Текст книги "Лабиринт фараона"

14

Люди Нетуба Ашры отправились в Сетеп-Абу. Им удалось захватить в плен одного писца, занятого подсчетом урожая, засунуть его в мешок и, поколотив палками, привезти в лагерь.

Когда его вытряхнули из мешка, из носа у него текла кровь, а надбровные дуги были разбиты. Вначале он стал было возмущаться и говорить властным голосом, свойственным писцам, но потом, увидев себя в окружении пьяных рож, притих. Нетуб Ашра нагнулся к нему и объяснил, что от того требуется.

– Мы покажем тебе папирусы, и ты вслух прочтешь нам то, что на них написано. Если откажешься или попробуешь соврать, тебе будут по одному отрезать пальцы, в первую очередь – большие и указательные, которыми ты держишь калам. Без них ты ничего не будешь стоить. Ты хорошо понял?

Обливающийся потом писец все же попытался, несмотря ни на что, сохранить достоинство. Он привык наказывать, а не терпеть оскорбления, и такое непочтение к его чину наполнило его яростью, заглушившей страх.

Ути принес замшевый футляр и вытряхнул из него тонкие листы папируса. Писец быстро пробежал их глазами и удивленно поморщился.

– Это рецепты духов, – небрежно бросил он. – Они не имеют никакого значения…

– И все же читай нам их все, – потребовал Нетуб. – Разве мы похожи на людей, которым это неинтересно? Ты хочешь лишить нас удовольствия хорошо пахнуть? Как ты недобр, мой друг!

Разбойники угрожающе загоготали; их смех не предвещал ничего хорошего. Писец поспешил начать расшифровывать знаки, начертанные на папирусе. Слушая его, Ануна с трудом скрывала разочарование, а Нетуб нетерпеливо задавал ей один и тот же вопрос:

– Это не то?

– Нет, – вздохнула девушка. – Эти духи прекрасны, что правда, то правда, но они известны всем.

– Продолжай, – пролаял Нетуб, ударив писца в правое ухо. – Твоя песенка мне не нравится, мне хочется другую.

Неожиданно, перебирая листки, чиновник, казалось, чему-то удивился и поднес их к глазам, будто увидел на них некий божественный знак, начертанный разведенной сажей.

– Постой-ка… здесь… тут! – лепетал он. – Это печать Анахотепа. Подпись фараона… Написано его рукою. Какая честь… Я, простой писец, могу читать послание, начертанное рукой самого сына Гора. – Он упал на землю перед листком, бормоча слова почтения.

– Хватит обезьянничать, читай! – взвыл Нетуб. Тогда писец начал читать благоговейным голосом, словно читал священные строки о жизни в Великой Книге Мертвых:

– «Это – как запах ляпис-лазури, раскаленной солнцем пустыни, на которую вдруг падает слеза ребенка и с шипением испаряется; от нее идет тот аромат меда и молока, который могут уловить только женщины. Это похоже на пыльцу миллиона роз, опадающих в сердце гробницы. Только ветер времени может вдруг окутать лики богов. Это подобно аметисту, раскаленному в превратившейся в огненную печь горе, когда цвет его меняется и он испускает ароматы луны, охлажденной солнцем. Благодарю тебя, о Дакомон, сын мой, за предоставленную мне невыразимую радость».

Писец умолк, слезы волнения катились по его щекам.

– Это все, – тихо сказал он. – Затем представь себе печать Анахотепа… жизнь, сила, здоровье и слава его ка!

– И это все? – изумился Нетуб. – Но ведь это не формула… Здесь же не указан ни один ингредиент! Это не рецепт, а бесполезная бумажка…

– Это стихи, – вмешалась Ануна. – И я не уверена, что это бесполезно. Даже если перед нами не точный рецепт, в этом тексте содержатся тонкие наблюдения, отражающие игру воображения благовонщика.

Нетуб повернул к ней разгневанное лицо:

– Ты хочешь сказать, что можешь создать духи на основании этой идиотской песенки?

– Да, – ответила девушка, выдержав его взгляд, – я знаю, что обычным людям это может показаться чепухой, но «нос» способен уловить многое, недоступное им. Позволь мне выучить наизусть эти стихи; мне кажется, я смогу извлечь из них кое-что полезное.

Возникло замешательство. Нетуб, Бутака и другие с недоверием смотрели на Ануну, пытаясь угадать, не хочет ли она просто протянуть время, убедив их, что способна составить духи по простому клочку бумаги.

