Текст книги "Речные заводи (том 1)"

– Возраст у вас почтенный, – приговаривал он, усаживая нового гостя, – и вы мне вроде отца, вот я и прошу вас сесть рядом с моей невесткой.

Затем он пригласил также второго соседа, живущего напротив – Ху Чжэн-цина, торговавшего вразнос холодным вином. Человек этот происходил из чиновничьей семьи и в приглашении У Суна увидел какой-то умысел, а поэтому наотрез отказался последовать за ним. Но У Сун, не обращая внимания на его возражения, силой потащил его в дом брата и усадил рядом с Чжао Чжун-мином. Потом, обращаясь к старой Ван, он спросил:

– Мамаша, а кто живет с вами рядом?

– Торговец разным печеньем по фамилии Чжан, – отвечала старуха.

Торговец Чжан как раз находился в это время у себя и, когда увидел входившего к нему У Суна, даже испугался.

– Не приходилось нам встречаться, господин начальник, – забормотал он.

– Мои родственники многим обязаны соседям, – сказал У Сун, – и поэтому я пришел пригласить вас на чашечку легкого вина.

– Ай-я! – воскликнул старый Чжан. – Я-то не удосужился даже послать вам поздравительных подарков, так зачем же приглашать меня?

– Ну это ничего, – сказал У Сун, – а сейчас я прошу вас к нам, – и он потащил старика в дом У старшего и усадил рядом с Яо Вэнь-цином.

Кто-нибудь из читателей может спросить, почему ни один из пришедших ранее гостей не ушел. А дело объяснялось очень просто: у дверей внутри и снаружи стояли стражники, так что гости оказались как бы под охраной.

Таким образом, с невесткой и старухой Ван всего собралось в комнате шесть человек. Пододвинув табуретку и примостившись с краю у стола, У Сун приказал стражникам запереть все двери. Прислуживавший у стола солдат налил в чашки вина. И, когда все приготовления были закончены, У Сун обратился к присутствующим со следующим приветствием:

– Уважаемые соседи! Простите меня, человека простого и невежественного, что не сумел пригласить вас, как по чину положено.

– Помилуйте, – отвечали гости, – мы ведь и приема вам не устроили по возвращении, а пришли беспокоить вас!

– Ну, это пустое, – сказал, улыбаясь, У Сун. – Надеюсь, дорогие гости не осудят нас за скромное угощение.

Стражники между тем все подливали и подливали вина, и гости стали чувствовать какое-то беспокойство, не понимая, что происходит. Когда все выпили уже по три чашки, Ху Чжэн-цин встал со своего места и сказал:

– Дел у меня много, надо бы домой…

– Что вы, разве можно уходить! – оказал У Сун. – Раз уж пришли, то побудьте еще немного.

При этих словах сердце Ху Чжэн-цина отчаянно забилось, как у человека восемь раз опустившего бадью в колодец и семь раз поднявшего ее с водой. Он снова сел, а про себя подумал:

«Если У Сун пригласил нас с добрыми намерениями, почему же он так обращается с нами и даже с места двинуться не позволяет?»

– Налейте гостям еще вина, – снова приказал У Сун.

Стражник еще четыре раза наполнил чашки и так продолжал подливать, пока гости не осушили их семь раз. Собравшимся казалось, что они побывали на всех знаменитых пирах императрицы Люй Тай-хоу, которых было не меньше тысячи. После этого У Сун позвал стражников и приказал им прибрать посуду.

– Подождем немного, а потом снова будем закусывать, – сказал он.

Затем У Сун собрал со стола и, когда гости собрались было покинуть свои места, остановил их и сказал:

– Вот сейчас-то я и хочу с вами поговорить. Кто из уважаемых соседей умеет писать?

– Господин Ху Чжэн-цин очень хорошо пишет, – ответил Яо Вэнь-цин.

– Могу я побеспокоить вас? – обратился У Сун к Ху Чжэн-цину, вежливо ему кланяясь. Затем он засучил рукава своего халата, сунул руку за пазуху и выхватил оттуда острый кинжал. Стиснув рукоятку кинжала четырьмя пальцами правой руки, он прижал большой палец к сердцу и, страшно выпучив глаза, сказал:

– Всякое зло должно быть наказано, и у каждого должника есть свой кредитор. А вас, почтенные соседи, я прошу быть лишь свидетелями!

