Текст книги "Мистификация дю грабли"

После санитарного перерыва совещание продолжилось.

– Братья, – обратился к присутствующим Аким, – хорошая мысль пришла от Бени. Как бы нам наладить отношения с местным Господом?

– А че тут налаживать? – удивился Беня. – Признаём его единым и сущим, отстёгиваем ему пенсию в виде жертвоприношений по тарифу, отправляем на покой в небеса и устраиваем все земные дела по своим понятиям!

– Согласен. Но нужны ещё посредники, нормальные решалы… Помните, как мы это дело провалили на Сириусе? – оглядывая членов совета, прогромыхал Олесь.

– Да-да, это дело важнейшее, – согласился с ним Мыкола. – Посредников из ангелов всяких и архангелов выбирать не стоит – жулье лицемерное. Придут, девок наших попортят (и так скольких уже попортили!), а потом такие святые, такие порядочные, что плюнуть охота. Всё подчистую выложат и расскажут Господу… И на нас свои проделки ещё свалят. И всё… Проходили мы это на Сириусе. Пройдохи…

– Да зачем столько нервов? – погладил свои косички Беня. – Здесь скинемся по масти, кто будет из наших первосвященником, понимаете это слово? Вот он и будет решалой между нами и здешним Господом. А чтобы у решалы был вовремя туз в рукаве, наберём ему катал – ну, этих… первосвященников.

– Согласен. Выборы, чтобы не тянуть зазря время, назначим на завтра, – поддержал автора идеи укр с табличкой «Соломон», но без косичек.

– Думаю, что мы гоним тут… – вступил в разговор молчавший до этого времени укр с табличкой «Моисей», тоже с косичками на висках. – Вначале – вначале вера в бога, потом – майдан… Повторять Сириус нельзя! Да и со здешним богом как можно скорей надо найти общий язык. Вот это я беру на себя… Скрижали я тута замастырю на камне. Заповеди у всех Всевышних на всех планетах одни и те же. Так что у меня ещё с Сириуса шпаргалки остались… – с этими словами он достал игральные кости, стаканчик и продемонстрировал несколько фокусов.

– Моисей прав. Вначале пусть здешний Господь нашу веру на себя примерит. Осторожней надо быть. Вон наружка из Сириуса в НЛО прячется, – оживился Олесь. – Так и шастают, так и шастают. Ангелов до обмороков доводят, правила воздушного движения нарушают.

– У местного Господа с нашим точняк связь есть. Пока только зелёных человечков видно. Зырят за нами, зырят. Случись что – огребем по полной… – ухмыльнулся Беня.

– Это точно. Могут и вежливых человечков подогнать из Сириуса. Не человеков, а человечков… Слышь, отрок, ты там особо местным ангелам не дерзи, особенно дежурным – не надо… Мы тебя сами порвем и не посмотрим, что на четыре года смотрящим избрали. Да, а что ты там за обезьянку приволок? – позевывая в кулак, обратился к рыжеусому Мыкола.

– Так это… Ваше задание как бы исполнял. Девку… в пару этому Адаму подыскал, – вдохновенно стал завираться рыжеусый. – Вроде нормальная, ничуть не хуже наших дивчин, но карлица. То что надо. С ростом под стать Адаму. Он же, поди, мелюзга, коротышка какой-то. От головы до пят безволосый. Совсем лысый, ну, если как у нас на Сириусе… – заулыбался рыжеусый. – Или я не прав?

– А че ты хотел? Тебя из глины вылепили бы – много волос было бы? – с брезгливым выражением лица ответил Мыкола.

– Скульптор! – поднял вверх палец Соломон. – Я б и то получше изваял. И глины бы не пожалел – вон сколько её на планете! Но в таком прикиде обезьянка ему… Ну волосатая для него больно. Как считаете?

– Да нет. Эта по сравнению с сородичами своими плешивая какая-то. Ну, не отдавать же ему нашу? Даже ангелы, а они повыше этого сморчка из глины будут, и то еле-еле до грудей наших девок достают. Что это Адам с нашей-то делать будет, если он сам размером с дитя? – вздохнул Аким.

– Да, наших девок пожалеть надо… – нахмурился Степан. – А ждать, когда у нас уродцы да карлики пойдут, – времени нет.

– Я её счас доставлю! – с этими словами рыжий бросился к двери и так же быстро вернулся, таща за обе лапы приматку.

– Да-а, – задумчиво загудел Соломон, – как бы она это… заросшая всё-таки, что ли. Адамы на всех планетах не такие волосатые. Глина, знаете ли…

– Да ну, что может быть проще? – проведя ладонью по своей бритой щеке, изобразил удивление Беня. – Бритву из обсидиана, где надо – побрить, где надо – повырывать, повыщипывать, подпалить. Ну а потом намажут чем, накрасят – красотка что надо получится! Это поручим нашим тёлкам – они в этом толк знают… Хотя и сами сможем.

Седовласые обступили со всех сторон дрожащую от страха приматку.

Первым нарушил молчание Тарас:

– Назовем её Лилит.

– Почему именно Лилит? – удивился Аким.

– Сам не знаю, в голову просто пришло – чудное ведь имя получилось? – развел руками Тарас.

– Ну, хорошо, Лилит так Лилит… – согласился Соломон.

– По обычаю наших предков… – засомневался Мыкола.

– Да трахнем её по очереди! – воскликнул Беня и схватил Лилит за лапу.

– Э-э, по старшинству… – перехватил его руку Моисей. – Как полагается по обычаю.

– Тогда придётся Карпо звать – он самый старый. Ходить даже не может, – усмехнулся Тарас.

– Ну, не скажи… – пробурчал Степан. – Его недавно на козе застукали… Спалился, как молокосос. Срамота…

– А врал всем, что она ему только для молока, для сметаны нужна… – с сокрушенным видом закивал Мыкола. – Доить, мол, только буду.

– Да-а, какой дурной пример для молодежи… – вздохнул Аким. – Э-хе-хе, хе-хе… Ну, на том и порешим. Обезьянку – Адаму, а нам взамен… Главное не продешевить и наконец-то воочию узреть клятых москалей. Какие хоть здешние будут на вид? Иди, рыжий, к своим избирателям и порадуй их этой новиной.

– У меня ещё вопросец имеется. Народ волнуется. Как же всё-таки звали первого укра на свете? – робко оглядывая совет, жалобно произнёс рыжеусый. – Громадянам что говорить? Волнения всякие избежать надо… А то майданить начнут.

– Эхе-хе-хе, как надо, так и звали… – недовольно прокряхтел Опанас.

– Не скажи… – вдруг поддержал рыжего Беня. – А сомнения среди укров могут привести к такому раздраю, что нам и врагов не надо будет. Первого Укра, молодой ты наш, звали – Великим Уркой!

– Как?! – изумился Аким.

– Великим Уркой, а не укром. Так его полиция на Сириусе в картотеку внесла! – невозмутимо продолжал Беня, невзирая на негодование собратьев. – Потом на Сириусе он стал великим Уркаганом. А потомкам своим, дабы не примазывались просто так к его славе, поменял местами две буквы. И стали мы украми…

– Ну, тогда понятно всё… – закивал Опанас. – Помню, мне прадед рассказывал, как он своему прадеду передачи в тюрьму на Сириусе таскал.

– Геройский был предок! – хором обрадовано согласились старейшины. – На все базары Сириуса страх наводил! А как гарно спивал на допросах!

– Живого места иногда на нем не было, а всё равно воровал! – с ликованием поддержал старейшин рыжий. (Опять соврал. Как можно говорить про то, чего не видел и не знаешь?)

– Иди, молодой, да обрадуй племя! – толкнул его пинком под зад к выходу Беня.

На следующий день после ночного гуляния по случаю определения родоначальника племени по жребию был выбран первосвященник. Затем были перевыборы и выбрали сразу троих. Однако первый избранник остальные выборы не признал и объявил земного Господа своей собственностью. Самозванцам предложил попробовать выкурить его из захваченного им храма-тыквы. Наступило затишье – всем нужно было время, чтобы понять это событие, да и с Лилит нужно было что-то делать…

Обычай предков старшины исполнили в самом дальнем доме-арбузе, чтобы более молодые укры раньше времени не впали в искушение. Пока Лилит в течение нескольких дней и ночей открывала для себя новые способы общения с самцами по очереди, рыжеусый с огромным белым капустным листом на палке в руках в сопровождении сватов-укров успел провести переговоры с Господом.

Сама встреча происходила ранним утром на самой высокой горе, обрамленной причудливыми по форме и цвету скалами, с которых в долину низвергались водопады, заполнявшие большое прекрасное озеро. Солнце со всех сторон бесстыдно смотрелось в него, как в зеркало, любуясь собой и не обращая никакого внимания на укоризненные взгляды ангелов. Господь поудобней устроился на облаке, как на диване, и оттуда незаметно оглядел гостей.

И только вот в таком невидимом состоянии он согласился принять услугу (или дар) от великих укров и назначил день для свидания Адама с Лилит. Взамен он при свидетелях вызвал зелёных человечков (как оказалось, полицию нравов) с ближайшей летающей тарелки и организовал сеанс связи со своим коллегой с Сириуса. В ожидании его укры с нескрываемой радостью встали в круг, затем затопали и двинулись по кругу, прихлопывая руками по своим ягодицам. Через некоторое время они хором завыли:

– Москаляку – на гиляку! Смерть ворогам!

– Любо, друзи, любо! – раздался в небе родной незабываемый голос Господа с Сириуса, прервав эти вопли. – Будут вам москали, будут! А теперь ну-ка сгинули!

Укры вдруг стали лопаться, как мыльные пузыри, и лёгкими дымными фитильками исчезать в порывах внезапно подувшего лёгкого ветерка. Уцелел только рыжеусый. Один из ангелов, перебросив на другое плечо топор с длинным топорищем, украшенным цветными ленточками, подкрался к нему сзади и наградил его сильнейшим небесным пинком. Так и не узнали великие укры, о чём же разговаривали два Господа. Пришлось им самим выдумывать и приписывать создателям вселенной свои фантазии.

Господь Земли в разговоре с Создателем Сириуса всё-таки в чём-то ещё сомневался, но так, по мелочи. Он, правда, уточнил у своих ангелов происхождение Лилит. Девушка благородного происхождения из временами прямоходящих приматов его полностью устроила.

С Лилит укры прощались неохотно – особенно те, кто не успел пообщаться с ней наедине по обычаю предков. Её привели на вершину холма, окружённого тремя рядами частокола из неошкуренных стволов деревьев. Внутри горело множество костров, над которыми были подвешены огромные котлы. В каждом таком котле можно было разместить целую семью приматов. Горы черепов за холмом были легко узнаваемы – они могли принадлежать только приматам. Туши разных животных уже освежеванные висели на кольях или просто были свалены в огромные кучи. Пахло, точнее, воняло невообразимо.

Лилит с ужасом увидела возле входа своих ещё живых лежащих в ряд связанных по рукам и ногам сородичей – это были охотничьи трофеи Великих укров. Но её, перепуганную, дрожащую от страха, повели не к ним, а к скопищу укров, окружавших холм со скорлупами огромных кокосов в руках. Все они семьями сидели у своих костров. Вскоре из ворот предприятия общественного питания племени повара на нескольких носилках вынесли котлы, и началась раздача пищи.

Всё это сопровождалось невероятным шумом и давкой: укры выпихивали друг друга из очереди, роняли свои скорлупы на землю, давили их ногами и кусали острыми зубами друг друга за что придётся. Повара, не обращая внимания на это безобразие, половниками, выдолбленными из цельных деревьев, выливали горячее варево иногда прямо на головы страждущих. А в ворота кухни на холм степенно проходили старшие укры – каждый из них при себе имел личный тазик, вырубленный из камня.

После обеда Лилит, с головы до ног измазанную объедками и грязью, старшины выдернули из толпы злобно урчащих и чавкающих укров и повели к озеру. Там несколько самок-укров, бесцеремонно схватив её за лапы, стали окунать в воду и время от времени пытались оттереть её шерсть пучками сухой травы. Всё это время Беня и Мыкола точили о прибрежный камень свои обсидиановые ножи. По их знакам самки выволокли Лилит на берег и разложили её на песке.

