ощущалась. Увы, хоть я и родился у моря и у моря жил, но качки не люблю. А килевой особенно. Так что я рассматривал берега и красоты их и слушал рассказы о том, как викинги не любили плыть по течению Невы, а предпочитали идти в обход, через Вуоксу. Это значительно длиннее, но рукам легче. Воистину бешеной собаке семь верст не крюк.
Петропавловку я с этой стороны видел, Биржу и Ростральные колонны тоже, а вот Адмиралтейство с реки – нет. Опять прорезалась девушка, рассказавшая, что вот справа видны дворец Меншикова на Васильевском и здание двенадцати коллегий, то бишь тогдашнего правительства. Девушка рассказывала о зловредном казнокраде Данилыче, который ради гонора вытащил на речной фасад города свой дворец, здание правительства же убрал почти полностью от берега, а ради пополнения кармана столько упер казенных денег, что проект каналов на самом Васильевском острове пришлось отставить, ибо не на что их было строить. Я смотрел на желтые стены дворца и размышлял: а что помнит об этом человеке средний россиянин? Фильмов и сериалов вроде бы о нем в последнее время не снимали, потому, наверное, немного.
Я-то в прежние времена смотрел три фильма о Петровской эпохе – совсем старый фильм с Жаровым, а потом два снятых уже в моей молодости. Хотя вот не помню я там Меншикова. Тьфу, черт! А ведь Жаров-то именно Меншикова играл! Киновед нашелся!
Так что, наверное, вспомнят о его казнокрадстве и торговле пирогами в молодости. Кто поподкованнее – вспомнят про эпопею с попыткой женить Петра Второго на своей дочке.
Про то, что он не боялся лезть на абордаж судна с лодки, – вряд ли. А вот представьте – перед вами метра два борта. Вы становитесь на банку лодки, которую крутит вода под вами, и лезете наверх. Одной рукой держась за веревку и подтягиваясь, другой отмахиваетесь саблей от попыток шведа сбросить вас в воду. А у шведа сверху в руках банник длиною метра два. Это я так себе представляю, а может, и сложнее было. А залез на палубу, счастливо избежав банника по голове или выстрела в упор, – вертись чертом, отбиваясь сразу от нескольких врагов, чтобы, пока они с тобой занимаются, еще кто-то влез на борт из твоих товарищей. Не знаю, смог ли бы я так.
А Меншиков еще и полководец, два раза сумевший заставить шведскую армию сдаться. Не так много в те годы было полководцев, кто хоть раз разбивал шведов. Два раза – таких, наверное, и не было. Дважды заставить шведов сложить оружие в полевом сражении – а вот таких больше не нашлось ни до, ни после.
Прихотлива людская память. Вот спроси кого-то про убиение Иваном Грозным своего сына посохом в висок – всякий скажет. А откуда это известно? А из московских слухов, добросовестно передранных иноземными господами, что по какой-то нужде жили тогда в Москве, и все.
А кто расскажет иноземцу про такое, ибо трепание языком про действующую царскую особу карается жестоко и больно? Либо пьяный, либо платный агент. Вот и источники душераздирающего рассказа. А в начале шестидесятых годов царские могилы в Кремле исследовались. Могилу царевича Ивана тоже вскрывали. К сожалению, череп царевича плохо сохранился, потому нет той височной кости, чтобы увидеть, пробита она или нет. Правда, сохранились волосы царевича, и на них следов крови не найдено. То есть нельзя сказать ни за, ни против. Если по справедливости. Итого есть с одной стороны – добросовестно воспроизведенные московские слухи и картина Репина, а с другой – никаких доказательств, что это было.
Когда с такой доказательной базой расскажут про неверность чьей-то жены, рассказчик заслуженно получит в бубен, ибо нечего трепать чье-то имя, не зная толком ничего. А тут имя человека, чьи родственники давно умерли и в бубен дать не могут. Трепись хоть до упадка сил…
Ах да, еще вспомнил про Меншикова – брали на абордаж шведские корабли царь и его верная рука где-то неподалеку, а приближались к шведам именно тут, скрываясь от их взоров на фоне лесистого берега Васильевского острова. А сейчас где те леса…
Свежий ветер с залива стал дуть нам в морду еще сильней, да и волнение усилилось, я еле дотерпел до поворота. А при повороте прибавилась бортовая качка. Ну ладно, как-то перетерпел и с рекой не поделился содержимым желудка. А теперь волна будет бить катеру в… то есть в корму, и будет полегче. Теперь поглядим больше на другой берег, на Медного всадника. Адмиралтейство, Сенат и прочее.
