Текст книги "Границы из песка"

XXV

В Танжере вечер.

Воздух так насыщен влагой, что, кажется, в нем висит каменная пыль. Все в дымке. Плотные облака спускаются до самой земли.

Эльса Кинтана идет впереди, с сумочкой на боку, глядя под ноги на неровную дорогу – остатки старого мола, построенного еще португальцами. Гарсес и Керригэн молча следуют в нескольких шагах от нее. Направляясь к последней гавани, они проходят мимо оранжевых опор подъемных кранов и полуразрушенных судов, чьи ржавые корпуса тонут в тумане. Запах ржавчины смешивается с застарелыми запахами зерна, чая, цитрусовых, масла, которые некогда перевозили в их трюмах… Чуть дальше вздымается город, и маленькие фонари колышутся среди домов, как свечки у алтаря. Через несколько минут у северного волнореза показывается нос какого-то судна. Arrow с трудом маневрирует в узком проливе между девятой гаванью и маленькой серой пристанью. А Гарсес тем временем прощается с Эльсой Кинтаной. Собственно, он просто смотрит на нее, теребя мочку уха, зачем-то засовывает руки в карманы, причем сквозь ткань проступают сжатые кулаки, потом чуть наклоняется вперед, на пару секунд застывает, словно сомневаясь, и наконец заключает ее в объятия, в которых выражается все то, что могло бы произойти, но так и не произошло. Корреспондент London Times с неожиданной для себя досадой отмечает, как они тянутся друг к другу, как одновременно вспыхивают и освещают их лица улыбки, и чувствует себя ненужным, будто убранным из кадра или со сцены, которую ему остается покинуть и раствориться в забвении. А еще ему кажется, что подобное уже случалось с ним раньше, при других обстоятельствах, только на сей раз он ощущает себя гораздо более усталым. В конце концов, они оба молоды, думает он, у них одинаковые устремления, и они вполне могли бы основать целую династию богов, а моя ревность тем более нелепа и унизительна, что я не имею права выразить ее иначе, чем еще большим цинизмом и презрением к собственной персоне. Странно, но это неумолимое, хотя и добровольное, подавление чувств приносит ему определенное удовлетворение, более того, некое моральное освобождение как вознаграждение за потерю. Спустя несколько минут, кажущихся вечностью, Гарсес поворачивается к нему и берет папку с докладами Пастеровского института, которую он должен передать правительству. В документах достаточно сведений, чтобы республиканский кабинет изыскал возможности противостояния этому опасному оружию. На краю ночи, под взглядом одной женщины, двое мужчин пожимают друг другу руки.

– Удачи, испанец, – говорит Керригэн.

Гарсес ничего не отвечает, только пристально и жестко смотрит на него, чуть приподняв подбородок, но в этом выразительном блестящем взгляде – все, что их связывает: задушевные разговоры, общие опасные дела, злость и обида, затаившиеся под покровом дружбы, внешне так и не нашедшей выражения. Три силуэта в полумраке, маленькие и незначительные, как горсть игральных костей, брошенных войной на волю случая. Наконец Гарсес отворачивается, готовый прыгнуть в рыбачью шлюпку, которая довезет его до Arrow, и уже оттуда посылает Керригэну слабую улыбку, простодушную и отсутствующую одновременно.

– Счастливого Рождества, – говорит он, покачиваясь вместе со шлюпкой.

И все. Серая вода, краны, голос, приглушенный полосой тумана… И вдруг Керригэн ощущает приятное тепло, словно от потрескивающих в костре веточек. Оказывается, два эти слова долгие месяцы жили в его памяти, будто сказанные вчера, потому что принадлежат времени, когда все только начиналось, когда еще ничего не произошло, хотя и должно было произойти. Он опускает глаза, размышляя, что иногда прошлое в виде, например, старой дружбы осмеливается бросить нам вызов, стоит так несколько секунд, разглядывая блестящие носки ботинок, потом в задумчивости поднимает голову и уже собирается ответить на рождественское пожелание, как вдруг что-то заставляет его резко повернуться к другому концу гавани. На корабельном кладбище сгущаются тени, и там, за нагромождением ящиков, скрывается наемный убийца из H amp;W с характерным бритым черепом и застывшим в ожидании взглядом, словно он явился на давно назначенное свидание. Его невозможно было бы заметить, если бы не поблескивающий в правой руке предмет с опущенным к волнорезу дулом. И тогда Керригэн осознает, что должен действовать, пока Гарсес и Эльса ничего не поняли.

