Текст книги "С первого взгляда"

– О нет! – быстро сказала она. – С тех пор как вернулась домой, я совсем его не боюсь. Хотя, если он сейчас придет и застанет вас рядом со мной… – Майлз сделал протестующий жест, и София вспыхнула. – Да, знаю, это звучит глупо, как будто я – Гилда, считающая, что каждый мужчина в нее влюблен. Но у Руфуса больное воображение, и я рада, что он в двадцати милях отсюда и нет никого, кто мог бы сообщить ему, что вы были здесь. Сейчас мне не о чем беспокоиться. Проблемы возникают обычно на вечеринках, где мужчины оказывают мне знаки внимания, хотя я, насколько это возможно, стараюсь избегать опасных моментов. А в промежутках Руфус вовсе не страшен, совсем наоборот. Прошлым вечером он даже пресмыкался передо мной…

– А это еще хуже? – рискнул спросить Майлз.

София не ответила прямо. Она лишь сказала:

– У моей школьной подруги отец был алкоголиком. Дети не всегда понимают… но мне довелось быть у нее однажды, когда он пришел домой трезвый. Он пытался вымолить у жены прощение, отвратительно раболепствовал… Я не могла вынести этого, мне казалось, что его жена слишком бессердечна. Она была так холодна и сурова с ним… Теперь я прекрасно понимаю ее. Сотню раз он обещал бросить пить. Вот что ужасно – отсутствие силы воли и мнимое раскаяние, которое никого не может обмануть. Это омерзительно. Вы, наверное, хороший психолог, ведь это ваша работа. Почему Руфус такой?

– Возможно, он не уверен в себе?

– Да, но почему? В чем он может быть неуверенным? Большинство женщин находят его очень привлекательным, вы это знаете?

– Рэй, моя жена, часто мне об этом говорила.

– Вот видите!

– Ну, дело не в сексуальной неуверенности. Едва ли это главный вопрос для мужчины его происхождения и воспитания, не так ли? Давайте взглянем фактам в лицо: многого ли он достиг, выполняя бесперспективную работу, которую на него возложили родственники?

София озадаченно уставилась на Майлза:

– Что вы имеете в виду? Он вовсе не глуп.

Нет, не глуп. Он закончил Кембридж и уже лет семь выполняет обязанности помощника директора Фонда. Всего лишь помощника. Что хорошего в том, чтобы вечно быть вторым? Ленчерды всегда и во всем были первыми. Руфус – редкое исключение. Когда Ленчерды увлекаются своей профессией, они занимают видное положение: дядя Август – крупный ученый, дядя Уильям – губернатор колонии, Билл, все к тому идет, станет судьей Верховного суда, Артур – один из наших самых молодых епископов, Стивен – один из самых блестящих хирургов. Джо, правда, довольно незаметен, но виной тому отсутствие амбиций, что достойно похвалы в пасторе. А Виктор самоустранился, он просто смеется над всеми. Но Руфус… Руфус воспринимает жизнь достаточно серьезно. Вам не приходило в голову, что ему хотелось бы иметь тот же статус, что и у его кузенов?

София обдумала эти слова. Выходя замуж в состоянии мечтательной эйфории, она не сомневалась, что Руфус является важным членом семьи. Затем это стало аксиомой, а теперь… Теперь она была готова признать, что все сказанное Майлзом – правда. Не потому ли Руфус превратил ее жизнь в ад, что был неудачником, не сумевшим самоутвердиться другим способом?

– Я кое-что еще скажу, – продолжал Майлз. – Только благодаря вам он может продолжать работать в Фонде: Если вы разведетесь с ним, в обществе разразится скандал и его уволят.

– О! Я не подумала об этом. Да, полагаю, вы правы. Это на самом деле вызвало бы переполох в прессе… Можно себе представить заголовки в газетах! Теперь понятно, почему Джо так стремился удержать меня от развода.

– Да, Джо защищал семью… ценой вашей жизни и в согласии с англиканской моралью. Типично для Ленчердов.

– Вы их не особенно любите, да?

