Текст книги "Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)"

Хейвиде, Готланд, 1979

Эрик с Эдвином сидели на диванчике в кухне и с азартом колотили ложками по столу.

– Есть давай! Есть давай! – скандировали они хором, пофыркивая и повизгивая от смеха.

Элин раскладывала по глубоким тарелкам только что сваренную кашу, вязкую, как клейстер. Серые комки ни в какую не желали отлепляться от ложки, она постучала ею о край кастрюли и водрузила полные тарелки на стол. Из шкафчика достала расписанную вручную фарфоровую сахарницу, которую Марианна получила в подарок от Айны, когда Элин исполнился год. Взяла ложку и только собралась немного посыпать кашу сахаром, как на кухню вошла проснувшаяся Марианна. Элин стремительно отвернулась, прижав к себе сахарницу, но было поздно – Марианна засекла ее и грубо вырвала сахарницу из рук.

– Ничего, поешьте яблок, это куда полезнее. Забыли? Мы должны экономить сахар по будням.

– Прости, мама, но с сахаром каша куда вкуснее, – пробормотала Элин и с грохотом распахнула дверь кладовки.

Яблоки, только что собранные, лежали на полу, в деревянных ящиках с крышками. Она сама собирала их с братьями с растущего перед домом дерева. Мелкие, с румяными бочками. Элин взяла две штуки и, порезав их на мелкие кусочки, поровну распределила между тремя тарелками.

– Я не знала, когда ты встанешь, поэтому приготовила завтрак на троих, – пояснила она.

– Пустяки, ты же знаешь, я не люблю кашу. С меня хва тит и кофе.

Марианна налила в перколятор[4]4
  Кофейный перколятор – вид кофеварки, в которой горячая вода многократно, по замкнутому циклу, проходит через отделение с молотым кофе. От англ. percolation – «просачивание».


[Закрыть] воду и, насыпав туда молотый кофе, подключила шнур к розетке. Кухню наполнил булькающе-пищащий звук. Халат на груди слегка распахнулся, обнажив грудь, бледную и опухшую, с затвердевшими от царящего на кухне холода сосками. Перехватив взгляд дочери, Марианна тут же запахнулась и туго завязала пояс на талии.

– Сегодня вам придется отправиться в школу пешком.

Элин понимающе кивнула:

– Что, бензин кончился?

– Нет, но ты же понимаешь… Нам следует экономить, чтобы в выходные иметь возможность съездить в Висбю за покупками. Если захотите, я могу взять вас с Фредриком. В награду за то, что ты будешь до конца недели отводить мальчишек в школу. – Марианна наклонилась, обеспокоенно глядя на сгущающиеся темные тучи за окном.

Элин просияла:

– Тогда, может, купим спортивную обувь для уроков физкультуры? Хотя бы для Эрика с Эвином, а? Я-то и босая могу побегать, раз у нас нет денег. Мне не привыкать. Но они так много гоняют в футбол. Им больно босиком-то.

Марианна сделала вид, что не слышит, и принялась убирать со стола посуду. Об ее ноги, высоко задрав хвост и повизгивая, терлась Бланка.

– Что, проголодалась, бедняжка? Тоже хочешь каши?

Элин присела на корточки и почесала черно-белого бордер-колли за ухом. Пес ткнулся носом ей в щеку и лизнул. Она прижала к себе Бланку и принялась гладить по спине. От радости собака поставила лапы ей на ноги, словно собираясь обнять. Элин опрокинулась на спину, но вставать не спешила. Лежала и задумчиво смотрела на собаку.

– Бланка такая худая. У нас что-нибудь найдется для нее? – спросила она.

Марианна уселась на стул с сигаретой в руке. На столе перед ней дымился в чашке кофе. Она указала на кладовку:

– Там есть один пакет. Я взяла его у бабушки, у них там много собак, так что они и не заметят. Я сперла у нее даже пару пачек сигарет. – Рассмеявшись, Марианна сделала глоток кофе.

