Текст книги "Великий Сибирский Ледяной поход"

Двигаясь на юг по реке Лене, мы все время ожидали столкновения с красными, так как знали о присутствии крупных их отрядов в этом районе. Пройдя беспрепятственно верст 200, мы узнали от жителей села, где заночевали, что здесь стоял небольшой отряд красных, ушедший при нашем приближении в сторону города Верхоленска. Этот отряд, все время усиливавшийся за счет присоединявшихся других мелких отрядов, отходил перед нами от села к селу без боя. Пройдя еще верст 100, мы потеряли двух казаков-квартирьеров, команда которых шла с авангардом. Подъехав к очередному селу, они поехали вперед и в селе были схвачены красными, которые увезли их в следующее село Знаменское, где зверски истязали и затем еще живых, со связанными спереди проволокой кистями рук и с пропущенными сзади, под локтями, шестами спустили в прорубь, под лед, где мы и нашли их замерзшими. Это зверство возмутило всех нас до такой степени, что следующее село Грузновское, где красные решили нас остановить, было нами захвачено таким стремительным ударом, что красные не успели ни убежать, ни увести свой обоз. Те из них, кто выскочил на реку, пытаясь ускакать или уехать на санях, были порублены нашими казаками, да и все сельские улицы были покрыты зарубленными красными. Таким образом страдания двух замученных казаков были отомщены. В лес успело уйти всего лишь несколько десятков лыжников, и по льду ускакало на хороших лошадях несколько всадников. В захваченном нами обозе были ружейные патроны, которых у нас оставалось мало, и было взято человек 200 пленных. С коммунистами разговор был короткий – они заплатили за содеянное с казаками, а остальные были оставлены в селе.

Город Верхоленск (тысячи две жителей) был после короткого боя занят нашим авангардом, но здесь мы понесли потери: было трое убитых и несколько раненых. В городе к нам присоединились два юнкера Иркутского военного училища, спасшиеся из Иркутска и пришедшие сюда в штатском платье. Они рассказали нам об иркутской трагедии и о том, что навстречу нам идет от Иркутска сильный отряд красных под командой Каландарашвили. Встреча с этим отрядом была для нас нежелательной, так как патронов у нас было все же мало, а бойцов еще меньше, поскольку половина людей были больны тифом или же были ранены, и в бой мы могли выставить всего лишь четверть состава, человек 200–300. Но другого пути не было, и, надеясь на то, что нам удастся проскочить на дорогу к Байкалу, мы пошли на юг.

Пройдя верст 100, мы обнаружили, что село Бирюльки, лежавшее на нашем пути, занято красными. Предполагая, что перед нами небольшой отряд красных, мы повели наступление на село, но наступление сразу же захлебнулось из-за сильного огня противника. Стало ясно, что мы встретились с главными силами отряда Каландарашвили. Запас патронов у нас был на исходе, а красные перешли в наступление, и если бы не наши казаки, то здесь бы и был конец нашему походу. Мы отступили от села, и, на наше счастье, красные нас почему-то не преследовали.

В недалеком бурятском улусе мы узнали от одного охотника, что от деревни Шевыкан, вблизи этого улуса, есть охотничья тропа на реку Чанчер, по которой идет зимний путь от реки Лены к Байкалу, переваливающий затем через Байкальские горы и по льду озера доходящий до заимки (верст 80–90) на полуострове Святой Нос, а затем через Баргузинский залив (верст 30) – в село Усть-Баргузин, откуда шел тракт на город Читу через городок Баргузин. В деревне Шевыкан (несколько хат) нам пришлось бросить все имущество, забрав с собою лишь самое необходимое и провиант. Оставили мы здесь всех безнадежно больных и очень тяжело раненных, так же как и не желавших идти дальше. У саней были сняты отводы, а раненые и больные были привязаны к ним веревками. Приготовившись таким образом к походу, мы тронулись в горы по узкой горной реке. Внизу был лед, а поверх него бежала сантиметров на 10 вода. Стоял мороз градусов в 20, валенки и унты, полозья саней и копыта коней покрывались льдом, который приходилось отбивать. Почти двухдневный переход до озера Тулон был кошмарным. Потом был такой же тяжелый 80-верстный переход без пути по плоскогорью, и мы вышли на зимний путь к Байкалу и через несколько дней дошли до озера. Было начало марта месяца 1920 года, и зима уже сдавала. Мы отдохнули день в тунгусском улусе, приготовили мостки для перехода возможных трещин по льду озера и тронулись в путь. К вечеру мы подошли к селу Усть-Баргузин и были из села обстреляны, но, как только мы развернулись в боевой порядок, обстрел прекратился. В селе не оказалось ни красных, ни местных жителей, и все указывало на поспешность оставления его.

