Текст книги "Дорога горы"

Разговор зашел о товарах. Иосеф поинтересовался, как Бен-Цион собирается потратить полученную от друга ссуду.

– Я на восток дальше Селевкии-на-Тигре не ходил, – ответил караванщик. – Буду решать на месте – идти вперед или поворачивать назад. Ты знаешь мой принцип: прибыль должна быть десятикратной к расходам, иначе нет смысла забираться в такую даль и так надолго. Самоцветы, которые должен привезти Белшаццар, мы продадим в Селевкии. Там нас ждут. Даже не знаю, что еще можно продать с такой же выгодой, как камни. Разве что шелк из Серики4444
  Серика, Хань – «страна шелка», так в Передней Азии называли Китай, а китайцев называли «серами».


[Закрыть]. Серы много чего привозят: шелковую нить, тончайший овечий пух, фарфор, бронзу, лакированные вещицы… Ну, и первоклассную сталь, конечно, лучшую в мире. Но у парфян на ханьские товары монополия, продают с накруткой. Попробую в Ктесифоне достать бирюзу и нефрит или двину в Бактрию за лазуритом и лалами. У купцов из страны Инда можно купить жемчуг, ониксы и агаты. А если повезет, то и адаманты. Жемчуг у индов не такой чистый, как в Тростниковом море4545
  Тростниковое море – Красное море, также называемое в новозаветное время «Аравийским заливом».


[Закрыть], зато крупный и с оттенком лунного камня. Если взять пряности и волосяные косы – дорожные расходы точно отобью. Главное – сорвать куш в Селевкии!

Друзья подняли кубки и выпили за успех экспедиции. Потом еще долго лежали в шалаше, закутавшись в теплые шерстяные накидки, вспоминая годы совместных странствий и строя планы на будущее. Наконец, замолчали. Откинувшись на подушки, они слушали шелест листвы, стрекот цикад и крики ночных птиц, пока сон не накрыл обоих.

3

С первым петушиным криком обитатели сельской виллы Иосефа проснулись и приступили к выполнению своих обязанностей. День отдыха – первый день Праздника кущей – остался позади. Но время наступило горячее: жатва в самом разгаре, виноград ждет своей очереди на винном дворе, а в оливковой роще все готово к сбору урожая. Иосеф не позволял работникам отдыхать в течение всех семи дней праздника, как это делали безземельные горожане. Большое хозяйство требует непрерывного тяжелого труда.

Постепенно дом и его окрестности наполнялись звуками повседневной жизни. Из стойла, расположенного во внутреннем дворе рядом с воротами, доносилось мычание коров, блеяние коз и овец, ожидающих облегчения раздувшегося от молока вымени. В кузне глухо и ритмично заработал молот. Затем в дело вступили вспомогательные молоточки, наполняя радостным звоном предрассветные сумерки. С крыши послышался шорох каменного катка: слуга утрамбовывал заплату из сырой глины на раскрошившейся кирпичной кладке.

От ворот потянулись стайки работников с серпами и граблями в руках. Одни поденщики шли к полю, засеянному льном, другие направлялись к пшеничному полю, а третьи к чечевичному. На делянке, где сжали чернуху, черный тмин, ток устроили прямо между снопами. Там махали палками. А на пшеничном гумне мулы натужно тянули харуц – толстую молотильную доску с железными шишками. Кое-где на полях оставались несжатые островки. Иосеф свято чтил предписания Закона: «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай»4646
  Книга Левит, 19: 9.


[Закрыть].

Показалась повозка, запряженная парой волов. На ней стоял огромный медный чан с кровью жертвенных животных, которых накануне умертвили в Храме. Иосеф, как лицо, приближенное к первосвященнику, имел возможность покупать ее за символическую плату. Свежая кровь – лучшее удобрение. Но его могут позволить себе только богатые люди, а бедняки довольствуются речным илом, навозом или голубиным пометом.

Поместье Иосефа располагалось неподалеку от Иоппийской дороги. Отсюда до отчего дома в Рамафе рукой подать – всего сорок стадиев. Все окрестные холмы и луга в праздничные дни пестрели разноцветными шатрами паломников, которые не смогли найти пристанища в Иерушалаиме или по причине большого семейства предпочли сельский простор тесноте городских кварталов. Иногда порывы ветра доносили до поместья звуки ритуального пения и игры на музыкальных инструментах. Иосеф знал, что это ненадолго, и по окончании праздника караваны потянутся обратно в сторону своих селений. А еще через пару дней о былом столпотворении будут напоминать только обрывки ткани да глиняные черепки по обочинам дороги – следы неизбежных потерь при любом дальнем путешествии.

