Текст книги "Русская вера, или Религиозные войны от Святослава Храброго до Ярослава Мудрого"

Как видим, для Егора Классена, обрусевшего немца, прекрасно знавшего историю народов, проживавших на континенте, в том числе и IX века, Русь отнюдь не являлось захолустьем Европы. Чего нельзя сказать о его современных коллегах-историках, старательно выискивающих только ту информацию, которая принижает значение их страны безотносительно века и общественного строя. Их почему-то страшно заботит самосознание великоросса: вдруг возгордится, вдруг возомнит себя пупом земли и захворает манией величия. А потому не скифы мы и даже не азиаты, вопреки мнению Блока. А так, середка на половинку, недоразумение, невесть откуда возникшее на пути «из варяг в греки». Под варягами, естественно, понимаются деревенские парни из Скандинавии, бодро плывущие в своих бесчисленных ладьях не только по рекам, но по морям и океанам аж в саму Америку. Хорошо, если бы они там и остались бы. Сколько бы мы бумаги сэкономили – жуть.

«Традиционная терминология нашей отечественной историографии иногда просто вводит в отчаяние эдаким «комплексом неполноценности», укоренившимся по совершенно несостоятельным причинам бог знает с каких времен. Там, где западный автор смело пишет о «королевстве» (хотя его «королевство», вроде кельтских или англосаксонских, и объединяло-то несколько деревень), наш автор стыдливо говорит «племя» (хотя бы «племя» занимало территорию, сравнимую с солидными современными государствами). Случай, где иностранец скажет об «империи», наш историк обозначит «союзом племен». Там, где для кельтов или германцев фигурирует «король», у славян обязательно будет действовать «вождь», а вместо «города» – «городище». Сами понимаете, что такая терминология невольно вызывает перед глазами картину племени дикарей в звериных шкурах» (Шамбаров, «Когда оживают легенды»).

Трудно не согласиться с талантливым исследователем. Скромность в отечественной исторической науке очень часто оборачивается глупостью, а то и подлостью. Автор этих строк в одном из своих романов взял да и написал «Радимитская земля», а заботливые редакторы меня тут же поправили, по их мнению, следовало писать «земля радимичей». Каюсь, я не слишком силен в тонкостях корпоративной терминологии наших историков, потому и махнул на исправления рукой – какая, мол, разница. И крупно промахнулся. Оказывается, Радимитская земля – это государственное образование, а земля радимичей – просто место поселения. К счастью, редакторы не догадались выкинуть из текста радимитских, вятских и полянских князей, которых я в этом романе изобразил, а потому роман не понес большого ущерба. Так что в данном случае я беру на себя смелость утверждать, что Радимитская земля – это Радимитское княжество, что Северская земля – это Северское княжество, одно из самых процветающих государств, по мнению Шамбарова, на территории Древней Руси, которая хоть и ощущала свое единство, но все-таки не настолько, чтобы составить единый государственный или, если угодно, имперский организм. Когда в IX веке войны хазар и арабов сменились торговлей, последние, проникая на север, отмечали существования трех сильных славянских государств: Куябу, Арсанию и Славию. С Куябой, то есть Киевом, все ясно, под Славией арабы, скорее всего, имели в виду государство новгородцев-словен. А вот что касается Арсании, то речь скорее всего идет о Ярдании, Русском каганате, расположенном на Дону. Название этому государству арабы вполне могли дать по названию реки – Ярь-дон, тем более что в некоторых источников слово «Арсания» пишется как «Артания».

Персидская рукопись первой половины IX века рассказывает о развитых государственных институтах полян: «Одна часть их – рыцарство. Жрецы пользуются у них уважением. Они ежегодно платят правительству девятую часть своих доходов и торговой прибыли. Город Куяба – местопребывание царя. Там выделывают разнообразные меха и ценные мечи…» (Преображенский, Рыбаков, «История отечества»).

Академик Рыбаков полагает, что именно богатство Руси привлекало варягов в наши пределы. Что, на мой взгляд, вполне логично: «Варяжские отряды были привлечены в труднопроходимые русские земли сведениями об оживленной торговле Руси со странами Востока, что доказывается нумизматическими данными. Варяги во второй половине IX века начали совершать набеги и брать дань с северных славянских и финских племен. Киевские князья в 870-е годы предприняли ряд серьезных мер (походы на кривичей и полочан) для противодействия варягам. Вероятно, в это же время строятся на севере такие опорные пункты, как Руса и Новгород» («Рождение Руси»).

