Текст книги "Лабиринт фараона"

Нетуб отодвинулся. Глаза его светились радостью, его обычно жесткое лицо почти улыбалось.

– Пойдем, ты вместе с нами поднимешь последнюю чашу, потому что этот вечер прощальный.

Взяв ее за руку, он подвел девушку к столу и постучал по блюду рукоятью своего кинжала, привлекая внимание сотрапезников. Бандиты подошли поближе.

– Соратники, – бросил Нетуб, поднимая над головой кувшин с вином, который он достал из-под своего сиденья, – вот и наступил момент чокнуться за нашу новую жизнь. Завтра все мы станем честными торговцами, добропорядочными людьми… но в этот вечер… в этот вечер мы все еще бандиты. Выпьем за наши преступления. Выпьем за грабежи, убийства, за попойки и битвы, без которых жизнь была бы мрачной. Возможно, через какое-то время, окруженные слугами и женщинами, массирующими наши ноги, мы будем сожалеть о прошлом. Такова жизнь. Бедные, мы мечтаем стать знатными; став богатыми, тоскуем по былым подвигам. Выпьем за единственное, что у нас осталось: после пролитой крови и ран мы еще живы!

Радостными воплями встретили бандиты эту тираду. Все взяли пустые чаши и протянули их Нетубу.

– И ты тоже! – бросил молодой человек Ануне. Она выбрала кубок среди хаотически наваленных блюд и глиняных мисок.

Нетуб начал разливать вино – густое, неразбавленное. Ануна провела по губам кончиком языка: она умирала от жажды. И снова ощутила на них странный вкус, оставленный губами молодого бандита… и истина пронзила ей сердце.

Лак… Растительный лак, который Нетуб дал матери мальчиков в ночь, когда был отравлен Анахотеп! О боги! Перед ее глазами промелькнула вся сцена: обнаженные мальчики с зашитыми веками, их мать, дрожащая от страха – как бы солдаты фараона не забарабанили в дверь… Лак, предназначенный для того, чтобы предохранить рты и желудки детей, если Анахотеп захочет пить отравленное вино с их губ, как это часто бывало…

Ануна ухватилась за стол, чтобы не упасть. Ей все стало ясно. Нетуб выпил камедь, чтобы защитить себя от яда. Вино, так щедро разливаемое им, было смертельным. Он подготовился к убийству своих сообщников, чтобы завладеть их долей сокровищ. У него никогда и в мыслях не было делиться с кем-либо.

А она чуть было не попалась в его сети. Если бы он не допустил такой оплошности, не поцеловал ее, чтобы отмести все обвинения, она никогда не ощутила бы привкуса камеди на его губах. Она бы никогда не узнала…

Она, как и остальные, подняла свой кубок, все еще надеясь, что в последний момент Нетуб остановит ее. Перед тем как поднести его ко рту, она посмотрела молодому человеку в глаза, пытаясь увидеть в них что-то, но он одарил ее одной из своих самых очаровательных улыбок… и долил вина в кубок.

– Выпьем! – произнес он, поднимая кувшин над своей головой так, чтобы струя вина лилась ему в рот и чтобы все это видели.

Ануна все же заметила, что в рот ему попадало очень мало, а большая часть стекала по его подбородку и обнаженному торсу. Она поспешно притворилась, что пьет, пока голова его была задрана. Она знала, что слишком ослабла и не сможет противостоять действию даже малейшей дозы яда. Вокруг нее бандиты большими глотками пили свою смерть, но она больше не слышала их рычания. Она стала холодной, как самая холодная ночь пустыни. Что-то в ней оборвалось, и тело стало пустым, как саркофаг без мумии. Она не испытывала никаких чувств, даже не уверена была в том, что жива. На какое-то мгновение пришла мысль выпить яд, чтобы наказать себя за наивность… и чтобы избавиться от страданий, которые неминуемо придут к ней, когда Нетуб уедет. Но плоть ее оказалась сильнее разума и приказала ей вылить содержимое кубка на землю.

Она едва успела сделать это, как Нетуб схватил ее за руку и потянул в дом.