Тут У Сун левой рукой схватил невестку, а правой указал на старую Ван. Присутствующие остолбенели от ужаса и, не зная, что делать, не смея произнести ни слова, глядели друг на друга.

– Уважаемые соседи, – продолжал У Сун, – не удивляйтесь и не пугайтесь! Хоть я и невежественный человек, но смерти не боюсь, а также знаю, что за зло следует платить злом и что обида должна быть отомщена! Вам, уважаемые соседи, я не причиню никакого вреда и только прошу быть моими свидетелями. Если же кто-нибудь ив вас попробует уйти раньше времени, то не обессудьте! Разговаривать я тогда буду по-иному: семь раз продырявлю кинжалом. Ведь мне сейчас ничего не стоит убить человека!

Гости стояли как вкопанные и шелохнуться не смели.

– Слушай меня, старая скотина! – крикнул У Сун, уставившись на старуху Ван. – Это ты виновата в смерти моего брата и должна отвечать за это! – Обернувшись к невестке, он продолжал: – И ты, распутная, слушай, что я тебе скажу! Если признаешься, что погубила моего брата, я пощажу тебя!

– Дорогой деверь! – воскликнула невестка. – Что это вы говорите! Ваш брат умер от сердечной болезни, при чем же тут я?

Не успела она это произнести, как У Сун вонзил кинжал в стол, схватил ее левой рукой за волосы, а правой за грудь. Затем пинком ноги опрокинул стол и, подтащив женщину к алтарю, бросил ее на пол. Пиная ее ногами, он правой рукой схватил кинжал и, указывая им в сторону старухи Ван, закричал:

– Ну, старая свинья, говори всю правду!

Та хотела было как-нибудь улизнуть, но, видя, что это невозможно, сказала:

– Не гневайтесь, господин начальник! Все скажу вам.

Тогда У Сун велел стражнику подать бумагу, тушечницу, кисточку и тушь и, указывая на Ху Чжэн-цина кинжалом, сказал:

– Прошу вас. запишите по порядку все, что здесь услышите!

– Я… я… за… запишу, – бормотал, заикаясь и дрожа от страха. Ху Чжэн-цин.

Тогда У Сун налил в тушечницу воды, растер кусочек туши и, расправив кисточку, сказал:

– Ну, старая, говори всю правду!

– Какое мне до всего этого дело, и почему вы заставляете меня говорить? – ответила старуха Ван.

– Ах ты, собака! – крикнул У Сун. – Знаю я все твои проделки. Еще отпираться вздумала! Если не скажешь, я сначала разрежу па куски эту распутницу, а потом прикончу и тебя, суку! – и он приставил кинжал к лицу невестки.

– Дорогой деверь! – завизжала она. – Смилуйтесь надо мной. Пустите меня, и я все расскажу вам!

У Сун поставил женщину на колени перед алтарем и воскликнул: – Говори, распутница! Да побыстрее!

Невестка до того была перепугана, что решила сознаться. Она рассказала все по порядку, начиная с того. как у нее выпал из рук шест, которым она снимала дверную занавеску, и стукнул Си-Мынь Цина; как она стала шить у старой Ван одежду и вступила в любовную связь с Си-Мынь Цином. Рассказала она и о том, как Си-Мынь Цин пнул У старшего ногой, а когда тот заболел, они задумали отравить мужа, а старая Ван учила их. как это сделать. Она рассказала все с начала до конца, во всех подробностях. У Сун же предупредил ее, чтобы она говорила медленно, а Ху Чжэн-цина попросил записывать слово за словом.

– Ах ты паразитка! – крикнула старуха Ван. – Раз ты первая начала, так мне-то чего отпираться! Только в беду меня, старую, втянула! – и она также во всем призналась.

