Текст книги "Мистификация дю грабли"
Автор книги: Сергей Суров
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 20 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Бедный рыцарь Хуго и жена его коза
Сквозь грязные разноцветные стекла витража, слегка пугаясь собственной наивности, пробились первые лучи летнего утра. По закоулкам всей Прибалтики засверкали лужи, как осколки зеркала истины.
Рыцарь Хуго фон Клистер проснулся в самом жутком настроении – сон ему вещий привиделся. Да какой! По сравнению с ним этот полутёмный гулкий зал со вчерашними сумерками казался ему теперь самым надёжным и уютным местом на земле.
А снились ему юные бесстыжие русалки на облаках. Они объедались жареными голубями и запивали чем-то дурно пахнущим из глиняных чашек. И тут же, вращая своими радужными хвостами, метали икру, превращая её в золотые монеты перед какими-то чудесными дворцами и замками, увешанными разноцветными бантиками и гирляндами цветов вместо штандартов. Ну, рыцарь, ну, что поделать? А ещё ему снились владения предков, которые он так и не сумел выкупить, но зато под новые залоги и перезалоги и сам успел неплохо погулять и растранжирить выручку за саваны с покойников в родовом склепе. (Кто теперь будет за всё расплачиваться или отвечать?) Он вдруг (слава богу, во сне!) очутился перед стенами фамильного замка. Из бойниц разноцветных башен замка кто-то безнаказанно показывал ему кукиши!
Ах, каким же это таким знакомым и дурно пахнущим зельем русалки мочили с небес рыцаря? Ещё во сне Хуго разозлился, вытирая руки о свои мокрые штаны. Затем спросонья пробормотал:
– Хорошо, что хоть свиньи не летают! От птичек тут иногда… – тут рыцарь принюхался к пальцам и окончательно раздумал просыпаться. Но вонь была нестерпимой – она никак не давала вернуться обратно в сновидения.
Заблеяла коза. Хуго пальцами разлепил веки и, как обычно, не поверил глазам. Ещё раз попытался разглядеть животное, но тут как назло захотелось пить и ругаться! (Тевтонский орден, однако). Коза почему-то была под фатой. Фата была привязана и украшена венком из цветов на маленьких прелестных рожках.
«Наверно, опять издеваются над животным. Но кто это фату не пожалел для этого? Городские девки – модницы чёртовы!» – догадался Хуго. Фата изо льна, точнее, покрывало, тогда заменяла бедному люду на свадьбах обычные, но невероятно дорогие шёлковые накидки аристократов и купцов. (Обычная тряпка, одним словом, но повязанная особым способом на голове невесты). Дальше он узрел прямо на охапке сена спящего полуголого младенца. Коза медленно, но верно уничтожая сено, двигалась к пеленкам младенца.
Хуго застонал и взвыл:
– Стой, животное! – Хуго попытался было схватиться за свой меч, но вместо него обнаружил рядом кружку крепкого славянского вина изо ржи и пшеницы, замешанного на мёде. Выпив, он рухнул и, крепко ударившись головой оземь, окончательно проснулся. Вокруг, в нижнем полуподвальном пределе под рыцарским залом, вразброс валялись опрокинутые со столов горшки и кувшины и лежали пьяные храпящие рыцари-братья и паломники с паломницами в разных позах на полу.
Взгляд его остановился на ягодицах одной из спящих на полу со всеми пьянчугами полураздетой женщине. Она вдруг повернулась на спину и призывно разбросала ноги. Лежащий с ней рядом брат-рыцарь повернулся к ней спиной и захрапел на мотив какой-то бодрой солдатской песенки. Хуго быстро взгромоздился на полуголое упругое тело и стал стонами подпевать ему. Женщина, хоть и отвечала взаимностью, но явно ещё спала. Он стоически выдержал подобное унижение и, закончив свое дело, встал и огляделся. Краски раннего утра в трапезной были так разбавлены винными парами, что ему сразу же захотелось на свежий воздух. Женщина спросонок вздохнула и захныкала во сне от неудовлетворенной как следует любви.
