Текст книги "Немецкий со Стефаном Цвейгом. Шахматная новелла / Stefan Zweig. Schachnovelle"

Er reiste von Stadt zu Stadt, immer in den billigsten Hotels wohnend, er spielte in den kläglichsten Vereinen, sofern man ihm sein Honorar bewilligte, er ließ sich abbilden auf Seifenreklamen und verkaufte sogar, ohne auf den Spott seiner Konkurrenten zu achten, die genau wussten, dass er nicht imstande war, drei Sätze richtig zu schreiben, seinen Namen für eine» Philosophie des Schachs», die in Wirklichkeit ein kleiner galizischer Student für den geschäftstüchtigen Verleger geschrieben.

Wie allen zähen Naturen fehlte ihm jeder Sinn für das Lächerliche (как у многих людей такого склада: «жестких натур» у него начисто отсутствовало чувство смешного; die Natúr; der Sinn – чувство; смысл; lächerlich – смешной /в дурном смысле/); seit seinem Siege im Weltturnier hielt er sich für den wichtigsten Mann der Welt (после своей победы на мировом чемпионате он стал считать себя самым важным человеком в мире; der Sieg; für etwas, jemanden halten – считать, принимать за что-либо, кого-либо), und das Bewusstsein, all diese gescheiten, intellektuellen, blendenden Sprecher und Schreiber auf ihrem eigenen Feld geschlagen zu haben (и сознание того, что он победил всех этих умных, интеллектуальных, блестящих ораторов и писателей на их собственном поле; gescheit – умный, толковый, рассудительный; blenden – слепить, ослеплять), und vor allem die handgreifliche Tatsache, mehr als sie zu verdienen, verwandelte die ursprüngliche Unsicherheit in einen kalten und meist plump zur Schau getragenen Stolz (и прежде всего убедительный факт, что он больше, чем они, зарабатывал, превратили первоначальную неуверенность в холодную и зачастую грубо выставляемую напоказ гордость; die Schau – выставка, демонстрация; zur Schau tragen – выставлять напоказ; schauen – смотреть; der Stolz).

Wie allen zähen Naturen fehlte ihm jeder Sinn für das Lächerliche; seit seinem Siege im Weltturnier hielt er sich für den wichtigsten Mann der Welt, und das Bewusstsein, all diese gescheiten, intellektuellen, blendenden Sprecher und Schreiber auf ihrem eigenen Feld geschlagen zu haben, und vor allem die handgreifliche Tatsache, mehr als sie zu verdienen, verwandelte die ursprüngliche Unsicherheit in einen kalten und meist plump zur Schau getragenen Stolz.

«Aber wie sollte ein so rascher Ruhm nicht einen so leeren Kopf beduseln (но как же столь стремительной славе не вскружить такую пустую голову; beduseln – опьянять)? schloss mein Freund, der mir gerade einige klassische Proben von Czentovics kindischer Präpotenz anvertraut hatte (заключил мой друг и привел /доверил/ мне несколько классических примеров детского тщеславия Чентовича; schließen; die Probe – образец; die Präpoténz – заносчивость, надменность). Wie sollte ein einundzwanzigjähriger Bauernbursche aus dem Banat nicht den Eitelkeitskoller kriegen (как же парню из Баната в двадцать один год не стать тщеславным; das Banat – банат /область, находившаяся под управлением бана/; die Eitelkeit – тщеславие, самовлюбленность; eitel – тщеславный; самонадеянный; заносчивый; der Koller – бешенство, неистовство; kriegen – получать), wenn er plötzlich mit ein bisschen Figurenherumschieben auf einem Holzbrett in einer Woche mehr verdient als sein ganzes Dorf daheim mit Holzfällen und den bittersten Abrackereien in einem ganzen Jahr (если он, передвигая по деревянной доске фигуры, за одну неделю зарабатывает больше, чем вся его деревня за целый год на рубке леса в тяжелейших условиях; plötzlich – вдруг, внезапно; schieben – двигать, толкать; das Holz – дерево, древесина; fällen – валить, рубить /лес/; bitter – горький; крайний, сильный /выражает усиление/; sich abrackern – /разг./ измучиться, провозиться; der Racker – живодер)?

«Aber wie sollte ein so rascher Ruhm nicht einen so leeren Kopf beduseln? schloss mein Freund, der mir gerade einige klassische Proben von Czentovics kindischer Präpotenz anvertraut hatte. Wie sollte ein einundzwanzigjähriger Bauernbursche aus dem Banat nicht den Eitelkeitskoller kriegen, wenn er plötzlich mit ein bisschen Figurenherumschieben auf einem Holzbrett in einer Woche mehr verdient als sein ganzes Dorf daheim mit Holzfällen und den bittersten Abrackereien in einem ganzen Jahr?

Und dann, ist es nicht eigentlich verflucht leicht, sich für einen großen Menschen zu halten (и потом, разве это не чертовски легко, считать себя большим человеком; eigentlich – в сущности, собственно говоря; verflucht – проклятый, окаянный; чертовский; verfluchen – проклинать), wenn man nicht mit der leisesten Ahnung belastet ist, dass ein Rembrandt, ein Beethoven, ein Dante, ein Napoleon je gelebt haben (если ваш мозг не отягощен ни малейшим подозрением: «если вы не обременены ни малейшим подозрением», что когда-либо /на свете/ жили Рембрандт, Бетховен, Данте и Наполеон; leise – тихий, слабый, едва ощутимый; die Ahnung – предчувствие, подозрение; ahnen – предчувствовать; je – когда-либо)? Dieser Bursche weiß in seinem vermauerten Gehirn nur das eine, dass er seit Monaten nicht eine einzige Schachpartie verloren hat (в ограниченном /замурованном/ уме этого парня существует только одна мысль: «этот парень знает в его замурованном мозгу только одно», что за последние месяцы он не проиграл ни единой партии; die Mauer – стена, преграда; das Gehirn – головной мозг; der Monat; verlieren), und da er eben nicht ahnt, dass es außer Schach und Geld noch andere Werte auf unserer Erde gibt, hat er allen Grund, von sich begeistert zu sein (и поскольку он не подозревает, что кроме шахмат и денег на нашей земле существуют еще другие ценности, у него есть все основания быть в восторге от собственной персоны /от себя самого/; eben – именно, как раз; der Wert – стоимость, ценность; die Erde; der Grund – причина, основание; sich für etwas begeistern – восторгаться, восхищаться чем-либо; begeistert – восторженный, воодушевленный; der Geist – дух).»

Und dann, ist es nicht eigentlich verflucht leicht, sich für einen großen Menschen zu halten, wenn man nicht mit der leisesten Ahnung belastet ist, dass ein Rembrandt, ein Beethoven, ein Dante, ein Napoleon je gelebt haben? Dieser Bursche weiß in seinem vermauerten Gehirn nur das eine, dass er seit Monaten nicht eine einzige Schachpartie verloren hat, und da er eben nicht ahnt, dass es außer Schach und Geld noch andere Werte auf unserer Erde gibt, hat er allen Grund, von sich begeistert zu sein.»

Diese Mitteilungen meines Freundes verfehlten nicht, meine besondere Neugierde zu erregen (эти рассказы моего друга не преминули возбудить мое особенное любопытство; die Mitteilung – сообщение, известие; mitteilen – сообщать; verfehlen – промахнуться, не достигнуть; neugierig – любопытный; die Neugier – любопытство: «жадность до нового»). Alle Arten von monomanischen, an eine einzige Idee verschossenen Menschen haben mich zeitlebens angereizt (на протяжении всей жизни меня интересовали различные /все/ виды мономанов – людей, которыми владеет одна единственная идея; monománisch – страдающий мономанией; verschossen – выцветший, /разг./ влюбленный; anreizen – возбуждать, побуждать), denn je mehr sich einer begrenzt, um so mehr ist er andererseits dem Unendlichen nahe (потому что чем больше кто-то себя ограничивает, тем ближе он, с другой стороны, к бесконечному; das Unendliche); gerade solche scheinbar Weltabseitigen bauen in ihrer besonderen Materie sich termitenhaft eine merkwürdige und durchaus einmalige Abbreviatur der Welt (как раз такие, по видимости равнодушные ко всему на свете: «отстраненны/ оторванные от мира/от жизни» /люди/ строят, как термиты, из своего особенного материала странную и благодаря этому совершенно исключительную модель мира: «аббревиатуру/уменьшенное подобие мира»; der Weltabseitige, abseitig – необычный, странный, расположенный в стороне; die Termíte – термит; die Matérie; einmalig – единственный в своем роде, исключительный; die Abbreviatúr). So machte ich aus meiner Absicht, dieses sonderbare Spezimen intellektueller Eingleisigkeit auf der zwölftägigen Fahrt bis Rio näher unter die Lupe zu nehmen, kein Hehl (поэтому я не скрывал своего намерения за время двенадцатидневного путешествия до Рио поближе познакомиться с этим странным образцом интеллектуальной односторонности; kein Hehl aus etwas machen – не скрывать чего-либо; eingleisig – одноколейный, однопутный; das Gleis – /рельсовая/ колея; рельсовый путь; jemanden unter die Lupe nehmen – /разг./ присмотреться поближе к кому-либо: «взять = положить кого-либо под лупу»).

Diese Mitteilungen meines Freundes verfehlten nicht, meine besondere Neugierde zu erregen. Alle Arten von monomanischen, an eine einzige Idee verschossenen Menschen haben mich zeitlebens angereizt, denn je mehr sich einer begrenzt, um so mehr ist er andererseits dem Unendlichen nahe; gerade solche scheinbar Weltabseitigen bauen in ihrer besonderen Materie sich termitenhaft eine merkwürdige und durchaus einmalige Abbreviatur der Welt. So machte ich aus meiner Absicht, dieses sonderbare Spezimen intellektueller Eingleisigkeit auf der zwölftägigen Fahrt bis Rio näher unter die Lupe zu nehmen, kein Hehl.

Jedoch: «Da werden Sie wenig Glück haben», warnte mein Freund (мой друг, однако, предупредил меня: «тут вы будете мало удачи иметь = вряд ли вам это удастся»; das Glück – счастье, удача; warnen – предостерегать). So viel ich weiß, ist es noch keinem gelungen, aus Czentovic das geringste an psychologischem Material herauszuholen (насколько я знаю, еще никому не удалось вытянуть из Чентовича хоть какую-либо малость, годную для психологических суждений: «хоть какую-нибудь малость психологического материала»; gelingen – удаваться; gering – незначительный, малый; das Materiál – материал, сырье, вещество). Hinter all seiner abgründigen Beschränktheit verbirgt dieser gerissene Bauer die große Klugheit, sich keine Blößen zu geben (при всей своей невероятной ограниченности этот хитрый крестьянин достаточно умен, чтобы скрывать свои слабые места abgründig – бездонный, неизмеримый; der Abgrund – пропасть, бездна; verbergen – скрывать, утаивать; die Klugheit – ум, толковость, смышленость; die Blöße – нагота, обнаженность; bloß – голый, обнаженный; sich /Dat/ eine Blöße geben – обнаружить свои слабые стороны, выдать себя), und zwar dank der simplen Technik, dass er außer mit Landsleuten seiner eigenen Sphäre, die er sich in kleinen Gasthäusern zusammensucht, jedes Gespräch vermeidet (все это благодаря простой технике: он избегает любого разговора со всеми, кроме земляков, людей своего круга, которых он встречает в маленьких гостиницах; die Technik; die Sphäre – сфера, среда, круг деятельности; zusammensuchen – собирать, выискивать; der Landsmann). Wo er einen gebildeten Menschen spürt, kriecht er in sein Schneckenhaus (когда он чувствует, что /перед ним/ человек образованный, то сразу же, как улитка, прячется в свою раковину; in etwas kriechen – заползать, залезать во что-либо; kriechen – ползать; die Schnecke – улитка); so kann niemand sich rühmen, je ein dummes Wort von ihm gehört oder die angeblich unbegrenzte Tiefe seiner Unbildung ausgemessen zu haben (поэтому никто не может похвастаться, что слышал от него хотя бы одно глупое слово или сумел измерить якобы безграничную глубину его необразованности; sich rühmen – хвалиться, хвастаться; der Ruhm – слава; die Bildung – образование, образованность; die Unbildung – необразованность; bilden – формировать; образовывать; ausmessen – вымерять, измерять; messen – мерить).»

Jedoch: «Da werden Sie wenig Glück haben», warnte mein Freund. So viel ich weiß, ist es noch keinem gelungen, aus Czentovic das geringste an psychologischem Material herauszuholen. Hinter all seiner abgründigen Beschränktheit verbirgt dieser gerissene Bauer die große Klugheit, sich keine Blößen zu geben, und zwar dank der simplen Technik, dass er außer mit Landsleuten seiner eigenen Sphäre, die er sich in kleinen Gasthäusern zusammensucht, jedes Gespräch vermeidet. Wo er einen gebildeten Menschen spürt, kriecht er in sein Schneckenhaus; so kann niemand sich rühmen, je ein dummes Wort von ihm gehört oder die angeblich unbegrenzte Tiefe seiner Unbildung ausgemessen zu haben.»

Mein Freund sollte in der Tat Recht behalten (на самом деле, мой друг, должно быть, был прав; in der Tat – на самом деле; die Tat – действие; дело; поступок; behalten – оставлять, удерживать, сохранять; das Recht – право, правота). Während der ersten Tage der Reise erwies es sich als vollkommen unmöglich, an Czentovic ohne grobe Zudringlichkeit, die schließlich nicht meine Sache ist, heranzukommen (в течение первых дней нашего путешествия выяснилось, что совершенно невозможно подобраться к Чентовичу без грубой навязчивости, которая, в конце концов, не являлась моим делом = моей привычкой общения; sich erweisen; die Zudringlichkeit; zudringlich – назойливый, навязчивый; die an jemanden herankommen – подходить, приближаться к кому-либо). Manchmal schritt er zwar über das Promenadendeck (иногда, правда, вышагивал он по прогулочной палубе; schreiten), aber dann immer die Hände auf dem Rücken verschränkt mit jener stolz in sich versenkten Haltung, wie Napoleon auf dem bekannten Bilde (но всегда, заложив /скрестив/ руки за спину и погрузившись в себя с таким гордым видом, как Наполеон на известном портрете; der Rücken; verschränken – скрестить /руки/; sich versenken – погружаться; die Haltung – вид, осанка, манера держаться; das Bild – картина; портрет); außerdem erledigte er immer so eilig und stoßhaft seine peripatetische Deckrunde, dass man ihm hätte im Trab nachlaufen müssen, um ihn ansprechen zu können (кроме того, свою перипатетическую прогулку /обход/ по палубе он всегда совершал настолько спешно и порывисто, что для того, чтобы заговорить с ним, пришлось бы бежать за ним рысью; erledigen – заканчивать, выполнять, исполнять; die Runde machen – делать обход, объезд; der Trab – рысь; jemandem nachlaufen /Dat./ – бежать вслед за кем-либо, догонять кого-либо; jemanden ansprechen – заговаривать с кем-либо). In den Gesellschaftsräumen wiederum, in der Bar, im Rauchzimmer zeigte er sich niemals (он никогда не показывался ни в гостиных салонах, ни в баре, ни в курительной комнате; die Gesellschaft – общество; der Raum, die Räume – пространство; помещение; der Rauch – дым); wie mir der Steward auf vertrauliche Erkundigung hin mitteilte, verbrachte er den Großteil des Tages in seiner Kabine, um auf einem mächtigen Brett Schachpartien einzuüben oder zu rekapitulieren (как мне сообщил стюард, у которого я доверительно навел справки, большую часть дня он проводил в своей каюте, разучивая /новые/ или повторяя /уже сыгранные/ шахматные партии на огромной доске; die Erkundigung – справка, наведение справок; sich erkundigen – осведомляться, наводить справки; verbringen – проводить /время/; die Kabíne – кабина, каюта; mächtig – мощный; крупный; rekapitulieren – делать обобщение, резюмировать, вспоминать).

Mein Freund sollte in der Tat Recht behalten. Während der ersten Tage der Reise erwies es sich als vollkommen unmöglich, an Czentovic ohne grobe Zudringlichkeit, die schließlich nicht meine Sache ist, heranzukommen. Manchmal schritt er zwar über das Promenadendeck, aber dann immer die Hände auf dem Rücken verschränkt mit jener stolz in sich versenkten Haltung, wie Napoleon auf dem bekannten Bilde; außerdem erledigte er immer so eilig und stoßhaft seine peripatetische Deckrunde, dass man ihm hätte im Trab nachlaufen müssen, um ihn ansprechen zu können. In den Gesellschaftsräumen wiederum, in der Bar, im Rauchzimmer zeigte er sich niemals; wie mir der Steward auf vertrauliche Erkundigung hin mitteilte, verbrachte er den Großteil des Tages in seiner Kabine, um auf einem mächtigen Brett Schachpartien einzuüben oder zu rekapitulieren.

Nach drei Tagen begann ich mich tatsächlich zu ärgern, dass seine zähe Abwehrtechnik geschickter war als mein Wille, an ihn heranzukommen (через три дня я действительно начал злиться, что его упорная оборонительная тактика была искуснее /сильнее/, чем мое стремление как-нибудь до него добраться = к нему подступиться; sich ärgern – сердиться, злиться; der Ärger – злость, гнев, досада; die Abwehr – оборона, защита; sich wehren – защищаться; der Wille – воля). Ich hatte in meinem Leben noch nie Gelegenheit gehabt, die persönliche Bekanntschaft eines Schachmeisters zu machen (еще никогда в своей жизни я не имел возможности завести личное знакомство с выдающимся шахматистом: «шахматным чемпионом»; die Gelegenheit – случай, возможность, повод), und je mehr ich mich jetzt bemühte, mir einen solchen Typus zu personifizieren (и чем больше я сейчас старался понять этот тип /людей/; sich bemühen – прилагать усилия, стараться; die Mühe – усилие; der Typus; personifizieren – понять, персонифицировать), um so unvorstellbarer schien mir eine Gehirntätigkeit, die ein ganzes Leben lang ausschließlich um einen Raum von vierundsechzig schwarzen und weißen Feldern rotiert (тем невообразимее казалась мне эта работа человеческого мозга, на протяжении всей жизни сосредоточенная исключительно на небольшом пространстве из сорока шести черных и белых полей; unvorstellbar – невообразимый, немыслимый; das Gehirn – /головной/ мозг; die Tätigkeit – деятельность, работа, функционирование; rotieren – /тех./ вращаться). Ich wusste wohl aus eigener Erfahrung um die geheimnisvolle Attraktion des» königlichen Spiels» (по личному опыту мне было знакомо таинственное очарование «королевской игры»; das Geheimnis – тайна, секрет; die Attraktión – привлекательность, притягательная сила; der König – король), dieses einzigen unter allen Spielen, die der Mensch ersonnen, das sich souverän jeder Tyrannis des Zufalls entzieht (этой единственной из всех игр, придуманных человеком, которая не зависит от воли случая; ersinnen – придумывать, выдумывать; souverän – суверенный, независимый; die Tyrannis – тирания, единовластие; der Zufall – случайность, случай; sich entziehen – уклоняться, избегать; не поддаваться) und seine Siegespalmen einzig dem Geist oder vielmehr einer bestimmten Form geistiger Begabung zuteilt (и отдает пальму первенства: «свои победные пальмы» только разуму или, вернее, особенной форме умственной одаренности = венчает лаврами только разум…; die Siegespalme – пальма первенства; der Sieg – победа; siegen – побеждать; zuteilen – давать, наделять, поручать; der Geist – дух; ум, мысль, образ мыслей).

Nach drei Tagen begann ich mich tatsächlich zu ärgern, dass seine zähe Abwehrtechnik geschickter war als mein Wille, an ihn heranzukommen. Ich hatte in meinem Leben noch nie Gelegenheit gehabt, die persönliche Bekanntschaft eines Schachmeisters zu machen, und je mehr ich mich jetzt bemühte, mir einen solchen Typus zu personifizieren, um so unvorstellbarer schien mir eine Gehirntätigkeit, die ein ganzes Leben lang ausschließlich um einen Raum von vierundsechzig schwarzen und weißen Feldern rotiert. Ich wusste wohl aus eigener Erfahrung um die geheimnisvolle Attraktion des» königlichen Spiels», dieses einzigen unter allen Spielen, die der Mensch ersonnen, das sich souverän jeder Tyrannis des Zufalls entzieht und seine Siegespalmen einzig dem Geist oder vielmehr einer bestimmten Form geistiger Begabung zuteilt.

Aber macht man sich nicht bereits einer beleidigenden Einschränkung schuldig, indem man Schach ein Spiel nennt (но разве не делаешь себя = не становишься виновным уже в оскорбительном ограничении, когда называешь шахматы игрой = но разве узкое определение «игра» не оскорбительно для шахмат; beleidigen – обижать, оскорблять; einschränken – ограничивать; стеснять)? Ist es nicht auch eine Wissenschaft, eine Kunst, schwebend zwischen diesen Kategorien wie der Sarg Mohammeds zwischen Himmel und Erde, eine einmalige Bindung aller Gegensatzpaare (не наука ли это также, не искусство, что-то витающее между двумя этими категориями, как гроб Магомета между небом и землей; уникальное соединение всех противоположных понятий; schweben – парить, находиться /в каком-либо неопределенном состоянии/; die Kategorie; der Himmel; die Erde; binden – связывать, завязывать; der Gegensatz – противоположность, контраст, противоречие; das Paar – пара); uralt und doch ewig neu (/эта игра/ древняя и в то же время вечно новая), mechanisch in der Anlage und doch nur wirksam durch Phantasie (механическая в своей основе и все же действенная /действующая, эффективная/ только благодаря фантазии; die Anlage – сооружение, устройство, закладка, опора), begrenzt in geometrisch starrem Raum und dabei unbegrenzt in seinen Kombinationen (ограниченная тесным геометрическим пространством и при этом безграничная в своих комбинациях; starr – застывший, неподвижный; der Raum; begrenzen – ограничивать; die Grenze – граница; die Kombination), ständig sich entwickelnd und doch steril (постоянно развивающаяся и все же бесплодная; sich entwickeln – развиваться; steríl), ein Denken, das zu nichts führt (мысль, которая ни к чему не приводит; das Denken – мышление), eine Mathematik, die nichts errechnet (математика, которая ничего не вычисляет; errechnen – вычислять, рассчитывать), eine Kunst ohne Werke (искусство без произведений; das Werk), eine Architektur ohne Substanz (архитектура без строений; die Substánz – субстанция, материя, /стр./ наличные строения, сооружения) und nichtsdestominder erwiesenermaßen dauerhafter in seinem Sein und Dasein als alle Bücher und Werke (и, тем не менее, как доказано, долговечнее в своем бытии и существовании, чем все книги и произведения; erweisen – доказывать; dauerhaft – прочный, долговечный; dauern – длиться, продолжаться; das Sein; das Dasein), das einzige Spiel, das allen Völkern und allen Zeiten zugehört (единственная игра, которая принадлежит всем народам и всем эпохам; das Volk; die Zeit; zugehören – принадлежать, относиться) und von dem niemand weiß, welcher Gott es auf die Erde gebracht, um die Langeweile zu töten, die Sinne zu schärfen, die Seele zu spannen (и о которой никто не знает, какой бог принес ее на землю, чтобы рассеивать: «убивать» скуку, обострять чувства/ощущения, напрягать = пробуждать душу; töten – убивать; schärfen – точить, заострять; развивать, изощрять, тренировать; scharf – острый; der Sinn – ощущение; чувство; spannen – натягивать, напрягать).

Aber macht man sich nicht bereits einer beleidigenden Einschränkung schuldig, indem man Schach ein Spiel nennt? Ist es nicht auch eine Wissenschaft, eine Kunst, schwebend zwischen diesen Kategorien wie der Sarg Mohammeds zwischen Himmel und Erde, eine einmalige Bindung aller Gegensatzpaare; uralt und doch ewig neu, mechanisch in der Anlage und doch nur wirksam durch Phantasie, begrenzt in geometrisch starrem Raum und dabei unbegrenzt in seinen Kombinationen, ständig sich entwickelnd und doch steril, ein Denken, das zu nichts führt, eine Mathematik, die nichts errechnet, eine Kunst ohne Werke, eine Architektur ohne Substanz und nichtsdestominder erwiesenermaßen dauerhafter in seinem Sein und Dasein als alle Bücher und Werke, das einzige Spiel, das allen Völkern und allen Zeiten zugehört und von dem niemand weiß, welcher Gott es auf die Erde gebracht, um die Langeweile zu töten, die Sinne zu schärfen, die Seele zu spannen.

«Wo ist bei ihm Anfang und wo das Ende (где ее начало и где конец)? Jedes Kind kann seine ersten Regeln erlernen, jeder Stümper sich in ihm versuchen (каждый ребенок может выучить ее первые правила, любой дилетант может попробовать в ней свои силы; die Regel; der Stümper – неумеха, дилетант), und doch vermag es innerlich dieses unveränderbar engen Quadrats eine besondere Spezies von Meistern zu erzeugen, unvergleichbar allen anderen (и все же, она /игра/ способна, внутри этого неизменно тесного квадрата, порождать особый вид мастеров /чемпионов/, несравнимых ни с кем другим: «несравнимых всем другим»; vermögen – быть в состоянии, мочь; verändern – изменять; das Quadrát; erzeugen – производить, порождать, создавать; vergleichen – сравнивать), Menschen mit einer einzig dem Schach zubestimmten Begabung (людей, одаренных предназначенными: «предопределенными» исключительно шахматам способностями; bestimmen – определять; die Begabung – одаренность), spezifische Genies, in denen Vision, Geduld und Technik in einer ebenso genau bestimmten Verteilung wirksam sind (особые гении, в которых полет фантазии, терпение и техника являются действующими в столь же точно определенной пропорции; die Visión – видение; die Geduld – терпение; dulden – терпеть; die Verteilung – распределение, размещение; wirksam sein – действовать, производить эффект: «быть действующим»; wirken – действовать) wie im Mathematiker, im Dichter, im Musiker, und nur in anderer Schichtung und Bindung (как в математике, поэте, музыканте, только в другой устроенности и взаимосвязи»; der Mathemátiker; der Dichter; der Músiker; die Schichtung – наслоение, напластование; стратификация; schichten – укладывать /рядами, слоями/; die Schicht – слой; пласт; die Bindung – связь, отношение, соединение; binden – связывать).

«Wo ist bei ihm Anfang und wo das Ende? Jedes Kind kann seine ersten Regeln erlernen, jeder Stümper sich in ihm versuchen, und doch vermag es innerlich dieses unveränderbar engen Quadrats eine besondere Spezies von Meistern zu erzeugen, unvergleichbar allen anderen, Menschen mit einer einzig dem Schach zubestimmten Begabung, spezifische Genies, in denen Vision, Geduld und Technik in einer ebenso genau bestimmten Verteilung wirksam sind wie im Mathematiker, im Dichter, im Musiker, und nur in anderer Schichtung und Bindung.

In früheren Zeiten physiognomischer Leidenschaft hätte ein Gall vielleicht die Gehirne solcher Schachmeister seziert (в ранние времена физиогномического увлечения какой-нибудь Галль, возможно, вскрывал бы мозги таких шахматных мастеров/чемпионов; die Leidenschaft – страсть, пристрастие; das Gehirn – головной мозг), um festzustellen, ob bei solchen Schachgenies eine besondere Windung in der grauen Masse des Gehirns, eine Art Schachmuskel oder Schachhöcker sich intensiver eingezeichnet fände als in anderen Schädeln (чтобы установить, нет ли у таких шахматных гениев в сером веществе головного мозга какой-либо особенной извилины, своего рода шахматного нерва или шахматной шишки, которые оказались бы выражены сильнее, чем в других черепах; feststellen – устанавливать, констатировать; das Geníe – гений, гениальность [жени]; die Art – вид, сорт, род; der Muskel – мускул, мышца; der Höcker – бугор, холм, нарост; einzeichnen – рисовать, чертить, отмечать, наносить; sich finden – находиться, оказываться). Und wie hätte einen solchen Physiognomiker erst der Fall eines Czentovic angereizt (и как бы заинтересовал такого физиогномиста прежде всего случай Чентовича; anreizen – возбуждать, побуждать, соблазнять; reizen – раздражать /например, кожу/; дразнить), wo dies spezifische Genie eingesprengt erscheint in eine absolute intellektuelle Trägheit wie ein einzelner Faden Gold in einem Zentner tauben Gesteins (у которого эта особенная гениальность кажется угнездилась в абсолютной интеллектуальной инертности, как единственная жилка золота в центнере пустой породы; einsprengen – вкрапливать, подмешивать; sprengen – брызгать, кропить; erscheinen – являться, казаться; die Trägheit; träge – вялый, медлительный; ленивый; das Gestein – камни, горная порода; taubes Gestein – пустая, безрудная порода; taub – глухой)!

In früheren Zeiten physiognomischer Leidenschaft hätte ein Gall vielleicht die Gehirne solcher Schachmeister seziert, um festzustellen, ob bei solchen Schachgenies eine besondere Windung in der grauen Masse des Gehirns, eine Art Schachmuskel oder Schachhöcker sich intensiver eingezeichnet fände als in anderen Schädeln. Und wie hätte einen solchen Physiognomiker erst der Fall eines Czentovic angereizt, wo dies spezifische Genie eingesprengt erscheint in eine absolute intellektuelle Trägheit wie ein einzelner Faden Gold in einem Zentner tauben Gesteins!

Im Prinzip war mir die Tatsache von jeher verständlich, dass ein derart einmaliges, ein solches geniales Spiel sich spezifische Matadore schaffen musste (в принципе, мне с давних пор был ясен факт, что такая единственная в своем роде, гениальная игра должна порождать и особенных матадоров; das Prinzíp; derart – такого рода; der Matadór; schaffen – создавать), aber wie schwer, wie unmöglich doch, sich das Leben eines geistig regsamen Menschen vorzustellen (но как же трудно, как же /почти/ все же невозможно представить себе жизнь человека, обладающего деятельным умом: «духовно подвижного = активного человека»; geistig – духовный, умственный; regsam – подвижный, живой, деятельный; sich regen – шевелиться, двигаться), dem sich die Welt einzig auf die enge Einbahn zwischen Schwarz und Weiß reduziert (для которого мир ограничивается единственной узкой дорогой /одноколейкой/ между черным и белым; einzig – единственно; reduzieren – сокращать, снижать, уменьшать; ограничивать; редуцировать), der in einem bloßen Hin und Her, Vor und Zurück von zweiunddreißig Figuren seine Lebenstriumphe sucht (который в передвижении тридцати двух фигур туда и сюда, вперед и назад ищет свои жизненные триумфы), einen Menschen, dem bei einer neuen Eröffnung, den Springer vorzuziehen statt des Bauern, schon Großtat und sein ärmliches Eckchen Unsterblichkeit im Winkel eines Schachbuches bedeutet (человека, для которого сделать ход конем, а не пешкой, открывая /начиная/ новую игру, означает уже выдающееся достижение и жалкий кусочек: «уголок» бессмертия в уголке шахматного пособия; der Springer; der Bauer; vorziehen – предпочитать; die Großtat – великое свершение, славный подвиг; die Ecke – угол, /разг./ кусок, отрезок; die Unsterblichkeit – бессмертие; unsterblich – бессмертный; sterben – умирать; der Winkel – угол, уголок, отдаленное место) – einen Menschen, einen geistigen Menschen, der, ohne wahnsinnig zu werden (человека, духовно развитого человека, который, не становясь сумасшедшим; der Geist – дух; der Wahnsinn – безумие), zehn, zwanzig, dreißig, vierzig Jahre lang die ganze Spannkraft seines Denkens immer und immer wieder an den lächerlichen Einsatz wendet, einen hölzernen König auf einem hölzernen Brett in den Winkel zu drängen (в течение десяти, двадцати, тридцати, сорока лет снова и снова посвящает всю силу своего ума нелепому занятию – загнать в угол деревянной доски деревянного короля; der Einsatz – участие, применение, использование; wenden – поворачивать; an etwas /Akk/ wenden – тратить, использовать на что-либо)!