Текст книги "Пьесы"

Содержание мифа, положенного в основу сюжета трагедии, было достаточно хорошо известно из литературных источников во времена Софокла. В не дошедшем целиком дифирамбе Пиндара (фр. 249 а) объяснялось, почему Геракл попал в Этолию и женился на Деянире: об этом попросил его в подземном царстве ее брат Мелеагр. О необходимости вступить в борьбу с речным богом Ахелоем (см. ниже, 9–17), о попытке кентавра Несса овладеть при речной переправе Деянирой и его гибели от стрелы Геракла шла речь в каком-то произведении Архилоха (фр. 276, 286–288), а позже – в отрывке, который приписывается Вакхилиду (фр. 64). В ранней традиции Деянира была, по-видимому, наделена качествами, сближающими ее с амазонкой (она правила упряжкой коней и упражнялась в военном искусстве – Аполлод. I, 8, 1; ср. также схолий к Аполлонию Родосскому I, 1212), но впоследствии эти свойства были забыты под влиянием совсем иного образа, созданного Софоклом.

Для другой сюжетной линии «Трахинянок» (взятие Эхалии, пленение Иолы и роковой подарок, посланный Гераклу Деянирой) наиболее ранним источником была поэма «Взятие Эхалии», написанная в VIII или VII в. неким Креофилом с Самоса или Хиоса (часто его называют близким другом или зятем Гомера, который подарил ему свое собственное сочинение). Здесь взятие Эхалии (традиция локализует ее на Евбее, см. ниже, 74) прямо объяснялось желанием Геракла добыть Иолу[13]13
  Бернабе. С. 159.


[Закрыть]; как дальше развивались события, неизвестно, но в псевдогесиодовском «Каталоге женщин» (не позже VI в.) уже содержался рассказ о том, как Деянира послала Гераклу через Лихаса пропитанный зельем хитон; надев его, Геракл вскоре умер. По мнению автора, Деянира оказалась жертвой собственного заблуждения (фр. 25, 17–25). Страсть к Иоле как причину похода против Эхалии и злополучный плащ упоминал в середине V в. и Вакхилид (фр. 16 = дифирамб 2). Наконец, прочным элементом мифологического предания была смерть Геракла на вершине Эты, где в новое время были найдены археологические свидетельства существования там достаточно раннего культа Геракла. Расположенный неподалеку от Эты город Трахин был, таким образом, вполне подходящим местом для предсмертных мук Геракла.

Таким образом, отдельные источники сюжета «Трахинянок» достаточно ясны; однако Софокл был, по-видимому, первым, кто объединил их в одно трагическое событие. Его изложение в более поздних произведениях основывается в целом на софокловской версии, – назовем для примера обширное повествование в «Метаморфозах» Овидия (IX, 1–241, 278–280) и более краткое – у Аполлодора (II, 7, 5–7) или – с некоторыми вариациями – Диодора Сицилийского (IV, 34, 1; 36, 3–5; 37, 5; 38, 1–3; здесь, однако, борьба с Ахелоем не находится в связи с женитьбой на Деянире, и Геракл отправляется из Калидона только три года спустя; в Эхалии он воюет не с Евритом, а с его сыновьями).

Структура трагедии характеризуется достаточной близостью к традиции: за прологом (1–93) и пародом (94–140) следуют четыре эписодия (141–496; 531–632; 663–820; 863–946), замыкаемые четырьмя стасимами (497–530; 633–662; 821–862; 947–970). Первый эписодий включает в себя небольшую астрофическую гипорхему (205–224), четвертый – короткий коммос кормилицы с хором (878–895). Эксод (971–1278) начинается с анапестической партии (971–1004), к которой присоединяется ария Геракла с разделяющими строфы гексаметрами Старика и Гилла (1004–1043). Анапестами (1259–1278) трагедия и завершается.

Роли между тремя актерами распределялись следующим образом: протагонист – Деянира, Геракл; девтерагонист – Гилл, Лихас; тритагонист – Кормилица, Вестник, Старик.