– Наша последняя ночь! – шепнул он ей. – Последняя вольная ночь! Воспользуемся ею. Завтра я сделаю из тебя добропорядочную женщину, ты будешь командовать нашими слугами, купаться в молоке, умащивать тебя будут самыми благоуханными мазями.

Ее покачивало, но она позволила себя увести. Молодой человек бросил на нее острый взгляд, и она догадалась, что он отнес ее слабость на счет начавшего свою работу яда. Он много говорил, но его слова долетали до нее словно сквозь плотную вуаль.

Она очутилась на втором этаже здания, в комнате, заставленной курильницами, устланной подушками и шкурами пантер. Была там и кровать, на которую Нетуб ее бросил. На какое-то время он вышел, очевидно, чтобы изрыгнуть из себя вино, вынужденно выпитое на глазах у всех.

В темноте, разрываемой отблесками горящих в саду факелов, Нетуб разделся догола. Он набросился на Ануну, и девушка вновь обрела дивное ощущение, будто лежит под деревом, руками обнимая живой ствол. Он был тяжелый и твердый, казалось, он вот-вот раздавит ее, сломает ей грудную клетку. Он рассекал ее надвое. Лгун, предатель и убийца… Он войдет в нее, вызовет в ней чувство блаженства, будет наблюдать за тем, как она умирает, и не перестанет высматривать признаки приближения смерти, вместе с волной наслаждения, в зрачках этой женщины, которую будет обманывать до самой последней секунды.

Трепеща, Ануна приняла его и снова поразилась физической силе, воздействовавшей на нее.

«Такого ты больше никогда не познаешь, – мелькала у нее мысль, когда волна блаженства накатывала на нее. – После него все мужчины покажутся тебе тенями. Он навсегда заклеймил тебя. И тем не менее он чудовище…»

Она с силой вцепилась в него, погрузив ногти в его поясницу. А он не отрывал от нее глаз, подстерегая появление смерти на лице пригвожденной им женщины.

Ануна знала, что должна притвориться умирающей, иначе он придушит ее. Но она колебалась, оттягивая момент мщения. Вообще-то ей нужно было лишь закрыть глаза и ждать вторжения Мозе и солдат. Нетуб не устоит перед ними. Солдаты фараона схватят грабителя, и он погибнет в страшных мучениях.

«У тебя есть на это право, – нашептывал ей голос. – Он хотел тебя отравить. Если ты промолчишь, ты будешь отомщена… Притворись мертвой, и он сразу потеряет к тебе интерес».

Да, это было легко, так легко. Замолчать и предоставить все решать судьбе. А ведь она бежала к Нетубу, чтобы предупредить его, спасти, а он еще раз обманул ее. Этот обманщик никогда не исправится. Скорпион… Он сто раз заслуживал смерти. И все-таки…

Она почувствовала, как он кончает в нее, и радостно вскрикнула… Это была их последняя ночь. Она в изнеможении, истекая потом, откинулась на соломенном матрасе. Она знала, что ей следовало наслаждаться этими мгновениями, запомнить их на всю оставшуюся жизнь, которая станет невыносимо пресной. Она подбирала остатки ощущений, запахов. В последний раз погладила тело Нетуба, его твердую грудь, отмеченную тысячью шрамов.

– Нетуб, – услышала она свой голос. – Он там… На другой стороне улицы вместе с солдатами. Он ждет, когда все напьются, и тогда вас прирежут. Я была с ними… убежала предупредить тебя. Надо немедленно уходить…

Гневом и ненавистью зажглись глаза главаря. Сжав губы, он наклонился над ней.

– Ты это знала, – задыхаясь, проговорил он, – ты все знала и ничего не сказала… Глупая самка, если бы ты не была уже наполовину мертва, я вырвал бы у тебя сердце!

– Что? – пролепетала Ануна, делая вид, что ей стоит огромного труда держать глаза открытыми.

– Ничего, – бросил он, отрываясь от ее тела. – Спи, не беспокойся ни о чем.

Он соскочил с кровати без прощального жеста, без ласки, даже не коснувшись ее рукой. Отвернулся от нее, как отворачиваются от падали, когда она начнет вонять. Она была для него ничем, лишь чревом, телом, от которого он получил мимолетное наслаждение, положенное самцам. Ануна слышала, как он сбегает по лестнице, зовет Бутаку. У нее не было сил, чтобы встать, смутное чувство подсказывало ей, что, как можно дольше удерживая в себе семя Нетуба, она, может быть, зачнет. От бандита останется его ребенок, плоть от плоти его.

