Автор книги: Сергей Яров
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Из других инфекционных заболеваний широких масштабов достигала дизентерия, особенно во второй половине лета 1920 г., когда она приняла форму эпидемии. Всего за лето 1920 г. дизентерией заболел 2271 человек. Из этого числа к концу августа 993 человека выздоровели, 304 умерли[535]535
Петроградская правда. 1920. 19 сентября.
[Закрыть]. В тот же период наблюдался рост заболеваемости дифтерией и кровавым поносом. Что касается оспы, то, помимо весны 1918 г., кратковременная вспышка этой болезни наблюдалась в конце зимы – начале весны 1919 г. За последнюю неделю февраля 1919 г. заболели 192 человека.
Больше всего заболевших зарегистрировали в Петроградском и Невском районах[536]536
Там же. 1919. 4 марта.
[Закрыть]. Оспенная эпидемия, однако, и на этот раз не приобрела массового характера. Это было достигнуто в первую очередь благодаря своевременной организации оспопрививания. Как отмечала «Красная газета», в то время как в других городах декрет об оспопрививании только начал проводиться в жизнь, в Петрограде большая часть соответствующей работы была уже выполнена. На сентябрь 1920 г. оспа была привита двум третям населения города[537]537
Красная газета. 1920. 12 сентября.
[Закрыть].
Среди других болезней наибольшее беспокойство вызывала цинга, что вполне объяснимо в условиях недоедания и нехватки витаминов. К тому же вследствие угрозы холерной эпидемии овощи и фрукты рекомендовалось не есть свежими и употреблять только в вареном виде, а при термической обработке овощей и фруктов разрушается содержащийся в них витамин С, который служит основным гарантом против цинги. Первые случаи цинги были отмечены в конце 1918 г. Болезнь достигла широких масштабов в середине 1919 г. К концу года число заболевших достигало тысячи человек[538]538
Петроградская правда. 1920. 11 июля.
[Закрыть]. Цинга протекала в относительно легкой форме и выражалась в разрыхлении десен и боли в ногах, к тяжелым последствиям она, как правило, не приводила. Однако ликвидировать ее было нелегко. Случаи цинги наблюдались еще в 1921 г., когда эпидемические заболевания в основном уже шли на спад. В частности, 13 апреля 1921 г. подотдел Петроградского губернского отдела народного образования обратился в Петросовет с просьбой принять срочные меры к улучшению питания детей, так как в некоторых детских учреждениях началась цинга[539]539
ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 5. Д. 235. Л. 577.
[Закрыть].
Не последней проблемой в Петрограде стали венерические заболевания, особенно сифилис. Их распространение было связано с тем, что после закрытия домов терпимости и выхода проституции из-под государственного контроля «жрицы любви» перестали подвергаться регулярному медицинскому осмотру. Сохранилось любопытное письмо отдела Комздрава Московского района, адресованное Г.Е. Зиновьеву. В письме выражалась обеспокоенность ростом числа больных сифилисом в районе, причем среди заболевших было 12 служащих самого Комздрава. Для борьбы с угрозой распространения сифилиса предлагались радикальные меры: освидетельствование всего населения с последующим отделением больных от здоровых и издание декрета об обязательном вступлении в брак лиц, достигших зрелого возраста[540]540
Там же. Оп. 4. Д. 125. Л. 306.
[Закрыть].
* * *
Такой в общих чертах была повседневная жизнь петроградцев в первые, самые трудные послереволюционные годы. Как подчеркивал в своих заметках А. Моризе, французский социалист, побывавший в России в 1921 г., из всех крупнейших городов России именно Петроград сохранил в первозданной чистоте дух коммунизма, но репутация авангарда революции стоила ему огромного количества жертв и лишений… Положение начало меняться только со второй половины 1921 г., когда стали ощущаться результаты мероприятий нэпа. Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Как отмечал П.А. Сорокин, Петроград мало-помалу начал снова приобретать внешний облик европейского города. «Люди ремонтировали свои жилища, стали лучше одеваться, следить за своей внешностью. Печать смерти и запустения, лежавшая на нас целых два года, почти исчезла». Свидетельством нормализации жизни было и прекращение убыли населения города. С 1921 г. численность населения Петрограда вновь начала расти и в 1923 г. впервые после 1919 г. достигла миллионного уровня, составив 1 067 000 человек.