– Залезай в шлюпку, – резко приказывает он Эльсе Кинтане.

– Ты сошел с ума?

– Делай, как я велю.

– Но зачем…

Дальше она не знает, что сказать. Ее блестящие глаза умоляюще смотрят на Керригэна, и он видит в них лишь сомнение и испуг – события мелькали слишком быстро, а теперь из-за его собственной недальновидности и непоследовательности, похоже, вообще подошли к концу.

– Послушай, я хочу, чтобы ты сейчас же села в шлюпку, – твердо произносит он, достает из внутреннего кармана пиджака билет, купленный для нее на Повер-лайн, крепко сжимает ее плечи и, не переставая смотреть в глаза, добавляет: – Здесь тебя ничто не держит…

Эльса Кинтана поднимает серьезное застывшее лицо, чувствуя боль за него и за себя, внезапно поняв все или по крайней мере думая, что поняла: предначертанность будущего, частые молчания, незнание происходящего, решение, которое с приезда Гарсеса висело над ними, хотя они этого и не сознавали.

– Как ты можешь такое говорить?

– Это правда, – не моргнув глазом отвечает он, и маска равнодушия искажает его лицо. Разлитая внутри пустота достигает ног, и он покачивается. Даже если бы ему захотелось поплакать в юбку какой-нибудь женщине, он никогда не смог бы этого сделать, равно как и пройти сквозь стену, а потому он просто стискивает зубы, да так, что мышцы каменеют. Он не успевает отказаться от своего решения – какой-то отчаянный необъяснимый толчок выводит его из оцепенения и заставляет снова действовать мозг.

– Садись же, черт возьми, – повторяет он, теряя терпение и подталкивая ее к лесенке, чтобы не дать возможности возразить.

– Пожалуйста, Филип… – все-таки не сдается она. Тихий, низкий, хрипловатый голос, превращенный темнотой в далекое эхо. Вслед за голосом – скрип заплесневелых, теряющихся в воде ступенек.

– Отдать концы! – кричит он, приставив ладони ко рту, в направлении суденышка, пока еще неподвижно стоящего носом по ветру.

Керригэн мысленно измеряет расстояние до противника и чувствует, как учащается пульс, когда вытаскивает из кармана пиджака «астру». Он опять смотрит на шлюпку и отмечает, что она уже там, Гарсес поддерживает ее, видит призрачно-бледное лицо, освещенное снизу фонарем, – пятнышко света, покачиваемое морем. Маяки в тумане, бакены, огоньки… Суденышко время от времени исчезает из поля зрения, как прыгающий на волнах буй. Тип с бычьими глазами уже менее чем в двадцати метрах. Корреспонденту London Times нужно всего тридцать секунд, чтобы укрыться. Звук первого выстрела доносится мгновение спустя после удара чуть ниже плеча, который заставляет его сделать какой-то немыслимый пируэт на носках, однако он видит, что тип собирается стрелять по шлюпке, даже спрыгивает для этого с бака на носу одного из пущенных в расход паромов. После второго выстрела до Керригэна доносится резкий характерный запах, и он инстинктивно ощущает, что у него осталась одна карта, которую нужно разыгрывать без промедления. Молниеносно он скатывается вниз, на камни; держась за пристань руками, чтобы не унесло водой, с трудом вытаскивая из песка и тины ноги, добредает до крана, взбирается на платформу, в поисках точки опоры прислоняется спиной к металлу и обеими руками хватается за пистолет. Во всем теле слабость, перед глазами – мутная пелена. Отверстие, через которое вошла пуля, – кровоточащая рваная рана, и кажется, через нее в сердце впивается колючая проволока. Свинцовая тяжесть вдавливает в темноту. Собрав последние силы, он кладет палец на спусковой крючок и, прищурившись, стреляет – раз, другой. Вдруг все начинает кружиться, и ему кажется, он слышит с лодки голос Гарсеса, но не может разобрать ни слова. Тогда он поворачивается в ту сторону, куда стрелял, и в кровавом свете фонаря видит того типа повисшим на бортике парома, голова и руки болтаются над водой, какое-то время он еще балансирует на ржавых перилах, но вот передняя часть туловища перевешивает, и он глухо шлепается вниз. Шлюпка тем временем добралась до Arrow. Гарсес и Эльса Кинтана поднимаются по веревочной лестнице, сброшенной с носа. В густом тумане их фигуры едва различимы.