«Я совсем сошла с ума, – вдруг подумала она, проводя рукой между влажными бедрами. – Как можно желать сына от шакала?»

Кружилась голова, и она спросила себя, не смочила ли она губ отравленным вином, когда поднесла к ним кубок… Все зависело от количества яда, вылитого Нетубом в кувшин. Она-то считала, что обезвредила ловушку, а сама угодила в нее. Страх заставил ее приподняться, но дурнота от этого лишь усилилась. Комната завертелась перед глазами. Она уже не могла встать и упала на ложе; лицо ее покрылось холодным потом.

Одно было бесспорно: умерев, она забудет о Нетубе Ашре! Так что не будет плакать по потерянному любовнику всю оставшуюся жизнь!

Она все же попыталась встать. Сад погружался в молчание. Выкрики стихали по мере того, как гуляк покидало сознание. Скоро все стихнет, и настанет момент, которого дожидался Мозе. С кинжалом в руке он ворвется в сад. Его солдаты быстро перережут горло пьяницам, валяющимся в лужах вина. Один лишь человек будет взят живым: Нетуб Ашра.

«Беги! – еле слышно крикнула Ануна. – Беги, они сейчас придут… Торопись!»

Не дойдя до порога комнаты, она тяжело осела на пол.

25

Ее разбудил резкий, злобный удар ногой, пришедшийся между ног. Ануна застонала и приподнялась на локте, не понимая, где находится. Комната была освещена взошедшим солнцем. Она увидела стоявшего над ней Анахотепа. На лице его было написано отвращение, которое вызывал у него неприятный запах.

– Просыпайся! – квохтал он. – Ты воняешь, от тебя несет женщиной, ты пахнешь мужчиной. Иди обмойся.

Ануна встала на колени. Болела голова, рот ничего не чувствовал, словно его смазали маковым зельем. Из этого она заключила, что яд все-таки подействовал. Одной капли, попавшей на губы, хватило, чтобы вызвать недомогание во всем теле, но тело неимоверными усилиями преодолело его. Ее затошнило; язык был словно неживой.

– Ты все-таки не удержалась, предала нас, – произнес Анахотеп. – Ты предупредила его о наших намерениях, не так ли?

Ануна поднялась, поискала глазами льняную тунику, в которой была накануне. Завернувшись в нее, стала искать свои сандалии. Она знала, что оттягивает момент, когда придется задать вопрос: «Нетуб жив?» – но никак не могла его задать и кляла себя за эту слабость благодарной собачонки. Где же ее гордость?

Анахотеп взял ее за подбородок, приподнял голову, осмотрел рот.

– Он пытался тебя отравить, тебя тоже, да? – бросил он. – Твои губы поблекли от яда. Ты пришла спасти ему жизнь, а он обрек тебя на смерть. Что за человек! Неужели так сильна его власть над тобой?

Девушка рывком освободилась от его руки. От этого движения в глазах у нее потемнело.

– Спустимся в сад, – приказал он, – я хочу, чтобы ты увидела то, что нашли Мозе и солдаты, когда ворвались туда.

Они сошли по лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, она поразилась ужасному смраду, заполнившему дом. Тысячи мух жужжали, ударяясь о стены. Снаружи запах был еще сильнее. Наступившая жара ускорила разложение трупов, валявшихся вокруг пиршественного стола. Мухи бесновались, перелетая с остатков пищи на мертвую плоть. Первым побуждением Ануны было найти Нетуба, которого она уже представляла себе четвертованным либо пригвожденным копьем к земле… Она не увидела ничего, кроме трупов, облепленных мухами; у некоторых были распороты животы – от грудной кости до паха.

– Мозе обнаружил их в таком состоянии, – пояснил Анахотеп. – Это Нетуб постарался. И мне непонятно зачем, раз они уже были мертвы…

Ануна наклонялась над останками. Губы у всех были обожжены ядом. Некоторые бандиты умерли в страшных конвульсиях, о чем свидетельствовало положение их тел. Она не нашла среди них ни Бутаки, ни Ути. Грек и бывший слуга Дакомона явно скрылись вместе с Нетубом Ашрой.

