Автор книги: Сергей Яров
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Нельзя сказать, что городскими властями ничего не делалось для ремонта домов. Согласно отчету комиссара городского хозяйства Михайлова, за период 1918 г. и первой половины 1919 г. отремонтировали 500 жилых домов, насчитывавших 85 тысяч комнат (цифра весьма внушительная, если, конечно, эти данные не завышены), еще столько же предполагалось отремонтировать до конца 1919 г.[478]478
Потехин М.Н. Переселение петроградских рабочих… С. 144.
[Закрыть] Петросовет выделил Центральной жилищной комиссии миллион рублей для электрификации квартир беднейшего населения[479]479
Гофман С.X. Партия большевиков… С. 86.
[Закрыть]. Таким образом, резервы для решения жилищной проблемы имелись, и прибегать к принудительным уплотнениям и выселениям не было большой необходимости. Однако идеологов нового строя не устраивало то, что квартиры «буржуазных элементов» остались бы в этом случае в неприкосновенности. В высказываниях партийных и государственных деятелей неоднократно звучала мысль о превращении жилищной политики в орудие классовой борьбы, в средство давления на буржуазию. Реквизиции и уплотнение буржуазных квартир, с одной стороны, избавляли от затрат и хлопот по ремонту пустующих домов, а с другой – давали возможность преподать еще один хороший урок «классовым врагам».
Переселенческая политика не могла не привести к эксцессам и злоупотреблениям, так как деятельность больших и малых начальников контролировалась слабо, а от их воли зависело слишком много. Предложение вышеупомянутого В. Володина выселять из того или иного дома всех(!) жильцов не осталось пустым звуком: такое действительно случалось, причем не столько при переселении рабочих, сколько при занятии домов различными государственными и общественными организациями. При этом не обращалось внимания на социальный состав выселяемых, и, наряду с представителями «враждебных классов», которым, согласно замыслам творцов жилищной политики, как раз и следовало преподать урок, пострадавшими оказывались и «братья по классу» – рабочие и низшие служащие. В Петросовет поступало немало жалоб на подобные действия. К примеру, председатель Московского районного Совета Собакин, облюбовав дом № 1 по Смоленской улице под помещение Совета, дал жильцам дома один день на сборы к выселению. В доме, общее население которого составляло около 600 человек, проживало немало семей красноармейцев, почтовые и трамвайные служащие, рабочие и служащие различных предприятий и учреждений. При этом, отмечалось в жалобе, в районе имелось немало домов, целиком или частично пустующих[480]480
ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 2 Д. 141. Л. 22.
[Закрыть]. С аналогичной жалобой обратились в Петросовет жильцы дома № 11–13 по Большой Спасской улице на Петроградской стороне, который по распоряжению районной тройки Чрезвычайной комиссии по улучшению быта красноармейцев подлежал передаче советской гимнастическо-фехтовальной школе. Подчеркивалось, что население дома состояло исключительно из пролетарского элемента и трудовой интеллигенции, живущих только своим трудом, многие работали в государственных учреждениях. Как и в предыдущей жалобе, жильцы дома просили обратить внимание на полную заселенность дома, «между тем как на Петроградской стороне и даже поблизости имеются дома со значительным количеством пустующих квартир и с более имущим составом населения».[481]481
Там же. Оп. 3. Д. 187. Л. 2–3.
[Закрыть] Автор одной из жалоб на имя Г.Е. Зиновьева, некто Дубровин, писал, что он, находясь в Красной Армии со дня ее возникновения, в 1918 г. вместе с управлением пограничных войск эвакуировался в Москву, оставив за собой в Петрограде квартиру с мебелью и другой обстановкой. Когда в конце 1919 г. его перевели обратно в Петроград, квартира оказалась занятой и вещи перешли в пользование новых жильцов. Дубровин даже не претендовал на свою квартиру, понимая, видимо, что это не имеет смысла, а только просил оказать содействие к возврату вещей[482]482
Там же. Оп. 4. Д. 233. Л. 391.
[Закрыть]. Случаи, когда хозяева квартир в результате длительного отсутствия лишались и самих квартир, и своего имущества, были не единичными. П.А. Сорокин, придя в собственную квартиру на Надеждинской улице, обнаружил, что ее заняла некая еврейская семья. «За исключением нескольких книг и рукописей, все мое имущество исчезло. Несколько книг лежало возле печки, показывая, куда все девалось»[483]483
Сорокин П.А. Дальняя дорога. С. 127.
[Закрыть].
