Электронная библиотека » Симона Вейль » » онлайн чтение - страница 11


  • Текст добавлен: 25 декабря 2023, 12:40


Автор книги: Симона Вейль


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Симона Вейль и марксизм

Стихийный интерес к марксизму у Симоны Вейль возник еще в детстве, а в 1924 году, в возрасте пятнадцати лет, она целиком проштудировала «Капитал». Впоследствии она писала, что уже при первом знакомстве с теоретическими сочинениями основателей марксизма испытала сильное разочарование. Однако немалое время она продолжала сочувствовать марксизму как движению угнетенных в защиту своих законных интересов, причем отдавала предпочтение именно марксизму революционному – коммунизму, видя, что социал-демократия повсюду в Европе стала частью буржуазной политической системы. После окончания Эколь нормаль1, в годы работы преподавателем философии в лицеях нескольких провинциальных городов, она, не примыкая ни к одной из существовавших коммунистических организаций, принимала активное участие в работе левых профсоюзов с целью содействия реальной взаимопомощи, а также самообразованию в рабочей среде. Способствуя сближению рабочих поверх барьеров политических течений, к которым они примыкали (коммунисты, социалисты, анархо-синдикалисты), Симона вызывала подчас раздражение или даже противодействие со стороны руководства этих течений; наиболее непримиримо вели себя в этом отношении функционеры Французской коммунистической партии, находившейся под полным контролем СССР.

С 1931 по 1934 год Симона участвует в работе так называемого Кружка демократических коммунистов, основанного Борисом Сувариным, и регулярно пишет в издаваемом им журнале «La critique sociale»2. Другим органом, где регулярно появляются ее статьи, был журнал профсоюза работников образования «L’École emancipée» («Освобожденная школа»). В этих двух изданиях появляются первые ее работы, посвященные критике теории марксизма и практики коммунистического движения, а также политики Советского Союза – первого государства, возведшего марксизм в ранг господствующей и единственной дозволенной идеологии. Действительность в «стране победившего пролетариата» подавала немало поводов для тяжелых вопросов и размышлений.

Приведем здесь фрагмент письма, направленного Симоной Вейль матери в январе 1934 года из г. Роанна, где она тогда преподавала. В нем она среди прочего ведет заочный спор с видным немецким коммунистом, которому с ее помощью удалось освободиться из нацистского концлагеря, и теперь он, бездомный эмигрант, временно жил в квартире ее родителей.

«Спасибо за твое письмо и письмо от Фрёлиха3. Я была бы очень рада иметь возможность пожать ему руку, после того как столько времени думала, что этого никогда не произойдет! (Это не мешает мне четко осознавать, что если когда-нибудь СРП4 в ходе революции получит власть в Германии, а я окажусь там, то Фрёлих немедленно меня расстреляет… Во всяком случае, именно это я заключила из того места его письма, где речь идет о „диктатуре“. Можешь так ему и сказать… Я это говорю, разумеется, всерьез. Впрочем, подобные ожидания не препятствуют моим товарищеским чувствам к нему.) (…)