– Это Нетуб со своим помощником вспороли им животы, – пробормотала Ануна, прикрывая низ лица отворотом туники. – Они, наверное, хотели забрать алмазы, которые эти бедняги проглотили из хвастовства во время пира.

Она отвернулась; ее вырвало желчью. От болезненных спазмов в желудке она согнулась пополам.

– Уходим, – произнес Анахотеп, – этот запах невыносим!

Взяв девушку за руку, он подтолкнул ее к проходу, ведущему на улицу. И только там вытащил из-за пояса тряпочку, смоченную раствором ладана, и протянул ее Ануне.

– Возьми, – сказал он, – этот аромат не очень хорош, но все лучше, чем ничего. Люди вроде нас с тобой могут умереть, надышавшись смрада.

Ануна схватила ее и прикрыла нос. Анахотеп смотрел на нее со странно сочувственным выражением.

– Ты его любишь, правда? – проскрипел он. – Поэтому ты нас предала? Это сильнее тебя. Ты знаешь, что ничего для него не значишь, и все-таки ползаешь у него в ногах.

– Я его ненавижу! – бросила девушка. – Он хотел меня убить.

– Не лги, – отрезал номарх. – Я понимаю твои чувства, то же самое я испытывал к Дакомону. Страсть… наваждение. Я даже думаю, что именно по этой причине я велел его изуродовать… Чтобы он стал уродом… Чтобы освободиться от него. Я не хотел дойти до состояния, в котором сегодня находишься ты. Я сделал это, чтобы не выглядеть смешным… Да, полагаю, это была единственная причина. А секрет духов, ловушки в лабиринте были всего лишь предлогом. Мне была противна мысль стать рабом этого мальчишки…

Анахотеп явно хотел выговориться. Ануна потупилась. Она собиралась сказать ему, что им не следует оставаться здесь, поскольку трупный запах скоро распространится по всей улице, да к тому же обязательно найдется любопытный, который проскользнет в сад… Он позовет на помощь, вызовут стражу…

– Тебе надо от него отделаться, – продолжил Анахотеп, похоже, весь погруженный в свои мысли и безразличный ко всему остальному. – Тебе следует освободиться от Нетуба, как я освободился от Дакомона. Я убью его… Убью ради тебя… Потому что ты вытащила меня из пирамиды, хотя не обязана была это делать… Это будет моим прощальным подарком…

Он говорил тем отрешенным голосом, который все чаще звучал из его уст в последнее время.

Ануна не успела ответить, так как их прервал Мозе.

– Господин, – возбужденно сказал он, – надо уходить подальше от этого побоища. Если стража нома застанет нас, то арестует, как обычных разбойников.

Анахотеп фыркнул. Какое-то время глаза его блуждали, ни на чем не останавливаясь.

«Он умирает, – подумала Ануна. – Его голова становится пустой… Ходячий мертвец…»

Мозе повернулся к девушке. Он тоже казался очень усталым; грязная поношенная одежда делала его похожим на старьевщика.

– Тебе известно, куда направился Нетуб Ашра? – выдохнул он. – Ведь он говорил тебе, не так ли?

Ануна колебалась, уже не зная, хотелось ли ей признаться.

– Порт… – наконец проговорила она. – Он сказал, что этим утром отплывет к греческим островам.

– Тогда он там, – оживился Мозе. – Он погрузил сокровища на судно. Может быть, он еще не уплыл…

И он сделал знак солдатам следовать за ним.

Ануна вынуждена была пойти за ними, так как худые пальцы Анахотепа вцепились ей в запястье. Чего он боялся? Того, что она вырвется и побежит в порт предупредить Нетуба? Мозе нервничал, был настороже. Он знал, что трупы грабителей скоро будут найдены. Ануна спросила себя, что он сделал с пивоваром и его семьей. Убил их? Если нет, то торговец пивом сразу же подробно опишет их солдатам нома: группа вооруженных до зубов бедуинов с негритянкой и очень худым стариком… Стражникам легко будет отыскать их даже в толпе.