«Отличились» на поприще жилищной политики и уже упоминавшиеся функционеры коллегии Компрода Петроградского района во главе с Грачевым. В октябре 1918 г., заручившись согласием районной жилищной комиссии, они заняли под помещение коллегии 10 квартир в доме № 26–28 по Каменноостровскому проспекту, выселили жильцов и приняли в свое распоряжение весь инвентарь и обстановку. Как отмечалось в рапорте контролера РКИ, реквизиция была произведена не только без надлежащего разрешения, но и вопреки явным протестам центральных властей. «Реквизированное имущество представляло из себя… богатую и роскошную обстановку, что для надобностей делового казенного учреждения не подходило, а… многое из него… являлось совершенно излишним (пианино, картины, люстры, ковры и т. п.)», при этом опись имущества составлялась умышленно неполно[484]484
ЦГА СПб. Ф. 8. Оп.1. Д. 3436. Л. 3–4, 6.
[Закрыть]. Случалось, что должностные лица пользовались своими правами, для того чтобы свести с кем-то личные счеты. Известен, к примеру, случай с больницей для душевнобольных, находившейся в одном старинном здании на Охте. Председатель местного Совета, который одновременно был военным комиссаром района, решил реквизировать именно это здание для устройства в нем казармы для мобилизованных красноармейцев и отдал распоряжение очистить его в течение четырех дней. Хотя, как затем выяснилось при расследовании, в той местности располагалось немало других зданий, подходящих для этой цели. Как оказалось, председатель Совета находился в лично враждебных отношениях с управляющим больницы[485]485
Смилг-Бенарио М. На советской службе. С. 154–155.
[Закрыть]. Лишь в последний момент, когда уже были посланы милиционеры, чтобы очистить больницу, этот бесчеловечный приказ отменили.
Не обошлось без злоупотреблений и при проведении широко разрекламированной кампании по организации домов отдыха для трудящихся на Каменном острове. Решение о создании там домов коллективного отдыха принято Исполкомом Петроградского Совета 5 мая 1920 г. Для этого отводилось 32 бывших особняка и дачи. В основном эти здания пустовали, однако часть из них использовалась под школы-интернаты и общежития для детей с умственными отклонениями, некоторые другие занимали старые ученые, учителя. Ничего не было сделано для того, чтобы обеспечить выселяемых жильем в другом месте, и люди оказались просто выброшенными на улицу[486]486
Goldman Е. My disillusionment in Russia. P. 70.
[Закрыть]. 20 мая 1920 г. с большой помпой состоялось официальное открытие домов отдыха. За лето 1920 г. около 4000 рабочих провели в них свой отпуск[487]487
Сукновалов A.E. Петроградская сторона. Л., 1960. С. 113.
[Закрыть]. Однако через несколько лет дома отдыха перестали быть доступными для простых рабочих, превратившись в санатории для партийной, советской и профсоюзной элиты.
Часть реквизированных домов, начиная с 1919 г., передавалась культурным организациям и учреждениям. В частности, 19 декабря 1919 г. в доме № 15 по Невскому проспекту, бывшем доме семьи Елисеевых, по инициативе А.М. Горького открыли Дом Искусств. Дом вскоре стал литературным центром города, в нем проживали многие известные писатели, поэты, деятели искусства, среди них О.Э. Мандельштам, Н.С. Гумилев, В.Ф. Ходасевич, Н.С. Тихонов, О.Д. Форш, М.С. Шагинян, здесь часто бывали А.А. Блок, Е.И. Замятин, Ю.П. Анненков, М.В. Добужинский, К.С. Петров-Водкин, здесь же была образована литературная группа «Серапионовы братья»[488]488
Ильина Г.И. «Сумасшедший корабль» и его пассажиры // Российская интеллигенция на историческом переломе. Первая треть XX века / Тезисы докладов и сообщений научной конференции. СПб., 1996. С. 105–107. Дом Искусств просуществовал до осени 1922 г., когда он был закрыт по распоряжению Г.Е. Зиновьева.
[Закрыть]. Бывший дворец Великого князя Владимира Александровича на Дворцовой набережной (дом № 26) передали Дому Ученых. Некоторые дворцы – Шереметевский и Шуваловский на Фонтанке, Юсуповский на Мойке – превратились в музеи дворянского быта, благодаря чему их богатейшие интерьеры были в значительной степени сохранены и спасены от порчи и разорения.
Переселенческая кампания в основном завершилась к началу 1920-х гг. Не существует сколько-нибудь достоверных данных об общем количестве домов города, переданных под заселение рабочим или различным учреждениям. Так или иначе, речь должна идти о значительной цифре. К концу зимы 1918/19 г. только домов с центральным отоплением было заселено по городу 136 (в них насчитывалось 10 тысяч квартир)[489]489
Потехин М.Я. Переселение петроградских рабочих… С. 143.
