Текст книги "Последний из шестерки"
Автор книги: Станислас-Андре Стееман
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
ГЛАВА IX
ОДНА ЖЕНЩИНА, ДВОЕ МУЖЧИН
Озерная гладь раскинулась у их ног. Они сидели на террасе за маленьким столиком, накрытым скатертью в голубую и белую клетку. Посредине в узкой хрустальной вазе доживала свои последние часы пронзительно красная гвоздика. Метрдотель, желая дать им насладиться последними прелестями уходящего лета, удалился, устранив предварительно помехи в радиоприемнике, служившем связующей нитью между этой террасой и внешним миром. На парке лежала печать особого великолепия, лебеди один за другим скользили по озеру к своему убежищу, оставляя за собой длинные борозды, отливающие изумрудом и слоновой костью.
– Сегодня первый воскресный день сентября, – молвил Сантер.
И, взяв двумя пальцами вазу с гвоздикой, осторожно поставил ее па соседний стол, чтобы без малейших помех любоваться Асунсьон.
На молодой женщине было темно-фиолетовое платье с мягкими линиями, которое украшало пышное кружевное жабо. На груди с левой стороны сверкала бриллиантовая булавка. На безымянном пальце красовался миндалевидный оникс в тонкой платиновой оправе. И такой гармонией дышали тяжелая масса ее черных волос, видневшихся из-под огромной белой шляпы, ее чуть ли не по-монашески строгое платье, золотистого цвета лицо, тонкое кружевное жабо и драгоценности, что, глядя на нее, а вовсе не на озеро, над которым поднимался легкий туман, и не на парк в его изысканном наряде пастельных тонов, Сантер сказал:
– Сегодня первый воскресный день сентября…
Что за странное существо эта женщина, думал он, эта уроженка Сеговии с бесстрастным, немного усталым голосом, вера которой ничуть не уступала по силе суеверию, два года дожидалась она человека, проведя с ним всего каких-нибудь два часа, а после его трагического исчезновения не пролила ни единой слезинки! Какие мысли скрывал этот прекрасный, чуть низковатый и гладкий, словно стальной щит, лоб, придававший ее лицу выражение решимости и силы? На какой шаг могла толкнуть эту женщину отвага, таившаяся в строгой линии ее бровей и уголках губ? До чего могла довести ее любовь – или ненависть?
«Я люблю ее! Я люблю ее!» – в сотый раз повторял про себя Сантер. Он все готов был отдать ради того, чтобы сказать ей об этом, но ее загадочный взгляд вселял в него чувство неуверенности, лишал самообладания. Довольно было какого-нибудь вопроса или конкретного признания, чтобы – если Асунсьон не ожидала их – уничтожить столь драгоценные минуты близости, часы, проведенные ими наедине, чаще всего в полном молчании, когда Сантер мог думать, что сердце молодой женщины бьется в унисон с его собственным, когда он мог убаюкивать себя столь ласковой и столь жгучей надеждой. Поэтому всякий раз, как он собирался заговорить, его охватывало сомнение, и в конце концов он отказывался от своего намерения.
И вот теперь, после того, как он сказал «это первый воскресный день сентября» и Асунсьон подняла на него свои прекрасные глаза и озарила его доверчивой улыбкой, словно вернувшись к действительности из далекой мечты, которую он не потревожил, а, напротив, приблизил к реальной жизни, Сантер вдруг осмелел и, протянув над столом руку, коснулся руки молодой женщины.
– Ну как, – начал он, показывая на парк, погружавшийся в мирную ночную дрему, – неужели здесь хуже, чем на Бермудских островах?
Асунсьон опустила голову, и он подумал, что она, быть может, не хочет, чтобы ее глаза со всей откровенностью поведали ему о его победе. Крепко сжав руку молодой женщины, с пересохшим горлом, он мучительно стал подыскивать жалкие слова, которым надлежало найти верный путь к ее сердцу.
Но она сама заговорила:
– Как ужасно оставаться в неведении и не знать, жив Марсель или умер?
Помолчав немного, Сантер заметил ворчливым тоном: – Этот Воробейчик не внушает мне никакого доверия. Он так ничего и не обнаружил…
– Почем вы знаете? Не такой он человек, чтобы кричать о своих находках на всех перекрестках.
– Он до сих пор не знает, каким образом удалось похитить Марселя. Консьерж ничего не видел и…
– Жорж, вы же сами послали его в полицейский участок!
