Текст книги "Дело Ватсона"

– Благодарю вас. Итак, Джори увидел, как отец его отставил трость в сторону и выложил бумаги – два конверта с бумагами – на стол. Он не стал сразу убивать лорда Халла, хотя и мог бы сделать это. Вот почему дело это кажется мне особенно мрачным, вот почему я ни за что бы не вошел в гостиную, где до сих пор сидят и ждут эти люди. Не вошел бы даже за тысячу фунтов! Ну разве что только в том случае, если б меня втащили туда силой.

– А с чего это вы взяли, что он сделал это не сразу? – спросил Лейстрейд.

– Крик раздался через несколько минут после того, как в двери повернулся ключ и щелкнул засов. Вы сами это сказали, полагаю, у вас были веские основания верить, что это было именно так. К тому же от двери до стола с дюжину крупных шагов. Страдающему подагрой человеку, такому, как лорд Халл, потребовалось бы секунд тридцать, а то и сорок, чтобы дойти до стола и усесться в кресло. И еще секунд пятнадцать на то, чтобы пристроить трость там, где ее нашли. И разложить на столе бумаги.

– Что же произошло затем? Что произошло за те последние одну-две минуты? Вроде бы совсем короткий отрезок времени, но Джори Халлу он должен был показаться вечностью. Думаю, лорд Халл просто сидел за столом и разглядывал бумаги, сравнивая старое завещание с новым. Издали Джори было бы трудно различить эти два документа. Он знал, что листы пергамента были разного цвета – единственный ключ к различию.

Он знал, что отец собирается бросить старое в печь; полагаю, он дожидался именно этого момента, хотел увидеть, какая из бумаг это будет. Кроме того, существовала возможность, что старик просто жестоко подшутил над своими домочадцами. Что, возможно, он собирался сжечь новое завещание, а старое вернуть на место, в сейф. А потом выйти из комнаты и объявить семье, что новое завещание находится в сейфе. Кстати, Лейстрейд, вы знаете, где оно сейчас? В сейфе?

– Да. Вон в том шкафу, за пятью книгами. Они отодвигаются в сторону, и за ними дверца сейфа, – сказал Лейстрейд и указал на полку с книгами.

– В этом последнем случае были бы удовлетворены обе стороны – и старик, и члены семьи. Последние знали бы, что причитающаяся им доля в безопасности. А старик ушел бы в мир иной с чувством глубокого удовлетворения, считая, что его жестокая шутка удалась как нельзя более… И возможно, тогда бы он пал жертвой воли божьей, а не от руки Джори Халла.

Вот уже в третий раз я заметил, как Холмс и Лейстрейд обменялись многозначительными, насмешливыми и одновременно чуточку испуганными взглядами.

– Самому мне кажется, что старик просто наслаждался этим моментом, смаковал его, как смакуют после сытного обеда стопочку бренди или выпивают после долгого воздержания. Как бы там ни было, но прошло, наверное, больше минуты, прежде чем лорд Халл начал подниматься из кресла… И в руках его при этом находился пергамент более темного цвета, и собирался он направиться скорее к печке, нежели к сейфу. Каковы бы ни были его намерения, но Джори не сомневался, что час пробил. Вырвался из своего укрытия. За долю секунды преодолел расстояние, отделяющее журнальный столик от письменного стола, и вонзил кинжал в спину отца прежде, чем тот успел встать.

– Полагаю, вскрытие покажет, что лезвие пробило правый желудочек сердца и проникло в легкое. Этим и объясняется количество крови на столе. Я также хотел бы объяснить, почему лорд Халл успел закричать перед смертью. И какие последствия это имело для Джори Халла.

– Как прикажете это понимать? – спросил Лейстрейд.

– Запертая комната, она, знаете ли, чревата осложнениями, если только вы не хотите выдать убийство за самоубийство, – сказал я и взглянул на Холмса. Тот улыбнулся и кивнул в знак поддержки. – Последнее, чего бы хотелось Джори, так это чтоб комната выглядела недоступной вторжению извне… запертая изнутри дверь, запертые окна. И тут же человек с ножом в спине, который, как вы сами понимаете, никак не мог воткнуть этот нож сам. И мне кажется, он никак не ожидал, что отец перед смертью так страшно закричит. Ведь он планировал потихоньку убить его, сжечь новое завещание, отпереть одно из окон и выбраться через него из комнаты. А потом войти в дом через другую дверь и усесться на свою скамеечку под лестницей. И когда тело обнаружат, настаивать на том, что это было ограбление.

– Ну, стряпчего Халла он бы не провел, – заметил Лейстрейд.