Когда они добрались до порта, там их ждал неприятный сюрприз. Они увидели, что порт охранялся десятком солдат, так что вооруженная атака днем становилась невозможной. А вдоль мола стояли на якоре фелуки, барки, галеры. Ануна увидела матросов, занятых переноской кувшинов с маслом, тюков льна или хлопка. Нетуба нигде не было.

– Ты его видишь? – спросил Мозе.

– Нет, – призналась девушка. – Я полагаю, их должно быть трое: Нетуб, его помощник грек Бутака и Ути, бывший слуга Дакомона, мастера по лабиринтам. Они тебе знакомы?

– Да, – проворчал Мозе. – Если их всего трое, то они, безо всякого сомнения, будут сидеть в каком-нибудь трюме, а не прогуливаться по палубе.

– Он говорил о греческом судне, – уточнила подавленная Ануна.

– Здесь почти все суда греческие, – буркнул старый воин. – Над ними у меня нет власти. Я не могу взойти на них, чтобы устроить обыск. Их капитаны кликнут стражу, и нас тотчас арестуют.

Он задумался.

– Ступай-ка ты. Девушка, разыскивающая матроса, никого не удивит… Постарайся узнать, на какой из этих кораблей поднялись трое мужчин, о которых ты говорила. Ты знаешь их лучше меня и сможешь их описать.

Мозе подтолкнул Ануну к молу. Девушка заметила, что он стал относиться к ней не так почтительно, как в предыдущие дни. Она догадалась, что Анахотеп рассказал ему о ней и о той роли, которую она сыграла во всем этом деле. Скорее всего, теперь Мозе было известно, как она встретилась с грабителями и стала преданной собачкой Нетуба Ашры. Она пошла по набережной, переходя от одной группы матросов к другой; ее встречали недвусмысленным смехом и непристойностями.

– Он ушел, не заплатив тебе, ведь правда? – хохотали матросы. – Он сделал тебе ребенка?

Скинув с плеч тюки, они тянули руки к телу Ануны. Она натужно смеялась, терпела грубые прикосновения и описывала приметы Нетуба и его спутников, удрученно повторяя: «Красивый мужчина, коренастый грек и юноша с девичьим лицом…»

Она поднялась на мол. Капитаны прикрикивали на нее, говоря, что своими приставаниями она мешает им работать. Она испугалась, как бы их брань не привлекла внимание стражи. Во многих местах писцы составляли длинные списки погруженных в трюмы товаров. Она дошла почти до конца порта, когда ей наконец встретился немолодой мужчина в финикийском колпаке.

– Поздновато ты пришла, красотка, – сказал он, показывая ей на реку. – Твой любовник отчалил на рассвете. Его корабль спускается к дельте. Он доплывет до нее, когда Ра пройдет половину небесного свода, а потом направится в открытое море.

– Что это за корабль?

– Фелука с красным парусом, – уточнил моряк, – она плывет медленно, потому что слишком низко сидит в воде. Ты могла бы ее догнать на легкой, хорошо оснащенной барке… Заплатив за нее, разумеется.

Она поняла, что он намекал на собственное суденышко и предлагал свои услуги.

– Хорошо, я нанимаю тебя, – сказала она. – Подожди, я схожу за моими друзьями.

На обратном пути ее охватили сомнения. Должна ли она сказать правду Мозе? Чтобы спасти Нетуба, достаточно было скрыть ее от него – заявить, что никто не видел его, не дать возникнуть мысли о погоне…

«Совсем я рехнулась, – подумала она, – даже после того, что он со мной сделал, я продолжаю его защищать».

– Ну как? – пролаял Мозе, когда она пришла.

Она передала ему слова финикийского моряка.

– Прекрасно, – обрадовался он, – мы воспользуемся его услугами. Догоним фелуку на реке, и никто не придет на помощь этим негодяям.