Как известно, Рыбаков придерживался киевской, если так можно выразиться, ориентации в становлении Руси. По его мнению, ко времени появления варягов на Днепре там уже сложилось сильное государство, в котором правили князья Аскольд и Дир, потомки основателя города Кия. Однако далеко не все исследователи согласны в данном вопросе с уважаемым академиком. Впрочем, для нас сейчас важно другое: к середине IX века на территории Руси уже существовало несколько мощных государств со сложившейся системой управления.

«Но на самом деле государственных образований у восточных славян было даже не три, а больше. Персидский автор Ибн Русте рассказывал о сложной социальной организации вятичей: «Глава их, которого они называют главою глав, зовется у них «свиет-малик». И он выше супанеджа, а супанедж является его наместником». А последнего вятичского князя Ходоту сокрушил только Владимир Мономах в XI веке, взяв его столицу Корьдно. У Нестора мы находим информацию о князьях древлян, один из которых, Мал, побеждает Игоря; о том, что древляне имели своих «мужей знатных», что земля их «цветет и благоденствует» и что в их стране существовали сильные города, причем столица Искоростень выдержала длительную осаду войска Ольги, несмотря на участие в ней опытных варяжских дружин» (Шамбаров, «Когда оживают легенды»).

Славянские воины в VIII–IX вв. имели отличное снаряжение, они носили стальные шлемы, брони, щиты, вооружение состояло из мечей, боевых топоров, копий или бердышей и луков со стрелами. Арабский автор аль-Бекри писал: «Славяне – народ столь могущественный и страшный, что если бы они не были разделены на множество поколений и родов, никто в мире не мог бы им противостоять». Арабам можно верить, в описываемую эпоху они сталкивались со славянами не только на торговых путях, но и на поле брани.

Другое дело, что мира между славянскими княжествами не было, и тот же Нестор упоминает о нападениях древлян на полян. Впрочем, киевлянин Нестор слишком пристрастный летописец, чтобы можно доверять характеристикам, которые он раздает направо и налево соседям своего племени. О причинах междоусобиц мы можем только догадываться. Скорее всего, речь шла о гегемонии того или иного княжества над остальными. Рыбаков видит такими гегемонами киевлян, но он, на мой взгляд, упускает из виду Русский каганат, сложившийся к IX веку в достаточно крупное и сильное государство. Но о Русском каганате и его окружении мы будем говорить в следующей главе.

Глава 8. Вещий Олег

Говоря о походе Олега на Киев, нельзя обойти молчанием его оппонентов в споре за обладание «матерью городов русских» Аскольда и Дира. Мнение Карамзина и иже с ним, что Киев в то время был небольшим городком, не имевшим большого значения в жизни Руси, давно уже опровергнуто как историками, в частности академиком Рыбаковым, так и археологическими исследованиями. Спор, собственно, идет не о Киеве. Совершенно ясно, что этот город был мощным культурным, религиозным, политическим и экономическим центром в Южной Руси. Речь идет о его правителях Аскольде и Дире. Вернадский считает Аскольда и Дира шведами. При этом он утверждает, что Рюрик был датчанином, а Олег норвежцем. Суть в том, что Вернадский вычитал в труде уже известного нам Константина Багрянородного о неких саварти, обосновавшихся на Дону. Именно в этих саварти маститый ученый, верный своим принципам и духу корпоративной солидарности с западными коллегами, узрел шведов. Доказательства, которые он приводит по этому поводу, без слез читать нельзя, ибо человеку, мало-мальски знакомому с ситуацией на Дону того времени, совершенно очевидно, что саварти Багрянородного летописца, это все те же варяги – вараци, то есть славяне, давно протоптавшие дорогу на Дон. Тем не менее я приведу цитату из книги Вернадского: «Другими словами, не можем ли мы предположить, что мадьяры (или часть из них) стали называться саварти, потому что их (или часть из них) завоевали саварти? Если саварти должны быть идентифицированы со скандинавами (как мы предположили), то встает вопрос о происхождении самого названия. Должен признаться, что у меня пока нет определенного ответа на этот вопрос, и я могу представить на рассмотрение три возможных объяснения; любого из них, если оно окажется верным, было бы достаточно.