– Все так и происходит, – настаивала девушка. – Музыканты слышат музыку в своей голове, а благовонщик чувствует еще не существующие духи.

– Ладно, – сказал Нетуб. – Я в этом не разбираюсь и не могу с тобой спорить. Как бы то ни было, у нас нет другого выхода.

Ануна присела рядом с писцом и попросила его несколько раз прочитать стихи, пока она не запомнит их наизусть. Это было нелегко, но многократно повторяемые слова рождали в воображении благовонщицы странные аналогии.

В отличие от обычных людей она знала, что все предметы имеют свой специфический запах – даже те, которые считаются нейтральными, вроде драгоценных камней. Она много раз проверяла это, раскладывая на мумиях в Доме бальзамирования драгоценности, принесенные семьями покойников. Так она познала своеобразный запах ляпис-лазури, аметиста, изумруда и сердолика. Она знала, что золото имеет ни с чем не сравнимый запах, чем-то напоминающий сок, стекающий со стебля свежесрезанного цветка.

Она прикрыла веки и позволила словам Анахотепа смешаться в своем мозгу в некую разбухшую фантастическую массу, составленную из ароматов-призраков.

Выучив стихи, она встала.

– Я знаю, что вы меня убьете, – спокойно сказал писец. – Окажите мне честь: похороните со стихами фараона. Этим вы доставите мне невыразимую радость. Не будь вас, я бы никогда не имел возможности увидеть текст, написанный его рукою. Никогда. Ведь я всего лишь скромный писец, мне никогда не доводилось видеть такое сокровище. Бесконечно благодарен вам за это.

Он поклонился им, вызвав тем самым неистовый смех разбойников, посчитавших его сумасшедшим.

В песке вырыли глубокую яму, в которую он попросил положить его со стихами Анахотепа на груди, подобно тому, как кладут детородный орган между ног мумии. Разбойники выполнили его просьбу.

Потом они стали засыпать его горячим песком пустыни. Писец плакал и улыбался, прижимая к груди футляр, отданный ему Нетубом Ашрой. Когда лицо его исчезло под песком, разбойники утоптали ногами погребение и наложили сверху больших камней – защиту от гиен и шакалов.

Ануна вернулась в палатку Дакомона и уселась перед сундучками с благовониями, разогревая в тигле самые редкие эссенции, выделяя молекулы эфира, смешивая их с пыльцой засушенных насекомых или лепестков незнакомых цветов. Она работала до наступления ночи, пытаясь воссоздать аромат, родившийся в ее воображении после того, как она услышала стихи Анахотепа.

Она очень устала, но не стала откладывать работу на завтра. Очень медленно, но на дне тигля что-то родилось. Довольная собой, она повернулась к Ути и спросила, что он об этом думает. Однако по досадливому выражению на лице слуги сразу поняла, что тот не почувствовал никакого запаха…

Ей же казалось, что таинственное благоухание, поднимающееся из обсидианового калебаса, напоминало холодное солнце, через которое летел к западу золотой Гор. Крылья бога поднимали ту пыльцу засушенных роз, о которых упоминалось в стихах, то благоухание, порожденное временем, лишенное соков и изящества, но наделенное таинственной силой. Это был запах Ба, запах ка… Путь, отмеченный фантомами. Это было подобно слезам Нут, богини, создавшей небесный свод; от ее рыданий родились созвездия. Да, это были слезы в виде звезд, которые падают из ее необозримых глаз и нагреваются в озерах и больших водопадах далеко за красными землями, в тех краях, куда не рискует ступать нога человека…

– Это ничем не пахнет! – выкрикнул Ути с покрасневшим от ярости лицом. – Напрасно стараешься, это все равно что вода. И никто не может создать это. Только Дакомон мог сотворить такое чудо. Ты думаешь, что воссоздала знаменитые духи без запаха, но это всего лишь мираж. Когда ты спустишься в гробницу Анахотепа, ты не почувствуешь ничего, ничего, ничего… Ты наступишь на коварную плиту и умрешь!

Его голос был нестерпимо пронзительным. Ануна ударила его по щеке и разразилась рыданиями.

– Ну и как? – войдя в палатку, спросил Нетуб.

– Думаю, что кое-что получилось, – пробормотала она. И она протянула ему смоченную тряпицу, которую он тщетно обнюхивал со всех сторон.