Моряк поморщился, увидев подходящую к нему группу людей в рваной одежде, но с суровыми лицами. Ануне показалось, что он сейчас убежит, но Мозе показал ему ладонь, на которой блестело золото, и финикиец сразу стал покладистее. Очень скоро барка отошла от причала. Когда они оказались на быстрине, старый моряк развернул парус, и суденышко резво помчалось, подгоняемое попутным ветром. Это была хорошая лодка, приспособленная для быстрого плавания; она легко разрезала волны, не зарываясь в них, что избавляло пассажиров от необходимости вычерпывать воду. Она быстро обогнала тяжело нагруженные суда, также спускавшиеся к дельте. Ануна поймала себя на том, что молится богам, прося их послать им навстречу стадо гиппопотамов, чтобы преградить барке путь. По правде говоря, она и сама не знала, чего хочет. Отомстить Нетубу, забрать свою долю сокровищ… или все забыть? Не знала она и того, чего ждал от нее Анахотеп. Отпустит ли он ее после пленения Нетуба? Вознаградит ли ее? Предложит ли ей войти в свой гарем? Многим женщинам польстило бы такое предложение, тем более что постаревший господин не очень докучал бы своей «милостью»… Но Ануна считалась уже немолодой, ее быстро оттеснили бы в разряд «старших», и наследник номарха скорее всего предпочтет ей двенадцатилетних девочек со светлой кожей, захваченных на севере пиратами…

Она опять подумала о сокровищах. Что-то ей подсказывало, что Анахотеп не отдаст ей ее долю, увезенную Нетубом. И как поступить, если он предложит ей выбирать между золотом и главарем грабителей? Пот бисеринками выступил на ее висках при этой мысли. Нетуб или золото? В голову ей лез образ изуродованного Нетуба, с обрубками рук и ног, наспех залитыми горячей смолой, слепого и немого Нетуба, беззащитного и беспомощного… Этот Нетуб, уродец, будет целиком принадлежать ей.

«Нетуб или золото?» – спросит Анахотеп, забавляясь ее нерешительностью. А она знала себя, знала, что у нее хватит ума, чтобы выбрать Нетуба и отказаться от богатства. Это и станет ее наградой: невыносимое бремя, адская жизнь с человеком-обрубком, который два раза пытался ее убить.

Внезапно впереди показалась фелука с красным парусом. Она плыла медленно, низко осев в воде.

Солдаты фараона сбросили свои лохмотья, так как не желали умереть в одежде бедуинов. На них остались только набедренные повязки и перевязи с оружием – мечами и кинжалами. Эти люди были словно выточены из бронзы, сильные и смелые, закаленные испытаниями в пустыне; их много раз раненные тела никогда не просили пощады. Мозе дал понять финикийцу, что он должен соблюдать осторожность, чтобы их не заметил экипаж фелуки. Старый моряк испугался. До него только теперь дошло, что он станет участником пиратского нападения. Тем не менее он повиновался и спустил парус. Барка стукнулась носом о корпус фелуки.

Мозе и солдаты бесшумно вскарабкались на ее корму. Матросов поразило неожиданное появление незнакомцев с неприветливыми лицами, потрясавших бронзовым оружием.

Мозе приставил меч к горлу капитана и спокойно произнес:

– Если хочешь жить, прикажи своим матросам прыгать за борт и сам следуй за ними.

Пока он говорил, солдаты Анахотепа захватили палубу, заняв стратегические точки. Их оружие, их шрамы свидетельствовали о том, что это были опытные воины, не терпящие возражений. Матросы как один бросились к бортам и спрыгнули в реку. Капитан собрался сделать то же самое, но Мозе остановил его:

– Твои пассажиры… Три человека… Где они?

– В трюме, – выдохнул капитан. – Они караулят свои товары… Они вооружены и…

– Убирайся! – приказал Мозе.

Затем он жестом приказал солдатам, чтобы они следили за портиками. Ануна подумала, что эта предосторожность излишняя, так как Нетуб не сбежит, оставив сокровища. Он будет биться насмерть. Приоткрылась крышка люка, и показалась голова Бутаки. Обеспокоенный всплесками от прыжков, грек решил узнать, что случилось. Солдаты номарха схватили его за волосы, приставили меч к горлу. Теперь Нетуб остался один.

– Нетуб Ашра, – торжественно произнес Мозе, – мы знаем, что ты здесь. Тебе конец, судно в наших руках, ты уже не поплывешь дальше. Я – Мозе, военачальник нома Сетеп-Абу, хранитель царских погребений. Ты долго преследовал меня в пустыне, чтобы завладеть моим грузом, но в конечном счете поймал тебя я. Выброси оружие на палубу и выходи с поднятыми руками. Фараон решит твою участь.