Утром мы выступили на Баргузин (верст 30). Не доходя верст десяти до города, красные преградили нам дорогу при входе в ущелье, но были обойдены казаками и бежали, оставив город. В этом небольшом городке (тысячи полторы жителей) мы узнали, что с юга, по тракту от Верхнеудинска, шел на нас большой отряд красных (верст 300), и потому наш путь туда перерезан. Не могли мы идти и по старому Читинскому тракту, по которому ушли разбитые нами красные. Они усилились там местными отрядами, а мы, не имея патронов, не могли принять боя. Положение становилось как будто безнадежным, но опять-таки нас выручил случай. Нашелся проводник, который рассказал нам о возможности зимнего похода через глухую ненаселенную местность по руслам замерзших горных рек с текущей поверх льда водой, через перевалы гор, покрытых тайгой, и по плоскогорьям на равнину перед Читой и на Витимский тракт, шедший в Читу.

Пройдя верст 40 по дороге к реке Ина, наша колонна поднялась по ряду горных рек на Баргузинский хребет и, перевалив его, спустилась на реку Витим. Этот трехдневный переход был очень тяжелым, так как путь шел по льду и камням замерзших горных рек, стоял мороз в 25–30 градусов и вокруг не было никакого жилья. Питались мы во время этого перехода осетриной, набранной на рыбных складах города Баргузина. Дойдя до реки Витим, мы оказались на плоскогорье и здесь встретили первый за три дня похода бурятский улус. Спустившись по реке, мы через сутки достигли приисковой резиденции, где узнали, что наш дальнейший путь по реке Витим и по тракту уже перерезан большим красным партизанским отрядом. Опять пришлось идти целиной, на этот раз степной, но снег был, к счастью, мелкий. Через четыре дня мы дошли до Яблонового хребта, спустились с него в Читинскую долину, где уже наступила весна, и 14 марта, по воде и грязи, дотащились до Читы и присоединились там к армии, для которой наше прибытие туда было полной неожиданностью.

* * *

Прибыв в Читу, мы сдали раненых и больных в госпиталя и санитарные поезда и пополнили наше вооружение и снаряжение. Из трех армий Сибири, Поволжья и Урала и других отдельных воинских частей, начавших свой Сибирский поход в количестве около 100 тысяч человек, в Забайкалье пришло не более 25 тысяч, из которых 11 тысяч больных и раненых. Остальные 75 тысяч или попали в плен к красным, или погибли во время похода. В Забайкалье была произведена реорганизация всех вооруженных сил, сведенных в три корпуса. Так как от 1-й Сибирской армии, когда-то самой многочисленной, остался всего лишь один 3-й Барнаульский полк, он был влит в состав 2-й армии, образовавшей 2-й корпус под командованием генерала Смолина. 1-й корпус был сформирован из частей войск атамана Семенова, находившихся в Забайкалье, с придачей к ним казачьих полков нашей армии, а из 3-й, Волжской, армии был создан 3-й корпус, в командование которым вступил командир Ижевской дивизии генерал Молчанов. Соответственно с переименованием армий в корпуса, дивизии были сведены в полки, а полки в батальоны. Кроме этих трех корпусов, были в Забайкалье и другие воинские части, не входившие в них. Самой крупной из таких отдельных частей был отряд барона Унгерна (1500–2000 человек), стоявший в военном городке на станции Даурия, недалеко от маньчжурской и монгольской границ. Здесь Унгерн «царствовал», ведя самостоятельные боевые операции против красных и лишь номинально подчиняясь атаману Семенову. Довольно крупным соединением были дивизионы броневых поездов, охранявшие железную дорогу, а также железнодорожные части.

Все Забайкалье было в то время в руках многочисленных небольших местных красных партизанских отрядов, и только в районе города Сретенска были два крупных отряда, Якимова (до 1000 человек) и Каратаева (человек в 500). Был и еще один довольно крупный отряд (около 500 человек) Морозова, располагавшийся севернее города Читы. На западе фронт проходил где-то между Верхнеудинском и Читой (расстояние между ними 300–350 верст). На фронте стояли японцы, но боевых действий не было, и красные не пытались переходить в наступление. Свободными от красных были лишь железная дорога от Читы до пограничной китайской станции Маньчжурия и прилегающая к железной дороге полоса местности верст на 50 в одну и в другую стороны от полотна. Но партизаны проникали и в эту полосу, взрывали железнодорожный путь и нападали на гарнизоны станций. Была свободной от красных еще и часть Амурской железной дороги до города Сретенска (верст 350 от ст. Карымская). Охраняли эти железные дороги японцы совместно с частями атамана Семенова, и вся власть атамана держалась в крае только благодаря присутствию в Забайкалье японских частей, занимавших одновременно и Приморскую область, где русская власть находилась в руках красных.