А.И. Рупасов
Торговля и распределение
При знакомстве с архивными материалами по вопросам торговли и распределения в Петрограде в годы Гражданской войны поражает не столько крайняя беспомощность властей в делах снабжения населения продовольствием и предметами первой необходимости, неспособность прогнозировать хотя бы ближайшие последствия предпринимаемых шагов, сколько явная уверенность этого самого населения в бестолковости властей и необходимости в силу этого положения дел действовать на свой страх и риск – иначе просто не выжить. Впрочем, риск значительно снижался благодаря тому, что взлелеиваемое новыми городскими властями дитя – контроль за всем и вся – как-то не желало расставаться со своим детством и позволяло не лишенному здравой сметки горожанину сводить концы с концами.
Стороннему наблюдателю взаимоотношения городской власти и населения могут показаться азартной игрой, в которой каждая из сторон играла по собственным правилам, с той лишь разницей, что первая, крайне озабоченная поддержанием (или скорее, быть может, желанием приобретения?) авторитета, обращала исключительное внимание на формальное закрепление таковых правил в виде обязательных постановлений, предписаний и прокламаций, доводившихся до сведения всех от мала до велика посредством немногочисленной городской прессы, выступлениями агитаторов, партийными и профсоюзными собраниями и тому подобным и, что действительно удивительно, явно верила при этом в наличие у населения столь желаемого для любой власти законопослушания. Вторая же, не озабоченная размышлениями о чьем бы то ни было авторитете, основное внимание уделяла разработке методик выполнения или, что ближе к истине, – уклонения от выполнения предписанных ей правил. Пускаться при этом на особо изысканные уловки горожанину и нужды не было: город велик, хотя революционные потрясения и привели к тому, что население сократилось почти втрое, жителей оставалось все-таки не настолько мало, чтобы к каждому дому, где там – к каждому человеку можно было приставить по соглядатаю. Да и с последним, если таковой все же оказывался в ненужном месте в ненужное время, можно было вполне договориться, если только того не обуревало желание оставить себе все.
Безусловно, утверждать, что стоявшие перед городскими властями проблемы относились к разряду легко и быстро разрешимых, нельзя. Столь же бесспорно и то, что наследство, которое им досталось, оказалось тяжким бременем. Именно поэтому их деятельность уже в первые послеоктябрьские месяцы оставляет впечатление явной растерянности, лишь слегка прикрытой гневно-устрашающей фразеологией массы строжайших распоряжений, света надежды в глазах жителей не зажигавших.
Наследство
Наследство включало не только массу разного рода торговых и промышленных предприятий с их огромными складами и холодильниками, финансовые организации, транспортную инфраструктуру, таможни, различные контрольные учреждения и, наконец, собственно городское население, у значительной части которого революция пробудила невиданные прежде активность и самоуверенность. Неотъемлемой частью наследства был также и клубок острейших проблем и, что не менее важно, способов разрешения последних. Среди этих способов прежним хозяевам не хватило только смелости воспользоваться опытом Александра Великого. Впрочем, и новые решились на подобный шаг далеко не сразу.
Дореволюционный Петроград был не только столицей огромной империи, но и ее крупнейшим торговым центром, включенным в систему международной торговли. Город представлял собой сложную торгово-финансовую структуру, способную к быстрой адаптации в резко меняющихся политических и экономических условиях. Составляющими звеньями этой структуры были не только разветвленная сеть крупных и мелких финансово-кредитных организаций (банков, кредитных товариществ, ссудных касс, ломбардов, страховых обществ и пр.), но и великое множество разного рода торговых заведений (магазинов, ларей, складов, ресторанов, кафе, трактиров).