Лилит зажмурилась, покорно выполняя требования укров. Было очень больно, когда они принялись скоблить её тело этими страшными предметами. Несколько раз то Беня, то Мыкола, забываясь, приступали к свежеванию. Лилит взвизгивала от боли, они приходили в себя и продолжали дальше свою, непонятную для нее процедуру. Вскоре Беня, удовлетворенно хмыкая от проделанной им работы, остановил Мыколу:

– Таки на человека стала похожа. Как бы из Сириуса девка человеческая теперь. А то эволюция, эволюция… Ты глянь, какая красотка случилась… Мыкола, что это у тебя?

Мыкола с недоумением посмотрел на свою набедренную повязку, которая давно уже шуршала и дыбилась. В отличие от напарника, у Бени было всё в порядке. С нескрываемой враждебностью загорланили самки, но выразительный взгляд Бени быстро их успокоил. Они, ворча и повизгивая, стали наблюдать за Мыколой, который, по-свойски пристроился к Лилит. Лилит почувствовала что-то неприятное – вся кожа зудела и неприятно стягивалась после бритья. Но была покорной и осторожной под Мыколой, чтоб не огрести за просто так пару оплеух. Когда Мыкола завершил с громкими стонами свое дело и поднялся вместе с Лилит, самки по приказу Бени бросились собирать клочья шерсти, оставшиеся после бритья жертвы любвеобильных укров. (Беня добровольно к своей выгоде отвечал перед племенем за снабжение всех утрамбованными шерстяными подстилками на ночь. Гешефт, однако.) А вот у Лилит, которая только-только свыклась с мыслью, что её больше ничто не испугает на свете, случилась истерика:

– Что это? – ощупав свою голую кожу, она разрыдалась так, как не приходилось ей рыдать прежде. Она глотала слёзы и давилась уже освоенными словами разумной речи. Беня схватил её за плечи и со всего размаху закинул в речку. Самки снова принялись её полоскать. Затем великие укры отвели её к самым старым дамам племени, которые занялись её обучением правилам хорошего тона. Срок выдачи Лилит Адаму приближался. Она об этом уже знала и покорно ждала своей новой участи. За это время Лилит научилась более членораздельно, понятно говорить и ходить на двух ногах. За попытку встать по привычке на четвереньки её беспощадно лупили старухи-великанши.

Но однажды утром её разбудили, покормили фруктами и повели к выходу из этого негостеприимного становища. Проводниками были рыжий и две визгливые самки в сопровождении отряда укров, вооружённых дубинами и трезубцами. Переругиваясь с ними, самки крепко держали Лилит уже не за лапы, а за руки и враскоряку тащились по узкой тропинке среди высоких трав. Солнце лениво огибало верхушки исполинских деревьев и нещадно обжигало гладко выбритую кожу пленницы. Наконец зашли в лес. Стало прохладней в тени гигантских папоротников и под смыкавшимися в единое целое кронами невообразимых по своим размерам деревьев. Идти пришлось долго.

Наконец её привели к перекрестку, откуда начиналась дорога в Эдем, ну, если верить иероглифу на висящем на самой нижней ветке баобаба указателе со стрелкой. Рыжеусый подошел к указателю, покрутил его из стороны в сторону и выбрал крайнюю правую дорогу. Вообще-то все дороги вели в Эдем: только одна была короче остальных, другая чуть подлиннее, а третья необъяснимо долго плутала вокруг райских кущ. Вот она-то и оказалась выбранной.

Проводы были недолгими – Лилит помнила про котлы в столовой укров, и вернуться, чтобы попасть в один из них, желания у неё не было. Вначале она шла, озираясь по сторонам и вздрагивая от каждого случайного звука. Но постепенно к ней возвращались её беззаботность и любопытство. Вокруг всё стало вызывать в ней интерес. Она уже научилась то ли петь, то ли мурлыкать благодаря учебе у укров, но сейчас она издавала звуки не по принуждению, а по настроению. Это её стало даже забавлять. Потом…

Вначале она не понимала, что её стало слегка беспокоить, затем настораживать. И вдруг она остановилась и огляделась по сторонам – нигде не было видно зверей, змей и гигантских пауков, стрекоз и диких комаров величиной с летающих пингвинов. Она шла по тихому пустому лесу. И тут она сошла с еле заметной тропинки и пошла наугад, чем во много раз сократила свой путь. Вскоре впереди что-то засияло всполохами бесчисленных радуг. Это и был Эдем. (И зачем только Господь отдал эту чудесную красоту девственной Природы на растерзание людям?)

Единственный вход, куда привела её тропинка, поразил воображение Лилит. Сам заповедник земного счастья окружал бесконечный широкий и глубокий, уходящий, казалось бы, к центру Земли, гигантский ров. За рвом сияли стены, сложенные из полупрозрачных светящихся камней. Из глубин рва вырывались языки пламени, бликами скользившие по бурлящей где-то ещё ниже воде. По левую и правую стороны рва вдруг стали проявляться какие-то письмена на радужных клубящихся дымных испарениях воды. Лилит краем глазом смотрела на эти рисунки, не понимая смысла, как нет смысла для современной женщины в ценниках на одежду, которые она видит боковым зрением. Над стенами многочисленными арками изгибались потоки воды, то и дело превращаясь в преграду прозрачнейшего вида горного хрусталя. Замирали, переливаясь яркими разноцветными брызгами под лучами солнца, и вновь бурлящим потоком создавали арки, передвигаясь над стенами.

Через ров от Лилит как-то незаметно стала вырастать башня. Появившись из стен, она вдруг стала центром бесчисленных лучей, устремившихся в небо. От неё ярчайшей вспышкой света прямо к ногам Лилит бесшумно упал мост. Любопытство Лилит преодолело смятение чувств перед всем этим неизведанным. Она осторожно шагнула на мост, остановилась, но что-то заставило её идти дальше. За мостом с её приближением бесшумно стали открываться ворота. Лилит остановилась, замерли и ворота. Тогда она уже безо всякого страха побежала к ним. За ними она попала в лабиринт тропинок. Невероятно прекрасные цветы в огромном своём многообразии её не привлекали ни ароматами, ни своей ни в чём не повторяющейся красотой. Она не была ботаником, она была дитя Природы. Цветы были несъедобными…

Лилит наугад выбрала одну из тропинок среди этих воистину волшебных цветов и пошла по ней. Она не чувствовала ни голода, ни жажды, ни усталости. В Эдеме сквозь тени кустарников и деревьев уже приближались сумерки. За одним из поворотов дороги она увидела лужайку, а за ней на небольшом возвышении непонятное ей сооружение. Из него вышел Господь. Кто он, Лилит поняла сразу. Она вряд ли смогла бы объяснить, почему это ей стало понятно.

– Лилит, – обратился он к ней, – отныне этот шатёр – твой дом.

Лилит не удивилась, молча кивнула и с большим нетерпением стала оглядывать незнакомые места. И увидела, как бежит к шатру Адам. То, что он Адам, ей тоже почему-то было известно.

– Ты ведь знаешь, кто он? – спросил её Господь.

Лилит кивнула и подошла поближе к шатру. Оглядев её с ног до головы, он, как истинный художник, с помощью нескольких пассов рукой и щёлканий пальцев превратил её в идеального человека.

– Живите и дружите, а то ему что-то здесь слишком одиноко… – вздохнул Господь и исчез, как будто его и не было.

Адаму вначале Лилит понравилась; она возила его на своей спине, убаюкивала на коленях, ловко карабкаясь по деревьям, срывала для него фрукты, научила его многим играм. Шатёр скоро заполнился нужными и не очень вещами. Нет, арфы и трубы, украденные у простодушных ангелов, могли бы когда-нибудь пригодиться, фрукты и овощи тоже должны быть в доме про запас – кто бы спорил? Но вот сандалии некоторых архангелов из гранита, франтоватые деревянные башмаки с крылышками из золота самого Люцифера, которые они с таким усердием приволокли домой, пустые бочки из-под амброзии, ложки и тарелки из главного ресторана Эдема? Зачем? Ну, дети, что тут скажешь… Служащие Эдема делали вид, что пропаж не замечают.

Правда, иногда Лилит скучала и бесстыже трогала Адама за самое приятное для неё место у самцов. Он морщился, дулся на неё и по два-три дня не разговаривал и не общался с нею. Она вздыхала и не понимала, зачем она тогда здесь и что от неё всем ещё нужно?

Как-то играя с Адамом в прятки, она из-за своего куста увидела, как какой-то ангел, оглянувшись по сторонам, отстегнул свои крылья и спрятал их в кустах. Затем встал на странный красный валун и, сложив на груди ладони, вдруг исчез, оставив после себя небольшую воздушную воронку. Лилит быстро взобралась на высоченное дерево поблизости и пригляделась: воронка, медленно огибая защитный ров, достигла другого берега. И тут же из неё выбрался ангел и, поправив на себе белые одеяния, зашагал в сторону знакомого ей леса.

С этого дня Лилит стала подглядывать за этим местом. И вскоре снова случайно увидела прекрасного ангела, который откликался на имя Люцифер. Он был очень красив. (Лилит уже освоилась с новыми вкусами и представлениями о красоте.) А его достоинство было гораздо крупнее, чем у остальных небожителей. Она просто разомлела от восторга, но ангел был к ней холоден и даже как-то слишком по-житейски равнодушен. В очередной раз перед сном обидев своими намеками Адама, она вспылила, треснула сожителя по голове краденой ангельской трубой и побрела рыдать в кусты.

Вскоре она дошла до знакомой лужайки с загадочным валуном. Лилит встрепенулась, в ней вдруг проснулась тяга к родным местам и, не раздумывая, она с разбегу вскочила на камень. Но ничего не произошло. Ровным счётом ни-че-го! Она подпрыгнула на нем раз, потом другой, затем просто бешено затопала ногами. И тут появился Он. Люцифер с интересом понаблюдал за Лилит и, хлопая крыльями, описал над нею круг и приземлился на лужайку. Лилит спрыгнула с камня и подбежала к нему.

– Ну, ничего в этой глуши ни от кого не скроешь… – улыбнулся ангел. – Мне нравиться твоё любопытство. Хочешь узнать секрет этого камня?

Онемевшая от восторга Лилит лишь закивала и подошла поближе.

– Иди за мной! – приказал Люцифер.

Она послушно поплелась следом. Ангел помог ей взобраться на камень, а потом непонятным образом взмыл над землей и очутился рядом с ней.

– Слушай внимательно… – он сбросил с себя крылья и положил руку ей на плечо. – Секрета в камне нет, секрет в заклинании. Повторяй мысленно, про себя, поняла? E = mc² и так три раза. Три ра-за…

Лилит закивала и закрыла глаза. Но ничего не происходило. Ангел зашептал ей что-то на ухо и сильно ущипнул за плечо. В тот же миг завертелась воронка и втянула в себя главных персонажей будущей исторической земной мистики. Внутри воронки Лилит изо всех сил прижалась к напарнику и, мягко приземлившись на другом берегу рва, смущенно отвернулась, не пытаясь ослабить свои объятия.

– Пусти же, наконец… – прошептал Люцифер.

– А что это за заклинание? – спросила Лилит и отпустила ангела.

– А-а, это формула нашего ускорения. Она нигде больше на свете не работает – только здесь. Но в неё надо очень сильно верить! Просто верить, не требуя доказательств.

Дойдя до хорошо ей знакомого становища, она засомневалась, вспомнив не очень приятные обычаи укров и их аппетит. Люцифер, не скрывая своего раздражения, показав на еле видный расплывчатый диск луны, объяснил:

– У нас время только до восхода солнца. Ничего не бойся. Вряд ли они тебя опознают. Ты теперь такая красавица. А Господь наделил тебя невидимой защитой: твоих обидчиков, если ты только возненавидишь кого-нибудь, будет бить молния. А мне надо к своим девочкам.

– А как же я?

– Увы, ты прописана в Эдеме! Так что между нами ни-ни-ни! Запрещено со своими – инцест, так сказать. Я ещё не так авторитетен, чтобы посылать Господа куда подальше. Хотя… Ты мне нравишься. Когда-нибудь…

С этого случая жизнь Лилит совсем наладилась. Днем она носилась по кущам с Адамом, ставила его на место, когда он пытался утвердить свое превосходство над ней, а по ночам, когда Адам начинал громко храпеть у входа в шатёр, осторожно переступала через него и исчезала из Эдема. Великие укры стали мучиться бессонницей. Кто-то был доволен этим (таких было совсем немного), а кто-то, получив удар молнией, либо испарялся, либо, непонятным образом уцелев, превращался в буйный кошмар своего племени. Майдан не пустовал – он стал основным местом на земле, где украм после ночных кошмаров приходили на ум самые невероятные для здоровья мысли.

Однажды Лилит увела и Адама в самоволку. Тот как-то среди ночи встал по нужде. Вернувшись на свой коврик перед шатром, он вдруг увидел возвращающуюся непонятно откуда Лилит. Объяснения не помогли. Адам, как последний склочник, так и норовил бежать куда-то с доносом. Пришлось Лилит уговорить его дождаться вечернего отбоя, когда в Эдеме гасят все источники света, и попробовать получить новые впечатления от жизни.

Адам не потерял своей девственности. Он даже не понял, чего от него хотела разъярённая самка гигантского роста. Защищаясь, он случайно спалил её молнией. Зато он впервые увидел столько новых живых существ. И его потянуло к ним – прежняя жизнь была, оказывается, такой скучной…

Теперь они на пару стали бегать в самоволки. Днем они невинно развлекались в Эдеме – пользовались трёхразовым бесплатным питанием, воровали всё, что им могло показаться нужным, и тащили в свой шатёр. Надоевшие вещи стали прятать в ближайших кустах – в шатре всё уже не помещалось. Ну а ночью они вовсю, каждый по-своему, веселились на воле. Лилит сжигала всё-таки изредка молниями самцов, а Адам избавлял природу от самок, защищая девственность своих привычек и игр. (Чем бы дитя ни тешилось…)

Господь на личном облаке притормозил над поляной, где бегали Адам и Лилит и нахмурился. Нет, он всё сразу понял. (Он же всевидящий, всеслышащий.) Но вот как-то ему захотелось от своих созданий услышать их объяснения. Он ещё раз вгляделся в живот Лилит – ну какие там ещё сомнения могут быть в её положении? Потом перевел взгляд на Адама – невинный взгляд взрослого мужика, да ещё младенца по уму и воспитанию ему очень не понравился.

– Кто? – спросил он у своих сопровождающих.

– Вестимо, кто, – запел хор херувимов, – иммигранты из Сириуса. Великие укры. Аминь!

– А я на них понадеялся – не поверил коллеге из того мира. Его же не поймешь: то на нормальном языке разговаривает, то переходит на пророчества… Так не хотелось Адама ребра лишать – он мне почти родной. По образу и подобию своему его лепил.

Адам с Лилит даже не подозревали, отчего такие тучи над ними сгущаются – облако тогда вдруг почернело, набухло от Господних слёз и рвануло непривычным для райских кущ ливнем. Несколько раз громыхнуло (это он так высморкался), затем полыхнули молнии.

– Адам, ты где? – грянул голос с небес.

Адам, застигнутый врасплох эти вопросом с небес, спрятался в ближайших кущах. А Лилит с удивлением и лёгким испугом стала озираться по сторонам. Затем недоуменно скривила губы: «Показалось, что ли? – она замерла под струями ливня. – Не видно, значит, спрятался. А если спрятался, то играет с нами в прятки… Ну, в прятки так в прятки! Ну и льет…»

Но Господь повторил свой вопрос. Сомнений не осталось – за ними кто-то подглядывает. Лилит попыталась разглядеть за плотной завесой дождя владельца громового голоса, но… Адам выскочил на поляну. Он впервые попал под дождь, да тем более, под такой ливень. Он помнил, что был изготовлен из глины, и боялся превратиться в исходное сырье. Оглядев свое творение, Господь пощекотал мурашками по его коже, вздохнул и велел трубить общий сбор. Не только Адам оглох от рева небесных труб. Перепуганная Лилит утащила его в ближайшую пещеру, в которой от алмазных стен отражались блики с поверхности небольшого подземного озера.

Над облаками было сухо. Небесная рать, бесчисленная, видимая и невидимая, мгновенно выстроилась перед облачной резиденцией. Господь сразу определил непорядок – одного ангела в строю не хватало. В перекличке тогда не нуждались – всё основано было на доверии. Дисциплина рушилась – возвращались времена хаоса, когда Господь (тогда ещё Дух бесплотный) носился во тьме над бездной, определяя границы своего поселения.

Ангел с умилением смотрел на очередного своего отпрыска, брыкавшегося на руках у любимой подруги. Правда, время от времени он поглядывал на другую, которая с осуждением взирала на всю эту семейную идиллию, поглаживая свой голый, очень уж выпуклый живот. Виновным он себя ни в чём не признавал – понятия алиментов тогда просто не существовало. Оно пришло в наше время как наказание мужикам за то, что они не ангелы…

Люцифер опять улыбнулся младенцу и вспомнил, что да, он очень занят. Визг молодой матери и будущей матери его очередного сына на него не подействовали. Чувство высшей справедливости возвращало его туда, где на своём пути к этому семейному очагу он случайно встретился лицом к лицу с молоденькой, совсем ещё неопытной самочкой на руках у могучего укра. Он не зря торопился. И… успел.

Великий укр потерял слишком много времени, бегая со своей избранницей на руках по дикому, но слишком перенаселенному лесу. Он только нашел подходящее безопасное место для сношения с малолеткой, уложил поудобней её на густую свежую траву и сбросил с себя набедренную повязку из кожи тираннозавра (раритет!), как схлопотал удар сзади по своей промежности. Исполин взвыл от боли, да так, что его рев небесное воинство приняло за взмах невидимой дирижерской палочки в руках архангела Гавриила. Неимоверное количество служебных труб исполнили музыку, ставшую позже известной людям как «Свадебный марш» Мендельсона. Гениальному композитору позже этот подарок с небес свалился во сне, и он, ничуть не сомневаясь в своём авторстве, объявил себя автором. (Какая наглость!)

Едва Люцифер закончил обучение юной особы из племени укров по теории и практике нравственных страданий и мучений к обоюдному удовольствию, как перед ним с самым грозным видом возникли архангелы.

– А-а, привет, Гаврюша, что случилось? – утомленно, с некоторым присущим ему жеманством обратился к одному из них Люцифер.

– Собрался небесный трибунал, – хмуро ответил ему архангел Гавриил. – Судить тебя будем.

– Что ж поделать? Эх, кругом одна измена, – вздохнул Люцифер и слез с довольной, но ничего не понимающей дамы. – Ну, милая, будь счастлива и не гнушайся больше ангелами. Мы такие несчастные…

– Давай-давай, поторапливайся! – загомонили архангелы, бряцая деревянными мечами о соломенные щиты.

Вскоре он понуро стоял перед Господом. Стоял без крыльев, брошенных им в кустах у красного валуна, босой, без сандалий, украденных у него Адамом, и даже без плаща, в одних лиловых кальсонах.

– Так, заговоры плетешь? В самоволки бегаешь? – спустив ноги с облака, приступил к дознанию Господь.

– Скучно же… – насупился Люцифер.

– Кому ещё было скучно? – прикрыл ладонью свой зевок Господь.

– Боюсь, что многим. Так ты и без свиты останешься… – стал дерзить Люцифер, поняв, что он выбран для показательной порки. – Посмотри, сколько особей из твоего воинства трясется от страха!

– Дерзишь? – невозмутимо прошептал Господь. – Под меня копаешь, змей?

– Устарел ты со своими фокусами, не умеешь в ногу со временем идти, – стал и вовсе хамить Люцифер, да кому – самому Господу!

– Ты на него посмотри, яйцо курицу учит! – усмехнулся Господь. – Так, все, кто ходил в самоволку – на Землю! А ты, босяк, пока побудь здесь.