А вдали, у пирса гниет остов какого-то старого судна. Филип Керригэн все еще на ногах. Слева от него плавно снижается какая-то белая птица. Море мягко колышет маслянисто-синие и свинцово-фиолетовые пятна нефти, поблескивающие на воде. Расстояние смягчает чьи-то пронзительные голоса. Корреспондент London Times неподвижно стоит лицом к огромному полукругу бухты. Он один, и душа его парит где-то далеко, не связанная ни с этим континентом, ни с любым другим местом на нашей старой земле. То, что он испытывает, не имеет отношения к обычным чувствам – дружбе, любви; скорее, это инстинктивная потребность в уединении, присущая животным, которые всегда прячутся перед смертью. Он медленно, спокойно дышит, не ощущая ни грусти, ни облегчения. Мысли не угнетают его. Он опирается о какой-то столб возле подъемного крана, зажимая рукой рану на груди. Короткий сиплый гудок невидимого судна прорезает тишину. И последнее, что он видит, прежде чем колени его подгибаются и он сползает на землю, в черный смоляной овал, – белое пятно чайки в вышине.

А тем временем Arrow, освещенный от носа до кормы, набирая ход, скользит меж красных и зеленых огней к открытому морю.

В конце июля 1936 года немецкий корабль Usaramo вышел из Гамбурга с грузом в количестве семисот семидесяти трех единиц: десять «Юнкерс-52», шесть «Хейнкель-51», зенитные пулеметы, бомбы, боеприпасы и все необходимое для самолетов, которые должны доставить войска Франко через пролив в Севилью и Херес-де-ла-Фронтеру. Одновременно из Сер-деньи были посланы двенадцать истребителей «Фиат С.Р.-32» и несколько бомбардировщиков «Савойя-Марчетти» итальянских военно-воздушных сил. Одна известная немецкая компания, обосновавшаяся на севере Африки, должна была под непосредственным контролем Геринга обеспечить поступление заказов, выполненных производителями оружия, в Испанию. 22 июля британский кабинет министров решил пренебречь доводами законного испанского правительства и выполнил просьбу Франко о закрытии для республиканского флота портов в Гибралтаре и Танжере. Это решение Уайтхолла явилось кульминацией политики полного попустительства в отношении действий итало-германской оси на полуострове и стало самой крупной дипломатической взяткой банде военных заговорщиков.

В течение лета 1936 года группы республиканцев, живших в протекторате в Марокко, пытались из Танжера через пролив добраться до южных берегов Испании, чтобы включиться в антифашистскую борьбу. Одним это удалось, другим – нет.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Написанию романа предшествовало своего рода научное исследование, в ходе которого неоценимую помощь мне оказали следующие книги: Angel Viflas. La Alemania nazi y el 18 de julio; J. Edwards. The British Government and the Spanish Civil War; Paul Preston (составитель). La Repьblica ase-diada, особенно статьи Enrique Moradiellos. La imagen oficial britdnica de Franco durante la guerra civil и Christian Leitz. La intervencidn de la Alemania nazi en Espana y la fundacidn de la empresa Hisma/Rowak; Ladislaus E. Almаsy. Nadadores en el desierto; Wilfred Thesiger. Arenas de Arabia [51]51
  Анхель Виньяс. «Нацистская Германия и 18 июля»; Дж. Эдварде. «Британское правительство и гражданская война в Испании»; Поль Престон. «Осажденная республика»; Энрике Морадьельос. «Официальный образ Франко в Британии в период гражданской войны»; Кристиан Лейте. «Вторжение нацистской Германии в Испанию и основание компании Хисма/Ровак»; Ладислаус Е. Алмаси. «Пловцы в пустыне»; Уилфрид Тесайджер. «Пески Аравии».