Точное количество перечисленных выше торговых предприятий накануне потрясений 1917 года определить трудно, если вообще возможно. Единой системы статистики внутренней торговли Россия не имела. Данные о внутренней торговле никем не обобщались. Единственным источником о ней являются сводные данные обложения торговых предприятий промысловым налогом. Последний раз эти данные были опубликованы за 1912 г. в 1915 г. департаментом окладных сборов Министерства финансов. Однако судить о численности торговых предприятий по приводимым данным о количестве выбранных патентов нельзя: патенты выдавались не только на постоянно действующие в году, но и на временные (сезонные), а также в случаях перехода торгового предприятия к другому лицу или при изменении характера деятельности предприятия. В 1912 г. на всю Санкт-Петербургскую губернию было выдано по пяти разрядам свыше 36 000 патентов. Для сравнения укажем: в Новгородской губернии было выдано около 6000, а в Псковской – немногим более 7000[541]541
Статистика прямых налогов. Государственный промысловый налог. Основной налог с отчетных и неотчетных предприятий и дополнительный налог с неотчетных предприятий за 1912 г. СПб., 1915. Табл. 1а.
[Закрыть].
В какой степени повлияла на численность торговых заведений и объемы их оборотов порожденная войной экономическая ситуация, также сказать трудно. В годы мировой войны Петроград, однако, остался одним из немногих городов страны, через который еще могли осуществляться крупные внешнеторговые операции. Поскольку утвержденными министром финансов правилами от 4 мая 1915 г. был запрещен вывоз за границу товаров из портов Балтийского моря, расположенных в пределах Петроградской, Эстляндской, Курляндской и Лифляндской губерний, столичный торговый порт уступил свою роль Финляндской железной дороге, по которой и пошел основной поток грузов. Уже в 1915 г. экспорт в Финляндию и транзит грузов через нее в нейтральные и союзные европейские государства возрос с 3,6 до 33 % (с 49 до 132,7 млн руб.), а импорт из и через Финляндию – с 4,1 до 21,4 % (с 56 до 243,7 млн руб.)[542]542
Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границам за 1915 г. Пг., 1917. Ч. 1.С. 11, 88.
[Закрыть].
Столь же затруднительно сказать, сколько действовало в столице в 1917 г. кредитно-банковских учреждений. Ряд российских банков перенесли свои конторы с оккупированных территорий в Петроград, однако не все из них успели развернуть свои операции. Что касается органов мелкого и среднего кредита, то шел непрерывный процесс появления новых и ликвидации старых кредитных товариществ, их объединений, ломбардов, ссудных касс и т. д. Можно лишь утверждать, что вклады населения в разного рода кредитные товарищества в 1917 г. значительно возросли и что одновременно заметно сократились вклады в государственные сберегательные кассы, из которых население после провала летнего наступления и последовавшей попытки корниловского переворота стало изымать свои деньги.
Война продиктовала необходимость ужесточения государственного контроля над экспортно-импортными операциями торговых компаний и деятельностью банков. За годы войны возросло количество ведомств, от решений и действий которых зависело функционирование городской системы торговли. Свою точку зрения на некоторые экспортные операции высказывал, например, штаб Северного фронта, даже предпринимавший определенные шаги, целью которых было воспрепятствование проведению тех или иных торговых операций. Предпринимаемые штабом фронта меры были тогда во многом обусловлены появлением слухов, что часть транспортируемых грузов идет транзитом через Финляндию в Германию. Так, в начале января 1916 г. начальник штаба Северного фронта М.Д. Бонч-Бруевич направил генерал-губернатору Финляндии Ф.-А.А. Зейну письмо, в котором утверждалось, что в некоторых частях Великого Княжества специально устраиваются запасы зерна в целях подготовки поддерживаемого Германией восстания против России. Командующий Северным фронтом П.А. Плеве потребовал тогда от главы правительства Ивана Логгиновича Горемыкина прекращения любых поставок продовольствия в Финляндию[543]543
Rantatupa H. Elintarvikehuolto ja-saannostely Suomessa vuosina 1914–1921. Jyvaskyla,1979. S. 41
[Закрыть]. Подозрительность штаба Северного фронта вызывали в начале 1917 г. даже безобидные на глаз обывателя поставки семян клевера в Данию, так как считалось, что из Датского королевства они якобы попадали в Германию, где из них вырабатывались «удушливые газы»[544]544
Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 23. Оп. 11. Д. 673. Л. 1, 4.