– А это действительно пахнет? – удивился он. – Сдается мне, что у воды из колодца запаха больше. Ты не дурачишь меня, часом?

– Нет, нисколько, – сказала Ануна. – Выразить словами это нельзя, но в этом и заключается сила… Теперь я понимаю, что имел в виду Дакомон. Таких духов никогда не создавали в нашем мире. Если они хоть чуточку похожи на те, которые использует в лабиринте Анахотеп, я их сразу узнаю, даже если они будут смешаны с другими запахами. Эти духи не для людей, это… что-то божественное. Другого слова не подберешь.

– Хорошо, – улыбнувшись в первый раз, сказал Нетуб. – Тогда ничего еще не потеряно. Это дело надо отметить, пойдем выпьем с нами.

И рука его, горячее раскаленного ножа, легла на руку Ануны.

На следующий день приехал человек, привезший с собой большие корзины с красноватой массой, похожей на смесь глины с рубленой соломой, используемой для изготовления необожженных кирпичей при строительстве домов простых людей. Он уединился в одном из углов развалин и долго работал там; никто не видел, что он делал. Пока он трудился, разбойники сложили печь из огнеупорных камней, собранных в развалинах крепости.

Около полудня Ануна, ходившая за водой, заметила лежавшие на земле человеческие тела. Разбойники одного за другим засовывали в печь обнаженных людей с содранной кожей.

Девушке еще хорошо помнилось ужасное пиршество каннибалов, в котором ей пришлось принять участие, поэтому она подумала, что пожиратели человечины устроили новый праздник. Лишь приблизившись, она поняла, что на самом деле это были большие красные статуи, сделанные из глины, идущей на изготовление горшков. Закрывшись ладошкой от сильного жара печи, она, ничего не соображая, смотрела на то, что творилось у нее перед глазами.

Полые статуи вроде бы предназначались для того, чтобы в них уместился воин крепкого телосложения. И открывались они, как саркофаги: нижняя часть служила основой для спины, верхняя – крышкой, с той только разницей, что в ней были выемки для рук и ног.

Ануне стало интересно, каково назначение этих устройств разного размера. Этот вопрос она задала Нетубу Ашре, который объяснил:

– Благодаря этим фигурам мы проникнем в пирамиду. Когда формы будут готовы, каждый из наших людей ляжет в одну из них. Чтобы в них уместились человек, инструменты, запас еды и воды, их сделали большого размера. Когда он в ней устроится, статую обмотают лентой, как настоящего мертвеца, а потом положат в саркофаг из легкого дерева, куда обычно помещают слуг.

Ануна возмутилась:

– И ты собираешься засунуть меня в эту китайскую вазу?

– Ну да, – нетерпеливо проворчал Нетуб. – Другого средства нет. Цель маневра – заменить этими фальшивыми мумиями мумии слуг и солдат, которых Анахотеп собирается забрать с собой в гробницу. Мы тут кое с кем договорились, и нам помогут поменять их местами в последнюю минуту, когда погребальный кортеж уже будет готов отправиться в путь. Это будет ловкий фокус.

– Да, конечно, – надулась Ануна, – и я тоже окажусь упакованной в одну из этих фальшивых мумий.

– Несомненно, – подтвердил Нетуб, – ведь вся операция лежит на тебе. Ты должна лежать неподвижно и молчать, даже если тебе не хватит воздуха. Вообще-то в верхней части проделаны дырочки, но может случиться, что внутри все же будет жарковато. Но это можно пережить.

– Сколько времени должна я провести взаперти? – поинтересовалась девушка.

– Все время церемонии. Тебе известна вся процедура. Жрецы будут спускать саркофаги по одному. Потом они снимут все без исключения крышки для совершения ритуала открытия рта, чтобы покойный мог есть и разговаривать в загробном мире.

Ануна была в курсе того, как проходил обряд. Жрец открывал гроб и дотрагивался до подбородка мумии маленьким теслом; этот простой жест символизировал возвращение мертвому всех чувств, которых он лишился в процессе бальзамирования. Затем саркофаг закрывали и спускали в глубину гробницы.

– Это будет самый опасный момент, – предупредил Нетуб. – Когда жрец склонится над тобой, ты не должна шевелиться. А самое главное – чтобы он не услышал никаких звуков, иначе он заподозрит неладное.

Ануна сжала зубы.

– Безумие какое-то, – угнетенно произнесла она. – Ничего у вас не получится.