У Сун попросил Ху Чжэн-цина записать также показания старухи, после чего велел обеим женщинам поставить внизу отпечатки пальцев, а присутствующим соседям подписаться. Затем, по его приказу, один из стражников снял с себя пояс и связал им за спиной руки старой ведьмы; бумагу, где были записаны показания, У Сун свернул и спрятал за пазуху. Затем он приказал стражникам подать еще чашку вина, поставил ее на алтарь перед табличкой с именем брата и, подтащив поближе свою невестку, заставил ее опуститься на колени. Старухе он также велел преклонить перед алтарем колени и затем сказал, проливая слезы:

– Дорогой брат мой! Твоя душа еще не улетела далеко отсюда! Сегодня я, твой младший брат, мщу за твою смерть!

Затем он велел стражнику сжечь жертвенные деньги. Вдова У старшего, видя, что плохи ее дела, хотела было закричать, но У Сун схватил ее за волосы и, бросив на пол, стал на нее ногами. Он разорвал одежду на женщине и быстрее, чем ведется рассказ, вонзил ей в грудь кинжал. Затем выдернул его обратно, взял в зубы и, запустив пальцы в рану, извлек сердце и внутренности и положил их на алтарь. Потом он взмахнул кинжалом, послышался хрустящий звук, и голова Пань Цзинь-лянь откатилась в сторону, заливая все кругом кровью.

У присутствовавших от страха в глазах потемнело. Они закрыли свои лица руками, но, видя, как рассвирепел У Сун, не решались его останавливать.

Между тем У Сун послал наверх стражника за одеялом. А когда одеяло было принесено, завернул в него отрезанную голову, вытер кинжал и сунул его обратно в ножны. После этого У Сун вымыл руки и, почтительно обращаясь к соседям, сказал:

– Я доставил вам немало беспокойства, уважаемые соседи, но не осуждайте меня за это. Прошу вас подняться наверх и подождать, пока я вернусь.

Соседи только переглянулись, но не посмели ослушаться и отправились наверх. Затем У Сун послал наверх стражника, велев ему запереть там и старуху Ван. Перед уходом он поручил двум стражникам охранять нижние комнаты.

Захватив с собой голову женщины, завернутую в одеяло, У Сун направился прямо в лавку лекарственных снадобий. Увидев управляющего, он приветствовал его и спросил:

– Дома ваш уважаемый хозяин?

– Нет, он только что вышел, – ответил управляющий.

– Можете вы пройтись со мной немного? – спросил У Сун. – У меня есть к вам небольшое дело.

Управляющий, который немного знал У Суна, не посмел отказаться. Когда они дошли до одного из глухих переулочков, У Сун грозно спросил его:

– Дорога тебе жизнь?!

– Смилуйтесь, господин начальник! – взмолился управляющий. – Ведь я никакого зла вам не причинил.

– Так вот, если не хочешь расстаться с жизнью, говори, где сейчас Си-Мынь Цин!

– Он то… только что у… шел с… одним знакомым в кабачок под названием «Львиный мост» покушать… – еле вымолвил управляющий.

Едва У Сун услышал это, как тотчас же направился туда. А управляющий долго еще от страха не мог двинуться с места.

Подойдя к кабачку «Львиный мост», У Сун позвал слугу и спросил:

– С кем выпивает господин Си-Мынь Цин?

– С таким же, как он сам, богачом, – отвечал слуга. – Они сейчас наверху, в комнате, которая выходит окнами на улицу.

У Сун стремительно кинулся наверх и еще в дверях увидел, что на почетном месте между окнами сидит Си-Мынь Цин, напротив гость, а по бокам пристроились две певички.

Тогда У Сун развернул одеяло, левой рукой схватил окровавленную голову, правой кинжал и, откинув дверную занавеску, ворвался в комнату и швырнул голову в лицо Си-Мынь Цину.

Увидев У Суна, Си-Мынь Цин так перепугался, что с криком: «Ай-я!» – вскочил на скамейку. Он уже занес было ногу на подоконник, собираясь выпрыгнуть в окно, но увидел, что это слишком высоко, и совсем растерялся.

Все это произошло, конечно, гораздо быстрее, чем ведется рассказ. Опершись обеими руками о стол, У Сун прыгнул на него и спихнул ногой всю посуду. Певички оцепенели от страха, что же касается второго богача, так он даже свалился под стол.