– Какой фараон? – послышался насмешливый голос главаря грабителей. – Анахотеп? Он мертв… Разве мумии отдают приказы?

На палубу был выброшен меч на кожаной перевязи. Следом за ним показался Нетуб. Лицо его побледнело, но гнев и наглость помогали ему сохранять величественный вид.

Все мечи уткнулись ему в грудь. Ануна испугалась, как бы он не бросился вперед, чтобы они пронзили его, избавив от пыток. Однако спеси в нем поубавилось, когда он заметил номарха и девушку.

– Ты… ты здесь? – заикаясь, выдавил он, уставившись на Ануну.

Девушка хотела было ответить, но не нашла слов, признавшись себе, что больше всего сейчас боится того, что вскоре произойдет с главарем грабителей.

Мозе помог Анахотепу перебраться на палубу. Покачивая головой, старик рассматривал Нетуба. Лицо его выражало царственную надменность. Несмотря на его лохмотья, нельзя было не узнать в нем Анахотепа, грозного номарха Сетеп-Абу, уцелевшего после всех покушений и заговоров, презиравшего людскую ненависть к себе. Нетуб чуть пошатнулся от удара этого тяжелого, жесткого взгляда.

– Вот видишь, – сказал наконец Анахотеп, – ты хотел меня отравить, но я восстал из мертвых, чтобы покарать тебя. Ты полагал, что ограбил мою гробницу, но я пришел, чтобы забрать свое добро. Теперь мне ничто не грозит, я – тот, который выживает. Меня сотню раз считали при смерти, а я всегда хоронил своих врагов.

– Что делать с этими мерзавцами, господин? – спросил Мозе.

– Привяжите их к мачте, – повелел номарх. – Да покрепче. Я не хочу, чтобы они сбежали. Я решил, что мы останемся вместе… Надолго… Навечно…

Солдаты кинулись к Нетубу, Бутаке и Ути и накрепко привязали их к мачте, не заботясь о том, что веревки порвали им кожу и из-под них засочилась кровь. Подгоняемое ветром судно продолжало двигаться вперед.

– Должны ли мы пристать к берегу? – спросил Мозе.

– Нет, – ответил номарх. – Не меняй курса. Мы плывем в открытое море. Я хочу выйти из дельты и достичь океана.

– Океана? – удивился Мозе. – Ты хочешь покинуть страну, господин?

– Я хочу расстаться с жизнью, – глухо ответил Анахотеп, вглядываясь в линию горизонта. – Пора на покой, пора лететь к Западу. Я устал. Коль пирамида не смогла меня защитить, то, может быть, это сделают морские глубины? Все необходимое для моего путешествия находится на этом судне. Сокровища – в трюме. Мои солдаты окружают меня и бдительно стерегут. Эти три человека, три разбойника, будут работать за меня на полях Иалу; они будут моими слугами, будут пахать землю, таскать воду, соль с одного берега великой реки вечности на другой… Это будет их наказанием. Эта женщина, Ануна, будет моей служанкой. А вы все будете моими ушебти, вы замените собой деревянные раскрашенные фигурки, которые кладут в ногах саркофага, чтобы они облегчили покойному работы, назначенные ему в другом мире.

Он прошел на нос фелуки и пристально посмотрел на солнечный диск; на лице его появилась странная улыбка, какой Ануна никогда у него не видела.

– Когда мы окажемся в открытом море, там, где начинается пучина, ты пробьешь дно судна, Мозе, чтобы оно быстрее затонуло. Волны поглотят нас, мы опустимся в океанскую бездну, и ни один вор не сможет украсть мои сокровища. Да, такова моя воля, так я желаю умереть.

Мозе преклонил колена и опустил голову. Солдаты сделали то же самое.

– Ты оказываешь нам великую честь, фараон, – произнес он немного дрожащим голосом. – Мы будем твоими хранителями, на берег реки мертвых мы вступим с высоко поднятой головой и с мечом в руке, полные решимости защищать тебя и заставить уважать твой дом. Бог-сокол начертал твое имя на небесах, он возвел тебя в сан Могучего Быка. И это твое имя – Гор Всемогущий Бык; таким ты взошел в Сетеп-Абу; он освятил тебя во имя Гора и доверил тебе его короны. Могущество и Отвага. Под этим твоим именем, Анахотеп, ты царствуешь на Белой Земле, ты правишь Красной Землей и попираешь своих врагов. Непоколебимо становление Ра.