Что касается СССР, нужно, чтобы ты 1) показала ему большое письмо Виктора Сержа5 (думаю, что оно среди моих бумаг) и 2) чтобы он поговорил с Гьенёфом6. Хотела бы я, чтобы он послушал женщину из Роанна, которая прожила там с 1912 по октябрь 1933 года (о чем нельзя говорить, потому что у нее там остается муж!). Она революционерка в душе, хотя и чуждается политики; близко общалась со многими коммунистами; ей не раз предлагали подать заявление в партию; она никогда не имела никаких дел с оппозицией. Так вот что я, наконец, вызнала у нее, когда ее болезненный страх однажды рассеялся: что все там затерроризированы до такой степени, что крестьянские массы и бóльшая часть рабочих мечтают о войне, лишь бы избавиться от Сталина. (Только комсомольцы радостны и полны веры, но это благодаря интенсивной промывке мозгов, тотальному невежеству и изнурительному труду, не оставляющему никакого места для размышления.) Что в Магнитогорске – городе, где нет безработных! – можно видеть людей, которые подбирают с земли и едят сырой гнилую картошку. Что рабочие там спят при –40 градусах в неотапливаемых бараках. Что на Украине от голода вымерли целые селения. Что там пришлось издать закон, запрещающий людоедство под страхом расстрела на месте. Что голод и нищета сломили глубокую отзывчивость русских, и люди больше не помогают друг другу. (Гьенёф еще рассказывал, что в одной рабочей семье теперь даже не держат хлеба в одном месте, но каждый в одиночку съедает причитающийся ему по закону паек: 800 г на мужчину, 600 г на женщину, 200 г на каждого ребенка – как единственную пищу.) Что при этом все воруют продукты первой необходимости. Что никто не решается ни с кем разговаривать от страха перед ГПУ. – Скажи ему еще о письме В<иктора> С<ержа> (оно тоже конфиденциально!) с рассказом об очереди, которую он выстоял при –35 градусах, вместе с толпой девочек и старух в ветхих обносках, на улице, в грязи, с восьми утра до двух пополудни, чтобы получить 50 кг картофеля. Всё это оставляет его равнодушным?

Да, я, как и он, думаю, что надо „образовывать элиты“ (притом что мы определенно понимаем „образование“ по-разному), но лучший способ достижения этой цели – не истреблять их. Я тряслась от негодования, читая, как „Neue Front“7 одобряет безумное восстание, уничтожившее цвет венской рабочей молодежи (и вдобавок восемьдесят пять детей!)8…»

Реальные попытки воплощения марксистского проекта, как во внутренней политике СССР, так и в политике коммунистических партий Европы, производили впечатление кошмарного сна. Во время своей поездки в Германию в июле – сентябре 1932 года, непосредственно наблюдая за политической жизнью страны, в своих блестящих анализах Симона показывала сектантство, бюрократический деспотизм и бездарность руководства немецких коммунистов, равно как и то, что их политика преследует не интересы людей труда, но цели советского руководства. «Аппарат российского государства, как и все государственные аппараты мира, прямо или косвенно ссылает, изгоняет, убивает тех, кто пытается умалить его власть; однако это государство, как возникшее в результате революции, должно иметь возможность заявлять, что его поддерживает авангард мирового пролетариата. Вот почему не только в русской партии, но и во всем мире (то есть в коммунистических партиях всего мира. – П. Е.) охота за оппозиционерами первенствует над всеми иными соображениями. Учитывая серьезность положения в Германии, можно сказать, что немецкий партийный аппарат, каждый раз, когда он исключает коммуниста за несогласие с линией партии, предает немецких рабочих ради спасения российской государственной бюрократии».9

«„Интернациональная родина трудящихся“ не видит другого препятствия для сотрудничества с гитлеровским правительством, как только обыски, проводимые в штаб-квартирах ее торговых представительств. „Интернациональная родина“, кажется, должна была бы рассматривать немецких коммунистов как своих членов наравне с теми, кто подчиняется законам Советского государства; к тому же СССР обладает мощными средствами давления. Разве заказы Советского Союза в этот период острого кризиса не являются крайне необходимыми для немецкой промышленности? Однако угроза бойкота использовалась только в ответ на гитлеровские провокации против российского государства, но отнюдь не ради спасения убитых и замученных активистов. (…) Мы вынуждены констатировать, что СССР уже не имеет никакого права называться „социалистическим отечеством“».10

Не менее печальные наблюдения Симона Вейль делала над Французской компартией, вынужденной под прикрытием фигового листка «пролетарской солидарности» обслуживать те же внешнеполитические задачи советской верхушки.

«Марксистско-ленинские» организации повсюду и едва ли не в каждом своем шаге являли сочетание догматизма, искоренявшего малейшие ростки инакомыслия, с полной беспринципностью.