– Нашу с вами уважаемую родню со стороны супругов? По большей части я нахожу их совершенно отвратительными. – Майлз улыбнулся – по-мальчишески обаятельно. – Моя дорогая София, вы смотрите на меня так, будто я сказал что-то неприличное.

– Я действительно удивлена…

Не сомневаюсь. Я ведь всегда считался одним из самых тихих и лояльных членов клана. Забавно думать, каким окрыленным я был десять лет назад, когда они дали мне грант на работу, которую я проводил с соплеменниками Ганди… Я приехал сюда на собеседование и здесь познакомился с Рэй. Она была необыкновенной, совсем не похожей на других Ленчердов, вы бы ее полюбили. Первые два года все было хорошо, я писал книгу… Но мне пришлось просить отсрочки и еще денег. Ленчерды уважили просьбу, а потом начали диктовать свои условия. Они продолжали сотрудничать со мной, да, но уже по своим программам, не по моим. Я хотел остаться в Индии – там было столько нетронутого материала, целая мифология, которую я едва начал изучать! Вместо этого меня отправили в Африку возиться с какими-то примитивными племенами. Я мог бы отказаться, но сейчас не так-то легко получить финансовую поддержку. Кроме того, я связан, как и вы: у меня есть ребенок. Рэй умерла. Ее семья сплотилась вокруг нас – они всегда так делают. Джо и Джун предложили взять малышку, а мне тогда было не до споров. Поэтому я все еще здесь. Работа моя, конечно, интересная, но не этого я хотел. Я способен на большее, так какого черта я должен подчиняться программе, составленной толпой безнадежных дилетантов – попов, чиновников и старух в фетровых шляпках?

Это был бунт. Это было кощунство. Это была правда. София почувствовала, как ее ненависть к Руфусу растет и перекидывается на его родственников, на всех Ленчердов. Все они были заодно, все стремились скрыть преступные наклонности Руфуса и заставить ее смириться, больше того – внушить ей самой чувство вины. Как приятно было сбросить с глаз воображаемую повязку и взглянуть на них без помех, увидеть их такими, какими они и были, – самодовольными ханжами, пустозвонами и тиранами!

– Весь этот Фонд, – продолжал Майлз, – нужно было еще много лет назад передать в другие руки – государству или какому-нибудь научному обществу. Только ни один из Ленчердов этого не допустит. Им слишком нравится это удовольствие!

– Да, не думаю, что они добровольно откажутся от возможности повелевать судьбами людей. Для некоторых из них это самое главное в жизни!

– Одно большое счастливое сообщество тиранов и деспотов!

– А какие они зануды! Знаю, дядюшка Август известный философ, но…

– Но говорит все, что говорил еще двадцать лет назад. Не могу понять, почему Би-би-си так превозносит его. А эти бесконечные семейные предания!

– Я с трудом дослушала до конца сагу о Великом Филантропе!

– Боже, я тоже!

– Как он сказал Диккенсу, что не так в его «Оливере Твисте». Вот ведь наглость!

– Как он читал Библию своим племянникам и племянницам.

– И как он с баронессой Бордет-Коутс открыл Приют для падших женщин, – победоносно завершила София, и они оба разразились непочтительным смехом. – О, дорогой Майлз, разговор с вами пошел мне на пользу!

Софии всегда нравился Майлз, но сегодня она увидела его в новом свете. Рядом с таким другом ей, конечно, не будет одиноко. Но вдруг она вспомнила, что он скоро уезжает.

– Жаль, что вам надо возвращаться в Африку, Майлз. Когда вы улетаете?

– На следующей неделе. Такие вот дела: вы страстно желаете сбежать, а я страстно желаю остаться. У Ленчердов все-таки есть одно достоинство: они знают, где выбрать место для жилья.

Он огляделся, как будто пытаясь запечатлеть в памяти строгий английский ландшафт на долгие времена. София прониклась к нему сочувствием – человека ждет унылое бунгало на краю насыщенных испарениями джунглей, где все, даже работа, будет навевать на него тоску. Она очень хотела ему помочь. Словно прочитав ее мысли, Майлз сказал:

– София, вы не могли бы сделать кое-что для меня?.. Вы не откажетесь писать мне время от времени и рассказывать о том, что здесь происходит и как вы поживаете?

