Текст книги "Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)"

Элин нерешительно улыбнулась:

– Но мама…

– Да брось ты, что мы с тобой, горячего шоколада не заслужили, что ли? А лучше всего знаешь что? То, что с украденным пакетом какао нам даже молока не потребуется. Только вода. Обычная вода. Бесплатная вода. Ха-ха!

Элин еще разок вытерла слезы насквозь промокшим рукавом. Кружка горячего шоколада. Она даже припомнить не могла, когда в последний раз пила такое. Осторожно взяла Марианну за холодную ладонь. И они вместе отправились домой. Элин шла рядом и как маленькая держала маму за руку.

Нью-Йорк, 2017

Ты успеешь прежде со мной пообедать? В том маленьком итальянском ресторанчике, который тебе так нравится?

Элин, недоумевая, смотрит на экран смартфона, на котором только что высветилось сообщение. Прежде? Что Сэм хотел этим сказать? Разве они о чем-то договаривались? Она задумывается и получает дружеский тычок в бок от Джо. От неожиданности она подпрыгивает и поднимает фото камеру. На столе – композиция из белого фарфора, за столом – создательница серии комиксов, вся в черном. Руки скрещены на животе, прическа под пажа, лоб прикрывает короткая челка с ровными краями, словно ее подрезали ножом.

Элин делает несколько снимков, показывает, дает указания. Женщина меняет позу, стилист на несколько миллиметров сдвигает фарфор на столе, едва заметно глазу. Но Элин думает только о том, что же она забыла. Телефон лежит на столе рядом с ноутбуком, экран по-прежнему темный.

– Сойдет, – говорит она, хотя вовсе не уверена, что снимки действительно получились хорошими.

Женщина осторожно отодвигается от стола. Люди в комнате начинают расходиться. Элин извиняется, хватает телефон и исчезает с ним в туалете. Там она еще раз перечитывает сообщение от Сэма и смотрит на время – скоро час дня. Нажимает на вызов. Гудки идут, но никто не берет трубку. Она снова звонит, и внезапно гудки прерываются эсэмэской:

Я уже сижу в приемной, приходи.

И тут до нее внезапно доходит. Она резко распахивает дверь туалета, чуть не сбив Джо, который дожидается ее снаружи.

– Что с тобой? Клиент волнуется, – шепчет он.

Элин делает глубокий вдох:

– Слушай, можешь отвезти их куда-нибудь пообедать? Мне нужно исчезнуть на часок.

Джо непонимающе смотрит на нее:

– Какой обед? Вся еда уже здесь. У нас нет времени даже нормально перекусить – столько всего еще нужно сделать. Разве ты не видела те ящики, которые только что доставили? Все это необходимо заснять.

– Я совсем забыла – в это время мне нужно быть у врача. Я должна ненадолго покинуть вас. Понимаешь, должна.

Джо выглядит встревоженным. Он обеспокоенно склоняет голову набок:

– Что-то серьезное?

Элин раздраженно машет рукой и вперивает в своего ассистента настойчивый взгляд:

– Вот как мы поступим. Я ненадолго исчезну, а ты меня прикроешь. Договорились?

Не дождавшись ответа, она исчезает за углом и захлопывает за собой входную дверь. Несется вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и выскакивает на улицу… Когда она переступает порог офиса, расположенного не так далеко от ее места работы, стрелки часов показывают уже начало второго и приемная пуста. Она подходит к двери кабинета и осторожно заглядывает внутрь. Сэм сидит на диване, психотерапевт – на стуле напротив.

– О, Элин, как хорошо, что вы смогли прийти, – произносит психотерапевт преувеличенно спокойным тоном.

Элин запыхалась, сердце колотится в груди как сумасшедшее после стремительного марш-броска, что ей пришлось совершить, на лбу выступили капельки пота. Она решительно кивает и входит в кабинет.

– Ну что, начнем? – бодро произносит она и, нацепив на лицо широкую улыбку, садится рядом с Сэмом, положив руку ему на колено.

Сэм легонько похлопывает ее по запястью:

– Вот видите, это одна из причин, по которой с ней так трудно ужиться. Она повенчана на своей работе. Клянусь вам, у нее в студии постоянно торчит целая толпа народу, которая только и ждет ее указаний.

– Это действительно так?

Психотерапевт поворачивается к Элин, вынимает заложенную за ухо ручку и принимается делать записи в своем блокноте.

– Я думала, что мы будем говорить о нас с Сэмом. При чем тут моя работа?

Сэм натянуто смеется. Потом поворачивается к ней и легонько проводит пальцами по ее щеке:

– Сколько людей тебя сейчас дожидаются? Пять? Десять?

Элин делает глубокий вдох.

– Десять, наверное, – шепотом отвечает она.

– Вот видите, – Сэм поворачивается к психотерапевту, – ей совсем не до нас. – Он грустно вздыхает.

– Но тем не менее она сейчас здесь, а не там, – спокойно замечает психотерапевт.

Элин рассеянно смотрит по сторонам, в кармане вибрирует телефон – должно быть, пришло сообщение от Джо.

– Может, сразу перейдем к делу? Мы оба много работа ем, но мы же не это собрались обсуждать, верно? Так о чем мы будем говорить? – Элин, нахмурившись, поворачивается к Сэму.

Муж стискивает зубы, взгляд его мрачнеет.

– Вы же видите, она сейчас не с нами. Будет лучше пере нести визит на другой день. Отправляйся обратно в свою студию, дорогая, я и один могу поговорить.

Элин порывисто вскакивает, словно под ней загорелся диван.

– Уверен? – спрашивает она, а ее лицо между тем рас ползается в предательской улыбке.

Сэм поднимается на ноги и кивает:

– Абсолютно. Иди.

Элин вынуждает себя обнять его. Сэм стоит совершенно неподвижно, но она какое-то время держит его в объятиях и натыкается на взгляд психотерапевта, внимательно за ними наблюдающего.

– Это одна из причин, почему я так сильно люблю его, – поясняет она. – Мой муж всегда все понимает.

После чего расцепляет объятия и, не оглянувшись, выскакивает за дверь.

Хейвиде, Готланд, 1979

Ведущая на сеновал лесенка круто взбегала наверх. Они поднимались по ней, сосредоточенно балансируя на каждой ступеньке и цепляясь за остатки перил. Фредрик первый, Элин – за ним. Наверху так сильно пахло сеном, что зудело в носу. Весь чердак был завален свежескошенной травой, увязанной в прямоугольные тюки, лежавшие штабелями вдоль стен. Этого должно было хватить овцам на всю зиму. Сейчас они были на пастбище, но с наступлением холодов их загонят обратно в хлев, и тогда двор снова наполнится блеянием и запахом навоза. Фредрик принялся карабкаться на тюки с сеном, пытаясь подняться еще выше. Элин легла на спину, подложив руки под голову, и смотрела, как он лазает под самой крышей.

– Слезай, а то сейчас свалишься. И прямо на меня.

Но Фредрик не послушался и принялся дальше прыгать с одного штабеля с сеном на другой, так что тюки опасно шатались туда-сюда. Элин ощупью нашла соломинку и сунула ее в рот.

Слабый писк внезапно привлек ее внимание. Элин вздрогнула:

– Тс-с, слышишь? Здесь есть крысы. Пошли лучше к морю.

Фредрик перестал прыгать. Уселся, болтая ногами на тюк с сеном, и прислушался:

– Это не крысы. Поищи – увидишь.

Элин вскочила и принялась осматриваться, заглядывая в каждый уголок, пока наконец не поняла, откуда идет звук. Это оказалась Крошка, ее любимая кошка, и она была не одна.

Элин опустилась рядом с ней на колени:

– Иди скорей сюда! Моя Крошка родила котят!

– Я же сказал, что это не крысы, – хвастливо отозвался Фредрик.

– Но выглядят они точь-в-точь как крысы.

Фредрик подошел и заглянул через ее плечо в угол, туда, где, устроившись за тюком сена, лежала Крошка и вылизывала себя и своих детенышей: два коричневых, один рыжий и два пятнистых.

Он рассмеялся:

– Да уж, вряд ли их можно назвать красивыми. Как ты их назовешь?

– Вега, Сириус, Венера…

– В таком случае, вот этот пусть будет Солнышком. – Фредрик осторожно приподнял рыжего. Он был таким крохотным, что без труда помещался в его ладони.

– Положи ее обратно, она хочет к маме. – Элин потянулась к слабо попискивающему котенку, но Фредрик отвел руку:

– Откуда ты знаешь, что это она?

– Ну, хорошо, пусть будет он. Или оно. Но кем бы он ни был, ему сейчас нужна мама. Сейчас же положи его обратно!

Фредрик послушался и осторожно вернул котенка на место.

– Остался последний, самый темный. Давай назовем его Плутоном, – предложил он.

– Вега, Сириус, Венера, Плутон и Солнышко. – Элин повторила имена, поочередно показывая на котят.

Они с Фредриком улеглись на животы и стали смотреть на крохотные копошащиеся комочки. Крошка легла на бок, и котята, причмокивая и попискивая, тут же присосались к ее животу.

Фредрик перекатился на спину. Было слышно, как по крытой железом крыше стучит дождь.

– Думаю, они разведутся, – вполголоса произнес он.

– Кто?

– Мои родители, конечно. А ты о ком подумала?

– С чего ты взял? – Элин взяла одного котенка и прижала к его щеке. – Чувствуешь, какой мягкий?

– Они в последнее время только и делают что ссорятся. Из-за денег. – Фредрик отпихнул от себя руку Элин с котенком и сел.

– Вот как. Значит, вы тоже. А я-то думала, вы богатые. Из-за чего же конкретно они сорятся?

Фредрик слабо фыркнул:

– А-а, не знаю. Но все к тому идет. Я почти каждую ночь слышу, как они шумят в своей спальне.

– Что, дерутся? – сочувственно спросила Элин.

– Чего?

– Дерутся, говорю?

– Да нет, зачем? Просто громко кричат, ругаются. Потом ходят весь день злые и дуются друг на друга. Папа стал очень сердитым. – Фредрик вздохнул и, подтянув ноги, прижался лбом к коленкам.

– Я видела его на днях с…

Элин осеклась. Протянула руку и ласково погладила по спинкам котят. Шерстка под ее пальцами была мягкой и нежной, словно бархат.

– Кого? Моего папу?

– А, забудь ничего.

– Нет уж, давай рассказывай. Чего он еще натворил?

Фредрик положил руки под голову и приготовился слушать.

– Да говорю же, ничего, ровным счетом ничего. – Элин легла рядом с ним.

Какое-то время они лежали молча и смотрели в потолок.

– Хорошо здесь, – вздохнул Фредрик. – Летом можно устроить на сеновале тайник, и тогда нас никто не найдет. – Он поднял голову и обвел взглядом чердак.

– Да уж, Крошка выбрала себе отличное место.

– Будешь ухаживать за ними? – спросил он.

– Конечно! Они такие хорошенькие. Да и Крошке будет компания, а то она и так все время одна. Но только, пожалуйста, не говори никому, что они здесь, особенно моей маме, хорошо?

– Почему это?

– А вдруг она решит их продать?

Фредрик фыркнул:

– Да кто их тут купит. У нас в округе полно кошек.

– Она может отвезти их куда-нибудь. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно. Ладно, мы никому не скажем. Пусть они будут нашими детишками. – И лицо Фредрика расползлось в улыбке.

– Точно. Нашими пушистыми детишками. И тогда у нас будет самая настоящая семья: ты, я и котята. – Она так громко захихикала, что Крошка испуганно дернулась.

Элин зажала рот ладошкой, подавляя готовый вырваться наружу смех. Фредрик кинул в нее пригоршню соломы:

– Ну и глупая же ты. Недотепа.

– Почему ты меня так назвал? Кто это – недотепа?

– Да вот вроде тебя – такая же симпатичная, но глупая.

Когда Элин вернулась домой, Марианна сидела на стуле в прихожей. Почти совсем стемнело, но свет она не зажигала, отчего весь первый этаж тонул в сумерках. Одна рука матери покоилась на стоявшем на тумбочке телефоне, старом допотопном аппарате ядовито-зеленого цвета с черным витым шнуром и серебристым наборным диском. Марианна явно ждала звонка, но при появлении дочери поднялась и отправилась на кухню. Достала из ведра в кладовке картошку, включила воду и принялась мыть черные, только что с поля, клубни под краном. Жесткой щеткой аккуратно счищала въевшуюся в кожицу землю. Элин подошла и встала рядом. Какое-то время молча наблюдала, как мать моет картошку, потом взяла из ее рук щетку:

– Давай помогу.

Марианна кивнула и положила уже очищенные клубни в кастрюлю. Расставила на столе тарелки и добавила к ним высокие бокалы.

– Начисти побольше, сегодня на ужин только картошка с соусом.

– А бокалы зачем?

– Так интереснее пить воду из-под крана. Мы можем чокаться и представлять, что это шампанское или лимонад.

– Здорово.

Марианна опустилась на стул и достала сигарету из пачки.

– Пора бросать курить, – вполголоса пробормотала она, чиркая спичкой, – слишком дорогое удовольствие.

Элин лишь слабо кивнула в ответ, продолжая лихорадочно чистить круглые клубни. Она прекрасно знала, сколько стоят сигареты.

Когда же телефон наконец зазвонил, Марианна вскочила и унеслась в прихожую. Она старалась говорить шепотом, но Элин, стоя возле раковины на кухне, слышала каждое ее слово.

– Я скучаю по тебе… Мы скоро увидимся.

Тишина. Сдержанное радостное пофыркивание.

– Приходи, когда стемнеет. Дети скоро уснут.

В тот вечер за столом вовсю звенели бокалы. Эдвин залез с ногами на диванчик и держал речь. Он решил играть, будто он король Готланда, а все остальные – его гости. Мальчишка изо всех сил старался выглядеть серьезным, но речь его то и дело прерывалась смехом. Раскрасневшись, он кое-как откашлялся и продолжил:

– Итак, объявляю начало трапезы. Всем можно приступать. Ешьте красиво. С закрытым ртом. И не забывайте пользоваться ножом и вилкой.

Марианна энергично кивнула и громко зааплодировала. Эрик поддержал ее. Элин вздохнула.

– Да замолчи уж. Нам вовек не сидеть за одним столом с королем, – угрюмо пробурчала она.

– Сама замолчи, неужели не видишь – сегодня у нас за столом в кои-то веки весело, – прошептала Марианна и больно ущипнула ее за бок. Боль осталась, даже когда она убрала руку.

Элин еще не спала, когда пришел он. Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Услышала шепот и звук поцелуя. Тихонько выбралась из постели и выглянула в щелку между неплотно закрытой дверью и косяком. Тесно обнявшись, словно став единым целым, парочка двигалась к спальне Марианны. Мама нелепо пятилась, присосавшись к его губам.

Элин выбралась на лестницу и долго стояла там, прислушиваясь и зачарованно следя за ногами, барахтающимися под одеялом в спальне. Следом раздался громкий стон. Она на цыпочках вернулась в свою постель и крепко зажала уши руками, чтобы ничего не слышать. Положила рядом с собой своего ярко-желтого плюшевого мишку, который неотлучно находился при ней с самого ее рождения, и крепко обняла. Но сон не шел. Стоны не утихали. Пустыми глазами она уставилась на дверь. В соседней комнате крепко спали Эрик и Эдвин. Через тонкую стенку было слышно, как похрапывает Эрик. Элин попробовала сосредоточиться на этом звуке и не обращать внимания на все остальные. Но у нее не получалось. Доносившийся из спальни шум был слишком громким. Она слышала мамины вскрики, короткие пронзительные вопли, ударами кнута разносящиеся по всему дому. Может, он делает ей больно? Может, стоит пойти и помочь маме?

Она набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула, по-прежнему не сводя взгляда с двери и слушая вопли, которые с каждой минутой все громче звучали в ушах. На прикроватной тумбочке лежали тетрадь и ручка, она схватила ручку и большими заглавными буквами вывела на странице:

ПОСТЕЛЬНЫЕ КРИКИ

После чего вырвала страницу из тетради и смяла. Наклонилась и сунула руку под кровать. Там у нее стояли ряды стеклянных и консервных банок самых разных форм и расцветок. Она специально собирала их, чтобы хранить в них найденные или изготовленные собственными руками вещицы. В одной из банок лежали бумажки с описанием звуков, которые ей не нравились. Она взяла банку и открутила золотистую крышку. Внутри скопилось уже довольно много бумажек. Среди всего прочего там было: ЗУБАВРАЧЕБНЫЙ БОР, ШАГИ ЗВЕРЯ, ЖУЖАНИЕ ВИНТИЛЯТОРА, КРИКИ ЗВЕРЯ, БЬЮЩЕЕСЯ СТЕКЛО, ТИКАЮЩИЕ ЧАСЫ. Она добавила к ним ПОСТЕЛЬНЫЕ КРИКИ и прикрутила крышку обратно. Потрясла банку, мечтая о том, чтобы все эти звуки навечно умолкли. В один прекрасный день она подожжет бумажки, и ненавистные ей звуки сгорят в огне. Но не сейчас, она хотела их еще немного подержать у себя.

Элин на цыпочках спустилась с лестницы и осторожно прошмыгнула мимо кухни, держа банку под мышкой. Доносившиеся из спальни Марианны вопли прекратились, и Элин услышала, как мама разговаривает с мужчиной, который сейчас был с ней. С мужчиной, чей голос она так хорошо знала. И который на самом деле не должен был здесь находиться.

В прихожей на торчащих из стены кованых крюках висели в ряд куртки. Она сняла теплую мамину и натянула прямо поверх ночной сорочки. Хотелось скорее наружу, к привычным и спокойным звукам ночной тишины, от которых веяло покоем и безопасностью. Земля холодила босые ноги, камешки гравия впивались в подошвы. Быстро пересекла двор и подбежала к сараю. Над головой замельтешили летучие мыши – днем они спали под крышей сарая, а ночью просыпались и отправлялись охотиться на насекомых. Элин присела, уворачиваясь от крыльев. Возвышавшееся над ней тяжелым мрачным колоссом деревянное строение казалось жутким и заброшенным. Она повернула ключ в замке и вошла, освещая углы неверным светом от карманного фонарика. Сердце подпрыгивало в груди, выделывая такие кульбиты, что даже подрагивала тонкая ткань сорочки. В углу кто-то возвел целую стенку из старого хлама и завалявшейся рухляди, сильно пахло сыростью и плесенью. Она перелезла через хлам и спрыгнула по другую сторону. Подол сорочки зацепился за торчащий гвоздь, Элин резко дернулась, и на ткани появилась большая круглая дырка с рваными краями.

Дощатый пол покрывал толстый слой старого трухлявого сена вперемешку с землей и пылью. Элин расчистила руками небольшой участок – обнажились грубые доски. Одна из половиц свободно отходила. Она часто видела, как отец сюда лазил – здесь у него был устроен тайник, в котором он прятал от матери бутылки, чтобы она их не нашла и не вылила. Осторожно подняла половицу и, сунув руку внутрь, нащупала холодную поверхность стекла. В тайнике оставалось еще четыре бутылки, все наполовину пустые и все с разными по цвету жидкостями. Она взяла свою баночку с бумажками и опустила ее в тайник, к бутылкам, прикопав в мягкую влажную землю так, что осталась торчать только верхняя часть банки с крышкой. После чего вернула доску на место, присыпала пол землей, набросала сена.

– Оставайся здесь, и чтобы я больше никогда тебя не видела, – прошептала она.

Нью-Йорк, 2017

Ноги расхаживают туда-сюда по полу квартиры, и кажется, что эта прогулка никогда не закончится. Элин сидит перед зеркалом и краем глаза осторожно следит за темно-лиловой тенью. Прическа уже готова – волосы уложены в высокий узел на затылке. Звук шагов отдается в ушах. Сэм разговаривает с кем-то по телефону, она слышит, как он ходит и говорит, ходит и говорит. Он всегда так делает, когда что-то не так на работе. До нее доносятся его возмущенные интонации. Она встает и как есть, в одних чулках и лифчике, заходит к нему в комнату. Встречается с ним взглядом и показывает на часы на стене. На Сэме брюки от костюма и рубашка, на спине виднеется большое мокрое пятно. Лоб усеян блестящими капельками пота.

– Иду, – одними губами произносит он и продолжает дальше обсуждать какие-то цифры, являющиеся полной загадкой для Элин. Напряженность в его голосе нарастает.

– Нам скоро пора выходить, – так же одними губами отвечает она, но натыкается лишь на раздраженный взгляд и поднятую ладонь: не мешай.

Сэм продолжает расхаживать из угла в угол, стук каблуков его кожаных ботинок заставляет ее поежиться. Шаги звучат рассерженно. Элин уходит в спальню и, включив музыку, осторожно облачается в длинное зеленое платье от Сельмана, которое прислали ей чуть раньше на неделе вместе с приглашением. Бретельки украшены жемчугом, он чуть покалывает и холодит кожу, блестящая шелковая ткань красиво облегает тело. Глубокий вырез, под которым легко угадываются контуры ее груди. Она упоенно крутится перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Цвет платья напоминает ей о траве. Сочной зеленой траве, по которой они с Фредриком носились босиком весной и которая так душисто пахла. Она улыбается воспоминаниям, улыбается своему собственному отражению в зеркале.

Элин приглушает музыку; голос в гостиной затих, шаги прекратились.

– Сэм, ты готов? Машина будет через десять минут, – кричит она, засовывая ноги в босоножки на высоком каблуке.

– Мне обязательно с тобой ехать?

Он заглядывает к ней в спальню. Потную рубашку снял, брюки тоже. Взъерошенные влажные волосы стоят торчком.

Элин с улыбкой кивает:

– Конечно, ведь это очень важно.

– Как показ мод от Луи Вуиттона может быть важным?

– Но ты же знаешь, важен не сам показ… Ох, только не начинай, пожалуйста, снова.

– Чего не начинать?

Элин замолкает и снова поворачивается к своему отражению в зеркале. Блестящие уложенные волосы внезапно оказываются чуть взлохмаченными. Разметались, пока она бегала. Элин смеется:

– Ты прав. Ерунда какая-то получилась, я выгляжу так, словно на маскарад вырядилась. Но…

– Тебе нужно…

Элин кивает и крутится перед ним на месте, шуршит тончайшая шелковая ткань. Она разводит руки в стороны.

– Тебе придется пойти на свидание с зеленой лужайкой. По-моему, не так уж и плохо.

Сэм не может удержаться от смеха.

– Порой я спрашиваю себя, чем мы занимаемся, – вздыхает Элин.

– В смысле?

– Да вот все это. – Она обводит рукой комнату.

– А что? Что-то не так? – Сэм наморщивает лоб.

– Да нет, просто я хочу сказать… А, неважно.

– Нет уж, скажи! А то ты мне и так ничего не рассказываешь в последнее время, замкнулась, как моллюск в своей раковине.

– Все, хватит болтать, нам пора выходить, – резковато отвечает Элин.

Сэм вздыхает и подходит к гардеробу:

– Ладно, тогда посоветуй, что мне надеть. Ты ведь здорово в этом разбираешься.

Элин встает рядом с ним, глядя на то, как он раздраженно роется в шкафу. В одной его руке оказывается вешалка с костюмом, в другой – белая рубашка. Она довольно кивает и протягивает ему пару солнцезащитных очков с зелеными дужками и два толстых серебряных кольца.

– Ну конечно, должны же мы как-то соответствовать друг другу, – со смехом отвечает он, напяливая очки на кончик носа.

– Поторопись, пожалуйста, – подгоняет она его, а сама смотрит на их общее отражение в зеркале. Он – в трусах и солнцезащитных очках, она – при полном параде.

В машине они едут молча. Сэм потягивает вино из бокала, не отрывая взгляда от окна. Элин сидит, уткнувшись в свой смартфон. Наконец лимузин останавливается, и они выходят. Элин улыбается и расправляет платье. Сэм важно берет ее под руку, и они вместе медленно шествуют по красной ковровой дорожке. В глазах рябит от ярких вспышек фотокамер, и они терпеливо поворачиваются в разные стороны, позируя громко кричащим фотографам. Сэм держит ее за талию, они сближают головы, смотрят друг на друга, смеются.

– Максимум полчаса, потом мы обязательно сходим куда-нибудь нормально пообедать. На самом деле мне нужно увидеться всего с парой-тройкой весьма влиятельных персон, и все, – шепчет Элин, когда они входят в зал и каждый берет себе по бокалу шампанского.

– Ты всегда так говоришь.

– Ты же сам бизнесмен – должен понимать, как важно поддерживать нужные связи.

Сэм фыркает:

– Лучше признайся, что тебе все это нравится. Роскошь, внимание, вспышки фотокамер…

Элин отпускает его руку, оставив без комментариев слова. Приветственно улыбается людям вокруг. Вскоре Сэм отстает от нее, с таким видом сжимая в руке телефон, словно это его оружие.

Обойдя весь зал, Элин находит мужа на улице. С тех пор как они расстались, прошло уже несколько часов. Сэм расхаживает туда-сюда, плотно прижав телефон к уху, ворот рубашки расстегнут, галстук сбился набок. Фотографы, суетившиеся у красной дорожки, исчезли. Свет убран. Гости начинают покидать вечеринку, и уличная жизнь входит в свое привычное русло. В голосе Сэма сквозит возмущение, чувствуется, что он весь на нервах. Элин встает перед ним, ноги болят после нескольких часов, проведенных в неудобной обуви. Сэм, даже не кивнув ей, меняет направление и идет в другую сторону. Потом возвращается. И так несколько раз. Она берет его за руку и кивает в сторону машины, но Сэм отрицательно мотает головой и, закрыв ладонью трубку, шепчет:

– Мне нужно заскочить в офис. Поезжай домой одна.

– Но мы же собирались поужинать. Разве не для этого мы хотели уйти пораньше?

Элин со вздохом отворачивается. Он подходит ближе и сердито шипит ей в ухо:

– Может, ты и не заметила, но у меня проблемы на работе, которые требуется срочно решить. Увидимся завтра утром.

– Мне завтра с утра на работу, – говорит она, но ее слова отскакивают от него, как шарики для пинг-понга.

Оставив ее на тротуаре, Сэм уходит, продолжая громко и нервно разговаривать с кем-то по телефону.

Она делает шаг на проезжую часть и останавливает такси. Когда шофер спрашивает ее, куда ехать, она медлит с ответом.

– Отвезите меня туда, где темно и тихо, – наконец решает она. – Я так устала от всего этого.

Шофер разражается смехом:

– Вы в Нью-Йорке, леди. Какая здесь может быть ти шина.

Элин кивает и опускается на сиденье.

– Но ведь где-то должны быть тишина и покой, – негромко говорит она, скользя пустым взглядом по улице.

– Я мог бы отвезти вас в парк, но в это время суток там темно и опасно.

– Откуда вы родом?

– Индия. Только там тишиной и подавно не пахнет. А вы?

Она колеблется:

– Орчард-стрит. Лучше всего отвезите меня туда, домой.

Таксист смеется и стремительно вливается в поток машин.

– Самое лучшее – укрыться с головой одеялом и за крыть глазки. Так поступают дети, когда прячутся от своих чудищ. Это единственный способ обрести тишину и покой в этом городе, – советует он.

Не доехав до дома, Элин просит остановиться у ближайшего кафе. Заказывает себе горячий шоколад со взбитыми сливками. Осторожно берет большой бумажный стаканчик с крышкой и не спеша бредет домой. На улице все еще тепло, но оголенные руки неприятно покалывает на ветру. Над домом сияет луна, круглая и блестящая. Она останавливается и, задрав голову, смотрит на нее. В небе слабо поблескивают звезды. Или ей это только кажется?

Сердце Элин горестно сжимается. Она принимается бежать, то и дело поскальзываясь на высоких каблуках. Вот и дверь подъезда, лифт. Шоколад выплескивается через отверстие в крышке и забрызгивает шелковую ткань платья. Оказавшись в квартире, она хватает с дивана плед и выскакивает вместе с ним на террасу. Завернувшись в теплую ткань, опускается в шезлонг и смотрит на небо: те немногие звезды, чей свет достаточно ярок, здесь еще можно разглядеть. Она выискивает знакомые созвездия, бормочет себе под нос их названия, прихлебывая сладкий горячий шоколад, который кажется ей чересчур жирным. Когда стаканчик пустеет, Элин опускает подголовник и вытягивается на шезлонге в полный рост, не отрывая взгляда от ночного неба.

Утром ее будит не будильник в телефоне, а первые солнечные лучи. Они щекочут ресницы и залезают под веки. Щурясь, Элин открывает глаза. Кажется, вставать еще рано, и она снова смеживает веки. Поблизости нет моря, чтобы убаюкать ее, – только шум машин с улицы. Она слушает звуки просыпающегося города, пока солнце согревает ее замерзшее тело, и пытается вновь забыться сном, который только что покинула. Но ничего не выходит. В конце концов Элин встает и прошмыгивает в квартиру. Пиджак Сэма брошен на диван, на журнальном столике стоит наполовину пустой бокал вина и валяются крошки от бутерброда. Она на цыпочках прокрадывается к спальне и, остановившись в дверях, смотрит на мужа. Сэм лежит поперек кровати, широко раскинув ноги-руки в стороны, голый до трусов. Элин улыбается. Во сне его лицо выглядит таким спокойным, таким умиротворенным. Она подавляет в себе искушение поцеловать его и вместо этого отправляется в душ, где быстро смывает с себя вчерашний макияж и накладывает новый.

В восемь часов она, уже полностью одетая и причесанная, сидит в машине и едет в студию. Но не успевает доехать, как раздается звонок. Сэм.

– Где ты?

Он буквально кричит, и она слегка отстраняет трубку от уха.

– Еду на работу. А ты чего такой сердитый?

– Ты не ночевала дома. Где ты была?

– Ничего подобного, – протестует Элин. – Я была дома. Просто я уснула на террасе.

– За дурачка меня держишь, да? Отвечай, где ты была на самом деле?

Элин опускает трубку, слушая, как он продолжает кричать, повторяя по нескольку раз свой вопрос. Дождавшись, когда он замолчит, она вновь подносит телефон к уху:

– Успокойся! Загляни в ванную, увидишь, там лежит мое платье. Я была дома, я вернулась раньше тебя. Просто я спала на террасе.

Она слышит шаги. Сердитые такие шаги. Сэм ходит по квартире. Он молчит, но еще явно не успокоился. Она не отключается и терпеливо ждет.

– Нашел платье?

Сэм бормочет в ответ что-то неразборчивое. Слышно, как он выходит на террасу: шум с улицы становится громче. Элин знает, что плед остался лежать в шезлонге.

– Почему ты спала здесь, а не в спальне? – спрашивает он, однако теперь его голос звучит уже куда спокойнее.

– Мне хотелось немного отдохнуть, посмотреть на луну и звезды. И я даже не заметила, как уснула.

Сердце Элин по-прежнему быстро стучит в груди.

– Ты смотрела на звезды? Одна?

– Да, одна. Послушай, Сэм, я больше не могу с тобой говорить. У меня сейчас запланирована фотосессия. Увидимся вечером, тогда все и обсудим.

– Обсудим? Но ты же снова вернешься поздно.

– Я не знаю.

– Значит, ты не знаешь…

– Нет. – Она внезапно переходит на шепот.

– Кстати, все мои проблемы разрешились. Если тебя это, конечно, волнует, – громко говорит Сэм в трубку.

Элин слышит в его голосе нотки раздражения.

– Какие проблемы?

– На работе. Ты, наверное, не заметила, но у меня вчера возникла чрезвычайно критическая ситуация.

– Прости, конечно, заметила. Что случилось?

– Я был на грани разорения.

– Вот как… Слушай, давай погорим об этом позже, обещаю выслушать тебя, как только у меня появится хоть минута свободного времени. Прости.

– Ну, разумеется, так будет лучше всего.

И Сэм отключается, напоследок тяжело вздохнув.