Си-Мынь Цин, видя, как разъярен его противник, сделал вид, будто замахивается на него, а сам тем временем нацелился правой ногой в У Супа. Но тот, заранее разгадав маневр Си-Мынь Цина, отклонился чуть в сторону, и удар пришелся ему как раз в правую руку, отчего кинжал, который он держал, вылетел в окно далеко на середину улицы.

Увидев это, Си-Мынь Цин расхрабрился. Сделав вид, что хочет ударить У Суна правой рукой, он сжал в кулак левую и нацелился противнику прямо под ложечку. Однако У Сун и тут успел увернуться и, воспользовавшись моментом, обхватил Си-Мынь Цина левой рукой за шею, правой за левую ногу и, приподняв его на воздух, с криком: «Туда тебе и дорога!» – выбросил из окна.

Си-Мынь Цину показалось, что сам дух мщения пришел к нему и нечего больше надеяться на милость неба. Он знал, что не сможет устоять против неимоверной силы У Суна. Выброшенный из окна вниз головой и вверх ногами, он упал прямо на середину улицы и тут же потерял сознание. Бывшие поблизости люди пришли в ужас от этого зрелища.

Тем временем У Сун пододвинул к окну скамейку и, схватив голову развратницы, выпрыгнул из окна прямо на середину улицы. Подобрав свой кинжал, он взглянул на Си-Мынь Цина. Тот лежал, вытянувшись, полумертвый и лишь дико вращал глазами. Тогда У Сун придавил его коленом и одним ударом кинжала отрезал ему голову. Связав головы вместе, он отправился прямо на улицу Красных камней. Здесь он крикнул стражникам, чтобы они открыли ему дверь, и, войдя в дом, положил обе головы на алтарь. Затем он взял чашку с холодным вином, окропил алтарь и со слезами на глазах сказал:

– Мой старший брат! Твоя душа недалеко. Но теперь ты можешь отправляться на небо! Я отомстил за тебя и убил обоих твоих обидчиков. Сегодня же я совершу обряд возжигания жертвенных предметов в поминовение твоей души.

Потом он велел стражникам позвать соседей вниз. Впереди под охраной вели связанную старуху Ван. Держа одной рукой кинжал, а другой головы, У Сун обратился к соседям с такими словами:

– Я хочу еще кое-что оказать вам, уважаемые соседи! Прошу вас пока не расходиться!

– Говорите, господин начальник, – отвечали соседи, сложив руки и низко кланяясь У Суну. – Мы готовы выполнить ваши указания!

И У Сун сказал то, что хотел. Видно, так уж самой судьбе было угодно, чтобы удалец, начальник охраны уездного управления Янгу, прославившийся на перевале Цзин-ян-ган, мстя за обиду, совершит преступление и стал буддийским монахом.

Что же сказал У Сун, вы узнаете, когда прочтете следующую главу.

Глава 26

в которой рассказывается о том, как женщина-дьявол торговала человеческим мясом в округе Мэнчжоу и как У Сун встретился в Шицзыпо с Чжан Цином

Итак, У Сун обратился к соседям со следующими словами:

– Чтобы отомстить за обиду, нанесенную моему старшему брату, я должен был совершить преступление. И если даже мне придется поплатиться жизнью за это, то и тогда я не буду сожалеть о случившемся. Мне очень жаль, что я сильно перепугал всех вас, уважаемые соседи. Что со мной будет дальше – неизвестно, и никто не знает, останусь ли я в живых. Сейчас я хочу сжечь табличку с именем брата. Все имущество в доме я просил бы вас, почтенные соседи, распродать, а вырученные деньги использовать на судебные расходы по моему делу. Я сам отправлюсь в управление и заявлю о своем преступлении. Как бы ни было оно тяжко, я просил бы вас об одном: быть свидетелями по моему делу и рассказать всю правду.

Затем У Сун сжег табличку с именем брата и жертвенные деньги. Сверху принесли два сундука с вещами, осмотрели их содержимое и отдали соседям для продажи. Ведя под охраной старуху Ван и захватив с собой обе головы, У Сун направился в уездное управление.