На пороге из трапезной его как-то внезапно остановил караул братьев-рыцарей в жутко пахнущих мочой доспехах. Рыцарю стало ещё хуже. Ему захотелось вернуться обратно в вертеп и отдышаться, хотя он сам благоухал не лучше них на свежем воздухе.
– Рыцарь Хуго фон Клистер? – обратился к нему с необычной строгостью в голосе один из них.
– Ну, да… – жадно вдыхая лоскуты свежего воздуха из-за их спин, согласился Хуго.
– Пошли, брат, к казначею… – похлопал его по плечу старший брат.
Хуго с непривычной для него и для братьев покорностью повиновался. Может, потому, что с ним не было меча? Или хотя бы кинжала. Да, бывает склока, а бывает драка, бывает просто, по-семейному. Тем более, что в те времена людям и с драконами, и с самими демонами после бочки вина приходилось не раз в жизни воевать, уповая на чудо и на инструкции из Ватикана…
Не сам ландкомтур, а казначей, оставленный им вместо себя главой гарнизона на время его поездки в Ригу, встретил рыцаря. Казначей ещё издали так заполыхал гневом при виде него, что рыцарь согласился бы скорей на отдельный, личный котел в аду, чем на серьёзный разговор со знатоком родословной всех нечистых сил.
– Рыцарь, где деньги? Принес? – змеиное шипение, наверно, было куда безобидней трескучего шёпота казначея.
– Так я, это… ещё не был в походе.
– Так. Это ещё полбеды! Что было вчера?! – взорвался казначей, ударив по столу кулаком.
– А что было?.. – напряг Хуго очень больную голову
– А что за свадьба произошла вчера?!
– Какая ещё свадьба в нашем братстве? По уставу и по кодексу чести за это отрубить голову мало… – Хуго истово закрестился, вздрогнув всем телом от такого святотатства.
– Твоя свадьба, рыцарь, твоя!
– Что?!! – обомлел Хуго.
– Где твоя голова, рыцарь, должна быть теперь? Но это ещё не всё… Ты на ком женился? – вдруг перешёл на ехидно-ласковый тон казначей.
– Не припомню… – почти теряя сознание, Хуго ещё пытался как-то устоять, выстоять под тяжестью такого обвинения.
– Я тебе напомню. Не на женщине, а на животном, и совокуплялся ты с ним на пари на глазах у всех!!! Ты не еретик! Ты хуже! Ты – славянин! Вот что я тебе скажу, – торжествующе повертел перед носом рыцаря своим указательным пальцем казначей.
– Ну уж нет, – ухватился за последнее обвинении Хуго как за самый надёжный предлог для спасения своей души. – Грамоту имею и подтверждение от местного населения имею. Все подтвердят, что я славян пленных на последние деньги у местных эстов выкупал, дабы предать их всяким ужасным смертям! Местные жители Дерпта только аплодировали и радовались, благодаря чему я сделал рогоносцами даже местных святых…
– Так, каких-каких святых? – теперь настала очередь казначею схватиться за сердце. – Сколько ж лет или веков твоим соблазненным? На старость покушаешься?
– Опять… – стукнул себя по голове рыцарь и тут же взвыл от боли. Голова и без того страдала от похмелья и бить по ней вообще-то не стоило.
– Ладно, сделаем вид, что я ничего не слышал. Но свадьба! Это уже не грех, за который рубят голову, а мерзость, за какую даже наказание ещё не определить! Я ещё найду того, кто тебя с ней, с козой повенчал…
Хуго застонал, держась за голову, сразу припомнив козу в фате:
– Я, конечно, люблю животных, но только в пареном, жареном, вареном и в тушеном виде, иногда в копчёном… Но не до такого же вида постыдства!
– Так, костер для твоих грехов?.. – казначей сделался задумчивым. – Если до архиепископа, а там и до Ватикана это дойдёт, то всех нас и в жареном, и в пареном, и в копчёном виде отправят искупать твои грехи! Догадываешься, куда? Всех нас?
– Так что теперь? – Хуго уже не думал о себе – он думал о братьях-рыцарях и о своих бесчисленных долгах, не уступавшим безмерности его грехов. На лице у него непроизвольно отразилась радость.