[Закрыть]. Также нет точных данных об общем количестве переселившихся в новые квартиры семей. По расчетам М.Н. Потехина, всего переселилось около 65 тысяч рабочих семей[490]490
Там же. Л. 144.
[Закрыть]. В работах других авторов можно встретить другие цифры, расходящиеся с вышеприведенными[491]491
В 4-м томе «Очерков истории Ленинграда» (Л., 1964. С. 485) общее число переселившихся определяется в 300 тысяч человек. Это существенно выше данных М.Н. Потехина, если исходить из среднего состава семьи в четыре человека. Ю.С. Кулышев и В.И. Носач (Партийная организация. С. 262) приводят данные о переселении за полгода – с ноября 1918 г. по апрель 1919 г. – 18 448 семей рабочих.
[Закрыть].
Дать однозначную оценку жилищной политике советской власти сложно. С одной стороны, бытовые условия значительной части населения города стали намного лучше. Многие семьи выехали из подвальных и чердачных помещений, исчезли, как уже отмечалось, коечные и угловые жильцы. Однако этот процесс сопровождался многочисленными эксцессами, в которых не было никакой необходимости и которых при разумной организации переселенческой политики можно было бы избежать. Сделать это городским властям помешала психология классовой вражды и нетерпимости, когда стремление «проучить буржуев» превалировало над реальной заботой о благе трудящихся. Сыграло свою роль и желание большевиков устроить жизнь людей в соответствии с идеалами коммунистического общежития, образовать из жилищ некое подобие фаланстеров Роберта Оуэна. Сведение разных семей в одной квартире, таким образом, из средства улучшения условий жизни превращалось в самоцель. Именно к тем временам надо отнести возникновение пресловутых коммуналок, которых и поныне еще много осталось в городе.
В новых условиях тайна личной жизни сделалась совершенно невозможной. Жизнь людей находилась под неусыпным контролем со стороны домовых комитетов бедноты. Этот контроль зачастую облегчался благодаря самим жильцам, которые придирчиво следили друг за другом и не упускали случая донести на своих соседей. Вот типичный образец подобного «творчества»: некто Рябчикова написала заявление на свою квартирную хозяйку Лясси, которая, по словам Рябчиковой, «поносит Советскую власть и ждет ее падения. Она живет в квартире из восьми комнат и продает свою обстановку по спекулятивным ценам; к ней часто ходят другие буржуи, говорят по-французски». Донос заканчивался фразой: «Думаю, что следовало бы расследовать ее положение и поступки»[492]492
ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 4. Д. 206. Л. 75.
[Закрыть]. В ЧК поступали заявления о собиравшихся на квартирах подозрительных компаниях. В одном из них говорилось об устраивавшихся в доме № 5 по Волынскому переулку кутежах, «в которых принимают участие разные темные личности; даются обеды и ужины, за которые платят бешеные суммы – 40-100 тысяч рублей».[493]493
Там же. Д. 187. Л. 11.
[Закрыть]
Цель многих подобных доносов очевидна: добиться ареста или по меньшей мере выселения своего соседа и затем занять его жилплощадь. Конечно, отнюдь не все авторы доносов вдохновлялись именно этими мотивами. Некоторые стремились просто досадить или отомстить своим личным недругам. Были и такие, кто доносил совершенно бескорыстно, руководствуясь «классовым самосознанием» и «революционной бдительностью». Но нельзя отрицать и корыстность устремлений многих доносителей. Со стороны властей доносительство не осуждалось, а напротив, всемерно поощрялось и стимулировалось. Вот, например, какое предписание получили домовые комитеты бедноты Василеостровского района от своего районного Совета: «Ввиду объявления на осадном положении города Петрограда (1 мая 1919 г. – В. М.) гражданское отделение Василеостровского Совета предписывает вам предоставить список лиц, проживающих в доме, подозрительных в контрреволюционном направлении, явных провокаторов, буржуа, лиц, эксплуатирующих чужой труд, финских подданных, дезертиров, спекулянтов, лиц, не имеющих или не предъявляющих документов, удостоверяющих личность, уклоняющихся от несения охраны в доме и вообще всех лиц, враждебно относящихся к Советской власти»[494]494
Там же. Оп. 3. Д. 187. Л. 77.
[Закрыть]. Обтекаемость последней формулировки оставляла широкий простор для импровизации: к «лицам, враждебно относящимся к Советской власти», мог быть отнесен кто угодно, по выбору председателя домового комитета или по доносу соседа.