[Закрыть]. Это дело породило оживленную переписку нескольких министерств; в итоге через несколько месяцев военным пришлось пойти на попятный. Вместе с тем следует отметить, что к началу 1917 г. российским правительством стал признаваться тот факт, что, учитывая опыт торговли Великобритании со Швецией и другими европейскими государствами, можно расширить торговые связи со Скандинавией через Петроград без опасений, что экспортируемые туда товары окажутся в Германии.
Вполне естественно, что наличие у различных государственных институтов несовпадающих точек зрения могло иногда надолго затягивать осуществление тех или иных торговофинансовых операций. Но, как известно, у семи нянек дитя без глазу, а если еще принять во внимание порожденную войной атмосферу спекулятивного ажиотажа, то тот факт, что торговая деятельность в имперской столице не впала в состояние летаргии, удивления вызывать не станет. Спекулятивные операции, в которые оказались вовлеченными не только владельцы частных торговых предприятий, банки, кооперативы и так далее, но и государственные ведомства, в первую очередь расположенные в городе армейские интендантские службы, внесли свой вклад в ускорение процесса развала финансовой системы империи. Размах этих операций делал возможным появление утверждений вроде тех, которые привел в своей докладной записке в сентябре 1917 г. заведующий подотделом продовольственных правонарушений Петроградской Центральной Продовольственной управы Б.Д. Левин: «Всем нам хорошо известно, что в городе существует целая организация спекулянтов-контрабандистов, которая всеми правдами и неправдами доставляет продукты в Петроград и продает их по чрезмерно завышенным ценам… Спекуляции помогают железнодорожные агенты, а также различные воинские части». Что касается «целой организации спекулянтов-контрабандистов», то сколько-нибудь точных данных никто так никогда и не привел. Но в интендантской службе действительно время от времени возникали скандальные дела. Тот же Левин спустя месяц напишет: «Интендантство, Красный Крест[545]545
В Петрограде действовало несколько организаций Красного Креста. Уже в это время у городских властей имелись вопросы в отношении деятельности складов, принадлежащих Датскому Красному Кресту, позже – в 1919 г. – это привело к их закрытию и многочисленным арестам сотрудников.
[Закрыть] и иные учреждения получают грузы в свой адрес и распределяют их, как бог на душу положит»[546]546
Бюллетень Петроградской Центральной Продовольственной Управы. № 14. 26.09.1917; № 21. 23.10.1917.
[Закрыть].
Нерастраченной за годы мировой войны деловитости отечественных представителей торгово-финансового мира с точки зрения властей, как имперских, так и городских, был присущ один как минимум серьезный недостаток: она пагубно сказывалась на умонастроении значительной части городских жителей, которым все труднее приходилось удовлетворять свои далеко не изысканные потребности из-за постоянного роста цен. Хотя надо признать, что в то время жители города все же еще не были пока объединены в «одну тесную семью, щелкающую зубами» (по выражению Н. Тэффи), это произойдет несколько позднее.
Недоброжелательное и нередко излишне эмоционально окрашенное отношение весьма широких слоев городского населения к представителям так называемого «торгового класса» являлось одним из факторов, крайне осложнявших борьбу последнего за устранение введенных во время войны ограничений на свободу торговли. Если учесть, что Февральская революция положила начало проходившему довольно быстро процессу институционализации новой власти, то для «торгового класса» складывалась мало комфортная ситуация устранения из сферы принятия политикоэкономических решений. Избежать подобного направления развития событий считалось возможным, прежде всего, путем «ликвидации деморализации в собственных рядах» и самоорганизацией, а также тем, что в наше время называется работой над имиджем.
