Текст книги "Мистификация дю грабли"

Сергей Суров
Мистификация дю грабли

Моим, не в обиду будет сказано им, знакомым и друзьям

Предисловие

Автор убеждён (да-да, именно так, в третьем лице), что основным инструментом познания мира для человека являются не микроскоп, не телескоп и не учебники, не заветы предков, основанных на их опыте, а грабли. И если уважаемый читатель не согласен будет с этим, то он уже наступил… на грабли. Ибо никакой и ничей жизненный опыт просто невозможен, да и не состоится без этого личного инвентаря. Каждый человек, появляясь на свет в младенческом звании, начинает орать благим матом, требуя от своих родителей быстрейшего знакомства с этими удивительными плясками на граблях. Суть этой книги в двусмысленности знакомого всем инструмента садового инвентаря. В прямом применении всё понятно. А вот в иносказательном смысле, который возникает тогда, когда (внимание!) по забывчивости вы оставляете этот инструмент где придётся и, наступив на него, получаете болезненное напоминание о важности извлечения уроков из прошлого. Но то ли из-за твердолобости, то ли из-за легкомысленности, то ли по разумной случайности мы, опережая свой жизненный опыт, с большим старанием и усердием и вряд ли с удовольствием собираем впрок шишки на лбу…

Общечеловеческая история со времён праотцев петляет мимо разбросанных ранее завалов из граблей. Их накопилось столько, что куда бы уже она ни повернула, миновать ей заботливо разложенные нами же грабли уже невозможно. Вы думаете, что мы хоть в чём-то отличаемся от наших пращуров? Нет. Мы такие же, как они: в мыслях, в чувствах, в инстинктах, в желаниях, в поступках. Внутренняя психология человека неизменна, как бы и кто бы или что ни пытались её изменить. (Простите за банальность.) А внешняя психология (характер человека) приспосабливается к миражам научно-технического прогресса с обязательным, но не всегда нежным воспитанием. Если бы это было не так, мы бы после первых же поколений человечества были совершенней не только наших пращуров, но и любых ангелов из любых мифологий, созданных воображениями нашей психологии. Мы об этом только мечтаем. Нам позволено мечтать. Хотя даже эти самые ангелы как существа высшего порядка давно уже обитают неведомо где по нами же установленным порядкам. Просто какая-то чертовщина или мистика… По-научному – мистификация дю грабли. Отсюда и главный закон бытия, выведенный неведомо кем: всё новое – это хорошо забытое старое. Закон граблей!

В этой книге найдётся место не всем, но многим проявлениям этого основного закона бытия. И не всегда мистификация дю грабли веселит до колик в животе, иногда и слезу прошибет. В этой книге собраны и будут собираться впрок истории про нашу неугомонную тягу к пляскам на граблях под аккомпанементы наших фантазий и желаний. А нехватка иммунитета к неприятностям поможет нам наскрести необходимый жизненный опыт. И будем дальше жить по соседству со своим нежеланием, довольствоваться благоприятным расположением звёзд – как же без них объяснить иногда наше везение? Все истории в этой книге начинаются с давних времён и до непознанного нынешнего времени. И продолжать её примерами этой мистификации можно до бесконечности.

P. S. Первым делом, знакомясь с загробным миром, человеческая душа озирается по сторонам и, отмахиваясь от бормотания служивых этого заведения, ищет привычный ей и такой необходимый даже на том свете инвентарь. А дальше – как карты, тьфу ты, как грабли лягут…

…И, кстати, пишу я не для предков, а для своих современников, а потому морочить читателя загадками из неиссякаемой забытой речи словарей, пропавших без вести в веках, не буду.

Часть первая

Эволюция, которой нам не хватало

«Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал. И сказал Господь Бог: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».

Книга Бытия. Глава шестая.