– Зря ухмыляешься – долги и там заплатишь! – грозно нахмурился казначей, ткнув пальцем в Библию, разложенную огромными пергаментными страницами на столе. – Так?!
Он зашагал вокруг стола, заваленного мешочками с деньгами и свитками других пергаментов.
– Но… Есть дело, – остановился казначей, для того чтобы принять более задумчивый вид. Он скрестил руки на груди и испытующе посмотрел на рыцаря.
– Я готов, – встрепенулся Хуго, – хоть с драконами…
– Прекрати, живодер, – остановил его казначей, ещё раз нетерпеливо обойдя огромный стол, – с ними потом на пенсионе в старости разберёшься, если доживёшь, а пока слушай! – он остановился и, схватив колокольчик, зазвонил в него.
На пороге кельи-кабинета появился его помощник.
– Так, Исаак, что там у нас с Новгородом и с данью? Будь они неладны, эти славяне…
– Посылают нас. Грамотные больно! Используют берестяные щиточки в сортирах и потом на них нам письма пишут. Сволочи, – с видом самого оскорбленного человека во всей Прибалтике (а их очень, очень трудно там было оскорбить во все времена) сообщил помощник.
– Ты слышишь, рыцарь? – продолжил казначей, потерев тонзуру на голове.
– Я готов! – взбодрился Хуго, вскинув голову.
– Это тебе не с перепуганными драконами воевать. Набирай бездельников, становись командором – и на штурм Новгорода! И долг отдашь, и козу твою опороченную сожжем на костре, как исчадие ада, совратившее доблестного христианина, – казначей небрежно перекрестился и продолжил: – На площади сожжем, на площади – проявим милосердие! Так, Исаак, карту сюда!
– Это… – замялся помощник.
– Что ещё? – взвыл казначей.
– Карту мыши сожрали, – виновато опустил голову помощник.
– Ну и воинство! И что теперь? Опять у цыган карты покупать? Нашли географов… – обозлился окончательно казначей. – Вон все отсюда! Рыцарь, у тебя только месяц!
Хуго тихонько развернулся и пошёл к двери. Чья-то нога пинком под его зад из темноты добавила ему бодрости и уверенности.
С рыцарем часто происходили вещи, которые другим представлялись чудесами. Но он в такую дурацкую мистику не верил. В него не раз, к слову сказать, попадали шаровые молнии. Ну и что из этого? Да, ума от этого у него не прибавлялось, но со здоровьем становилось всё лучше и лучше после таких попаданий. Правда, редко когда на следующий день удавалось напялить на вздыбленные волосы шлем. Зато остатки расплавленных в очередной раз доспехов блестели всё лучше и лучше. Потом и вовсе ржаветь перестали. А с молниями он как бы даже подружился – они так и норовили посещать его голову почаще не только в праздники, а иногда даже в будни.
Собрать бездельников Хуго не составило особого труда. На Русь Святую даже рабы ордена – латыши и эсты – шли с большой охотой. Это им предвещало хоть какую-нибудь, но оплату их подневольного труда на тевтонов. Даже у Хуго имелось несколько рабов из латышей и эстонцев. Правда, они не дорого стоили – десяток рабов за пару не рваных башмаков. Ну, двух-трёх ещё можно было бесплатно выклянчить у своих более смышленых удачливых братьев-рыцарей. Он быстро собрал, таская за волосья и шивороты, немалое количество и своих, и чужих эстов и латышей:
– Глисты в заднице Европы, хватит наш тевтонский хлеб задарма жрать! Вперёд на Русь! Дранг нах остин! Я ничего не перепутал?
Невероятная радость охватила прибалтов. Их немецкие хозяева посылают на Русь, дабы приобщить их к очередному походу на Восток. Эсты бросились по своим домам, чтобы как можно лучше подготовить поход на Восток против проклятых русских. Один из ландскнехтов следующим утром долго уговаривал эстонку не отдавать ему последнюю корову для очередного похода на Восток:
– Женщина, у тебя же восемь детей! Девятый вон – у тебя в пузе! Чем кормить будешь такую ораву?