Среди трагедий других древнегреческих драматургов к сюжету «Трахинянок» могло иметь отношение «Сожжение Геракла» некоего Спинфара (сохранилось только название – ТrGF 1, № 40. Т. 1). Неизвестному автору принадлежал папирусный отрывок, в котором речь идет тоже о сожжении Геракла на Эте (ТrGF 2. Fr. 653). В римской трагедии «Трахинянки» послужили основой для «Геракла на Эте», сохранившегося в собрании пьес Сенеки; авторство его иногда оспаривается, а вся трактовка образа Деяниры, как и следует ожидать при такой дистанции во времени и различии в мировоззрении двух авторов, достаточно далека от софокловской.

Для настоящего издания заново переведены следующие стихи: 48, 83, 89, 140, 147–151, 158–160, 168–170, 188, 263–267, 274, 286, 317, 339, 383 сл., 414, 426, 447 сл., 452, 469, 478, 518, 543 сл., 552, 576 сл., 582–586, 600, 630–632, 661 сл., 664 сл., 671, 678, 698, 700 сл., 725 сл., 794, 816, 821 сл., 825, 835, 843–845, 852–856, 925 сл., 932–935, 939 сл., 949 сл., 959 сл., 1091 сл., 1099, 1109 сл., 1122 сл., 1133–1135, 1141 сл., 1172, 1196 сл., 1241, 1243 сл., 1275–1278. Ст. 879–888, пропущенные без достаточных оснований Ф. Зелинским, переведены Μ. Гаспаровым.

Своему переводу Зелинский предпослал обширную вступительную ремарку, из которой подтверждение в тексте находит только указание на стоящую перед домом статую Аполлона (ст. 209).

⁶ сл. Плеврон – город в южной Этолии. Эней (Οίνέας) – этолийский царь (не смешивать с троянским героем Энеем!).

³⁵ …царя презренного приказ. – Еврисфея, микенского (или аргосского) царя, в услужение которому был отдан Зевсом Геракл в наказание за совершенное им в припадке безумия убийство своей первой жены и детей. По другой версии мифа, Геракл женился на Деянире уже после окончания службы у Еврисфея: придя в подземное царство за Кербером (12-й подвиг), Геракл встретил там тень Мелеагра, который попросил героя освободить его сестру Деяниру от притязаний Ахелоя и жениться на ней. В этом случае, однако, Деянира была бы к моменту возвращения Геракла после взятия Эхалии слишком молода, чтобы иметь взрослого сына и испытывать страх за Геракла во время его длительных отлучек из дома.

³⁸ Ифит – сын царя Эхалии Еврита; Геракл убил его в то время, как юноша находился в Тиринфе (269–273), – родном городе Геракла, так как оттуда был родом его земной отец Амфитрион. Обычно это преступление Геракла объясняют очередным приступом безумия, насланным на него Герой. Соответственно, семья Геракла была изгнана из Тиринфа и нашла приют у его друга, царя Кеика, в Трахине, а сам Геракл был по приказу Зевса продан в рабство Омфале (см. ниже, 69 сл., 248–253).

⁴⁴ …десять лун… сверх… пяти. – Греки вели счет по лунным месяцам. По современному счету, Геракл отсутствовал год и почти два полных месяца, из которых год ушел на службу у Омфалы, а остальное время – на подготовку к войне и захват Эхалии. Ср. 648.

⁷⁶ Пророчество… оставил! – Деталь, не известная из других источников и введенная, по-видимому, самим Софоклом. Ср. А. 750–757, 778 сл.

¹¹⁶ …витязя-кадмейца… – Геракла, рожденного Алкменой в Фивах.

^144–146 Ах, молодежь! – Доу считает эти три стиха поздней вставкой, поскольку рассуждение Деяниры слишком напоминает популярные в поздней поэзии идиллические описания заповедных мест; в действительности, как бы ни оберегали родители своих детей, найти такое место, где бы летом не светило жаркое солнце, а зимой не свирепствовали дожди и ветры, в реальной жизни едва ли возможно. Доводы Доу несомненно заслуживают внимания. Поскольку же 147 начинается с противительного союза άλλά («однако»), надо предположить, что либо после 146 выпал один стих («Жизнь незамужней девушки свободна от забот…»), либо этот стих заменила поздняя вставка.