– Получится, если у тебя не разыграются нервы, – раздраженно сказал Нетуб. – Потом жрецы спустят мумии в гробницу и разложат их вокруг Анахотепа. Среди них будут слуги, солдаты и, возможно, несколько девушек из гарема, которых он тоже заставил мумифицировать, чтобы не скучно было в загробном мире. А вот размещение предметов займет больше времени, так как коварный лабиринт заставит жрецов соблюдать осторожность.

Ануна закрыла глаза. Она уже представила себе, как она медленно задыхается внутри полой глиняной формы в душной атмосфере погребальной камеры. Что будет, если она вдруг потеряет сознание или саркофаг упадет?.. Крышка откроется… Фальшивая мумия разобьется на гранитных плитах… Обман откроется…

– Спустив вниз все драгоценные предметы, принадлежащие фараону, – продолжил Нетуб, – жрецы удалятся, забрав с собой ленту, которая указывала им путь. Ну а потом рабочие запечатают гробницу. Они собьют подпорки, и гранитные камни перегородят подходы к ней. Пирамида станет неприступной.

– Как я пойму, что они ушли? – спросила Ануна. – Думаешь, я буду знать, что творится вокруг меня?

– Да, ты услышишь глухое содрогание упавших в коридор каменных блоков. Они очень тяжелые, и звук их падения будет слышен во всех уголках пирамиды.

– Допустим, – согласилась девушка, – а что потом?

– А потом ты воткнешь нож в стык формы и перережешь обматывающую ее ленту. Как только это будет сделано, твоя темница откроется, как простая коробка.

Ануна усмехнулась. На словах все казалось очень просто. Но она подумала о том, что будет, если лезвие ножа сломается.

– В любом случае одна ты не останешься, – успокоил ее Нетуб. – Во всей группе найдется хоть один человек, который сможет освободиться из своего кокона и прийти на помощь остальным.

– А потом?

– Потом за дело возьмешься ты. Тебе придется провести за собой своих товарищей, минуя все ловушки.

– Но если нас донесут до погребальной камеры, – возразила девушка, – саркофаги окажутся среди сокровищ Анахотепа…

– Верно, – подтвердил Нетуб. – Задача в том, чтобы донести все это золото до выхода.

Ануна нахмурила брови.

– Ты имеешь в виду настоящий выход? – изумилась она. – Но он будет завален тоннами гранита.

– Нет, я говорю о проходе, через который вы выйдете. О проходе, прорубленном по диагонали через толщу пирамиды. Скорее всего он должен вывести вас на южную сторону. Проход этот довольно узок – едва ли в локоть шириной. Такие делают почти во всех пирамидах, чтобы покойный не был полностью отрезан от внешнего мира и чтобы его ка мог беспрепятственно общаться с ним. Как правило, он настолько узок, что в него не сможет пролезть и ребенок. Он чисто символический, в него не пройдет и моя рука. Но мы подкупили строителей, и они расширили отверстие.

– Почему бы тогда не проникнуть в пирамиду через него? – спросила Ануна. – Мне кажется, это было бы проще, чем возиться с саркофагами.

– Потому что мы не знаем, куда выходит отверстие, да к тому же сейчас оно покрыто белым слоем извести, закрывающим его, словно щитом. Ты хочешь, чтобы мы кирками долбили наугад всю поверхность пирамиды? Ну и сколько же времени потребуется охране, чтобы схватить нас? Когда вы подниметесь по этому проходу из погребальной камеры, вы упретесь в перегородку с небольшим просветом; его можно расширить. Думаю, это будет нетрудно. За это мы тоже заплатили.

– На какой высоте оно выходит наружу?

– Не знаю. Это зависит от угла наклона. Но полагаю, что довольно высоко. А так как облицовка пирамиды гладкая, вам придется спускаться по веревке.

Нетуб говорил глухим голосом и водил палочкой по песку.

– Если это так, – пробормотала Ануна, – твой чертов проход может окончиться на самом верху пирамиды. Спуститься оттуда – то же самое, что броситься с вершины высокой горы.

Ее передернуло, когда она вообразила себя спускающейся по девственно чистой стене. От трения вначале порвется в клочья ее одежда, потом наступит черед кожи. Так что на белой поверхности останется красный след от ее крови.

