Текст книги "Сансиро"

Вывод был самым банальным, но Сансиро пришел к нему путем долгих размышлений и именно с этой точки зрения его оценил.

Правда, представителем третьего, такого необъятного мира Сансиро избрал для себя всего лишь жену. А сколько на свете красивых женщин! Если, пользуясь языком Хироты, подумал Сансиро, «перевести», точнее, персонифицировать, женскую красоту, она окажется чрезвычайно разнообразной. А коль скоро возможно ее персонифицировать, необходимо почаще общаться с красивыми женщинами, чтобы расширить границы нравственного влияния персонификации и довести до совершенства собственную индивидуальность. Вот и выходит, что удовольствоваться женой – значит, пожалуй, остановиться в своем развитии.

Тут логические построения Сансиро были несколько нарушены пришедшей ему в голову мыслью: «Я, кажется, заразился от Хироты-сан». Ведь Сансиро еще не постигло столь острое разочарование.

Лекции на следующий день были, как всегда, скучны, однако сама атмосфера, царившая в аудитории, тоже, как всегда, уводила далеко от мирской суеты, и времени с утра до трех часов дня оказалось вполне достаточно, чтобы вернуть Сансиро в лоно второго мира. Мимо полицейского участка Оивакэ он шел с видом великого ученого. И вдруг встретил Ёдзиро.

– Ха-ха-ха, – расхохотался тот. От величия Сансиро не осталось и следа. Даже полицейский в будке едва заметно улыбнулся.

– Ты что? – спросил Сансиро.

– Да так, ничего. Только, знаешь, ходил бы ты по-человечески. А то напустил на себя эдакую «романтическую иронию».

Сансиро не очень понимал смысл этого европейского выражения. И, не зная, что сказать, спросил совсем о другом:

– Нашел квартиру?

– С этим сообщением я как раз и заходил к тебе только что. Завтра наконец-то переселяемся. Приходи помочь.

– Куда?

– Нисикатамати, десять – три. Пойдешь туда к девяти часам, наведешь порядок и дождешься меня. Я приду позже. Ладно? Так к девяти, не забудь. Ну, пока!

Ёдзиро поспешил дальше. А Сансиро заторопился домой. Вечером он пошел в университетскую библиотеку – справиться относительно «романтической иронии». В словаре было сказано, что этот термин ввел в обиход немец Шлегель[35]35
  Фридрих фон Шлегель (1772–1829) – литературный критик, принадлежал к немецкой романтической школе.


[Закрыть]. А смысл его был таков: истинному гению положено весь день бродить без дела и без цели. Сансиро успокоился, вернулся домой и лег спать.

Следующий день был праздничным по случаю дня рождения императора, и занятия в университете отменялись. Однако Сансиро, помня уговор с товарищем, встал, как обычно, и отправился на Нисикатамати, 10. Это оказался старый дом в самом центре очень узкой улочки.

Прихожая была устроена по-европейски. Слева от нее, по коридору, находилась гостиная. За нею шла столовая, напротив столовой – кухня. Рядом с кухней была комната для прислуги. На втором этаже тоже были комнаты, но определить их расположение и размер было трудно.

В наведении порядка, как просил его Ёдзиро, Сансиро не видел особой необходимости. Нельзя сказать, что все здесь сверкало чистотой, но ничего лишнего не было – разве что татами да прогнившие деревянные перегородки, которые нужно было выбросить. Размышляя, Сансиро открыл ставни, сел на веранде и стал разглядывать сад.

Там рос мирт. Он уходил своими корнями в соседний сад и склонился ветвями над самой изгородью, словно стремясь вторгнуться на чужую территорию. Была еще сакура по эту сторону изгороди, но ее ветви раскинулись так широко, что едва не задевали телефонные провода на улице. Единственный розовый куст стоял совсем без цветов – видимо, это были зимние розы и еще не наступила пора цветения. Словом, сад имел какой-то жалкий вид, хотя на саму землю, ухоженную, без бугров, приятно было смотреть. Сад, наверно, специально был так устроен, чтобы любоваться землей.

В колледже неподалеку прозвенел звонок: там началась церемония в честь дня рождения императора. Наверно, уже девять, подумал Сансиро и решил, что нехорошо сидеть без дела. Может быть, подмести опавшие листья сакуры? Тут он вспомнил, что нет метлы, и снова сел. Буквально через две минуты открылась калитка, и в саду появилась та самая девушка, которую он видел однажды у пруда.