¹⁷² Додона – древнее святилище Зевса в Эпире, где жрицы, носившие название «голубки», давали прорицания смертным, вслушиваясь в шум листьев священного дуба.

^205–207 В свадебном веселье… – Стихи, испорченные в рукописи. Переводя «в свадебном веселье», Зелинский присоединился к чтению ά µελλόνυµφος, толкуя его таким образом, что Деяниру ждет как бы новая свадьба после длительного отсутствия супруга. Однако такое толкование представляет явное насилие над греческим языком. Удачную поправку предложил Пэйдж, использованную Доу: άνολολυ’ξατ’ έν δόµοις… ώ µελλόνυµφοι «возгласите ликующую песнь в чертогах, вы, готовые к браку», – т. е. девушки, составляющие хор.

²²⁹ Ты мне несешь. – В оригинале обращение Деяниры укладывается в полные четыре стиха; введенной Зелинским αντιλαβή в греческом тексте нет.

²³⁷ В честь кенейского он Зевса… – Кенейский мыс – крайняя северо-западная оконечность Евбеи.

²⁶³ …как кунак старинный… – Еврит обучил юного Геракла стрельбе из лука. Ср. Феокрит 24, 107 сл.

³³² Войдем во двор… – Современный Софоклу греческий дом располагался по четырем сторонам внутреннего двора. Впрочем, в оригинале этой детали, введенной Зелинским, нет; там просто сказано: «Войдем в дом».

³⁶² Он двинул рать… – Эти стихи по ряду грамматических и смысловых причин возбуждают сомнение у издателей. Зелинский с полным основанием оставил без перевода 363, а 364 постарался присоединить к 362, избегая затруднений, создаваемых в этом случае оригиналом.

⁴⁴³ И богами он Державно правит… – См. Ан. 781 и примеч.

⁵¹⁰ …эниадский поток… – Город Эниады расположен недалеко от впадения Ахелоя в Ионическое море.

⁵¹¹ …от Вакховой Фивы… – См. Ан., примеч. к 1115 сл.

⁵²⁰ «Лестница», «плигма» – приемы из арсенала борцов. Некоторое представление о ходе этой борьбы может дать рассказ Ахелоя у Овидия (Метаморфозы IX, 50–54).

⁵²⁶ …как зритель равнодушный… – Перевод Зелинского по его конъектуре ϑατήρ (ср. 22 сл.), введенной вместо бессмысленного ркп. µάτηρ и принятой затем Пирсоном и Дэном.

⁵⁵⁴ …мысль спасения мою. – Перевод по конъектуре Кэмпбела νόηµα вместо неудовлетворительного по смыслу ркп. λύπηµα.

⁵⁵⁹ Евен – река, берущая начало на юго-западном склоне Эты и впадающая в Коринфский залив восточнее Плеврона.

⁶¹⁴ …знаком… здесь запечатленным. – Отпечатком на воске, сделанным с кольца Деяниры.

^633–639 О вы, у скал надбрежных… – Хор обращается к людям, населяющим область между Этой и малийским заливом. Кипучий исток… – Горячий источник в Фермопильском ущелье. …край… девы златолукой… – Артемиды, слывшей покровительницей заливов. …эллинов речи… Фермопилы внемлют! – К Фермопилам с запада примыкал городок Анфема, где собирались члены дельфийско-фермопильского союза, включавшего в себя племена, населявшие окрестные земли.

⁶⁴¹ Не вестницей вражьей брани… – В сопровождении флейты часто исполнялись воинские песни и марши.

⁶⁶¹ Подвластный чарам любви… – Стихи испорчены. Перевод сделан по общему смыслу.

⁶⁹⁴ …коим плащ Я натирала… – Многие исследователи считают стих вставкой, сделанной кем-нибудь из актеров при повторной постановке трагедии. Если согласиться с этой атетезой, перевод Зелинского придется перестроить следующим образом:

Тот клок овечьей шерсти я случайно

На солнцепеке бросила. Нагревшись…

⁷¹⁵ Хирон – кентавр, отличавшийся от своих диких и разнузданных соплеменников благородством нрава. У него воспитывался Геракл, который позже случайно ранил его стрелой, пропитанной ядовитой кровью Гидры. Ср. 1095–1097.

⁷²¹ Невыносимо жить в бесславье… – Ср. А. 479 сл.

⁷⁵² Есть мыс Евбеи… – Нарушение синтаксического строя в переводе соответствует анаколуфу в оригинале; таким способом Софокл передает волнение Гилла, не способного следить за правильностью своей речи.

⁷⁸⁸ Локрийцев склоны горные… – Локрида расположена напротив Кенейского мыса.

⁸³⁴..змей искристокожий. – Лернейская гидра.

⁸⁶³ Ошиблась я? – В ркп. деление на полухория отсутствует, и в разных изданиях есть небольшие различия в делении реплик. Так, 865 (τί φηµί) иногда считают заключением предыдущей реплики (Джебб, Дэн); тогда надо перевести его: «Что это значит?»

⁸⁸⁷ С клинком, несущим гибель? – В ркп. этот стих отдают кормилице; так и в изданиях Джебба и Дэна. Доу, вслед за Маасом, оставляет стих в составе партии хора.

⁹⁶⁴ …чужая рать… – См. 259.

^1015–1017 Отсеките ж главу мне… – Должны быть по объему симметричны 1041–1043, но в оригинале – лакуна в несколько стоп, оставленная в переводе без внимания

^1095–1097 …надменный род… кентавров… – По пути за Эриманфским вепрем (Эриманф – горный хребет на границе между Ахеей и Аркадией, в сев. Пелопоннесе) Геракл подвергся нападению кентавров и перебил их.

¹⁰⁹⁹ И стража-змея… – Дракона, сторожившего золотые яблоки Гесперид, росшие в волшебном саду далеко на Западе (у грани мира).

¹¹⁶⁸ …отцова дуба… – В Додоне. См. 172 и примеч. Селлы – племя, жившее в окрестностях Додоны.

^1275–1278 Разойдемся же, девы… – Эти стихи в разных ркп. отдают то Гиллу (так и Джебб), то хору (так Пирсон, Дэн, Доу и мн. др.). Эта атрибуция, подтверждаемая теперь папирусным отрывком V–VI в. н. э. (Р. Оху. 52, 1984, 3688), принята и в переводе, с той лишь разницей, что Зелинский адресовал последние слова корифея Иоле, которая якобы молча присутствовала на орхестре во время всей последней сцены. Однако на ее появление нет ни малейшего намека в тексте, включая сюда 1219–1221, которые звучали бы иначе, если бы Иола находилась на виду у зрителей. Единственное возможное толкование последних стихов – обращение корифея к девушкам, составляющим хор, и побуждающее их покинуть орхестру. В соответствии с этим заменен перевод Зелинского.

«Следопыты» (С. 515)

До начала нашего века из пьесы Софокла «Следопыты» были известны лишь две цитаты по полтора стиха и одно слово, сохранившиеся у позднеантичных авторов. При одной из этих цитат имелось указание, что «Следопыты» были сатировской драмой. Разумеется, строить какие-нибудь предположения о содержании этой драмы было совершенно бессмысленно. Однако именно эти две цитаты оказали неоценимую помощь при идентификации отрывков из папирусного свитка II в. н. э., изданных в 1912 г. в девятом томе Оксиринхских папирусов под № 1174. От древней рукописи дошло в различной сохранности 16 колонок (с 1-й по 15-ю и 17-я: колонка 16-я не обнаружена) и множество мельчайших фрагментов, к которым полтора десятка лет спустя добавилось еще несколько обрывков, обнаруженных позже (Р. Оху. 17. 1927. № 2081 а).

За время, прошедшее с момента первой публикации папирусных фрагментов «Следопытов», они были 14 раз переизданы, а число отдельных исследований, им посвященных, перевалило к началу 80-х годов за девять десятков, не считая отведенных им разделов в общих трудах по истории античной литературы, древнегреческого театра и сатировской драмы как жанра. Последнее по времени издание «Следопытов» с обширным аппаратом принадлежит итальянскому ученому Энрико Мальтезе[14]14
  Sophocle. Ichneutae… / A cura di Е. V. Maltese. Firenze, 1982.


[Закрыть], – в нем использованы результаты предшествующей работы над текстом и толкованием пьесы и приводится исчерпывающая библиография трудов по «Следопытам» на западноевропейских языках[15]15
  В России на появление «Следопытов» сразу же откликнулся Ф. Зелинский. На заседании общества классической филологии и педагогики он уже в том же 1912 г. читал свой стихотворный перевод (Гермес. 1912. № 15. С. 392–395; ср. в том же журнале (с. 379 сл.) заметку Зелинского «Софокл и Геродот», в которой он предложил более правильное, чем это было в первом издании папируса, чтение ст. 305). Еще через два года Зелинский опубликовал в «Вестнике Европы» (1914. Кн. 1. С. 157–177; Кн. 2. С. 141–159) свой перевод в сопровождении статьи, также вошедшей затем в т. III сабашниковского издания Софокла.


[Закрыть].

Папирусные отрывки «Следопытов» представляют особый интерес именно потому, что до их открытия об аттической сатировской драме приходилось судить по одному «Киклопу» Еврипида, который из трех великих греческих драматургов проявлял к этому жанру наименьший интерес, а его «Киклопу», насыщенному актуальными для времени Еврипида рассуждениями на общественно-политические темы, не хватает, по-видимому, легкости, отличавшей этот вид афинской драмы. Очень славился в древности своими сатировскими драмами Эсхил, но первое представление о них ученый мир получил только в 40-х годах нашего столетия, когда в тех же папирусах из Оксиринха были обнаружены довольно крупные отрывки из нескольких его сатировских драм. Появившиеся за 30 лет до того «Следопыты» уже в значительной мере подготовили почву для оценки новых документов этого жанра.

Сатировская драма V в. является очень специфическим отростком древнегреческого театра. Из драмы сатиров, по свидетельству Аристотеля (Поэтика 4, 1449а), развилась трагедия, после того как забавные сюжеты и озорные сатиры были заменены серьезными темами и возвышенной речью, вложенной в уста легендарных героев прошлого. Как происходил этот процесс, остается во многом неясным, и мнения исследователей на этот счет далеки от единодушия, – несомненно, во всяком случае, что пьеса с участием сатиров, замыкавшая на театральных представлениях драматическую тетралогию, призвана была вернуть зрителей от напряженных переживаний, вызванных тремя трагедиями, в атмосферу весеннего обновления природы, которое и отмечалось празднествами в честь бога Диониса. В те времена, когда трагедии, составлявшие трилогию, были связаны единством содержания (как, например, в большинстве случаев у Эсхила), оно распространялось и на драму сатиров. Так, к «Орестее» Эсхила примыкала сатировская драма «Протей», изображавшая приключения Менелая и его спутников, занесенных бурей при возвращении из-под Трои в Египет. Его же фиванская трилогия завершалась сатировской драмой «Сфинкс», в которой не хищное чудовище загадывало загадку Эдипу, а, наоборот, явившийся в Фивы странник заставлял Сфинкс разгадать его загадку и одерживал в этом соревновании победу.

Какова была в этих случаях роль сатиров, можно догадываться по аналогии с «Киклопом», отрывками из других сатировских драм и памятникам вазовой живописи. Сатиры, по происхождению своему – низшие божества плодородия, сродные нашим лешим, представляли собой на орхестре афинского театра ораву озорных и необузданных детей природы, возглавляемых их предводителем – папашей Силеном. Наибольший интерес они проявляли к вину и женщинам, причем нередко были готовы напасть не только на заблудившуюся в лесу красавицу, но и на самих богинь. Часто они оказывались в плену у какого-нибудь чудовища (так в «Киклопе») или бога (так в «Следопытах») и жаждали освобождения, готовые на словах на любые подвиги, но немедленно находившие предлог, чтобы избавиться от мало-мальски опасного поручения. Такими они выведены и в «Следопытах», содержание которых заимствовано в основном из так называемого гомеровского гимна к Гермесу.

Здесь изображалось, как рожденный от Зевса аркадской нимфой Майей Гермес, едва успев появиться на свет, отправился на поиски приключений. Из панциря попавшейся ему на пути черепахи он смастерил лиру; придя затем на луг, где паслись коровы Аполлона, он похитил их и так ловко запутал следы, что сам дельфийский бог-прорицатель не мог найти им объяснения. Только с помощью местного крестьянина, оказавшегося свидетелем кражи, Аполлон сумел опознать виновного в Гермесе и потащил его на суд олимпийских богов. Те очень развеселились при виде незадачливого истца, но поскольку и он, и обвиняемый были сыновьями Зевса, то между ними скоро восстановился мир. Гермес открыл, где спрятаны коровы, и в знак примирения подарил старшему брату изобретенную им лиру. Эту ситуацию Софокл и положил в основу своих «Следопытов»[16]16
  Имеются в «Следопытах» и некоторые отклонения от повествования в гимне, вызванные, главным образом, интересами сюжетосложения. Так, в гимне свидетелем похищения коров был некий земледелец, обрезавший виноградные лозы, а Гермес спрятал стадо в пещере близ реки Алфея в Элиде. Софокл, естественно, устранил свидетеля-земледельца и поместил украденное стадо в ту же пещеру, где находился сам Гермес, – иначе бы он не мог ввести сатиров, откликающихся на призыв Аполлона и находящих следы у самой пещеры.


[Закрыть], добавив к ней хор сатиров, которые по призыву Аполлона бросаются на розыски стада, но приходят в неописуемый страх, услышав совершенно неведомые им звуки лиры. Стало быть, драма начиналась уже после того, как Гермес совершил все свои проделки, вернулся домой и улегся как ни в чем не бывало в свою колыбель. Гарантию того, что перед нами – начало пьесы, дают стихометрические пометки, уцелевшие на полях и обозначавшие соответственно конец первой, второй, третьей и четвертой сотен стихов. Судя по «Киклопу» и папирусному отрывку из «Тянувших невод» Эсхила, сатировская драма не превышала по объему 800–900 стихов; значит, дошедший до нас текст охватывает примерно половину пьесы. Что касается ее второй половины, то мы едва ли ошибемся, предположив, что для успокоения сатиров из пещеры выходил сам Гермес, а на их призыв снова появлялся Аполлон; спор между двумя богами, завершавшийся их примирением и обещанным отпуском на волю сатиров, должен был закончить эту забавную драму.

Время постановки «Следопытов» документально не засвидетельствовано, и различные попытки вывести датировку из стилистических наблюдений и сопоставлений с другими драмами не приводят к сколько-нибудь убедительным результатам. Только предположительно можно установить и число актеров: если в финале происходила встреча Аполлона с Гермесом в присутствии Силена, требовались три актера; в противоположном случае можно было ограничиться двумя.

Переходя к русскому переводу, следует заметить, что нигде Зелинский не давал столько воли своей фантазии, как при работе над этой пьесой. Поскольку только примерно половина стихов в найденном папирусном экземпляре сохранилась целиком или допускает достаточно надежные дополнения, исследователи старались представить себе, как должны были звучать и стихи, уцелевшие в гораздо более скверном состоянии. Не остался в стороне от этой работы и Зелинский и, публикуя свой перевод, стремился привести его в соответствие с принятой им реконструкцией, дописывая собственные стихи там, где от греческого текста дошло по две-три буквы. Реконструкция эта в целом особых возражений не вызывает, а свои добавления Зелинский выделял везде курсивом, так что читателю было ясно, где он имеет дело с переводом, а где с вольным пересказом. Вероятно, читателю вообще приятнее остановить взор на сплошном тексте, чем наталкиваться на обрывки предложений и отточия, но если на 200 с небольшим сохранившихся греческих стихов приходится в русском переводе 435, то возникает опасность, что читателю предложен не столько Софокл с дополнениями Зелинского, сколько вариации переводчика на тему Софокла. Поэтому в настоящем издании из перевода Зелинского изъяты все стихи и части стихов, не находящие себе достаточной опоры в греческом тексте. При этой операции ряд стихов пришлось перевести заново. Сюда относятся: 84 сл., 137, 184–191, 197–202, 251–256, 287–289, 291–294, 312, 316, 343–348, 356, 359, 365, 397, 399. Слова, передающие в переводе вполне очевидные дополнения греческого текста, заключены в квадратные скобки.

Действующие лица. Среди них не указан Гермес, поскольку в сохранившихся отрывках он не присутствует. Однако он, вероятнее всего, появлялся во второй половине пьесы.

²² Все племена… обошел… – В тексте дальше лакуна, в которой читаются слова «фессалийцев», «беотийской земли» – указание на проделанный Аполлоном путь с севера на юг, прежде чем он добрался до Аркадии, относящейся уже к «земле дорийской» (34).

⁴⁰ …исчадьям Звероподобным… – Т. е. сатирам. Ср. далее 147, 221, 252.

⁸³ …иль послух, иль свидетель… – В оригинале противопоставляются οπτής и κατήκοος – «повид» и «послух».

¹⁰⁰ То бог, то бог… – При распределении реплик между тремя сатирами (вероятно, возглавлявшими три отряда, на которые разделился хор) мы исходили из обозначений, сохранившихся в рукописи, и реконструкции, предложенной Зигманом.

¹¹⁸ …направлены обратно Следы… – Ср. гомер. гимн к Гермесу, 75–78, 220–226.

¹³⁴ Пустельга – ястребок, который ловит только мышей и насекомых.

¹⁷⁶ Улю-лю. Улю-лю! – Здесь начинается астрофическая песнь хора, плохо сохранившаяся начиная со 181. Судя по всему, отдельные стихи исполнялись отдельными хоревтами, изображавшими охотничьих собак, – отсюда их клички (Глазун, Хвастун, Хвостатый и т. д.).

²²⁴ …владыке угождали? – Т. е. Дионису.

²⁴³ О, красавица-нимфа… – В оригинале здесь, как и в 270, гомеровский эпитет βαϑύζωνος – «низкоподпоясанная».

²⁶⁶ …чтобы Гера… не проведала… – Киллена высказывает опасение, чтобы ревнивая Гера не нанесла вреда ребенку, рожденному от Зевса.

²⁶⁷ …девы Атлантиды… – Майи, дочери титана Атланта.

²⁸⁷ Перевернув… – Здесь и далее излагается, как Гермес соорудил лиру из панциря умерщвленной им черепахи (…голос трупа… 299).

³⁰⁵ Ихневмон – небольшое хищное животное, истребляющее крыс и мышей.

^298–328 Оставь сомненья… – Размер диалога – восьмистопный ямб.

³²⁹ Струится песни звонкой лад… – После речи Киллены из пещеры опять доносятся звуки лиры; на них хор реагирует в строфе.

³⁷⁷ Не собьешь, нимфа! – От следующих 19 стихов сохранились только отдельные слова: «Безумствуя… О трижды негодный! – Воистину… Ребенок-вор… Негодник… Страшно слушать… А если и вправду?» По-видимому, после антистрофы продолжалась перебранка между Килленой и Корифеем.

⁴⁰³ Отстанешь ты?.. – После этой реплики Киллены шел плохо сохранившийся ответ Корифея. Следующие 30 стихов утеряны безвозвратно, так как целиком отсутствует колонка 16-я и начальные 3 стиха от кол. 17-й. Но и от остальных стихов этой колонки уцелели только обрывки, среди которых находилась очередная песенка хора, обращавшегося под конец к Аполлону (О Локсий! – 448). Вновь появившийся бог, как видно, был доволен службой сатиров и обещал им награду и освобождение.