– Конечно! Письма вносят разнообразие в жизнь, да?

– Ваши письма станут для меня счастливым событием. Я получаю новости от Джун, но мы с ней по-разному смотрим на многие вещи. А вы… Если вы будете писать мне, а я – отвечать на ваши письма, получится, что мы как будто продолжаем наш разговор.

– Вы не должны отвечать! Это было бы замечательно, но лучше не стоит.

– Почему?.. О, я понял. Этот душегуб опять начнет вас мучить…

София молчала. Она готова была расплакаться. Перспектива общения с другом, таким добрым и восприимчивым, как Майлз, на минуту подняла ее дух, но она не могла позволить себе даже это, столь невинное, утешение…

– Вот что я вам скажу, – решительно заявил Майлз. – Мы найдем союзника здесь, в Ринге, я буду писать на его адрес для передачи вам. Нет, не перебивайте! София, если вы собираетесь продолжать жить с Руфусом, вы должны выработать определенные правила, иначе у вас никогда не будет друзей. Мне кажется, вы нуждаетесь в отдушине так же сильно, как и я.

– Да, нуждаюсь, – с жаром согласилась она. – Только кому мы сможем довериться? Есть Гилда, ее кандидатура сама собой напрашивается, но она делает поспешные выводы, и я не думаю, что смогу выдержать ее лукавые намеки.

– Гилда не подходит. Я предлагаю Венди Гиббон.

– Но она секретарша Руфуса!

– Прежде всего, она мой друг. А то, что она секретарша Руфуса, это к лучшему. Она знает его достаточно хорошо, чтобы понять: я не могу посылать вам в открытую даже самые невинные письма. Возможно, Венди не слышала о происшествии в пещерах, зато видела, как Руфус обращается с вами последние два года. И не вздумайте терзать себя угрызениями совести! Это всего лишь дружеская переписка и необходимая мера предосторожности. Все так делают.

Глава 3
НЕТЕРПЕЛИВАЯ ГРИЗЕЛЬДА

«Уотергейтс», Ринг, 17 июля

Дорогой Майлз!

Приятно было получить ваше письмо, написанное в самолете, хотя как вы могли писать, взмывая над Альпами? Я всегда слишком волнуюсь в полете. Но вы относитесь к уравновешенным людям, а именно уравновешенности мне и не хватает в данный момент. Ваше письмо было таким добрым, полным поддержки и утешения, что я села и заплакала! Вряд ли вы ожидали подобного эффекта, но у меня теперь глаза всегда на мокром месте. Дождавшись, когда останусь в доме одна, даю себе волю. Это стало пороком, как пьянство. Я стою у раковины, и слезы льются у меня по щекам. Отвратительное зрелище! Только, пожалуйста, не говорите, что мне нужен доктор или успокоительное. У меня есть и то и другое. Я всего лишь хочу быть счастливой, но понимаю, что счастья мне не видать. И в этом моя собственная вина: я вышла замуж за мужчину, которого совсем не знала, в состоянии страстного и слепого увлечения, и ему потребовалось всего два года, чтобы разрушить мои иллюзии. Мы живем странной, безликой жизнью с тех пор, как я вернулась из дома пастора. С трудом высиживаем за столом до конца ужина и говорим почти шепотом, как будто наверху лежит покойник. Р. перебрался в свой кабинет и проводит там все вечера, за исключением тех, когда он отправляется к Шоу и топит свои печали известным вам способом. Прежних скандалов пока нет, но и поводов для них не возникает. Билл и Розмари Ленчерд на прошлой неделе устраивали вечеринку. Я отказалась ехать и, когда Р. попытался уговорить меня, доходчиво объяснила почему. Он не сказал ни слова, просто таращился на меня с видом побитой собаки, с тем омерзительным виноватым выражением, которое меня бесит, когда я вспоминаю, что он говорил и делал раньше в плохом расположении духа.