На протяжении почти десяти лет Симона Вейль встречалась, дискутировала, вступала в письменную полемику с вождями, теоретиками и публицистами различных марксистских течений. Весь этот богатый опыт позволил сделать, помимо прочего, наблюдения психологического характера: психологические типы коммунистического активиста, организатора, наконец, идеолога были ею хорошо изучены. Участие в профсоюзной деятельности тогда же, в бурные для Франции тридцатые годы, ежедневно сталкивало ее с рядовыми членами коммунистических групп – как с троцкистами и сталинистами, так и теми, кто дистанцировался от обоих этих крупных течений.

Не ограничиваясь анализом поведения коммунистических организаций в конкретных ситуациях, в течение всех тридцатых годов Симона многократно пытается произвести анализ марксизма как теории, небезосновательно полагая, что кричащие противоречия в жизни и практике этих организаций обусловлены особенностями самого марксистского учения. Ни одна из этих работ при жизни Симоны не была ни опубликована, ни даже закончена.

Желание окончательно выяснить отношения с марксизмом именно как с теорией периодически усиливалось у Симоны под впечатлением тех или иных роковых событий, ложившихся на совесть русского большевизма и мирового коммунистического движения. То были эксцессы коллективизации и искусственный голод 1933–1934 годов, империалистические тенденции в советской внешней политике, сталинские происки и террор НКВД в Испанской республике, «ежовщина» и т. д.

Еще в 1934 году в первой большой работе двадцатипятилетней Симоны – «Размышления о предпосылках свободы и социального угнетения» – были обозначены основные пункты ее разногласий с марксизмом, которые в дальнейшем развивались и дополнялись новыми. (Ниже публикуется один из фрагментов, не вошедший в окончательный текст «Размышлений», но яркий сам по себе.) Замечания 1934 года были заново осмыслены в статье, написанной зимой 1937/38 года, – «О противоречиях марксизма».

Источником угнетения, по Вейль, является не возможность «присвоения прибавочного продукта», как учит Маркс, а сама человеческая природа – в силу законов, аналогичных действующим в механике. Существование социальной иерархии, начиная с самых примитивных форм, не только создает условия для угнетения, но и делает его неизбежным. Симона считает, что, избрав мерилом общественных явлений и процессов экономику и объявив двигателем истории материальные потребности, Маркс создал одностороннюю и внутренне противоречивую схему, отразившую ряд предрассудков того самого класса, борцом против которого Маркс себя объявлял, – буржуазии. Ключ к пониманию социальных явлений, по утверждению Вейль, дает не понятие потребности, а понятие силы. Исследование силы, как в виде угнетения, так и в виде необходимости, ее воздействие на тела и души людей отныне становится для нее одной из постоянных задач.

После 1935 года Симона все отчетливее нравственно осознает себя христианкой, и в ее работах, посвященных марксизму, это немедленно находит отражение.

Сравнивая статьи Вейль с другим известным примером критики марксизма с христианской точки зрения – статьей Сергея Булгакова, будущего священника и богослова-софиолога, «Карл Маркс как религиозный тип» (1906), отметим, что оба автора в своем анализе не обходятся без характеристики Маркса как личности. Булгаковский портрет Маркса, составленный с опорой на собственные сочинения родоначальника «научного социализма», документы его семейной истории, свидетельства современников и мемуары, изображает человека самовлюбленного, самоуверенного, властолюбивого и мстительного. Булгаков как бы хочет напомнить читателю евангельское изречение: «Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые» (Мф 7:18). Он приводит, в частности, вопрос, обращенный отцом Маркса к сыну, когда тот был еще студентом: «Соответствует ли твое сердце твоей голове, твоим дарованиям?»; что также соотносится с евангельскими словами: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы…» (Мк 7:12). Симона угадывает внутренний настрой Маркса несколько иначе. Согласно с Булгаковым отмечая в Марксе властолюбие и склонность к манипуляции людьми, она тем не менее угадывает в нем и «благородное сердце». По ее словам, «зрелище несправедливости действительно причиняло ему, можно сказать, телесное страдание. Это страдание было столь сильным, что не позволило бы ему жить, не будь у него надежды на близкое и земное царство полной справедливости»11. В оценке работ Маркса Симона тоже не столь безусловно непримирима, как бывший марксист Булгаков.