«Банковая и торговая газета» устами одного из своих обозревателей М. Мерева так обрисовала, например, портрет предполагаемого предпринимателя: «Из мародера, набивающего свой карман, из спекулянта, мнящего себя гением после стрижки окольных баранов, из чиновника, пристроившегося благодаря своим связям к тепленькому местечку, предприниматель должен превратиться в организатора, одушевленного рядом со здоровым эгоизмом, также общественными идеалами, в мыслителя и энергичного проводника своих замыслов, в которых должен проявляться творческий гений предпринимателя для хозяйственной жизни и экономического развития страны»[547]547
Банковая и торговая газета. 1917. 13 июля. № 28. С. 491.
[Закрыть].
Возможно, именно потому, что подобная «социальная эволюция капитала» была процессом длительным, то основное внимание было обращено на «самоорганизацию». Однако и на этом пути, даже в рамках одного города, до октябрьских событий 1917 г. особых успехов так и не было достигнуто. «В то время как другие группы населения нашего великого государства неустанно работали над созданием организованных ячеек, в то время как самые, казалось бы, некультурные классы населения объединились и нашли в себе духовные силы для создания той или иной внутренней спайки, в то время как съезды непрерывной чередой идут в Петрограде, в это время торгово-промышленный класс удосужился созвать одно или два бледных собрания и сорганизовать рахитический торгово-промышленный союз, не проявляющий ни энергии, ни воли жизни и ничего до сих пор не сделавший для предпринимателей… В этой деморализации таится в связи с предстоящими повсеместно муниципальными выборами, а также с выборами в учредительное собрание серьезная опасность для торговцев и промышленников. Если голос народа признает их мародерами тыла, вредными или даже бесполезными посредниками в экономическом обороте страны, то они будут стерты, а в лучшем случае заперты в том столкновении интересов, которое произойдет в городских думах и учредительном собрании»[548]548
Там же. 1917. 1 июня. № 22. С. 391.
[Закрыть].
Так или иначе, но явная неспособность «торгового класса» изменить отношение к себе населения, устранить «деморализацию» в своих рядах, найти баланс между целями собственной деятельности и быстро и непривычно меняющейся правовой основой последней в немалой степени способствовала все более широкому распространению и развитию различных форм нелегальной торговли и торговли вразнос. В свою очередь, подобная ситуация еще более сокращала возможности властей не только получать сколько-нибудь объективную картину о сфере торговли, но, естественно, и прогнозировать результаты и последствия собственных действий. В определенном смысле призывы поправить дело «всем миром», «широкой общественностью», «развитием кооперации» и так далее являлись в 1917 г. всего лишь модификациями более понятного обывателю клича: «Спасайся, кто может!».
Безусловно, сводить причины всех обрушившихся на жителей города в военные годы бед к страсти торговца к наживе нельзя. Существовал ряд объективных причин, постепенно делавших ситуацию со снабжением города все более и более трагичной. Среди этих причин отнюдь не последнюю роль играла ситуация на транспорте. В силу своего географического положения и соответствующих природно-климатических условий город находился в прямой зависимости от четкого функционирования всей той транспортной инфраструктуры, которая связывала его с остальной страной. Ближайшие губернии не были способны удовлетворить потребности столицы как в обеспечении населения основными продуктами питания, так и ее промышленности сырьем и энергоресурсами. Поэтому любой сбой в работе железнодорожных (Николаевская, Северо-Западная, Московско-Виндаво-Рыбинская железные дороги) и речных (Мариинская, Вышневолоцкая, Тихвинская системы, судоходство на Ладоге) коммуникаций имел серьезные последствия. Даже в таком деле, как поставка дров, значительная масса которых поступала с северо-восточного побережья Ладоги, т. е. из пределов Великого княжества Финляндского, происходили сбои, правда, не достигавшие тех масштабов, какие они приобрели год спустя.