– Не твоё дело! Дело чести для эстонцев убивать русских! Так заведено и так будет! – ответила ему пузатая эстонка, оглядываясь и шикая на голодные рожицы своих босоногих детей в лохмотьях, выглядывавших из-за приземистой полуразобранной на дрова избушки.
Рыцарь покачал ржавой кастрюлей на голове (шлем был сдан в ломбард мессира Соломона, графа де ля Труя-Труя согласно купчей на титул).
– Забудь о наших жертвах, о, благородный рыцарь! Да благословит вас Дева Мария! – при этом возгласе беременной эстонки рыцарь стыдливо прикрыл свой живот ворованной тряпкой с помойки богадельни Святой Марии Магдалены. (Как хочется автору, чтобы обидевшимся на него эстонцам захотелось или доказать, или опровергнуть существование этой богадельни на их земле. Жду. Ржу. Нет, ну что эстонка? Видеть русских ей не доводилось, но не будут же врать ей господа тевтоны, во всех красках описывавших диких, злобных, беспощадных соседей с Востока?)
– Ну, как хочешь, святая женщина… – обмолвился рыцарь, вытирая свои слёзы благодарности ещё одной краденной реликвией – рогожей из свинарника соседей этой благородной женщины.
Голодные взгляды и писки своих детей гордая эстонка остановила своим материнским воплем любви:
– Дети, у нас хватает крапивы и желудей! Пусть русские попробуют прожить настоящий голод! Зажрались эти русские… Будь они прокляты!
Рыцарь бодро поволок за собой последнюю корову со двора, благодаря вслух Создателя за такое доброе отношение к воинам ордена мирных жителей Прибалтики. Вслед ему были обращены тоскливые голодные взгляды детей славной эстонки. Выжившие дети этой и подобной ей других гордых эстонских женщин из поколения в поколение стали передавать свою ненависть к русским уже своим детям и внукам.
Но вот беда – был банный день. Потому один день пропадал из назначенного срока похода. Как все цивилизованные люди, тевтоны ежегодно мылись. В огромную бочку окунались по рангу и чину все. Первым, не снимая одежду, залез казначей. Залез-то залез, но с таким кислым видом, зажимая пальцами нос, чтобы не вдыхать пары чистой горячей воды. Там он надолго не задержался – дела! За ним члены конвента (совета), потом рыцари-братья, а потом уж все остальные.
Окунувшись в огромную бочку последним из братьев-рыцарей и почувствовав в себе новый прилив сил, рыцарь Хуго принялся готовиться к походу на дикарей-новгородцев. Но так как предпоследним в бочку залез не он, а рыцарь, страдающий поносом (прошу простить, диареей, если быть цивилизованным писателем), будущий покоритель Великого Новгорода, обнюхав бочку (а в неё ещё до этого многие сходили и по-большому, и по-малому), помочил пальцы в этой жиже и перекрестился.
Кое-как он подобрал себе коня и запасные доспехи. Пусть они ржавые и снятые не известно с какого покойника, но это всё же лучше, чем идти в бой с дикарями в суконной куртке и в драных штанах. (Старые доспехи после последней встречи с шаровой молнией просто так расплавились, что стали малы по размеру – пришлось их обменять на выпивку в корчме Святого… то ли Грааля, то ли дракона). Но вот ещё беда: султаны (перья, то есть) на шлеме отсутствовали. А как без перьев на башке идти в бой против дикарей?
Хуго со своим пойманным когда-то на воровстве пустых обещаний сиротой тридцати лет от роду и ставшим его оруженосцем-идиотом остановился в задумчивости у курятника ордена рядом с собором. Там испуганно закудахтали даже петухи.
– Вот вы-то мне и нужны, – оглянувшись по сторонам, прошептал рыцарь и решительно одним ударом могучего кулака свалил на землю и сторожа, и дверь.
Ему стоило немалого труда найти петуха с перьями на заднице. Перепуганное существо, понимая, что его ждёт, рвануло на стропила сарая. Остальные петухи с голыми синими задами задумчиво поглядывали то на куриц, то друг на друга. Рыцарь сумел всё-таки петуха поймать и спустить на землю. Через полчаса радостный рыцарь с помощью вечно голодного своего оруженосца прикреплял перья к шлему. Петух в сыром виде исчез в задумчивых глазах оруженосца, а перья остались. Оруженосец сыто рыгнул.
Войско, построенное перед походом, озадачило рыцаря – оно едва держалось и на своих ногах, и в седлах. Но время и ещё раз время, данное ему для искупления грехов, поджимало. Грело солнышко, блеяла где-то коза, когда за отрядом тевтонов опустились городские ворота. Лошади рыцарей, неспешно вихляя своими задами, заваливаясь то в одну сторону, то в другую, неторопливо, очень неторопливо, несмотря на все издевательства и понукания со стороны рыцарей и пеших прибалтов, потащились в сторону Новгорода.
Природа была милостива к рыцарям – на всем пути ни разу не было дождя, а комары, распуганные запахом, источаемым воинами ордена, не осмеливались напасть на них. По ночам возле костров рыцари жаловались на начальство и хвастались судьбой, развлекались игрой в кости и пили, пили, пили… Проводники, точнее, поводыри из числа местных латов или эстов на очередном перекрестке как-то одинаково враз показывали на все четыре стороны света, помогая рыцарям определиться самим в выборе дальнейшего пути. Потом решалось всё, как обычно: рыцари бросали жребий и одного из поводырей их же соплеменники (латы или эсты) топили в ближайшей речке и шли в ту сторону, головой в которую выплывал знаток местности. Поводыри не заканчивались вместе с дорогой. Желающих навредить Руси среди прибалтов издавна было хоть отбавляй!
Дальше были топи, буреломы и лабиринты холмов и рек. Скуки не было. По пути воинства то и дело взлетали стаи перепуганных птиц, неслись в разные стороны звери, ошеломленные лязгами мечей и доспехов, самовоспламенялись деревушки обитателей болот и лесов и пропадали вещи. Нет, не те вещи, которые переходили от одного хозяина к другому после картежного азарта, а те, что числились за орденом. Штандарты, печати, грамоты, понимаете ли… А красота земная в шелестах, в красках, в звуках немела перед восходящим солнцем! Свой восторг природа иногда пыталась скрыть туманами от Бога, но как волшебно пели уцелевшие птицы… И это не было предательством красоты – природа просто не обращала своего внимания на этих придурков.
Тут им ещё раз повезло: погнавшись за очередными лесными призраками демонов, они вскоре обзавелись совсем не лишней партией прибалтов. Ну, никак не избавиться от статистов мировой истории из стран, навечно обозленных равнодушием и презрением основных действующих лиц из числа приличных держав. Статисты никчёмного народа идти на подвиг против русских людей согласились немедленно.
Небольшая заминка произошла только однажды вечером в лесной небольшой деревушке, где воинство собиралось отдохнуть и потом продолжить путь. В деревушке жили не прибалты, а ижоры. Разведке тевтонов пришлось отдать им свое оружие и лошадей и вернуться к основным силам весьма помятыми.
– Герр Хуго, – обратился к рыцарю один из разведчиков с расквашенным носом. – Там эти, деревенщины… Ну, хуже татар! Злые они какие-то!
Хуго многозначительно хмыкнул, поднял вверх десницу в дырявой железной перчатке и спешился с коня. Подозвал оруженосца и забрал у него рог. (Дуделка такая, с помощью которой рыцари обычно подавали сигналы друг другу). Какого лешего она ему понадобилась? Затем вальяжно протопал в рваной обуви к ближайшей избе и, рывком открыв дверь, ввалился внутрь.
Воинство Тевтонского ордена с опаской вслушивалось в визг и крики, доносившиеся из избы, но не вмешивалось. Из избы вскоре кубарем вылетел рыцарь Хуго (как вы помните, на всю его задницу не хватало материи для того, чтобы хоть как-то смягчить удары судьбы). Следом в него полетела увесистая дубина. Она не промахнулась. Он, держась за ушибленный дубиной бок, как-то цивилизованно пытался огрызнуться на негостеприимных хозяев, но ему очень мешала это сделать дудка, торчащая из его задницы.