Подводя краткий итог, можно констатировать, что жилищная политика новых властей радикально изменила привычный уклад жизни петроградцев, причем не только в физическом, но и в психологическом плане. Прежняя социальная структура города была демонтирована, и в то же время возникли новые формы сосуществования. При этом население города оказалось разделенным на две неравные группы: на тех, кто выиграл от этой политики, и тех, чьи интересы оказались ущемленными (это деление не всегда совпадало с классовым).
Санитарное состояние. Эпидемии и борьба с ними
Социально-политические и экономические потрясения в любом обществе, наряду с расстройством привычного уклада жизни, голодом, ростом преступности, часто сопровождаются более широким, по сравнению с периодами стабильности, распространением различных заболеваний. Именно так и происходило в годы Гражданской войны во многих российских городах, в том числе в Петрограде. Эпидемии, среди которых преобладали различные формы тифа, были настоящим бедствием для горожан. Они поражали значительную часть населения города и уносили немало человеческих жизней. Убыль населения, резкий рост смертности среди жителей города были в значительной степени связаны именно с этим.
Рост заболеваемости в Петрограде после 1917 г. был вполне закономерным. Это вытекало из общего неблагоприятного санитарного состояния города. Водопровод в большинстве домов не действовал. Зимой в неотапливаемых зданиях грязь на лестницах и лестничных площадках целыми слоями примерзала к полу. Улицы города, включая даже центральные магистрали, были чрезвычайно загрязнены. Работа по их очистке затруднялась вследствие недостатка финансирования и нехватки транспортных средств. Комиссар городского хозяйства Л.М. Михайлов в конце апреля 1919 г. в своих обращениях к В.И. Ленину, М.И. Калинину и Г.Е. Зиновьеву сообщал о неудовлетворительном санитарном состоянии Петрограда и просил отдать распоряжение Народному банку удовлетворить денежными знаками городское хозяйство в первую очередь, наряду с военным ведомством. «Я мечтаю к 1 мая хотя бы очистить улицы от навозных куч, но боюсь, что даже эта скромная задача останется неосуществленной, так как окрестные крестьяне, которым мы задолжали <…> отказываются выйти на работу», – писал Михайлов[495]495
ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 137. Л. 30.
[Закрыть].
Проблема загрязненности города и вопрос о его очистке обсуждались на заседании Исполкома Петроградского Совета 19 апреля 1921 г. Один из выступавших, В. Мурашов, нарисовал совершенно безрадостную картину. По его словам, чтобы справиться с вывозом нечистот, требовалось 1200 лошадей, в наличии же имелось 591. Нельзя было рассчитывать и на значительное число трамвайных платформ, так как на них перевозилось топливо. Существовало еще одно средство – вывоз нечистот на баржах. Однако положение с водным транспортом также оставалось тяжелым: имелось всего шесть барж для вывоза мусора, но и те были неисправны. Пароходов не давали и не обещали дать в течение всего лета. Выступавший также обратил внимание на резкое уменьшение количества дворников, которых раньше в городе насчитывалось несколько десятков тысяч, а теперь не набрать было и нескольких сотен. «Сейчас Невский и Литейный более или менее очищены от куч мусора <…> но общее состояние довольно плачевное», – заключал Мурашов[496]496
Там же. Оп. 5. Д. 46. Л. 1–3.
[Закрыть]. Другой выступавший, А. Комаров, обратил внимание на остававшиеся в Александровском саду защитные железные круги для орудий, которые были там поставлены во время наступления на Петроград армии генерала Н.Н. Юденича. Теперь орудия были убраны, а эти круги остались, и их превратили в уборные, распространявшие зловоние в самом центре города. Оратор говорил о необходимости немедленно убрать их[497]497
Там же. Л. 8.
[Закрыть].
После революции прекратили поливку улиц, которая ранее регулярно проводилась для борьбы с пылью. Не принималось никаких мер для борьбы с дымом в районах, где располагались промышленные предприятия. Высоты фабричных труб не регулировалась, и, например, многочисленные трубы Путиловского завода вдоль Петергофского тракта были так низки, что при малейшем порыве ветра дым и газы заполняли прилегающие улицы, на которых погибли все древесные насаждения[498]498
Френкель З.Г. Петроград периода войны и революции. Санитарные условия и коммунальное хозяйство. Пг., 1923. С. 69–70.
[Закрыть].
