Текст книги "С первого взгляда"

Руфус крепко сжал пальцы жены, передавая ей чувство покоя и защищенности. Они так и уснули, держась за руки.

***

В пятницу река стала постепенно отступать. Военные и пожарные усердно трудились, откачивая воду с улиц и из затопленных домов, владельцы которых начали возвращаться, чтобы вступить в борьбу с ужасающими последствиями в виде разрушений и наносов грязи. Электричество все еще было отключено, и, поскольку множество людей не имели возможности готовить дома, походная столовая продолжала работать. Субботним днем София проворно нарезала тонкие ломтики бекона с таким чувством, как будто занималась этим всю жизнь. Суматошная атмосфера четверга сменилась спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне. На краю стола Дина чистила картошку, деля эмалированный таз с Мари Бернштейн, женой «прирученного» Фондом биолога. Они тихо болтали, София же была поглощена своими мыслями. Она думала, что хорошо отделалась. Майлз по-прежнему находился в больнице Котесбери и шел на поправку. София жалела его, но не делала попыток с ним связаться. И вдруг она услышала, как Мари говорит Дине, что фургон Майлза был обнаружен в чьем-то дворе, и переместилась к ним поближе, продолжая резать бекон и вся превратившись в слух.

– Джонсы проснулись ночью от грохота, – продолжала Мари. – Муж вышел из дому, но ничего не смог разглядеть. Взяв фонарик, он посветил во двор, и первое, что увидел, это чашки и блюдца, плывущие мимо его капусты. Стены фургона были сломаны, все имущество вывалилось наружу.

– О, бедный Майлз, – вздохнула Дина. – Как будто ему недостаточно того, что он сам лежит в больнице. Интересно, где его рукопись?

София поняла, что Дина говорит об отчете, который Майлз готовил к следующему собранию совета. Отчет лежал вместе с новой книгой и другими бумагами в черной жестяной коробке…

– Ви черной жестяной коробке, – произнесла в ту же секунду Мари.

София вздрогнула:

– Что ты сказала, – Мари?

– Ты уснула, дорогая? Думаю, ты не слышала ни одного слова о Майлзе и его бумагах. Но ты узнаешь об этом гораздо больше, когда вернешься в офис.

София удивленно смотрела на Мари. Как выяснилось, полиция, прибывшая в сад мистера Джонса, чтобы опознать разрушенный фургон, решила, что все связанное с Фондом Ленчерда должно быть доставлено помощнику директора. Это был удар. Руфус получил доступ к бумагам Майлза. София лихорадочно вспоминала, не было ли там чего-нибудь компрометирующего. Отчет для Фонда… незаконченная рукопись новой книги с отпечатанными главами… Все это было вполне безобидно. У Майлза не осталось ничего, написанного ее рукой. За исключением, конечно, писем… Их были дюжины в тонких почтовых конвертах, Майлз аккуратно связывал их в пачки… Боже, она вспомнила, где он их хранил! На дне черной жестяной коробки!

Уставившись в облупившуюся стену «Дрилл-Холл», София подумала: «Если Руфус найдет эти письма, он убьет меня».

– Ди, ты не заменишь меня здесь на время? – вдруг сказала она. – Мне нужно кое-что сделать в офисе.

Не дожидаясь ответа, София помчалась в «Египетский дом». Все теперь зависело от того, откроет ли она коробку раньше Руфуса. Вещи Майлза обнаружили только днем, у Руфуса назначена встреча, так что есть шанс успеть вовремя… Войдя через внушительную дверь в вестибюль, София на цыпочках, стараясь не стучать каблуками по каменному полу, стала пробираться к коридору.

За перфорированным стеклом уютной конторки внезапно возникла Ширли, в следующую секунду она открыла дверь.

– Привет, мы вас сегодня не ждали, миссис Руфус!

– Мне нужна смена обстановки, чтобы отдохнуть от столовой. Вот я и решила прийти сюда и немного поработать. Моего мужа нет, я полагаю?

– Он уехал с сэром Уильямом и директором.

Слава богу! София двинулась дальше.

– Я пока разберу вещи, которые полиция привезла из фургона доктора Ропера, Ширли. Он беспокоится о своих рукописях. По-моему, там было что-то вроде жестяной коробки… Ты не знаешь, куда ее положили?

– Мистер Ленчерд забрал ее с собой.

– Что?!

– Видите ли, они собирались уже уезжать, когда привезли вещи мистера Ропера, и там оказалась коробка, очень старая, и крышка не плотно закрыта. Мистер Ленчерд сказал: «Думаю, здесь Майлз и держал свои документы. Боюсь, туда попала вода». Он поднял крышку, и мы все увидели, что так оно и есть. Тогда мистер Ленчерд сказал, что заберет бумаги домой и высушит на кухонной плите.

– Понятно. Похоже, у нас на ужин будет одна антропология, – ухитрилась пошутить София и неторопливо направилась к кабинету Руфуса.

Оказавшись за углом, она побежала по коридору и, выскочив в боковую дверь, помчалась через двор конюшни к гаражу, где видела велосипед Венди. Прыгнув на него, София понеслась по мокрой дороге.

Она боролась за спасение своего брака, пыталась защитить себя от Руфуса, а Руфуса – от его дьявольской ревности и угрызений совести. Теперь она знала, как сильно муж любит ее, и понимала, что он никогда не хотел по-настоящему ее обидеть.

Было почти шесть часов. София не объезжала лужи, вода поднималась под колесами волной и окатывала ее с ног до головы. Черное льняное платье, слишком узкое, мешало, синяки, оставшиеся после приключений во время наводнения, болели. Нужно было забрать письма сразу после того разговора с Майлзом, но тогда ей это просто не пришло в голову. А сейчас все складывается против нее: и эта чертова жестяная коробка с открытой крышкой, и то, что Венди, сбежавшая с женатым мужчиной, оставила велосипед с двумя спущенными шинами и без насоса… Наконец София все же добралась до «Уотер-гейтс» и поспешила вниз по скользким ступенькам.

Черная жестяная коробка стояла на столике в холле. Натянутые нервы мгновенно расслабились. Она дома одна, нужно только вытащить письма и уничтожить их. София схватила коробку – та оказалась слишком легкой… пустой. Все бумаги Майлза исчезли.

Потрясенная, София застыла на месте, надежда и уверенность покинули ее. Все бесполезно, она опоздала. Муж забрал письма… Но куда он ушел? Внезапно она услышала звуки, доносившиеся с кухни: шаги, стук угольного ведра… Руфус дома. И больше никого… Марджи и дети уехали, нет ни одной живой души в пределах мили, даже телефон не работает… Она оказалась наедине с мужчиной, который сначала чуть не задушил ее, а потом запер в непроглядной тьме подземелья…

Кухонная дверь начала медленно открываться. София не пошевелилась. Она просто стояла и смотрела, как муж идет к ней, его худое лицо было необычайно бледным и напряженным. Затем он заговорил спокойным, невыразительным голосом:

– Полагаю, ты пришла посмотреть вот на это? – и сунул ей в руки стопку писем – тонкие голубые прямоугольники с именем Майлза, написанным ее почерком.

– О! Я и забыла, – произнесла София пересохшими губами. – Представь, Майлз хранит мои старые скучные письма! – Давняя привычка обманывать заставляла ее цепляться за любую подходящую историю, которая будет звучать лучше, чем правда. – Он просил меня сообщать ему, как поживает Рэймонда. Плохо для такой маленькой девочки остаться без матери. Конечно, Джун ужасно добра, но она слишком занята, и Майлз просил, чтобы я иногда писала…

– Иногда? – с вежливостью кошки, играющей с мышью, спросил Руфус.

София уставилась на огромную связку писем, но продолжала упорствовать:

– Это только из-за Рэймонды, в ином случае я бы не стала…

– София, прекрати! – Руфус глубоко вздохнул. – Я сам во всем виноват. Я запугал тебя до смерти и замучил так, что ты делала все, чтобы избежать повторного скандала. Знаю, у тебя бывали моменты, когда ты видеть меня не могла. Я смирился с этим. Но мне невыносимо слушать твою отвратительную, неумелую, но такую гладкую ложь!

Она изумленно смотрела на него, не в состоянии поверить своим ушам.

– Эти письма для меня вовсе не сюрприз, – продолжал Руфус. – Я знал о них… по крайней мере, я вычислил их существование полтора года назад.

– Но… но это невозможно!

– Почему?

«Потому что ты не смог бы хранить это в себе. Ты бы устроил мне сущий ад!» – подумала София, а муж, не дождавшись ответа, снова заговорил:

– В прошлом январе, в субботу, я отправился повидать Сент-Хьюберта в Кромптон, а ты поехала в Сток за покупками. Я решил на обратном пути забрать тебя… Короче, я медленно ехал в сторону «Замка», когда вдруг увидел тебя и Майлза, вместе выходивших из «Джорджа». Вы были слишком поглощены друг другом, чтобы заметить меня.

– О боже! – в ужасе пробормотала София. – Мы не делали ничего дурного, мы ничего не делали! Клянусь, это правда, Руфус! Это совсем не то, что ты думаешь!

– Откуда ты знаешь, что я думаю? – грустно улыбнулся он. – Ты удивлена, что я не устроил тебе свое обычное представление? Не догадываешься почему?

– Тебя… перестало это беспокоить? – рискнула предположить София.

Руфус мгновение пристально рассматривал ее, затем приказал:

– Идем! – Он направился на кухню, и жена покорно последовала за ним. – Садись.

Она села и оперлась локтями о кухонный стол. Коленки ее тряслись. Руфус стоял у плиты, засунув руки в карманы.

– Конечно, я не перестал беспокоиться, – сказал он. – Я всегда беспокоился. Все, что касалось тебя, вызывало у меня агрессию и чувство опасности. Возможно, я еще не совсем повзрослел. Ревность – не корь, антибиотиками не вылечишь. Эта болезнь похожа на деревянный протез: ты должен научиться жить с ним и не терзаться жалостью к себе. Так я и сделал, постепенно. Я наконец понял, что наш брак близок к распаду и что, кроме меня самого, его никто не спасет. И еще я понял… после той ночи… что мне нельзя так с тобой обращаться. Понял раз и навсегда. Когда ты вернулась из Стока, я пытался вести себя, как будто ничего не произошло. А ты сказала: прекрати меня мучить…

– Не напоминай мне об этом, – попросила София, прижимая ладони к разгоряченным щекам. – Это ужасно. Если бы я знала… если бы ты сказал мне раньше…

– Что бы изменилось? При первом же упоминании имени Майлза ты бросилась бы звонить Джо, попросила бы его приехать и забрать вас с Пирсом, пока я не напал на тебя. Разве не так?

– Полагаю, что так, – призналась она.

– Вскоре я заметил, что Венди получает письма от Майлза. И странное дело: как раз в то время, когда они приходили, ты появлялась в офисе с книгой для нее, рецептом или еще с чем-то. Это было чертовски смешно, только я утратил чувство юмора. Все, что я мог сделать, это вести себя спокойно, едва осмеливаясь прикоснуться к тебе и зная, что я для тебя – враг…

– Ты не был для меня врагом! – возразила София. – И я никогда не любила Майлза.

Она уже поняла истинную природу своих чувств к Майлзу. Когда-то она всего лишь перенесла на него свою глубокую любовь к мужу, которого боялась, но при этом не переставала любить. Теперь ей больше не нужна была иллюзия любви к кому-то другому.

– Тогда, если не возражаешь, объясни мне, пожалуйста, смысл игры в шпионов, которую ты ведешь с тех пор, как вернулся Майлз, – сказал Руфус.

– Что ты имеешь в виду?..

– О, перестань, София! Все эти звонки, тайные поездки в заброшенные рудники… Ты на самом деле считаешь меня умственно отсталым? Конечно, я знал, что ты с ним встречаешься. Я входил в дом, стараясь погромче шуметь, чтобы не застать тебя у телефона, с серьезным видом выслушивал твои рассказы о вещах, которые ты купила в Уолтоне… И мне почему-то кажется, что все это не доставляло удовольствия не только мне, но и тебе. Поэтому я хотел бы знать: что ты делала в фургоне Майлза?

У Софии закружилась голова. Только сейчас она начала понимать, какой подвиг совершил Руфус, усмирив и подчинив себе зеленоглазое чудовище.

– Я чувствую себя полной дурой, – медленно произнесла она.

– Это тебе не повредит, – жестко заметил он. – Ты слышала вопрос? Не думаешь, что я имею право услышать ответ?

– Да. – София нервно сплела пальцы рук и уставилась на свои испачканные чернилами ногти. – Да, имеешь. Майлз был очень добр ко мне два года назад, когда я чувствовала себя одинокой и несчастной. Он выслушал меня, посочувствовал… Мы стали переписываться. А потом у меня проснулось… чувство долга, что ли… по отношению к нему. Из благодарности я стала помогать Майлзу с его новой книгой.

– И с этими его статьями? София открыла рот от удивления:

– Об этом ты тоже знаешь?

– Догадываюсь. Я перечитал страницы, которые привез Артур, и некоторые высказывания показались мне очень знакомыми – Майлз никогда не скрывал своего отношения к Ленчердам. Кроме того, ты занервничала, потом тебе вдруг срочно понадобилась машина…

– Я была в такой ярости, что не могла ждать! Когда я услышала, что он написал о тебе, мне просто захотелось вернуть ему рукопись и послать его к черту!

– Разве ты не читала статью прежде?

– Только первую страницу. Тогда я сказала Майлзу, что он не сможет опубликовать ее… Руфус! Ты же не мог поверить, что я его поощряла? Честно, я не слышала ни слова из того омерзительного абзаца, пока ты сам его не прочел!

Он молча вытащил сигарету и закурил.

– Можно мне тоже? – попросила София.

Руфус щелчком отправил пачку через стол, предоставив жене самой позаботиться о себе. И наблюдал, как она вертит сигарету трясущимися пальцами и пытается зажечь спичку. Наконец София глубоко затянулась и почувствовала себя немного смелее.

– Что ты собираешься предпринять? – задала она вопрос.

– Во всяком случае, я не собираюсь запирать тебя в пещере.

Горечь, прозвучавшая в ответе, была как удар по лицу. София тяжело сглотнула.

– Я имею в виду… Майлза.

– Он так много для тебя значит? Нет, забудь, – поспешно поправился Руфус. – Это ведь вопрос ревнивого мужа, так?

– Просто я чувствую ответственность за Майлза. Он оклеветал твою семью…

– Ты меня удивляешь, – фыркнул Руфус. – Меня не волнует его мнение обо мне, о моей семье или о моей жене. К тому же я все равно ничего не смогу с ним сделать, даже сломать его чертову шею, поскольку он уже валяется в госпитале с двумя сломанными ребрами. Если же я его уволю, меня будет преследовать мысль, что я поступил так из мести. Так что я просто постараюсь найти паршивцу другую приличную работу, раз уж ему не нравится африканская программа Фонда. К счастью, у нас достаточно связей в академических кругах… Интересно, как ему понравится американский университет? Там у него есть шанс найти кого-нибудь, желающего вложить деньги в его проекты. Я посмотрю, что можно сделать.

София назвала это великодушным поступком. Руфус пожал плечами:

– Во-первых, я очень любил Рэй. Во-вторых, я думал, что, если мы найдем Майлзу другого спонсора, он больше не появится в Ринге. Я даже принес сюда его чертовы бумаги, чтобы посмотреть, над чем он работает. А когда ты так внезапно примчалась в дом, я понял, что должен избавить тебя от страданий, иначе ты потеряешь голову от беспокойства о письмах… В общем, я многое сделал, чтобы избежать решительного столкновения, но я уже на пределе.

Воцарилось напряженное молчание.

– Знаю, я была полной идиоткой, – наконец сказала София. – И нагородила так много лжи, что даже не представляю себе, как ты сможешь узнать, что я говорю правду. Но надеюсь, ты поверишь, что я… никогда не делала с Майлзом ничего плохого!

– Есть простой способ это доказать. Я могу прочесть твои письма.

Вот она и попалась! Если муж их прочтет, он, конечно, не найдет там никаких признаков заурядной любовной связи. Но вместо этого раскроются другие измены: гнев, ярость, злость, безжалостность, скрытая насмешка, все ее личные обиды, о которых она без утайки рассказывала чужому человеку… София, оцепенев, молча наблюдала, как Руфус подходит к столу. Он не притронулся к письмам, просто стоял и смотрел на жену сверху вниз.

– А теперь послушай меня, моя девочка. – Тон его был спокойный, сдержанный и совершенно непреклонный. – Я не обвиняю тебя в том, что ты спала с Майлзом. Теперь я знаю тебя лучше, чем раньше, и не верю, что ты могла поступиться своими принципами, сделать что-то наносящее ущерб твоему чувству собственного достоинства. Ты слишком высокого мнения о себе. Но есть другие способы предать наш брак – не стану перечислять их тебе. И у меня нет ни малейшего желания читать твои письма. Все в прошлом. Ты не одна виновата. Ничего подобного не произошло бы, не обращайся я с тобой так отвратительно. Впредь мы больше не будем обсуждать это. Но есть кое-что, что мы должны выяснить прямо сейчас, раз и навсегда.

– Прости, – пробормотала вдруг София и залилась слезами. Разрыдавшись, она уже не могла остановиться. Два года она втайне кичилась своим целомудрием. Если Руфус прав, значит, ей нечем гордиться.

– София!

– Я очень сожалею… – всхлипнула она.

– Не плачь. Я вовсе не хотел, чтобы ты чувствовала себя несчастной.

Он положил руку ей на плечо, и тут Софию подвел рефлекс: мышцы ее напряглись, она отпрянула от мужа. Он побледнел.

– Я не собирался причинять тебе боль. София, ты не можешь доверять мне даже сейчас? Хотел бы я объяснить, как трудно жить с женщиной и знать, что она меня боится…

София уловила в его голосе нотку отчаяния и попыталась улыбнуться. Руфус медленно приблизился, погладил ее плечи, затем она почувствовала нежные прикосновения его пальцев на своей спине.

– Я не боюсь, дорогой. Пожалуйста, не думай так. Ты был очень добр и терпелив… Но я этого не замечала, я не понимала, что ты становишься день ото дня все лучше, а я остаюсь прежней. Какой же стервой я была! Прости, прости!

Руфус развернул жену к себе, заставил поднять голову и посмотреть на него, затем поцеловал ее, и они оба ощутили вкус соленых слез на губах.

София вцепилась в мужа, схватившись за лацканы его пиджака:

– Все будет хорошо, правда, любимый?

– Все будет хорошо, – серьезно ответил ей Руфус.

***

Воскресная служба в церкви Святого Михаила превратилась сама собой в благодарственный молебен. Церковь была переполнена, Ленчерды явились в полном составе, даже самые отъявленные безбожники пришли – Виктор проделал длинный кружной путь через Азехед, тетушка Флоренс пешком спустилась с холма и церемонно уселась на церковной скамье. Ни у кого из родственников не хватило духу спросить, что привело их сюда.

Когда служба закончилась, все высыпали во двор. Утро было ясным, и с церковной возвышенности люди могли окинуть взглядом пейзаж через три дня после наводнения.

Большая часть воды отступила и впиталась в почву, оставив после себя хаос и опустошение. Везде был ил – на стенах домов, на колесах машин, на ботинках. Улицы города покрылись сплошным ковром липкой грязи. Лужи – редкие заплаты на ковре – приятно контрастировали с этой вонючей мерзостью и ярко блестели в солнечных лучах.

Виктор подошел к Руфусу:

– Какие новости о твоей машине?

– Все еще под водой. Виктор, я так и не поблагодарил тебя за спасение Софии…

– Я просто подвез ее.

– Да, но, если бы ты не появился у «Романскомб» в критический момент, они оба, София и Майлз, утонули бы.

Виктор бросил удивленный взгляд на Софию, которая стояла рядом с мужем.

– Тебе не о чем больше беспокоиться, – вспыхнув, сказала она. – Руфус знает все.

«Все ли?» – подумал Виктор.

– Я очень рад, что ты ему рассказала, – произнес он.