Сразу же по прибытии нашей армии в Забайкалье атаман Семенов объявил себя преемником адмирала Колчака и главнокомандующим всеми вооруженными силами. Наш главнокомандующий, генерал Войцеховский, покинул армию и, пользуясь своими связями с чехами, уехал в Чехию. С ним вместе покинули армию и многие другие генералы, уехавшие в Маньчжурию или в другие страны. Командующим армией был назначен генерал Лохвицкий, причем 1-й корпус остался в непосредственном подчинении атаману Семенову. Благодаря этому сразу создалось разделение армии на «каппелевцев» и «семеновцев», отношения между которыми стали холодными, а иногда даже и враждебными. Причиной такого антагонизма было не только вынужденное подчинение атаману Семенову, но еще и расхождение во взглядах на политическую платформу нашей борьбы с большевиками. Мы продолжали борьбу, мысля, что будущее России и, в частности, вопрос правления решит сам русский народ, то есть стояли на политической платформе всего Белого движения. Семеновцы же стояли за монархию и считали бунтарями всех не согласных с этим. Начало этому антагонизму положили не мы, а семеновцы, и если не было открытой между нами вражды, то только потому, что нас объединяла борьба с общим врагом.

А борьба предстояла серьезная. На западе стояла регулярная Красная армия, в настоящий момент остановленная японцами. На востоке – Сретенск и Нерчинск были в руках красных, в их же власти были Амурский и Уссурийский край и Приморская область. Но на востоке их силы были незначительны, и они могли только удерживать захваченные ими районы, изредка пытаясь наступать на Забайкалье, где лишь крупные населенные пункты имели гарнизоны, японские или семеновские. Эти гарнизоны были усилены нашими частями, впоследствии предпринявшими освобождение Забайкалья от красных партизан. Население Забайкалья в то время насчитывало около 250 тысяч человек, из которых даже забайкальское казачество не полностью поддерживало своего же атамана Семенова: половина войска держала «нейтралитет», а четверть стояла открыто за красных. Местные старожилы, так же как и буряты, были тоже нейтральны, а новые переселенцы, рабочие и крестьяне, и ссыльнопоселенцы поддерживали партизан. Таким образом, мы в Забайкалье имели лишь незначительное количество сторонников нашей борьбы с большевиками.

Местность в Забайкалье представляла собой лесостепь, покрытую сопками (невысокие круглые горы). К северу от Амурской железной дороги и на востоке расстилалась тайга.

Средства на содержание армии и области атаман Семенов черпал из захваченной им части золотого запаса, отправленной правительством адмирала Колчака в уплату за купленное в САСШ[90]90
  Северо-Американские Соединенные Штаты. (Примеч. ред.)


[Закрыть]оружие и снаряжение.

Сразу же по прибытии в Забайкалье наша армия начала боевые действия против красных. До того японские и семеновские гарнизоны предпочитали отражать нападения красных и изредка снаряжать карательные экспедиции. Мне неизвестно, был ли такой способ борьбы с красными, со стороны японцев, их собственной тактикой или же являлся результатом договоренности с большевиками, семеновцев же было так мало, что они не имели возможности вести активную борьбу, которая и была предоставлена нашим частям. Уже в конце марта Красная армия начала свое наступление. Сосредоточив большие силы в Верхнеудинске, красные потеснили наши части до Читы, до расположения японских частей, а в канун Пасхи они перешли в решительное наступление с намерением одним ударом покончить с нами и с японцами. Наступление успеха не имело, несмотря на численное превосходство красных, и они были разбиты. Японцы остались на своих позициях, а наши части гнали большевиков почти до самого Верхнеудинска. После этого разгрома и до осени 1920 года красные уже не предпринимали серьезных операций и перешли к активным действиям лишь после ухода японцев из Забайкалья.

Всю весну и лето 1920 года наши части гонялись за красными партизанскими отрядами, очищая от них районы местности, где не было японцев. Мы заняли Нерчинск и Сретенск, оттеснив дальневосточные красные части на восток, к границе Амурского края, но идти дальше у нас не было сил, и мы перешли к обороне. Уничтожив мелкие партизанские отряды, мы приступили к операциям против отрядов более крупных и заняли их оплот – Нерчинский Завод.

В конце лета японцы заключили с красными перемирие, обязав и нас соблюдать его. По этому договору был образован между СССР и Японией буфер в виде Дальневосточной республики (ДВР) из областей Забайкальской, Амурской, Уссурийской и Приморской с красным правительством в Верхнеудинске и не признающим это правительство правителем Забайкалья, атаманом Семеновым. Платой за согласие красных на образование этого буфера был отвод японских войск из Забайкалья и из Уссурийского края. Японцы сохранили за собой лишь полосу в 100 верст вдоль Приморской железной дороги с городом Владивостоком и на восток от нее – участок Уссурийской железной дороги с городом Спасском, до станции Шмаковка.

Уходя из Забайкалья, японцы предложили и нам уйти вместе с ними, но наше командование во главе с атаманом Семеновым решило остаться здесь. Это решение было явной авантюрой, так как бороться с красными самостоятельно мы не могли, и нам оставалось или погибнуть с честью, или же сдаться на милость врага. Помощи получить мы не могли ниоткуда, а обещание японцев, что в случае нарушения красными условий перемирия они нам помогут, было только обещанием, выполнить каковое они, отведя свои войска за 2000 верст, в Приморье, а из него большую часть – в Японию, физически не имели возможности.

Генерал Лохвицкий в это время уехал, и на его место был назначен генерал Вержбицкий. При нашей малочисленности мы не могли удерживать все Забайкалье, и поэтому в конце августа все наши части были стянуты на Сибирскую железную дорогу, заняв ее от города Читы до ст. Маньчжурия. Вся остальная территория была оставлена красным. 1-й корпус и некоторые части 2-го и 3-го корпусов занимали город Читу и железную дорогу до ст. Карымская, 2-й корпус – ст. Оловянная и железную дорогу от ст. Карымская до ст. Борзя, 3-й корпус – ст. Борзя и железную дорогу до ст. Даурия. На ст. Даурия находился отряд барона Унгерна, а от нее до границы – части 1-го корпуса. Такое расположение наших войск (до 25 тысяч бойцов) по одной линии длиною более 400 верст позволяло красным сосредоточивать свои силы в нужных им местах и, пользуясь своим превосходством в силах и в вооружении, нападать на нас тогда, когда они сочтут это нужным. Времени на подготовку у красных было достаточно, но почему-то это свое нападение они начали не на главные пункты нашей обороны, а атаковали в середине октября город Читу, причем даже не окружив ее. Части гарнизона Читы оставили город и отступили к маньчжурской границе дорогой, шедшей из Читы к расположению 3-го корпуса. Здесь они расположились на ст. Даурия, которую отряд барона Унгерна в это время оставил, уйдя в Монголию, причем никого не предупредил о своем уходе за границу. Во время отхода читинского гарнизона некоторые его части перешли к красным.

Шедшие за 1-м корпусом красные пытались отрезать нас от Монголии и атаковали части 3-го корпуса, стоявшие в селах южнее ст. Борзя, – Малые и Большие Чинданты. Атака была отбита, и красные отошли. Затем они последовательно напали на ст. Оловянная и на ст. Борзя. Подготовляя атаку ст. Оловянная, они подвезли ночью свои войска на поездах и выгрузили их в чистом поле. В это время уже выпал снег, а ночью разыгралась сильная буря (пурга), и красные понесли очень большие потери замерзшими и обмороженными. Когда к вечеру следующего дня пурга стихла и наш бронепоезд вышел на разведку, им было обнаружено более 2000 замерзших красноармейцев, которые были одеты очень легко, а никаких укрытий в степи не было.

К концу ноября части 2-го корпуса оставили ст. Оловянная и перешли в Даурию и на ст. Мациевская, а вскоре и мы оставили ст. Борзя. На ст. Даурия было получено приказание атамана Семенова удерживать Даурию в течение трех суток для того, чтобы иметь время подвезти японские войска и обеспечить им развертывание. Даурия представляла собой природное укрепление: она лежит в котловине, окруженной невысокими сопками, на которых были вырыты окопы, защищенные проволочными заграждениями. В военном городке были артиллерийские склады, позволявшие не жалеть ни патронов, ни снарядов. Оборонял Даурию 3-й корпус, усиленный некоторыми частями 2-го корпуса, а 1-й корпус и не участвующие в обороне части 2-го корпуса должны были обеспечивать тыл до маньчжурской границы (верст 25).

Оборона протекала успешно, но к концу второго дня боя было обнаружено присутствие красных в нашем тылу и мы оказались в окружении. Оказалось, что части 1-го корпуса по приказу атамана Семенова ушли за границу, не предупредив нас. Воспользовавшись этим, красные атаковали части 2-го корпуса, не ожидавшие нападения с тыла и понесшие большие потери. Затем части 2-го корпуса отошли на юг и перешли монгольскую границу.

Оставшиеся в Даурии части 3-го корпуса, окруженные со всех сторон, исполнили приказание атамана Семенова и трое суток отбивали все атаки красных. К вечеру третьих суток корпус пробился на восток, а для того, чтобы не дать красным возможность преследовать нас, в Даурии остались трое смельчаков, получивших задачу взорвать по приходе красных в Даурию находившиеся там пороховые погреба. Когда части корпуса отошли уже на 5 верст от Даурии и проходили разъезд Шарасун, ночная тьма, скрывавшая наш отход, осветилась как днем, а раздавшийся сейчас же взрыв поколебал не только воздух, но и землю. Герои этого события догнали свои части и были впоследствии награждены. Понеся от взрыва огромные потери, красные нас не преследовали.

К утру мы подошли к Китайскому разъезду, последней русской станции перед маньчжурской границей. Путь к ней был прегражден красными, и нам опять пришлось пробиваться с боем. Перейдя границу, мы с горечью в сердце сдали свое оружие китайцам и перешли на положение «интернированных». Затем нас посадили в поезда и в конце декабря 1920 года через всю Маньчжурию перебросили в Приморье, оккупированное японцами, но управляемое красным правительством. Официально мы прибыли туда для расформирования и перехода на мирное положение. Расположились мы в местах расквартирования японских войск, чем обеспечивалась наша безопасность: остатки 1-го корпуса – на ст. Гродеково, 2-й корпус – в городе Никольск-Уссурийском и 3-й – в военном городке Раздольном.

Д. Решетников[91]91
  Решетников Дмитрий Ионович. Техник, штабс-капитан. В белых войсках Восточного фронта; летом 1919 г. в Красноуфимском артиллерийском дивизионе. Участник Сибирского Ледяного похода. В 1920 г. в 1-м стрелковом артиллерийском дивизионе, в декабре 1921 г. командир стрелковой роты артиллерийского дивизиона 1-й стрелковой бригады, в сентябре 1922 г. в Глудкинской батарее Восточно-Сибирского артиллерийского дивизиона. В эмиграции в США.


[Закрыть]
Красноуфимский стрелковый артиллерийский дивизион во время Сибирского Ледяного похода[92]92
  Впервые опубликовано: Вестник Общества русских ветеранов Великой войны (Сан-Франциско). 1985. Май. № 252.


[Закрыть]

13 ноября 1919 года, город Омск. Сегодня воскресенье, пошел после обеда побродить по улицам города. Хожу, наблюдаю за толпой. В городе лихорадочная торопливость, многие собираются уезжать, многие припрятывают более ценное и остаются в городе. Был в знакомой офицерской семье, ждут сына, но уезжать не собираются, – куда поедешь? Через город вереницей идут обозы, направляясь на Сибирский тракт, на город Ново-Николаевск. По улицам города расклеено кричащее объявление коменданта города, гласящее, что город ни в каком случае сдан не будет и что приняты все меры к отражению красных. Возвратился домой с тяжелым, гнетущим чувством. Под вечер с капитаном Зеленым поехали на станцию к начальнику артиллерии генералу Золнеру[93]93
  Зольднер Герман Иванович, р. 12 ноября 1872 г. в Киеве. Из дворян Киевской губ. Киевское реальное училище (1889), Алексеевское военное училище (1891), Офицерская артиллерийская школа. Полковник, командир 115-й артиллерийской бригады. В 1918 г. в гетманской армии; 7 сентября 1918 г. назначен командиром 5-й легкой артиллерийской бригады. В белых войсках Восточного фронта; с октября 1919 г. в Омске, инспектор артиллерии Омской группы войск. Участник Сибирского Ледяного похода. Летом – осенью 1920 г. инспектор артиллерии Дальневосточной армии и член Военного совета. Генерал-майор. В эмиграции в Китае, в 1935 г. помощник начальника отдела РОВС в Харбине, председатель объединения Алексеевского военного училища. Умер 28 января 1938 г. в Харбине.


[Закрыть]. Станция забита составами до отказа. Каждую минуту уходят поезда на восток, воинские эшелоны, эшелоны с беженцами. Получили предписание идти дивизиону на перевооружение в город Красноярск. Потом были у коменданта станции, просили вагоны для погрузки дивизиона, он только замахал руками и взволнованно заговорил о том, что станция забита и он боится, что не успеет разгрузить станцию. Где тут думать о погрузке? Идите, господа, походным порядком, чем скорее, тем лучше, ведь Иртыш уже стал, а на той стороне нет частей, только беженцы да часть заплутавших обозов. А о погрузке лучше не думайте.

Возвратились домой, а нашего хозяина-священника уже нет. Ползут слухи о восстании назавтра. Наша бригада пришла в город и стоит в крепости около нового собора. Послал туда связь, написал начальнику штаба бригады просьбу об информации и что нам делать, написал также о полученном предписании. Ответ пришел быстро. В записке говорилось, что командир бригады также думал об уходе из города. Боя давать здесь не собираются, так как переправлявшиеся ниже города части уже отошли от Иртыша на 20–25 верст. Мер по охране города нет никаких, частей, назначенных защищать город, не видно.

Под вечер в городе стало неспокойно, обыватели кучками собираются на углах, о чем-то говорят, но при приближении солдата или офицера замолкают, глядят хмуро. Из кое-каких вопросов удалось узнать о готовящемся восстании, и как на очаг указывали на Завод земледельческих орудий Рандруппа. По приказанию капитана Зеленого я на ночь приказал командирам батарей выставить усиленные караулы, лошадей зааму-ничить и половине людей быть готовыми. По слухам, противником занят 1-й разъезд от ст. Куломзино в 8 верстах по Челябинской линии.

15 ноября 1919 года. Станция Колония. 47 верст от города Омска. Вчера не было времени записать о том, что произошло 14 ноября. Утром встали все рано, солдаты водят лошадей на водопой на реку Иртыш, картина вполне мирная. Командир дивизиона капитан Зеленой занят пасьянцем, я читаю книжку. Так время тянулось до 10 часов утра. В 10 часов 15 минут на другой стороне Иртыша послышались редкие выстрелы, все выбежали на улицу к переулкам на Иртыш. На той стороне идет какой-то обоз, подвод 80—100. Часть обоза пошла рысью к нашему берегу, бежали и одиночные люди. Из поселка Куломзино показались всадники, они галопом шли на обоз, завернули часть повозок обратно в Куломзино. Вся эта картина разыгралась в несколько минут, другая часть обоза перешла Иртыш.

В 1 час 15 минут началась стрельба с пароходов, стоящих в устье реки Иртыша и Омки. Командир дивизиона хотел проехать к штабу бригады, но по мосту была открыта стрельба. В 2 часа с крыши Промышленного училища по нашей бригаде застучали ружейные выстрелы и затрещал пулемет. Части бригады повели наступление, и в училище были взяты пленные. Захваченные с оружием были расстреляны. В 3 часа в тылу бригады из завода Рандруппа началась стрельба. Посланный полк быстро восстановил положение. Вскоре было получено приказание уходить из города до села Н. в 22 верстах по Сибирскому тракту.

В 4 часа мы тронулись к выходу из города, шли по Пушкинской улице. На улице ни души. Я приказал людям держать винтовки наготове и в случае стрельбы собираться ко мне. По городу прошли благополучно. При выходе из города видели массу брошенных автомобилей. В одном автомобиле солдаты нашли табак и папиросы. Приказал все погрузить и на ночлеге раздать солдатам.

Быстро стемнело, поднялся ветер, было холодно. Орудия шли медленно, так как колеса вязли в снегу. К полуночи дотянули до села Н. На несчастье, все село забито Дивизией морских стрелков[94]94
  Бригада Морских стрелков. Сформирована на Восточном фронте в Красноярске к весне 1919 г. из чинов Волжской флотилии (около 200 человек) и мобилизованных в составе двух батальонов. Насчитывала около 2 тысяч человек. Командир – контр-адмирал Ю.К. Старк. Командиры батальонов: капитан 2-го ранга Н.Н. Степанов (1-й) и капитан 2-го ранга П.В. Тихменев (2-й).


[Закрыть]. В одном доме нашел штаб полка, попросил дать место для нашего дивизиона. Командир полка сказал, что сейчас поздно, и просил размещаться по квартирам совместно с ними, а командиру дивизиона и мне предложил поместиться с ним.

Дивизия морских стрелков шла походным порядком от ст. Колония, она имела назначение защищать Омск. Командир полка и офицеры штаба были навеселе и играли в карты. Нам предложили «по единой». Командир дивизиона непьющий, я же, грешный, выпить люблю. Выпили, попили чайку и легли спать, приказав разбудить в 5 часов. Командир дивизиона решил сделать три-четыре усиленных перехода, а затем идти тише. Под утро были слышны глухие выстрелы со стороны Омска, а затем на разъезде Малиновка начался пожар, горела артиллерийская база, слышались взрывы. Сгорело много снарядов.

Сегодня выступили в 5 часов утра. Дивизия морских стрелков еще не выступала. В 2 часа дня мы были на ст. Колония, решили здесь ночевать и ждать бригаду. Подпоручик Кипперман в союзе Сибирских Маслоделов выпросил 30 бочонков сливочного масла.

16 ноября 1919 года. Небольшая деревушка. Ночлег. Весь день на походе, идет снег и холодно. Идем быстро, связи с бригадой еще нет. 17 ноября вечером были в городе Мариинске, где стали по квартирам. Капитан Зеленой решил ехать в город Красноярск, чтобы приготовить для дивизиона квартиры. Взяв с собой четырех конных разведчиков, он уехал.

24 ноября. До города Н.-Николаевска 12 верст. Село Красный Яр. Неожиданно для нас в селе оказалась наша бригада. Нам отвели квартиры, кое-что выдали из обмундирования. Командиры батарей решили перейти на сани, поэтому скупают сани, платя до 100 рублей. Наши громадные фургоны сожгли. В городе Ново-Николаевске было восстание. 1-й Барабинский полк 1-й армии генерала Пепеляева хотел арестовать главнокомандующего генерала Войцеховского, но данный им отпор их охладил, и зачинщики были арестованы.

30 ноября 1919 года. Станция Чернореченская Сиб. ж. д. Прибыли под вечер, остановились в деревушке в 3 верстах от станции. На станции оказался эшелон шт. 3-й армии. У начальника арт. 3-й армии пытались узнать обстановку. Узнали, что в Красноярске неспокойно, кто-то переворачивается. Генерал Зольнер дал предписание, не заходя в Красноярск, выводить кадры дивизиона в Читу в распоряжение атамана Семенова.

1 декабря 1919 года. Город Ачинск Томской губернии. Сегодня рано утром на походе мы были обстреляны партизанами. Быстро поставили на позицию пулемет и дали две ленты по деревушке, откуда стреляли. Партизаны ушли в тайгу. Ночевали в какой-то деревне. Утром выступили в город Ачинск и, не доходя до него 8 – 10 верст, услышали громадный взрыв. В городе встали по квартирам, я поехал на станцию. Станция полуразрушена, горит состав главнокомандующего генерала Войцеховского, горит другой состав – какая-то техническая часть и эшелон беженцев. Пути все разбиты, масса жертв, до 1000 человек. Трупы и части тел раскиданы на далекое расстояние. Картина ужасная… На станции ничего не узнал. Завтра идем дальше.

5 декабря. Станция Тайга Сибирской ж. д. Эти дни прошли незаметно в больших переходах. Вся наша громадная армия до 340 тысяч человек идет по одной дороге, по Сибирскому тракту. Пройденные деревни представляют безотрадную картину – нет сена, овса и даже соломы. Все обобрали идущие впереди части, которые невозможно перегнать на походе. Дорога забита обозами, и при малейшей остановке задние кричат: «Понужай!» На ст. Тайга много эшелонов беженцев и польских легионеров. Станция забита до отказа, поэтому мы прошли ее и остановились на ночлег в селе Боровском в 12 верстах от ст. Тайга. Чтобы пройти эти 12 верст, нам понадобился день. Дорога отвратительная, часто ломаются сани. Приходится долго стоять, так как обходной дороги нет, а снег больше двух аршин. Добрались до села, разместились и решили выступать с полуночи.

6 декабря. Небольшой разъезд. Выступили в час ночи, но, на наше несчастье, выступили и другие. Дорога до Анжерских копей одна, по тайге 15 верст. На восходе солнца мы были в Анжерских копях, прошли их не останавливаясь. Частей в поселке нет. Все боятся восстания углекопов, которое было на другой день. Сзади двигались сохранившие порядок части и легионеры, которые расправились с рабочими.

10 декабря. На остановке в деревушке почувствовал себя плохо, болит голова, слабость. Все время большие переходы – 60 и даже 80 верст. Погода не очень холодная, солнечные дни. При проходе около станции видел ужасную картину – польские легионеры очищали эшелоны от трупов. Их было очень много. Сколько их? Кто они? Эти замерзшие в вагонах, больные тифом, имена же их Ты, Господи, веси! По линии стоят на обоих путях покинутые составы с замороженными паровозами, станции полуразрушены, водокачки разбиты – это работа наших «братичей» – чехов, отходящих в эшелонах впереди. Говорят, что чешские эшелоны близко и они идут нормально, со всеми удобствами. Я чувствую себя хуже, сел на лошадь, но от головокружения пересел в кошевую.

12 декабря. На ночлеге в небольшой деревушке. Мне немного лучше. Идем мы быстро. На ночлег встали в стороне от Сибирского тракта. Других частей нет, крестьяне говорят, что близко бродят партизаны. На ночь выставлены усиленные патрули.