– Все это не так уж страшно, – отрезал Нетуб. – Я только жалею, что не могу спуститься вместе с тобой. Мои широкие плечи не протиснутся в узкий проход. Ты – совсем другое дело, ты стройная, тонкая. Ты словно лиана. Намазав тело жиром, ты пролезаешь в любое отверстие.

– Сколько времени мы там пробудем? – спросила Ануна, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова.

– Не знаю. Все зависит от тебя. Постарайся сделать все как можно быстрее, потому что в коридорах мало воздуха… а вам еще нужно зажечь светильник. Огонь заставит вас поторопиться. Думаю, если постараетесь, ночи вам хватит… ведь вам придется поднимать сокровище к самому верху пирамиды.

Потрясенная этими словами, Ануна опустила голову.

– Ты рехнулся, – вздохнула она. – Мы все там умрем.

На следующий день приступили к тренировкам. Ануне предстояло разместиться внутри глиняного футляра с запасом еды, состоявшим из бурдючка с водой и нескольких хлебов. Бутака засунул ей между ног корпию и тряпки на тот случай, если она обмочится. Затем глиняную крышку закрыли, а глиняное изваяние обмотали несколькими десятками локтей льняной ленты.

Из своего убежища Ануна слышала гневные слова Натуба:

– Накручивайте больше! Лишним не будет. Жрецы должны принять ее за настоящую мумию. Не надо халтуры.

– Но девушка не сможет выйти, если ее сильно замотать, – протестовали разбойники. – Если ее сильно сжать, ей ни за что не удастся просунуть лезвие ножа между краями крышки.

Ануна разделяла их страхи, но Натуб ничего не хотел слышать. Дневной свет проникал к Ануне через небольшие вентиляционные отверстия, проделанные горшечником в глине, однако свет этот все слабел, по мере того как обмотка становилась толще.

– Остановитесь! – завопила она. – Я задохнусь.

Казалось, никто не слышал ее жалоб. Она почувствовала, как ее подняли и приставили в тенистом месте к стене. Но внутри все равно было ужасно жарко. Ануна страдала от жары и хотела пить. Тут она сообразила, что слишком громко дышит и шум ее дыхания может услышать жрец, наклонившийся над фальшивой мумией. Размеры футляра позволяли ей поднести руки к груди, так что она могла поднести ко рту бурдючок и отщипывать кусочки хлеба из мешочка, положенного у ее плеча. Она поняла, что пить ей нужно как можно меньше, чтобы не вызвать мочеиспускание, однако это могло привести к обезвоживанию, чего нельзя было исключить, особенно в такую жару.

Самое страшное – лежать дальше всех от входа на самом солнцепеке, пока жрецы поют свои гимны и читают длинные молитвы. Если их положат с краю, среди других мумий слуг фараона, наверняка несколько человек задохнутся, и она в том числе. Подумал ли об этом Нетуб?

Она закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание, но ее охватила паника. Она задыхалась. Ей срочно нужно было глотнуть свежего воздуха. Страх придал ей сил, она забилась внутри, глиняная статуя зашаталась и, упав, разбилась вдребезги.

Когда, отдуваясь, она вылезла из-под осколков, Нетуб грубо схватил ее за волосы.

– Ты должна привыкнуть, – крикнул он ей в лицо. – Это в твоих интересах. Если не будешь слушаться, в следующий раз я запихну тебя в живот этого глиняного парня на три дня.

Она знала, что он сдержит свое слово.

Дело усложнялось еще и тем, что статуи были слишком тяжелыми, поэтому толщину их стенок пришлось уменьшить.

– Если они будут слишком тяжелыми, – ворчали гончары, – у жрецов возникнут подозрения. Нужно сделать их как можно более легкими, учитывая, что у парней с собой внутри будет еда, вода, веревки, мешки и инструменты.

Со временем Ануна обуздала свой страх. Она уже могла дышать медленно, стараясь не думать об окутывавшей ее тело ужасной жаре. Несколько раз ее вынимали из кокона полузадохнувшейся, и Нетуб хлопал ее по щекам, приводя в чувство. Потом ей пришлось научиться пользоваться ножом, чтобы разрезать ленту, стягивающую оба шва глиняного саркофага. Это было нелегко, и, прежде чем освоить этот прием, она сломала три лезвия. Она с ужасом думала о том, что произойдет, если никому из узников не удастся освободиться…

«Мы станем невольными спутниками Анахотепа, – подавляя нервный смешок, думала она. – Мы навечно останемся пленниками его гробницы».

