Текст книги "Неистовая принцесса"

Глава 14

Фаллон мало запомнила из того, что ей говорил Аларик, если не считать его слов о смерти отца. Стражники заперли ее в холодном сарае, и она отрешенно сидела, не зная, сколько времени она здесь находится и чего ждет.

У двери останавливались люди, и Фаллон слышала их разговоры. Кто-то описал гибель Гарольда. Это было ужаснее, чем она могла себе представить.

– Да, стрела… Прямо в глаз. Затем на него набросились четыре норманна. Говорят, среди них был и Вильгельм. Они изрубили его на куски… Сейчас ищут его тело.

– Господи! – прошептала она. Тоска и отчаяние овладели ею.

Открылась дверь. Вошла дородная, рослая женщина, ножом разрезала путы на Фаллон и поставила ее на ноги.

– Allеz![7]7
  Allеz! – Идите! (фр.).


[Закрыть] – скомандовала она и добавила: – Идти!

Фаллон не сочла нужным сообщить тюремщице, что говорит по-французски.

Она чувствовала себя страшно уставшей и не возражала против того, чтобы ее тянули. Выйдя из сарая, они вошли в ближайшее здание. Фаллон увидела прачек, стирающих в корытах одежду, и поваров, которые готовили еду. Не собираются ли ее использовать в качестве рабыни на кухне? Ну, что ж, она готова работать. Лишь бы забыть о том, что Гарольд, король Англии, изрублен сегодня на куски.

Они остановились перед огромным корытом с водой, от которого поднимался пар. Женщина велела Фаллон лезть в воду. Уж не превратились ли норманны в людоедов? Не собираются ли они сварить и затем съесть ее во время победного пиршества?

Женщина протянула ей кусок мыла. Фаллон покачала головой, решив, что если ей предстоит стать жертвой насильника, то пусть он берет ее в самом непривлекательном виде. Женщина потянула ее за рукав.

– Non! Comprenez?[8]8
  Non! Comрrenеz? – Нет! Понимаете?


[Закрыть]

Тогда Фаллон по-французски обозвала женщину жирной нормандской шлюхой и сказала, что она и пальцем не пошевелит, чтобы выполнить ее команду.

Через несколько минут Фаллон убедилась, что герцог Вильгельм заставлял прачек и шлюх отрабатывать свои гроши. Ее мучительница свистнула, и помощь ей была оказана незамедлительно. Фаллон отчаянно визжала, когда женщины набросились на нее, повалили на землю и стали срывать одежду. Она каталась, лягалась, билась, однако, когда женщины оставили ее в покое, Фаллон оказалась совершенно голой. Могучая женщина за волосы потащила ее к корыту и толкнула туда головой вниз.

Фаллон и в корыте пыталась оказывать сопротивление, однако женщина чуть было не утопила ее. В конце концов силы Фаллон иссякли, и ее опекунья вымыла ей волосы и, не церемонясь, отдраила с головы до ног, не пощадив и самых деликатных мест. После этого она вытащила Фаллон из корыта, вытерла и одела в мягкую белую рубашку из тончайшего шелка и платье с фламандскими кружевами. Фаллон оставалась безучастной, когда ей долго расчесывали волосы и умащивали благовониями тело. Она несколько раз поглядывала на кухонные ножи, думая о том, что сейчас самое время вонзить себе такой нож в сердце.

Но нет… Она медленно приподняла подбородок.

Враг пока что не правит Англией. Гарольд погиб, но перед нормандским сбродом расстилалась большая, враждебно настроенная страна. Фаллон должна жить и бороться, как Гарольд который никогда не сдавался. Он нанес поражение викингам, проявив при этом и мужество и милосердие, и не уклонился от другого сражения. Он во всем шел до конца. Она убежит на север и объединится с братьями.

– Allez! – скомандовала женщина. Фаллон посмотрела на нее и поднялась. На плечи ей набросили теплую накидку, повели по двору мимо поварих, большинство из которых были нормандками, хотя попадались и недавно набранные саксонские женщины. Когда они проходили мимо разделочного стола, Фаллон незаметно схватила нож и спрятала его в складках платья.