На указанных выше железных дорогах весной 1917 г. уже недоставало примерно четверти паровозного парка[549]549
Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Документы и материалы. Март-октябрь 1917 г. М.; Л., 1957. 4.2. С. 214.
[Закрыть]. Управляющий транспортным отделом Особого совещания по перевозкам полковник И.Д. Михайлов в составленной в конце лета этого года докладной записке с полным основанием приходил к следующему выводу: «Нет никаких сомнений, что с наступлением зимнего периода разрушение подвижного состава пойдет гигантскими шагами и что большая половина паровозов после первого зимнего месяца окажется вышедшей из строя, прямым следствием чего будет равновеликое сокращение провозной способности наших дорог»[550]550
Там же. С. 251.
[Закрыть].
На протяжении всего 1917 г. власти пытались решить проблему транспортировки грузов постепенным сокращением пассажирских перевозок. Однако этот метод решения проблем натолкнулся на естественное желание населения не только перемещаться по территории страны, но и самостоятельно обеспечивать себя продовольствием. В итоге, по утверждению того же И.Д. Михайлова, рессоры у пассажирских вагонов оказались выгнутыми в противоположную сторону. В своей статье в «Известиях по продовольственному делу» он писал: «Ежедневно солдатами и разного рода спекулянтами, проезжающими без всяких билетов, под видом ручного багажа заполняются хлебом классные вагоны и теплушки от пола до верха, причем погрузка в классные вагоны производится через разбиваемые стекла»[551]551
Михайлов И.Д. Современное состояние железнодорожного транспорта и результаты водной навигации за восемь месяцев 1917 г. II Известия по продовольственному делу. 1917. № 3. (Сентябрь-октябрь). С. 21.
[Закрыть].
Однако возникшие на транспорте сложности не сводились к чисто техническим проблемам. Несмотря на то что само предъявление продовольственных грузов железным дорогам и пароходствам сократилось значительно – в силу общегосударственных тенденций в экономике (распад единого национального рынка, кризис системы денежного обращения, натурализация сельскохозяйственного производства) – на перевозках этих грузов сказалось и быстрое падение авторитета государственной власти. Последнее выражалось не только в игнорировании местными властями тех или иных распоряжений Временного правительства, но и в невозможных ранее фактах простого грабежа продовольственных грузов. Так, выступая на заседании Временного Совета Республики 10 октября 1917 г. по вопросу об общем продовольственном положении министр продовольствия С.Н. Прокопович говорил: «Нам приходится иметь дело с другого рода явлением: этот хлеб к нам не приходит, это не вина Министерства продовольствия. По Мариинской системе было направлено в сентябре 1917 г. около 400 тысяч пудов хлеба… из этих 400 тысяч пудов уже задержано на Мариинской системе в одном Белозерске 152 тысячи, в других местах еще несколько барж разграблено; в общем, задержано или разграблено около 200 тысяч пудов»[552]552
Экономическое положение России… С. 360.
[Закрыть]. По мнению Петроградской Центральной продовольственной управы, городу ежемесячно требовалось 2 069 000 пудов хлеба, или 69 вагонов в сутки. Из всех месяцев 1917 г. наиболее благополучным с прибытием хлебных грузов был май – выполнено было 90 % плана (в марте – 81 %, в апреле – 34 %), однако удержать этот успех не удалось, и в июле прибыло только около трети необходимого[553]553
Продовольствие и снабжение. 1917. 1 сентября. С. 22.
[Закрыть].