Между тем слухи о происшедшем распространились по городу Янгу, и на улицы высыпало множество людей, желавших увидеть все своими глазами. Когда начальнику уезда доложили о случившемся, он сначала даже растерялся, но все же отправился в присутствие. У Сун ввел в зал старуху Ван, встал на колени по левую сторону от начальника и положил перед ним кинжал, которым совершил преступление, и две отрезанные головы. По правую сторону опустились на колени четверо соседей, а в центре – старуха Ван.

У Сун вынул из-за пазухи бумагу, составленную Ху Чжэн-цином, и всю ее с начала до конца прочитал начальнику уезда. Последний велел своему писарю допросить старуху. Соседи подтвердили показания, подробно рассказав, как было дело. Затем в присутствие вызвали Хэ Цзю-шу и Юнь-гэ и также допросили.

После этого был вызван чиновник, осматривающий ранения и трупы, который назначил человека для следствия. Все присутствующие под охраной отправились на улицу Красных камней, где был обследован труп женщины, а затем в кабачок «Львиный мост» для осмотра тела Си-Мынь Цина. Наконец, был составлен подробный отчет, который представили начальнику уезда для расследования.

Ознакомившись с докладом, начальник велел принести две канги, одеть их на шею У Суну и старухе и отправить обоих в тюрьму. Остальные свидетели были задержаны в помещении у ворот.

Надо сказать, что начальник уезда, зная о том, что У Сун человек мужественный и справедливый, а также помня об услуге, которую он оказал ему, съездив в Восточную столицу, всеми силами желал спасти обвиняемого. Поразмыслив, он позвал на совет помощника и сказал ему:

– Мы не должны забывать, что У Сун человек справедливый. Поэтому надо изменить показания этих людей и написать, будто все произошло от того, что невестка пыталась помешать У Суну совершить жертвоприношение покойному брату и что в результате между ними завязалась борьба. Невестка опрокинула алтарь с табличкой, У Сун же, защищавший его, в гневе убил женщину. Что же до Си-Мынь Цина, то следует указать, что он был в преступной связи с этой женщиной, пришел защитить ее и завязал драку с У Суном. Долго никто из них не мог одержать верх, и, когда они, сражаясь, достигли кабачка «Львиный мост», У Сун убил Си-Мынь Цина.

В таком виде заключение прочитали У Суну, составили сопроводительную бумагу, которую и послали вместе с преступниками в областное управление Дунпинфу, с просьбой рассмотреть это дело.

Надо сказать, что хоть Янгу и был захолустным уездным городком, там все-таки встречались люди, знающие законы и справедливость. Некоторые из состоятельных жителей помогали У Суну деньгами, другие посылали вино, пищу и продукты.

Вернувшись из суда, У Сун отдал свои пожитки прислуживавшим ему стражникам, а Юнь-гэ подарил тринадцать лян серебра для его отца. Охране, приставленной к У Суну, все время приходилось передавать ему пищу, которую приносили жители Янгу.

Уполномоченный начальником уезда чиновник, получив все бумаги, серебро, кости, представленные Хэ Цзю-шу, а также свидетельские показания и кинжал, отправился вместе с преступниками и свидетелями в областной город Дунпинфу. К тому времени возле областного управления скопилось немало народу, и там стоял сплошной гул голосов.

Когда правителю области доложили о прибытии преступников, он поспешил в присутствие. А следует сказать, что этот правитель по имени Чэнь Вэнь-чжао был человеком умным. К тому же он кое-что уже слышал об этом деле. Он приказал ввести преступников в зал суда и сразу же ознакомился с бумагами, присланными из Янгу. Затем он допросил по очереди всех прибывших, записал их показания, а после этого опечатал все вещественные доказательства вместе с кинжалом, которым было совершено убийство, и передал их в кладовую на хранение.

Тяжелую кангу на шее У Суна он велел заменить более легкой и отправил его в тюрьму. На старуху же правитель приказал надеть тяжелую кангу, которую обычно носят уголовные преступники, и отправить в камеру смертников. Затем он вызвал чиновника, присланного уездным управлением, и вручил ему ответное письмо. Правитель отпустил Хэ Цзю-шу, Юнь-гэ и четырех соседей, предупредив их, что в случае надобности они снова будут вызваны в суд. Вдову Си-Мынь Цина, прибывшую вместе с другими, правитель задержал в управе до указаний начальства и вынесения окончательного приговора. Хэ Цзю-шу, Юнь-гэ и соседи вместе с чиновником из уезда, который захватил с собой письмо, возвратились в Янгу. У Сун же остался пока в тюрьме и при нем несколько солдат, приносивших ему пишу.