Эти обстоятельства не могли не способствовать развитию в городе эпидемических и прочих заболеваний. Свою роль сыграла продовольственная ситуация. При постоянном недоедании, нехватке витаминов, калорий и других питательных веществ сопротивляемость организма, как известно, существенно снижается, и люди гораздо сильнее подвержены заболеваемости, чем в обычных условиях. Наблюдались случаи, когда люди вырезали куски мяса из трупов павших лошадей и затем употребляли их в пищу. Подобный случай описал в своем дневнике К.И. Чуковский: «Возле нашего переулка – палая лошадь. Кто-то вырезал у нее из крупа фунтов на десять – надеюсь, не на продажу, а для себя»[499]499
Чуковский К.И. Дневник. 1901–1929. СПб., 1991. С. 171.
[Закрыть]. Схожую картину наблюдала и З.Н. Гиппиус: «На Никольской улице вчера оказалась редкость: павшая лошадь. Люди бросились к ней. Один из публики… устроил очередь. И последним достались уже кишки»[500]500
Гиппиус З.Н. Петербургские дневники. 1914–1919. М., 1990. С. 270.
[Закрыть]. Между тем употребление в пищу мяса павших лошадей было чревато самыми опасными последствиями, особенно если учесть, что среди лошадей свирепствовали сап и другие эпизоотии. Рассадниками всевозможных болезней были рынки и другие места, где производилась торговля продовольственными товарами с рук: здесь царила антисанитария, какой-либо контроль над качеством продуктов обычно отсутствовал.
Борьба против угрозы эпидемий затруднялась вследствие катастрофического положения системы здравоохранения. Ощущалась острая нехватка медикаментов, перевязочных средств, спирта, инструментария. Больницы в холодное время года нередко не отапливались, и хирургам приходилось работать в холодных операционных. По свидетельству хирурга И.И. Грекова, операции на брюшной полости производились при такой низкой температуре, что «пар шел из живота, как из самовара»[501]501
Хромов Б.М., Свешников А.В. Здравоохранение Ленинграда. Краткий исторический очерк. Л., 1969. С. 28.
[Закрыть]. Больница им. С.П. Боткина, согласно воспоминаниям ее сотрудницы М.М. Фигуриной, выглядела следующим образом: «Больничный городок выглядел убого: у бараков провисли крыши, со стен обвалилась штукатурка, веранды подгнили и подкосились. Водопровод бездействовал. Состояние электропроводов было таково, что оно могло в любую минуту привести к пожарам, которые действительно возникали по нескольку раз. Температура в палатах стояла в зимнее время ниже нуля, нередко замерзали лекарства. Больные лежали в верхней одежде, в валенках, укрывались тулупами. Из-за отсутствия халатов, а главным образом из-за холода, персонал работал в пальто и платках. Единственно доступным был суп из воблы и пшена. В связи с порчей водопровода и закрытием уборных больные отправляли свои естественные надобности на территории около бараков. Такое исключительно тяжелое положение продолжалось до 1921 года»[502]502
Фигурина М.М. Ленинградская больница имени С.П. Боткина. Л., 1961. С. 31.
[Закрыть].
Герберт Уэллс при посещении Петрограда обратил внимание на трудности с медицинскими средствами: «Также невозможно достать лекарства и другие аптекарские товары. При простуде и головной боли принять нечего… Поэтому небольшие недомогания легко переходят в серьезную болезнь. Почти все, с кем мы встречались, казались удрученными и не вполне здоровыми»[503]503
Уэллс Г. Россия во мгле. М., 1958. С. 16.
[Закрыть]. Сын писателя побывал в Обуховской больнице и рассказал, «что она находится в самом бедственном состоянии: нехватка медикаментов и предметов ухода ужасающая, половина коек пустует из-за того, что большее количество больных обслужить невозможно. Не может быть и речи об усиленном, подкрепляющем питании… Доктор Федоров сказал мне, что операции производятся всего раз в неделю, когда удается к ним подготовиться. В остальные дни это немыслимо, и больные вынуждены ждать»[504]504
Там же. С. 16–17.
[Закрыть].
Ощущалась нехватка самих врачей и медицинского персонала. Часть медицинских работников саботировала новую власть. Саботажники концентрировались вокруг Центрального врачебно-санитарного совета и правления общества врачей в память Н.И. Пирогова. На заседании правления Пироговского общества 2 ноября 1917 г. приняли резолюцию, призывающую врачей противостоять всем мероприятиям советской власти[505]505
Хромов Б.М., Свешников А.В. Здравоохранение Ленинграда. С. 22.
