Текст книги "Сады Луны"

Хотя большинство бельевых верёвок в городе были сделаны из тонкой, ненадёжной пеньки, некоторые вдобавок были перевиты проволокой. Их накрепко прибили к стенам воры прежних поколений. Днём Обезьянья дорога, как её называли воры, ничем не отличалась от обычных верёвок, увешанных нижним бельём и простынями. Но после заката она служила своей истинной цели.

Перехватывая проволоку содранными в кровь ладонями, Крокус двинулся к дальней стене. Он поднял глаза и замер от ужаса. У края крыши перед ним стоял второй охотник и тщательно целился из тяжёлого старинного арбалета.

Крокус отпустил проволоку. Стрела прошила воздух точно у него над головой. Где-то снизу, за спиной, хрустнула разбитая ставня. Его падение прервал первый слой натянутых бельевых верёвок, которые перевернули юношу, прежде чем порваться. Крокусу показалось, что он падает целую вечность: верёвки цеплялись за руки и ноги, рассекали кожу и с треском рвались. Крокус упал на мостовую с выпрямленными ногами, сильно наклонившись вперёд. Колени подогнулись. Он смог подставить плечо, смягчить удар от падения и кувыркнуться вперёд, но тут же врезался головой в стену.

Со стоном оторопевший Крокус заставил себя подняться. Он посмотрел вверх. Хотя зрение помутилось от боли, он увидел, как фигура спускается на землю – медленно, словно пёрышко. Вор широко раскрыл глаза от потрясения. Колдовство!

Он повернулся и неуверенно сделал несколько шагов, прежде чем смог побежать, прихрамывая, к ближайшему повороту. Крокус обогнул угол дома, на миг попал в пятно света от газового фонаря и помчался через широкую улицу к другому переулку. Снова оказавшись в тени, Крокус замер. Он осторожно высунул голову из-за угла, чтобы осмотреться. Стрела царапнула по кирпичу рядом с его лицом. Юноша отпрыгнул обратно в переулок, развернулся и побежал, что было сил.

Где-то над головой у Крокуса послышалось хлопанье плаща. Острая судорога пронзила левое бедро, и он споткнулся. Новая стрела пронеслась над плечом юноши и отскочила от брусчатки. Судорога прошла так же быстро, как и началась, и вор заковылял дальше. Впереди, у выхода из переулка, находился освещённый вход в жилой дом. На каменных ступенях сидела старуха и курила трубку. Её глаза блеснули, когда она увидела подбегающего вора. Едва лишь Крокус пронёсся мимо, по ступеням, она выбила трубку о подошву своей туфли. На мостовую посыпался град искр.

Крокус распахнул дверь и ворвался внутрь. Затем замешкался. Перед ним был узкий, плохо освещённый коридор, который заканчивался лестницей, на которой столпились дети. Не сводя глаз с лестницы, Крокус заковылял по коридору. Справа и слева из-за занавесей на дверях долетала какофония звуков: заходящиеся в ругани голоса, детский плач, звон посуды.

– Да что вы, люди, не спите никогда? – выкрикнул на бегу Крокус.

Дети разбежались, и он помчался вверх, перепрыгивая через ступеньки. На верхнем этаже остановился у третьей по коридору двери с крепкой дубовой створкой. Затем толкнул её и вошёл в комнату.

Старик за массивным письменным столом на миг оторвал глаза от работы, но потом снова начал выводить неровные строчки на листе сморщенного пергамента.

– Добрый вечер, Крокус, – рассеянно проговорил он.

– И вам, дядя, – выдохнул Крокус.

На плече дяди Маммота сидела маленькая крылатая обезьянка и следила блестящими полубезумными глазами, как молодой вор промчался через комнату к окну напротив двери. Распахнув ставни, Крокус взобрался на подоконник. Снизу раскинулся жалкий, заросший сад, по большей части окутанный тенями. Вверх тянулось одинокое искривлённое дерево. Он взглянул на ветки перед собой, а потом ухватился за раму и откинулся назад. Вор глубоко вздохнул, а потом прыгнул.

Уже в воздухе он услышал удивлённый вздох прямо над собой, а потом отчаянное царапанье по камню. В следующий миг кто-то упал мимо него в сад. Громко заорали кошки, и чей-то голос прошипел сквозь зубы короткое проклятье.

Крокус ухватился за изогнутую ветку. Он аккуратно раскачался, а потом вытянул ноги, когда упругая ветка подняла его вверх. Его мокасины уверенно встали на подоконник. С напряжённым стоном он оттолкнулся и отпустил ветку. Вор врезался в деревянные ставни. Они распахнулись внутрь, и Крокус влетел в комнату головой вперёд, перекатился по полу и поднялся на ноги.

Он услышал шум в соседней комнате. На дрожащих ногах юноша метнулся к двери, распахнул створки и выскользнул наружу, как раз когда хриплый голос за спиной разразился бранью. Крокус добежал до конца коридора, где стояла приставная лестница, ведущая к люку в потолке.

Вскоре он был уже на крыше. Крокус присел в темноте и попытался перевести дыхание. Горячая боль снова зашевелилась в ноге. Он, наверное, что-то себе повредил, когда падал с Обезьяньей дороги. Крокус хотел размять мышцу, но пальцы вдруг нащупали что-то маленькое, круглое и горячее. Монета! Крокус вытащил её.

В этот момент он услышал внезапный свист в воздухе, и на юношу посыпалось каменное крошево. Пригнувшись, он увидел, как стрела с расколотым от удара древком прокатилась по скату крыши и, бешено вращаясь, улетела вниз. Тихий стон сорвался с его губ, и Крокус поспешно полез на дальнюю сторону крыши. Не останавливаясь, он прыгнул. В десяти футах внизу был растянут старый и провисший тент, на который Крокус и упал. Железные перекладины, державшие тент, согнулись, но выдержали. Оттуда он быстро спрыгнул на мостовую.

Крокус бегом завернул за угол, где примостился старый дом, из грязных окон которого сочился жёлтый свет. Над дверью висела деревянная вывеска с выцветшим изображением мёртвой птицы, которая валялась на спине, вскинув лапки. Вор взлетел по ступеням и распахнул дверь.

Волна света и шума омыла его, словно целительный бальзам. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней. Крокус закрыл глаза, стягивая через голову маскировочную полумаску; стали видны чёрные волосы до плеч – теперь насквозь мокрые от пота – и ровные черты лица со светло-голубыми глазами. Когда он потянулся вытереть лоб, юноше тут же сунули в руку высокую чашку. Крокус открыл глаза и увидел, что мимо проходила Салти с подносом оловянных кружек. Она взглянула через плечо и ухмыльнулась:

– Что, Крокус, тяжёлая ночь?

Он посмотрел на неё, а потом сказал:

– Да нет, ничего особенного.

Потом поднял кружку к губам и сделал огромный глоток.

Напротив ветхой таверны «Феникс» на краю крыши стоял охотник и внимательно следил за дверью, в которую только что вошёл вор. На локте согнутой руки он держал арбалет.

Прибыл второй охотник. Подойдя к первому, он вложил в ножны кинжалы.

– Что с тобой случилось? – спросил первый на их родном языке.

– Поссорился с кошкой.

Оба некоторое время молчали, а потом первый охотник обеспокоенно вздохнул.

– В общем, все эти неудачи выглядят слишком неестественно.

Второй согласился:

– Значит, ты тоже почувствовал разрыв.

– Кто-то из Взошедших… вмешался. Слишком, однако же, осторожный, чтобы показаться целиком.

– Обидно. Очень давно я не убивал Взошедших.

Они начали проверять своё оружие. Первый охотник зарядил арбалет и заткнул оставшиеся четыре стрелы за пояс. Второй вытащил по очереди свои длинные ножи и тщательно очистил от пота и запекшейся крови.

Они услышали, как сзади кто-то приближается, и, обернувшись, увидели свою предводительницу.

– Он в таверне, – сказал второй охотник.

– Мы не оставим свидетелей нашей тайной войны с Гильдией, – добавил первый.

Предводительница взглянула на дверь «Феникса», потом обратилась к охотникам:

– Нет. Болтливый язык свидетеля может сыграть нам на руку.

– Этому коротышке помогли, – со значением сказал первый охотник.

Предводительница покачала головой:

– Мы возвращаемся домой.

– Хорошо.

Оба охотника спрятали оружие. Первый обернулся, посмотрел на таверну.

– Как думаешь, кто его защитил?

Второй охотник фыркнул:

– Кто-то, не лишённый чувства юмора.

 
Дыхание тайной ложи
глубже, чем у кузнечных
мехов, что питают пламя
изумрудное – таящееся
под мокрой от дождя мостовой,
покуда ты слышишь стоны
из подземных пещер,
магии шёпот тише
последнего вздоха у вора,
что угодил поневоле
в Даруджистана
тайную паутину…
 

Путаник (род.1122?). Тайная ложа (фрагмент)

Кончик крыла задел иссечённый чёрный камень, когда Карга поднималась на восходящих потоках к вершине Семени Луны. Из небольших пещер и с освещённых звёздами уступов беспокойные братья и сёстры Карги кричали ей: «Пора лететь?» Но Карга не отвечала. Её блестящие чёрные глаза были устремлены к небосводу. Огромные крылья хлопали рокочущим рефреном могучей, неумолимой силе. У Карги не было времени на нервное карканье молодняка; не было времени, чтобы утолять их простые нужды мудростью, которую ей принесла тысяча лет жизни.

Этой ночью Карга летела к своему господину.

Когда она поднималась над зубчатыми пиками Лунного Семени, сильный ветер подхватил её крылья, сухо и холодно зашелестел в маслянистых перьях. Вокруг, словно забытые духи, поднимались в ночное небо тонкие пряди разреженного дыма. Карга описала круг, разглядывая блеск нескольких оставшихся огней среди утёсов внизу, а потом изогнула крыло и понеслась в потоке ветра на север, к озеру Азур.

Под ней раскинулся безликий простор Заселённой равнины – серые волны трав не останавливали ни дом, ни холм. Прямо впереди лежал сверкающий самоцветный плащ Даруджистана, отбрасывавший в небо сапфировое сияние. Когда Карга приблизилась к городу, её неестественно острое зрение выхватило тут и там среди особняков верхнего города аквамариновое излучение магии.

Карга громко каркнула. Магия была амброзией для Великих воронов. Она манила их запахом крови и власти, в её ауре их жизнь растягивалась на века. Её аромат имел и другие последствия. Карга снова каркнула. Её взгляд нашёл нужный особняк, окружённый обильным мерцанием защитных чар. Господин снабдил её точным описанием магической подписи, которую нужно найти, и теперь ворониха нашла её. Изогнув крылья, Карга изящно спикировала к особняку.

От причалов Гадробийского квартала город вздымался к востоку четырьмя террасами. Пять Торговых улиц Гадробийского квартала – крутые, мощёные, с брусчаткой, истёртой до вида полированной мозаики, – были единственным путём через Болотный квартал на следующую террасу, к кварталу Озёрному. За его извилистыми переулками двенадцать ворот вели в Даруджийский квартал, а на верхней границе Даруджийского ещё двенадцать перекрытых решётками и охранявшихся городской стражей ворот соединяли верхний и нижний город.

На четвёртой, самой верхней террасе теснились особняки даруджистанской знати, а также известных чародеев. На пересечении Старокоролевского променада и Обзорной улицы вздымался холм с плоской вершиной, на котором стоял зал Величества, где каждый день собирался городской Совет. Вокруг холма был разбит небольшой парк, посыпанные песком дорожки которого вились среди вековых акаций. У входа в парк, рядом с холмом Высокой виселицы, возвышались массивные каменные ворота, последнее свидетельство памяти о замке, который стоял когда-то на холме Величества.

Королей в Даруджистане уже давным-давно не было. Ворота, известные как Деспотов Барбакан, стояли суровые и мрачные, а сетка трещин на них стала выцветшим писанием прежних времён тирании.

В тени единственной мощной балки Барбакана стояли двое мужчин. Первый, опершийся плечом об изъеденный непогодой камень, носил длинную кольчугу и кожаный шлем с символом городской стражи. На поясе у него висели ножны с простым коротким мечом, обмотанная кожей рукоять которого была вытерта до блеска. На другом плече у стражника лежала пика. Он ждал конца своего полуночного дежурства и появления человека, который его официально сменит. Иногда стражник переводил взгляд на второго мужчину, которого за последний год он видел здесь уже много раз. Посматривал стражник на хорошо одетого господина украдкой, с бесстрастной миной на лице.

Как и во всякий другой раз, когда советник Тюрбан Орр приходил к этим воротам в глухой полночный час, благородный господин едва ли обращал внимание на стражника; всем своим поведением он показывал, будто вообще не замечает, что на страже здесь всегда стоит один и тот же человек.

Похоже, Тюрбан Орр не отличался терпением – раздражённо расхаживал туда-сюда, то и дело поправляя свой расшитый драгоценными камнями бордовый плащ. Начищенные сапоги советника постукивали при каждом шаге, вызывая лёгкое эхо под сводом Барбакана. Из тени взгляд стражника выхватил руку Тюрбана Орра в перчатке, лежавшую на рукояти дуэльного клинка, указательный палец постукивал по навершию в такт пощёлкиванию сапог.

В начале дежурства, задолго до прихода советника, стражник медленно ходил вокруг Барбакана, иногда прикасаясь к древним, суровым камням. Шесть лет ночных вахт породили странное родство между ним и грубо отёсанным базальтом: он знал каждую трещинку, каждый шрам от долота; знал, где расшатались петли, где время и непогода выцарапали, а затем истёрли в пыль раствор между камней. И ещё стражник знал, что кажущаяся ветхость ворот – иллюзия. Барбакан и всё, что он символизировал, терпеливо ждали, как призрак прошлого, мечтающий возродиться вновь.

Но подобного, как давным-давно поклялся стражник, он никогда не допустит – если это будет в его силах. Деспотов Барбакан давал ему основание быть тем, кем он был – шпионом, Разрушителем Круга.

Они оба с советником ждали прихода третьего; того, кто никогда не пропускал встреч. Тюрбан Орр снова поворчит по поводу опоздания, потом пожмёт пришедшему руку, и они пройдут плечом к плечу под тяжёлым каменным сводом Барбакана. И глазами, давно привыкшими к темноте, стражник разглядит лицо другого, навсегда выжжет в безупречной памяти, которая скрывалась за его невыразительными, неприметными чертами.

К тому времени, когда два члена Совета вернутся с прогулки, стражника уже сменят, и он, как и велел хозяин, поспешит доставить некое сообщение. Если удача не изменит Разрушителю Круга, он ещё переживёт гражданскую войну, которая вот-вот, казалось, разразится в Даруджистане – несмотря даже на малазанскую угрозу. Разбираться с кошмарами надо по очереди, часто говорил он себе, особенно в такие ночи, когда Деспотов барбакан с издевательской уверенностью сулит своё скорое воскрешение.

– «Возможно, вам будет небезынтересно узнать…» – прочёл Высший алхимик Барук с пергамента, который держал в своих пухлых руках. Всегда одна и та же первая строка, намекающая на тревожную осведомлённость. Час назад его слуга Роальд принёс эту записку, которая, как и все остальные, приходившие за последний год, обнаружилась в резной бойнице задних ворот усадьбы.

Опознав вступление, Барук быстро прочёл сообщение, а затем отправил в город своих посланников. Такие новости требовали действий, и он представлял одну из немногих тайных сил в Даруджистане, которая могла их предпринять.

Теперь алхимик сидел в роскошном кресле своего кабинета и размышлял. Его обманчиво сонный взгляд снова метнулся к словам на пергаменте: «Советник Тюрбан Орр гуляет в саду с советником Федером. Остаюсь по-прежнему известным только как Разрушитель Круга, слуга Угря, чьи интересы продолжают совпадать с вашими». И снова Барук испытал сильное искушение. С его дарованиями будет легко выяснить личность автора – хотя, конечно, не самого Угря: узнать, кто он, хотели многие, но ничего не добились – однако и на этот раз что-то его удержало.

Он поёрзал в кресле и вздохнул.

– Ну, хорошо, Разрушитель Круга, я продолжу чтить твою тайну, хотя ты явно знаешь обо мне больше, чем я – о тебе, и воистину удачно то, что интересы твоего хозяина совпадают с моими. Впрочем… – Он нахмурился, задумавшись о неизвестных интересах этого мужчины – или женщины.

Он уже знал достаточно, чтобы понимать: в игру вступило слишком много разных сил. Когда собираются Взошедшие – это смертельно опасно. По-прежнему незримо стоять на защите города становилось всё труднее. И снова вставал вопрос: этот Угорь тоже его использует? Как ни странно, такая возможность не слишком беспокоила алхимика. В любом случае, он уже получил неимоверное количество жизненно важной информации. Барук аккуратно сложил пергамент и пробормотал простенькое заклятье. Записка исчезла с тихим хлопком воздуха и легла рядом с остальными в безопасном месте.

Алхимик прикрыл глаза. У него за спиной широкие створки окна задребезжали под порывом сильного ветра, но потом снова затихли. В следующий миг в мутное стекло громко постучали. Барук подпрыгнул в кресле и широко распахнул глаза. Второй стук, ещё громче прежнего, заставил его обернуться с лёгкостью и ловкостью, которых никак нельзя было ожидать от человека его габаритов. Уже стоя на ногах, он посмотрел в окно. Что-то скорчилось на откосе за стеклом – нечто, похожее на внушительную чёрную тень.

Барук нахмурился. Это невозможно. Ничто не могло пройти сквозь его магические барьеры незамеченным. Алхимик взмахнул рукой, и ставни резко распахнулись. За стеклом он увидел Великого во́рона. Голова птицы повернулась, чтобы посмотреть на Барука сперва одним глазом, а затем – другим. Птица решительно надавила на стекло своей мощной грудью. Окно подалось, а затем осыпалось осколками.

С жестоким заклятьем на устах Барук полностью открыл свой Путь и воздел руки.

– Не трать силы! – прокаркал ворон, раздувая грудь и топорща грязные перья, чтобы стряхнуть осколки стекла. Потом он склонил голову набок. – Ты позвал охрану. В этом нет нужды, чародей. – Одним прыжком гигантская птица соскочила на пол. – Я принесла весть, которую ты высоко оценишь. Есть у тебя что-нибудь поесть?

Барук внимательно рассмотрел Каргу.

– Я обычно не приглашаю в дом Великих воронов, – проговорил он. – Но ты и не демон, изменивший облик.

– Конечно нет. Меня зовут Карга. – Птица издевательски покачала головой. – К твоим услугам, господин мой.

Некоторое время Барук колебался и размышлял. Потом вздохнул:

– Хорошо. Я отправил охранников обратно на их посты. Мой слуга Роальд сейчас принесёт остатки ужина, если это тебя устроит.

– Великолепно! – Карга прошла по полу и устроилась на коврике рядом с камином. – Ну вот, господин. А теперь бокал вина для успокоения, как думаешь?

– Кто послал тебя, Карга? – спросил Барук, подходя к графину на столе. Обычно он не пил после захода солнца, но следовало отдать должное проницательности Карги. Сейчас бокал для успокоения нервов ему пришёлся бы очень кстати.

Ворониха помолчала, прежде чем ответить:

– Владыка Семени Луны.

Барук замер, наливая вино.

– Понятно, – тихо произнёс он, пытаясь успокоить заходящееся сердце. Алхимик медленно поставил на стол графин и сосредоточенно поднёс бокал к губам. Прохладная жидкость коснулась языка и действительно успокоила Барука. – В таком случае, – сказал он, оборачиваясь, – чем же твоему господину может помочь мирный алхимик?

Кривой клюв Карги раскрылся в, как показалось Баруку, безмолвном смехе. Птица уставилась на него блестящим глазом.

– Ответ прозвучал в само́м дыхании твоих слов, господин. Мир. Мой повелитель хочет поговорить с тобой. Он желает прибыть сюда сегодня же ночью. В течение часа.

– И ты должна получить мой ответ.

– Только если примешь решение быстро, мой господин. У меня всё-таки много дел. Я не просто посланница. Те, кто способен распознать мудрость в услышанном, высоко меня ценят. Я – Карга, старейшая из Великих воронов Луны, перед моим взором прошли тысячелетия человеческих глупостей. Мои потрёпанное оперенье и сломанный клюв – доказательства вашей страсти к беспорядочному разрушению. Я – лишь крылатый свидетель вашего извечного безумия.

Со скрытой издёвкой Барук сказал:

– Более чем свидетель. Хорошо известно, как ты и твой род поживились на равнине под стенами Крепи.

– Но позволь напомнить: не мы первые вкусили плоти и крови, мой господин.

Барук отвернулся.

– Не мне защищать род человеческий, – пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к Карге, задетый её словами. Он заметил осколки на полу. Алхимик произнёс скрепляющее заклинание, и они снова собрались в целое стекло. – Я приму твоего господина, Карга. – Барук кивнул, глядя, как стекло поднялось с пола и снова встало в переплёт. – Скажи, он столь же легко отмахнётся от моих защитных чар, как и ты?

– Мой повелитель одержим честью и учтивостью, – туманно ответила Карга. – Так позвать его?

– Позови, – сказал Барук, потягивая вино. – Я открою для него проход.

В этот момент в дверь постучали.

– Да?

Вошёл Роальд.

– Кто-то стоит у ворот и желает говорить с вами, – сказал седой слуга и опустил на пол тарелку с жареной свининой.

Барук взглянул на Каргу и приподнял бровь.

Птица распушила перья:

– Твой гость – обыкновенный человек, беспокойный, с мыслями, полными алчности и предательства. На плече у него сидит демон по имени Честолюбие.

– Его имя, Роальд? – спросил Барук.

Слуга нерешительно посмотрел на птицу, которая уже направилась к угощению.

Барук рассмеялся:

– Слова моей мудрой гостьи указывают на то, что ей отлично известно его имя. Говори, Роальд.

– Советник Тюрбан Орр.

– Я могу задержаться, – сказала Карга, – если тебе потребуется мой совет.

– Буду благодарен за первое и за второе, – ответил алхимик.

– Я всего лишь маленькая собачка, – хитро проворковала Карга, предугадав его следующий вопрос. – Для глаз советника, во всяком случае. Мои слова будут для его ушей лишь звериным поскуливанием. – Она цапнула кусок мяса и быстро проглотила.

Барук почувствовал, что ему начинает нравиться эта старая, взъерошенная ведьма.

– Веди к нам советника, Роальд.

Слуга вышел.

Защищённый высокими стенами сад освещали старомодные факелы – их мерцание отбрасывало на брусчатку дрожащие тени. Когда листву ворошил ночной ветерок с озера, тени плясали, точно маленькие проказливые демоны. На втором этаже особняка находился балкон с видом на сад. За гардинами двигались две фигуры.

Под остроконечным карнизом дома, в тёмном пятачке, лежал на садовой стене Раллик Ном. Он смотрел на женский силуэт терпеливым взглядом змеи. Раллик Ном занимал эту тайную точку обзора уже пятую ночь кряду. Любовников госпожи Симтал было столько же, но он опознал двоих, заслуживающих особого внимания. Оба были членами городского Совета.

Стеклянная дверь отворилась, и на балкон вышла фигура. Раллик улыбнулся, узнав советника Лима. Убийца слегка переменил позу, подложив руку в перчатке под ложе своего арбалета, а другой взвёл его при помощи хорошо смазанного рычага. Не сводя глаз с человека, облокотившегося на перила балкона, Раллик аккуратно вложил стрелу. Взгляд на железный наконечник стрелы добавил ему уверенности. На острых как бритва краях влажно поблёскивал яд. Когда убийца снова перевёл взгляд на балкон, он увидел, что госпожа Симтал присоединилась к Лиму.

Неудивительно, что у неё отбоя нет от любовников, подумал Раллик, прищурившись. Чёрные волосы госпожи, сейчас распущенные, стекали до пояса гладкой, блестящей волной. На даме была тончайшая ночная рубашка, и благодаря свету лампы из комнаты все изгибы пленительного тела были отчётливо видны.

Когда двое на балконе заговорили, их голоса ясно доносились до укрытия Раллика.

– Но почему алхимик? – спросила Симтал, очевидно, продолжая разговор, который начался внутри. – Толстый старикашка, от которого несёт серой. Совсем не похож на влиятельного политика. Он ведь даже не член Совета?

Лим мягко рассмеялся:

– Ваша наивность, моя госпожа, очаровательна, просто очаровательна.

Симтал отодвинулась от перил и скрестила на груди руки.

– Так просветите меня, – её слова прозвучали колко, с вызовом.

Лим пожал плечами.

– У нас есть лишь подозрения, госпожа. Но мудрый волк идёт по любому следу – каким бы призрачным тот ни был. Алхимик хочет, чтобы люди считали его тем, кем считаете вы. Старым полоумным дураком. – Лим замолчал, словно задумался над тем, что ещё можно рассказать. – У нас есть свои источники, – осторожно продолжил он, – среди магов. Они сообщают нам один верный факт с далеко идущими выводами. Очень многие чародеи в городе боятся алхимика, и они обращаются к нему по званию – одно только это предполагает наличие некой тайной ложи. Объединение колдунов, госпожа, – это опасная вещь.

Госпожа Симтал снова придвинулась к советнику. Оба они теперь опирались на перила и смотрели на тёмный сад внизу. Женщина немного помолчала, а затем сказала:

– У него есть связи в Совете?

– Если и есть, то улики скрыты очень хорошо. – Лим ухмыльнулся: – А если и нет, это может измениться – сегодня же ночью.

Политика. Раллик тихо зарычал. И власть. Эта сучка раздвигает ноги перед Советом, соблазняет пороком, перед которым мало кто может устоять. Руки Раллика задрожали. Сегодня ночью он убьёт. Не контракт: Гильдия тут ни при чём. Это личная месть. Эта женщина накапливала власть, отгораживалась ею от всех, и Раллик думал, что знает тому причину. Ей не дают покоя призраки предательства.

Терпение, напомнил он себе, прицеливаясь. Последние два года госпожа Симтал жила в праздности, украденное богатство удовлетворяло любую её прихоть, а высокое положение единоличной хозяйки поместья отлично смазало петли дверей её спальни. Преступление, которое она совершила, не было направлено против Раллика, но, в отличие от её жертвы, Раллику гордость не мешала отомстить.

«Терпение, – повторил Раллик, беззвучно шевеля губами, и посмотрел вдоль ложа арбалета на этих двоих. – Качество, определяемое своей наградой», – и эту награду он обретёт через несколько секунд.

– Симпатичный пёс, – сказал советник Тюрбан Орр, протягивая Роальду свой плащ.

Только Барук видел ауру иллюзии, которая окутывала чёрного охотничьего пса на коврике у камина. Алхимик улыбнулся и указал гостю на кресло.

– Прошу, садитесь, советник.

– Приношу свои извинения за беспокойство в столь поздний час, – проговорил Орр, опускаясь в обитое бархатом кресло. Барук устроился напротив так, что Карга оказалась между ними. – Говорят, – продолжил Орр, – алхимия лучше всего расцветает в глубокой тьме.

– Оттого вы и поставили на то, что я не сплю, – сказал Барук. – Это была верная ставка, советник. Итак, что вам от меня угодно?

Орр протянул руку и погладил Каргу по голове.

Барук отвёл глаза, чтобы не расхохотаться.

– Через два дня Совет будет голосовать, – сказал Орр. – Декларация нейтралитета, которую мы хотим принять, предотвратит войну с Малазанской империей – так мы полагаем, но есть в Совете и те, кто сомневаются. Гордыня сделала их воинственными, неразумными.

– Такими она делает всех нас, – пробормотал Барук.

Орр наклонился вперёд:

– Поддержка чародеев Даруджистана очень поможет нашему делу.

– Осторожно, – пробурчала Карга. – Теперь он вышел на охоту всерьёз.

Орр взглянул на собаку.

– У неё болит лапа, – объяснил Барук. – Не обращайте внимания. – Алхимик откинулся на спинку кресла и стал вертеть в руках выбившуюся из халата нитку. – Признаюсь, я сбит с толку, советник. Кажется, вы убеждены в некоторых вещах, с которыми я при всём моём желании не могу согласиться. – Барук развёл руки и посмотрел в глаза Орру. – Чародеи Даруджистана, к примеру. Обойдите Десять Миров и не найдёте более злобной, безумной компании. Ах, я, конечно, не утверждаю, что все они таковы – есть и те, чей единственный интерес, я бы даже сказал, одержимость заключается в практике Искусства. Они так давно зарылись носами в книги, что даже не скажут наверняка, какой сейчас век на дворе. Иные же находят единственное удовольствие в перебранках и склоках.

Улыбка коснулась тонких губ Орра, пока он слушал Барука.

– Но всё же, – тёмные глаза советника хитро блеснули, – есть одна вещь, которую все они признают.

– Да? И какая же, советник?

– Сила. Мы все знаем о вашем высоком положении среди городских магов, Барук. Одного вашего слова будет довольно для остальных.

– Мне очень лестно слышать из ваших уст такую оценку моей скромной персоны, – ответил Барук. – Но, к сожалению, в этом и заключается ваше второе ошибочное допущение. Даже если бы я и обладал подобным влиянием… – Карга фыркнула, и Барук бросил на неё гневный взгляд, а затем продолжил: – … которым я не обладаю – то по какой же причине стал бы я поддерживать столь откровенно невежественную позицию, как ваша? Декларация нейтралитета? С тем же успехом можно свистеть против ветра, советник. Какой цели она может послужить?

Улыбка Орра стала натянутой.

– Несомненно, господин мой, – промурлыкал он, – вы не хотите разделить судьбу чародеев Крепи?

Барук нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

– Их убил имперский Коготь. Семя Луны оказалось один на один со всей силой Империи.

– Ваши сведения противоречат моим, – холодно возразил Барук и тут же проклял себя за эти слова.

– Не слишком упорствуй в этом, – самодовольно проговорила Карга. – Вы оба ошибаетесь.

Брови Орра приподнялись при словах Барука.

– В самом деле? Возможно, нам обоим будет полезно поделиться этими сведениями?

– Маловероятно, – отрезал Барук. – Что вы подразумеваете, угрожая мне Империей? Что, если вашу декларацию провалят, городские чародеи погибнут от рук имперцев. Но если её примут, вы получите возможность распахнуть перед малазанцами ворота города, и при таком положении дел маги выживут.

– Ты проницателен, господин, – проговорила Карга.

Барук внимательно смотрел на то, как лицо Орра искажается от гнева.

– Нейтралитет? Как же вы смогли так извратить это слово? Ваша декларация послужит первым шагом к полной аннексии, советник. Вам повезло, что у меня нет ни голоса в Совете, ни веса в обществе, ни влияния. – Барук поднялся. – Роальд вас проводит.

Тюрбан Орр тоже встал.

– Вы совершили смертельную ошибку, – процедил он. – Формулировки декларации ещё не окончательно утверждены. Судя по всему, мы можем смело исключить из неё все оговорки, касающиеся магов Даруджистана.

– Слишком смело, – заметила Карга. – Прощупай его и посмотри, что он разболтает.

Барук подошёл к окну.

– Можно только надеяться, – сухо бросил он через плечо, – что голосование ваше, к всеобщему счастью, провалится.

Орр возмутился и выпалил:

– По моим подсчётам, этой ночью мы получили большинство голосов, алхимик. Ваше влияние стало бы мёдом на сливках. Увы, – он насмешливо ухмыльнулся, – мы победим с перевесом всего в один голос. Но и этого будет довольно.

Барук повернулся к Орру, когда Роальд тихо вошёл в комнату с плащом советника в руках.

Карга растянулась на коврике.

– Как можно, – возопила она в притворном отчаянии, – из всех прочих ночей выбрать именно эту для того, чтобы такими словами испытывать мириады судеб?

Ворониха склонила голову набок. Едва слышно, словно издалека, ей послышался звук вертящейся монеты. Откуда-то из города до неё докатился отзвук великой силы, и Карга вздрогнула.