Надо вам сказать, что правитель Чэнь Вэнь-чжао, сочувствуя такому честному и справедливому герою, как У Сун, посылал людей справляться, как он себя чувствует и не нуждается ли в чем-нибудь. Видя это, тюремные служители не требовали от У Суна никаких денег и даже сами приносили ему продукты и вино. Все бумаги по этому делу правитель области велел исправить таким образом, чтобы наказание У Суну назначили более легкое, и лишь после этого послал их высшему начальству. Затем он отправил в столицу доверенного человека с секретным письмом, поручив ему уладить это дело.

Начальник уголовного приказа был приятелем Чэнь Вэнь-чжао и поэтому послал в провинциальный суд следующее заключение: «Расследование показало, что старуха Ван придумала коварный план, чтобы помочь Си-Мынь Цину войти в любовную связь с женой У старшего. Она научила женщину отравить мужа. Она же подстрекала вдову прогнать У Суна и помешать ему совершить жертвоприношение перед табличкой брата, вследствие чего возникла ссора, приведшая к убийству. За подстрекательство к нарушению брачных отношений, освященных обычаем, указанная старуха присуждается к смерти путем отсечения конечностей. Что же касается У Суна, то хоть преступление его вызвано местью за родного брата и виновный в прелюбодеянии Си-Мынь Цин убит им во время драки, в чем У Сун и повинился перед властями, освободить его от наказания все же нельзя, и потому он присуждается к сорока палочным ударам, клеймению и ссылке в отдаленные места. О любовниках же, как ни велика их вина, поскольку оба они мертвы, говорить не приходится. Что же до остальных людей, привлеченных по этому делу, то их следует освободить и отпустить по домам. Данное решение должно вступить в силу немедленно по его получении».

Как только решение это попало в руки правителю Чэнь Вэнь-чжао, он тотчас же приступил к его выполнению. В областную управу были тут же вызваны Хэ Цзю-шу, Юнь-гэ, четверо соседей и жена Си-Мынь Цина, которым и было зачитано решение высшей судебной власти. Затем из тюрьмы привели У Суна, и ему также зачитали это решение, после чего с него сняли кангу и наказали палками. Но так как друзей у У Суна было много, то из сорока ударов ему досталось не более семи. Кангу из листового железа в семь с половиной цзиней весом заменили небольшой круглой кангой. Но заклеймить его иероглифами «золотая печать» и сослать в город Мэнчжоу все же пришлось. Остальные, привлеченные по этому делу, были отпущены, как того требовало решение суда.

После этого из главной тюрьмы привели старую Ван. Как и другим, ей зачитали постановление суда, после чего на дощечке была составлена надпись, сообщавшая о ее преступлении, под которой старуха и поставила свой знак. Затем ее усадили на деревянного осла с четырьмя длинными гвоздями и скрутили веревками. Правитель области Дунпин повесил на ней табличку с надписью «Присуждена к четвертованию». Впереди несли дощечку, на которой значилось преступление старухи, а позади шли стражники с дубинками, подгонявшие всех участников шествия. Процессия двинулась по улицам под оглушительные звуки барабана и литавров. Стража несла также два обнаженных меча и букет бумажных цветов – знак ее позорного преступления. Старуху привезли на центральную площадь Дунпина и здесь четвертовали.

Вернемся, однако, к У Суну. С колодкой на шее, он наблюдал, как казнили старуху. Присутствовал здесь и один из соседей У старшего, Яо Вэнь-цин, который, передав У Суну деньги, вырученные от продажи вещей, распрощался с ним и вернулся домой.

Когда бумаги ссыльного У Суна были скреплены печатью, назначили охрану из двух человек, которая должна была сопровождать его в Мэнчжоу и там передать властям. Так выполнил правитель области все решения суда, и дальше речь пойдет об У Суне и его охране.