– Думаю, тот бы в любом случае молчал, – заметил Холмс. А затем, после паузы, добавил уже более весело: – Готов побиться об заклад, наш артистичный друг хотел добавить еще несколько пикантных штрихов. Опыт показывает, что убийцы самого высокого класса всегда оставляют несколько ложных следов, могущих отвести от него подозрение. – Он издал странный лающий звук, означавший, по-видимому, смешок, затем отвернулся от окна, возле которого стоял, и посмотрел на меня и Лейстрейда. – Думаю, вы согласитесь, друзья мои, что в данных обстоятельствах убийство наводит на вполне конкретные подозрения. Но даже если стряпчий и заговорит, доказать все равно ничего невозможно.

– Закричав, Халл испортил убийце всю игру, – сказал я, – как до этого портил ему жизнь. Все в доме встрепенулись. Джори запаниковал, он окаменел, точно олень, ослепленный ярким светом. Положение спас Стивен Халл… Это он обеспечил алиби брату, заявив, что Джори сидел на скамеечке под лестницей, когда отец был убит. Стивен выбежал из музыкальной комнаты, ворвался в кабинет и позвал Джори к письменному столу, чтобы все выглядело так, будто они вошли в комнату вместе…

Тут я умолк, точно громом пораженный. Только сейчас начал догадываться я о значении взглядов, которыми обменивались Холмс и Лейстрейд. Кажется, они с самого начала, с того момента, как я показал тайник, устроенный Джори, поняли следующее: совершить это одному человеку не под силу. Убийство – да, но все остальное…

– Стивен сказал, что они с Джори встретились у двери в кабинет, – медленно начал я. – Что он, Стивен, взломал дверь, и они вошли туда вместе, и вместе обнаружили тело. Он лгал. Лгал с целью защитить своего брата, но поскольку толком не знал, как именно все произошло, все это выглядело… выглядело…

– Невозможным, – подсказал Холмс, – кажется, вы имели в виду именно это, Ватсон.

– Итак, Джори со Стивеном вошли туда вместе, – медленно начал я. – Они и спланировали все вместе… и в равной степени виноваты перед законом в отцеубийстве! О Господи!

– Не только эти двое, Ватсон, – мягко поправил меня Холмс. – Все они.

Я так и замер с разинутым ртом.

Холмс кивнул.

– Сегодня вы продемонстрировали нам замечательную проницательность, Ватсон. Вы прямо-таки пылали дедуктивным жаром, боюсь, повторить такое не удастся. Снимаю перед вами шляпу, дорогой друг. Как снял бы перед любым человеком, способным пусть даже на короткое время преодолеть самого себя. Но в каком-то смысле вы остались все тем же милым и добрым человеком, каким были всегда. То есть я хочу сказать, вы всегда понимали, как хороши могут быть люди. Но до какой степени низости они могут опуститься – это было свыше вашего понимания.

Я молча и безропотно слушал его.

– И дело тут даже не в том, что эти люди совершили столь уж черный поступок, учитывая, что за персонаж был этот лорд Халл, – добавил Холмс. Затем поднялся из кресла и начал нервно расхаживать по кабинету. – Кто может подтвердить, что Джори был со Стивеном, когда взломали дверь? Ну, естественно, только Джори! И, само собой разумеется, Стивен. А где же были другие лица с семейного портрета? Одно принадлежит Уильяму, третьему брату. Что вы на этот счет скажете, а, Ватсон?

– Да! – подхватил Лейстрейд. – Если глядеть, что называется, в корень, Уильям тоже должен был участвовать в этом. Он сказал, что спускался по лестнице, был примерно на середине, когда увидел, как братья вошли в кабинет. Причем Джори был впереди на полшага.

– Как интересно! – воскликнул Холмс, глаза его сверкали. – Именно Стивен вламывается в дверь, ему сам Бог велел, как более молодому и сильному. И логично было бы предположить, что он и войдет туда первым. Однако Уильям, дошедший до середины лестницы, видит, что первым вошел Джори. Почему, как вы думаете, Ватсон?

Я лишь растерянно покачал головой.

– Попробуйте задать себе следующий вопрос. Чьим показаниям, чьим свидетельствам мы можем в данном случае доверять? Ответ напрашивается сам: тому единственному человеку, который не является членом семьи. То есть лакею лорда Халла, Оливеру Стэнли. Он подошел к перилам и увидел, как Стивен входит в кабинет. В чем, собственно, ничего удивительного нет, поскольку Стивен был один и сам взломал дверь. А Уильям сказал так просто потому, что заметил Стэнли и понял, что должен говорить. И какой же вывод напрашивается у нас, а, Ватсон? Да только один: Джори находился внутри, в комнате. Именно потому, что оба его брата утверждают, что видели его снаружи. Иначе, как сговором, это не назовешь. И, как вы совершенно верно отметили, подобное единодушие в показаниях свидетельствует о чем-то гораздо более серьезном.