[Закрыть]. Многие врачи не поддерживали резолюцию, однако раскол среди медиков наносил немалый ущерб работе системы здравоохранения. Общее количество врачей за годы Первой мировой и Гражданской войн уменьшилось более чем вдвое. Если в 1914 г. в городе насчитывалось более двух тысяч докторов, преимущественно мужчин, в 1921 г. их оставалось 920, не менее половины которых составляли женщины[506]506
McAulay M. Bread and Justice. State and Society in Petrograd 19171922. New York, 1991. P. 277.
[Закрыть]. Если также иметь в виду трудности с водой, хронический дефицит мыла, нехватку дезинфекционных средств и тот факт, что из-за отсутствия топлива не функционировали бани и прачечные и что в холодных квартирах люди неделями не меняли одежду и толком не умывались, можно сделать вывод, что вспышки эпидемий в Петрограде были неизбежны.
В феврале 1918 г. в городе разразилась первая крупная эпидемия сыпного тифа. Быстро разрастаясь, эпидемия достигла своего пика в марте – первой половине апреля. В марте было зарегистрировано 896 заболеваний (в феврале – 413)[507]507
Красная газета. 1918. 21 апреля.
[Закрыть]. Больше всего пострадала от эпидемии южная часть города, особенно Александро-Невский район, где было зарегистрировано в общей сложности 1317 заболевших[508]508
Федоров И.Г. Эпидемия сыпного тифа в Петрограде в 1917–1918 гг. // Известия Комиссариата здравоохранения Союза Коммун Северной области. 1919. № 3–4. С. 35.
[Закрыть]. К концу весны эпидемия пошла на убыль, в последних числах мая наблюдались лишь единичные случаи заболевания сыпным и брюшным тифом. Зарегистрированы были также отдельные случаи заболевания натуральной оспой, но массового характера эта опасная болезнь не приняла (к примеру, за период 8-19 мая было отмечено 15 заболеваний, за 24 мая – три, за 26 мая – один).[509]509
Красная газета. 1918. 22, 25, 28 мая.
[Закрыть] На 1 мая 1918 г. в 13 городских больницах и 12 отделениях числились в общей сложности 15 581 человек, из них 2315 больных заразными болезнями и 12 157 остальных[510]510
Там же. 24 мая.
[Закрыть].
Постепенно деятельность основанного 24 марта 1918 г. Комиссариата здравоохранения Союза Коммун Северной области[511]511
До мая 1918 г. носил название Комиссариат здравоохранения Петроградской Трудовой Коммуны, а в июле 1919 г., после упразднения СКСО, был преобразован в Отдел здравоохранения Исполнительного комитета Петроградского Совета.
[Закрыть] начала давать некоторые результаты. Работа медицинских учреждений была несколько упорядочена. После проведения в апреле муниципализации аптек стало улучшаться аптечное дело. Был организован центральный аптечный склад, многие аптеки были намечены к ремонту, внутри аптек устанавливались постоянные дежурства[512]512
Красная газета. 1918. 24 мая.
[Закрыть]. Началась постепенная национализация больниц (этот процесс был завершен через два года).
Принятых мер, однако, оказалось недостаточно для предотвращения новых эпидемий. Серьезным недостатком в деятельности медицинских органов было отсутствие эффективной работы по профилактике заболеваний. Это и явилось одной из причин зарождения и быстрого распространения в Петрограде эпидемии холеры, которая поразила город в июле 1918 г. Источником эпидемии послужила загрязненная вода реки Невы: она оказалась зараженной холерными вибрионами. Первый случай холерного заболевания был обнаружен 4 июля. Эпидемия распространялась с большой скоростью. 5 и 6 июля было зарегистрировано 174 случая, 7 июля – 220, 8 июля – уже 450. Умерли от холеры в эти первые пять дней 14 человек. Сильнее всего эпидемия свирепствовала в Песках, Нарвском районе и в районе Невского и Литейного проспектов. Не было пока заболеваний в Лесном районе, где питьевая вода была лучше всего очищена и годна к употреблению[513]513
Там же. 10 июля.
[Закрыть]. В последующий период от холеры больше всего пострадали Васильевский остров (особенно Гавань), Александро-Невский район и Новая Деревня[514]514
Федоров И.Г. Эпидемия холеры в Петрограде 1918 г. // Известия Комиссариата здравоохранения Союза Коммун Северной области. 1918. № 1. С. 86.
[Закрыть].
Городские власти были серьезно обеспокоены катастрофически быстрым распространением холеры и начали принимать неотложные меры по борьбе с эпидемией. Противоэпидемическая комиссия Комиссариата здравоохранения СКСО приступила к организации специальных пунктов для производства противохолерных прививок. Петроградский Совет принял решение ассигновать на борьбу с холерой 12 миллионов рублей и образовать Центральную рабочую комиссию по борьбе с холерой[515]515
Красная газета. 1918. 11, 12 июля.
[Закрыть]. На учет взяли все склады медикаментов и дезинфекционных средств, аптеки перевели на круглосуточный режим работы, все фармацевты подлежали постановке на учет. Поскольку антисанитария уличной торговли в немалой степени способствовала распространению эпидемии, торговлю с рук продовольственными товарами в ряде районов запретили. Разрабатывался план распространения среди населения виноградного вина. Для этого распечатали склад гостиницы «Москва», из которого были извлечены 6000 бутылок[516]516
Там же. 16 июля.
[Закрыть].
Отдел общественного питания принял ряд мер в столовых. Все столовые снабдили кипятильниками, на столах ставилась холодная вода с лимонной или соляной кислотой. Посуда промывалась кипятком, зелень мылась и ополаскивалась кипяченой водой, кушанья закрывались сетками или марлей. У входов в столовые поставили умывальники и чашки с раствором сулемы для опускания рук после мытья[517]517
Там же. 24 июля.
[Закрыть]. Всем владельцам заведений квасных, фруктовых, минеральных вод было предписано вырабатывать напитки исключительно на кипяченой воде. Усилили санитарнопросветительную работу среди населения. Проводились лекции о холере и способах ее предотвращения, выпускались листовки и бюллетени, в общественных местах развешивались плакаты. Людей призывали не пить сырой воды, овощи и фрукты перед употреблением пропаривать и не есть свежими, истреблять мух, уничтожать кучи мусора. Отхожие места предписывалось поливать разведенной карболовой кислотой, керосином или чистым дегтем[518]518
Там же. 17 июля.
[Закрыть]. 10 июля Центральная рабочая комиссия по борьбе с холерой постановила произвести мобилизацию буржуазии для организации санитарных отрядов по борьбе с холерой и чистке города. Мобилизации подлежали лица в возрасте 18–45 лет, получавшие нормированные продукты по карточкам 3-й и 4-й категорий. Это был один из первых случаев привлечения «буржуазных элементов» к трудовой повинности, которая стала широко практиковаться в дальнейшем.
В результате всех принятых мер дальнейшее распространение холерной эпидемии удалось остановить, и с конца июля она постепенно пошла на спад. Если в середине месяца заболевали ежедневно более 300 человек, 25 июля зарегистрировали 114 холерных заболеваний и 27 подозрительных по холере, а 5 августа – 88 холерных, 12 подозрительных и 11 острожелудочных[519]519
Там же. 26 июля, 7 августа.
[Закрыть]. К концу сентября можно уже было говорить о полном прекращении эпидемии. Всего от холеры в городе умерли 4305 человек, из них более 3000 умерли в июле, когда эпидемия достигла своего пика. Общее же число заболевших составило около 12 тысяч человек (включая подозрительных по холере)[520]520
Федоров И.Г. Эпидемия холеры в Петрограде 1918 г. С. 86.
[Закрыть]. Больше всего заболевших оказалось в Василеостровском (1483 человека, из них 452 в Гавани), Александро-Невском (1132 человека) и Нарвском районах. Максимальный коэффициент заболеваний – 21,2 человека на тысячу – дала Новая Деревня[521]521
Там же. С. 86, 88.
[Закрыть]. Врач И.Г. Федоров, приведший эти данные, отмечал также, что ближайшие по времени холерные эпидемии 1892 и 1908 гг. эта эпидемия значительно превзошла по размерам, экстенсивности и стремительности развития[522]522
Там же. С. 85.
[Закрыть].
После примерно месячного «затишья» город оказался во власти новой эпидемии. На этот раз испанки – тяжелой формы гриппа. Эту болезнь занесли в Петроград из Новгородской губернии, где она зародилась в Большой и Малой Вишере. Затем болезнь была отмечена в Луге и Новой Ладоге, а в начале октября проникла в Петроград. Заболеванию испанкой было подвержено в основном взрослое трудоспособное населения в возрасте от 25 до 40 лет. До середины октября через Петропавловскую больницу прошли 245 заболевших. Смертность от испанки составляла 10 %[523]523
Красная газета. 1918. 10, 17 октября.
[Закрыть]. Эту эпидемию в основном ликвидировали к концу 1918 – началу 1919 г.
Эпидемии холеры и испанки удалось ликвидировать относительно быстро. Гораздо более стойкими оказались различные формы тифа, в первую очередь сыпной. Вспышки тифозных эпидемий на протяжении трех послереволюционных лет возникали несколько раз, периодически то затухая, то вновь усиливаясь. Тиф появился в городе в 1917 г. – впервые за предшествующие 20 лет. Первая крупная вспышка, как уже упоминалось, имела место зимой-весной 1918 г., с осени 1918 г. вновь началось заметное увеличение заболеваемости тифом. В ноябре зарегистрировали 1500 случаев, в декабре – до 3000. В Городскую инфекционную больницу за 1918 г. поступило до шести тысяч больных тифом – больше, чем за все предыдущие 36 лет существования этой больницы. При этом нередкими были случаи заражения медицинского персонала. Смертность от сыпного тифа в эту эпидемию была относительно невысока – до 10 % заболевших (в предыдущую эпидемию умерло около 20 %)[524]524
Петроградская правда. 1919. 10 января.
[Закрыть]. Сильнее всего заболеванию были подвержены жители Александро-Невского, Московского, Петроградского и Охтинского районов. Меньше всего пострадали Адмиралтейский и Коломенский районы[525]525
Там же. 18 января.
[Закрыть]. За первую половину 1918 г. сыпным тифом в городе заболели 5500 человек[526]526
Федоров И.Г. Эпидемия сыпного тифа в Петрограде в 1917–1918 гг. С. 35.
[Закрыть]. За 1919 г. было отмечено 36 367 заболеваний сыпным тифом, что было почти в 70 раз больше чем за 1917 г. (571 случай)[527]527
Хромов Б.М., Свешников А.В. Здравоохранение Ленинграда. С. 29.
[Закрыть].
Следующая крупная вспышка тифозных заболеваний относится к началу 1920 г. Руководитель Отдела здравоохранения Е.П. Первухин связывал ее с последствиями боев под Петроградом во время отражения наступления армии Юденича. В те дни через город прошло большое количество воинских частей, которые, по мнению Первухина, и способствовали развитию эпидемии. Еще больше повлияли на рост эпидемии перебежчики от белых[528]528
Петроградская правда. 1920. 3 февраля.
[Закрыть]. Для предотвращения дальнейшего распространения эпидемии решили в недельный срок открыть все бани, как можно скорее обеспечить население мылом, усилить дезинфекционные мероприятия. Поскольку основными разносчиками эпидемии становились приезжие, одной из основных мер борьбы с эпидемией было признано обеззараживание прибывавших пассажиров. Чрезвычайная комиссия по борьбе с эпидемиями приступила к организации санитарно-пропускных пунктов на вокзалах.
Все приезжающие пассажиры пропускались через эти пункты, их вещи дезинфицировались, каждому пассажиру отпускалось по 1/16 фунта мыла и чистое полотенце. Было начато оборудование санитарных поездов-бань[529]529
Красная газета. 1920. 6 марта.
[Закрыть]. Весной-летом 1920 г. эпидемия тифа пошла на убыль. В целом же в течение этой эпидемии сыпным тифом заболели 23 684 человека, умерли 1816[530]530
Петроградская правда. 1920. 22 июня.
[Закрыть]. Общее число заболевших было велико, но смертность от тифа заметно снизилась по сравнению с 1918–1919 гг.
Тифозные заболевания, таким образом, обычно усиливались с наступлением холодов. Именно так и произошло в конце октября 1920 г., когда похолодание ознаменовалось новой вспышкой сыпного и возвратного тифа[531]531
Там же. 31 октября.
[Закрыть]. На этот раз эпидемия протекала довольно вяло и постепенно начала отступать со второй половины зимы 1921 г. За последнюю неделю января в Петрограде и пригородах зарегистрировали 73 случая сыпного, 6 – брюшного и 24 – возвратного тифа[532]532
Там же. 1921. 4 февраля.
[Закрыть]. Общее улучшение питания и бытовых условий на протяжении 1921 г. создало условия для полного исчезновения тифозных эпидемий. Количество заболевших сыпным тифом в названном году понизилось в шесть раз по сравнению с 1920 г.[533]533
Хромов Б.М., Свешников А.В. Здравоохранение Ленинграда. С. 31.
[Закрыть] Из всех эпидемических заболеваний тиф, таким образом, был самым большим бедствием для населения Петрограда. Посетившая в этот период бывшую российскую столицу Э. Сноуден, супруга одного из лидеров лейбористской партии Великобритании, обратила внимание на то, что у многих женщин и девушек волосы были коротко острижены. Англичанке объяснили, что короткие стрижки – это отнюдь не мода и не обычай среди русских женщин. Просто эти женщины переболели тифом и были вынуждены остричь волосы.[534]534
Snowden E. Through Bolshevik Russia. P. 18.
[Закрыть]
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