– Как тебе удалось заполучить столько сообщников? – спросила она однажды вечером Нетуба. – Я и не знала, что у тебя есть знакомые в высших кругах.

– Все это организовал Дакомон, – бросил главарь бандитов. – И это было относительно нетрудно, потому что большинство людей ненавидят номарха и только и мечтают, как бы ему отомстить. Дакомон был богат и знал всех. Он потратил уйму денег на организацию этого ограбления, но главным для него было осквернение мумии Анахотепа. А на сокровище, мне думается, ему было наплевать. Он мог бы начать жизнь снова, не дожидаясь своей доли. Он не жаждал богатства: оно у него уже было. Теперь все ложится на тебя. Когда ты окажешься внизу, не забудь разнести на кусочки мумию номарха. Дакомон будет благодарен тебе за это и поможет в твоих делах. Всегда хорошо иметь покровителем умершего.

Карлики прибыли к концу недели. Их несли в носилках, как принцев, но они не оценили путешествия, которое нашли однообразным. На самом деле это были пигмеи – раса, происходившая из очень далекой страны. Но во все времена фараоны считали их шутами. Большинство пигмеев вели роскошную жизнь подле суверенов, и все относились к ним с почтением. Но зато они должны были уметь петь, плясать и жонглировать. Иметь пигмея среди своих доверенных людей – значит получить доступ ко двору, настолько египетскую знать занимали эти экстравагантные существа. Как следствие, предпринимались опасные путешествия в далекие страны, чтобы изловить и поставить ко двору этих маленьких человечков. Наградой же была благосклонность фараона.

– Это тоже идея Дакомона, – признался Натуб. – Пигмеи очень сильны, несмотря на их маленький рост. Их малые размеры позволят нам доставить в гробницу дополнительные мешки, инструменты и веревочные лестницы, которые нам будут очень нужны. Те, кого ты видишь перед собой, – акробаты. Это бродячие комедианты, но им надоела такая жизнь. Им хочется разбогатеть, вернуться к себе на родину и построить там дворцы. Не очень-то задевай их. Они упрямы и злы. Возможно, тебе придется подчиняться им, так как женщины для них – все равно, что животные, лишенные разума.

– Они говорят по-нашему? – поинтересовалась Ануна.

– Более-менее, но они презирают нас и никогда не дружат с тем, кто выше их ростом. Не советую заигрывать с ними.

Пигмеев было восемь. Они были чернее сажи, но очень мускулистыми и ловкими. Сразу же продемонстрировав свой плохой характер и необщительность, они отказались жить вместе с бандитами и разбили лагерь в стороне, потребовали изысканной пищи и хорошего вина. Целыми днями они тренировались. Обладая отличной пластикой, они могли проскользнуть в большой кувшин и вылезти из него без посторонней помощи.

– Их обучали этому с детства, – объяснил Нетуб. – Когда они были младенцами, их матери постоянно разминали им кости, чтобы они были гибкими. Они могут даже специально вывихнуть себе плечо, если возникнет необходимость. Это позволяет им проскальзывать в самые крохотные отверстия.

Ануна тут же подумала о проходе, через который собирались удрать грабители. Без всякого сомнения, карлики смогут в него пролезть, а она? Никто в детстве не разминал ей кости и суставы… Ею снова овладел страх остаться вечной пленницей гробницы. Подумав, она решила в оставшиеся недели есть как можно меньше, чтобы стать еще стройнее.

Пигмеи иногда развлекались тем, что строили человеческие пирамиды, вставая друг на друга. Одаренные отличным чувством равновесия, они могли образовывать живую колонну высотой двенадцать-тринадцать локтей и при этом передвигаться совершенно прямо. Находящийся внизу этой колонны человек шел маленькими шажками, держа на себе вес всех своих товарищей. Судя по всему, делал он это без напряжения: его мускулы и короткие ноги не дрожали от усталости.

Бандиты с открытыми ртами глазели на эти представления, завидуя подобной ловкости. С наступлением ночи пигмеи танцевали вокруг костра, соблюдая какой то сложный варварский ритуал, делавший их похожими на выскочивших из мрака демонов.

Однако возникла проблема, когда они дали понять, что им требуются женщины для удовлетворения их страсти, и потребовали, чтобы Нетуб срочно прислал им Ануну. Главарь решительно отказал им, и неудовлетворенность карликов грозила перерасти в ссору. Девушка дрожала при мысли, что Нетуб может уступить капризу этих ужасных человечков. К счастью, он поступил по-другому: послал своих сеидов в соседний город за проститутками, которые заработали на этом кучу медных дебенов.