«В его (Маркса. – П. Е.) трудах имеются цельные и неразрушимые фрагменты истины, которым найдется место во всяком правдивом учении. Так, они не только совместимы с христианством, но и бесконечно ценны для него. Их нужно вновь позаимствовать у Маркса. Это тем легче, что сегодняшний так называемый марксизм – то есть направление мысли, которое ссылается на Маркса, их не использует. Истина слишком опасна, чтобы прикасаться к ней. Это взрывчатка».12

Здесь Вейль ближе к другому известному русскому критику марксизма – Николаю Бердяеву. Он, как и Симона, выделяет в наследии Маркса духовно возвышающие элементы, важные для христианства. «Маркс открывает в капитализме процесс дегуманизации, овеществления человека, – пишет Бердяев, и Симона Вейль, незнакомая с трудами русского философа, могла бы с ним согласиться. – С этим связано гениальное учение Маркса о фетишизме товаров. Всё в истории, в социальной жизни есть продукт активности человека, человеческого труда, человеческой борьбы. Но человек падает жертвой иллюзорного, обманного сознания, в силу которого результаты его общественной активности и труда представляются ему вещным объективным миром, от которого он зависит. Не существует вещной, объективной, экономической действительности, это иллюзия, существует лишь активность человека и активное отношение человека к человеку. (…) Это совсем другая сторона марксизма, и она была сильна у раннего Маркса».13

Симона считает знаменитую марксистскую диалектику искажением и вырождением диалектики платоновской, с которой Маркс был поверхностно знаком через Гегеля. В своем первоисточнике эта диалектика была путем мистического восхождения; отняв у нее объект – сверхъественное абсолютное благо, Маркс ее обессилил.

«Маркс просто-напросто приписал социальной материи то движение к добру через противоречия, которое Платон описывал как движение мыслящего существа, устремленного ввысь сверхъестественным действием благодати, – пишет Симона. – Легко увидеть, что привело Маркса к этому. Прежде всего он безоговорочно принял два ложных верования, которых горячо держались буржуа его времени. Одно из них – смешение между производством и благом и, следовательно, между прогрессом производства и продвижением ко благу; другое – произвольное обобщение, объявляющее прогресс производства, столь ощутимый в XIX веке, перманентным законом человеческой истории».14

В самом конце своего пути, в Лондоне, за полгода до смерти, уже больная и при этом перегруженная работой, Симона собирается с силами для нового обращения к теме марксизма. Она пишет – и опять не заканчивает! – статью «Существует ли марксистское учение?»

Заслуживает пристального внимания один из выводов, который она делает в этой статье 1943 года. Не останавливаясь в ней специально на теории и практике русского большевизма, она приходит к выводу, что искусственно подталкивать массы к «пролетарской революции» там, где для таковой не сложилось достаточных объективных причин, марксистов побуждают внутренние противоречия самой их теории. Таким образом, установление под именем диктатуры пролетариата – диктатуры партии, которая, в свою очередь, перерастает в диктатуру личности, – не искажение марксизма, но чисто логическое последствие переворота, совершаемого под его знаменем. К нему приводит сама убежденность Маркса в том, что, в отличие от господствующих классов прежних формаций – феодалов и буржуа – пролетариат захватит политическую власть раньше, чем будет господствовать в экономической жизни общества. Этим захватом, по Марксу, должна руководить революционная партия, способная сплотить, организовать и вооружить рабочих. Симона показывает, что такая партия, захватывающая власть от лица рабочих и якобы в их интересах, но руководимая отнюдь не рабочими, будет озабочена, прежде и больше всего остального, удержанием власти любой ценой, а поэтому неминуемо превратится в партию тоталитарно-диктаторскую, готовую к безудержному насилию, в том числе и против того класса, от лица которого выступает.

Особого интереса заслуживают как объективно-исторические, так и психологические мотивы последнего подступа Симоны к теме марксизма, в 1943 году, когда она уже давно стояла в стороне от полемики среди левых течений и групп. Отрицательный ответ на вопрос, вынесенный в заглавие статьи, – «Существует ли марксистское учение?» – не является для Симоны абсолютно новой находкой; она дала его со всей определенностью еще в работах 1930-х годов.

Как уже говорилось, прежние работы Вейль по марксизму появлялись на фоне глубоко волновавших ее политических событий. Статьи 1934 года имели историческим фоном коллективизацию, усиление репрессий и массовый голод в Советском Союзе, приход нацистов к власти в Германии; статьи 1937–1938 годов – Гражданскую войну в Испании и Большой террор в СССР. Для весны 1943 года такими факторами могли быть: 1) перелом в ходе Второй мировой войны, достигнутый прежде всего на полях сражений в СССР и поставивший вопрос о возможности перенесения военных действий за русские границы, и 2) усиленный поиск организацией де Голля международной опоры в союзе со Сталиным, вызывавший у Симоны немалые опасения – в том числе и относительно послевоенных судеб Франции.

Психологическим же мотивом представляется то, что Симона, отказывая марксизму в статусе «учения», могла считать альтернативой ему свое собственное «учение». Более того, «учение» это, кажется, и вырабатывалось ею во многом с целью создания такой альтернативы. О чем свидетельствует характеристика, данная ею марксизму еще в 1934 году: «Марксизм есть высшее духовное выражение буржуазного общества. Через него оно пришло к познанию себя самого, в нем само себя подвергло отрицанию»15. Стало быть, для посткапиталистического общества Симона считала нужной другую философию. Чаемое и возвещаемое ею духовное, религиозно-мистическое обновление Европы представлялось ей возможным только в связи с социальным преобразованием. Будущая цивилизация для нее – это цивилизация подлинно одухотворенного труда. «Подобную философию (то есть философию труда. – П. Е.) еще предстоит создать. (…) Возможно, она является особенной потребностью именно для нашего времени, – читаем мы в статье 1943 года, – Ряд признаков показывает, что в прошлом веке приготовлялся ее эмбрион. Но из этого ничего не вышло. Возможно, ее создание оставлено нашему веку». «…Учение Маркса (…) из-за имеющихся в нем пробелов и нестыковок всегда было и есть намного ниже той роли, которую ему отводили; это не значит, что тогда или позднее было выработано что-то лучшее», – писала она в 1938-м в статье, критикующей марксизм довольно ожесточенно, что как бы подразумевало, что сформулировать «нечто лучшее» она поручает себе самой. «…Легко определить то место, которое должен занимать физический труд в правильно устроенной общественной жизни. Он должен находиться в ее духовном центре», – провозглашается в набросках к «Укоренению» примерно в одно время со статьей о «марксизме как учении».16 А вот и еще одна цитата, несколько более ранняя, дающая понять, что чаемое Симоной духовное обновление должно решить вопросы, на которые марксизм не дает удовлетворительного ответа. «Воплощение христианства включает в себя гармоничное решение проблемы отношений между индивидуумами и коллективизмом. Здесь имеется в виду гармония в пифагорейском смысле: справедливое равновесие противоположностей. Этого решения люди жаждут именно сегодня».17 Из приведенных цитат можно заключить, что Симона брала на себя если не систематическое изложение, то, во всяком случае, набросок философии нового общества. Перед задачей дать развернутую, всестороннюю критику постулатов Маркса – в том числе в их историческом развитии – она раз за разом отступала, возможно сознавая, что это потребовало бы от нее полной отдачи времени и сил. Но тем не менее владевшая ею мысль о всестороннем и поистине революционном духовном преобразовании европейской цивилизации побуждала ее хотя бы в работах предварительного характера воздать должное автору предшествующего столь же масштабного и амбициозного проекта.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации