Текст книги "Великий Миядзаки. Жизнь рядом с бесконечным человеком"

Мы знали, что Модж порой проявляет тяжелый характер. Люди, работавшие с ним, всегда старались не сердить его или не ставить в ситуации, когда он мог бы разозлиться. Я когда-то работал на него в «Диснее» и был однажды на встрече в Токио, где он в лицо назвал лжецом председателя японской компании, занимающееся дистрибьюцией диснеевских видео; и я подумал, что сейчас нам придется драться прямо в конференц-зале (японские руководители редко путешествуют менее чем с десятком подчиненных).

Модж выслушал перевод Мориеси и сначала, казалось, испытал раздражение лишь от того, что были нарушены его намерения провести приятный, исключительно общественный вечер. Такая ирония, потому что общепринятое убеждение (которое Модж всегда энергично поддерживал) в том, что никогда не нужно в Японии пытаться вести бизнес за обедом или ужином, оказалось полной ерундой.

Следующие несколько минут все продолжали молчать, а Модж окинул взглядом помещение, чтобы понять, не шутит ли эксцентричный старик Токума и правилен ли перевод. А вот затем он разозлился. По-настоящему разозлился. Лицо его стало багроветь. Вены на шее запульсировали, и мне показалось, что кровь сейчас хлынет из макушки его головы. Он вскочил на ноги и начал кричать, возражать и громко возмущаться. В нем боролись противоположные начала. Будто щелкнули переключателем – и он перешел в режим атаки. Иноземец так взбесился и так громко кричал, что большинство его высказываний не имели смысла.

Ресторанный персонал тут же благоразумно выскользнул из комнаты. Никто не переводил то, что говорил Модж, да и не мог этого перевести. Мориеси не пыталась, а Хосино не хотел и пытаться. Господин Токума невозмутимо сидел на своем месте и выглядел совершенно довольным собой. Сузуки, Хосино и я решили, что это конец сделки, подготовка которой заняла годы и потребовала множество усилий. На лице у Чэпмена, корпоративного юриста, было какое-то мрачное, но вместе с тем ликующее выражение, будто он предвкушал участие в действительно волнующем крупном судебном процессе. Только Грэг Проберт, человек из финансовой сферы, оставался спокойным. Роберт привлек внимание Моджа и сказал ему каким-то сценическим шепотом:

– Послушайте, они не могут так сделать. Давай успокоимся, поужинаем, а завтра придем и поговорим с одним Сузуки. Мы во всем разберемся и все решим. Нет никакой необходимости сейчас с ним спорить.

В течение десяти минут никто ничего не говорил. Потом господин Токума начал делать какие-то случайные замечания по поводу различных вещей и никак не упоминал дела «Дисней/Токума».

Ресторанный персонал вернулся в помещение. Вносились блюда, и их безрадостно съедали. Толстые куски мраморной говядины кобе были нарезаны и шипели на гриле. Живых морских ушек и японских лобстеров поместили на горячий гриль и подрумянили до смерти прямо на наших глазах ради получения нами гастрономического удовольствия. Туда же для цвета бросили кое-какие овощи, поджарили зубчики чеснока, а потом все распределили между теми, кто ужинал. Напоследок подали рис, маринованные овощи и затем суп мисо. На десерт принесли маленькие кусочки дико дорогой дыни, а потом кофе. Казалось, кроме господина Токумы, который ел с большим удовольствием, никто ничему не радуется. Даже бордо не оценили должным образом, хотя выпили мы его немало.

На следующий день мы все снова встретились, но уже без господина Токумы. Сузуки предложил нам дать Токуме именно ту одну-единственную вещь, о которой он просил. Он считал нужным включить это в контракт, но, зная, как работают американские контракты, далее предложил, чтобы где-нибудь в договоре мы напечатали мелким шрифтом, на запутанном юридическом языке, что полностью отменяем все новые требования господина Токумы.

– Он никогда не читает весь договор, – заметил Сузуки, – только основные пункты.

Самое большое беспокойство у мистера Токумы вызывала необходимость получить большую минимальную гарантию за «Принцессу Мононоке». Первоначально оговоренная гарантия за права в США составляла сумму, намного превосходящую ту, которую когда-либо давали за японский фильм. Но господину Токуме она казалась недостаточной. Он видел, какое внимание уделяет фильму международная пресса, и эта мысль укоренилась у него в голове. Ему хотелось заявить, что он выжал из «Диснея» больше. Он хотел удвоить минимальную гарантию. Поэтому мы включили для господина Токумы в контракт фразу о поднятии суммы, а затем другим языком и мелким шрифтом прописали, что дополнительная сумма ставится в зависимость от некоторых обстоятельств, которые никогда не могли случиться. Мы оговорили, что дополнительный платеж должен быть произведен после того, когда наступят эти обстоятельства.

Господин Токума не прочитал написанное мелким шрифтом и был совершенно доволен собой. Затем он пригласил японскую прессу, объявил, что одержал очередную победу, и объяснил журналистам все обстоятельства, предав гласности новую сумму минимальной гарантии, что противоречило соглашению о неразглашении этого пункта.

Впоследствии это привело к непредвиденной проблеме, когда служба IRS[40]40
  Служба внутренних доходов.


[Закрыть] Японии узнала об этом публичном объявлении и решила устроить финансовую проверку студии «Гибли».

– Вы прислали отчет только о половине минимальной гарантии, – сказал налоговый инспектор. – А где остальное? И не говорите нам, будто вы ее не получали, потому что мы прочитали об этом в газете Yomiuri Shinbun.

В Россию с любовью

В октябре 1997 года наша группа из «Гибли» вылетела в Лос-Анджелес, имя при себе копию «Принцессы Мононоке» с английскими субтитрами для первого показа в США, который также был и первым показом за пределами Японии. А неделей раньше мы очень близко подошли к первому международному показу фильма с использованием той же самой копии в России, где среди зрителей должен был присутствовать Борис Ельцин.

Близкий друг господина Токумы Кейдзо Обучи, который впоследствии стал японским премьер-министром (1998–2000), тогда был министром международных дел. Он собирался отправиться с визитом в Россию и хотел привезти туда особенный подарок. Министр решил, что таковым должен стать именно показ всемирно известного фильма «Принцесса Мононоке», первый за пределами Японии. Обучи попросил доставить копию фильма с субтитрами в его офис в Гаймусе (Государственный Департамент Японии).

«Копия» фильма «Принцесса Мононоке» помещалась на семи довольно больших бобинах, лежащих в металлических коробках общим весом примерно 250 фунтов (113,4 кг). Мы вместе с руководителем киностудии «Дайэй» вывезли на промышленной ручной тележке пленки с фильмом из наших офисов в Синбаси вниз, к ожидавшему там такси. Для двоих отнюдь не крупных парней погрузка коробок уже была непростым делом, но доставка их через пункт досмотра в Гаймусе наверх, в кабинет Обучи стала настоящей проблемой.

Успешно добравшись до кабинета, мы сели во внутренней приемной элегантно обставленного правительственного офиса господина Обучи, где к нам вышел его секретарь – стильно одетый мужчина далеко за сорок. В Японии секретарь крупного политика – кто-то вроде главы администрации. Это человек, который в случае обнаружения нарушений или незаконный действий берет на себя ответственность и отбывает тюремный срок.

– Что это? – спросил секретарь, указывая на кучу металлических коробок, громоздящихся на ручной тележке.

– Копия «Принцессы Мононоке», которая нужна господину Обучи, – ответил я.

– Что? Копия фильма? Я думал, что это должен быть какой-то небольшой диск, который просто вставляется в устройство.

– Нет, это и есть фильм, который проецируется на экран кинотеатра, – сказал я. – На дисках еще нет. И если вы собираетесь показывать этот фильм в России, то мне нужно вам несколько вопросов задать. Копия на 35-миллиметровой кинопленке. Вы проверили, в России есть проекторы для вывода фильма на экран на 33-миллиметровой?

– Нет, мы планировали показывать его на частной даче под Москвой, где будет проходить встреча. А вам нужен 35-миллиметровый проектор?

– Да. И еще нужен профессиональный киномеханик, и он захочет еще кое-что о фильме узнать. Это копия на японском языке с английскими субтитрами. Вы проверили, мистер Ельцин сможет смотреть фильм по-японски или по-английски? Мы знаем, что о нем говорят… ээ… будто он много пьет, и нам бы очень не хотелось, чтобы он проспал весь фильм.

– А на русский не переведено?

– Нет, и перевод, вероятно, будет не раньше следующего года. И еще один весьма деликатный вопрос. Мы должны спросить по поводу безопасности. Известно, что Россия – это место, где интеллектуальное пиратство не редкость. Если бы эта копия попала на черный рынок, то студии был бы нанесен огромный финансовый ущерб. Мы обычно настаиваем на строгом соблюдении безопасности до того, пока фильм не пройдет хотя бы первые стадии дистрибъюционного цикла. Кто-то из персонала должен все время, пока фильм находится в России, на самом деле не спускать с него глаз. Нельзя просто оставить его киномеханику, а потом забрать. Его нельзя оставлять без присмотра даже в вашем номере отеля. Мы надеемся, что в своем планировании визита выуделите этому самое серьезное внимание.

– Господин Обучи уезжает в Москву завтра утром. Может, это не очень хорошая идея. Подождите, я пойду и еще раз поговорю с ним.

Через пятнадцать минут секретарь вернулся, поблагодарил нас за сотрудничество и велел забрать нашу копию фильма. Несмотря на то, что нам пришлось ловить такси и тащить гору коробок с пленкой под испытующим взглядом службы безопасности Гаймусе, мы были очень рады доставить единственную копию «Принцессы Мононоке» с английскими субтитрами в безопасное место в здании «Токума Сетэн», в наш незапертый кабинет, за диван в комнате для совещаний.

Это магия

Перевезти на самолете металлические банки весом 250 фунтов тоже было проблемой. Японские авиалинии, являющиеся тогда сопродюсером фильма «Гибли», помогли нам, позволив взять пленки в ручную кладь. Если бы даже одна бобина оказалась в потерянном багаже (а такое в 1997 году случалось намного чаще, чем сейчас), то это бы стало настоящей катастрофой. Начало процесса проката фильма за пределами его родной страны – это предварительные просмотры версии с субтитрами. Ни один дистрибьютор не возьмет фильм или не определит дату выхода на экраны, пока не просмотрит его – независимо от его известности.

«Принцесса Мононоке» была настоящим хитом, и работу над фильмом завершили почти накануне его выхода на экран, поэтому, чтобы сделать все копии, необходимые для начала показа в Японии, всем японским лабораториям, занимающимся этим, нужно было работать в полную мощность двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Нам пришлось выпрашивать место в очереди, чтобы сделать хотя бы одну копию для английской версии с субтитрами. Мы знали, что производство еще одной заняло бы месяцы.

Группа, вылетавшая из Японии в США с копией фильма, была настолько велика, что ручная кладь не составляла для нас большой проблемы. Семь человек взяли по одной бобине каждый. Работники JAL[41]41
  Японские авиалинии.


[Закрыть] за стойкой регистрации долго придирались к размеру и содержанию нашей ручной клади, но нас заранее снабдили фамилией руководителя JAL в аэропорту, чтобы мы могли связаться с ним в случае возникновения проблем; мы вызвали ее, и она лично все уладила.

Позволяя нам взять бобины с фильмом в ручную кладь, авиакомпания выдвинула только одно условие. Не менее двух человек из группы должны были лететь первым классом. Выбор пал на меня и Сузуки. Уже в салоне самолета стюарды забрали все наши бобины (и нашу маленькую раскладную тележку) и поместили в шкафчик для одежды, расположенный в первом классе.

Хотя я много путешествовал, летать в первом классе мне доводилось редко, к тому же это были американские перевозчики. Первый класс в JAL стал для меня чем-то совершенно новым. После регистрации на рейс и нашего объяснения работникам службы безопасности, что находится металлических банках, нас с Сузуки сопроводили в зал первого класса JAL. Войдя туда, мы разделились: Сузуки направился в зону для курящих, а я – в зону для некурящих. Я был единственным некурящим пассажиром первого класса на рейсе.

Когда я поднялся на борт самолета, оказалось, что я полечу один на самом последнем ряду салона первого класса. В то время в самолетах еще разрешали курить, и я понял: мне очень повезло, что меня и курильщиков отделяет целый ряд, потому что джентльмен, сидящий прямо передо мной, за весь полет курил всего пару раз. Я обратил внимание, что средний возраст пассажиров первого класса (все мужчины) составлял около семидесяти лет. Мы с Сузуки были намного моложе других, снижая тем самым этот средний возраст.

Ужин продолжался добрых четыре часа. Здесь было и настоящее столовое серебро, и стеклянные бокалы для вина. Каждое блюдо подавали по отдельности и давали достаточно времени, чтобы переварить его. К моменту окончания приема пищи я свернулся калачиком и собирался поспать.

Как только я попытался это сделать, ко мне подбежала стюардесса и забрала плед. Вскоре она вернулась с легким пуховым одеялом.

– Это для сна, – объяснила она. – А то просто чтобы было тепло, когда вы сидите.

Устраиваясь спать, я все же обратил внимание на одну странность. Завершив процесс приема пищи, пожилые мужчины-пассажиры из первого класса вставали в проходе, снимали брюки и молча держали их на вытянутой руке. Стюардесса так же молча забирала у них брюки и приносила пижамные штаны. Затем мужчины облачались в пижаму, возвращались на свои места и ждали, пока стюардесса принесет им пуховое одеяло, переведет сиденье в положение для сна и укроет их на ночь. Утром после завтрака ритуал со штанами повторялся все в том же молчании.

Пройдя через пограничный контроль, мы снова собрали все банки с бобинами и погрузили их на складную ручную тележку. Работники таможни США в Лос-Анджелесе не выказали никакого удивления по поводу наших банок с кинопленками, и мы погрузили их в бесплатный автобус Hertz и за пять минут доехали до стоянки компании Hertz, где нас ожидали арендованные машины – большой внедорожник для перевозки фильма и минивэн для всей свиты.

Хотя копию «Принцессы Мононоке» мы привезли в Лос-Анджелес, первый показ фильма в США должен был проходить в Тихоокеанском киноархиве в Беркли, в нескольких сотнях миль по направлению к северу. Чтобы обеспечить сохранность фильма, каждый из нас во время посещения студии «Дисней» в Лос-Анджелесе хранил свою бобину в шкафчике своего номера в отеле.

Когда мы прибыли в штаб-квартиру «Диснея» в Бербанке, нас встретил крайне рассерженный Майкл О. Джонсон. Непосредственно перед нашим отъездом в США мистер Токума заставил Сузуки и меня провести встречу с Хаяо Накаяма, президентом компании «Сега», известной своими видеоиграми. «Сега» только что заключила сделку с главным соперником «Диснея», компанией «Дрим Воркс», и Накаяма хотел, чтобы мы, находясь в Лос-Анджелесе, встретились с Джеффри Катценбергом – главой «Дрим Воркс». Сузуки отказался (вежливо), но после этой встречи мистер Токума сначала позвонил Накаяме и сказал ему, что мы договорились о встрече, а потом он позвонил японским журналистам и объявил им об этом. Токума всегда мог довести до сведения публики все, что ему нужно, используя для этого газету «Емиури симбун», поскольку его хороший друг Сейитиро Удзиэ был одним из руководителей высшего звена в «Емиури групп».

Одно дело уклоняться от встречи с Катценбергом; но не прийти на встречу, о которой договорились и о которой уже написала японская пресса, казалось неоправданной грубостью. Мы только что подписали нашумевшее соглашение с «Диснеем» и не искали новых партнеров, поэтому решили, что просто встреча с ним никого не обидит. К тому же – кто в «Диснее» читает японскую прессу?

Как оказалось, в компании «Дисней» существовала пресс-служба, занимающаяся просмотром и подборкой внешних статей; она доводила до сведения руководства «Диснея» все упоминания в прессе о самой компании, а также о связанных с ней фирмах и деловых партнерах. История Токумы появилась в ежедневном пресс-бюллетене, предназначенном для руководства «Диснея», а Майкл О. Джонсон, являвшийся одним из немногих руководителей, кто читал весь сборник, увидел ее. Модж волновался, не узнает ли о встрече с Катценбергом Майкл Айснер и не станет ли это концом карьеры самого Моджа в «Диснее». Катценберги Айснер были в плохих отношениях.

Прежде чем составить график наших встреч с «Диснеем», мы добрый час убеждали Моджа, что наш визит вежливости в «Дрим Воркс» никакого вреда не нанесет. Мы говорили ему, что таков стиль работы господина Токумы. Он плетет интриги и заговоры и никогда не бывает доволен. Поэтому если у сотрудничества «Гибли/Дисней» есть хоть какое-то будущее, то ему нужно просто привыкнуть к этому, не расстраиваться и смириться с этим. Потому что, как мы сказали ему, вещи подобного рода будут случаться. Извините, но вот такой он человек. Когда мы прибыли в офис «Диснея», Сузуки подарили великолепный кожаный пиджак студии, и он пообещал надеть его на встречу с Катценбергом. Модж был огорчен, но попросил нас двигаться дальше и перейти к сути встречи.

Нашим первым рабочим совещанием стала встреча с маркетинговой группой «Диснея». Когда мы готовили и вели переговоры по соглашению «Токума/Дисней», мы работали с сотрудниками «Диснея», понимающими, как вести развлекательный бизнес за пределами Америки. В частности, это были люди, знакомые с Японией и Азией. Они смотрели на фильмы «Гибли» как на нетронутые сокровища, которые станут настолько популярными (или почти настолько популярными) в США, насколько они являлись таковыми в Азии. Они были уверены, что местная американская команда захочет выпустить фильмы «Гибли» в прокат как можно быстрее.

На деле все оказалось иначе. Начнем с того, что маркетинговая команда «Диснея» в США имела такие претензии к фильмам, о которых мы никогда и не думали. «Небесный замок Лапута» – там стреляют из оружия в маленького мальчика; мы не можем показывать это детям в США. «Мой сосед Тоторо» – отец семейства раздевается и купается со своими дочерьми! Мы не можем показывать это в США! «Война тануки» – еноты используют свою мошонку для магических действий. Мы не можем позволить детям смотреть на мошонку животных. «Навсикая из Долины Ветров» – когда она летит, мы видим ее попу (на самом деле ничего не видно). Мы не можем такое показывать. «Еще вчера» – девочка говорит, что у нее начались первые месячные; мы не можем показывать это детям. И так далее.

Модж сделал все возможное, пытаясь убедить их, но местная группа согласилась лишь начать пробный прокат «Ведьминой службы доставки» – очаровательной сказки о маленькой ведьмочке, которая в первый раз самостоятельно вылетает из дома (хотя иной раз, когда она летит, видны ее трусики). Американцы решили, что это наименее «рискованный» фильм «Гибли».

И вот мы отправились на совещание с маркетологами, чтобы понять, как они планируют представлять этот фильм в США. Когда вошла наша большая группа и пришлось принести дополнительные стулья, чтобы все могли сесть, на лицах маркетологов «Диснея» явно читалось: «Кто, черт возьми, все эти люди?» Просто представление заняло примерно пятнадцать минут, и обе группы в конечном итоге задавали себе один и тот же вопрос: «И все-таки что же именно делают эти люди?»

Представление было завершено, мы приступили к делам. Творческие работники начали с показа визуальных материалов. Постеры, раздаточный материал для прессы, печатная реклама, медиаматериалы, реклама на автобусах и в интернете. Около получаса мы молча слушали, а затем Сузуки задал вопрос:

– А почему у вас Кики левша?

Маркетологи «Диснея», казалось, остолбенели. Кто-то улыбнулся, решив, что это шутка. Остальные просто пребывали в недоумении. Все они явно думали: «Какая, черт возьми, разница? И это тот самый парень, который считается в Японии известным гением маркетинга?»

Робин Миллер, глава «Хоум Энтертейнмент Маркетинг», который вел совещание, вежливо осведомился:

– Сузуки-сан, не могли бы вы пояснить, что вы имели в виду?

Тот ответил:

– Ну, предлагая героиню и идею фильма, мы провели много времени, обдумывая, как ведьма будет летать на метле. Идея фильма в том (и это прослеживается во всех сценах полета), что магия вселяется в метлу – и та летит, а Кики управляет ею рукой; и в полете она должна держаться за метлу, дабы не упасть и сохранить свою драгоценную жизнь. Когда речь идет о жизни, то вы, конечно, используете ту руку, которая у вас сильнее, или обе руки, если другая не нужна вам для того, чтобы что-то нести, или помахать кому-то, или еще для чего-нибудь. Если вы посмотрите на наше произведение, то увидите: она всегда держится правой рукой, и захват этот довольно сильный. А как вы полагаете, ей удается летать на метле? Не может же казаться, будто она вообще не держится.

Люди из «Диснея» теперь выглядели еще более озадаченными. Наконец кто-то заговорил:

– Как она летает на метле? Это магия. Это просто магия, и метла летит. Это м-а-г-и-я.

Вот примерно так начались наши отношения с «Диснеем». Многие из деловых людей «Диснея», руководителей компании, считали мыслительную деятельность опасной и не хотели, чтобы дети думали.