…Как-то в глухом непролазном лесу, похоже, дело было уже в нашу, кайнозойскую эру, и, значит, вполне можно верить на слово современным учёным, на землю с высокого дерева спустилось существо, очень даже напоминающее современную обезьяну. Оно поковыряло пальцем в своём носу, всплакнуло за неимением собратьев поблизости и призадумалось… (Теорию условных рефлексов академика Ивана Павлова сам Господь тогда ещё не знал и потому как бы не одобрял, но зато запросто разрешал всем животным думать…) Мысли обезьяны тогда были короткими, но очень свежими:

«Какого чёрта я сама лезу к нему?», «Пойти, что ли, этой родственнице морду расцарапать?.. А хотя бы за то, что она меня дурой назвала…»

Она огляделась по сторонам и в лёгкой задумчивости волосатой пятерней почесала свою задницу. Гигантские папоротники роняли ядовитую росу и безжалостно дарили эйфорию смерти птицам и грызунам. Приматка, оглядываясь по сторонам, успокоилась: ужин ей обеспечен, ведь на её желудок этот яд никак не действовал. Скорее наоборот, можно было обойтись без приправ… Но было скучно – кого, кого можно было пригласить на ужин? Перед кем ей похвастаться обязанностями хорошей хозяйки?

«Был бы хоть из хорошей семьи, а то лысый спереди, косматый сзади, кривоногий, да ещё и дебошир! Подумаешь, сперла у него чесалку для спины!»

Она обошла огромную лужу, подразнила невообразимых размеров неповоротливую змею, кольцами своего тела барахтавшуюся в грязи, и снова призадумалась:

«На вечеринку у водопоя, что ли, сегодня сходить? Нет, опять в догонялки с улитками будут, да забродившие фрукты придётся сосать, чтобы настроение поднять, и травку всё равно нюхать заставят. Такими после всего все становятся ходячими кошмарами. Хуже укров. Потом с родителями в прятки несколько дней играть… Блин, лучше уж в гости к стрекозам – на поляне круг из цветов вязать и на голове его носить, хотя это такая стыдоба – кошмар! Но хоть жопа болеть не будет. И на них полетать можно в свое удовольствие, а потом перессорить их между собой. Да, не всё потеряно – жизнь продолжается! Хотя эти стрекозы, говорят, воровки жуткие – утащили двух коров прямо в небо, но со мной ведь дружат? Хотя… С кем ещё им дружить? С лягушками? Ха… С этими тварями, которые драконов гоняют по болотам и топят их там? И жрут всех подряд? Или с бабочками?.. А-ха! Эти ваще, просто – ваще! Драчливые… Мамонтов вусмерть забивают и жрут их шерсть – моль, им это разрешено! Лицемерки подлые. Зато красивые…»

Она ещё больше призадумалась над тайнами мироздания, пытаясь или разгадать их, или объяснить их с помощью своей первобытной фантазии. Но тут в этот процесс вмешались блохи – сильно и больно зачесалось… Она залезла на огромный одинокий валун и принялась искать на себе непрошеных дармоедов. К невинной фантазии девственного ума добавилась жуткая провинциальная мстительность и жестокость. Но, увы, не только в современном мире бдительность терять нельзя. Бдительность – это проценты по кредиту доверия. Чем больше проценты, тем меньше доверия… А в те времена и вовсе обходились без доверия. Кто-то сзади положил на её плечо свою тяжёлую лапу.

«Всё… Прощай, молодость! Я никогда не буду счастливой! Я даже старой теперь не стану! Сожрут! Сожрут и не посмотрят на мою красоту!» – страх обезьяны вписал эти мысли в её долгую, безмерную девичью память.

– Ху… – сдул чей-то чесночный дух пыль с её ушей.

– Ху-ху-я! – непроизвольно согласилась приматка. – Ху-ху…

Она, дрожа и икая, медленно повернулась… Перед ней стоял немолодой укр с огромной бородой. Сказать, что это была борода, было нельзя. Просто длиннющая шерсть свисала по окружности голого черепа, скрывая длинные остроконечные уши и низ лица под огромным мускулистым носом, с помощью которого укры с рождения своего умеют вынюхивать пользу для себя.