Имперские и городские власти во время войны довольно осмотрительно предпринимали попытки вмешательства в сферу торговли. Это было обусловлено не только тем пиететом, который они испытывали к институту частной собственности и принципу свободы торговли, но и умением оценивать реальную обстановку. Им не требовалось углубляться в теоретические размышления о вероятных последствиях государственной регламентации в сфере торговли, поскольку уже имевшаяся практика свидетельствовала, что подобный способ решения проблем снабжения городов влечет за собой процветание черного рынка и изменение организационных форм легальной торговли, которые только усугубляли хаос в экономике, в частности, в системе государственных финансов, и подталкивали к созданию обширной системы государственных монополий, добиться обеспечения четкого функционирования которой было практически невозможно.
В какой-то мере справедливым будет заметить, что власти предпочитали взирать на замкнутый круг проблем, чем пытаться разорвать его, поскольку в их распоряжении фактически не было для этого особых возможностей. Сверхоптимистические заверения некоторых кооперативных деятелей о том, что кооперация является тем волшебным средством, которое сможет обеспечить гарантированное снабжение городского населения продовольствием при условии более решительных действий со стороны государства (не только в сфере торговли)[554]554
См., напр.: Омельченко А. Задачи кооперативов в борьбе с дороговизной // Петроградский кооператор. 1917. 18 февраля. № 4. Д. Чаянов в своей статье «Продовольственный кризис» писал в мае 1917 г.: «Только организованный общественный разум может взять на себя задачу распределения продовольственных продуктов среди населения». По его мнению, старая государственная власть, осознавая необходимость этого, наращивала свое вмешательство в товарооборот хлебов и, прогнав тем самым с рынка торговца, оказалась бессильна создать что-либо взамен. Разрушив торговый аппарат, она оставила вместо него пустое место (Там же. 1917. № 9-10.С. 10).
[Закрыть], не могли восприниматься всерьез, так как тщедушие российской кооперации было общеизвестным фактом. Выступить в условиях войны в качестве «заменителя» частной торговли она явно не была способна. Городская дума в Петрограде неоднократно вынуждена была с прискорбием для себя признавать, что торговцы в распределении продуктов играют огромную роль и вследствие этого обладают возможностями влиять на общественное мнение «в желательном для них смысле». Поэтому если властями и предпринимались какие-либо меры, то их осуществление ограничивалось, как правило, системой оговорок и негласных поблажек нарушителям (так было с инструкциями, разосланными министерством внутренних дел от 31 июля 1914 г., по которым губернаторам предоставлялось право вмешиваться в «нездоровое повышение цен») или временными рамками. Примером последнего является решение Особого совещания по продовольственному делу, которым петроградскому градоначальнику князю А.Н. Оболенскому были предоставлены 19 сентября 1915 г. полномочия конфисковать и передавать потребителям прибывавшие в столицу для спекулятивных целей продовольственные грузы. Полномочия эти действовали 12 дней.
Столь решительный шаг Временного правительства, как введение хлебной монополии, не многого стоил, так как он, как отмечали современники, «разрешая вопросы распределения продуктов, совершенно не затрагивает вопросов, относящихся к сфере производства»[555]555
Звенигородский Н. О хлебной монополии //Петроградский кооператор. 1917. № 7–8. С. 14.
[Закрыть]. В итоге дополнительный стимул получил все тот же черный рынок.
Характерным для воюющих государств явлением было введение карточной системы, учитывающей особенности труда отдельного человека, складывание более или менее обширной системы таксации цен на ряд продуктов питания и некоторые промышленные товары, а также введение ограничений в ассортименте продуктов, предлагаемых на продажу, и услуг, оказываемых населению. Разработка некоторых мероприятий в области распределения предметов первой необходимости предусматривала помимо прочего достижение режима наибольшей экономии. Однако и без усилий со стороны имперских и городских властей частная торговля быстро освоилась с ситуацией. При выпечке хлеба чего только не подсыпали в муку. Иногда, впрочем, предпринимателям удавалось доказать полезность своих действий. Так, «конфектно-кондитерские предприятия» Петрограда считали своей заслугой – и с точки зрения «Известий Особого совещания по продовольственному делу» небезосновательно – превращение песочного сахара в леденцы, «каковая форма сладкого вещества является настоятельно необходимой для мелкого потребителя, не умеющего экономизировать ограниченного количества отпускаемого ему сахара иначе как путем потребления „вприкуску“»[556]556
Известия Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. 1917. № 2. Февраль. С. 50.