– Совсем дикарями стали! – с трудом вытащив дудку, горестно сообщил Хуго своему воинству. – Такую вещь… и мне в жопу! Куда папа римский смотрит?
Это добавило ему уважения и авторитета. Оруженосец медлить не стал и доел все припасы своего рыцаря. Это было своевременно – рыцарь стал испытывать большие трудности в седле и не особенно хотел кушать. Ижор тевтоны старались лишний раз не задирать – этот народ у них считался особо опасным по части колдовства. Могли и порчу наслать, и карьеру сглазить, да мало ли что…
Они так и к Новгороду подкрались незаметно. Помогли им в этом все те же шибко пугливые латыши и эсты – им так хотелось насолить русским! Так хотелось… Настоящие прибалты! Это вам не хухры-мухры. И пусть затем им пришлось повалить немало деревьев, порядком подустать, но они навязали достаточно лестниц для штурма проклятого Новгорода. А со стороны города не проявлялось никакого любопытства, несмотря на угрожающий визг пил и стуки топоров в лесах и болотах вокруг городских стен.
Правда, понять бы вот, с какой стороны нападать на город? Не раз и не два орден рвался к Новгороду со стороны восхода солнца или со стороны севера. Взять его в полную осаду никому не удавалось. Потери были, а вот доходов нет. С юга – Ильмень-озеро. С запада густой непроходимый лес, и между сторонами света сплошные болота! Как и где войска для штурма строить? А тут ещё и город разделен Волховом на две части. Ну, с севера перед городом ещё и стены двух монастырей, населенных жадноватой и очень драчливой братией.
Хуго думал недолго. Латыши сообщили ему, что как раз с этой стороны, со стороны болота, по которому они уже проложили гати, у новгородцев невысокие стены, и вдобавок сейчас там идут ремонтные работы. Нет, стартовать штурмом со стороны детинца смысла не было – огрести можно было по полной! Да и потом форсировать Волхов на глазах купцов Великой Ганзы?.. Там ведь на берегу гостиный двор, там продавцы и покупатели со всего света! А если хуже всякой нечистой силы будут среди них китайцы? Нет, конечно на правом берегу реки и склады, и амбары с товарами… Но с чужими. Купцы со всех уголков земли. А ну как их страны обидятся на грабеж? Тут даже к Господу опасно будет обращаться за помилованием, да что там, даже к самому папе римскому бесполезно будет!
Счастье само выбрало его в очередной раз. Ремонт, значит… Запели соловьи, закудахтали куры в посаде, резвясь, стукнулся рогами о сосну, как пьяный, откормленный, довольный жизнью лось (а какие ещё бывают лоси летом на Руси?). Окончательно протрезвев от утренней прохлады, рыцари уставились на фон Клистера – командора, то есть. Он молча, как и подобает великому полководцу, не суетясь, махнул в одну сторону, затем в другую железной перчаткой. Рыцари, с трудом перебирая все свои желания с желаниями своего начальника, вроде как нашли чему повиноваться. Загадывать и спорить с ним не стали – у них как у настоящих вояк во все времена хватало и грехов, и карточных долгов… Как обычно, конница рыцарей собралась в центре, ландкснехты-лучники по бокам и впереди. Жаркий предстоял штурм. Прибалтийские рабы ждали своего часа позади тевтонского воинства со своими дубинами и с пустыми мешками для добычи.
Дождались полудня. Пели птички, квакали лягушки, грянул клич прибалтийских рабов: «Слава Германии – смерть славянам!!». Всё предвещало великий подвиг. Прибалты верили, что после исполнения ими чужих воинственных призывов славяне, очумев от наглости и неожиданности, тут же сдадутся! Сдались ведь они после игры на балалайке татаро-монголам! (Хотя до сих пор ведь выясняют славяне с татарами, кто же всё-таки изобрел балалайку).
Войско рвануло вперёд после мановения десницы великого рыцаря Хуго фон Клистера. Прикрыв рваным плащом из ворованной рогожи свою полуголую задницу, рыцарь спешился, дабы не спеша себе представить, как скоро будут накрыты столы со всякими кулинарными шедеврами перед его шатром – шатром победителя! Ведь ему самому во всё вникать надо, распоряжаться, а то вернутся вояки с победой, а тут ничего не готово. Войско во всю прыть понеслось в стык между Загородским концом и Гончарным тоже концом. Эх, знал бы рыцарь, что на русском языке означает слово конец. А тут сразу два конца…
А за стенами Великого Новгорода у Гончарного конца ещё продолжалось празднование очередной беспробудной ярмарки. Всем новгородцам предлагали за небольшую плату хлебнуть жбан чудного напитка – эля. Этот напиток аглицкие купцы варили в гостином дворе в больших количествах. С пьяными покупателями выгодней торговать. Поэтому англичане частенько устраивали такие бесплатные акции. (Но как там насчёт бесплатного сыра в мышеловке?) Нахлебавшись и облаяв купцов за загаженные ими улицы и переулки, замощенные дубовыми досками, горожане требовали ещё и ещё этого напитка.
А вот на городских стенах царствовала железная дисциплина и трезвость – пить больше нечего было! Эту самую дисциплину, завезенную заезжими заморскими гостями, как язву моровую, пытались было всем миром вывести, да так и не смогли – лень замучила. Просто махнули на неё рукой. Так и стала с тех пор дисциплина жить сама по себе, а славяне где-то рядышком с нею. А вот трезвость… Она ещё то и дело донимала всех или совестью (не верю), или кредиторами (охотно поверю!).
На крепостной стене, широкой и свободной от людей, особенно мучился с дисциплиной рыжий потрёпанный жизнью кот. Он держал чёрную кошку зубами за загривок и пытался пристроиться к ней сзади. Наконец ему это удалось, и, ворча и вращая задом, он удовлетворенно поднял хвост. Кот Васька дисциплиной и кошкой овладел одновременно – им всем оставалось от удовольствия только визжать на разные голоса. Победа кота не осталась незамеченной. Дозорные, ставшими свидетелями, покуривая трубочки с коноплей (табак Колумб ещё не успел завезти в Старый Свет – перебивались, чем могли), одобрительно захлопали в ладоши. Но уже слышный грохот ржавых доспехов из-за стен испортил им настроение.
– Ну, сколько можно? – устало обратился старый ратник, которого многие по трезвости помнили как дядю Михая, к своему молодому напарнику. – Как моя смена, так обязательно то водяные, то лешие, то тевтоны, будь они неладны!
– Дядь Миш, а че там?
– Как че, рыцари, мать их женщину, на штурм, кажись, идут… – приложив руку козырьком к глазам, ответил ратник.
– Дядя Миша, чё ж делать? – перепугался молодой, углядев из-за каменной кладки далёкие ещё, но такие уже страшные ряды наступающих.
– Как че, Митька? Тевтоны… мать их этак… Зови баб! Отчизну защищать будем! Только им об этом не сказывай! – скрипнул зубами Михай.
Молодой сбежал с городской стены на смотровую площадку и от дежурного факела зажёг тревожный костер. Яркий сноп искр от соломы тут же сменился едким чёрно-красным дымом от смоляных поленьев и пакли с тряпками, пропитанных дегтем, поднявшимся выше ближних городских крыш. Забил колокол, подвешенный на перекладине у входа в сторожку, пристроенной к основанию башни. Вскоре забухали колокола церквей, раздались крики разбуженных горожан. Засуетились по улицам люди. И многие из них стали сбегаться к стенам. По деревянным трапам на стены наконец-то стали взбегать защитники, точнее, защитницы – женщины.
У быстро запирающихся ворот скопились телеги золотарей с обычными нечистотами – их осаживали и пытались развернуть назад. С пьяных глаз золотари пытались оглядеться и сообразить, чего их это вдруг останавливают перед выездом из города? Рыскать в бочках, что ли, будут?
– Шмонать будут, кажись… – проворчал один из золотарей.
Может, баба какая колечко или бусы швырнула в семейной драке в ночной горшок? Такое бывало не раз. А может, закон какой успел созреть к осени? В золотари всегда набирались спокойные, привычные ко всему люди. Одним словом, мудрецы!
На одной из башен городских стен уже застыла в неведомом ожидании и томлении рыжеволосая красавица. Статная девушка теребила левой рукой толстую пышную косу и пыталась кого-то разглядеть в надвигавшейся волне рыцарского войска. Вскоре почти вся женская половина города столпилась на городских стенах и под ней. Злость, которую они копили для часа протрезвления мужей, переросла в ярость.
А в это время тевтоны почти добрались до рва – небольшой канавы вдоль городской стены. Целью их штурма были не окованные железом, запертые наглухо ворота, а недостроенные тут и там участки стены. Перед ними было широкое поле, то ли усеянное непонятными бороздами из песчаных грядок, то ли просто торфяные грядки для огурцов, которыми славились здешние места.
И тут началось нечто обидное и досадное: со всей прытью кони стали проседать, проваливаясь вместе с пешими лучниками в пучины с ужасающим запахом. Оказалось, как позже сообразили в своих доносах королю своему аглицкие купцы, это были бесчисленные выгребные ямы для городских нечистот, слегка присыпанные очередным слоем земли и золы новгородскими золотарями.
Доспехи на рыцарях и на лошадях стали гирями, которыми судьба наградила этих бездельников. В Великом Новгороде уже в ту пору были деревянные мостовые и тротуары. И, чтобы они не утопали и не превращались в зловонную клоаку, учредили в давние времена на вече научное полезное общество золотарей – стало чище. Ведь это действительно целая наука – устраивать клады для потомков! Археологией это теперь называется. Но они не про то говорили на вече, не об археологии, а о чистоте улиц! Народу прибывало, а чистота само собой как-то исчезала! Так недолго было скатиться до европейской культуры! А там такая вонь до сих пор…
В те времена Европа с недоумением и с недоверием слушала рассказы своих негоциантов и шпионов про чистоту новгородских улиц и гигиену нравов на Руси, принимая их за фантазии заблудших в своём невежестве людей. Некоторых, особо надоедливых рассказчиков, настаивавших на своём, вязали и тащили на лечение в подвалы средневековой психиатрии.
…Рыжеволосая красавица тем временем кого-то явно выглядывала, сверяясь по памяти с каким-то медальоном на груди. Время от времени она громко вздыхала. И в каком-то странном виде, превращаясь в живую статую, замирала на время и закатывала глаза. Потом, очнувшись, начинала всхлипывать и тут же слегка, еле слышно охая, водила рукой себя по животу и гримасничала.
Нет, она была порядочной девушкой, но есть праздник в году, когда даже самые невинные красавицы превращались в полудиких древних язычниц, возбуждавших в себе древнюю память о матриархате. Ну, были такие времена, когда женщина сама выбирала себе мужа, хотя бы на одну ночь. Одним словом, ночь Ивана Купалы. Почему именно эта ночь становилась таким праздником любви, было мало кому понятно. Но праздник есть праздник, чего уж там. Ради неё не один тевтон шёл на неслыханное – они мылись в речке. (Смердели жутко. Речки после них превращались в сточные канавы. Вся рыба вниз по течению речек после этого всплывала брюхом вверх.)
Тевтоны знали про этот языческий праздник и охотно, но втайне от своих священников частенько, как вы понимаете, посещали леса, в которых его праздновали. Вот совсем недавно и встретились на поляне в лесу молодая горожанка и незнакомый ей тевтон. Как им было весело вдвоем… А теперь вот беда такая – почувствовала девушка, что придётся вскоре ей так пополнеть, так, что даже наряды бабушки из сундука с приданым начнут застревать на её талии.
А остальные женщины, оглядываясь и крестясь на купола Святой Софии, заряжали тазики и горшки у городских стен содержимым бочек золотарей и по живой цепочке передавали их вверх на стены. Тут ещё и мужики, кто потрезвей, пришли к ним на помощь.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?