[Закрыть], а также хроники путешественников XIX века Али-Бея и Шарля де Фуко. В документах экспедиций, организованных Мадридским королевским географическим обществом, чьи бюллетени хранятся в Военно-историческом архиве, я нашла дневники путешествия в Сахару, на основании которых и описывала эту огромную пустыню. Пейзажи Танжера, каким он был в 1935 году, воссозданы благодаря Большой всеобщей иллюстрированной энциклопедии, выпущенной издательством «Эспаса» в первой половине прошлого века, которую мне любезно предоставил архитектор Сесар Портела. Хотелось бы воспользоваться случаем и поддержать марокканских интеллектуалов в их стремлении спасти от разрушения театр «Сервантес» в Танжере, основанный в 1913 году испанцем Мануэлем Пеньей. Этот театр, в котором происходит действие одной из глав романа, сыграл огромную роль в развитии искусства и культуры, поскольку в период между двумя мировыми войнами здесь выступали лучшие арабские, испанские и другие европейские труппы, и будет очень жаль, если разного рода махинации и бездеятельность приведут к разрушению театрального здания.

Я воспринимаю литературу как наследство, поскольку в ней есть то, что нужно чтить, есть всякие влияния, пародии, тайные споры… Каждый выбирает для себя собственную литературную традицию, как выбирают прошлое. Кроме того, Борхес говорил, что гораздо благороднее гордиться прочитанными страницами, чем написанными. В связи с этим хочу сказать, что в основе Границ из песка лежат несколько романов и кинофильмов, которые произвели на меня огромное впечатление. Прежде всего хочу назвать следующие произведения: Майкл Ондатжи Английский пациент; Грэм Грин Тихий американец; Paul Bowles. El cielo protector; Arturo Barea. La forja de un rebelde, a также их экранизации, ленты Касабланка, Лоуренс Аравийский, Beau Geste [52]52
  Поль Боулс. «Небо-покровитель»; Артуро Бареа. «Как ковали одного мятежника»; «Славный подвиг».


[Закрыть] и все фильмы, посвященные знаменитым путешествиям. В определенном возрасте мечты становятся реальностью и наоборот именно благодаря очарованию странствий, и мне кажется, этим романом я хотя бы частично заплатила дань мифам и легендам.

Хотелось бы поблагодарить за бескорыстную помощь моего отца, Хосе Фортеса, который помог мне вести «раскопки» в фондах африканского отдела Военно-исторического архива, рассказал об атмосфере, царившей в армии в последние годы правления республиканцев, и научил играть в покер; опять же отца, а также Мара Вильяверде, Эмилио Гарридо и Мигеля А.Вильену, которые пользуются сомнительной привилегией первыми читать мои рукописи, но чьи замечания я всегда принимаю во внимание, и этот роман не стал исключением; Мара, кроме того, – за информационную помощь и за сон наяву в виде графства Йорк; Мигеля, Эдуардо и Алисию – за путешествие в Атлас и пустыню весной 1999 года; Маурисио Электората – за наш эпистолярный период и поэму Т.С. Элиота; Анну Солер-Понт, подругу и литературного агента, – за песочного цвета розу из деревни Тимимоун в алжирской Сахаре, которая в минуты уныния служила мне талисманом и символом надежды; и наконец, особая благодарность – Басилио Валтасару, который стоял у истоков этого проекта, вдохновлял и всячески помогал осуществить его, следуя традициям пусть немногочисленного, но героического поколения издателей.

Напоследок хочу признаться: несмотря на попытки с наибольшей точностью воссоздать главное место действия романа – Танжер 1935 года, его описание не совсем соответствует действительности, и хотя отдельные персонажи, например, корреспондент London Times, смутно напоминают реальных людей, а отдельные районы, например, впадина Ийиль, существуют и в 30-е годы на самом деле исследовались, тем не менее рассказанная здесь история – сплошная выдумка.