Ох, это совсем не то письмо, что я хотела написать! Я должна была бы ободрить вас в вашем изгнании, не так ли? Чем бы мне повеселить вас? Думаю, план наш работает успешно. Венди отдала мне ваше письмо, как будто это было самым естественным делом в мире. Она мне очень нравится, но я не понимаю, что ею движет… Гилда вернулась из Парижа, где с ней случились «преужасные вещи» – вы бы слышали, с каким довольным видом она об этом рассказывает! Я стараюсь держаться подальше от Джо и Джун – они смотрят на меня с миссионерским блеском в глазах. Но утром в субботу я встретила вашу Рэймонду и пригласила ее в «Мускатный орех» поесть мороженого. Мы поболтали с ней о «папочке». Очень милая девочка. Вы, должно быть, ужасно по ней скучаете…

Напишите мне поскорее, если вся эта чепуха не вызвала у вас отвращения. У меня такое странное чувство, что я могу говорить с вами обо всем на свете, впрочем, так оно и получается. Надеюсь, вам не будет скучно это читать, бедный Майлз! А пока до свидания, берегите себя.

София».

«Уотергейтс», 9 сентября

…Мне нравится получать ваши письма, и, поскольку вы самоотверженно посылаете их каждые две недели, я уже знаю, когда мне надо бежать к Венди. Вы прекрасный рассказчик! Хотелось бы мне посмотреть на танец африканских воинов! Интересно, что означает этот ритуал? Был ли он когда-то связан с человеческим жертвоприношением и, если так, почему это прекратилось? Я читаю вашу книгу с огромным удовольствием (это правда, не лесть!). А что, если антропологический подход применить к Ленчердам? Культ поклонения предкам плюс склонность благоговеть перед непознанным…»

«Уотергейтс», 25 октября

…Я готовила обед для осеннего собрания Фонда. Должна сказать, Ленчерды щедро заплатили мне за работу, и я старалась, как могла, хотя ваш насмешливый дух подталкивал меня под локоть. Как же они все отвратительно самодовольны – наследственные члены правления, потягивающие шерри у камина в библиотеке с таким видом, будто весь мир принадлежит им! А Руфус выделялся особенно – этакий эталон помощника директора, знающий все ходы и выходы, хозяин положения. У нас в этот раз присутствовали несколько очень высокопоставленных господ, и он лебезил перед ними так, что противно было смотреть. По-моему, Р. просто жалок. Дома все как прежде. Слава богу, скандалов нет, но он очень мрачен. Мы почти не разговариваем, только по необходимости. Нам приходится время от времени появляться в обществе – не могу же я провести следующие сорок лет взаперти! – и, пока мы находимся в гостях, Р. все время за мной наблюдает. Я чувствую, как его взгляд преследует меня, и знаю, что он изо всех сил старается уловить каждое сказанное мною слово. Это совершенно невыносимо. Потом он даже не упоминает о наших «культпоходах», но у меня складывается впечатление, что былые подозрения по-прежнему тлеют у него в голове. Как говорят, горбатого могила исправит…»