Солдаты почтительно повторили перечень имен фараона. Весть о близкой смерти не вызвала в них трепета.

– Он сумасшедший! – завопил Нетуб. – Подумать только! Он всех нас убьет ради того, чтобы мы сопровождали его в потусторонний мир. И вы позволите ему это? Собаки! Банда покорных псов! Выбросите его за борт, и поделим золото, которое находится в трюме!

– Мозе, заткни ему рот, – спокойно приказал номарх.

Солдаты набросились на Нетуба и засунули ему в рот кляп из тряпки, пропитанной смолой, обычно служившей для законопачивания. Такая же участь постигла Бутаку и Ути.

Затем Анахотеп повернулся к Ануне и сказал:

– Ты благовонщица и бальзамировщица, ты подготовишь меня к последнему путешествию. Обойдешься тем, что найдешь на судне. Здесь есть пряности, я чувствую их запах. Есть натрон, есть ладан. Мозе изготовит мне саркофаг из досок палубы, а паруса вы разорвете на ленты, если льна не хватит…

Нетуб корчился под веревками, силясь освободиться от них и испуская нечленораздельные крики. Смола капала из его рта, словно черная кровь. Ути от страха обмочился. Да и самой Ануне с трудом удавалось притворяться бесстрастной. Анахотеп был сумасшедшим – она это давно знала, – и его старческое слабоумие их всех убьет. Теперь же, когда он изъявил свою последнюю волю, Мозе, его сторожевой пес, будет тщательно следить за тем, чтобы она была исполнена. Им всем конец.

– Мозе, привяжи что-нибудь потяжелее к ноге этой женщины, – добавил номарх. – Это отобьет у нее желание прыгнуть за борт. Я хочу, чтобы она сопровождала меня в другой мир; там она будет стоять за моим троном и обмахивать меня пальмовой ветвью. Я назначу ее хозяйкой смол и мазей. Она будет моей парфюмершей.

Солдаты схватили Ануну за локти и, опрокинув ее на палубу, быстро привязали к ее правой лодыжке тяжелый камень, служащий для погружения сетей. Узел был таким замысловатым, что Ануна не смогла бы развязать его без помощи ножа; если уж ей вздумается прыгнуть в воду, этот камень с отверстием сразу утащит ее на дно. Тоска, ужас и тревога сковали ее. К ним примешивался и гнев: не для того она избежала стольких опасностей, чтобы стать ушебти слабоумного старикашки, который желал умереть в окружении своего погребального приданого. Она ему не раскрашенная деревянная фигурка и совсем не собирается стать служанкой Анахотепа в потустороннем мире.

Солдаты легко управляли судном, и вскоре на горизонте показалась поблескивающая развилка дельты. Анахотеп, сидя на бухте троса, перечислял предметы, подлежащие изготовлению, в случае если их не было на борту. Он вел себя как путешественник, заботившийся о своем добре на случай возможных неприятных неожиданностей. Солдаты обследовали трюм. Сокровища оказались на месте; они позволяли фараону занять почетное положение в другом мире. Не хватало только лошадей и колесниц. Придется обойтись без них. Тем хуже, они будут сражаться пешими на полях Иалу… Если в этом возникнет необходимость. Зато разных инструментов, орудий труда нашли много, так как судно было торговым. Обнаружилось и большое количество льняного полотна, ладана, пряностей, благовоний, как и предполагал номарх. Превратившись в плотников, солдаты сколотили саркофаг из палубных досок. Когда грубо сделанный короб был готов, они попросили Ануну нанести на него погребальные символы краской, которой подмазывалась фелука. Ануна не очень хорошо рисовала, но принялась за работу, не испытывая робости. Одним словом, ящик получился скверным, такие саркофаги Хоремебу и не снились. Познав роскошь полубогов, Анахотеп улетит на Запад в обличье наибеднейшего из бедняков.