Текст книги "Токийская головоломка"

Глава 4

Скажу прямо: сыщик-одиночка из меня никудышный. Поэтому вначале у меня не было намерения выставлять себя идиотом, играя в следователя и опрашивая людей без посторонней помощи. Первым делом на следующее утро я позвонил своему знакомому, инспектору Тангэ из полицейского отделения в районе Тобэ, ^{и, объяснив ситуацию в двух словах, попросил его разузнать о семье Кадзюро Асахия. Если Митараи прав, то знаменитый японский актер} окажется убийцей. К тому же инцидент произошел девять лет назад, в 1983 году, а срок давности за убийство составляет пятнадцать лет. Так что времени в запасе у нас еще много. Странный все-таки мир ученых: этот документ существует не первый год, а шуму до сих пор не наделал.

Тангэ быстро продвинулся по службе благодаря работе с Митараи, а нынешнее дело позволит ему еще активнее рассказывать о своих боевых подвигах. Так что эта история ему не помешает. Он заверил меня, что раздобудет нужную информацию еще до полудня, а я решил тем временем разузнать о районе, где находился тот самый дом на Инамурагасаки.

Записи следовало вернуть профессору Фуруи в первозданном виде, поэтому я снял с них копию у нас дома, скрепил листы зажимом и отправился на станцию Каннай. Доехав до станции Йокогама, я пересел на линию Йокосука и поехал в сторону Камакуры, читая записки.

Прошлым вечером я ознакомился с текстом в общих чертах, но чтобы он хорошенько отложился в голове, пару раз внимательно его перечитал. С каждым разом он казался мне все более фантасмагорическим. На ум приходило лишь то, что автор излил на бумагу сюжет ночного кошмара. Мне вспомнилось толкование сновидений Зигмундом Фрейдом. В прошлом я весьма увлекался Фрейдом и прочел множество книг подобной тематики. Возможно, из-за таких читательских вкусов у меня отчасти и возникло такое ощущение.

В числе прочего я вспомнил две вещи – сон об Ирме, ставший отправной точкой теории сновидений Фрейда, и случай Доры, сформировавший методологию его анализа. Описывая собственный сон о пациентке Ирме, Фрейд подробнейшим образом деконструирует и интерпретирует его сюжет. Однако именно про Дору я явственно помню до сих пор. С осени 1900 года у Фрейда около трех месяцев проходила психоаналитическую терапию девушка по имени Дора. Ее случай вызвал бы жгучий интерес у кого угодно, ведь пациентке на тот момент было 18 лет, но из-за сложных межличностных отношений она была склонна к тяжелой степени истерии. Основными жалобами Доры были одышка, невротический кашель и утомление. К Фрейду ее направил отец, напуганный попытками дочери покончить жизнь самоубийством. Сам он, к слову, еще до женитьбы заразился сифилисом и ранее проходил у Фрейда лечение по поводу паралича и приступов помрачения сознания, рано или поздно настигающих человека при этом заболевании.

Дору беспокоило многое, но в первую очередь то, что в городке, куда ее отец приехал лечиться от туберкулеза, к ней приставал с поцелуями и непристойными намеками господин К., красивый женатый джентльмен. Дора попросила отца дать ему решительный отпор. Тот отправился выразить господину К. протест, однако, услышав, что все это паранойя Доры, вернулся домой ни с чем. Девушка была оскорблена до глубины души.

Во время лечения Дора рассказала Фрейду о сне, который неоднократно видела. Их дом объят пожаром, а возле ее кровати стоит отец и будит ее. Дора быстро одевается. Видя, как мать пытается схватить свою шкатулку, отец говорит: «Я не хочу, чтобы из-за твоих драгоценностей я и двое наших детей сгорели заживо».

Фрейд подробно обсудил с Дорой содержание ее сновидения и, разложив его на составные элементы, попросил ее сообщить, если ей придут на ум какие-либо воспоминания. Тогда она рассказала ему о недавних эпизодах из жизни, которые, однако, не считала связанными со сном: спор родителей из-за столовой комнаты; переживания из-за деревянного домика, едва не сгоревшего за время их отсутствия; прогулка с господином К., после которой она легла подремать, а проснувшись, увидела его рядом со своей кроватью, готового чуть ли не наброситься на нее; дорогая шкатулка, подаренная ей господином К.

Услышав о таких ассоциациях, Фрейд заключил, что шкатулка обозначает женские гениталии. Дора подавляла в себе желание преподнести господину К. «ответный подарок», а соответственно, боялась собственного искушения отдаться ему. Из этого следовало, что она была глубоко влюблена в господина К. Фрейд также посчитал, что непорядочность последнего и сифилис у отца сформировали в сознании Доры образ мужчин как крайне аморальных созданий, которым нельзя доверять. Судя по всему, такие выводы возмутили Дору. Вот такой случай произошел в практике Фрейда.

Навели меня эти записки и на мысли о психологических экспериментах. Такими вещами я тоже некогда увлекался и несколько из них помню. Взять хотя бы эксперимент, в котором нужно описывать картинку, увиденную в заданных ситуациях. Представим, что вы сейчас стоите на холме. Внизу вы видите деревья. Что это за деревья? Сколько их? Или, скажем, вы спускаетесь с холма, и прямо перед вами пробегает животное – что это за животное? Дорогу вам преграждает забор – какой он высоты? Перед глазами у вас стоит фарфоровая ваза. Красива ли она? Есть ли на ней трещины? Ответы на цепочку таких вопросов объединяют в историю, по которой затем проводят психоанализ.

С какого ракурса ни посмотри, странные записки, которые принес нам профессор Фуруи, были произведением из той же серии. Ясное дело, что Митараи взглянул на них в своей манере, но пока что я не понимал, насколько можно доверять его версии. Его доводы не разубедили меня – для меня это по-прежнему был страшный сон, который не мог произойти в реальности. Хладнокровное и логичное объяснение рассыпалось под тяжестью сюрреалистического сюжета. Митараи удалось истолковать лишь малую часть этого грандиозного фильма ужасов, и у меня складывалось впечатление, что даже сама его интерпретация идеально встраивалась в этот фантазийный мир.

Поэтому сейчас мне казалось, что здравое зерно следовало искать в рассуждениях профессора Фуруи. Как он и сказал, со стороны Митараи это был бессмысленный бунт, протест ради протеста. Взять хотя бы отрывок, который они вчера не анализировали, – про больницу, превратившуюся в барак, и врача, который совсем не видел Тоту. Что еще это может быть, как не эпизод из сна?

И не потому ли Митараи назвал происходящее игрой, что в глубине души сам все хорошо понимает? Возможно, он затеял все это ради забавы. Пытается понять, можно ли выдать эту фантазию за реально произошедшие события, манипулируя фактами. Если так, то мой друг примеряет на себя роль Дон Кихота, бросившего вызов Фрейду, Юнгу и другим великим умам прошлого.

Я несколько раз прочитал брошюру до конца. Наконец поезд прибыл в Камакуру. По платформе гулял приятный весенний ветерок, перед крышами и позади зданий розовели нежные облака еще не осыпавшейся сакуры.

Сяду здесь на Энодэн. Но сколько же остановок ехать? В записках речь идет о мысе Инамурагасаки, однако есть ли смысл выходить на одноименной станции? К тому же ничего не говорилось о том, что рядом с тем многоэтажным домом есть станция. В конце концов я решил отправиться в сторону Инамурагасаки и сойти с поезда, как только в окне покажется здание, подходящее под описание.

В записках довольно подробно изображались окрестности дома. Перед ним проходит автодорога, а за ней начинается побережье, где круглый год катаются на волнах серферы. По соседству с домом стоят мясной и рыбный рестораны.

За путями Энодэна – то есть на противоположной от многоэтажного дома и моря стороне – должны располагаться торговый квартал, магазин досок для серфинга, кафе «Beach» и больница «Скорой помощи». За ними будут пожарная каланча и лес. Решено: если поезд будет проезжать мимо похожих мест, сойду на ближайшей станции.

Полдень еще не наступил, в поезде было совершенно пусто. Однако нужно было наблюдать за окрестностями, поэтому я не сел, а прислонился к стене возле дверей и внимательно глядел за окно то направо, то налево.

Вададзука, Юигахама, Хасэ… Поезд останавливался на всех этих станциях, однако похожих мест все не было. В конце концов я заподозрил, что они были плодом воображения Тоты Мисаки.

Стоял погожий день, поэтому тут и там были открыты форточки. Осматривая вагон, я поймал себя на мысли, что вереница дребезжащих вагонов напоминает короткую сколопендру, плетущуюся вдоль моря. Залетавший через окно весенний ветер продувал вагон насквозь. В воздухе со стороны моря влаги не ощущалось. Подобно черным водоплавающим птицам на бесчисленных жердочках, водную гладь заполонили серферы в гидрокостюмах.

Поезд прошел сквозь короткий туннель и сделал остановку на станции Гокуракудзи^{, практически сразу же оставив платформу позади. Тут с правой стороны медленно появились побережье и автодорога – та самая, о которой писал Тота. Примыкающая к пляжу сторона стояла в пробке. По ближайшей же к нам половине, которая вела в сторону Камакуры, машины двигались относительно свободно.}

Если верить запискам, то девять лет назад дорожное полотно превратилось в заросшие бурьяном обломки, а все машины исчезли. Такое просто немыслимо. Как же Митараи объяснит такое?

Мой взгляд упал на Эносиму, маячившую слева. Что и говорить, на острове отчетливо виднелась металлическая башня. Неужели Митараи скажет, что девять лет назад она действительно исчезла?

Нет, это никак невозможно. Но в кошмарных снах часто видишь подобное. От описания, как автор спустился на первый этаж и обнаружил там площадку для сумо, мне стало как-то не по себе. Я буквально физически почувствовал себя внутри этой иррациональной сцены. Пусть она и не могла произойти в реальности, однако меня, как и Тоту Мисаки, одолевало гнетущее ощущение, будто я вижу мрачный сон. От этих тревожных мыслей по телу забегали мурашки.

Интересно, что сказал бы Фрейд? Насчет Юнга понятия не имею, но Фрейд, несомненно, усмотрел бы какое-то значение и в площадке для сумо, и в мужчинах в маваси, и в кроликах, разгуливающих по улице в одежде.

Впереди показалась маленькая платформа станции Инамурагасаки. Пейзаж по обе стороны от поезда пока не напоминал район из записок, но, следуя изначальному плану, я решил сойти. Пройдусь по округе и, если ничего не найду, вернусь к Энодэну и продолжу свое путешествие.

Никаких построек у станции тоже не было. Спустившись по лестнице с платформы, я оказался у проезжей части и двинулся в сторону пляжа. Я все ближе подходил к автодороге, забитой автомобилями. Посмотрев направо, я заметил впереди дом, на вывеске которого красовались бычьи рога. Мясной ресторан. Напротив него возвышалось белое здание. Ускорив шаг, я направился к нему.

Справа проходили пути Энодэна. Однако никакого леса за ним не было. Виднелось что-то очень отдаленно напоминающее рощицу, но динозавр бы за таким количеством растительности не скрылся.

Я пошел вдоль автодороги. Солнце светило совсем как летом, но было очень приятным, не жарким. За ревом автомобильных двигателей плеска волн не было слышно. Только с пляжа доносились радостные крики молодежи. Вместо соленого аромата в воздухе угадывался лишь приглушенный запах выхлопных газов.

По левую руку простиралось море, на волнах которого зайчиками играло полуденное солнце. Как и в записках, по воде сновало несколько парусных досок. Было жутковато от того, насколько точно описания Тоты отражали реальность.

Я подошел к входу в мясной ресторан. Возле него была установлена черная металлическая конструкция – водруженная на прутья тарелка, в которой горел огонь. Вполне уместно для такого заведения. Осмотрев ее, я взглянул на противоположную сторону. Передо мной стоял фешенебельный многоквартирный дом, белые стены которого сияли в солнечных лучах. На стороне, обращенной к морю, выстроились ряды балконов. Симметрично расположенные металлические парапеты низко нависали друг над другом, вызывая ассоциации с пчелиным ульем.

Первый этаж, отведенный под гараж, заполняли дорогие машины – почти все японского производства. Иномарок было немного. Возможно, жильцы избегали их из опасений, что рядом с морем импортный автомобиль может заржаветь.

Рыбный ресторан по соседству с домом я также нашел. Значит, именно здесь и проживал Тота Мисаки. Итак, я добрался до пункта назначения. Все оказалось как-то слишком просто. Записки не обманывали.

«Неужели он и впрямь существует?» – размышлял я, немного постояв на месте. Развернувшись обратно, я оказался перед стеклянной дверью, за которой разглядел просторный вестибюль с матовой декоративной плиткой на стенах. Внутри стояла женская скульптура с выразительными формами. Но, опустив взгляд ниже, я вздрогнул. У статуи было миловидное лицо, пышная грудь – и пенис внизу живота. Несколько секунд я таращился на эту статую, а в голову лезли причудливые мысли.

Как бы то ни было, здесь и появилась площадка для сумо, если верить рассказу Тоты. А вот дверей лифта видно не было. Должно быть скрывался слева или справа дальше по коридору.

Я собрался войти, однако заметил пожилого консьержа. Мы пересеклись взглядами, стало как-то неловко. Я решил зайти попозже.

По дорожке перед парковкой я выдвинулся к предполагаемому месту расположения торгового квартала позади дома. В голове крутилась мысль: дом существует, но по-прежнему ли здесь на четвертом этаже живет Тота Мисаки?

Ненадолго остановившись, я еще раз взглянул на Эносиму. Башня была все там же и не собиралась никуда пропадать. Грузная и громоздкая, она всем своим видом говорила: «Какие бы катаклизмы ни случились, лишь я буду стоять как ни в чем не бывало».

Я вновь перевел взгляд на автодорогу. По стороне, прилегающей к пляжу, автомобили все так же еле-еле плелись.

Наверное, где-то здесь Тота и увидел кроликов в поло. Однако сейчас тут были только люди. Что же произошло у него в голове? Что за травма побудила его написать столь бредовое сочинение? На эти вопросы у меня не было никаких ответов. Но, видя это место вживую, одно я мог сказать точно: подобного никак не могло случиться. Все это было абсолютнейшей фантазией, и в этом я убедился воочию.

Повернув за угол направо, я пошел по улице между рыбным рестораном и домом. Во сне Тоты здание пошло трещинами, лишилось плитки и покрылось плющом. Однако сейчас ничего подобного я не видел. За девять лет оно слегка потемнело, однако по-прежнему выглядело ухоженным, и плитка с него не отваливалась.

Дорога, по которой я шел, имела сплошное асфальтовое покрытие. У подножия здания почва нигде не проглядывала, поэтому и плющу было неоткуда карабкаться по стенам. На каждом этаже имелось маленькое окошечко. На первом этаже я также заметил дверь, через которую молодой человек зашел обратно после необычайных приключений за пределами дома.

Миновав многоквартирный дом, я увидел с левой стороны парковку рыбного ресторана. Дорога действительно слегка уходила в гору. Не то чтобы я задыхался при подъеме, но скорости у меня как-то поубавилось.

Показался железнодорожный переезд. Дорога была извилистая, поэтому рельсы в этом месте немного сворачивали в сторону. За переездом начинался торговый квартал.

Первым я увидел магазин досок для серфинга. Стеклянная дверь с рисунком пальмы была открыта нараспашку. С улицы можно было разглядеть внутри усатого молодого человека, шлифующего доску для серфинга.

По другую сторону улицы стояла кофейня с большими окнами, стены которой были обшиты досками. На андоне[76]76
  Андон – японский фонарь с бумажным абажуром.


[Закрыть], выставленном на улицу, желтыми буквами было написано Beach.

Дорога была не очень широкой. В лучшем случае машины могли проезжать здесь друг за другом, поэтому движение по ней было односторонним. Я изумлялся сходству этого места с описаниями у Тоты Мисаки. Чуть поодаль от кафе было белое трехэтажное здание из железобетона с табличкой «Клиника скорой помощи».

Могут ли столь точные описания намекать на то, что Тота Мисаки не выдумывал? Неужели у тех невероятных, фантастических происшествий есть какое-то объяснение?..

К примеру, сейчас я быстро прошел через торговый квартал и должен был выйти к рощице и пожарной башне, однако ничего похожего не обнаружил. Вместо них здесь кучковались только что построенные дома на продажу.

Но ведь прошло девять лет. Тота Мисаки не обязательно врал – возможно, из-за недавнего бума жилищного строительства пожарную каланчу снесли, лес выкорчевали, а территорию на их месте превратили в землю под застройку.

Выходило, что всем расхождениям между описаниями и реальной картинкой находилось какое-нибудь правдоподобное объяснение. Теперь, когда я увидел все собственными глазами, записки воспринимались как очень точный и надежный источник.

Я решил пройтись между домами на продажу. Все они выстроились вдоль улицы, имели схожую планировку и почти одинаковый вход. Ни низких белых заборчиков, ни садиков с зеленой лужайкой – от зевак постройки защищала негостеприимная ограда из бетонных блоков, отчего и без того узкая улочка казалась еще меньше.

И все же я давно посматривал на такие дома с вожделением. Ни дня не проходило, чтобы я не предавался мечтам о жизни в маленьком городке – дом на холме у побережья, маленькая станция, верная жена, прелестные дети…

На редкость неприветливая улица с новеньким цементным покрытием тоже начала подниматься в гору. Наконец рой новостроек закончился. Однако сколько бы я ни шел, зеленого леса в поле зрения не появлялось. По обе стороны от меня шли вереницы незанятых прямоугольных участков, обнесенных невысокой каменной оградой. Домов на них еще не было, но рано или поздно здесь тоже возникнут однотипные строения.

Я шел, шел, а деревьев все не было. Забравшись на небольшой холм, я огляделся вокруг – домам не было ни конца ни краю. Неподалеку раскинулся еще один жилой квартал со старыми постройками.

Притаившийся в глубине леса динозавр был не единственной странностью в видениях молодого человека. Бродя по округе, Тота наткнулся на долину со своеобразными зданиями, напоминавшую город-призрак. Стены домов чернели от грязи, свет в окнах не горел даже с наступлением темноты, стены обветшали, а оконные стекла были покрыты трещинами. И где же, интересно, был такой город?

О временном промежутке, когда он бесцельно слонялся, в записках ничего не сообщалось. Не исключено, что он совершил дальнюю вылазку к станции Камакура.

Хотя вряд ли. Этот призрачный город ему тоже приснился, оттого-то он и выглядел так странно, мрачно и уныло. Во сне я тоже не раз видел подобные пейзажи.

Я решил пойти обратно к многоквартирному дому. Развернувшись, я вновь увидел море и начал спускаться по склону в его направлении.

Позади остался район новостроек, а затем и торговый квартал. Проходя мимо кафе Beach, я подумал зайти на чашку чая, однако меня одолевал голод, и ресторан казался более соблазнительным. И потом, Тота Мисаки не писал, что ему доводилось заходить в Beach. Никаких зацепок я бы здесь не раздобыл.

У автодороги я вновь пошел по дорожке, ведущей к парковке на первом этаже дома, и очутился перед стеклянной дверью в вестибюль. Собравшись с духом, я сразу толкнул дверь и вошел внутрь. Сидевший на посту пожилой консьерж в очках резко высунул голову в окошечко.

У меня было такое чувство, словно я пришел в больницу. Впервые я видел консьержа, выполнявшего свою работу с таким рвением.

– Вы кто? – спросил он, осматривая меня поверх очков. Его вопрос в несколько беспардонной манере, присущей многим пожилым людям, эхом прокатился по безлюдному вестибюлю. Закрывшаяся дверь приглушила шум машин с улицы, и я вспомнил про сумоистов, смеявшихся как гиены.

– Простите, здесь на четвертом этаже живет человек по имени Тота Мисаки? – поинтересовался я, краем глаза поглядывая на бронзовую статую.

– Чего-о?! – почти сердито взвизгнул старик. – Вы кто такой?

– Меня тут один человек попросил… – промямлил я первое, что пришло в голову. Я не из тех, кто способен нагло врать. В отличие от Митараи, у меня как-то не получается говорить не думая. Но сейчас не время размышлять о своем характере.

– Он ведь живет здесь? – переспросил я.

– Это еще кто? Никогда про него не слышал, – чуть ли не крикнул консьерж визгливым голосом. Тугоухий, что ли?

– Нет такого здесь?

– Я таких не знаю. А вы, собственно, кто? – противно гаркнул старик.

– А квартира Кадзюро Асахия тут есть? – я тоже обнаглел.

– Кадзюро Асахия? У вас все в порядке с головой? Появились тут как гром среди ясного неба… – Старик высунул из окошечка голову и плечи, чуть не вывалившись наружу.

– Это здание ведь принадлежит ему?

– Что за чушь вы несете? Я тут работаю уже больше десяти лет, но первый раз такое слышу.

– А можно я немного похожу внутри?

– Нельзя! И я не шучу! – заорал старик. – Марш отсюда! Не то вызову охрану или полицию! – взвился он. Мне ничего не оставалось, кроме как смириться и ретироваться на улицу.

Нырнув обратно в уличную суматоху, я направился к рыбному ресторану. Морской бриз успокаивал взвинченные нервы. По дороге я размышлял: я ведь совсем не выгляжу подозрительно. Как бы консьерж повел себя, будь на моем месте друг одного из жильцов? Сказал бы, что принял его за настырного коммивояжера, если бы позже возникли претензии? Пожалуй. Оправданий можно придумать сколько угодно.

И потом странная вышла ситуация. Не потому ли он так взъелся, что этот дом принадлежит Кадзюро Асахия и здесь проживает Тота Мисаки?

Вновь сворачивая на дорогу между домом и рыбным рестораном, я на всякий случай подергал ручку черного хода. Во сне Тоты он был открыт, однако сейчас оказался наглухо заперт. Махнув рукой, я решил подкрепиться в мясном ресторане, а заодно позвонить Тангэ.

Выбрав столик на двоих в глубине зала, я сделал заказ и пошел к телефонной будке возле входа. Сняв трубку серого таксофона на белой деревянной подставке, я набрал номер Тангэ. Сквозь белую деревянную раму будки виднелось сверкающее море. Серферы то скрывались за волнами, то снова выныривали, у берега плескались девушки. Глядя на них, я на миг забыл, что нахожусь в Японии.

Тангэ сразу же снял трубку. Услышав мое имя, он сказал, что ждал моего звонка.

– Кадзюро Асахия, настоящее имя – Кадзиро Мисаки. Родился двадцать первого сентября тридцать второго года. Киноактер.

– Все верно.

– Он еще жив. Проживает по адресу: один – тридцать четыре, район Камакураяма, Камакура. В народе его роскошный особняк известен как «дворец Асахия». Умопомрачительное поместье – есть и бассейн, и теннисный корт. Сейчас жены нет. В шестьдесят седьмом овдовел, в настоящее время не состоит в браке.

– А дети?

– Детей нет, – коротко ответил Тангэ.

– Быть не может! У него должен быть сын по имени Тота Мисаки, шестьдесят второго года рождения, с инвалидностью, вызванной талидомидом.

– Может, он не признал свое отцовство?

– Этого мы не знаем. Надеялся, что вы выясните.

– В материалах, которые мне пришли, такой информации нет.

– Возможно, он отдал его на усыновление кому-то из знакомых. При его профессии ребенок мог бы сказаться на популярности.

– Логично. Но в таком случае его фамилия должна была поменяться.

– Пожалуй, да, но вдруг он пользовался прежней.

– Сложно сказать…

Но неужели в таком случае детство Тоты Мисаки было настолько одиноким?

– С какого года, мы не знаем, но до восемьдесят третьего Кадзюро Асахия предположительно жил с женщиной по имени Каори…

В записках, которые принес профессор Фуруи, был и рассказ о детстве Тоты Мисаки. Эта часть была небольшой по объему, однако затрагивала огромный период его жизни. Похоже, что Каори стала его мачехой задолго до произошедших событий – по меньшей мере десятью годами ранее. Предположительно это произошло в промежутке с 1970 по 1983 год, или же с 45 по 58 год эпохи Сёва.

– Каори, значит… – Похоже, Тангэ делал заметки.

Раз так, то подвижек у нас нет. Видимо, никаких важных сведений я от него не получу.

– Но эта Каори должна была погибнуть в мае восемьдесят третьего. Хотел, чтобы вы это уточнили. И еще: до восемьдесят третьего у Кадзюро Асахия должен был работать секретарь по фамилии Катори, погибший в то же время.

– Катори?.. А имя у него какое?

– Не могу сказать. – Тут я заметно приуныл. Похоже, следователи в полиции ничем не талантливее нас. Теперь понятно, почему Митараи все время говорит о них в пренебрежительном тоне.

– А больше вы ничего не выяснили?

– Кадзюро Асахия по-прежнему жив, но в настоящее время не появляется ни в кино, ни на сцене, ни на телевидении. Руководит компанией «Асахия Про», занимается бизнесом в сфере недвижимости – ему принадлежат поля для гольфа, отели и многоквартирные дома по всей стране. Говорят, в последнее время совсем постарел, едва похож на себя в молодые годы и на людях не появляется.

– Плохо у него со здоровьем?

– Асахия – эдакий мифический персонаж в мире японского кино. Вся его жизнь окутана тайной. Про его состояние ничего не известно, но о нем много судачат – и про терминальную стадию рака, и про деменцию. В последнее время проносились слухи о СПИДе и инвалидной коляске.

– Но ведь ему еще около шестидесяти?

– Да, но, видимо, у него какая-то болезнь. Или же от его былой красоты ничего не осталось, вот он и перестал показываться на публике.

– И где же он живет?

– Во дворце в Камакураяме. Похоже, целыми днями не выходит наружу.

– А где находится его компания, «Асахия Про»?

– Кажется, в районе Сибуя в Токио и в Камакуре. Головной офис, похоже, располагается в Камакуре. Филиалы есть и в других регионах – в Саппоро, Нагое, Осаке, Фукуоке…

Слушая Тангэ, я заприметил блокнот позади телефонного аппарата. Положив его перед собой, я спросил:

– Вы знаете адрес и номер телефона головного офиса «Асахия Про» в Камакуре?

– Знаю. Продиктовать вам?

– Буду признателен.

Достав шариковую ручку из футляра, я приготовился записывать. Тангэ назвал мне сначала номер телефона, а затем адрес.

– Один-сорок, один-тридцать, район Юкиносита, Камакура… Записал. Если узнаете что-то еще, сообщите мне, ладно?

Я положил трубку, а затем набрал номер нашей квартиры на Басямити[77]77
  Басямити – район и улица в городе Йокогама.


[Закрыть] и отчитался перед Митараи. Я рассказал о своих передвижениях за полдня, сообщил информацию от Тангэ и подтвердил, что дом Тоты Мисаки и его окрестности практически полностью соответствуют описаниям в брошюре. Судя по голосу, Митараи остался весьма доволен. От Тангэ он, по собственным словам, ничего другого и не ожидал. Однако он расстроился, что мне не удалось попасть в многоквартирный дом. Я предложил позвонить в национальную справочную службу и выяснить хотя бы телефонный номер дома, однако Митараи усомнился, что он есть в справочном реестре.

– Ну и что мне теперь делать? – спросил я.

– Я хочу, чтобы ты еще раз наведался в дом, – сказал Митараи как бы невзначай. Я потерял дар речи.

– Куда наведался?..

– Исиока-кун, этот дом исключительно важен. Как пообедаешь, сразу же возвращайся обратно и любым способом проникни внутрь.

– И как же я это сделаю?! – Я чуть не сорвался на крик. – Орущий старик в вестибюле так старательно караулит у входа, что у него чуть ли глаза не вываливаются. Как я, по-твоему, войду? Он же вызовет полицию!

– В худшем случае я свяжусь с полицейскими в своем городе и сразу же вызволю тебя из камеры.

– Ты что, шутишь, что ли? Тогда в моем резюме появится новая информация!

– Исиока-кун, неужели ты, прожив столько лет, все еще подумываешь устроиться на работу? Сдайся уже, наконец, а?!

– Говори что угодно, а в тюрьму я не хочу!

– Тогда включи смекалку и сделай все в лучшем виде. Я уже несколько раз сказал, что это здание играет крайне важную роль в нашей истории. К тому же мы имеем дело с убийством. Представь, что ты Кадзюро Асахия. Тебе надо замести следы. А где скрываются все улики? Правильно, в этом доме. Не спорю, проникнуть туда – задача не из легких. Находиться внутри тоже опасно для жизни. Но о том, чтобы не входить туда, и речи быть не может. Пока ты не осмотришься внутри, никакое расследование не начнется. Говорю как есть.

– Ну так, может, обратиться в полицию? Следователь попадет туда по одному удостоверению.

– Максимум в коридор. Но этот вариант нам никак не подходит. Предположим, следователь дойдет до двери квартиры Асахия и развернется назад. Тогда Асахия страшно насторожится и избавится от всего, что может выдать его.

– Ты что, хочешь сказать, что улики еще остались? Это же произошло девять лет назад!

– Держу пари, что внутри есть не прямые доказательства, но нечто, указывающее на механизм спланированного убийства.

– Ну так получим ордер на обыск…

– И на обыск какой же квартиры, Исиока-кун? Мы даже место преступления еще не определили. Никакой ордер мы не получим на основании одних этих записок. Нам скажут, что это параноидный бред психа, и на этом представление будет окончено.

С этим я был очень даже согласен.

– Однако тебе хватает смелости отрицать, что те записки – паранойя человека с психическими отклонениями?

– Все обстоятельства говорят мне о том, что это реально произошедшие события.

– Не хочу сейчас углубляться в дискуссию, но как же такое возможно, чтобы кролики в одежде ходили по пляжу на Инамурагасаки, из лесной чащи выбрался динозавр, солнце исчезло, а мир погрузился в ночь?

– Исиока-кун, я сейчас очень занят. Отложим этот разговор на потом. Просто поверь мне.

– Я хотел бы, но слишком уж неправдоподобна эта история…

– Какой бы неправдоподобной она ни казалась, раз я говорю, что она могла произойти на самом деле, значит, так и есть. – Самоуверенности у Митараи всегда хоть отбавляй. – Я хочу, чтобы ты попал в дом и записал имена всех жильцов на четвертом этаже. Затем проделай то же самое на третьем и пятом этажах. Дальше выяснишь, сколько в доме этажей и как он называется. Запомни в общих чертах планировку квартир и всего здания. Потом загляни к жильцам на четвертом этаже и…

– Что ты сказал? Заглянуть к жильцам?

– Да, именно так. Расспроси их, не заметили ли они чего-нибудь странного в мае-июне восемьдесят третьего.

– Но как же мне представиться?

– Можно предъявить ненастоящую визитку какого-нибудь детективного агентства.

– Да как я, черт побери, зайду туда? Предлагаешь просто грубо вломиться?

– На первом этаже ведь есть парковка? Там должна быть хотя бы одна дверь, напрямую ведущая в коридор первого этажа – чтобы в случае дождя загнать машину на парковку и потом не промокнуть. Если повезет, она может быть не заперта на ключ.

– Да, но вряд ли такое возможно…

– Если она закрыта, то можно разбить окно на первом этаже и проникнуть через него.

– Ты, верно, издеваешься…

– А как закончишь изучать дом…

– Что, будут еще какие-нибудь распоряжения?

– …не мог бы ты взглянуть на дворец Асахия в Камакураяме? Будет отлично, если ты изучишь вестибюль и ограду, прикинешь их примерные размеры. Если возможно, взберись на крышу одного из соседних домов и осмотри всю территорию сверху.