«Уотергейтс», 29 декабря

Дорогой Майлз,

большое вам спасибо за книги! Как странно, что мы оба разделяем любовь к поэтам XVII века, а обнаружили это только сейчас, посылая письма друг другу с разных континентов… Надеюсь, вы смогли вырваться на побережье к своему приятелю доктору и отметить с ним Рождество. Наше прошло не очень. Я никогда не была в восторге от свекрови – если честно, она ужасно глупа и эгоистична, а Кромптон зимой – сущий ад. В комнатах царит средневековая мрачность и пахнет нафталином, вода в ванной за все время, что мы там находились, ни разу не была горячей. Персонал, заботившийся о шестнадцати персонах, состоял из двух убогих испанских девушек с обмороженными конечностями, они только сидели и рыдали, бедняжки. На второй день я не выдержала и принялась готовить. Подозреваю, именно поэтому нас и пригласили. Вы бы слышали, как миссис X. гордилась собой! «Моя невестка – первоклассный повар!» Человек, которого мне действительно было жаль, – это отчим Руфуса. Он капитан военно-морского флота в отставке, очень милый и, по-моему, почти герой – столько лет безропотно терпит эту утомительную женщину! Конечно, они оба чувствуют, что наш брак близок к разрыву (хотя и не догадываются почему). И знают, что мы с трудом выносим друг друга в одном доме. Но миссис Хокин нарочно поселила нас в самой маленькой комнате для гостей с самой огромной двуспальной кроватью – можете себе представить? Руфус был взбешен, когда мы в первый вечер поднялись наверх. «Моя мать, – сказал он, – бесчувственная дура, и я прошу за нее прощения. Но я не собираюсь спать на коврике в такой холод!» Ночь была действительно арктической, одеял не хватало, мы пили за ужином виски… Конечно, все это звучит глупо, но теперь мы вновь спим дома в одной постели. Думаю, так и должно было случиться – мы не могли продолжать жить в этом полубрачном состоянии вечно. Только вот теперь секс не доставляет мне никакого удовольствия. Некоторые считают, что это аморально – оставаться с человеком, которого ты перестала любить, и я до сих пор была склонна с ними соглашаться. Но полагаю, в последние семь тысяч лет большинство женщин не получали удовлетворения от замужества, так что кто я такая, чтобы жаловаться? Майлз, надеюсь, вы не возражаете против таких излияний? Мне кажется, что нет. И нет никого больше, кому я могла бы довериться. А вы сами задали тон в своем первом письме, приглашая к откровенному разговору. После шести месяцев переписки я начала относиться к вам как к отцу-исповеднику, пожалуйста, простите меня, если я смущаю вас. В письмах все предстает в ином свете, лучше было бы просто поболтать с вами. Мне хочется, чтобы вы поскорее вернулись в Англию. Я очень скучаю, милый Майлз,

с любовью к вам, С».

Недели через две после этого рождественского письма к Майлзу София проводила безрадостный день, разбираясь на антресолях и ища ненужные вещи, чтобы отослать их на благотворительный базар. Она хмуро оглядела жалкую кучку помятой и полинявшей одежды, сваленной на кровати, и, решив, что все это нужно выкинуть, открыла гардероб. Там висело ее красное вечернее платье, давно устаревшее и тоже не годившееся для распродажи. Интересно, нельзя ли его немного переделать, подумала София. В порыве энтузиазма она сняла свитер и джинсы и надела любимую вещь. Теплое сияние клюквенного бархата внезапно добавило жизни унылому и пустому январскому дню.

И в этот самый момент звякнул дверной звонок.

– Проклятье! – пробормотала София.

Это, должно быть, Джун пришла за вещами, которые еще не готовы. Марджи гуляла с Пирсом. София спустилась в красном бархате вниз, открыла дверь и… замерла. Мужской голос, глубокий и веселый, произнес:

– Прямо как на прием!

– Майлз!

Именно он и стоял на крыльце, загорелый и почти нереальный, с веселыми морщинками возле уголков глаз.

– Что, черт возьми, вы делаете в это время дня в вечернем платье, София?

– Готовлюсь к благотворительной распродаже, – сказала она, совсем запутав его. – А что вы делаете в Англии?

– Прилетел этим утром для доклада Пинчестерской комиссии – они занимаются гуманитарной помощью странам третьего мира.

– А меня даже не предупредили! – укорила София, принимая у него пальто.

– Члены комиссии только позавчера прислали подтверждение. Я боялся торопить события, чтобы потом не разочароваться…

София проводила его в гостиную, включила свет, и Майлз огляделся с глубоким вздохом. Он настолько отвык от домашнего уюта, что почувствовал себя так, будто попал в сказку. Вазы с гиацинтами, корзинка для рукоделия и пяльцы с незаконченной вышивкой; на ручке кресла лежит рекомендованная им открытая книга, у камина свернулся калачиком кот по кличке Мистер Солтина, на ковре – детские игрушки… Майлз еще раз вздохнул. София опустилась на диван, пригласив дорогого гостя сесть рядом.

– А теперь расскажите мне обо всем. Вы остановились в доме пастора?

– Да. Джо на собрании, а Джун лежит с очередной мигренью, бедняжка. Вот поэтому я и смог сделать то, о чем больше всего мечтал, – прийти сюда повидать вас.

– Я все еще с трудом в это верю!

Поначалу они никак не могли наговориться – слишком много накопилось новостей, и надо было поскорее обменяться ими, поведать о ее мире, который он уже хорошо знал, и о его жизни, которую она тоже прекрасно себе представляла по его ярким письмам. Затем они замолчали и оба почувствовали себя немного неловко, вдруг осознав странность своих отношений. Благодаря переписке они знали друг о друге такие вещи, о которых едва ли решились бы упомянуть в беседе с глазу на глаз.

– Я был потрясен вашим последним письмом, – сказал вдруг Майлз, не глядя на Софию. – Вам не стоит оставаться с ним, если все так ужасно…

– Вы относитесь к тем благородным людям, которые считают, что, раз я перестала любить Руфуса, мне нужно уйти и жить одной? – сухо осведомилась София. – Вы полагаете, я веду себя как проститутка?

– Боже правый, нет! – воскликнул он с неподдельным ужасом. – Просто… Наверно, у меня разыгралось воображение. Дело в том, что…

– Да?

Но Майлз только беспомощно покачал головой, осознав смысл того, что собирался сказать: «Дело в том, что я отчаянно ревную». Он знал, что слово «ревность» для Софии стало оскорблением. После того, что ей довелось испытать, она имеет право настаивать, чтобы ни один человек, желающий стать ее другом, никогда не относился к ней так, как Руфус. И все же насколько это было трудно! Майлз был влюблен, думал о ней месяцами, примчался, преодолев огромное расстояние, окунулся в домашнюю уютную атмосферу и увидел Софию в этом нелепом вечернем наряде, добавляющем волнующей прелести ее красоте, которая никогда не сможет наскучить мужчине, как и ее черные, цвета воронова крыла, гладко зачесанные волосы, решительный взгляд больших карих глаз, элегантность и достоинство всей хрупкой, стройной фигурки… На фоне красного бархата ее обнаженные плечи казались ослепительно белыми. Он ощущал почти физическую боль, видя Софию такой и зная, что она пережила в недавнем прошлом. Если бы в этот момент вошел Руфус, Майлз бы его ударил.

Он взял себя в руки.

– Я к вам ненадолго, заглянул узнать, не сможем ли мы условиться о встрече где-нибудь. Согласны? – Майлз боялся, что страх перед мужем заставит ее отказаться.

– Да, – просто ответила она. – Конечно. Когда?

– Я пробуду в Лондоне до конца недели и вернусь сюда на уик-энд. Улетаю в следующий понедельник. Получается суббота.

– Но Руфус по субботам дома. – Уголки ее губ печально опустились. Затем София вновь оживилась. – О, я только что вспомнила… Ведь это будет шестнадцатое число? Тогда все хорошо! У Руфуса встреча с отчимом. Но я не смогу взять машину – мы должны встретиться где-то на пути автобуса.

– У меня тоже нет машины. Вы знаете маленький китайский ресторанчик в Стоке на Мартлет-стрит? Не знаете? О нем вообще мало кто слышал, так что мы не рискуем наткнуться на кого-нибудь из знакомых. А еда там совсем не плохая.

Он начал объяснять, как туда добраться. София внимательно слушала.

– Майлз, вы уверены? – спросила она. – Разве вы не обещали провести выходные с Рэймондой? Бедняжка, она наверняка рассчитывала на это.

– Дети в субботу отправляются на дневной спектакль в Королевском театре.

Совесть была удовлетворена, но София чувствовала себя довольно странно – легкое возбуждение смешалось с меланхолией, ощущением нереальности происходящего, ей почему-то все время хотелось зевать. Однако настроение это было разбито вдребезги перезвоном часов в холле. Она вздрогнула.

– Я не думала, что уже так поздно! Мне придется вас выгнать. Очень жаль, но я не могу рисковать – Руфус придет домой на чай.

Майлз мгновенно поднялся и направился к выходу. У двери он обернулся.

– Кстати… ваше последнее письмо… Там была одна фраза, против которой я возражаю. Совершенно не представляю себя в роли отца-исповедника или в каком-то другом образе отца.

– О! – Слабый румянец сделал Софию еще более привлекательной. – Вероятно, это было глупо… Я, право, не подумала…

В субботу София приехала в Сток на автобусе и все утро рассеянно бродила по магазинам. Она постоянно смотрела на часы и наконец решила, что пора отправиться на место встречи. На Мартлет-стрит она остановилась, оглядываясь в поисках ресторанчика «На четырех ветрах», и вдруг услышала мужской голос:

– София! Что ты здесь делаешь?

Путь ей преградила внушительная фигура Дика Норриса, который стоял, улыбаясь с дружелюбным интересом.

– О, Дик… А… а Гилда с тобой? – ляпнула София в растерянности и поняла, что сказала глупость. Конечно, Гилды с ним нет – наверняка упорхнула к своему надоедливому Патрику. И Дику, скорее всего, об этом известно.

Однако он спокойно ответил, что Гилда осталась дома. Дик всегда был невозмутимым и добродушным, он восхищал Софию своим искусством управляться с эксцентричной женой.

Оба неловко замолчали. В двух шагах от себя София заметила китайский ресторанчик и в любой момент ожидала появления Майлза. И еще она была зла на себя за то, что так легко смутилась.

– Забавная улочка, – пробормотала она. – Ты здесь часто бываешь?

– Нет. Просто это кратчайший путь к клубу. – Сделав вид, что снимает шляпу, которой у него не было, Дик поклонился и зашагал в сторону перекрестка.

София, забыв об осторожности, поспешила в ресторан. Но Майлза там не оказалось. Это удивило ее, поскольку она сама часто опаздывала и ждать не привыкла. Тем более что здесь не нашлось места для ожидания. Ресторанчик был чист и хорошо обставлен, но слишком мал для множества посетителей. София расположилась у стены в промежутке между гардеробом и служебным ходом. Официант пытался убедить ее сесть рядом с какими-то мужчинами, поедавшими лапшу, но она покачала головой, надеясь, что Майлз предусмотрительно заказал столик. Почему же он не пришел? Она была не в состоянии есть за завтраком и теперь сильно проголодалась. Соблазнительные запахи и горы креветок на белоснежном рисе и завитках лапши с бледно-зелеными ростками бамбука подвергали ее танталовым мукам. София пыталась развлечь себя, наблюдая за шустрыми официантами, сновавшими по залу. Некоторые посетители тоже вызывали ее интерес: вот, например, мужчина мастерски управляется с палочками для еды, а толстая домохозяйка кощунственно льет в зеленый чай молоко. Но вскоре развлечение ей надоело, она устала стоять в этом ужасном углу, где ее то и дело толкали люди, проходившие мимо. Было уже пять минут второго. Майлз обещал встретить ее в половине первого. Что-то случилось. Разочарованная и обеспокоенная, София двинулась к выходу и на улице увидела Майлза, бежавшего к ней.

– Извините, – выдохнул он, с трудом переводя дыхание. – Прошу прощения. Черт знает что! Меня оставили с детьми.

– С какими детьми?

– Со всем выводком Джо, ну и, конечно, с Рэймондой. Джун утром встала с сильнейшей мигренью, она едва могла открыть глаза, не то что вести машину. А у Джо встреча с каким-то архиепископом. Естественно, оба набросились на меня с криком: «Какая удача, что ты здесь! Умоляем, отвези детей в Сток!» Вот я и спрашиваю вас: как я мог отказаться? Я был в отчаянии, тем более что даже не сумел дать вам знать. Моя дорогая, я очень сожалею!

– Это не ваша вина, – вздохнула София. – Где они сейчас?

– Ребята? Читают меню в «Замке». Я сказал им, что пошел в бар выпить, а сам выскользнул через служебный ход и всю дорогу сюда бежал. Слушайте, у меня появился план: если вы пойдете со мной, я могу притвориться, что увидел, как вы подходите к «Замку», и пригласил составить нам компанию. Это нормально, правда же? Думаю, даже Руфусу нечего будет возразить.

– Верно, – сухо согласилась София после недолгой паузы. – Думаю, он не станет возражать, если я пообедаю с вами в обществе семерых детей. Не могу себе представить ничего более захватывающего, а вы? – Увидев его унылое выражение лица, она смягчилась. – Майлз, я совсем не то имела в виду, просто я, наверное, стерва. Даже так гораздо лучше, чем вовсе с вами не видеться. Ну что, поспешим? А то дети будут удивляться, куда это вы пропали.

«Замок», достопримечательность Стока, был самым известным рестораном в этом уголке Англии. Хозяева полностью модернизировали его, сохранив, однако, атмосферу и стиль эпохи короля Эдуарда. Шестеро детей пастора и маленькая дочка Майлза сидели за одним из центральных столов, производя массу шума. Тетю Софию они приветствовали восторженным визгом.

– Тетя София зашла перекусить в буфет, – объяснил Майлз, – но я подкупил ее и уговорил прийти сюда помочь мне справиться с вами. Ну, все выбрали, что хотели?

Поднялся шум. Никто еще, конечно, ничего не решил. Когда, наконец, с заказом было покончено, официант отправился за креветками в горшочках, пятью порциями томатного супа и одним острым супом с пряностями. Юные Ленчерды оживленно болтали, разглядывая зал. Все они были очаровательными детьми, быстроглазыми, смышлеными, аккуратненькими.

– Ну где же этот официант? – Себастьян, самый младший, ударил кулаком по стулу. – Я умираю с голоду!

– Потерпи немного, – сказала ему София.

– Как терпеливая Гризельда, – хихикнула четырнадцатилетняя Лидия.

– А кто это? – спросил ее брат Роберт.

– Персонаж Джеффри Чосера <Чосер Джеффри (1340-1400) – английский поэт.>, – ответила Лидия. – Мы проходили «Кентерберийские рассказы» на уроках этой ужасной староанглийской литературы.

– А почему она терпеливая?

– У нее был муж, который всегда ужасно к ней относился, но чем омерзительнее он себя вел, тем покорнее и безропотнее становилась она. И естественно, это сводило его с ума. Возможно, Гризельда делала это намеренно, хотя я думаю, она была просто дурой.

София и Майлз обменялись взглядами, полными понимания, и сдержанно рассмеялись.

За обедом говорили мало, все занялись едой, кроме Софии, потерявшей аппетит. Встреча с другом оказалась совсем не такой, как она ожидала: Майлз сидел напротив, но был совершенно недоступен.

– Как ты думаешь, все будет в порядке, если я оставлю вас в театре одних, а затем заберу после окончания спектакля? – внезапно спросил он у Эммы, старшей дочери Джо. – У меня остался всего один день в Англии, ты же знаешь, и я говорил твоей маме, что мне еще многое нужно успеть сделать. Ты не возражаешь взять на себя ответственность за малышей?

При мысли о том, что она остается за старшую, Эмма пришла в восторг. Остальные пожалели «бедного дядю Майлза», вынужденного совершать скучные походы по магазинам вместо того, чтобы смотреть «Тетушку Чарли». София, заметив, как погрустнела Рэймонда, почувствовала угрызения совести. «Но, – решила она, – когда спектакль начнется, девочке уже будет все равно, рядом отец или нет. Я нуждаюсь в нем сейчас гораздо больше, чем она».

Спустя двадцать минут, когда дети расселись в партере Королевского театра, София встретила Майлза на тротуаре у «Замка».

– Что будем делать? Вы действительно хотите пройтись по магазинам?

– Нет, это просто мое алиби. Думаю, мы можем сходить в «Джордж». В середине дня там пусто, нас никто не побеспокоит. К тому же я знаю весь персонал ресторана, и, если понадобится, они устроят так, что у нас будет тихое местечко.

Но в холле отеля «Джордж» их ждал неприятный сюрприз: толпа престарелых леди в черных одеяниях и поддельных жемчугах. Дамы попроще суетились вокруг с плетеными корзинами, абажурами и всякими безделушками. Одна из них бросилась к Софии и Майлзу:

– Боюсь, вы немного рановато – экспозиция откроется только в три, докладчица еще не прибыла.