Они вышли на широкое поле, на котором раскинулись сотни нормандских шатров. У костра сидели люди, но их было немного; очевидно, большинство уже удалились на отдых. Фаллон опустила голову, пытаясь предугадать, что ее ожидает.

Женщина неожиданно остановилась, подняла полог шатра и втолкнула Фаллон внутрь, стянув с нее при этом теплую накидку. Фаллон не удержалась и упала, а поднявшись, осмотрелась.

Она увидела приземистый столик, на нем вино, хлеб, сыр, мясо. Рядом со столиком находилась кровать – не какие-нибудь нары, а настоящая деревянная кровать с толстым матрацем, чистыми простынями и высокими подушками. Внезапно ей стало не по себе. Она судорожно вздохнула, удивляясь тому, что страх пришел только сейчас.

Ее привели сюда, чтобы предложить кому-то в качестве награды.

Ее стала колотить дрожь, когда она вспомнила рассказы очевидцев о высадке норманнов. Воины поговаривали, что Вильгельм хочет привести Гарольда в ярость, истребляя на своем пути население Уэссекса. Дома разрушали, скот резали, мужчин убивали, женщин насиловали.

Фаллон почувствовала, что может потерять сознание. Рассказывают, что опьяненные победой норманны брали женщин прямо там, где настигали свою жертву, – на улице, на огороде, дома.

Здесь дело обстояло иначе. Кто-то хочет насладиться пленницей в полной мере. Ее искупали и нарядили, приготовлен ужин и даже есть музыкант – словом, все, что нужно для любовной неги.

Аларик?

Нет, на него не похоже. Это никак не соответствует чувствам, которые он испытывает к ней.

Он касался ее раньше лишь случайно, хотя у обоих это вызвало трепет. Да, он желал ее, это верно, но одновременно и презирал.

Ее пронзал страх, когда она поняла, что Аларик кому-то отдал ее, словно породистую кобылу или охотничью собаку.

Скоро какой-то нормандский воин появится здесь, чтобы получить награду за то, что хорошо проявил себя в сражении.

Фаллон почувствовала слабость в ногах. Ведь это и к лучшему, убеждала она себя. Разве не предпочтет она любого другого мужчину? Разве Аларик не самый ненавистный из норманнов?

Да, это к лучшему. Она вспомнила его прикосновения – никто из мужчин не способен был вызвать у нее этот трепет. Когда Аларика нет рядом, она свободна. Она способна бороться и побеждать.

Шорох позади заставил ее обернуться. Она увидела вошедшего в шатер воина.

Фаллон встречала его раньше вместе с Алариком. Это был массивный мужчина с густыми кудрявыми волосами. На его лице блуждала застенчивая улыбка. Он поздоровался по-английски и сразу же извинился за плохое знание языка. Он прошел к столу, налил вина в два латунных кубка; при этом пальцы его слегка дрожали. Один из них он протянул Фаллон. Она в ярости выбила сосуд из его рук. Он закусил губу, поднял кубок и снова наполнил вином.

– Прошу вас, принцесса. Меня зовут Фальстаф. Я ваш друг. Я обожаю вас так, как ни одну женщину на свете. – Он говорил так деликатно и с таким почтением, что Фаллон все-таки приняла из его рук кубок, не отводя взгляда от его глаз.

Вино было вкусным. Оно помогло смягчить ее душевные муки.

Она увидела, с каким восхищением его глаза скользят по ее фигуре.

– Я женюсь на вас! – неожиданно сказал он.

– Сударь, уверяю вас, что я никогда – слышите, никогда! – не выйду за вас замуж!

Он покачал головой.

– Миледи, я не хочу причинять вам зла.

– Если вы меня любите, отпустите. Позвольте мне возвратиться к моему народу.

– Я не могу.

– Почему же?

Он пожал плечами, и Фаллон внезапно пожалела его.

– Вильгельм казнит каждого, кто выпустит вас, – сказал он, беспомощно разводя руками. – Миледи, по Англии бродят наемники. Это жестокие люди. Если вы вырветесь отсюда, вы станете их добычей.

– Нет, если доберусь до своих людей! – в отчаянии произнесла Фаллон.