1. Слово «саварти» может происходить от названия Svitjord («Швеция»). В этом случае «саварти» обозначало бы «шведы».

2. Svartr на древнем норвежском означает «черный». Мы уже отмечали, что, согласно китайской традиции, воспринятой большинством степных народов, черный – это цвет севера (ср. черные булгары, черные угры и т. д.). Более того, как мы уже видели, в армянских источниках саварти назывались «севордик», или «черные сыновья».

3. Sverth на древнем норвежском означает «меч». Меч был типичным скандинавским оружием, и можно говорить с определенной степенью убежденности, что с приходом варягов в район Донца аборигены в первую очередь стали бы узнавать у пришельцев, как называется это оружие на их языке, и в соответствии с этим названием именовали бы их самих.

Вот все, что касается саварти. Давайте обратимся теперь ко второй части сочетания савартои-асфали – асфали. Здесь, кажется, у нас более прочная почва. Как мы знаем, в районе верхнего Донца и Оскола народ, известный как спали, жил, по крайней мере, со времен Плиния, и мы можем со всей уверенностью заключить, что название «асфали» – не что иное, как вариация названия «спали». Как мы упоминали, между спали и асами (антами) были тесные связи. Таким образом, в асфали Константина Багрянородного логично видеть антов. Составное название «савартои-асфали» может быть понято в связи с этим как шведы и анты» («Древняя Русь»).

По моему мнению, в этих савартои-асфали логичнее видеть варягов и полян, ибо именно к полянам название «сполы» подходит как нельзя более. Впрочем, сполами могли называть себя и анты, давно известное в Причерноморье племя. И, наконец, савартоями Багрянородного могли быть савроматы, называвшие себя сварожичами, то есть внуками Сварога – Рода. А то, что на Северском Донце и Дону в IX веке сложилось мощное государство под названием Русалания, или Русский каганат, мы уже писали выше. Именно его послы-свеоны оказались при дворе Людовика Благочестивого и наделали там много шума. Вот что пишет об этом государстве Кузьмин: «Росский каганат, государство, созданное в конце VIII – начале IX в. русами-аланами, – это, очевидно, давно известная археологам салтовская культура на Дону и Северском Донце. Сам титул «кагана» предполагает с одной стороны соседство тюркского народа, а с другой – независимость «каганата» от любого другого государственного образования. Иными словами, Росский каганат – это не часть Хазарии, как и до сих пор считают многие хазароведы, а ее соперник в Причерноморских степях. И культура района Северского Донца и Подонья в это время заметно выше, нежели в собственно кочевой Хазарии. Об этом свидетельствует и уровень ремесла (в частности, уровень строительной техники), и наличие собственной чеканки монет (восточного же образца)» («Варяги и Русь на Балтийском море»).

Известный историк так же подчеркивает связь Русского каганата с Прибалтикой, однако, по его мнению, каганат пал под ударом кочевников-венгров еще в 30-е годы IX века. Кузьмину возражает Васильева: «Следует отметить, что в IX столетии в южнорусских степях действительно появился народ угро-финнского происхождения, а именно венгры. Русские летописи сообщают о венграх, что они прошли через причерноморские степи в 898 г. (дата указана точно) в бассейн Дуная; из других источников известно о создании в конце IX в. в Паннонии (на славянских землях) венгерского государства. За этот факт с большой радостью и ухватились сторонники «угро-финнов». Собственно, они «подправили» источники совсем немножко: якобы движение венгров, а Причерноморье произошло не в 898 г., а «чуточку» раньше, в 830-е гг. Ну, если так считать, то и окажется, что в ключевой для образования русского государства момент, в середине IX столетия, вся азово-черноморская степь (включая салтовские крепости!) была заселена венграми, т. е. все-таки угро-финнами… А если поверить летописи?.. Тогда окажется, что дата 898 г. совпадает с определенным упадком салтово-маяцкой культуры, действительно наблюдаемом археологически в конце IX – начале X в.; к тому же времени относится и гибель многих поселений и городов в Восточном Приазовье (на Тамани). Это значит, что нашествие венгров в Причерноморье действительно имело место, и как раз тогда, когда указано в ПВЛ, а не раньше. В конце IX в. венграм (вероятно, действовавшим в союзе с Хазарским каганатом) удалось прорвать линию обороны на Дону, после чего оказалось возможным захватить и бассейн Дуная» («Русская Хазария»).

В данном случае я склонен больше верить Васильевой. Известно, что в конце 90-х годов венгры подступали и к Киеву, но были отброшены Олегом. То, что за набегом венгров стоял Хазарский каганат, сомневаться не приходится, но не исключено, что поражение Русского каганата было вызвано и внутренними причинами, в частности активностью Олега, который по сути стал соперником правителей Русалании. Хазария, Византия и мадьяры попытались соединенными силами обрушиться на Болгарию, однако были разбиты царем Симеоном. А в последующие несколько лет печенеги и болгары, судя по всему, при поддержке Олега окончательно одолели венгров, вытеснили их к Карпатам, а потом заставили уйти в Паннонию.

Свидетельствует о победах над мадьярами еще одна красноречивая деталь: в первое время проживания в Паннонии они затерроризировали набегами всю Западную Европу, но на Русь, отделенную от них только Карпатами, не сунулись ни разу.

Мы можем предположить, что Киев к приходу Олега находился в вассальной зависимости от Русского каганата, а возможно, являлся его составной частью. Скорее всего, дань, о которой говорят русские летописи, поляне, радимичи и вятичи платили вовсе не хазарам, а как раз правителю Русалании, обеспечивающей им защиту от Хазарии и набегов кочевых племен, в частности тех же печенегов. Захват пришельцами Киева вряд ли расценивался русаланами иначе как агрессия, что не могло не привести к войне Олега с окружающими княжествами Древлянским, Радимитским, Вятским и Северским. Судя по всему, Русский каганат представлял собой федерацию княжеств, сходную с той, что существовала в Хазарском каганате в VII–VIII веках. Изначально, по мнению Шамбарова, ведущую роль в Русском каганате играли северы, потомки савроматов, жившие на Северском Донце и Дону, но к приходу варягов Олега ситуация могла и поменяться. Вернадский, описывая политическое устройство Хазарии, указывал, что в определенные периоды ее истории на помощь кагану отряжался глава племени, наиболее могущественного к тому времени, который носил титул ас-тархана или каган-бека. Именно каган-бек возглавлял хазарское войско, и именно он ведал сборами дани. К IX веку на месте каган-бека в Хазарии утвердились иудеи, точнее сиро-палестинцы, что послужило причиной распада каганата на две части. Логично предположить, что в Русском каганате политическое устройство было сходно с хазарским, и если в роли кагана выступал правитель Северского княжества, то каган-беком при нем был Аскольд Киевский, поскольку именно последний возглавлял поход на Византию как раз накануне прихода Рюрика в Новгород. Византия в ту пору была союзницей Хазарии, а ее отношения с Русским каганатом вообще и с Киевом в частности оставляли желать много лучшего. По сути, была создана коалиция Византии и Хазарии, к которой к концу IX века примкнули венгры. Им противостояла коалиция из Болгарии, Русалании и печенегов. Видимо, морской поход Аскольда был всего лишь эпизодом этой войны. Собственно, сближение Византии и Хазарии началось с противостояния арабской агрессии. Наверняка способствовала этому и близость религий, поскольку византийское «христианство» в описываемую эпоху мало чем отличалось от хазарского «иудаизма». В основе и той и другой религии лежало Пятикнижие Моисеево, сохранившееся, к слову, у караимов, отвергавших, как известно, Талмуд. А поскольку караимы и были как раз хазарскими тюрками, то мы можем с уверенностью утверждать, что в Хазарии никакого талмудизма во времена ее существования как государства просто не было. Отсюда и разночтения в летописях византийских авторов, которые упоминают частенько о крещении хазар, а потом оказывается, что они вроде исповедуют иудаизм. В этой связи крещение Аскольда, о котором сообщают византийские источники, могло означать только одно – сепаратистские устремления киевских правителей и их желание отмежеваться от Русского каганата. Скорее всего, принятие Аскольдом чужой религии и послужило причиной падения киевской династии, ибо никто из союзников так и не пришел к ним на помощь. Русский каганат отказал в поддержке изменнику. Да и в самом Киеве сторонников у князя-вероотступника оказалось немного. Олегу Киев достался практически без крови. Что же касается Дира, то, возможно, он и является тем самым каганом, при котором Аскольд состоял в качестве каган-бека, а поскольку Русский каганат наверняка считал себя, да и был по сути преемником легендарной Русколани, то, скорее всего, и Дир вел свой род от Кия. То есть династия Киевичей, к которой можно отнести и легендарного князя Мала, чье имя означает «царственный», правила в то время Южной Русью приблизительно так же, как ею правили впоследствии Рюриковичи. Трудно сказать, погиб ли Дир в Киеве во время варяжского нашествия или умер позднее, возможно, погиб в войне с венграми. Здесь важно, что предание связывает этих людей друг с другом – Аскольд и Дир. Вот что пишет по этому поводу академик Рыбаков:

«В «Повести временных лет» Асколд и Дир представлены читателю как варяги, бояре Рюрика, отпросившиеся у него в поход на Константинополь и будто бы попутно овладевшие полянской землей и Киевом. А. Шахматовым давно доказано, что версия о варяжском происхождении Асколда и Дира неверна и что этих киевских князей IX века следует считать потомками Кия, последними представителями местной киевской династии. Польский историк Ян Длугош (умер в 1480 году), хорошо знавший русские летописи, писал об Асколде и Дире: «После смерти Кия, Щека и Хорива, наследуя по прямой линии, их сыновья и племянники много лет господствовали у русских, пока наследование не перешло к двум родным братьям Асколду и Диру». Научный анализ искаженных редактированием летописей, произведенный Шахматовым без привлечения текста Длугоша, и выписка сандомирского историка из неизвестной нам русской летописи в равной мере свидетельствуют об одной летописной традиции считать этих князей, убитых варягами, последними звеньями династической цепи Киевичей. Аскольда византийский император Василий I (867–886) называл «прегордым каганом северных скифов». В качестве недоказуемого предположения можно высказать мысль, что имя этого туземного князя, княжившего в Среднем Поднепровье, могло сохранить древнюю праславянскую форму, восходящую к геродотовским сколотам, «названным так по своему царю». Личность князя Дира нам неясна. Чувствуется, что его имя искусственно присоединено к Осколду, так как при описании их якобы совместных действий грамматическая форма дает нам единственное, а не двойственное или множественное число, как следовало бы при описании совместных действий двух лиц» («Рождение Руси»).

Косвенным доказательством измены Аскольда является то, что он, согласно Никоновской летописи, в 875 году «избиша множество печенег», а его сын «убьен бысть от болгар». То есть Аскольд после принятия христианства воюет с союзниками Русского каганата. Теми самыми болгарами и печенегами, которые станут союзниками в войне Киева с венграми, хазарами и византийцами в конце IX века уже при Олеге. Васильева в книге хоть и полагает, что Аскольд был варягом, тем не менее не отрицает факта его крещения: «Достаточно сказать, что, по достоверным греческим сведениям, в 866–867 гг. он принял христианство в качестве государственной религии… В сущности, убийство Олегом Аскольда – это реванш консервативной антихристианской партии, победа «язычества»… Когда новая династия лет через 100 подошла к необходимости смены религии, ей не было смысла афишировать антихристианские деяния своих ранних представителей. В итоге не только древняя киевская династия, но и даже варяг Аскольд оказались в зоне «молчания источников» («Русская Хазария»).

Разумеется, никакой дани Хазарскому каганату славяне во времена Аскольда не платили. Та же Васильева так пишет об этом: «Можно утверждать, что реальная обстановка на юге России в VII–X вв. представляла собой нечто диаметрально противоположное версии, изложенной в «Повести временных лет»: именно юго-восточные русские племена (вятичи, радимичи, северяне, поляне) и составляли главную силу, противодействующую давлению Хазарского каганата; именно они и вели с этим опасным противником постоянную войну. Началась эта война в самый момент миграции нового славянского населения на земли Центральной России (примерно в середине VII в.) и продолжалась она до падения Хазарии в 965 г. Иначе и быть не могло, такова была тогдашняя «геополитика» на территории Русской равнины… Доказательства, между прочим, проступают сквозь текст повествования Нестора. Следует вспомнить, что после взятия Киева и убийства Аскольда Вещий Олег отправился в земли северян и радимичей, подвластных будто бы хазарам, и предложил им добровольно переподчиниться ему. Но ему тут же пришлось вести войну – и не с хазарами, как предполагается по смыслу сообщения (ведь Олег переманивал у них «подданных»!), а как раз с самими же северянами. Что же, русские люди, северяне, хотели лучше подчиняться хазарам, чем единоплеменным словенам? Да нет, конечно. Просто они имели собственную государственность и расценивали вторжение с севера как нарушение суверенитета. Потеря некоторой доли самостоятельности плата за интеграцию в рамках новой, более крупной системной целостности, и факт сопротивления северян достаточно красноречив: они не хотели терять своей независимости – именно потому, что могли и сами ее защитить» («Русская Хазария»).

Таким образом, я могу с ответственностью заявить, что честь создания первого Русского государства принадлежит вовсе не варягам, Рюрику и Олегу, кем бы они ни были по своей племенной принадлежности. И на Севере Руси, и на Юге уже существовали вполне сложившиеся государственные образования, превосходившие по численности населения, не говоря уже о территории, многие европейские королевства и княжества. Зато славу создателей русской империи у Рюрика и Олега не отнять. Правда, если начинать отсчет нашей государственности от Великой Скифии, то эта империя была далеко не первой на огромной территории от Балтики до Черного моря, от Урала (а то и Тихого океана) до Карпат, но тем не менее вклад Рюрика и Олега в строительство русской государственности велик, и недооценивать его не следует.

Нашествие угров сыграло, как ни странно, на руку Олегу, а Хазария, оплатившая разорение Русского каганата, получила вместо Дира и прирученного было Аскольда сильного и хитрого врага, обладающего к тому же немалым политическим опытом. Зато начавшееся при Аскольде сближение Киева с Византией было прервано. Васильева считает, что отношения Руси и Византии вплоть до принятия христианства были враждебными, а экономические связи очень слабыми: «За весь период VIII–X вв. на Руси не было обнаружено ни одного византийского денария – первая находка, и то единичная, относится только к 979 г. Зато в изобилии, начиная со второй половины VIII в., встречаются арабские серебряные монеты – дирхемы, и одиночные находки, и целые клады. Оказывается, в интересующий нас «варяжский» период основной торговый поток шел между Русью и Арабским халифатом, и прервался он только в начале XI в. – по независящим, что называется, обстоятельствам: арабский мир вошел в полосу кризиса, чеканка дирхемов прекратилась. Именно тогда на Руси появились византийские денарии, англосаксонские пенни и др.» («Русь и варяги»).

Тем не менее Олег все-таки ходил в Византию и прибил щит к воротам Царьграда. Об этом походе подробно пишут русские летописи, но почему-то молчат византийские. Хотя те же византийцы в подробностях освещают поход Аскольда. Последнее понятно, поскольку «прегордый каган северных скифов» в результате склонился перед византийским императором, ибо принятие христианской религии автоматически делало правителя Киева вассалом правителя Константинополя, поскольку главой христианской церкви был император Византии. Что касается похода Олега, то, скорее всего, он состоялся в рамках так называемой «силовой дипломатии». Как мы уже писали выше, Олег был представителем тех кругов в Северной Европе, которые жаждали наладить контакты с Византией даже вопреки воле папы. Поначалу Олег попал в весьма непростую ситуацию: Константинополь входил в коалицию сил, враждебных южным славянским княжествам. И Олегу, дабы завоевать расположение как местной элиты, так и народа, пришлось с ходу ввязаться в чужую войну. Венгры, разгромившие Русский каганат и тем самым развязавшие Олегу руки, оказались крепким орешком. И франку пришлось немало потрудиться, прежде чем он вытолкнул их в Паннонию. Скорее всего, успехи в войне с венграми укрепили авторитет Олега среди славянской знати, а потому многие из южных княжеств и земель добровольно пошли под его руку. Исключением были вятичи, вошедшие в состав Руси только при Святославе, но и с ними франку удалось заключить союз. Во всяком случае, вятичи участвовали в его походе на Царьград. Походе, как полагают историки, неудачном. И Константинополя Олег не взял, и отступные получил небольшие. А торговый договор с Византией можно было, по их мнению, заключить и не бряцая оружием. Вот тут-то и зарыта собака. Олегу нужен был договор равных, а Константинополь в лучшем случае предложил бы его послам, прибывшим с дарами, статус вассала, что автоматически делало купцов из Руси зависимыми от византийских законов, а следовательно, от произвола местных чиновников. В этом случае торговля Киева с Константинополем для русов сразу же становилась невыгодной. Их просто принуждали бы продавать товары по бросовой цене. Право на равноправные торгово-экономические отношения в те времена подтверждалось только силой и никак иначе. В наши времена, кстати, тоже, но об этом предпочитают помалкивать и наши «каганы», и их «императоры». Олег получил от похода на Константинополь главное – договор равноправных сторон и возможность спокойно торговать с одним из крупнейших государств того времени. Взамен он обещал покровительство византийским купцам в своей державе. Щит на воротах Царьграда символизировал это грядущее покровительство. К слову, походы преемника Олега, Игоря, на Константинополь, один крайне неудачный, а другой вполне успешный, предпринимались именно в подтверждение этих ранее заключенных Олегом соглашений. А что касается молчащих византийских источников, то, во-первых, говорить особо было не о чем. Если воины Олега и разграбили окрестности Константинополя, то большого ущерба империи все же не нанесли. А торговый договор с русами в столице империи не сочли столь уж важным, чтобы заносить его в анналы. В конце концов, с Киевом они торговали и прежде, хотя, быть может, и не в таких масштабах. Видимо, в Константинополе не сразу поняли, что странный франк этим договором проложил путь не только в славянские земли, но и в Северную Европу – из варяг в греки и обратно.

«Свидетельства археологии и современных источников показывают, что западнославянское Поморье было неизмеримо более экономически развитым и богатым регионом, чем Скандинавия. Территория наиболее важного экономического центра славян-вендов, города Волина (Юлина, Юмны), расположенного в устье Одера, в несколько раз превышала площадь крупнейшего шведского центра Бирки…

Вот что писал о Волине-Юмне известный немецкий хронист XI в. Адам Бременский: «Там, где Одра впадает в Скифское море, лежит знаменитейший город Юмна, отличный порт, посещаемый греками и варварами, живущими вокруг. О славе этого города, о котором много всем рассказывают, а часто и неправдоподобное, необходимо поведать кое-что, достойное внимания. Юмна самый большой из всех городов Европы. В нем живут славяне вместе с другими народами, греками и варварами. Даже и прибывающие туда саксы получают равные права с местными жителями, если только, оставаясь там, не выставляют напоказ своей христианской веры. Все в этом городе еще преданы губительным языческим обрядам. Что же касается нравов и гостеприимства, то нельзя найти народа более честного и радушного…».

В конце Х – начале XI в. связи с арабским миром сократились, зато установились с Византией; именно тогда на Руси появились греческие денарии. Между прочим, транзита денариев через Русь не было и быть не могло: все они оседали на месте, обеспечивая внутренние экономические связи. В это время действительно установился путь «из варяг в греки», связывающий Византию, Русь и западнославянские страны. Точное описание маршрута пути содержится в легенде о миссии апостола Андрея («Повесть временных лет»): из Корсуни в Киев, затем в Новгород, затем к «варягам», затем в Рим. Как попасть из Скандинавии прямо в Рим, мягко говоря, непонятно, а земли славян-варягов как раз граничили с Германской империей, владевшей в те времена Римом… Можно утверждать, что торговые и другие связи в Раннем Средневековье Русь поддерживала прежде всего с западнославянской Центральной Европой, и особенно с варяжским (южнобалтийским) Поморьем. Скандинавы здесь были совершенно ни при чем» (Васильева, «Русь и варяги»).

Олег правил Древней Русью с центром в Киеве тридцать три года и умер в довольно солидном для тех времен возрасте – ему было далеко за шестьдесят. Обстоятельства его смерти покрыты мраком. По некоторым данным, он умер в Новгороде, где якобы находилась его могила. По другой версии, он погиб во время похода в чужой земле. Вторая версия мне кажется более убедительной. Задачей Олега с самого начала было установление контроля над путями торговли не только с византийцами, но и с арабами. Хазарский каганат был серьезной помехой устремления киевского князя, и, скорее всего, его смерть связана именно с этим противостоянием. По легендарной версии, князь умер от укуса земли. А в русских былинах Хазария ассоциировалась с Тугарином-змеем, так что намек более чем прозрачен.