Укры – это было самое древнее племя существ, умевших постоянно прямо ходить. Остальные по-старинке всё ещё носились на четвереньках или ползали подальше от тех, кто умел кувыркаться, бегать, летать и плавать. Приматка была сама превеликого роста, но укр был выше раза в два. Почему-то все укры были бородатыми – иногда даже самки. Это их сразу отличало от простых, даже похожих на них обитателей доисторического леса. Но вожаки уже умели бриться, чтобы отличаться от остального стада. Брили не только бороду, оставляя одни усы, но и голову для вящей красоты и значимости, сохраняя длинный клок волос на ней – чуприну. А ещё они были настолько вечно голодными, что даже сам Господь Земли толком не мог объяснить самому себе, откуда они взялись? Таких ненасытных тварей он вроде не создавал. Господь попытался было порасспрашивать обитателей соседних планет, но там царил такой беспорядок с различными идеями, что он решил повременить с расследованием. Лишь после аварии летающей тарелки с Сириуса он понял, кому он обязан появлением этих тварей. И эти твари размножались с немыслимой быстротой, что заставило Господа задуматься о будущем своего мира. Они ворвались в эпоху ещё несуразных, но уже многоклеточных, очень вкусных существ – существа со вселенским писком моллюсков исчезли на суше. Лишь часть из них спаслась в пучинах ураганных морских вод. Украм пришлось прокрасться в эру динозавров – динозавры кончились… Выдохлись. Лишь куцая часть живых организмов, чтобы спастись, прикинулась млекопитающими. Но это их не очень выручало… (Палеонтологи подтвердят.) Обглодав кости последнего ящера, укры оглянулись по сторонам – под угрозой вымирания оказалось всё живое на планете. Именно аппетит укров, а не Божий умысел стал не просто основным законом, а пинком для эволюции флоры и фауны на земле. Господь впал в вековую задумчивость…

Глаза укра были полны самой чёрной печали. Он продолжал лапать перепуганную приматку и затем поставил её на четвереньки. С досадой, но тщательно осмотрев её голую красную задницу, похлопал лапой по её бёдрам, немного подумал да и оседлал её:

«Давай скачи по кругу!!» – на телепатическом уровне приказал Великий укр.

И она поползла-поскакала со своим огромным всадником по первобытной поляне, поросшей удивительно прекрасными цветами. Одинокому укру явно вскружил голову волшебный аромат этих растений. Он был романти́к. (С ударением на последнем слоге). Укр ухал, вопил и без устали бил по бедрам свое транспортное средство окаменевшими от грязи пятками. Из-за разницы в росте великана и приматки ему приходилось иногда семенить ногами по траве – он скользил и полностью садился на поясницу приматки, но она тогда так прогибалась под его тяжестью, что ему приходилось снова отталкиваться от земли своими ногами. Иногда он останавливал её перед очередным кустом с чудесными цветами, нагибался с неё, срывал ещё один волшебный цветок размером со свою стопу и нюхал, всё более и более развивая свой не только поэтический аппетит.

Ещё немного, и он избавился бы на часок-другой от своей вечной печали – все Великие укры терпеть не могли друг друга по степени значимости своих аппетитов у костра во время дележа еды. Равенства у них не было во всём. Были старейшины – только они имели право бриться, оставляя на себе длинные висячие усы. Были старшины – эти тоже брились, но не всегда – затем их самки, потом по рангу шли охотники и учёный сброд, первыми среди последних были музыканты и певцы, потом слуги старшин, повара и мастера всяких поделок. Последними в пищевой цепочке были печальные… То есть, просто укры. Но всё равно – Великие укры.

Он уже выбирал место для своего обеда, но тут… «Стоять! Дикие кошки! Давай в пещеру!» – объяснил перемену своих планов приматке наездник.