Площадь сада, имеющего форму правильного четырехугольника, не достигала и десяти цубо[36]36
  Цубо – 3,3 квадратных метра.


[Закрыть]. С двух сторон тянулась живая изгородь. Едва завидев девушку в этом тесном пространстве, Сансиро подумал, что цветами надо любоваться в вазе.

Сансиро спустился с веранды, а девушка отошла от калитки.

– Извините, я… – проговорила девушка. Она поклонилась, но головы не опустила, продолжая смотреть на Сансиро, отчего шея ее показалась Сансиро чересчур длинной, и он физически ощутил отражение ее глаз в своих.

Как-то на днях преподаватель эстетики показал Сансиро картину Грёза, заметив при этом, что лица всех женщин, написанных этим художником, исполнены чувственности. Никаким другим словом нельзя было бы определить взгляд девушки в этот момент. Он манил к себе, этот взгляд. Говорил о чем-то пленительном. Он, несомненно, пробуждал плоть, но сквозь плоть проникал в самую душу. Он вызывал скорее мучительное, чем сладостное чувство. В нем не было и намека на кокетство. Напротив, какая-то серьезность, почти суровость. И не ответить на такой взгляд было невозможно. При этом чисто внешнего сходства у девушки с картиной Грёза не было. У той, на картине, глаза были чуть ли не вполовину больше.

– Я хотела спросить… сюда ли переезжает Хирота-сан?

– Да, сюда.

По сравнению с голосом и тоном девушки ответ Сансиро мог показаться грубым. Он сам это чувствовал. Но так уж у него получилось.

– Скажите, пожалуйста, он уже здесь? – спросила девушка удивительно ясным голосом.

– Нет еще. Но должен вот-вот приехать.

Девушка стояла в нерешительности, держа в руках большую корзину. Сансиро и на этот раз не смог бы сказать, в каком она была кимоно. Он заметил лишь, что сегодня оно не сверкало. Рисунок на сжатой ткани казался очень неопределенным и нечетким.

С сакуры время от времени падали лепестки. Один из них опустился на крышку корзинки и тут же улетел, подхваченный ветром. Ветер набросил на девушку покрывало осени и унесся к соседям. Тогда девушка спросила:

– А вы?..

– Меня попросили привести здесь все в порядок, – сказал Сансиро, и ему самому стало смешно: ведь его застали, когда он бездельничал. Девушка тоже рассмеялась.

– Может быть, мне подождать?

Она как бы спрашивала согласия Сансиро и тем доставила ему большое удовольствие.

– Ага, – ответил он.

Девушка продолжала стоять. А Сансиро не придумал ничего лучшего, как задать ей тот же вопрос, что и она ему:

– А вы?..

Девушка поставила корзину на веранду, достала из-за оби визитную карточку и подала ее Сансиро.

На карточке значилось: «Минэко Сатоми, р-н Хонго, Масаготё». Оказывается, она живет совсем близко, за оврагом. Пока Сансиро разглядывал визитную карточку, девушка села.

– А я вас видел, – сказал Сансиро, спрятал карточку в карман и взглянул на девушку.

– Да, тогда в клинике…

– Не только в клинике.

– И еще у пруда, – быстро сказала девушка. Она хорошо это помнила. Сансиро молчал, не зная, что сказать. – Я вас ничем не обидела? – спросила девушка и тоже замолчала.

– Нет, – коротко отозвался Сансиро. Теперь все свое внимание они сосредоточили на сакуре. На ее верхушке еще оставались листья, вроде бы изъеденные жучками. Вещи Хироты все не везли. – У вас какое-нибудь дело к сенсею? – вдруг спросил Сансиро. Девушка оторвала взгляд от сухих веток сакуры и резко повернулась к Сансиро. «Какой вы странный» – было написано на ее лице. Но ответила она просто:

– Меня тоже попросили помочь.

Сансиро только сейчас заметил, что на веранде полно песку.

– Смотрите, сколько песку. Вы испачкаете кимоно.