Элин поднялась с пола и, взяв в руки собачью миску, открыла дверцу кладовки. Нашла пакет и аккуратно отмерила порцию сухого корма. Когда она ставила миску на пол, мать кивнула на мисочку поменьше, стоявшую рядом:

– И куда, интересно, запропастилась наша Крошка? Что-то я давно ее нигде не видела.

Элин лишь головой покачала в ответ.

Бланка принялась жадно есть.

– У нас есть какая-нибудь кошачья еда?

– Вот еще! – фыркнула Марианна. – Конечно нет. Пусть довольствуется мышами и птичками. Но я вот все думаю, – задумчиво продолжила она, – куда наша Крошка могла подеваться? Неужели ее сбила машина?

Элин внимательно посмотрела на мать, и – вот странно – ей почудилась хитрая улыбка на ее лице. Хотя, может, это всего лишь игра ее воображения?

Мысль об этом не отпускала ее до самой школы, и даже на уроках Элин продолжала думать об этой хитрой улыбке. Крошка была ее кошкой, она принадлежала только ей, и никому другому.

Утренний моросящий дождь закончился, и сквозь просветы в тучах выглянуло солнце. По дороге домой Эрик, Эдвин и Элин играли в прятки. Правила были просты: чтобы спрятаться, нужно было забежать вперед. Смеясь и дурачась, они по очереди решали, кому водить. Эдвин прямо-таки закудахтал от смеха, когда Элин отыскала его сидящим высоко на дереве. Он любил взбираться куда только можно, лишь бы оказаться подальше от земли. Элин погрозила ему пальцем:

– Смотри у меня, еще не дай бог свалишься и сломаешь себе ногу. Будешь тогда знать, как по деревьям лазить.

– Чепуха, наш Эдвин куда более ловкий, чем ты думаешь. – Эрик подошел и встал рядом с Элин под дерево.

Эдвин прищурился и спрыгнул на землю, вытянув руки в стороны и согнув ноги в коленях, словно прыгал с парашютом. Элин испуганно вскрикнула, но приземление оказалось удачным, а брат расплылся в довольной улыбке.

– Вот видишь. Он у нас не только обезьянка, но еще и птица, – рассмеялся Эрик.

Эдвин встал лицом к стволу, закрыл глаза руками и принялся громко считать. Элин с Эриком помчались вперед, и все началось сначала.

К тому моменту, когда они наконец свернули на дорогу, ведущую к их дому, они успели спрятаться восемнадцать раз. Эрик всегда вел счет таким вещам, и Элин любила дразнить его, называя «математическим гением». Смеясь и пихаясь, они влетели во двор.

Едва они очутились во дворе, как Элин заметила позади дома тень. Там кто-то был, рядом с ее тайником. Она почувствовала, как быстрее забилось сердце, и пригляделась повнимательнее. Кто-то двигался так, словно копал что-то или собирал с земли. Элин тяжело сглотнула. Неужели Марианна обнаружила ее банки под кроватью?

А может, это всего лишь Фредрик, который успел прибежать сюда раньше них?

Элин слегка подотстала, давая фору братьям, и те быстро убежали, кидаясь друг в друга школьными сумками. Прошмыгнув вдоль фасада, она выглянула из-за угла. И тут же пронзительно завизжала при виде открывшейся перед ней картины. Марианна вытащила из бочки и держала в руке одного из котят. Солнышко. Он был мокрым, головка безжизненно свесилась на бок. Мать небрежно отбросила его в сторону, и он упал к остальным двум. Затем Марианна наклонилась к мешку и достала еще одного, Плутона. Сунула его прямо в холодную воду и принялась держать.

Не медля ни минуты, Элин с визгом бросилась на мать. Марианна, потеряв равновесие, упала на спину и ударилась головой о землю. Сунув руку в холодную воду, Элин вытянула котенка и бережно прижала его к себе, массируя крошечное тельце, но было уже поздно: головка малыша безжизненно повисла.

Она повернулась к матери и в гневе принялась пинать ее ногами.

– Убийца! – кричала она. – Убийца!

Марианна ухватила ее за запястье, повалила и зло прошипела, посмотрев на нее страшными глазами:

– Закрой пасть! Слышишь, сейчас же!

– Это мои котята, Крошка моя… и котята тоже мои. Убийца! – кричала Элин, отчаянно пытаясь вырваться.

– Дура, бестолочь! Как ты не понимаешь, мы не можем содержать пятерых кошек!

Марианна что есть силы залепила дочери пощечину. В ушах у Элин зазвенело, остро обожгло кожу. Собравшись с силами, она пнула Марианну по ноге и, схватив мешок с последним котенком, со всех ног помчалась в сарай, на сеновал. Крошки там уже не было, лежанка опустела, и лишь примятое сено своим шуршанием напоминало о тех, кто еще недавно жил здесь.

Она опустилась на пол с Венерой на коленях и погладила маленького котенка по спинке.

– Я позабочусь о тебе. Ты никогда не умрешь, – шептала она сквозь слезы.

На одном резиновом сапоге у самой подошвы была дырка, куда при каждом шаге затекала вода, стоило согнуть ногу. Поэтому во время дождя Элин старалась ставить ногу прямо. Оттого что она ходила, неестественно вытянув пальцы, казалось, будто она слегка хромает. Впрочем, это мало помогало. Носки все равно промокали, и холод, проникая через ноги, пробирал все тело. Она шла напрямик, через поля. Подошвы чавкали по мокрой глине. Чтобы не поскользнуться и не набрать воду в сапог, сначала осторожно ставила ноги на пятку и только потом на носок. Вдалеке показался дом Герды и Уве. В кармане Элин сидел котенок, и она чувствовала, как он там копошится. Ну, ничего, ему недолго осталось потерпеть. Герда обязательно позаботиться о котенке, ей даже в голову не придет его топить. Элин собиралась оставить котенка на крыльце, чтобы он смог прошмыгнуть внутрь и лечь где-нибудь в уголке, где его быстро найдут.

Она кралась вдоль дома, держась поближе к грубо выструганным и выкрашенным в желтый цвет доскам, которыми были обиты стены. Добравшись до угла, осторожно выглянула и стремглав бросилась к веранде. Встала на цыпочки и заглянула в окно. На кухне горел свет, но ни Герды, ни Уве она не увидела.

– Что ты здесь делаешь?

Внезапное появление Уве испугало Элин. Она вздрогнула, но не обернулась. Стояла, оцепенев и повернув голову к окну, пока взгляд лихорадочно метался по сторонам.

Уве положил ей на плечо свою теплую ладонь:

– Ты, должно быть, к нам в гости, верно? Герда дома, за ходи.

В кармане забарахтался котенок. Элин прижала куртку рукой и осторожно повернулась, стараясь, чтобы Уве ничего не увидел. Дверь распахнулась, и на веранде появилась Герда.

– Вот тебя-то я и ждала! – радостно воскликнула она.

– Почему? – растерялась Элин.

– А я всегда радуюсь, когда ко мне нежданно-негаданно заглядывают в гости такие хорошенькие детки. Заходи скорее, я сейчас как раз пеку, скоро сможешь отведать теплых булочек.

Она сделала приглашающий жест. Элин поплотнее запахнулась в куртку и, сунув руку в карман с котенком, шагнула на крыльцо. На ступеньке остался толстый ошметок прилипшей глины.

– А вот в такой грязной обуви заходить негоже. Присаживайся, я тебе помогу.

Она села на стул, Герда ухватила ее за пятку и потянула. Подошва на сапоге отошла, обнаружилась дырка. Белый носок на ноге отсырел и посерел от грязи. Герда и его стянула.

– Эти сапоги останутся здесь. Скажи своей маме, пусть купит тебе новые.

Элин замотала головой, а Герда высоко подняла дырявый сапог и замахнулась им, собираясь зашвырнуть на кучу старого хлама, скопившегося в дальнем углу сада.

– Нет, не трожь, они мои!

Элин слетела со стула и едва успела вырвать сапог из рук Герды. Пулей сбежала вниз по лестнице и тут же вздрогнула от пронзившего ее холода: голая нога коснулась сырой земли. Подпрыгивая на одной ножке, она поскорее натянула сапог.

– Ну, ладно-ладно. Не буду я выкидывать твои сапоги, раз они тебе так дороги. Заходи, выпьем кофе. Булочки скоро испекутся.

Куртка трепыхалась как живая – котенок уже не мог усидеть в кармане и яростно просился наружу. Герда протянула к ней руки. Когда же Элин не подошла, она сама к ней спустилась:

– Ну, прости меня, дружок, прости, я больше не буду отбирать у тебя твои сапоги, честное слово.

Она взяла девочку за руку, но внезапно отскочила от нее как ужаленная.

– Что это такое шевелится? Что у тебя в кармане, дитя?

Она сунула руку в карман Элин и вытащила на свет божий маленького пятнистого котенка.

– Господи Иисусе, где ты его нашла?

– Ты можешь взять его к себе? Пожалуйста. Ее зовут Венера. – Элин помялась и шепотом добавила: – Иначе мама убьет его, всех остальных она уже укокошила.

Герда прижала котенка к щеке, нежно провела пальцем по мягкой шерстке.

– Уве, – крикнула она, – иди посмотри! Кажется, у нас в семье прибавление. Нет, ну ты только взгляни, какая прелесть! – Она подмигнула Элин и взяла ее за руку. – Всегда хотела иметь котенка. И как ты об этом узнала? Чудеса, да и только!

Нью-Йорк, 2017

С большим букетом лилий и бумажным пакетом со свежеиспеченными круассанами Элин торопится домой. Сегодня ей удалось освободиться пораньше. Сильный запах цветов щекочет нос.

Двери лифта разъезжаются в стороны, и она сталкивается нос к носу с Сэмом. На нем джинсы и кепка – он явно куда-то собрался. В руках он держит бумажник и ключи от машины, но, увидев Элин, удивленно замирает. Она протягивает ему цветы.

– Ой, ты уже вернулась? Да еще с цветами? Это что, от съемок осталось?

– Не совсем. Я купила их специально для тебя по дороге домой. Ты же любишь лилии.

– Любил. Это было давным-давно.

– Помнишь? В Париже. Ты подарил мне лилии, а я тебе – розы. Хотя следовало поступить наоборот. Представляешь, сколько лет нам потребовалось, чтобы узнать, кто что любит?

Элин смеется.

В глазах Сэма зажигаются огоньки. Она понимает, что он тоже вспомнил.

– Конечно, я помню, – негромко говорит он и легонько кивает. – Но сейчас я должен идти.

Элин по-прежнему стоит перед ним, не двигаясь с места.

– Куда же ты?

– Сегодня вечером несколько моих коллег собрались сходить на матч. Я решил пойти с ними, надоело все время одному дома сидеть.

Элин опускает букет и поднимает вторую руку, с сумкой. Аромат свежей выпечки ударяет в нос обоим.

– У меня здесь круассаны. Мы хотели поговорить, забыл? Я обещала тебя выслушать.

– Я думал, ты просто так сказала, чтобы отвязаться.

– Вовсе нет. Я говорила серьезно. Пожалуйста, давай ты сегодня останешься дома, чтобы мы смогли все хорошенько обсудить, а?

– Нет, только не сегодня. Мне уже надоело каждый вечер сидеть и ждать тебя. Хочу сходить развеяться и заняться чем-нибудь другим.

В каждом сказанном им слове сквозит растущее раздражение.

Элин вздыхает.

– Меня действительно подолгу не бывает дома, – говорит она, продолжая перекрывать дорогу к лифту, – но что поделаешь – работа. Я скучала по тебе.

Сэм всплескивает руками и шипит сквозь зубы:

– Перестань, не будь такой сентиментальной. Уйди с до роги, иначе я опоздаю на матч.

Он протискивается мимо нее и входит в кабину лифта.

– Вот сиди и жди меня.

Элин в спешке скидывает с себя туфли – они улетают в дальний конец прихожей. Бросает сумку и цветы на пол, торопливо стягивает через голову платье:

– Подожди, пожалуйста. Я пойду с тобой, мне надо толь ко переодеться. Всего одну минуту. Я быстро.

Сэм шумно вздыхает. Двери лифта начинают закрываться.

– Слишком поздно, Элин, неужели ты не понимаешь? Теперь твоя очередь сидеть одной дома, – говорит он.

Щель между дверями становится все меньше и меньше, пока не исчезает совсем.

В одном нижнем белье Элин стоит в пустой прихожей.

Лишь потеряв, понимаешь, чего лишился…

Элин слоняется по пустой молчаливой квартире, переходя из комнаты в комнату. Вся эта мебель, картины… Она останавливается перед каждым полотном в рамке и внимательно разглядывает. В свое время они с таким тщанием выбирали все это – она и Сэм. Мрачные тона, абстрактные рисунки. Ни одна из картин ничего конкретного не изображает. Ей всегда нравилась живопись. То, что когда-то было лишь ее собственными неуклюжими штрихами на тонкой бумаге для рисования, превратилось в мир масла, акрила и фотографии. В ценные произведения искусства, созданные известными художниками.

Ценные произведения искусства. Какая смешная фраза. Хихикнув, Элин отправляется бродить дальше. Всё на своих местах, интерьер продуман до мелочей. Маленькие статуэтки, пепельницы, лампы. Все аккуратно стоит на полках и столах. Напоминает крошечные натюрморты. Гармония цвета и формы.

На одной из полок – несколько фотографий танцующей Алисы. Элин берет один из снимков. Алисе на нем всего несколько лет от роду. Как странно держать в руках фотографию маленькой девочки, которая уже стала взрослой. Тут же рядом другой снимок – юная девушка кружится в танце. Смелый взгляд, точные, уверенные движения. Часть ее и Сэма, но в то же время совершенно уникальная и неповторимая личность. Самое красивое из когда-либо виденных ею созданий.

Элин берет телефон и отправляет дочери три красных сердечка. Пусть Алиса знает, что она думает о ней.

Вздохнув, она опускается на диван. Ставит перед собой на журнальный столик снимок малышки. Алиса здесь такая хорошенькая, в своей розовой юбочке из тюля и блестящем белом топике.

Рядом с фотографией лежит стопка книг. На одном из корешков большими буквами написано ее собственное имя. Элин Боулз. Это ее собрание фотографий известных личностей. Красивые люди. Красивые снимки. На которых успех и красота шествуют рука об руку. В красивом окружении.

Звезды.

Но даже звезды порой гаснут.

Живот опять сводит судорогой. Она кладет на него руку и принимается успокаивающе поглаживать, пытаясь прогнать боль. За окном медленно сгущается тьма. Давно она не приходила домой засветло. Давно не оставалась наедине со своими мыслями.

Поверхность журнального столика словно живая. Прежде она никогда этого не замечала, а теперь смотрит будто зачарованная. Все эти древесные волокна, сучки… Должно быть, эту столешницу целиком выстругали из толстого ствола. Словно перенесенная сюда частица леса.

Она ложится на диван, подтягивает ноги к ноющему животу. Закрывает глаза и видит перед собой красно-коричневые стволы и густые темно-зеленые кроны. Между ними кто-то бегает. Крошеная фигурка то исчезает, то появляется снова. То далеко, то совсем близко. Она видит чье-то лицо, которое смотрит на нее, видит глаза. Взгляд серьезный и укоризненный. Как странно… Словно под веками показывают фильм. Это Фредрик. Но что ему от нее надо? Зачем он снова появился? Ведь он уже давно превратился в смутное воспоминание. Фигурка исчезает. Деревья волнуются на ветру – стволы стали совсем мягкими, совсем как травинки на лугу. Она мысленно следит за ними взглядом и постепенно их монотонное покачивание убаюкивает ее.

Она просыпается, когда домой возвращается Сэм. В квартире темно, лишь огни с улицы отражаются на белых стенах гостиной. Он не один, с другом. Их громкие голоса разбудили ее даже раньше, чем разъехались двери лифта. На ней по-прежнему лишь колготки и лифчик. Они входят в квартиру, смеясь и радостно болтая. Должно быть, команда, за которую они болели, выиграла. Элин съеживается, пытаясь стать меньше, вжимается в спинку дивана, но ей все равно не удается избежать их взглядов, когда они входят в комнату и зажигают свет. Приятель Сэма смущенно отворачивается. Элин вперивает в мужа сердитый взгляд. Он кидает ей одеяло и смеется, пьяный от большого количества выпитого пива.

– Так ты дома? – Его голос звучит удивленно.

Элин заворачивается в одеяло и стремительно выскакивает из гостиной. Ее платье до сих пор валяется на полу в прихожей, но она не удосуживается подобрать его. С кухни доносится мужской смех, хлопает дверца холодильника и вслед за ней – хлопки открываемых пивных банок.

Когда Элин, одетая и причесанная, возвращается обратно, мужчины уже сидят на террасе. Через распахнутые двери в гостиную задувает прохладный ночной ветерок. Ее кожа тотчас же покрывается мурашками. Она направляется к ним, но, увидев пылающий огонь, замирает в дверном проеме. Языки пламени взметаются вверх, рассыпая вокруг себя оранжевые искры. Сэм замечает ее и машет упаковкой с сосисками.

– Иди скорее к нам! – радостно кричит он и хлопает ру кой по стоящему рядом стулу.

Элин качает головой и делает шаг назад:

– Нет, спасибо. Я только сейчас вспомнила – мне нуж но кое-что доделать на работе. Я заеду ненадолго в студию.

Элин сидит, разместив перед собой электронный ежедневник. Разговаривая с Сэмом по телефону, она просматривает даты, называя все более и более отдаленные.

– Ничего не получится, все ближайшие недели у меня заняты, ни одного просвета. Мне очень жаль, но тебе придется ходить одному, – решительно заявляет она.

– Одному? Что ты такое говоришь, Элин? Мы не можем прерывать курс психотерапии сейчас, едва лишь начав его. Это очень важно. Понимаешь, важно, если мы хотим иметь… наше совместное будущее.

Элин рассеянно хмыкает. Одним кликом убирает ежедневник, и на экране появляется снимок. Тот самый, из сада, в котором они недавно работали, – в центре ярким пятном выделяется синяя дверь. Она заходит в меню редактирования и делает цвет еще более насыщенным.

– Алло!

Элин вздрагивает от крика Сэма в трубке.

– Ах да, прости. Нет, ничего не получится. Слушай, зачем вообще нужно так из-за этого нервничать?

– Ты что, не слышала, что я сказал?

– Думаю, слышала.

– Думаешь? – Сэм буквально рычит, и Элин отключает громкую связь.

Сидящий чуть поодаль Джо поворачивает к ней голову, хотя на нем наушники. Она прижимает телефон к уху и встает из-за стола.

– Ты создаешь проблемы там, где их нет, – яростно шепчет она в трубку. – Если тебе так нужна помощь психотерапевта, то и ходи к нему один. Так будет лучше всего.

– Ага, ясно. Вот, значит, как ты думаешь. Лучше всего одному. Что ж, отлично, теперь я знаю, как ты к этому относишься. Теперь-то я знаю…

В трубке надолго воцаряется тишина.

– Алло, – наконец говорит Элин трубке, но ответа не слышит.

Сэм отсоединился. В полном недоумении она стоит с телефоном, прижатым к уху, словно ожидая снова услышать его голос. Наконец возвращается к своему столу и смотрит на дверь, которая занимает весь экран ноутбука.

До чего же похожа, в который уже раз поражается она. Эта выцветшая краска, просветы черного между мазками, ключ в замочной скважине. Все вместе они будят в ней воспоминания.

Голос Джо неожиданно выводит ее из задумчивости. Он стоит рядом с ней и кивком показывает на лестницу.

– Идем, пора начинать, разве ты не слышала, что они приехали?

Элин вскидывает голову, словно только что проснулась:

– Приехали? Кто?

– Ой, да брось, не смеши меня.

Элин поворачивает голову и бросает взгляд через перила вниз, в помещение студии. Там стоит актриса, вся в черном и в черных солнцезащитных очках. Элин тотчас же узнает ее и так резво вскакивает из-за стола, что опрокидывает стул.