Приматка, несмотря на пот и круги перед глазами, закружившуюся от перенапряжения всех её сил голову, сама заметила опасность и рванула к скалам. Великий укр, несмотря на всю свою первобытную печаль, сообразил, что с такой скоростью ему не оторваться от преследователей, и соскочил с приматки. Он попытался было спрятаться в ближайших кустах, но тщетно… Исполины очень плохо бегали. Несколько кошек с огромными клыками отважно бросились в заросли и настигли самого печального на свете укра. Приматка спаслась, с быстротой испуганной ящерицы взлетев на огромное одинокое дерево с гигантской густой кроной…

Оттуда ей прекрасно были видны последние окровавленные кости её наездника, с хрустом поедаемые кошками с огромными, такими длинными передними клыками… Ей, только что отдышавшейся от дикой скачки с таким бесполезным грузом, хотелось петь и плясать на ветвях этого дерева, не опасаясь, критики со стороны остервеневших от лакомой добычи кошек. А кошки прибывали и прибывали на запах крови. Опоздавших хищников рычанием отгоняли более удачливые сородичи. Они мурчали, завывали, ходили кругами вокруг дерева, не решаясь вскарабкаться на гладкий высоченный ствол дерева, ставшего надёжным убежищем для дочери своего племени. Приматка стала резвиться: корчила им рожи, пуляла в этих глупых и кровожадных кошек плодами, которые срывала с веток, показывала им свою голую задницу и победно верещала на всю округу.

В это время полусонное бормотание доисторического леса внезапно на мгновение замолкло и тут же продолжилось, постепенно перерастая в гвалт и в гул землетрясения. Из леса, окружавшего огромную поляну с деревом посредине, громко топая задними лапами, выходили великие укры. Их было очень много. Все звери и птицы пустились в бега. С одним укром худо-бедно ещё можно было справиться, а вот с целым стадом… Великие укры несли барабаны разных размеров и волокли внушительных размеров рояль из брёвен и арфы со струнами из лиан. Такого количества собравшихся вместе укров приматка никогда ещё не видела.

Укры, побив в барабаны, установили рояль под деревом, и вскоре на него, как на скамеечку, влез самый большой рыжий укр с огромными рыжими свисающими усами, но единственный из всей толпы укров без бороды. Народ исполинов затих. В переводчиках в природе тогда ещё надобности не было – обходились телепатией и, если что не понимали и надо было это выразить, переходили на оглушительный рёв. Звуки издавались всем, чем могли издаваться, иногда общению помогала мимика, пантомима, а то и вовсе дубины и пинки.

– Громадяни, мы собрались здесь, чтобы в скрижалях истории запечатлеть наши деяния за очередную прошлую пятилетку! Перечисляю: мы выкопали море, изобрели и внедрили колесо и плуг, изобрели бумагу и печатный станок, обзавелись науками и библиотеками, открыли эликсир здоровья и мудрости – сало! Открыли периодический закон химических элементов. Много чего изобрели… Даже электрическую лампочку изобрели, теперь осталось электричество найти. Изобрели календарь, правда, без летоисчисления. Ну, и остальное по мелочам… Вопросы будут?

– Море, которое выкопали, как назовем? Когда построим Киев? Что за придурки на дисках порхают над нами? Где шаманы с нашим золотом? Кто нагадил утром на водопое? Куда подевались москали? Почему этот старикашка с небес обзывает нас исполинами, когда мы – укры! – раздались и громогласные, и телепатические вопли из толпы.

Рыжеусый поднял руку, и всё стихло:

– Отвечаю по порядку: море назовем Чёрным – грязное больно, Киев построим тогда и там, где на горе рак свистнет после дождичка в четверг! Летают не придурки, а дежурные зелёные человечки с нашего Сириуса! И не путать их с мухами и стрекозами… А то недавно булыжником из многоцелевой рогатки сбили небесную колесницу с самим Господом не нашим! Хорошо, что успели вовремя сами слинять и как обычно всё свалить на москалей! Ну и шишка у него была! У Господа не нашего. Спасибо ангелам из небесной комендатуры. Они заняты были – разбрелись… Не до нас им было. Все шастают и шастают по нашим бабам… Следующий вопрос, про москалей… Между нами говоря, москалей пока ещё нет на здешнем свете. Но будут, никуда они от нас не денутся. Шаманов ищем – найдём, найдём! Не найдём, так всех убогих среди нас накажем! На водопое могут гадить многие… Но клеветать на меня не надо! Кто будет пойман – пусть попробует не подтвердить! Но самое главное: москали – это враги! Главные враги благородных Великих укров! Не забывайте: смерть москалей – это единственная цель нашего существования на этой планете. Но время тратить просто так на ожидание встречи с ними не следует – займемся культурой и искусством! Ну, а про исполинов… У здешних ангелов помощники есть, писаки – Священное Писание какое-то пишут. Если разведка не врёт. Пророками их кличут… Не хотят они нас себе равными считать – вот и брешут про нас их пророки! Исполинами нас обхаяли! А мы, между прочим, пришельцы с Сириуса! А они даже слыхом не слыхивали про нашу звезду! Совсем тёмный мир здесь… Даже здешний Господь слабосильный какой-то. Но здесь он – Господь… Будет просить помочь ему тут человечество по его образу и подобию создать! Будет, никуда он не денется. Сам он вряд ли справится. Скучно ему – зверюшек слепил, а на человеков силенок не хватает. Так что мы на верном пути; когда здесь появятся москали, мы их всех перебьём, и вот тогда, согласно приговору Сириуса, мы будем прощены и вернёмся на свою звезду!

Тут приматка тоненько чихнула.

– Будь здорова!! – откликнулось хором стадо укров, оглядываясь по сторонам в поисках чихнувшей. Приматка с перепугу от доброжелательного хора потеряла равновесие и, цепляясь когтями за кору дерева и за ветки, понеслась к земле вверх тормашками навстречу своей внеземной славе. Следом посыпались красно-чёрные перезрелые плоды размером куда больше современных кокосов. Из них стали выползать… Нет, не червяки. Судя по размерам, будущие анаконды…

Укры, почесывая ушибленные головы, расступились перед таким плодопадом и вразнобой зарычали:

– Хорошо хоть это слива, а если бы груши или семечки с подсолнухов?

– Поубивало бы…

– Это ещё наше счастье, что арбузы на деревьях не растут!

– Чё это было, панове? – задрав голову вверх, громко спросил рыжеусый. – Хорошо, что рояль уцелел… Инвентарь племени, однако.

Из груды огромных слив, охая и причитая, вылезла приматка. Укры притихли и с большим интересом подступились к ней:

– Так ты обезьян? – спросил рыжеусый с огромной шишкой, возвышавшейся на голове с чуприной. А почему так мало шерсти на тебе?

– Не знаю… – всхлипнула перепуганная до смерти приматка.

– Кроманьонка? – поинтересовался рыжеусый.

– Чё? – затряслась приматка, не поняв вопроса.

– Значит, не кроманьонка. Неандерталка? – не унимался рыжеусый.

– Да дура я! Дура!! – заревела приматка.

– Оп-ля! – обрадовался рыжеусый. – Цыц!

Приматка закрыла руками лицо и затихла. Рыжеусый, оглядывая толпу притихших укров, продолжил:

– Мы знаем! Теперь ты будешь не просто обезьяном, будешь приматом! Мы поможем из тебя человека сделать. А ты ничего… Волосы… как у наших девок, да и шерсти на тебе маловато. Давно мы такую ненормальную ищем! Ты, может, поумней других своих сородичей и даже… ну, да, – похожа чем-то на нас! Зови других… ну, своих маму, папу, братьев, сестер, бабушек, дедушек и соседей…

– Сирота я, сирота! Никого-то у меня-то нету! – горестно всплакнула приматка.

«Ну почему я такая невезучая? Теперь вот приматом надо быть. И зачем оно мне надо? Столько хлопот с этими украми… – запаниковала она, но про себя. – Родственников моих им подавай… Ага, счас! И на обед, и на ужин, и на завтрак вам – разбежалась!» – при этом она держала скрещенные пальцы за спиной, чтобы предотвратить утечку информации на телепатическом уровне.