Старая оливковая роща отделяла виллу Иосефа от тракта. Приземистые бугристые стволы топорщились редкими ветвями. Шапки мелких остроконечных листьев окутывали деревья словно легкая дымка. У некоторых олив были сдвоенные стволы. Казалось, что их половинки когда-то давным-давно прильнули друг к другу в порыве нежности, да так и застыли, обнявшись. Среди деревьев ходили работники и колотили палками по веткам, усыпанным спелыми темно-синими костянками. Другие подбирали маслины с земли, наполняя ими большие плетеные корзины. Урожай собирают осторожно, чтобы не повредить мякоть, иначе маслины испортятся в процессе засолки. Не все плоды удавалось сбить, но сборщики не усердствовали. Ибо гласит милосердный Закон: «Когда будешь обивать маслину твою, то не пересматривай за собою ветвей: пусть остается пришельцу, сироте и вдове»4747
  Книга Второзаконие, 24: 20.


[Закрыть].

Со стороны виноградника к стене дома примыкал винный двор. Там, где из земли вспучивались щербатые каменные языки, окаймленные пучками травы. Прямо в скале зияли два углубления. Работники подносили корзины с виноградом к давильне и вываливали в нее тяжелые фиолетовые гроздья. Двое юношей в набедренных повязках, стоя по колено в жидком месиве, топтали ягоды. По каменному желобу струи ароматного сока стекали в цистерну. Еще двое перекладывали лопатой выжимки в полотняные мешки, туго закручивали их и дожимали в каменном чане, пока из них не выходили последние остатки сока. Тогда юноши брали черпаки и переливали его в амфоры. Из такого сока получается вкусное терпкое вино густого красного цвета.

Здесь же хранились финики. Подсушенные фрукты грудами лежали под навесом, а свежесобранные – россыпью прямо на крыше сарая. Работник граблями переворачивал и разравнивал плоды, чтобы те как следует провялились на солнце, а заодно разгонял стаи прожорливых воробьев. У сарая бегали собаки, жадно подбирая упавшие с крыши финики. Если какая-нибудь из них зазевается, с чинара тут же срывается голубь или воробей, и плод мгновенно становится добычей птицы. Вся земля вокруг сарая пропиталась финиковым сиропом.

Внутри поместья тоже кипела работа. В центре прямоугольного двора находился круглый каменный колодец, на локоть4848
  Локоть – древняя иудейская линейная мера. Длинный локоть равнялся 521 мм, короткий – 446 мм. Стадий – единица длины в странах Вавилонии и Средиземноморья, составляющая приблизительно двести метров.


[Закрыть] возвышаясь над полом. Возле него хлопотали женщины. Кто-то стирал белье, а кто-то набирал воду в кувшины, чтобы разнести по подсобным помещениям. К полудню известняковые плиты уже успели нагреться на солнце. Дети разного возраста носились по двору, распугивая кур и наполняя двор веселым ребячьи гомоном.

В ткацкой мастерской царило оживление. Молодки и девушки расселись на деревянных лавках. Перед каждой на подставке стоял шест с глиняным кувшином. Женщины вытягивали из кудели тонкую льняную нить и наматывали ее на веретено. Более опытные матроны стояли у ткацких станков, по форме напоминающих лиру, ловко забивая пушистые уточные нити деревянными гребнями. Все шутили и смеялись. Кто-то затянул песню, и над двором полились звуки красивой народной мелодии.

Из двери кухни, расположенной в дальнем углу двора, потянулся ароматный дымок: поварихи готовили ужин. Одна из них на корточках сидела перед жерновами, размалывая пшеничные зерна. Другая ссыпала муку в квашню, добавляла воду, закваску и замешивала густую клейкую массу. Третья сначала раскатала готовое тесто, заправила начинку, а затем выложила пироги на плоский раскаленный камень. Засыпав их золой, она с облегчением вздохнула и вытерла раскрасневшееся лицо краем платка. Пока пироги томятся, она может отдохнуть. Но не долго – работы много. На сковороде в шипящем масле жарятся куски рыбы, доставленной утром с городского рынка. В большом медном котле закипает похлебка из красной фасоли. А внутри пышущего жаром глиняного таннура поспевают лепешки.

Сам дом был хорош. Трехэтажный, из дорогого тесаного камня. Лишь на уровне перекрытий идеальная кладка нарушалась выступающими из стен комлями пальмовых балок. Глухая задняя стена выходила в поле, а передняя – с прорезанными на каждом этаже прямоугольными окнами – смотрела на внутренний двор.

Окна первых двух этажей, где располагались подсобные помещения и комнаты прислуги, закрывались глухими деревянными ставнями. Личные покои хозяина находились на третьем этаже, вдали от запахов кухни и суеты двора. Решетчатые рамы с пластинами толстого мутноватого финикийского стекла плохо пропускали солнечный свет, зато надежно защищали от пронизывающих зимних ветров.

Из покоев на плоскую крышу вела лестница. Здесь Иосеф любил отдыхать осенними вечерами, когда Солнце опускается к горизонту, а кожу приятно обдувает мягкий влажный ветер со стороны моря. Глиняный пол не торопился отдавать накопленное за день тепло. Иосеф сидел на кошме, накинув на плечи халлук и смотрел в сторону Святого города. Белокаменные стены и башни столицы окрашивались бьющим из облаков малиновым светом в розоватые оттенки. Когда ветер на мгновение разрывал облака, он отчетливо видел яркие блики на позолоченной крыше Храма.

В такие минуты ему нравилось думать о том, что западный ветер приносит жизнь: колосья вызревают в полную силу, плоды наливаются соком, родники сохраняют способность питать пашню и наполняют сельские колодцы драгоценной влагой. Когда Иосеф закрывал глаза, ему казалось, что он слышит журчанье воды, а кончики пальцев холодели, словно он погрузил ладони в прозрачный студеный поток. И ему становилось легко и спокойно на душе…

В это время вдали от дома Иосефа, высоко в горах Леванона двое бородатых исхудалых мужчин в рваной одежде сидели на камнях, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Здесь, наверху, дули холодные ветры, а на рабах не было ничего, кроме остатков когда-то дорогих туник. Весь месяц таммуз они ползали по скалам, отдирая с листьев и веток карликовых приморских дубов крошечных – не больше ногтя на мизинце – покрытых белым восковым налетом тлей.

Работа была не столько тяжелой, сколько скучной и однообразной. Сначала нужно соскрести тупым ножиком насекомых в кожаное ведро и убить их, обильно полив уксусом. Затем вывалить тлей на большой кусок холстины и сушить на солнце, периодически вороша кучу, пока насекомые не превратятся в легкие шуршащие камешки с острыми краями. После этого кермес4949
  Кермес – высушенные на солнце самки тли вида Coccus ilicis, которые обитают на кермесоносном дубе. В их теле содержится пигмент, кармазин, дающий стойкую красную краску.


[Закрыть] ссыпается в рогозовые мешки и ставится под навес для защиты от дождя. Дальше надо ждать хозяина. Он приезжал раз в неделю, чтобы проверить, как идет работа, и забирал мешки с кермесом. Когда рабы собирали мало тлей, он бил их плеткой и оставлял только сухари. В хорошие дни они питались ячменными лепешками, запивая их водой. Если они собирали кермеса больше, чем обычно, финикиец давал им что-нибудь вкусное, например, дваш – прессованные сушеные фрукты – или даже кусок овечьего сыра.

Когда на деревьях, до которых дотягивалась цепь, не оставалось насекомых, хозяин выкапывал железный костыль и переносил его на другую делянку. Рабы семенили за ним, быстро переставляя сцепленные кандалами ноги. Они спотыкались и падали, разбивая колени и локти в кровь о камни. Но финикийца это не волновало, и он грубыми окриками подгонял несчастных сборщиков. Им даже не приходило в голову попытаться вытащить костыль из земли, когда он уходил. Как они снимут тяжелую цепь? И как убегут в кандалах?

Во время сушки сборщики почти не спали. Птицы словно сговорились – голуби, стрижи и воробьи постоянно сидели на деревьях вокруг делянки. Казалось, они только и ждут, когда рабы отвлекутся, чтобы налететь на рассыпанный кермес. Здесь каждый боролся за свою жизнь – и птицы, и люди.

Ладони мужчин растрескались от уксуса и кровоточили, обломанные ногти тягостно ныли. С ногами дело обстояло не лучше: пальцы разбиты, подошвы изранены острыми камнями, а сожженная на солнце кожа слезает длинными лоскутами, открывая незаживающие язвы. Грязные, лохматые, они почти потеряли человеческий облик. А всего несколько месяцев назад жизнь этих людей была другой. Потом случилось непоправимое: эти двое – обычные горожане Цора – взяли у ростовщика ссуду с большой накруткой, чтобы заплатить подушный налог. Увы, не смогли отдать долг вовремя и попали в рабство.

Хозяин давно не появлялся. В последний приезд он забрал собранный кермес, но рабов оставил на делянке, не обращая внимания на их униженный лепет. Лепешки закончились. Несколько дней мужчины питались пойманными мышами, травой и личинками, а пили росу, которую собирали по утрам на листьях. Даже пробовали есть кермес, соблазненные его приятным запахом. Тля имела сладковатый вяжущий вкус, но после нескольких пригоршней начиналась резь в желудке, и рабов рвало. Они знали, что у хозяина несколько точек сбора кермеса в горах, и думали, что он задерживается из-за того, что перевозит собранное сырье на склад. Но он обязательно приедет и привезет еду!

Послышался шум скатывающихся камней. С тропы к делянке спустился финикиец, таща за собой на веревке упирающегося осла. Рабы бросились к нему, скуля и протягивая руки за едой. Хозяин кинул им лепешку. Он презрительно смотрел, как голодные люди рвут друг у друга кусок хлеба. Никто из них не заметил, что он достал из-под халата топор и поудобнее перехватил длинную рукоятку.

Первому рабу он раскроил череп, и тот рухнул, как подкошенный, даже не поняв, что его убило. Второй рванулся в сторону на длину цепи, но сразу упал. Он полз, с ужасом оглядываясь на хозяина и раскрыв рот в немом крике. Финикиец не спеша подошел к жертве. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он с размаху всадил топор в худую шею раба, разрубив ключицу и грудную клетку до ребер.

Вытащив топор, он спокойно сорвал пучок травы, вытер лезвие и огляделся. Вообще-то он не хотел возвращаться за рабами, потому что кормить их дальше не входило в его планы. Но потом решил забрать цепь. Рабы сделали свое дело, собрав столько кермеса, сколько нужно. За это он подарил им несколько дней жизни, не торопясь с расправой. Финикиец снял с запястья браслет с висевшим на нем бронзовым ключом и открыл замок на цепи. Цепь хорошая – цидонской работы, еще пригодится в хозяйстве. Он взвалил ее на осла и уже собрался уходить, когда его взгляд упал на ножные кандалы рабов. Подумав секунду, он подошел к ближайшему трупу и примерился ударить точно и сильно. Тишину дубовой рощи снова разорвал звук топора, с глухим хрустом вошедшего в человеческую плоть.

4

Друзья встали с первыми петухами, как и все. Смеясь и брызгаясь, по очереди умылись прохладной колодезной водой из кувшина, предусмотрительно оставленного Соной у входа в шалаш. Но сначала каждый сделал по большому глотку – после обильного возлияния их мучила жажда.

Сад тоже просыпался. Густой, напоенный фруктовым ароматом воздух наполнялся таинственными звуками. Внезапно прямо над головой Бен-Циона раздалась виртуозная птичья трель. Он посмотрел вверх и с трудом различил на ветке в нескольких локтях от себя маленький серый комочек с рыжей грудкой, глазамибусинками и тонким коротким клювом. «Зарянка», – узнал он птицу и улыбнулся. Птичка, совсем не боявшаяся людей, самозабвенно приветствовала пением просыпающихся обитателей сада. Вскоре он наполнился звонкими трелями, свистом, щелканьем…

Пожелав другу доброго дня, Бен-Цион направился к воротам дома. Эзра уже хлопотал у стойла: подливал воду мулам и засыпал в ясли ячмень. Внимательно осмотрев животных, караванщик поинтересовался, нет ли у них ран или потертостей, в порядке ли сбруя. Выслушав подробные ответы Эзры, Бен-Цион удовлетворенно кивнул.

– Завтра уходим, с последней стражей.

И тут он увидел Сону. Девушка торопилась к стойлу, ведя под уздцы мула. Приблизившись, она протянула караванщику поводья.

– Вот. Хозяин просил передать тебе, мы сняли его с работы в оливковой роще. Это наш лучший мул, тогармский, хозяин сам на нем часто ездит. А еще он у нас чемпион весенних скачек. Ты будешь доволен, господин.

– Называй меня по имени, – сказал Бен-Цион, стараясь скрыть охватившее его волнение. – Я просто старый друг Иосефа, и мне все равно, кто ты – свободная женщина или рабыня.

– Хорошо, господин, – смущенно ответила девушка, опустив голову.

Бен-Цион придирчиво осмотрел подарок. Животное было не меньше двадцати ладоней в холке, с большой головой, длинными ушами и узким крупом. Черный цвет гривы, хвоста и ног резко отличался от гнедой окраски боков и шеи. От ноздрей до ганаша5050
  Ганаш – нижняя челюсть лошади.


[Закрыть] топорщилась белесая щетина, отчего казалось, что мул сунул морду в миску с мукой, да так и не отряхнулся.

Караванщик сделал неутешительный вывод: прекрасный экземпляр, отлично подходящий для верховой езды, но под перевозку груза не годится. Сона заметила его замешательство и с тревогой спросила:

– Что-то не так?

– Мул красивый, но слишком крупный для горных дорог. Ему будет трудно передвигаться с поклажей. Шаг у него широкий, и тюки будут сильно раскачиваться на крутых подъемах и спусках, а это опасно.

– У нас все такие, – растерянно протянула Сона.

Бен-Цион вздохнул и решил смириться с обстоятельствами. Услышав шарканье сандалий, он оглянулся: к нему приближался Иосеф. Рядом с хозяином поместья вышагивал подросток в рабочей тунике из некрашеной шерсти, подпоясанной веревкой. Спутанные вьющиеся волосы и раскрасневшееся лицо юноши говорили о том, что его только что оторвали от тяжелой работы. У него было чуть вытянутое, с крепким подбородком и мясистым носом лицо и миндалевидные глаза под сросшимися бровями. Парень как парень, все обычное – и лицо, и осанка, и одежда. Таких в Палестине, что звезд на небе, и поди догадайся, откуда он – из Эдома, Иехуды или Шомрона5151
  Эдом – греч. Идумея, историческая область Палестины, расположенная к югу от Иудеи. В описываемый период Идумея вместе с Иудеей и Самарией входила в Сирийскую провинцию Римской империи в качестве объединенной территориальной единицы. Иехуда – греч. Иудея. Шомрон – греч. Самария.


[Закрыть]. Слегка меланхоличное выражение лица подростка оживлялось открытым и дерзким взглядом.

– Знакомьтесь – это Иешуа, – сказал Иосеф. – Я забрал его с винного двора. Пусть помогает собираться, а заодно вникает в тонкости караванного дела.

– Мир вам, – поздоровался юноша ломающимся голосом. По манере держаться караванщик заметил, что он хочет казаться старше своего возраста.

И закипела работа. Сначала вымыли и вычистили мулов. Затем провели ревизию груза. Бен-Цион проверял и пересчитывал вьюки, Эзра и Иешуа ворочали тяжелые мешки, а Сона вела учет товаров. Девушка царапала ножом одной ей понятные знаки на остраконе – плоском глиняном черепке. Она действительно оказалась незаменимой помощницей: мало того, что была обучена грамоте, так еще и считала не хуже храмового гизбара5252
  Гизбар – казначей, хранитель сокровищ.


[Закрыть].

Первым делом ощупали мешки с солью – прочная ли мешковина, нет ли в ней дыр. Не дай Бог ткань протрется в пути. Соль начнет понемногу высыпаться, так что и не заметишь. Затем проверили тюки с оливковым мылом. Бен-Цион осторожно вынимал ароматные бруски и внимательно изучал обертку из виноградных листьев и пальмовый шпагат. Завязав тюк, он смотрел, не слишком ли свободно упаковано мыло – от тряски оно может потерять товарный вид. Потом убедился, что кувшины с оливковым маслом и опобальзамом5353
  Опобальзам – разновидность очень дорогого благовония, которое использовалось для воскурения в храме Яхве, помазания царей, а также для личной гигиены.


[Закрыть] герметично замазаны глиняными пробками, а на сыромятных кожаных подпругах для крепления грузовых каркасов нет порезов.

Проверяя сами каркасы, Бен-Цион с усилием гнул обструганные ивовые прутья и тянул веревки на разрыв. Одобрительно цокал языком. В последнюю очередь осмотрели тюки с провиантом и походную утварь. Эзра заготовил мешок с поджаренными пшеничными зернами. Если растереть их в муку и добавить воды, получится отличное толокно. В отдельных свертках лежал мед, высушенные и спрессованные в брикеты фиги, финики и виноград, а также вяленая рыба и лепешки. Еще чечевица и бобы для похлебки. Вплотную к мешкам с провизией стояли кирбы – мешки из цельной козьей шкуры со свежей колодезной водой. Баранов Бен-Цион решил не брать, чтобы не привлекать к каравану волков, которыми кишат горы Иехуды. Еды и так достаточно на несколько недель пути. Если понадобится, ее всегда можно купить на постоялом дворе, правда, обойдется она дороже, чем на сельском рынке.

Здесь же лежал мешок овечьего кизяка на случай, если в пути возникнут проблемы с дровами. Еще мешок с сухими лианами клематиса для розжига костра. И два мешка ячменя для мулов. Покровы шатра из сваляной козьей шерсти Бен-Цион раскатывать не стал, только спросил у Эзры, сколько шестов тот приготовил, и заштопаны ли дыры на полотнищах. Оружие он проверил лично: лук и колчан со стрелами, пращи, топор, пару мечей, ножи. Потом посмотрел на Иешуа, подумал и велел Эзре добавить еще один меч. Медные котелки для приготовления пищи – один побольше, другой поменьше – а также флягу с виноградным уксусом упаковали вместе с ручной мельницей. Миска у каждого была своя.

К концу второй четверицы дня работу закончили. Караванщик остался доволен подготовкой и объявил отдых. Солнце стояло высоко в безоблачном небе, а земля томилась полуденным зноем. Начало осени в этом году выдалось жарким. Сначала задул кадим – сухой восточный ветер – и крестьяне забеспокоились, что опять хлеба будут испорчены желтухой. Но потом с запада пришел долгожданный влажный муссон. Все вздохнули с облегчением.

Сона стала вести себя более непринужденно. Она с уважением смотрела на Бен-Циона, ловила каждое его слово и старалась выполнять распоряжения быстро и точно. Караванщик скрывал волнение. Не один раз ловил он себя на том, что любуется красивой халдейкой. Бен-Цион тут же брал себя в руки, напуская показную суровость. Но Сону не обманешь – девушка чувствовала его смущение и внутренне ликовала. К концу дня оба разговаривали и смеялись, словно старые знакомые, не замечая никого вокруг. А Эзра ехидно хмыкал, когда был уверен, что хозяин не смотрит.

Иешуа прекрасно ладил с Бен-Ционом и Соной. Только Эзра презрительно поглядывал в его сторону: погонщику не нравилась неопытность навязанного попутчика в обращении с мулами. Он видел, что новичок старается добросовестно выполнять непривычную для него работу, расстраивается, если что-то не получилось с первого раза. Но помогать не спешил – с какой стати? Один раз Эзра грубо сделал ему замечание, когда тот неправильно одел недоуздок. Иешуа стерпел, молча исправил ошибку, но на скулах заиграли желваки.

Когда Бен-Цион понял, что от нового мула не будет пользы, он поручил его заботам новичка. Иешуа на удивление быстро нашел общий язык с рыжим красавцем.

– Как его зовут? – спросил он у Соны.

– Перед.

Иешуа ласково поглаживал животное по крупу, а мул дружелюбно смотрел на него умными влажными глазами и доверчиво тыкался носом в плечо.

5

Легат Августа пропретор Сирии5454
  Легат Августа пропретор Сирии – официальное название римского наместника Сирии.


[Закрыть] Публий Сульпиций Квириний закончил письмо. Затем педантично вытер расщепленный на конце тростниковый калам куском льняного платка, который вынул из изысканного эбенового ларца, инкрустированного перламутром. Подождав, пока чернила высохнут, он осторожно разгладил лист, стараясь не повредить его края своими грубыми солдатскими пальцами. Хорошо высушенная и отполированная ливианская бумага из сердцевины папируса была гладкой и приятной на ощупь. Она хоть и уступала по качеству августовской, зато не просвечивала, а значит, больше подходила для письма.

Такую бумагу легко свернуть трубочкой и вставить в прочный деревянный футляр из атласного дерева или самшита. Герметичность футляра гарантирует сохранность документа даже в воде. Так перевозятся сведения государственной важности, когда курьер едет под охраной ликторов или гвардейцев. Согласно инструкции, при угрозе захвата послание должно быть уничтожено. Если имперский агент передвигается инкогнито, письмо зашивается в пояс, и в этом случае он отвечает за его доставку головой.

Взгляд Квириния остановился на старинном зеркале, стоявшем рядом со шкатулкой. Богиня левой рукой подхватила подол длинного хитона, а правую подняла в приветствии. Два ангела над ее головой держат отполированный бронзовый овал, увенчанный миниатюрным торсом крылатого божества. Бесполезная для воина женская забава оставалась единственной памятью об умершей много лет назад жене Клавдии. Жизнь легата протекала в бесконечных переездах, поэтому вещей становилось все меньше – что-то терялось в дороге, а что-то приходилось бросать в лагере при отступлении. Но эту греческую безделушку он сумел сохранить. Назло новой жене Эмилии Липиде – хитрой и избалованной римлянке. Квириний и сам не знал, зачем женился второй раз – ему было уже за шестьдесят.

С бронзы на легата смотрело лицо человека, потрепанного жизнью, но не сдавшегося под ударами судьбы. Короткие волосы римлянин зачесывал назад, отчего они топорщились, правильным полукругом обрамляя высокий лоб. Искривленный нос, сломанный в бою, придавал лицу жесткость. Взгляд глубоко посаженных голубых глаз казался уверенным и спокойным. От них к вискам веером разбегались мелкие морщины, а две глубокие бороздки спускались от крыльев носа к краям плотно сжатого рта.

Квириний поставил на письмо личную печать. Затем поднялся из-за стола и размял уставшую поясницу. Годы давали себя знать: он уже не мог, как раньше, часами читать Гомера или Вергилия, склонившись над текстом при свете коптящей масляной лампы. Теперь ему приходилось регулярно приводить себя в порядок с помощью гимнастики для спины и шеи.

Наместник позвонил в колокольчик и отдал несколько распоряжений вошедшему в таблиний5555
  Таблиний – рабочий кабинет хозяина в римском доме.


[Закрыть] секретарю. Затем открыл дверь, выходящую в просторный внутренний двор, засаженный фруктовыми деревьями. Квириний с наслаждением вдохнул свежий воздух, напоенный ароматом зрелых персиков. Прислонившись плечом к косяку, он прикрыл веки и приказал себе не думать. Сознание постепенно наполнилось журчанием воды в нимфее5656
  Нимфей – каменная пристройка к бассейну с нишами и фонтаном.


[Закрыть], шелестом листьев и хлопаньем крыльев голубей на крыше колоннады. И ритмом собственного дыхания… Отдохнув, посмотрел на солнечные часы возле бассейна. Время появиться курьеру.

Квириний получил кресло наместника провинция Сирия за особые заслуги перед Великим Римом. После разгрома гомонадов5757
  Гомонады – одна из народностей, населявших в древности южную Анатолию.


[Закрыть] в Киликии он был удостоен высшей военной награды – триумфа. Победитель въехал в Рим в золоченой колеснице, запряженной четырьмя белыми конями, облаченный в вышитую золотыми звездами пурпуровую тогу. Он мог гордиться собой – консул, сенатор, триумфатор. Тринадцать лет назад Квириний выполнил поручение Августа в Сирии – провел ценз под началом пропретора5858
  Пропретор – наместник императорской провинции Рима, то есть, провинции, в которой местное население оказывало активное вооруженное сопротивление оккупантам, и где размещались римские войска. В мирных сенатских провинциях должность наместника называлась «проконсул».


[Закрыть] Гая Сентия Сатурнина. Теперь он стал единоличным хозяином огромного региона, границы которого простираются от мятежной Коммагены на севере до варварской Набатеи на юге. И снова отвечает за проведение переписи.

Прохаживаясь в ожидании агента вокруг обсаженного персиковыми деревьями бассейна, легат думал о текущих делах. Да, не простая досталась ему провинция. Галатия и Киликия тоже не сахар, но там сразу видно, кто враг, а кто друг. Друг приводит к тебе на подмогу боевые отряды, а враг коварно нападает в горном ущелье. В Сирии не так: витиеватая лесть, хитрость, а часто предательство – таковы неписаные правила, по которым здесь играют все – и деревенские геронты5959
  Геронт – член герусии, совета старейшин в античном городе.


[Закрыть], и этнархи6060
  Этнарх – глава народа, диаспоры. Этот титул присваивался руководителю области или провинции в Древней Греции и Древнем Риме.


[Закрыть].

Дерзкие крепости Декаполиса6161
  Декаполис – Десятиградие, союз полисов-государств в Восточной Палестине и Сирии во главе с Дамаском. Они управлялись городским советом и чеканили собственную монету. Главной задачей этих городов являлась защита Палестины от набегов кочевников из Аравии.


[Закрыть] от безнаказанности совсем распоясались. Нарушений не счесть. Взять Филадельфию: сколько раз архонту6262
  Архонт – в римский период высшее должностное лицо полисагосударства, городской глава.


[Закрыть] приказывали не хоронить покойников в черте города. Делали внушения, налагали штраф в пользу фиска на него и на виновных горожан, а городской совет взял и принял муниципальный закон. И плевать они хотели на императорский рескрипт. Еврейская диаспора молчит, словно евреи воды в рот набрали, хотя и их закон нарушен. Лишить виновных римского гражданства? Так декурионы6363
  Декурион – 1) член городского совета, 2) командир декурии в римском войске: отряда из десяти воинов, пеших или конных.


[Закрыть] начнут подстрекать жителей к неповиновению, а полис является форпостом Рима в Аравии. И что тут будешь делать?

Или Иудея. Ее фанатичное население вообще ничего не интересует, кроме почитания божества, якобы обитающего в столичном храме. Эти люди способны только слепо исполнять волю жрецов, умело манипулирующих народом. Чем им ценз помешал? Разве не должен знать император, сколько у него подданных, и чем они владеют? Иудеям и так идут навстречу – в Иерушалаиме не найти изображений Цезаря. Неслыханная наглость по римским меркам! Даже на монетах у них ячмень да пальма, словно монеты чеканит не имперский префект6464
  Префект – римский чиновник высокого ранга, руководитель какого-либо направления в хозяйстве империи, который мог, в частности, выполнять обязанности губернатора области. В описываемый период времени префектом Иудеи был Копоний. Иосиф Флавий называет его «прокуратором» на основании того, что Копоний принадлежал к всадническому сословию.


[Закрыть], а областной этнарх.

Галилея, так та просто рассадник смуты по всей Палестине. Какой-то Иехуда из Гамлы, по убеждениям зелот6565
  Зелоты – канаиты, от арам. канаим, в переводе с греческого – «ревнители», радикальная фарисейская секта борцов за освобождение Иудеи от римских оккупантов. Зелоты-боевики назывались «сикариями» или «кинжальщиками».


[Закрыть], после смерти Хордоса захватил Сепфорис, ограбил дворец и разъезжал по городу в царской колеснице, призывая жителей восстать против власти Рима. А сейчас вместе со своим дружком Цадоком собрал целую толпу бунтарей. Шайка хозяйничает на обширной территории от Кармела до Хермона. Его папаша Хизкия когда-то тоже подбивал иудеев к неповиновению, пока Хордос не поймал его и не отрубил голову. Иехуда своими действиями срывает проведение ценза, а тетрарх6666
  Тетрарх – «четвертовластник» в Библии, один из правителей четырех областей Палестины. Октавиан Август после смерти Ирода Великого разделил его царство на четыре части и утвердил правителями сыновей царя: Архелая, Антипу и Филиппа, а также некоего магистрата Лисания. Архелай имел титул этнарха Иудеи, Самарии и Идумеи.


[Закрыть] Антипа не может с ним справиться. Да еще скрывает положение дел. Агентура регулярно доносит о трудностях в ходе переписи. Придется самому заняться этим вопросом – Август ждет доклада.

На востоке бурлит продажный и погрязший в роскоши Тадмор, подстрекаемый к неповиновению парфянами. Купеческий город! Привыкли, собаки, что все продается и покупается. Еще при Антонии прятались за парфянские спины. Зато сразу встали на колени перед Римом, когда Вентидий выставил на агоре голову царевича Пакора. Не нравится им, видите ли, платить подушный и поземельный налоги. Даже Антиохия – столица Сирии – и та платит! Так еще с них берут по фиксированной ставке, а могли бы с дохода от пошлин, которые муниципий устанавливает на свое усмотрение. Ох, и прав Цицерон – эти скоты годятся только для рабства.

В самой Антиохии и ее окрестностях обстановка всегда неспокойная. То арендаторы откажутся платить за землю и сожгут господскую усадьбу, то крестьяне вырежут отряд публикана – откупщика податей. Часто беглые рабы сбиваются в шайки и терроризируют окрестные деревни, разоряя дома бывших хозяев. Приходится посылать когорты, чтобы железной рукой навести порядок на вверенной территории: безжалостно вешать, резать и прибивать смутьянов к крестам.

Только из прибрежных западных городов – хвала Зевсу Олимпийскому! – регулярно поступают обнадеживающие сводки. Зажиточным финикийцам Тира и Сидона нравится торговать с Римом, вот они и покорны. А разве не золото делает человека счастливым?

Размышления наместника прервали шаги. В перистиль вошел человек в поношенном коричневом гиматии.

– Мир тебе, иге‘мон, – вошедший первым приветствовал хозяина.

– И тебе, Теламон.

Гость был среднего роста, худощав и широкоплеч. Похож на обычного горожанина – не то ремесленник, не то розничный торговец, а, может, вольноотпущенник. На улицах города много таких: кто с корзиной или амфорой, кто с инструментом, а кто тянет за веревку навьюченного осла. Но Квириний знал, что за неброской внешностью Теламона скрывается грация леопарда, выносливость орикса и отточенная реакция профессионального бойца. Его скуластое, покрытое щетиной лицо излучало спокойную уверенность, а глубоко посаженные и слегка раскосые глаза выдавали уроженца Анатолии.