18 декабря 1919 года. Монастырь близ ст. Кемчуг. Как в тумане идут дни. В дивизионе много больных тифом. Орудия пришлось бросить, сняли замки и панорамы. Холодно, идем ночами, к утру приходим в опустевшую от обозов деревню и стоим до 12 часов ночи, а затем «понужай». На одной остановке нас догнал командир Тобольской группы генерал Бордзиловский[95]95
  Бордзиловский Антон Викентьевич, р. 3 ноября 1876 г. в Камышлове. Из дворян Могилевской губ. Сибирский кадетский корпус (1895), Константиновское артиллерийское училище (1897). Подполковник (с 1914 г.) с зачислением по гвардейской пехоте в ведомстве Министерства Императорского Двора. В белых войсках Восточного фронта; с 24 июня 1918 г. начальник формируемого в Тобольске отряда, с 28 июня начальник хозяйственной части и помощник командира 6-го Степного Сибирского стрелкового полка, с 16 сентября 1918 г. командующий тем же полком, с 18 февраля 1919 г. командующий 18-м (с 3 марта 1919 г. 25-й) Тобольским Сибирским стрелковым полком, с 8 марта 1919 г. полковник, с 12 марта и на 9 мая 1919 г. командир того же полка, в июле 1919 г. командир отряда в 1-й армии, с 3 сентября по 17 октября 1919 г. начальник 7-й Тобольской Сибирской стрелковой дивизии, затем помощник командира 2-го корпуса, в декабре 1919 г. во 2-й армии, в январе 1920 г. командующий отдельной Тобольской группой (начальник колонны), на 30 августа, в октябре 1920 г. начальник Иркутской стрелковой дивизии в Дальневосточной армии, в 1921 г. начальник гарнизона Спасска, в ноябре 1921 г. командир 1-й стрелковой бригады, с 11 мая 1922 г. помощник командира 2-го стрелкового корпуса. Генерал-майор (с 17 октября 1919 г.). Орден Св. Георгия IV ст. 6 апреля 1920 г. В эмиграции в Китае, в 1930 г. возглавлял Офицерский Союз в Харбине, председатель отдела РОВС и кадетского объединения в Харбине, до 1945 г. председатель объединения Сибирского кадетского корпуса в Шанхае. После 1945 г. в США, начальник отдела РОВС. Умер 30 мая 1962 г. в Принстоне (США).


[Закрыть]. С ним ехала хозяйственная часть. Он был с женой и дочерью. У казначея их было много денег сибирскими знаками, а у нас все были израсходованы. Нам выдали взаимообразно 5 миллионов. В монастыре достали 200 пудов овса по 40 рублей пуд. Кемчуг прошли под вечер, там стояла Иркутская дивизия[96]96
  3-я Иркутская Сибирская стрелковая дивизия. Сразу же по занятии Иркутска чехо-русскими силами летом 1918 г. полковник П.П. Гривин приступил к формированию Иркутской дружины. Через несколько дней эта дружина в составе трех батальонов выступила на фронт, где и приняла активное участие в боях за обладание Круго-Байкальской железной дорогой, разгроме красных под Танхоем, Посольской и преследовании их до соединения с отрядом атамана Семенова. В июне 1918 г. в составе 1-го Средне-Сибирского корпуса была сформирована Иркутская дивизия (полки Иркутский, Байкальский, Нижнеудинский и Хамардабанский – из добровольческих дружин тех же наименований). 26 августа 1918 г. стала 3-й Сибирской (полки получили номера с 9-го по 12-й), которая была переброшена в Екатеринбург, откуда выступила походным порядком на Бисертский завод, заняла Красноуфимск, сражалась у Песчаной горы, на реке Шаля, под Осой, Сарапулем и в других боях, в ходе которых была в конце концов обескровлена. С 3 октября 1918 г. временно включена в состав 2-го Степного Сибирского корпуса, 3 января на ее пополнение были обращены части 4-го Восточно-Сибирского армейского корпуса. С 26 марта 1919 г. вошла в 4-й Сибирский армейский корпус. Состав: 9-й Иркутский (подполковник Каупин), 10-й Байкальский (полковник Кухарев), 11-й Нижнеудинский (капитан Боярсков), 12-й Верхнеудинский (бывший Хамардабанский; капитан Попов) Сибирские стрелковые полки, 3-й Иркутский Сибирский стрелковый артиллерийский дивизион (штабс-капитан Смолянинов), 3-й Сибирский инженерный дивизион (штабс-капитан Булыгин) и 3-й кадровый прифронтовой (запасный) полк. Осталась дивизией и в составе 2-го корпуса Дальневосточной армии (с марта 1920 г.). По оставлении Забайкалья многие чины дивизии, не желая далеко уходить от родных мест, оставили ее ряды и присоединились к Азиатской конной дивизии, ушедшей в Монголию. В Приморье свернута в 3-й Иркутский стрелковый полк. Начальники: полковник (генерал-майор) П.П. Гривин, генерал-майор Ракитин. Начальник штаба – подполковник Семенов.


[Закрыть], и для нас не было места. Пришли в никем не занятую деревушку в стороне от тракта. Купили 120 пудов овса, вымылись в бане, надели чистое белье.

22 декабря. Зеледеево. 27 верст от города Красноярска. В село пришли под вечер, все забито до отказа. На улице обозы, остановились и мы. Здесь узнали, что в Красноярске власть захвачена эсерами, во главе восставших генерал Зенкевич. В город пришли партизаны Щетинкина и никого на восток не пропускают, всех обезоруживают, офицеров арестовывают и т. д. Что делать дальше? Решили проехать на ночлег в деревню Тарасовку, на 5 верст ближе к Красноярску. Вечером заняли половину деревни, во вторую половину пришла кавалерийская дивизия генерала Бангерского. Решили утром идти на село Чистоостровное, 18 верст ниже города Красноярска на берегу реки Енисея.