Мы вернулись обратно к стрелке Васильевского острова и повернули налево, входя в протоку, отделяющую Петропавловскую крепость от ее Кронверка. Остров закрыл нас от ветра, и качка практически прекратилась. Экскурсовод рассказывала нам о крепости, а я рассматривал лежавших на берегу любителей пляжного отдыха. А с этой стороны бастионы крепости были чуть пообшарпаннее. Слева был Кронверк и Арсенал, в котором располагался музей артиллерии. Точнее, еще и инженерных войск и войск связи. Надо бы туда пройти поглядеть. Часть крупных экспонатов стоит во дворе, их даже отсюда видно. За Арсеналом невысокий обелиск на месте повешения декабристов.
Мы огибаем крепость и вновь входим в Неву.
Дальше наш путь лежит к Летнему саду. А оттуда совсем близко до места, откуда прогулка началась. Катер огибает его, оставляя слева Михайловский замок, вновь сворачивает направо – и вот мы опять у мостов близ Спаса на Крови.
Путешествие закончилось. А вообще мне понравилось, только бы еще поплавал севернее Петропавловки (не помню, какие там острова и протоки), поглядел бы еще там, а поменьше плавал по самой Неве. «Пряжку, Карповку, Смоленку…» Интересное стихотворение Кушнера, правда, половину питерских речек и каналов, что в нем перечислены, я и не знаю. Поплавать бы по ним, хотя не везде это возможно. Кроме, конечно, Стикса, Коцита и Ахеронта, которые вообще-то не питерские, а адские. Но думаю, что и питерские речки иногда становились аналогами адских. А куда теперь? Что-то хочу я на Марсово поле. Вынул купленную на вокзале туристскую схему – тут совсем рядом. Прыг-скок – и я уже там.
Устроился на скамейке, прикрывшись от солнца кустом сирени, и решил посидеть. Вокруг молодые люди вообще на газонах лежат, им так удобнее. Нет, как-то это делать морально неудобно. Все же это кладбище, а не просто парк отдыха. Но им это не то незнакомо, не то безразлично. Кто сидит, кто лежит, кто обнимается, кто жрет. Правда, я уже достаточно стар, чтобы осуждать это, но еще не настолько, чтобы осуждать вслух.
Недавно читал я книгу «Лик Черной Пальмиры», там действие происходило именно в Питере, и даже прямо здесь. Хорошие Темные и плохие Темные. Если, конечно, хорошие Темные вообще возможны. А что-то мне здесь не по себе становится. И солнце не жжет, и ветра неприятного нет, а как-то не по себе. Должно быть, здесь Черная Пальмира на меня действует. Пойду-ка отсюда. А куда? Да обратно и пойду. Заверну в книжный магазин под глобусом, потом пройдусь по Невскому, гляну на коней Клодта, а потом сверну на Загородный.
Поглядел на книги, но ничего не выбрал. Как-то ни к чему душа не потянулась. Вернулся обратно по Невскому. Людей много, уже рабочий день у многих закончился. Сейчас они пойдут в магазины, на станции метро, домой и в гости. А я пока гуляю. Ах да, магазин, надо же ужином себя обеспечить.
За Аничковым мостом свернул налево, в какую-то наискось идущую улочку. Улочка узкая, с обеих сторон высокие старые дома, аж даже сумрачно стало. Не темно, но сумрачно. Справа у входа во двор-колодец увидел вывеску «Мини-маркет». Работает круглосуточно. Кину-ка взгляд туда.
Стрелка указывала внутрь двора-колодца. Шагнул туда, сделал два шага и остановился. От нехорошего предчувствия. Из-за угла медленно выдвигалась тень, похожая на собаку, только как бы недорисованную.
Рука зашарила у пояса, нащупывая кобуру. Увы, это не Углегорск, это наша реальность. Что же делать? Прибить тварь сложенной туристической схемой? Убежать нельзя, надо идти навстречу.
И хорошо, что пошел, а не побежал и не обделался по дороге. Жуткая тень отбрасывалась здоровенной дворовой псиною. Там явно был намешан кавказец и кто-то еще, собака выросла, а потом ее выбросили на улицу. А всклокоченная и грязная шерсть создавала такой вот силуэт ее тени. Долбаные бывшие ее хозяева и долбаные мои нервы!