– Мне иногда кажется, что на организацию этого ограбления ты тратишь столько меди и золота, сколько мы не заберем из гробницы. Откуда ты все это берешь?

– Я пользуюсь средствами Дакомона, – ответил Нетуб, избегая взгляда девушки. – Покинув Сетеп-Абу, он увез оттуда все свое состояние для финансирования этой операции.

– И у тебя никогда не было соблазна завладеть им? – удивилась Ануна. – Ведь этот так легко. И никакого риска. Ты никогда не думал, что богатство Дакомона, которое ты растрачиваешь на подкуп тысяч сообщников, возможно, больше твоей предполагаемой доли сокровищ Анахотепа? Между прочим, оно уже у тебя в руках… тебе достаточно скрыться с ним, ни с кем не поделившись. Ты не боишься поменять кукушку на воробья? Нетуб с досадой отмахнулся.

– Ты не понимаешь, – злобно прошипел он. – Дело не в золоте, не в богатстве. Затронута наша честь. Номарх должен ответить за свои преступления. Надо не только лишить его сокровища, но и осквернить его тело. Это главное. Ты и представить себе не можешь, как я сожалею, что не могу спуститься вместе с тобой и разделаться с его мумией. Ах! Как бы мне хотелось переломить ее о колено, разорвать… С каким наслаждением я топтал бы ногами ее лицо. Все это ты сделаешь за меня. Непременно. Нельзя допустить, чтобы в другом мире Анахотеп вел такую же нечестивую жизнь, как и здесь,

– Если он такой нечестивец, – возразила Ануна, – сорок два судьи Аменти взвесят его сердце и бросят Пожирателю, адскому псу, сидящему у весов. Это закон.

Нетуб презрительно захохотал:

– Как ты наивна, моя девочка. Богатые всегда договорятся между собой. Уже давно Анахотеп купил у богов отпущение грехов пожертвованиями и роскошными подарками. Его сердце будет весить столько же, сколько и сердце бедняков.

Тренировки возобновились. Как и предвидел Нетуб, пигмеи легко умещались в полых статуях вместе с мешками, инструментами, веревками. Они были необычайно выносливы и могли спокойно провести в закрытом саркофаге самое жаркое время дня. Чтобы избежать обезвоживания и не пить воды, они сосали кристаллики соли. Они же объяснили, что, когда им приспичивало, они мочились в пузырек, а потом выпивали мочу, чем поддерживали водный баланс и избегали риска утечки жидкости наружу. К тому же эти упрямые человечки, к огромной радости бандитов, по ночам танцевали на горящих углях.

И все-таки глиняные статуи, хоть и тонкие, но тяжелые, беспокоили Нетуба. Вначале он хотел делать их из дерева, но они оказались еще тяжелее. Мумия, лишенная внутренних органов, почти ничего не весит, поэтому не стоило возбуждать любопытство жрецов во время церемонии открытия рта. Когда речь шла о рядовых покойниках, божьи слуги не давали себе труда вынимать мумию из гроба. Они лишь приподнимали картонную или гипсовую маску, касались теслом губ и произносили священные слова, возвращающие мумии чувствительные способности, а затем переходили к следующему покойнику.

– Видишь ли, Ануна, – говорил Нетуб тихо, так, чтобы его не услышали другие, – вас перемешают с другими мумиями, настоящими, и вполне возможно, что служители почувствуют разницу в весе. В этом вся опасность. Мы должны облегчить глиняные статуи. Я даже подумал, а не заменить ли их картонными.

– Картон непрочен, – возразила Ануна. – Его можно продырявить пальцем. А от тяжести инструментов половинки статуй вообще разойдутся.

– Знаю, – вздохнул Нетуб. – Потому-то я и остановился на глине.

– А сколько времени ты сможешь удерживать здесь всех этих людей? Они скоро заскучают, захотят вернуться в город… И там, в пивных, все разболтают проституткам.

– Долго мы здесь не пробудем, – ответил Нетуб, чье лицо скрывала темнота ночи. – Анахотеп умрет со дня на день.

– Вот как? – удивилась девушка. – Как ты можешь быть в этом уверен?

– Потому что мы убьем его, – спокойно ответил Нетуб Ашра.