– Назначим тебя потом прародительницей москалей! Мужа тебе только выбрать надо… Давай сюда этого… как его… гориллу! – хлопнул в ладоши рыжебородый.

– Так его мы сожрали на последней свадьбе… Тебе что, память сливой отшибло? Ты же сам первым разорался, что не потерпишь фальши и плагиата! – ответил ему кто-то из укров.

– А какого рожна вы его петь заставляли, когда он в капкан для саблезубых тигров попал, а? – вскипятился рыжеусый.

– Так ему было сказано: «Слава героям!». И ждали отзыва. Мы ж подумали, что вроде из наших он будет, в темноте-то похож ведь был, а он… – поддержал общество подозрительно чернокожий укр. (Чернее сажи, чернее ночи, чёрный до синего отлива, хотите верьте, хотите нет…)

– Он такое понёс, такое стал орать! И было всего-то сказано ему: спой чё-нибудь! Ну, чтобы опознать! Наш или не наш. Гарно ведь спиваем. А он… – тут рассказчики уныло замолчали.

– И чё он?

– Нашим матом ругается, но не поёт! – горестно вздохнул чернокожий парубок.

– У-у-у, – завыл рыжий, отплясывая на крышке рояля, – опять придётся переться в Эдем на приём к старикашке. Может, он заодно тогда поспособствует нам в поисках москалей. Он ведь тут, на этой планете, не зря же масть держит. А с этой дурой… На совете старейшин решим.

Стадо укров притихло на какое-то мгновение от столь путаной, непонятной речи предводителя, затем взорвалось воплями и свистом:

– Геть, ганьба! Слава героям! Рыжего на гиляку!

– Слава нации!! – не растерявшись, гаркнул рыжий.

Гипноз как наука был обретен вожаками укров ещё на Сириусе. Любую смуту или мятеж гасили в зародыше подобными заклинаниями. Толпа укров при этих символах мгновенно превращалась в управляемое, но полоумное стадо. И потому неудивительно, что в ответ укры с неописуемым восторгом в едином порыве взревели:

– Героям слава! Смерть ворогам! Любо, рыжий, любо!

Задрожала земля под задними лапами укров, заплясали реки и моря, горы и холмы от скачек на месте, грохнула взрывчатая смесь из метана – хорошо, что почти все исполины не признавали даже набедренных повязок, потому никто особо не пострадал. (Так, носили от случая к случаю венки из травы на бедрах…) Громче пуканий укров грянул клич:

– Хто не скаче, той – москаль!

Заметались по небу облака, огромные волны вздыбились над водной гладью озер и морей в такт прыжкам тысяч исполинов. От единого материка Гондвана с дикими трещинами и землетрясениями стали откалываться целые куски: Евроазиатский кусок, кусок Антарктиды, Австралия, Северная и Южная Америки и Африка. Последней отползла Гренландия. Ещё бы немного, и земля сошла бы с орбиты.

Господь, еле удержавшись на служебном облаке, отяжелевшем от пыли, поднявшейся к небесам от топота исполинов, послал наобум с десяток молний на землю, но не попал в укров. Зато обжег множество крыльев ангелов, в панике носившихся в пылевой буре между небом и землей. Он послал множество запросов своему коллеге с Сириуса. Это вызвало удивление на далёкой звезде, и были в ответ ему присланы пожелания скорейшего выздоровления и успехов в строительстве нового мира.

Укры повалились на землю, чтобы перевести дух после ритуальных скачек. Приматка, оглохшая, задохнувшаяся от газов и пыли, поползла было прочь от легиона душой отважных идиотов, но была перехвачена и возвращена на свое место. Рыжий, добившись полного контроля над племенем хотя бы на ещё один день, предпринял новую уловку для укрепления своей власти:

– Негоже нам мириться с чужими названиями! – прокричал он громовым голосом, дабы было слышно не только собравшимся соплеменникам, но и посторонним, возможным слушателям на небесах.