– Возможно. – Девушка огляделась вокруг, но не встала. Некоторое время она осматривала веранду, потом перевела взгляд на Сансиро и спросила с улыбкой: – Вы здесь уже убирали?

Сансиро уловил в ее улыбке дружескую непринужденность и ответил:

– Нет еще.

– Может, сделаем это вместе? Я помогу вам.

Сансиро тотчас поднялся. Девушка спросила, где взять веник и щетку, но продолжала сидеть. Сансиро ничего с собой не принес и сказал, что сбегает в лавку, однако девушка отсоветовала ему попусту тратиться и предложила попросить щетку и веник у соседей. Сансиро тут же пошел к соседям и вскоре вернулся с веником, щеткой, ведром и тряпкой. Девушка продолжала разглядывать ветки сакуры.

– Взяли?.. – спросила она, увидев Сансиро, который держал в руке ведро, а на плече веник.

– Взял, – коротко ответил Сансиро. Не обращая внимания на песок, девушка, как была, в белых таби, поднялась на веранду, оставляя на песке маленькие изящные следы. Она вытащила из рукава кимоно белый передник, отороченный по краям тесьмой, словно кружевом, слишком нарядный для уборки, подоткнула его под оби и взяла веник.

– Ну что ж, начнем, – сказала она, закинув широкий рукав кимоно за плечо. Сансиро увидел удивительно красивую, обнаженную почти до плеча, руку, край рукава прелестного нижнего кимоно и на какой-то миг застыл на месте, раскрыв рот, но тут же спохватился и, гремя ведром, пошел на кухню.

Минэко подметала, а Сансиро шел за нею следом, протирая пол мокрой тряпкой. Пока Сансиро выбивал татами, Минэко счищала грязь с седзи. К тому времени, когда уборка подходила к концу, они стали почти друзьями. С веником и щеткой Минэко поднялась на второй этаж и позвала Сансиро, который пошел на кухню сменить воду в ведре.

– Поднимитесь, пожалуйста, сюда.

– А что случилось?

Стоя внизу у лестницы, Сансиро видел лишь передник девушки, белевший в темноте. С ведром в руке он стал подниматься по лестнице и вскоре очутился в какой-нибудь трети метра от неподвижно стоявшей Минэко, едва не касаясь лицом ее лица.

– Что случилось?

– Темень такая, ничего не видно.

– Почему же это?

– Да вот не знаю…

Сансиро проскользнул мимо Минэко, поставил ведро и хотел открыть ставень, но не мог справиться с задвижкой. Минэко подошла к нему.

– Не открывается? – спросила девушка и пошла к противоположному окну. – Здесь попробуйте.

Сансиро молча подошел к ней. Он чуть было не коснулся ее руки, но вдруг зацепился за ведро. Раздался грохот. Общими усилиями они наконец открыли один ставень. В глаза ударил ослепительно яркий свет солнца. Они посмотрели друг на друга и неожиданно рассмеялись.

Окно с бамбуковой решеткой на противоположной стороне им тоже удалось открыть. Поглядев в сад, где бродили куры, Минэко снова взялась за веник, а Сансиро – за тряпку. Он ползал на четвереньках, вытирая пол.

– Ого! – сказала Минэко, посмотрев на Сансиро.

Вскоре Минэко бросила веник на татами и стала смотреть в окно. Сансиро тоже кончил уборку, сунул тряпку в ведро и подошел к Минэко.

– Что вы там разглядываете?

– Угадайте.

– Кур?

– Нет.

– То большое дерево?

– Нет.

– Что же тогда?

– Облака.

По небу и в самом деле плыли облака. Ярко-синее небо, и на нем пышные, похожие на блестящую вату облака. Разгоняемые сильным ветром, они становились вдруг такими тонкими, что сквозь них просвечивала синева, либо сбивались в кучу и торчали, словно заусеницы, белыми мягкими иглами.

– Вы только посмотрите, как они похожи на страусовое боа!

Сансиро не знал, что такое боа, и честно в этом признался. Минэко с удивлением протянула: «Да-а», – но тут же спохватилась и вежливо объяснила.

– А, знаю, – ответил тогда Сансиро.

Потом он сообщил ей, как слышал недавно от Нономии, что облака представляют собой снежную пыль, и если даже снизу видно, как они движутся, то скорость у них, пожалуй, больше, чем у ураганного ветра.

– Вот как? – Минэко посмотрела на Сансиро и безапелляционно заявила: – Скучно думать, что это снег.

– Почему же?

– Да так… Облака должны быть облаками. Иначе зачем бы ими любовались?

– Вы так думаете?

– Что значит «думаете»? А вам все равно, облака это или снег?

– Вас, вероятно, привлекает то, что высоко над вами?

– Пожалуй, – ответила Минэко, снова устремив взгляд на небо, где бесконечной чередой плыли облака.

В это время тишину переулка нарушил стук колес приближающейся тележки.

– Приехали, – сказал Сансиро.

– Как быстро, – отозвалась Минэко, не шелохнувшись.

Она прислушивалась к грохоту тележки с таким видом, словно он мог как-то повлиять на движение облаков. Нещадно нарушив спокойствие осеннего утра, повозка вскоре подкатила к воротам.

Сансиро оставил Минэко и сбежал вниз. Ёдзиро как раз входил в ворота.

– Раненько ты пришел, – первым заговорил Ёдзиро.

– Зато ты поздно, – ответил Сансиро, в этом смысле расходясь во мнении с Минэко.

– Поздно, говоришь?.. А что делать? Мне одному пришлось все вещи укладывать. Только служанка да рикша помогали.

– А сенсей где?

– В колледже.

Тем временем рикша стал разгружать вещи. Наказав ему и служанке переносить кухонную утварь, Ёдзиро и Сансиро занялись книгами. Книг было много, и расставить их оказалось делом нелегким.

– А барышня Сатоми еще не пришла?

– Пришла.

– Где же она?

– Наверху.

– Что она там делает?

– Что делает? Ничего. Просто находится наверху.

– Я тебя серьезно спрашиваю.

Ёдзиро подошел к лестнице и крикнул:

– Сатоми-сан, а Сатоми-сан. Помогите нам, пожалуйста, расставить книги.

– Сейчас приду.

С веником и щеткой Минэко стала не спеша спускаться вниз.

– Что вы там делали? – нетерпеливо спросил Ёдзиро.

– Уборку.

Дождавшись наконец Минэко, Ёдзиро подвел ее к комнате, где у самого входа грудами лежали книги. Перебирая их, спиной к двери сидел на корточках Сансиро.

– Какой ужас! – воскликнула Минэко. – Что же с этим делать?

Не меняя позы, Сансиро оглянулся с улыбкой.

– Ничего ужасного, – сказал Ёдзиро. – Внесем все это в комнату и поставим на полки. Вот-вот должен подойти сенсей, он нам поможет. Послушай-ка, – недовольным тоном обратился он к Сансиро, – если ты собираешься читать сейчас подряд все книжки, толку не будет. Потом займешься этим, на досуге.

Они распределили между собой роли. Минэко и Сансиро разбирали книги и передавали Ёдзиро, а он расставлял их по полкам.

– Вы только как попало не давайте, – сказал Ёдзиро, размахивая тонкой синей книгой. – Тут должен быть еще один том – продолжение.

– Нет его здесь.

– Как нет? Не может быть!

– Нашел, нашел! – крикнул Сансиро.

– Дайте-ка взглянуть, – наклонилась к нему Минэко. – «История интеллектуального развития…»[37]37
  Книга из библиотеки писателя. Автор ее – Джон Крозье (1849–1921), уроженец Канады. Философ, историк, экономист. Первый том вышел в 1897 г., третий – в 1901-м. Второй том, по-видимому, не был издан.


[Закрыть]. Ага, в самом деле нашлась…

– Ага, нашлась, – проворчал Ёдзиро. – Давайте быстрее сюда.

Все трое целых полчаса работали без передышки. Даже Ёдзиро успокоился и перестал торопить своих помощников. Когда же Сансиро и Минэко заглянули в комнату, то увидели, что он тихонько сидит перед полкой, скрестив ноги. Минэко слегка тронула Сансиро за плечо. Сансиро, смеясь, окликнул Ёдзиро:

– Эй, ты что это притих?

– Гм. Сижу и думаю, зачем сенсею столько бесполезных книг. Только хлопоты доставляет людям. Продал бы лучше да купил акции какие-нибудь. Э, да что говорить, – вздохнул Ёдзиро.