Ею овладела паника, когда он сел рядом и дотронулся до ее щеки.

– Принцесса, полюбите меня, и я умру, защищая вас! – клятвенно пообещал он.

Она оцепенела, когда он наклонился и сделал попытку поцеловать ее. Он неловко положил руку ей на грудь. Фаллон вскочила и отбежала в сторону. Жалобно вскрикнув, он бросился за ней.

В шатре было мало места, и он тут же поймал ее, прижав к кожаной стене. Фаллон повернулась лицом к нему, нащупала украденный нож.

– Прошу вас! Не трогайте меня!

– Я должен, – сказал он, наступая.

Она не хотела его убивать. Она вообще не хотела проливать кровь. Ее отец был прав. Убийство что-то меняло и в мужчине, и в женщине. Насколько она презирала норманнов, настолько не хотела их убивать… но она не могла вынести насилия.

– Подойдите, прошу вас, дивная фея, – начал Фальстаф, придвигаясь к ней.

Фаллон выхватила из складок платья нож и вонзила в Фальстафа.

Он изумленно посмотрел на нее, схватился за живот и вскрикнул от боли.

В шатер ворвались стражники. Они переводили взгляд с упавшего рыцаря на Фаллон так, словно перед ними была ведьма.

– С нами крестная сила! – Один из стражников перекрестился. – Я пойду за графом! – сказал он.

«За Алариком».

Он презирал ее. Он не хотел ее. Он отдал ее другому, и тот, кому он ее подарил, сейчас лежит, умирающий в луже крови.

Фаллон не могла пошевелиться. Она осталась в оцепенении стоять, опираясь на стенку шатра.

Внезапно в шатер ворвался Аларик. Огромный, он, кажется, заполнил собой все пространство. Он сбросил кольчугу, хотя меч все еще висел у пояса. Аларик посмотрел на нее с удивлением, гневом и ненавистью и опустился на колени перед другом.

Она была потрясена и напугана и как сквозь сон слышала приказания Аларика, чтобы Фальстафа немедленно отнесли к лучшему лекарю.

Они остались одни. Ей казалось, что она задыхается. Изо всех сил Фаллон старалась держаться прямо, однако ее била внутренняя дрожь. Ей хотелось убежать: она не могла находиться рядом с ним, видеть его сверлящие гневные глаза.

– Ах ты кровожадная сука!

– Я не хотела убивать или даже ранить его. Он напал на меня, и я дала отпор.

– Он обожал тебя! Он был без ума от тебя!

– Зато я не люблю его!

– Ты, возможно, убила его!

– Ему не следовало нападать на меня!

– Нападать на тебя! Да ты его собственность! Я отдал ему тебя!

Вот так просто, подумала она. Так ужасно, так кошмарно. В тот самый день, когда еще утром ее почитали как дочь короля. Никто не смел прикоснуться к ней.

А сейчас она чья-то собственность? Нет! Никогда! В ней снова поднялись гнев и ненависть к Аларику. Мерзкий, проклятый нормандский ублюдок.

Она вздернула подбородок и поклялась про себя, что ее стародавний враг никогда не возьмет над ней верха. Он может отдать ее тысяче мужчин – она будет их презирать. В конце концов она убежит.

– Я дочь короля, английская принцесса! Дочь Гарольда, а не чья-либо собственность!

Она замолчала, когда Аларик в ярости шагнул к ней. Он заявил, что она не принцесса, а рабыня, Вильгельм отдал ее ему.

В ней клокотал гнев. Этот день был бесконечно длинным. Он принес слишком много потерь. Фаллон стала кричать, что она не признает власти нормандского ублюдка.

– Английские законы позволяют свободным людям иметь рабов. Это или осужденные преступники, или военнопленные.

Она готова была разрыдаться, но не могла позволить себе этого у него на глазах. Нельзя было выказывать слабость. Она всегда пыталась доказать ему, что не согнется и не сломается, а сейчас была близка к тому, чтобы упасть на колени и упрашивать его сказать, что ничего из сегодняшних событий не было.

Фаллон не могла этого сделать. Она никогда не видела его в таком гневе. От бессильной ярости ее колотила дрожь. Как же ей хотелось убежать! Она ругалась, называла его варваром. Он отвечал, но она едва слышала его. Его гнев разгорался, словно пожар, и вот, отмерив быстрыми широкими шагами разделявшее их пространство, Аларик вплотную приблизился к ней и посмотрел в упор. Она клятвенно пообещала, что не перестанет воевать с ним. Он зловеще негромким голосом ответил, что с радостью четвертовал бы ее.

Он находился так близко, что она задыхалась. И еще ей было страшно. Она и подумать не могла, что будет до такой степени бояться Аларика. Его ожесточение было почти осязаемым. Он придвинулся к ней еще ближе, и его слова падали, словно удары. Пальцы ее ощутили нож, которым она ударила Фальстафа. Она не могла объяснить себе, что толкнуло ее тогда – мужество или страх. Она знала лишь то, что была не в себе.

Но сейчас перед ней был не Фальстаф. Возможно, Аларик предвидел это движение. Он с силой ударил ее по руке, и нож упал на пол. Затем она почувствовала, как его пальцы вцепились ей в волосы, и он швырнул ее на кровать, которую Фальстаф приготовил для любовных утех.

– Саксонская сука! Тебя придется усмирить!

– Нет!

Он придавил ее своим телом. Фаллон отчаянно барахталась и извивалась под ним, тщетно пытаясь отыскать в себе остатки мужества.

– Можешь казнить меня! Убей, только…

– Смирись! – взревел он, – Покорись, проси пощады! Проси оставить тебе жизнь, Фаллон!

Она была не в состоянии выцарапать ему глаза, поэтому плюнула в лицо.

Его тело напряглось до такой степени, что Фаллон захлестнула новая волна ужаса. Его стальной взгляд, казалось, пронизывал ее насквозь. Она ощущала его каждой клеткой своего тела. Он крепко удерживал ее руку, его бедра прижимались к ее ногам.

Внезапно Аларик заломил ей руки над головой. Быстрым движением он разорвал верхнюю часть ее рубашки и поднял юбку выше пояса. Его рука коснулась обнаженной девичьей плоти, и Фаллон вскрикнула от отчаяния и удивления, ибо лишь сейчас полностью осознала его намерения и силу его желания.

Она дочь Гарольда, напомнила себе Фаллон. Гордая дочь Гарольда. Делон дарил ей нежные, целомудренные поцелуи, ни один мужчина не позволял себе быть с ней дерзким – кроме этого воина.

Да и он не позволял себе раньше такого!

В те моменты в давнем прошлом он никогда не был с ней столь груб. Она помнила его поцелуй, который обжег и воспламенил ее, но он не был жестоким. Сейчас же в глазах Аларика читалось не только желание, но и ненависть.

– Варвар! – прошипела она, широко раскрыв глаза, не в силах удержать слезы. – Варвар и ублюдок, гнусное нормандское отродье!

Его лицо напоминало злобную маску, челюсти были плотно сжаты. Фаллон попыталась выскользнуть из его объятий, но это было так же невозможно, как своротить стену. Тело его было раскаленным, мышцы излучали жар, приводя Фаллон в трепет. Она продолжала выкрикивать ругательства, глядя в искаженное похотью и яростью лицо Аларика.

Внезапно он оттолкнул ее. Получив неожиданную свободу, Фаллон попыталась подняться. Он схватил ее за руку и вновь бросил на кровать с такой силой, что она задохнулась.

Она поняла, что он отпустил ее только для того, чтобы снять меч и ножны. Он сбросил тунику, снял через голову рубашку, и пламя очага осветило выпуклые мышцы его груди и плеч. Фаллон прерывисто вздохнула, но едва пошевелилась, как он вновь оказался на ней. На нем оставались лишь рейтузы, сквозь которые она могла отчетливо ощутить его мужское естество.

– Нет! – Фаллон пыталась царапаться и лягаться. Она знала, что не обделена силой, но по сравнению с ним была слабым ребенком.

Он надежно сжал ей запястья, затем раздвинул коленом девичьи бедра и пригвоздил ее всей тяжестью к кровати. Фаллон не могла пошевелиться. Если она двинется, он приникнет к ее интимному месту еще плотнее.

– Проси пощады, Фаллон!

– Пощады? У тебя?! Да я скорее умру!

Он прижал ее руки к матрацу и расплющил ее всем весом, беспощадно придавив к кровати.

– Ублюдок! – прошипела она и снова отчаянно забилась под ним, задыхаясь и хватая ртом воздух.

В глазах Аларика не было и проблеска жалости. В них читалась непримиримость. Он ненавидел ее. Он прикасался к ней с каким-то презрением, его рука дерзко блуждала по ее бедрам. Фаллон ощутила тяжесть его обнаженного живота…

Страх и отчаяние взяли верх над гордостью. Прерывающимся шепотом она проговорила:

– Не надо… Прошу тебя, Аларик… Не надо…

Он замер, однако не отпустил ее. Фаллон почувствовала, что больше не может сдерживать слез.

Это Аларик, напомнила она себе. Человек, которому она много лет мечтала досадить. Человек, который не единожды зажигал в ней пламя и загорался сам, но смирял себя. Человек, который был другом отца, который не раз выручал ее из беды.

Она посмотрела на него, и неожиданно для нее самой из ее уст вырвались слова:

– Как мог ты… отдать меня… кому-то другому?

Он немо застыл над ней. Фаллон не знала, услышал ли он ее. Его глаза были для нее стальной загадкой. Она сдержала рыдания и сделала попытку отвернуться, понимая, что находится в рискованном соприкосновении с мужской плотью. Фаллон ощущала жар во всех членах. Он должен отодвинуться, иначе она станет кричать и малодушно просить его о милости.

И – о чудо! – он это сделал, он отодвинулся. Фаллон мгновенно прикрыла живот простыней, а Аларик молча надел тунику.

– Итак, миледи, – сказал он, подняв украденный ею нож. – Вы пытались убить Фальстафа за то, что он осмелился прикоснуться к английской принцессе. – С сардонической улыбкой Аларик снова приблизился к ней. – Но сейчас вы отлично знаете, что вы всего лишь шлюха ублюдка и приверженца другого ублюдка… Ты моя, Фаллон, и я могу делать с тобой все, что пожелаю. Не надо напускать на себя важность. Гарольд убит. Англией будут править норманны.

Она позабыла о страхе, который вынудил ее взмолиться о пощаде. Она увидела в Аларике холодного, надменного врага, и в ней снова поднялась ненависть. Как может он так говорить о Гарольде, сыне Годвина? Она встала на колени, чтобы ударить его.

Он поймал ее руку и так резко выкрутил, что Фаллон вскрикнула от боли. Он смотрел на нее холодным, безжалостным взглядом, и она, скрипнув зубами, опустила голову, чтобы волосы закрыли ее лицо и он не смог увидеть отразившиеся на нем чувства. Гарольд погиб. Англия проиграла битву. Слезы брызнули из ее глаз и скатились по щекам, и она была не в силах что-либо с этим поделать.

– Фаллон!

Аларик ослабил хватку. Он прошептал ее имя. Он сел рядом с ней и притянул к себе.

– Мне очень жаль твоего отца. Он был храбрым воином… Мне очень, очень жаль…

Ее поразила произошедшая в нем перемена. До этого он был врагом, а сейчас вдруг заговорил каким-то душевным тоном и стал похож на того человека, которого она знала много лет. Он поглаживал ладонью ее плечо, слова его звучали тихо и нежно. У нее не было сил оттолкнуть его. Он медленно положил ее на подушку и наклонился над ней, пытаясь посмотреть в глаза. Он коснулся губами ее щек и лба, слизав языком слезы.

Затем он коснулся ртом ее губ, и Фаллон почувствовала всплеск и столкновение различных ощущений. Поцелуй вызвал появление жара, который разлился по всему телу. В этот миг Аларик был другом, а не врагом, и не важно, что может произойти затем или что было до этого, важно, что сейчас они вместе делили боль утраты Гарольда, саксонского короля. Она ощущала его печаль, как и жар во всем своем теле.

Фаллон никогда не уступила бы силе! Но здесь было нечто совсем другое.

Она не отдавала себе отчета в том, как он сумел отыскать в ней отклик. Она просто знала, что, когда он целует ее, она тянется к нему душой. Она подставила ему губы, ее руки обвили его шею. Она вся трепетала. Здесь не было насилия, не было принуждения. Аларик покрывал нежными поцелуями ее лицо, затем снова возвращался к губам и целовал так, словно хотел выпить ее дыхание. Он шептал какие-то малозначащие слова, которые успокаивали и убаюкивали. Ей было хорошо и спокойно в его объятиях.

Что-то приговаривая, Аларик отвел назад ее волосы. Он стал страстно, горячо целовать ей шею. Она не остановила его, когда он стал нежить и раскачивать ее груди, гладить и ласкать их, словно возлюбленный, высекая из нее новые искры пламени. Скоро они станут пожаром. Если бы она стала шептать слова протеста, его губы заглушили бы их.

Он касался ее все более дерзко. Она почувствовала, как его шершавая ладонь коснулась бедер и стала их гладить. Она мельком подумала, что лежит почти нагая, что рубашка разорвана и сбилась вверх. Его рука скользнула по внутренней части бедер и коснулась девичьей плоти. Она ахнула, но ее вздох был заглушен страстным поцелуем. Он плотно прижался к ней всем телом. Ее охватила паника. Но даже страх не мог помешать блаженной сладости, захлестнувшей ее.

Однако затем это ощущение сменилось резкой болью. Возвращенная к суровой действительности, Фаллон попыталась оторвать губы от его рта, освободиться от объятий и уйти от внезапной боли, которая унижала ее.

Сначала он назвал ее нормандской шлюхой, а потом сделал ею.

Фаллон закричала от ужаса. Она забарабанила кулаками по его спине, пытаясь справиться с новым потоком слез, который слепил ей глаза. Его плоть находилась глубоко в ее лоне, она жгла и трепетала.

Аларик схватил ее руки и придержал их. При этом он не сводил с нее глаз, и у нее перехватило дыхание.

– Аларик… ты мне делаешь больно…

Он покачал головой. Он показался ей удивительно красивым в этот момент. Тихим, проникновенным голосом он сказал:

– Больше не будет больно…

Он жадно поцеловал ее, переплел свои пальцы с ее пальцами и начал медленно, равномерно, ритмично двигаться, с каждым разом погружаясь в нее все глубже.

Волна сладости стала вытеснять боль. Пальцы ее размякли. Аларик без конца целовал ее, что-то шепча между поцелуями. Он спрятал свое лицо у нее на шее, затем его губы обожгли девичьи груди, а губы сомкнулись вокруг сосков. Все его тело не переставало двигаться.

Она не могла сказать, когда у нее началось это сладостное томление, она постанывала, выгибалась ему навстречу, чувствуя, как ее переполняет блаженство.

Оба горячо и часто дышали. Жар, казалось, все возрастал, и она металась, словно в лихорадке, пронизываемая сладострастными ощущениями. Он приподнялся над ней, и она увидела, что его лицо напряжено и искажено страстью. Наблюдая за ней, он все энергичнее двигал бедрами. Положив ладонь ей на грудь, он прислушивался к биению ее сердца. Фаллон закрыла глаза, мечтая о полном слиянии с его телом.

Это обрушилось на нее, сметая все на своем пути. Словно комета, внезапно промчавшаяся по небу, словно солнце, пронзившее слепящими лучами полночную тьму. Это была медовая сладость, которой она никогда до этого не испытывала.

И это исходило от него.

В последний раз он вошел глубоко в ее лоно. Его тело вздрогнуло, и излилось что-то обволакивающее и горячее. Некоторое время они лежали неподвижно, прижимаясь друг к другу и прислушиваясь к замирающим сладостным токам.

Их глаза встретились, и в их сознание постучалась реальность. Аларик, разгоряченный и потный, был почти одет, в то время как рубашка Фаллон была изорвана и не прикрывала наготы. Он все еще находился в ней, с ужасом подумала Фаллон. Он наверняка изумился той легкости, с которой овладел ею. И еще он знал, какую сладость она сейчас испытала.

Аларик попытался улыбнуться, но Фаллон стала выкрикивать проклятья, колотя его кулачками по груди. Он поймал ее руки и с загадочной улыбкой наблюдал, пока она, устав от борении, не затихла под ним.

– Ведь мы оба понимали, что происходит. Разве не так, Фаллон?

Перед ней больше не было нежного любовника. Слова его звучали холодно и жестко, и она чувствовала себя шлюхой. Она выпростала руку и сделала попытку расцарапать ему щеку. Он поймал ее за пальцы и еле заметно улыбнулся…

– Благодарю вас, миледи, за весьма приятный вечер.

– Ублюдок! – прошипела Фаллон. Слеза скатилась по ее щеке. Он коснулся мозолистой подушечкой пальца ее щеки и шепотом сказал:

– Ты не сопротивлялась, Фаллон.

Она заскрипела зубами и посмотрела ему в глаза.

– Я ненавижу тебя, Аларик!

– Ты отдалась мне добровольно. Ты подставляла губы и обнимала меня.

– Ненавижу тебя!

Он пожал плечами.

– Ты можешь говорить все, что угодно, Фаллон. Я норманн, и я не стал церемониться… Страна будет изнасилована, и ты можешь тешиться тем, что разделила ее судьбу. Фальстаф не стал бы насиловать, Фаллон. Я не столь заворожен тобой. Я знаю, на что ты способна, и поэтому настороже. Видит Бог, я и сам едва не погиб от одной из твоих ведьминых штучек.

Он замолчал, продолжая наблюдать за ней. Затем опустил ее руки, словно провоцируя на то, чтобы она снова ударила его.

Наконец он поднялся с нее. Она испытала чувство облегчения и освобождения. Схватив простыню, она поспешила прикрыться.

Аларик привел в порядок свою одежду. На его губах продолжала играть суровая насмешливая улыбка.

– Помни, Фаллон, по английским законам ты моя. Моя собственность… Моя рабыня.

Фаллон была внучкой безудержного в гневе Годвина. Она зашлась в гневе.

– Я не преступница, которую можно судить или продавать!

– Как же, миледи, именно преступница! Ты покушалась на убийство, а возможно, и совершила его. Я могу лишиться услуг Фальстафа. А они для меня более ценны, чем твои, как бы приятны они ни были.

Фаллон уже не могла сдерживать свою буйную натуру. Она закричала и бросилась, чтобы ударить и изничтожить Аларика! Но он был наготове. Он схватил ее за руки и подтянул к себе, крепко прижав обнаженную девичью грудь к своей груди. Фаллон продолжала сыпать проклятьями. Щеки ее побледнели, а он благодушно улыбался, глядя, как она беснуется. Сунув простыню ей в руки, он негромко произнес:

– Веди себя прилично.

– Безмозглая скотина!

– По английским законам убийство – это преступление. Оно наказывается рабством. А я, миледи, твой господин. Ты всегда говорила, что тебя нельзя сломить. Я клянусь тебе, Фаллон, что ты либо смиришься, либо…

– Ты не сломал меня, Аларик! Тебе это никогда не удастся! И я никогда не склонюсь перед твоим ублюдочным нормандским герцогом!

Он улыбнулся ей любезной улыбкой, однако Фаллон услышала, как он скрипнул зубами, и пережила минуту триумфа. Он снова крепко сжал ее.

– Стало быть, битва только начинается? – шепотом произнес он.

Кажется, прошла жизнь, целая вечность, пока он прожигающим насквозь взглядом смотрел на нее, не выпуская из объятий. Наконец его руки разжались, и она упала на кровать. Он круто повернулся и вышел из шатра.

Фаллон взглянула на простыню, увидела на ней свидетельство своей потери – и слезы градом полились из ее глаз. Отец погиб, Англия разорена, она лишилась невинности и чести.

Фаллон уткнулась в подушку, содрогаясь от рыданий. Меньше чем за сутки она потеряла все, чем дорожила в жизни.

Она не заметила, как забылась спасительным благотворным сном.