– …и лифт не работал. Вы можете себе представить, чтобы рыжий человек тащил Марселя на своих плечах по лестнице? А на улице? Как могли его не заметить на улице? Кто это может себе позволить свободно разгуливать по улице, пускай даже в полночь, с окровавленным телом на руках!
– Но, – молвила Асунсьон, – у подъезда или за домом его могла дожидаться машина!
Ногти ее судорожно впились в скатерть. Она взглянула Сантеру прямо в лицо, и он увидел в ее глазах отчаянную мольбу.
– Жорж, скажите мне, вы верите… вы думаете, что Марсель еще жив или?..
Сантер покачал головой.
– Никто не сможет ответить на этот вопрос, дорогая. Это такая запутанная история: выстрел, похищение Марселя, нападение, жертвой которого вы стали, и эта татуировка…
– Татуировка… – задумчиво повторила Асунсьон. – Я все думаю, а может, Марселя похитили из-за этой татуировки?
– Не понимаю…
– Вспомните, что он нам говорил… только с помощью этой татуировки можно отыскать место, где он спрятал то, что привез из Пекина. А может быть, Марселя похитили, чтобы заставить его раскрыть тайну татуировки?
– Нет-нет! – заверил ее Сантер.
Он говорил «нет» из принципа, потому что устал спорить и чувствовал, что молодая женщина опять ускользает от него, даже отсутствующий, а может, и мертвый Марсель по-прежнему стоял между ними, разделял их. Однако в глубине души он не мог не признавать разумность рассуждений молодой женщины. Сам он об этой татуировке не подумал… А Воробейчик, интересно, подумал? Казалось, он не придал особого значения этой детали. Правда, Воробейчик, похоже, ничему не придавал значения.
Сантер наполнил бокал Асунсьон. Вся во власти своих мыслей, она выпила прозрачное вино маленькими глотками и поставила на стол пустой бокал. Сантер незаметно снова наполнил его, показав молодой женщине какую-то точку на озере, чтобы отвлечь ее внимание.
Спустилась ночь. Во тьме слышался неясный гул сливавшихся воедино голосов – и приглушенных, и звучных. Метрдотель включил лампу с розовым абажуром и принес новую бутылку. За тысячи километров, в Лондоне, савойский оркестр заиграл знаменитый вальс «Pagan Love Song».[4]4
«Языческая любовная песнь» (англ.).
[Закрыть]
Наклонившись вперед, Сантер заметил, как изменилось вдруг лицо Асунсьон.
– Madré! – тихо сказала она хриплым, но, как всегда, мелодичным голосом. – Сколько воспоминаний!..
В присутствии молодой женщины Сантер не в состоянии был владеть собой. Но стоило ей воскликнуть «Madré!», да еще таким тоном и с таким выражением лица, как он окончательно терял голову.
– Дорогая, – сказал он, – позвольте пригласить вас на танец… Быть может, я помогу вам воссоздать иллюзию?..
Асунсьон, видимо, колебалась, потом все-таки встала и подняла руки. Рискуя развеять обещанную иллюзию, Сантер пылко обнял ее и увлек далеко от лампы с розовым абажуром, на край террасы, откуда лучше всего было видно усыпанное звездами небо.
И вдруг, когда они оказались возле одной из дверей, ведущих с террасы в зал ресторана, раздался чей-то голос:
– Добрый вечер.
Чары были нарушены. Танцующая пара остановилась. Сантер отпустил свою партнершу и шагнул вперед, вглядываясь во тьму.
Голос уныло продолжал:
– Надеюсь, что не помешаю вам веселиться…
– Это ты! – сказал Сантер, узнав наконец Перлонжура. В тоне его прозвучал невольный упрек, хотя он вовсе не хотел этого.
– Мне было скучно, – молвил Перлонжур, – вот я и…
– …и явился докучать нам? Ну что ж, и на том спасибо.
Асунсьон взяла Сантера за руку.
– Мне хотелось бы уйти…
– Как вам будет угодно, дорогая. Пойду схожу за вашим манто. Вы оставили его на стуле?
– Вот оно, – сказал Перлонжур.
Да, чары были нарушены! Сантер ничего но ответил, но рассердился не на шутку. Что означало это непрошеное появление друга? Он не говорил ему, что собирается ужинать с Асунсьон и тем более здесь… Значит, Перлонжур следил за ним?
Отстав, чтобы воздать должное метрдотелю за его усердие и добрые услуги, Сантер вышел из дверей, успев заметить, как в пяти метрах от него Перлонжур поспешно отстранился от Асунсьон.
Нахмурившись, Жорж торопливо спустился по лестнице, не глядя, прошел мимо друга и молодой женщины, открыл дверцу роскошной машины, купленной им накануне, и сказал:
– Садитесь вместе на заднее сиденье!
А сам сел за руль, сгорая от яростного желания разбить что-нибудь.
ГЛАВА X
СРОЧНО И КОНФИДЕНЦИАЛЬНО
Мужчина достал с верхней полки чемодан и поставил его на сиденье. Затем, в который уже раз, высунулся из окна купе.
Он был среднего роста, коренастый. Узловатые руки, румяное лицо, очень светлые волосы, очень голубые глаза, маленькие, порыжевшие от никотина усики. На висках проступали вены. На нем был синий костюм хорошего покроя и пальто реглан бежевого цвета; в руках он держал мягкую фетровую шляпу, галстук украшала булавка с бриллиантом. Словом, на всем лежала печать не столь давней, по вполне солидной элегантности вечно куда-то спешащих деловых мужчин и путешественников, обновляющих свой гардероб за двадцать четыре часа в первом попавшемся порту.
Путник втянул голову обратно в купе и закурил сигару, ловко откусив зубами ее кончик. Он с наслаждением сделал несколько затяжек, затем надел перчатки, которые ему наверняка доводилось носить не больше двух раз в жизни. Его буквально распирало от удовольствия, что одет он с головы до ног во все новое, что держит во рту отборную сигару и собирается выйти на перрон из купе первого класса.
Поезд подошел к большому задымленному вокзалу, окутанному уже вечерним сумраком. Открыв дверцу, путешественник крикнул носильщика и двинулся впереди него по перрону с видом человека, которого ничто не заставит свернуть с избранного им пути. Он то и дело оглядывался по сторонам, глаза его светились восторженным интересом, который никак не могла оправдать окружающая обстановка.
Выйдя с вокзала, путешественник позвал такси, но, прежде чем сесть в машину, долго стоял на тротуаре, бросая вокруг все те же восторженные взгляды. И уже садясь в такси, пробормотал какие-то непонятные слова, что-то вроде:
– Пять лет… Боже мой, как все переменилось!..
Спустя некоторое время он изумился, заметив, что машина не трогается с места, и сделал шоферу замечание. Тот весьма нелюбезным тоном ответил, что он терпеливо ждет, когда ему соизволят назвать адрес, по которому следует ехать.
Путешественник улыбнулся, обнаружив, что, несмотря на неоспоримый и очевидный прогресс, коснувшийся его родного города, нрав водителей такси не претерпел никаких изменений. Он бросил шоферу название одной из лучших гостиниц столицы, затем, вытянув ноги и удобно расположившись на кожаных подушках машины, погрузился в размышления, сравнивая свое сегодняшнее победоносное возвращение с плачевным отъездом пятилетней давности.
Проезжая по улицам, он как бы заново открывал для себя их названия; но вот такси остановилось возле гостиницы, на несколько секунд опередив другое, которое тоже сразу же застыло у тротуара. Уверенно шагнул он в просторный, светлый холл и не подумав обернуться: человек в его положении не станет оглядываться по сторонам, входя в роскошный отель.
Он потребовал лучший номер. Управляющий, которого профессиональное чутье никогда не обманывало, умел разбираться в людях и потому немедленно выполнил его желание, раскрыв перед ним регистрационную книгу гостиницы.
Распахнув пальто, неизвестный достал из внутреннего кармана пиджака ручку с золотым пером. Затем старательно вывел: Нестор Грибб.
Перед графой «Откуда прибыл» перо его на секунду замерло в нерешительности, затем начертало жирными, приплюснутыми буквами: из Виннипега.
Тем временем шофер такси, который его привез, обменялся несколькими словами с водителем другой машины, тоже остановившейся возле гостиницы, из нее вышел высокий мужчина с черной бородой и в пенсне с золотой оправой.
– Ты что, ехал за мной?
– Да. Так велел тип, который сел ко мне. Чокнутый какой-то, а может, из полиции… «Следуйте за этой машиной, – сказал он мне, – за твоей, старик, – и постарайтесь не отставать. За хорошие чаевые, конечно…»
Расписавшись в регистрационной книге, Нестор Грибб узнал у посыльного, где находится телефон. Затем, набрав номер, долго вслушивался в гудки, так и не получив никакого ответа. Вторая попытка тоже оказалась безуспешной.
– Ничего не поделаешь! – громко сказал мужчина, которого пустынные просторы научили разговаривать с самим собой вслух. – Может, мне следовало написать?.. Ладно, теперь уже ничего не поделаешь!
Выйдя из кабины, он наткнулся на человека, лица которого не успел разглядеть. Он сделал несколько шагов, потом обернулся. У человека была черная борода и пенсне в золотой оправе.
«Черт возьми, – подумал Грибб, – где же я видел этого типа?»
Вопрос этот не давал ему покоя и в зале ресторана гостиницы, где он ужинал час спустя. Потом в мюзик-холле, где он провел весь вечер после того, как снова и опять безуспешно пытался дозвониться все по тому же номеру. Раздумывал он над этим вопросом и возвращаясь пешком в гостиницу, и раздеваясь перед роскошным зеркалом в своей шикарной спальне.
Вызвав дежурного по этажу, Нестор Грибб велел принести ему бутылку минеральной воды и выпил ее целиком, прежде чем лечь в постель. Он был несколько раздосадован тем, что не смог дозвониться до своего друга Сантера, и даже засомневался, уж не первым ли из шести возвратился, явившись на свидание, о дате и месте которого они условились пять лет назад. Потом в конце концов заснул, ему снилось, будто он снова сражается с этим беспутным Линкольном, с которым они воевали два года, оспаривая право на открытие торговых меховых фирм…
Проснулся он рано, как «там», и был поражен окружавшей его непроницаемой тишиной. Растянувшись на кровати и наслаждаясь теплом, он закурил, не открывая глаз… Как все теперь будет легко и чудесно!.. Завтра он обнимет свою старую маму. Он привез ей шелковое платье, шаль с красной бахромой и коралловые четки с золотым крестиком…. Как она будет счастлива!..
В восемь часов он встал, выкурив целую пачку сигарет. Намыливая перед зеркалом подбородок, он принялся напевать:
Молвит старый Обадьях молодому Обадьяху:
– Без гроша я, Обадьях, без гроша. Молодой же Обадьях молвит старому в ответ:
– У меня же, Обадьях, ни шиша, ни шиша.
Но он давно отвык бриться: там он отпустил бороду, великолепную золотистую бороду в жестких завитках. А на борту его брили парикмахеры… Нет, в самом деле отвык, совсем разучился, и никакие квасцы не помогали остановить кровь, сочившуюся из порезов.
Облачившись наконец в свой синий костюм, он позвонил дежурному и потребовал завтрак. На подносе, который ему принесли, лежал большой серый конверт на его имя без почтового штемпеля, но с такой вот надписью: «Срочно и конфиденциально».
– Письмо… – счел своим долгом пояснить дежурный при виде изумленного взгляда Нестора Грибба.
Тот разорвал конверт и извлек из него сложенный пополам лист бумаги в клеточку. Он отпустил дежурного и только потом развернул листок, на котором незнакомой рукой было начертано большими печатными буквами:
Нестор Грибб никогда не читал газет. И посему ничего не знал ни о гибели Намота, ни о странном исчезновении Жернико. Он не понял.
ГЛАВА XI
ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА
– Месье Воробейчик, можете вы ответить мне откровенно? – спросил Сантер.
Явившись час назад в гостиницу «Титаник», детектив вытащил его из постели и попросил открыть квартиру, чтобы он еще раз мог обследовать место действия. Сантер, которому так и не удалось побороть своей антипатии к детективу, нехотя согласился на его просьбу.
Взглянув на Сантера, месье Венс сказал с насмешливой улыбкой:
– Вы в самом деле думаете, что я могу откровенно ответить на ваш вопрос?
Сантер в этом сомневался, но поспешил заверить его:
– Разумеется. Скажите…
– Да, – машинально подхватил месье Венс.
– Как вы думаете, Жернико еще жив? Воробейчик прошелся по комнате.
– Не знаю! – неожиданно признался он. – Вы сказали мне, что месье Жернико как будто бы получил серьезную рану и потерял много крови, что его рубашка и покрывало были в крови…. Если у него достало силы пережить транспортировку из этого дома, не думаю, чтобы «рыжий человек» – будем по-прежнему называть его так – пощадил его… Это противоречило бы его плану… Я скорее склонен думать – извините, но вы просили меня ответить вам откровенно, – что тело вашего друга в ближайшие дни выловят в канале…
Сантер невольно вздрогнул.
– А вам не кажется, что Марселя могли похитить из-за татуировки на груди? Быть может, в данный момент он находится в заточении и у него силой пытаются вырвать секрет его тайника? Ужасно так думать и не иметь никакой возможности броситься к нему на помощь, ведь это наш друг… Месье Венс пожал плечами.
– Женская выдумка! – только и сказал он.
– Вы так считаете?
Сантер покраснел и чувствовал, как краснеет.
– Однако я не вижу другой причины для похищения Марселя… Вы же сами…
– О, что касается меня, то я вообще не вижу никакой причины! – признался месье Венс и задумчиво добавил: – Хотя причина, разумеется, должна быть…
– Конечно! – согласился с ним Сантер. – Видимо, вы так и не узнали, каким образом могло осуществиться это похищение?
– Нет, – заявил месье Венс, – так и не узнал.
– А рыжий человек разгуливает тем временем на свободе. Я поклялся Жернико отомстить за него. И вот уже сколько дней…
– Ровно пять.
– Вот уже пять дней, как он исчез, как мы с его невестой в тревоге спрашиваем себя, жив он или мертв. Если он жив, ему надо помочь. А если мертв…
– …его невесте следовало бы сообщить об этом. Сантер подозрительно взглянул на месье Венса. Что имеет в виду детектив, на что он намекает?
– Извольте объясниться, – сухо сказал он.
– А что ж тут объяснять, дорогой месье Сантер! Если месье Жернико умер, об этом все должны знать и в первую очередь – мадемуазель Асунсьон. Хранить верность живому – дело вполне естественное. Но мертвому!.. По меньшей мере глупо, не так ли? Благородно, но глупо.
С этими словами месье Венс направился в спальню.
Сантер, онемев от ярости, услыхал вскоре, как он шарит там всюду. Инспектор открыл дверь, ведущую па лестничную площадку, вышел, потом вернулся; через полуприкрытую дверь, соединявшую гостиную со спальней, Сантер видел, как он опустился на колени возле кровати и стал внимательно разглядывать ковер… Что же надеялся отыскать полицейский? Чьи-то следы, пепел от сигарет, какую-нибудь ничтожную мелочь? Или хотел прочитать на гранатовом ковре историю похищения Жернико?
Жалкое ребячество… Сантер пожал плечами и, чтобы убить время, принялся один за другим открывать чемоданы и сумки Намота, сваленные в углу гостиной.
Изучая вещи своего бедного друга, Сантер предавался размышлениям. А поводов для глубоких и грустных раздумий хватало. Чудесное приключение, как называл он их начинание еще несколько дней назад, кончалось из рук вон плохо. Сначала первая таинственная смерть, потом исчезновение Жернико и этот неведомый преступник, который с неумолимой беспощадностью собирался сразить их всех шестерых, одного за другим… И еще – нет, главное, – Асунсьон, эта загадочная женщина, и странное поведение Перлонжура вчера вечером…
– Послушайте, – сказал Сантер довольно громко, чтобы Воробейчик мог услыхать его в другой комнате, – человек не может ведь улетучиться просто так! Вернее даже, два человека, причем один – умирающий… Неужели за пять дней вы так ничего и не нашли?
Ответ последовал не сразу.
– Нашел, однако, находки эти ничего не объясняют, а все осложняют… По крайней мере, в данный момент.
– Никаких свидетельских показаний?
– Никаких.
– Но…
Сантер в нерешительности умолк, потом все-таки продолжил:
– …вы говорили о смертельной опасности, нависшей над всеми нами… Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы защитить нас?
Раздался звонок внутреннего телефона.
– Должно быть, это консьерж, – сказал Сантер.
Он не торопясь снял трубку.
– Алло… Да?.. Что? Как вы говорите?.. Кто? Ну конечно!..
– В чем дело? – крикнул месье Венс из спальни.
– Это Грибб! Нестор Грибб! – закричал Сантер. – Это Грибб! Старина Грибб!
Сантер бросился к входной двери и широко распахнул ее.
– Он едет! Я слышу, как поднимается лифт! И Сантер выбежал на лестничную площадку.
Месье Венс поднялся с колен и отряхнул брюки. Ему любопытно было взглянуть на Грибба. «Уцелел все-таки!» – невольно подумалось ему. Он не спеша прошел в гостиную, чтобы не мешать излияниям двух друзей.
Раздавшийся внезапно пронзительный, отчаянный крик заставил его выскочить на лестницу.
Он увидел Сантера, стоявшего возле лифта и державшего на руках какого-то мужчину. Голова и руки этого мужчины бессильно поникли, а в спине торчал кинжал.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.