Укры все, как один, впали в недоумение. Нет, не зря рыжий прошел обучение на совете старейшин, прежде чем был избран всенародным голосованием вождём племени. Одно из правил обучения гласило: для уверенного правления над украми необходимо иметь морковку в запасе для ослов. Иными словами, чтобы отвлечь племя от неудобных для власти мыслей, бывает очень важно скормить ему что-то, что как бы похоже на важное дело, но таковым не является. Вот так родилась служанка политической науки – топонимика.

– Каждому ручью, каждому озеру, каждой горе, тропинке каждой, да что там – каждой травинке надо дать свое название от нас. Прежние названия, если они есть, как вредные для нашей истории заплевать и забыть! – рыжий был изумлен собственным красноречием больше слушателей. – Жду, что вы все как свободное племя самых умных личностей выразите свою волю согласием! Любо вам?

– Любо! – дружно проревели укры.

– И последнее: назовем эту поляну майданом, как на Сириусе! Ну, чтобы от других здешних мест отличать. Шоб было где волю племени выражать. А счас тащите сюда музыкантов – отпраздновать надо!

Из среды чумазых и потных укров с важным видом прошествовали к роялю несколько музыкантов в накидках из драных шкур и в шляпах на головах из кизяков. Зазвучали бандуры, заскрипели арфы и забрякал рояль, – заглушая всё, забухали барабаны. В паузах между этой какофонией куплет за куплетом полилась грусть-тоска о ненайденной родине, о славном прошлом… Попели от души. Общественная жизнь племени на этот день, как обычно, завершилась избиением нескольких сородичей – больных или просто слабых и тех, кто не понял, зачем, по какому поводу они все собрались и притащились на эту поляну. После чего укры, одержав непонятно над кем и зачем победу, торжествующе побрели к своему поселению.

На левом берегу доисторической реки поселение укров было построено из арбузов – сердцевину арбуза они выедали, из корки выгрызали нормальные двери и окна. Жилище получалось просторным даже для большой семьи исполинов. Вот только служило оно недолго. Но в чём проблема? Вокруг круглый год поспевали со сказочной быстротой новые арбузы, пригодные для жилья. Поднять, да что там поднять, даже обхватить руками многих укров-исполинов такие арбузы было невозможно. Тогда у Господа были плохие советники – ни о какой селекции они понятия не имели. А вот когда он уразумел генетику (когда дошло время и до неё), всё растущее на земле в целях экономии пришлось сократить в размерах в тысячи раз. На память о тех ненаучных временах остались арбузы. Арбузы ведь ягоды, а размеры – сравните-ка с другими ягодами.

На правом берегу укры в свое время пытались вселиться в пещеры, но это не нравилось постоянным жильцам – саблезубым тиграм, пещерным львам и летучим мышам, – величиной каждая из них была тогда с хорошего нынешнего волка. Борьба за коммунальные удобства шла с переменным успехом.

К пещерам в сумерках идти было опасно, и вся огромная толпа укров вброд через реку направилась к своему поселению. Там было шумно и дымно – у многочисленных костров домочадцы укров коротали время перед сном. Костры в те времена были необходимостью, они надёжно отпугивали хищников и служили уличным освещением. Из самого большого двухэтажного арбузного дома напротив грандиозной тыквы – храма в центре поселения – навстречу колонне укров вышли седовласые, седоусые укры, отцы племени и старшины. От прочих укров их отличали щегольские набедренные повязки из лопухов и (помните?) почти выбритые лица, украшенные длинными усами.

Рыжеусый склонился перед самым седовласым укром. Тот слегка подёргал за усы рыжего, потом они обнюхали друг у друга задницы и, не обнаружив угрозы в чём либо, заулыбались и обнялись. Ритуал был соблюден. Седоусый пригласил рыжеусого внутрь тыквы. Стадо укров рассеялось вокруг священного храма из высушенной тыквы в ожидании счастливых перемен в последующей жизни.