Сансиро и Минэко весело переглянулись. Раз начальник сидит без дела, почему бы и им не передохнуть? Сансиро стал листать какой-то сборник стихов. Минэко раскрыла на коленях большой альбом с рисунками. С черного хода доносился шум – это переругивались рикша со служанкой.

– Взгляните-ка, – тихо проговорила Минэко. Сансиро склонился над альбомом и ощутил исходивший от волос девушки аромат духов.

На фоне моря была изображена обнаженная женщина с хвостом рыбы. Она причудливо изогнулась, так что только хвост был обращен к морю. Одной рукой она придерживала длинные волосы, в другой – держала гребень.

– Русалка!

– Русалка!

Они одновременно прошептали это слово, едва не касаясь друг друга. Тут притихший было Ёдзиро вдруг спохватился:

– Что это вы разглядываете?

Он вышел в коридор, и теперь уже все трое склонились над альбомом, листая его и обмениваясь глубокомысленными замечаниями.

Наконец появился Хирота, во фраке. Он возвратился с торжества по случаю дня рождения императора. Молодые люди быстро захлопнули альбом и приветствовали его.

– Хорошо бы побыстрее управиться, – сказал Хирота.

И они с усердием взялись за дело. При хозяине дома уже неловко было работать спустя рукава. Через час все было готово. Оставалось лишь полюбоваться аккуратно расставленными на полках книгами.

– Что не успели, завтра приведем в порядок, – заявил Ёдзиро таким тоном, будто хотел сказать: «Хватит с вас и этого».

– У вас много книг, – заметила Минэко.

– И вы все это прочли, сенсей? – поинтересовался Сансиро. Возможно, ему действительно понадобилось выяснить для себя это обстоятельство.

– Кто может столько прочесть? Разве что Сасаки!

Ёдзиро почесал голову. А Сансиро совершенно серьезно сообщил, что с недавнего времени берет книги в университетской библиотеке, и какую бы книгу ни взял, оказывается, что она уже была у кого-то на руках. Даже в романе некой Афры Бен, который он взял на пробу, есть пометки на полях. Вот он и хочет знать, сколько может прочесть человек.

– Ну, Афру Бен я читал, – сказал Хирота, чем немало удивил Сансиро.

– Невероятно! – воскликнул Ёдзиро. – Ведь обычно вы читаете то, чего не читают другие.

Хирота рассмеялся и пошел в другую комнату. Видимо, чтобы сменить фрак на кимоно. Минэко вышла следом за ним. Тогда Ёдзиро сказал Сансиро:

– Вот почему я и говорю, что он светило, которое не светит. Все на свете прочел. А отдачи никакой. Увлекался бы лучше модными новинками да был понапористее.

Все это Ёдзиро произнес без тени ехидства. Сансиро продолжал молча смотреть на книжные полки. Из гостиной послышался голос Минэко:

– Идите сюда! Будем чай пить!

Молодые люди покинули кабинет и коридором прошли в гостиную. Посреди гостиной стояла корзина Минэко с откинутой крышкой. Минэко доставала из нее бутерброды и раскладывала на тарелочки. Между Ёдзиро и Минэко произошел следующий разговор:

– Вот молодчина, не забыла принести.

– Но ведь вы просили.

– Вы и корзину купили?

– Нет.

– Нашли дома?

– Да.

– Уж очень она велика. Вы, конечно, на рикше приехали? Кстати, рикшу надо было оставить, пусть поработал бы немного.

– Рикшу отправили с поручением. А такую корзинку и женщина в силах принести.

– Это вы так рассуждаете. А другая ни за что не согласилась бы.

– В самом деле? Тогда и я зря согласилась.

Разговаривая с Ёдзиро, Минэко продолжала раскладывать еду на тарелочки. Речь ее лилась неторопливо и спокойно, восхищая Сансиро.

Служанка принесла чай. Все уселись вокруг корзинки и принялись за еду. Воцарилось молчание. Первым его нарушил Ёдзиро.

– Позвольте вас спросить, сенсей. Недавно вы упоминали о какой-то Бен. Верно?

– Афре Бен?

– Да. Так вот, кто, собственно, она такая?

– Талантливая английская писательница семнадцатого века.

– Семнадцатого? Чересчур далеко. Материал для журнала из этого не сделаешь.

– Далеко – это верно. Зато она первая женщина, ставшая профессиональной писательницей. И этим знаменита.

– Еще и знаменита? Это меня совсем не устраивает. Тогда скажите, пожалуйста, что она написала.

– Я читал только «Оруноко». Кажется, под таким названием этот роман входит в ее собрание сочинений. Так, Огава-сан?

Все это Сансиро забыл и попросил Хироту напомнить ему содержание романа. Как выяснилось, в романе шла речь о негритянском короле Оруноко, который был обманут и продан в рабство английским капитаном и перенес много лишений и страданий. Считают, что Афра Бен была свидетельницей этих событий.

– Интересно. Скажите, Сатоми-сан, вас не привлекает идея написать о таком вот Оруноко?

– Привлекает, но, к сожалению, я не была очевидицей подобных событий…

– Если вам в главные герои нужен негр, то за него вполне сойдет Огава-кун. Он с Кюсю, и кожа у него темная.

– Что за злой язык, – сказала Минэко, беря под защиту Сансиро, и тут же повернулась к нему: – Разрешаете?

Встретив ее взгляд, Сансиро вспомнил, как утром девушка вошла в калитку с корзинкой в руках. Воспоминание это его опьянило, и он не мог произнести даже вежливое: «Пожалуйста, прошу вас».

Хирота закурил.

– Дым и то выпускает как философ, – съязвил Ёдзиро. И в самом деле, курил Хирота тоже по-особому, через равные промежутки времени лениво выпуская из ноздрей две густые струи дыма. Созерцая эти струи, Ёдзиро сидел молча, слегка касаясь спиной перегородки, Сансиро рассеянно смотрел в сад. Все это походило не на переезд, а скорее на дружескую встречу небольшой компании. Беседа шла легко и приятно. Минэко, стоя за спиной Хироты, аккуратно складывала снятый им европейский костюм. Пожалуй, и кимоно она помогла ему надеть.

– Кстати, я вам сейчас расскажу об этом Оруноко. А то по рассеянности Ёдзиро может все перепутать, – заметил Хирота, перестав попыхивать сигаретой.

– О, я охотно послушаю, – с готовностью откликнулся Сансиро.

– По выходе в свет этого романа некто по имени Саузерн[38]38
  Томас Саузерн (1660–1746) – английский драматург. Известность принесла ему переделка в драматические произведения двух романов Афры Бен «Оруноко» и «Роковой брак».


[Закрыть] сделал из него драму и издал под тем же названием.

– Но это совершенно самостоятельное произведение и путать их нельзя.

– А я и не путаю.

Минэко, складывавшая костюм, бросила взгляд на Ёдзиро.

– В этой пьесе есть замечательная фраза: «Pity's akin to love»[39]39
  «Жалость сродни любви» (англ.).


[Закрыть], – продолжал Хирота, снова энергично выпуская свой «философский» дым.

– В японской литературе, кажется, тоже есть нечто подобное, – вступил в разговор Сансиро, и все его поддержали. Но что именно – никто не мог припомнить. Потом каждый пытался перевести английскую фразу, но ничего не получилось.

В конце концов Ёдзиро высказал суждение, весьма для него нехарактерное:

– Перевести можно только в форме народной песни. Сам дух этой фразы народный.

После такого заявления решено было поручить перевод одному Ёдзиро. Подумав немного, Ёдзиро сказал:

– Что, если так… Не совсем точно, правда… «Милого жалею – потому люблю».

– Что за пошлость! – поморщился Хирота. – Нет, нет, не годится.

Это было сказано с такой забавной брезгливостью, что Сансиро и Минэко рассмеялись. Как раз в этот момент скрипнула калитка, и вошел Нономия.

– Ну что, навели порядок? – спросил он, подойдя к веранде.

– Нет еще, – быстро ответил Ёдзиро.

– Помогли бы немного, – подхватила Минэко.

– А у вас, я вижу, весело, – с улыбкой заметил Нономия. – О чем-нибудь интересном беседуете?

С этими словами он присел на край веранды вполоборота ко всем.

– Я перевел тут одну фразу, а сенсей меня отчитал.

– Фразу? Какую же?

– Да так, пустяки. «Милого жалею – потому люблю».

– Что такое? – Нономия повернулся к Ёдзиро: – Это о чем, собственно? Не понимаю.

– Никто не понимает, – вмешался Хирота.

– Да нет, я просто в стиле песни сделал, а если точно перевести, то получится «Жалеть – значит любить».

– Ха-ха-ха. А как в подлиннике?

– Pity's akin to love, – сказала Минэко. У нее оказалось великолепное произношение.

Нономия встал, прошелся по садику перед верандой, потом обернулся и сказал:

– А перевод и в самом деле удачный.

Сансиро невольно следил за Нономией – за его манерой держаться, за направлением его взгляда.

Минэко сходила на кухню, принесла свежего чаю и, подойдя к краю веранды, протянула чашку Нономии:

– Пожалуйста! – затем села и спросила: – Как здоровье Ёсико-сан?

– Да она, можно сказать, уже здорова, – ответил Нономия, принимаясь за чай, и повернулся к Хироте. – Знаете, сенсей, мы, кажется, напрасно переезжали в Окубо, только время и силы потратили, придется, наверно, снова переселяться в этот район.

– Почему?

– Сестре не нравится ходить в школу через поле Тояма. К тому же по вечерам она скучает, когда я допоздна засиживаюсь в лаборатории. Пока, правда, еще сносно – мать живет с нами. Но скоро она возвращается в деревню. А служанка – такая же трусиха, как сестра… Вот морока, – не то в шутку, не то всерьез вздохнул Нономия и обратился к Минэко: – Не желаете ли, Сатоми-сан, завести себе компаньона?

– Охотно.

– А кого именно, Сохати-сан или Ёсико-сан?

– Это все равно.

Один только Сансиро не участвовал в разговоре.

– Что же все-таки вы намерены предпринять? – очень серьезно спросил Хирота.

– Если пристрою сестру – останусь в Окубо. Не то придется переезжать. Я уж подумываю, не поместить ли ее в школьный пансион, а самому жить поблизости, чтобы мы могли часто видеться – ведь она еще ребенок.

– Тогда лучше всего у Сатоми-сан, – снова подал голос Ёдзиро.

Пропустив его слова мимо ушей, Хирота сказал:

– Можно бы и у меня на втором этаже, но куда деть Сасаки?

– Пожалуйста, сенсей, пусть на втором этаже будет Сасаки, – попросил сам за себя Ёдзиро.

– Ну, как-нибудь устроимся, – сказал, смеясь, Нономия. – Ёсико только что ростом велика, а так совсем еще глупенькая. Все просит сводить ее на выставку цветочных кукол в Дангодзаке.

– Вот и сводили бы, – сказала Минэко. – Я бы сама с удовольствием посмотрела.

– Давайте вместе пойдем.

– Непременно. И Огава-сан тоже.

– Разумеется.

– И Сасаки-сан.

– Нет уж, увольте. Я лучше в кино схожу.

– Искуснейшая вещь – эти цветочные куклы, – заметил Хирота. – Нигде в мире, пожалуй, нет ничего подобного. И сделано это руками человека – вот что главное. Будь это люди, а не куклы, никто не пошел бы на них смотреть в Дангодзаке. Ведь их можно увидеть в любом доме.

– Весьма характерный для сенсея взгляд, – прокомментировал Ёдзиро.

– В бытность мою студентом, – сказал Нономия, – меня тоже нередко ошарашивали на лекциях такими суждениями.

– Сенсей, пошли бы и вы с нами на выставку, – попросила Минэко. Хирота ничего не ответил. Все засмеялись.

– Загляните кто-нибудь сюда на минутку, – донесся из кухни голос старухи служанки.

– Я сейчас! – сразу вскочил Ёдзиро, в то время как Сансиро даже не двинулся с места.

– Пожалуй, мне пора, – поднялся Нономия.

– Уже уходите? – спросила Минэко. – Так быстро?

– На днях отдам то, что у вас взял, потерпите немного, – обратился Хирота к Нономии.

– Не беспокойтесь, – уже уходя, отозвался Нономия. Не успел он скрыться за калиткой, как Минэко, словно что-то вспомнив, вдруг сказала: «Да, кстати…» – быстро надела гэта, снятые ею у входа в дом, догнала Нономию, и они о чем-то заговорили.

За все это время Сансиро не проронил почти ни слова.