– О тайном заговоре, – сказал я.

– Именно. Помните, как я спросил у вас, Ватсон, верите ли вы то, что все четверо вышли из гостиной и разошлись в разные стороны сразу после того, как услыхали, что дверь в кабинет запирается?

– Да. Теперь вспомнил.

– Подчеркиваю, все четверо. – Он бегло взглянул на Лейстрейда, тот кивнул, потом снова уставился на меня. – Мы уже знаем, какие действия предпринял Джори, когда старик вышел из гостиной и направился к кабинету. Он должен был попасть туда раньше отца. Однако все четверо – в том числе и леди Халл – утверждают, что находились в гостиной, когда лорд Халл запер за собой дверь. Убийство лорда Халла – дело семейное, Ватсон.

Я был слишком растерян, чтобы выдавить хоть слово. Взглянул на Лейстрейда и заметил на его лице выражение, которого ни разу не видел прежде и никогда уже не увижу: крайней усталости и отвращения.

– И что им, по-вашему, за это светит? – добродушно осведомился Холмс.

– Джори наверняка приговорят к повешению, – ответил Лейстрейд. – Стивену грозит пожизненное. Уильяму Халлу тоже светит пожизненное, но может отделаться и двадцатью годами в Ворвуд Скрабс, где люди сгнивают заживо.

Холмс нагнулся и погладил полотно, закрепленное между ножками журнального столика. Снова послышался странный шелестяще-мурлыкающий звук.

– Леди Халл, – продолжил Лейстрейд, – может провести следующие пять лет своей жизни в Бичвуд Мейнор, тюрьме, обитатели которой предпочитают называть ее Покси Плейс[8]8
  Здесь: Домом сифилитиков (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Хотя, повидав эту дамочку, я склоняюсь к мысли, что уж она-то как-нибудь выкрутится. Благо что настойка опия, принадлежащая мужу, всегда под рукой.

– А все потому, что Джори Халл имел несчастье нанести неточный удар, – заметил Холмс и вздохнул. – Если б старик умер пристойно и тихо, как и подобает в преклонном возрасте, Джори бы все сошло бы с рук. Джори, как и говорил Ватсон, удрал бы через окно. И, разумеется, не забыл бы прихватить с собой живописное полотно… не говоря уже об этих замечательных тенях. А вместо этого весь дом переполошился. Сбежались слуги, заахали и запричитали над старым хозяином. Семья в смятении. Нет, все же невезучие они люди, Лейстрейд! Кстати, далеко ли был констебль, когда Стэнли пошел за ним? Полагаю, что близко.

– Ближе, чем вы можете предположить, сэр, – ответил Лейстрейд. – Он уже бежал к входной двери. Просто проходил неподалеку от дома, совершал один из обычных обходов и вдруг услышал крик. Так что им действительно не повезло.

– Холмс, – спросил я, с неким даже удовольствием возвращаясь к своей обычной роли, – как вы догадались, что констебль оказался поблизости?

– О, это очень просто, Ватсон. Если б он там не оказался, у семейки было бы время спрятать полотно и «тени».

– А также отпереть задвижку хотя бы на одном из окон, – добавил Лейстрейд каким-то несвойственным ему тихим и вежливым голосом.

– Но ведь они вполне могли спрятать полотно и тени, – неожиданно вырвалось у меня.

Холмс обернулся ко мне и кивнул:

– Да.

Лейстрейд удивленно вскинул брови.

– Перед ними стоял выбор, – начал объяснять я. – Времени хватало только на то, чтобы сжечь новое завещание или же избавиться от улик. И заняться этим должны были Стивен и Джори, поскольку они первыми ворвались в кабинет. И тогда они, вернее, Стивен – вы должны учитывать различия в темпераментах, – именно Стивен решил сжечь завещание. А там будь что будет. Полагаю, ему хватило времени лишь на то, чтоб сунуть бумаги в печку.

Лейстрейд обернулся, взглянул на печку, потом отвел взгляд.

– Только человек, наделенный такой дьявольской черной силой, смог закричать в этот момент, – задумчиво произнес он.

И Холмс с Лейстрейдом снова переглянулись, и снова между ними пробежало нечто. Некая тайная мысль или соображение, которое они разделяли. И постигнуть которое мне было не дано.

– Вам когда-нибудь доводилось делать это? – спросил Холмс, словно в продолжение какого-то старого разговора.

Лейстрейд покачал головой.

– Только лишь раз был совсем близок к этому, – ответил он. – В деле была замешана девушка. Впрочем, то была совсем не ее вина, не ее. Да, я был близок. Но… всего лишь однажды.

– А здесь замешаны все четверо, – заметил Холмс, очевидно, прекрасно понимая, о чем идет речь. – Целых четыре человека, совершенно несчастных, над которыми на протяжении стольких лет издевался злодей, который бы все равно через полгода умер.

Только тут до меня дошло.

Холмс обернулся ко мне, серые его глаза смотрели спокойно и насмешливо.

– Что скажете, Лейстрейд? Все же наш Ватсон раскрыл преступление, пусть даже некоторые детали и ускользнули от его внимания. Тогда пусть Ватсон сам и решает, да?

– Ладно, – мрачно буркнул в ответ Лейстрейд. – Только желательно поживее. Хочется поскорее убраться из этой чертовой комнаты.

Вместо ответа я наклонился, поднял фетровые тени, скатал их в шарик и сунул в карман пальто. И почувствовал себя при этом довольно странно: точно меня трясло в лихорадке, от которой я однажды едва не умер в Индии.

– Капитан Ватсон, дружище! – воскликнул Холмс. – Вы раскрыли первое в своей жизни дело, вычислили убийцу, и все так быстро, даже пить чай еще не пора. А потому примите от меня сувенир, подлинник кисти самого Джори Халла. Правда, сомневаюсь, чтобы этот шедевр был подписан, но все равно надо уметь быть благодарным за то, что посылает Господь, особенно в такой дождливый день! – и с помощью перочинного ножа он принялся отдирать приклеенное к ножкам столика плотно. Действовал он умело: не прошло и минуты, как он уже сворачивал полотно в трубочку, которую затем сунул к себе в карман объемистого пальто.

– Самая грязная часть нашей работы, – заметил Лейстрейд. Однако подошел к одному из окон и после секундного колебания приподнял одну из задвижек и приотворил окно примерно на полдюйма.

– Никогда не оставляй дело неоконченным, каким бы грязным оно ни было! – с преувеличенной веселостью в голосе воскликнул Холмс. – Ну что, идем, джентльмены?

Мы подошли к двери, Лейстрейд распахнул ее. Один из констеблей осведомился, есть ли какой прогресс.

В другое время Лейстрейд наверняка бы ответил подчиненному грубостью. Но на сей раз сказал лаконично и бодро:

– Смахивает на попытку ограбления с отягчающими обстоятельствами. Я понял это сразу же, Холмс – буквально секунду спустя.

– Ужас, что делается!.. – протянул второй констебль.

– Да, – согласился с ним Лейстрейд. – Еще, слава Богу, что старик успел крикнуть. И отпугнул тем самым грабителя прежде, чем тот успел что-либо стянуть. Продолжайте охранять помещение.

Мы двинулись по коридору. Дверь в гостиную была открыта, но, проходя мимо, я нарочно опустил голову. Холмс же, разумеется, заглянул, он просто не мог поступить иначе. Так уж он был устроен. Что до меня, то я так и не увидел ни одного члена славной семейки. И ничуть не жалею об этом.

Холмс снова расчихался. Новый друг, полосатый котище, снова вился у его ног, блаженно мурлыкая.

– Пошли отсюда, – сказал он, и мы ударились в бегство.

Час спустя мы вновь оказались на Бейкер-стрит в доме под номером 221В и находились примерно в том же положении, в каком застал нас срочно примчавшийся Лейстрейд: я сидел на диване, Холмс – в кресле у окна.

– Ну-с, Ватсон, – обратился ко мне Холмс, – как вы полагаете, будете сегодня спать, а?

– Как убитый, – ответил я. – А вы?

– Наверное, тоже, – сказал он. – Рад, что удалось унести ноги от этих чертовых кошек.

– Ну а как вы думаете, будет спать Лейстрейд?

Холмс покосился на меня и улыбнулся.

– Думаю, что сегодня скверно. А может, целую неделю промучается без сна. А потом… ничего, придет в себя. Наряду с прочими талантами, Лейстрейд наделен уникальной способностью забывать неприятные моменты в своей жизни.

Я не выдержал и рассмеялся.

– Вы только поглядите, Ватсон! – сказал Холмс. – Вот это зрелище! – Я встал и подошел к окну, уверенный, что увижу сейчас Лейстрейда, подъехавшего в наемном экипаже. Но вместо этого увидел пробившееся сквозь облака солнце, весь Лондон купался теперь в его ярком золотистом свете.

– Все-таки вышло, в конце концов, – заметил Холмс. – Замечательно, Ватсон! Заставляет снова почувствовать вкус к жизни! – и он взял скрипку, и начал играть, и лицо его было освещено солнцем.

Я посмотрел на барометр и увидел, что стрелка падает. И стал так громко хохотать, что не выдержал и повалился на диван. И когда Холмс – не без раздражения в голосе – спросил, в чем, собственно, дело, я лишь молча покачал головой. Честно говоря, я не был уверен, что он поймет. Просто голова у него устроена по-другому.