Внутри тыквы было тепло и сладко пахло забродившими стенами. Там было ещё несколько уважаемых укров – даже эта гигантская тыква оказалась маловата для всех собравшихся. Они с трудом, но расселись вокруг обложенного камнями очага. На груди у каждого из них висела каменная табличка с именем владельца. У остальных укров в ходу были только клички.

– На чём мы остановились? Ах, да… Ну, негоже как-то нам на одном языке с человеками разговаривать! Они от обезьян обычно происходят, а мы… – начал заново заседание седоусый укр с табличкой «Аким» на груди.

– А мы-то сами от кого происходим? Да и хде здесь человеки? Это на Сириусе человеки были, так мы их всех… – с ехидцей прервал его укр с табличкой «Мыкола».

– Ну как от кого? От самого-самого первого Великого Укра! – не обращая внимания на зануду, продолжил Аким.

– А как его зовут? – нервно теребя длинный седой ус, спросил укр с табличкой «Опанас».

– А я почём знаю? Завтра соберёмся по тому вопросу и определимся, – ответил всезнающий Аким.

– А всё-таки с языком что делать? Его опять все человеки будут знать и понимать, – вмешался следующий укр, почесывая густую шерсть под табличкой с именем «Олесь».

– Придумать надо новый, свой, и назвать по-другому, пока человеков здесь ещё не создали! – громовым голосом рассудил укр с табличкой «Тарас».

– Мовой! – влез (надо полагать, не в свое дело) рыжеусый.

– Почему мовой? – с явным неодобрением к выскочке спросил Аким.

– А кто его знает? – стушевался рыжеусый без права на собственное имя.

– То, как мы свой язык назовем, – неважно. Важно, чтобы от него другие языки происходили… – повернувшись к безымянному участнику совета, произнёс Тарас.

– Голова у тебя! – с восхищением глядя на седоусого оратора, воскликнул рыжеусый. – А с человеками что теперь делать? Может, заранее по очереди всех изничтожим?

– Не моги так, отрок, думать! Рано ещё. Вон мы на Сириусе устроили майдан, почти всех тамошних человеков успели поубивать, и что? Вмешался наш Господь Сириусный и изгнал нас на эту планетку. Да и человеков тут ещё нет – всё у тебя задом наперед. Как можно убивать то, чего ещё нет? – ответил ему Тарас и тяжко, протяжно вздохнул, вспомнив родину. Остальные седоусые лишь покачали головами: «Молодо-зелено…»

– Не говори, чего не знаешь… Надо идти на окраину, подальше от этих мест. Тутошний Господь как раз ведь человечеством решил уже обзавестись. Точно. У него в Эдеме уже Адам какой-то бегает! Пусть поразмножается… – громко, с непонятной обидой в голосе произнёс укр с табличкой на груди «Беня».

– Да-да, – подтвердил Аким, – как малое дитя, тутошний Господь тоже вылепил на днях вот себе игрушку из глины, оживил и назвал вроде бы человеком. Надо точно узнать, как именно назвал. Нет бы свистульку какую… Теперь вот пару наверняка ему ищет. Ни к чему хорошему это не приведет. Так же и на нашем Сириусе всё было… Там ужиться с человеками нам не удалось и здесь похоже не удастся, если это и вправду человек.

– Нет, но здесь надо по-другому всё устроить. Катиться ещё на какую другую планету, думаю, что не стоит, – задумчиво прошамкал Олесь, дожевывая одного из тараканов, в изобилии шаставших по храму. – Сховаться подальше, подождать, и-и-и… опосля всех разом, шоб ни одного жалобщика в живых не осталось.

– Надо с ним деловые отношения наладить, – погладив свои косички на висках, предложил Беня. – А пока давайте устроим перерыв в заседании. Санитарный…

Великие укры только того и ждали: все зачесались и, помогая друг другу, стали избавляться от насекомых заселившихся в их одеяния из звериных шкур. Приматку укры на всякий случай связали и спрятали под камышовым навесом перед храмовой площадью. Она вначале огрызалась и пыталась кусаться, но быстро устала, да и укры особой враждебности или кровожадности не проявляли. Все ждали новостей из храма.