Ужас подворотни жалобно глядел на меня и явно надеялся на подачку. Ладно, псина, сейчас зайду в этот мини-маркет и что-то тебе найду.
Вот, жуй, ужас здешней подворотни. Смотрел я на давящуюся сарделькой голодную собаку, и душа малость отходила от только что пережитого. Что-то у меня нервы разболтались. А с чего бы это? От зрелища старой канцелярской мебели или я прикоснулся к каким-то старинным эманациям смерти? Вот последнее – может быть. Но что это были за эманации – тысячи историй болезни умерших в госпиталях в этом архиве или захоронения Марсова поля? Или это души двух императоров, мимо мест смерти которых я прошел?
Нет, пора идти обратно в гостиницу. Что-то прогулка, неплохо начавшись, стала поворачиваться не столь приятной гранью. И пошел я из этого двора-колодца, провожаемый благодарным взглядом собаки. Или мне это показалось? Ладно, как бы собака ни смотрела, а уже меня она не беспокоит так, как это было несколько минут назад.
Пока добрался до гостиницы, наступило шесть часов. Дежурная выдала мне ключ от номера, пожелала счастливо отдохнуть и уткнулась в книжку опять. Я зашел в номер, оставил продукты на столике, а сам отправился в гости к «белому братцу». Так у нас в институтском общежитии называли сантехнику из фаянса. Особенно популярно это выражение было в варианте «обнять белого братца», то бишь, перепивши, в него поблевать. Я лично в те годы в унитаз не блевал. Мне отчего-то это претило, оттого пользовался тазиком, когда излишне выпитое попросится наружу.
Я пытался вспомнить, учились ли у нас в политехе кубинцы или африканцы, и не смог вспомнить. А интересен был бы африканец, рассказывающий о своих объятиях с «белым братцем».
Помыл руки, поел, остатки еды сложил в холодильник и залег на кровать. Включил телевизор, но наткнулся на сплошную рекламу. Пошла «общенародная» реклама про угрозу кариеса и прочих прелестей современной жизни, потом прошла, но конца рекламе еще не было – за нею местная прицепом. Устав от нее, я зомбоящик выключил. Я его дома смотрю раз-два в неделю, и тут надо сохранить эту практику. Когда ожидаешь встретить «гончую» Тьмы – угроза развития кариеса и перхоти меркнет, как малозначительная.
Интересно, что мне скажут завтра в архиве? Думаю, быстро они не справятся, даже если все документы сохранились. Мне на военной кафедре говорили, что за сутки боя полк мог потерять процентов десять личного состава. Ну, это если не происходила катастрофа вроде окружения. То есть в день через медсанбат 95-й дивизии могло пройти полторы сотни раненых от каждого из трех полков. Потом они попадают в какой-то госпиталь в Одессе, потом часть их куда-то отправляют. Легкораненые остаются в Одессе. Ну, скажем, в Новороссийск уплыла сотня раненых посерьезнее. А дальше кого-то, кто лечится определенный срок, оставят там, а тех, кто ранен тяжелее, отправят еще глубже. К примеру, в Саратов, где будут лечиться самые тяжелые ранения, и дальше их уже никуда не повезут. То есть нужно пролистать минимум четыре толстых тома приемных книг госпиталей и медсанбата. Интересно, а история болезни, или как это тогда называлось, была одна на все этапы или каждый раз новая заводилась? Мне отчего-то вспоминается такое старое название, как «скорбный лист», но я уже не помню, как сейчас называется нынешний аналог – лист назначений или история болезни? Мощно все же звучит: «скорбный лист». Ну да, когда так говорили, попасть в больницу и выйти из нее живым и здоровым – это было удачей. Несказанной удачей. Мне вспомнился писатель Лесков, у которого с женой случилось то же, что и со мной. Только оно тогда лечилось еще хуже. Поэтому она из больницы не вышла. И не выходила еще лет сорок, пережив мужа на десяток лет. А в те времена развод Лескову церковь дать отказалась, ибо жена жива. И вот человек тридцати пяти лет остался хоть и женатым, но толку от этого состояния не было. Вот и крутись как хочешь. Можешь, конечно, найти гражданскую жену (которая никаких официальных прав не имеет), но не забудь ее предупредить, что ваши совместные дети вообще-то будут незаконнорожденными, если не сказать грубее. Потому, чтобы они не числились… бастардами, надо дополнительно покрутиться. Эк меня в сторону унесло. Так что только пролистать приемные книги, где сотни, а может, тысячи записей, – это долго.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.