София поколебалась, затем сухо пояснила:

– На самом деле я ему ничего не рассказывала, он сам уже давно все знал. – И теснее прижалась к мужу.

Руфус улыбнулся:

– Не будем вдаваться в подробности. Это вряд ли интересно Виктору.

«Вот в этом, приятель, ты ошибаешься!» – подумал Виктор, совершенно ошеломленный. Он заметил, что в браке его кузена наметились едва различимые изменения, и, очевидно, произошло все вчера вечером. Если Руфус действительно «давно все знал», это еще более удивительно!

Неподалеку от них сэр Уильям и директор Фонда, доктор Эванс, жаловались друг другу на наводнение и свои многочисленные трудности, большие и малые. Повреждения собственности Фонда… снижение доходов… немногим теперь будут доступны гранты… необходимость помочь достойным претендентам… полоумные изобретатели тратят время членов совета попусту… пробки на дорогах… в магазинах нет батареек и фонариков… грязь повсюду… и совершенно неясен повод для благодарственного молебна.

– Я действительно не знаю, что нам делать, – сокрушался сэр Уильям.

– Да уж, да уж, – вторил ему Холанд Эванс.

– Чепуха! – прозвучал за его спиной безапелляционный голос.

Это была мисс Флоренс. Все повернулись в ее сторону. Она воинственно подбоченилась и стояла широко расставив ноги, одетая в мешковатый твидовый костюм и вооруженная древним зонтом.

– Что – чепуха? – проворчал сэр Уильям.

Некоторые из нас совершенно не способны быть благодарными, – заявила мисс Флоренс. – Я согласна: город пережил суровое испытание, но в то же время не вижу смысла преувеличивать беды, которые никогда не затрагивали вас лично. Вы не знаете, что вам делать, и это смешно, потому что всем нам прекрасно известно; вы продолжите как ни в чем не бывало делать то, что делать привыкли! Холанд появится на очередном заседании совета с заявлением, которое уже лежит на его столе несколько дней и которое он выразительно прочтет вслух при условии, что рядом с ним будет Руфус, чтобы подсказать нужное слово в нужный момент. – Она гневно направила указующий перст на сэра Уильяма: – А ты приходишь на собрание, готовый воспрепятствовать любому решению из принципа, и, если обсуждение затягивается, ворчишь, что тебе пора обедать! А человек, который всегда делает самую трудную работу, – Руфус. Мальчик годами тянет на себе весь офис, но он настолько компетентен и скромен, что некоторые попечители до сих пор еще не поняли, как сильно все мы от него зависим!

– Нет, право же, тетя Флоренс… – пробормотал Руфус.

Но никто больше не произнес ни слова, даже жертвы обличения.

– Руфус улаживает все ваши проблемы, – продолжала мисс Флоренс. – Его бросила секретарша, глупая девчонка, он потерял свою машину и теперь, как я слышала, взял на себя дело Майлза Ропера. А его прекрасный сад со всем, что он и София там сделали, уничтожен наводнением. Но мы не слышали от него ни жалоб на судьбу, ни нытья о том, что он не знает, что ему теперь делать. Руфус – пример для нас всех! И именно ему мы все должны выразить благодарность!

Сэр Уильям громко засопел, доктор Эванс принял равнодушный вид, остальные Ленчерды с уважением смотрели на Руфуса, ужасно смущенного и страстно желающего ретироваться за ближайший надгробный памятник.

Виктор взирал на эту семейную сцену с улыбкой. Конечно, все, что говорила старушка, по сути, было правдой. Но в панегирике о добром, храбром и благородном рыцаре Руфусе присутствовала примесь комизма. Родственники не всегда по достоинству оценивали Руфуса и теперь, пристыженные, пустились во все тяжкие – подняли беднягу на пьедестал, хотя он в общем-то ничего особенного не сделал, чтобы заслужить такие почести. Однако проницательный Виктор не упустил из виду и еще одно обстоятельство: для Руфуса это не имело значения. Тем утром Руфус и София были единственными обитателями Ринга, забывшими обо всем на свете, в том числе о последствиях наводнения. Они просто не замечали грязи вокруг.