[Закрыть].
Поскольку Петроград оказался в Европе не единственным крупным городом, испытывающим трудности со снабжением, внимание к зарубежному опыту по традиции оказалось большим. Издававшиеся в столице «Известия по внешней торговле» нет-нет да и радовали читающую публику сообщениями о введении новых правил для хлебопечения декретом президента Французской республики или установлении новых карательных мер за спекуляцию в двуединой монархии и т. д. Кое-что бралось на заметку и петроградскими властями. 24 марта 1917 г. в городе было объявлено о введении карточной системы на основные продукты питания, не исключавшей, правда, торговли этими же продуктами по свободным ценам. В российской столице за соблюдением такс наблюдали городские участковые попечители, которые через своего представителя, избираемого на Совещании попечителей, нередко ставили перед градоначальником вопросы об издании обязательных постановлений, регулирующих торговлю продовольственными товарами. Так, в начале января 1917 г.
градоначальнику[557]557
Именно в то время, кстати, градоначальник генерал-майор Александр Павлович Балк был временно назначен Уполномоченным Председателя Особого совещания по продовольственному делу по г. Петрограду.
[Закрыть] предлагалось издать такие постановления о воспрещении выпечки и продажи сладкого хлеба, тортов, пирожных и т. п. Возможности попечителей оказывать воздействие на частную торговлю были ограничены правом наложения штрафов, не слишком пугавших хозяев торговых заведений.
Дело снабжения столицы находилось не только в руках частных торговцев, государственных и кооперативных органов, но и муниципальных властей. Активность последних находила свое объяснение не только во вполне понятном желании помочь малообеспеченным слоям населения, но и в стремлении избежать нежелательных эксцессов. Продемонстрированная правительством в годы войны крайняя осмотрительность в решении экономических проблем была одной из причин того, что городская дума самостоятельно пыталась решить проблему обеспечения населения продовольствием и другими товарами первой необходимости.
Надо отдать должное городским властям: на этом пути они обратили внимание на органы мелкого кредита, предоставляя им ссуды из городской казны. В той ситуации, когда складывавшаяся в течение десятилетий система оптовой торговли рухнула в одночасье, возникла острая необходимость в развитии тех организационных форм торговли, которые оказались бы способными более или менее восполнить утрату. Население увидело выход в создании разного рода кооперативов и товариществ. Однако для начала эффективного ведения торгово-закупочных и кредитных операций вносимых паев далеко не всегда хватало, поэтому ссуды из городской казны были далеко не лишними.
Вообще вклад Петроградской городской думы и ее исполнительного органа – управы – в дело снабжения населения был значителен. В распоряжении последней имелись запасы продовольствия, прежде всего муки, достаточно большие для того, чтобы отпускать его «заимообразно» другим учреждениям, а также «уполномоченному председателя особого совещания по продовольствию Петрограда». Причем последнему управа могла, например, в феврале 1917 г. выдавать до 35 000 пудов муки в сутки. Городская дума постоянно стремилась к возможно более полному контролю над тем, чтобы это продовольствие доставалось исключительно жителям города. Это, кстати, было характерным явлением для всей европейской части империи. Местные власти во время войны пытались препятствовать вывозу продовольствия, видя в этом один из способов борьбы с дороговизной и насыщения собственного рынка. Поскольку, например, цены на сливочное масло в Петрограде были выше, чем в Финляндии, этот ценный продукт питания во все больших количествах «утекал» из Великого Княжества, что и заставило финские власти еще в 1916 г. поставить этому препятствие: для проезда за станцию Кямяря (Гаврилово) требовалось получение специального разрешения.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