Стражники, состоявшее ранее при У Суне, принесли все его вещи и после этого вернулись в Янгу. У Сун же в сопровождении двух стражников вышел из Дунпина, и все трое, не спеша, направились к городу Мэнчжоу. Охранники знали, что У Сун человек хороший, и потому всю дорогу заботились и ухаживали за ним, не осмеливаясь проявить ни малейшей грубости или неуважения. Видя столь внимательное отношение к себе, У Сун старался не вступать с охранниками в пререкания, а так как в узле у него было достаточно денег, то всякий раз, как они входили в какой-нибудь город или селение, он покупал вина и мяса и угощал их. Однако не будем вдаваться в подробности.

Вы помните, что убийство, совершенное У Суном, произошло в начале третьей луны. Два месяца он просидел в тюрьме, и вот теперь, когда они шли в Мэнчжоу, наступила уже шестая луна. Солнце жгло немилосердно, и даже камни накалялись под его лучами. Совершать переходы можно было лишь ранним утром по холодку.

Так они шли более двадцати дней и, наконец, вышли на широкую дорогу, которая привела их к горной вершине. Было еще утро. У Сун сказал своим охранникам:

– Не стоит здесь останавливаться! Спустимся-ка лучше вниз и поищем, где бы купить мяса и вина подкрепиться.

– Вот это верно! – охотно согласились охранники, и все трое стали спускаться вниз.

Вдали, у подножья горы, они увидели несколько хижин, крытых соломой. На иве, что росла у речки, висела вывеска, и У Сун сказал своим спутникам:

– А вот как будто и кабачок!

Они ускорили шаги, и когда спускались с горы, то на склоне холма заметили дровосека, шедшего с вязанкой дров.

– Добрый человек, – спросил его У Сун, – разрешите осведомиться у вас, что это за место?

– Через наши горы лежит дорога на Мэнчжоу, – отвечал дровосек. – А не доходя леса – знаменитое место Шицзыпо – Холм перекрещивающихся дорог.

У Сун поспешил вместе со своими охранниками прямо к Шицзыпо. Когда они пришли туда, то сразу же увидели, огромное дерево, которое, пожалуй, не обхватили бы и пять человек. С дерева спускались ползучие лианы. Пройдя еще немного, они увидели кабачок. У ворот на скамеечке сидела женщина в зеленой кофте, в волосах ее поблескивали золотые шпильки, а виски были украшены полевыми цветами. Когда У Сун и его охранники приблизились к воротам, женщина встала им навстречу.

Юбка на ней была ярко-красная, шелковая, золотые пуговицы на кофте у ворота были расстегнуты, и виднелась рубашка цвета персика, лицо покрыто румянами и белилами.

– Заходите, уважаемые гости, – приглашала она путников, – передохните. У нас найдется доброе вино и закуски, а если пожелаете, то также и пампушки.

Путники вошли в комнату, где стояли сделанные ив кедра столы и табуретки. На почетном месте сел У Сун, а охранники, оставив у стены свои. палки и развязав узлы, поместились справа и слева от него. У Сун тоже снял со спины узел и положил его на стол, а затем, развязав пояс, стащил с себя рубашку.

– Здесь нет никого, – сказали ему охранники, – и мы, пожалуй, снимем с вас эту кангу, чтобы вам приятнее было выпить чашечку-другую вина, – и с этими словами они сорвали прикрепленные к канге бумажные печати, а затем бросили под стол и саму кангу. Затем они также скинули рубашки и сложили их на подоконнике.

– Сколько прикажете подать вина, уважаемые гости? – спросила женщина, приветливо улыбаясь и церемонно кланяясь.

– А ты не спрашивай, – отвечал У Сун, – знай себе подогревай. Да мяса нарежь нам цзиней пять, не меньше. За все это мы заплатим.

– Есть у нас неплохие пампушки, – предлагала женщина.

– Что ж, подай на закуску штук тридцать, – согласился У Сун.

Хихикая, женщина удалилась во внутренние комнаты и скоро возвратилась, неся бадью с вином. Потом она поставила на стол три больших чашки, положила палочки для еды и подала два блюда с нарезанным мясом. Не менее пяти раз подливала она гостям вина, а затем пошла к очагу за пампушками и поставила их на стол. Охранники тотчас же принялись уписывать пампушки, У Сун же взял одну, разломил и, разглядывая начинку, сказал:

– Хозяйка, начинка-то из человечьего мяса или из собачины?

– Вы уж скажете, почтенный гость! – захихикала женщина. – В наши мирные времена и говорить об этакой начинке не приходится. А у нас испокон веку делают начинку из говядины.

– А я слыхал от вольного люда, – оказал У Сун, – что никто не осмеливается проходить мимо большого дерева в Шицзыпо. Говорили, что упитанных людей здесь пускают на начинку для пампушек, а поджарых бросают в реку.

– Откуда вы это взяли, уважаемый гость? – протестовала женщина. – Уж не иначе, как сами выдумали!

– Да нет, я просто увидал в начинке несколько волосков, что, судя по виду, должны расти у человека в паху, вот и вспомнил эти рассказы.

И, помолчав немного, он снова спросил:

– А где же хозяин?

– Да он в гости уехал и еще не вернулся, – ответила та.

– Ах вот оно что, и тебе не скучно без него? – спросил У Сун.

«Ну, этот ссыльный так и лезет на рожон, – подумала женщина. – Еще подшучивать надо мной вздумал! Вот уж поистине: “Летит на огонь, как бабочка, там и погибнет”. Смотри же, не хотела я твоей гибели, но придется заняться тобой». И она сказала:

– Не смейтесь надо мной, уважаемый гость! Выпейте-ка еще вина, а потом отдохните в холодке, под деревом. Если же хотите выспаться, то можете прилечь и в доме, там никто вам не помешает.

Выслушав ее, У Сун подумал: «Плохие, видно, мысли у этой бабы. Только, смотри, и я перехитрю тебя!» А вслух произнес:

– Почтенная хозяйка! Уж больно слабое у вас вино! Может, вы предложите нам чашечку-другую покрепче?

– Есть у меня редкостное винцо, – отвечала хозяйка, – только немного мутновато.

– Что ж, – сказал У Сун, – чем мутнее, тем лучше!

Тихонько посмеиваясь, женщина отправилась во внутренние комнаты и скоро вернулась с кувшином мутного вина. Увидев его, У Сун сказал:

– Вот это уж поистине доброе вино. Только пить его лучше всего подогретым.

– Сразу видно, что уважаемый гость знает толк в вине, – молвила хозяйка. – Сейчас я подогрею его, тогда и попробуете.

А тем временем она думала про себя: «Ведь помрет скоро. а еще просит подогретого вина! Ну да ладно, снадобье мое от этого только быстрее подействует. Вот и попался, голубчик, в мои руки».

Когда вино нагрелось, она принесла его, разлила по чашкам и с улыбкой оказала:

– Попробуйте-ка этого вина, дорогие гости!

Охранники, не утолившие еще своей жажды, тут же осушили свои чашки, а У Сун сказал:

– Дорогая хозяйка! Не пью я без закуски. Нарежь мне к вину немного мяса.

Когда хозяйка вышла, У Сун выплеснул вино, чтобы она не заметила, а сам стал причмокивать, будто уж выпил, и приговаривать:

– Ну и доброе же вино! Это уж проберет человека!

А хозяйка только притворилась, что пошла за мясом, и едва скрылась за дверью, как тут же возвратилась и, хлопая в ладоши, закричала:

– Вались! Вались!

У сопровождавших У Суна стражников завертелось все перед глазами, и они навзничь повалились на пол. У Сун зажмурился и также повалился на скамью. Тут же он услышал, как женщина, смеясь, сказала:

– Ну, попался! Будь ты хитрее самого дьявола, а выпил воду, в которой я мыла ноги! – она крякнула: – Сяо-эр, Сяо-сань! Скорее сюда!

Послышался топот ног, и в комнату вбежало несколько парней. Потом У Сун слышал, как вынесли во внутреннее помещение двух его охранников и женщина забрала узел и пояса, лежавшие на столе. Ему показалось, что она ощупывала узел и, верно, обнаружив там золото и серебро, громко рассмеялась и сказала: